1,2,3, много, очень много
(Как нас научили считать Блю и Вью)
Предлагаю вашему вниманию доисторическую кроманьонскую легенду о том, как племя наших далёких предков научилось считать голоса. Эту легенду мне рассказал археолог, который в свою очередь прочел её на стенке откопанной им пещеры. Это была клинопись, но археолог разгадал тайну доисторической письменности, поэтому мы узнали, что случилось 20 тысяч лет назад.
Меня зовут Пью. Мама меня назвала простым пещерным именем “Петя”. Но те два человека, которых я уважаю и даже преклоняюсь перед их могучим умом, поменяли свои простые пещерные имена.
Один из них был Борей, стал “Блю”. Это на нашем кроманьонском языке означает цвет неба над головой в солнечный день.
А другой, его верный и соратник и помощник, был просто по-пещерному, Васей, но стал “Вью”. Что опять же на нашем кроманьонском означает “Взгляд”.
Они оба – наши шаманы. Умеют предсказывать будущее, но главное, они умеют писать и считать. Вот я у них и научился писать и считать.
Письменность изобрели совсем недавно, ее изобрели родители наших шаманов, которые тоже были шаманами. Папа Блю тоже поменял имя.
Он ходил в шкуре песца и требовал себя звать сразу двойным именем “Полный Писец”.
Некоторые забывали об этом требовании и называли его по старинке “Емелей”. Так его назвала его пещерная мама, т.е. бабушка Блю.
Как только маленький Емеля научился разговаривать, он сразу же начал молотить языком и молотил им беспрерывно, не считая времени сна. И взрослые часто ему в шутку предлагали “Мели Емеля”.
Он почему-то на них обижался и невзлюбил своё имя. Но на бар мицву (что на нашем кроманьонском означает 13-летие) ему подарили шкуру роскошного песца.
Он замотался в эту шкуру, нашел лужу, в которой в безветренную погоду вполне можно было увидеть своё отражение и восхищенно воскликнул: “Полный Писец!”.
Что интересно, шамана-папу продолжали в основном звать Емелей, но зато его восклицание прижилось. И как только люди нашего племени видели что-то экстраординарное, они восхищенно восклицали: “Полный писец!”
Вью и Блю не очень любили, когда их называют шаманами. Они требовали, чтобы их звали интелями, что на нашем кроманьонском языке означает “умными”.
Так что именно так я их и называю из-за уважения и преклонения перед их умом. Случается, я привожу в нашу пещеру девочек из соседней пещеры, от которой до нашей день пути. Понятно, что им приходится у нас заночевать, чтобы не идти ночью обратно, чем я, если честно, пользуюсь. Я подвожу девушек к углу, где обитают Вью и Блю, и с гордостью говорю: “А это наша интеллигенция!”
Шаманам это моё слово, которое я сам придумал от “интеля”, понравилось, они теперь сами себя так зовут. Кроме таких же кроманьонцев в соседних пещерах, они тоже принадлежат к нашему племени, в джунглях еще живут другие их прямоходящие обитатели, неандертальцы.
Т.к. их внешность, покатый лоб и другие черты лица очень напоминают других обитателей джунглей, которые вообще не умеют разговаривать, но зато ловко прыгают по деревьям, помогая себе длинным хвостом, мы их зовем просто “манки”, как и тех, с хвостами, которые прыгают по деревьям. Но наша интеллигенция постоянно проповедует что неандертальцы – тоже разумные существа, ведь они то разговаривать умеют и понимают иногда что им говорят.
Вот почему у них тоже есть все первобытные права. Кроме того, интели собирают мухоморы и варят из них настой. Сами они этот настой не пьют, но дают неандертальцам.
Те от него балдеют, им немедленно начинают сниться обильные банановые рощи, теплынь кругом и податливые самки. Вот почему неандертальцы ради настойки мухомора, готовы на все и слушаются интелей как собаки, которых мы приучили довольно давно.
Интели этим пользуются и сами ничего не делают, они для любой работы приводят из соседних джунглей неандертальцев, дают им настойку, те – балдеют и просят еще. После этого интели направляют их на смертельно опасную охоту на мамонта. Прежде чем свалить мамонта, любители настойки из мухоморов гибнут десятками, но выжившие наконец мамонта добивают и приносят гору мяса интелям.
Наш вождь, почему-то не последовал примеру интелей и не захотел переделать своё имя на Кью, он остался Колей.
Коля – человек очень полезный нашему племени, он – здоровый физически, он хороший организатор, он заботится не только о сегодняшнем дне, но и о будущем нашего племени.
И поэтому он на ножах с интелями. Дело в том, что много сильных мужчин нашего племени постепенно утратили свою силу, ловкость и даже знания. Уже далеко не все умеют изготовить качественный кремниевый нож. И на мамонта они сами не ходят: то ли боятся, то ли им лень. А может, и то и другое?
Они узнали у интелей рецепт настойки мухомора, кроме того интели показали им места, где растет мухомор.
В результате, они уже сами только варят настойку и за настойку заставляют и работать на себя, и охотиться – манки, ой, я оговорился, не манки, а неандертальцев-разумных, так рекомендуют их называть интели.
Интели еще придумали, что те, кто сами уже ничего делать не хотят, стали “средним классом”. Что это такое я сам толком не понимаю, а интели объясняют как-то невнятно. Но при этом, интели настаивают на том, что “средний класс” – это уже более высокая социальная ступень в племенной иерархии. Я не все слова понимаю, но звучит убедительно.
Так вот, наш вождь считает, что этот самый “средний класс”, т.е. те кроманьонцы, которые нифига не хотят делать и только варят настойку, это путь в тупик для племени.
Во-первых, мужчины утратят храбрость и ловкость. Во-вторых, они утратят то, что интели называют технологиями. Т.е. они даже не будут знать, как изготовить качественный кремниевый нож, далеко стреляющий лук и далеко летящее компьё с острым кремниевым наконечником.
Племя в результате деградирует и настоящими хозяевами нашей пещеры и наших женщин станут манки, т.е. неадертальцы. Во-первых, они почему-то от настойки никогда не умирают, только балдеют. Во-вторых, часть из них вообще настойку не пьёт. Эта часть старается выведать у интелей и среднего класса, как эту настойку варить и где растут мухоморы, но пока не выведала.
Скорее всего, они хотят сами поить своих соплеменников и заставлять их работать на себя.
Интелям кстати, это не нравится, стремление неадертальцев узнать тайны настойки. Они называют это по-научному “промышленным шпионажем”, но что это значит я толком не понял.
Зато понял, почему интелям это не нравится. Если все неандертальцы смогут без них обойтись, то кто тогда пойдет на мамонта охотиться?
Неандертальцам очень нравятся наши женщины. Они своих самок терпеть не могут, их самки действительно уродливее их самих, а наши – красавицы. Поэтому они пару раз нападали на наших женщин, которые гуляли с детьми недалеко от пещеры и пытались их изнасиловать. Но мужчины услышав крик о помощи, те мужчины, которые еще не разучились держать в руках кремниевый нож и копьё с кремниевым наконечником, выскакивали из пещеры, настигали насильников и убивали их за гнусные попытки.
Но оба интеля возмутились. Они начали устраивать громкие разборки на племенных собраниях, называя тех, кто убил насильников – расистами.
Т.к. все разумные расы равны, и неандертальцы имеют такие же права на наших женщин, как и мы. Неандертальцы, из тех, кто немного понимал кроманьонский, про это прознали и полностью поддержали интелей.
Они даже вышли из джунглей и скандировали на безопасном расстоянии, куда не долетит меткая стрела:
– Бабы ваши станут наши!
Меня, честно говоря, удивила позиция интелей, впрочем я знаю, что оба интеля женщинами не интересуются, у них, как они говорят, альтернативный взгляд на сексуальные отношения и они склонны к подобным отношениям только с мужчинами, но я не хотел прослыть расистом и гомофобом в глазах интелей и поддержал их. Правда, у меня женщины нет, я еще молодой и у меня нет даже своего угла в пещере, я в основном ночую возле интелей, на подстилке из старых мамонтовых шкур. Когда у меня будет свой угол, тогда я, конечно, смогу в него привести женщину, а пока я иногда подумываю, что не так уж неправы манки, тьфу, снова путаюсь, не так уж неправы неадертальцы, женщины должны быть общими, а не принадлежать только тому, кто имеет собственный угол в пещере.
Очень сильным подспорьем интелей является стенная живопись. У их угла есть две сходящиеся, как и полагается, в углу, стенки.
И Блю и Вью почти каждый день вытирают предыдущие новости, а также серьезные аналитические обзоры и наносят новые. Так как там все время появляются свежие почти живые тексты, эти две стены и назвали живописью. Т.к. у мужчин среднего класса после того, как они наловчились приспосабливать манки для работы и охоты, появилось много свободного времени, они научились читать и каждый день бегают и к той и другой стене, читая стенную живопись. Некоторые умеют не только читать, но и писать. Они на свободных кусках стены пишут свои комментарии. Интели стирают все комментарии, где их ругают, но оставляют те, авторы которых их поддерживают. По-моему, правильно делают. Мужчин интели научили читать и писать не для того, чтобы те их в ответ на такое благодеяние их ругали.
Кстати, Коля называет настенную живопись “факнус”, что на нашем кроманьонском языке значит, “говно свежее”.
Интели в ответ подчеркивают эпитет “свежее” и гордятся оперативностью своей настенной живописи.
Дальше события в нашем племени разворачивались совсем не так, как мы жили до этого.
Блю и Вью каждый день писали свои факнус, едва успевая стирать старые и захватывая при помощи бездельников из “среднего класса” соседние участки стен.
Ну и конечно, они вовсю призывали своих сторонников к решительным действиям. Их сторонники потребовали установления немедленной пещерократии: мол, вождя надо избирать всем, включая женщин, сопливых подростков, а главное, неандертальцев, которые бродили по соседним джунглям.
Дальше события разворачивались так:
Наши соседи очень любили жевать листья коки, хоть от них они балдели не так сильно, как от настойки мухомора, но некоторый кайф всё-таки ловили.
И вдруг, случилось вот что. Один из неадертальцев был под сильным кайфом и полез к нашей женщине в пещеру, ему женской ласки захотелось наяву на не в глюках.
Ну мужики, те, которые не из “среднего класса”, чуть намяли ему бока. Слегка, чтобы только запомнил. А он возьми, да и помри. Мужики ничего не поняли, не мог он помереть от нескольких тумаков. Но я догадался, что помер он не от них, а от коки. У него были характерные признаки овердозы и вид типичного кокаиниста. Зато Блю и Вью как с цепи сорвались. Они немедленно перетерли вопрос с потребителями их настойки и торжественно провозгласили, что эти потребители, т.е. неандертальцы организовали новое движение NLM. Название это – сокращение от трех кроманьонских слов: Neanderthal Lives Matter.
Потом эти NLM ворвались в несколько обменных пещер, где шел бартер всем, что нужно в нашей кроманьонской жизни, хорошо выделанные мамонтовые шкуры, столовые приборы из бивней мамонта, хорошие кремнивые ножи и наконечники, и т.д. и т.п. В пещерах этих они все, что не успели украсть, побили и поломали. Обменщиков, которые там трудились на благо всего племени, убили.
Мужики схватили копья и дубины и хотели пойти с ними разбираться, но Вью, Блю и бездельники из “среднего класса”, начали вопить, что они – расисты. Детишки этих мужиков, которые набрались уму-разуму от факнус, тоже начали орать, что их отцы – расисты. Короче, мужики остались дома и никакого отпора неандертальцам не дали. Те после этого вконец обнаглели и прямо среди бела дня, начали утаскивать наших женщин в джунгли и довольно сопеть над ними в кустах. Женщины возвращались из джунглей в задумчивости и некоторым даже нравилось, что их утащили. Среди них пошли разговоры, что у манки мужской силы поболее.
И они имели в виду не ту мужскую силу, которая позволяет нашим мужчинам одолевать мамонта на охоте, а ту, которая нужна, чтобы кувыркаться на мамонтовой шкуре по ночам.
Правда, это большинство было чисто мужским, потому что право голоса на племенных собраниях было только у взрослых мужчин. Некоторые женщины организовали свое движение с требованием предоставить и им и неандертальцам из джунглей право голоса. Особенно усердствовали те, которые были довольны, что их утаскивали.
Но раньше мы голосовали на собраниях следующим образом, те, кто был за одно решение отходили в один конец нашей главной пещеры, а те, кто за другое – в другой. И там, где толпа была явно больше, те и побеждали. Никто их не считал, на глазок прикидывали. Да и считать толком большинство кроманьонцев, несмотря на их высокую цивилизацию, ещё не умело. Счётом и письменностью у нас занимались шаманы, т.е. интеллигенция.
Но Блю и Вью объявили, что в пещерократию входит как основное право человека тайное голосование. Для того, чтобы вождь Коля и те, кто его поддерживает не знали, кто голосовал за него, а кто – против.
Под визг женщин, сторонниц права голоса для них и крики бездельников из “среднего класса” этот новый порядок был принят. Решили, что будут голосовать тайно, кидая в корзину свой камешек.
Оппозиционным кандидатом вождю Коле стал Блю. За него полагалось бросать черные камешки. А за вождя Колю – белые. Впрочем, сторонников нашего славного вождя было побольше и на его предвыборные митинги приходило почти все племя. На предвыборные митинги Блю приходило полтора человека, пара женщин-борцунь и пара бездельников из “среднего класса”. Блю был недоволен и требовал от своих сторонников большей активности.
Тогда “среднеклассовики” стали отлавливать своих клиентов, давать им стопку-другую мухоморной настойки в обмен на посещение предвыборных митингов Блю. Впрочем, манки, показали как раз свою разумность в этом вопросе.
От стопки настойки они не отказывались, но потом никуда не ходили, а валялись под кустиком во время балдежа. Женщины-активистки бегали за ними в джунгли, чтобы пристыдить их и заставить пойти на митинг, но почему-то там тоже задерживались и возвращались одни, когда митинг уже заканчивался.
Настал день голосования. Большинство племени было уверено в победе славного Коли, учитывая малолюдные сборища Блю и собственный энтузиазм на митингах Коли.
Результаты голосования поручили подсчитать мне. Блю и Вью представили меня как очень талантливого молодого человека, который умеет и считать и писать и читать. Особого выбора у племени не было, делать сразу три этих дела умели только сами Блю и Вью, ну и ваш покорный слуга. Но, честно говоря, между нами, кроманьонцами, я умел считать только до трех. Один, два, три, после этого шла цифра “много”. Поэтому, как дальше считать я не знал и надеялся на своих учителей. Когда голосование было закончено, я забрал обе корзины как с белыми камешками, так и с черным, в отдельную пещеру. Туда же пришли мне помогать и Блю и Вью.
Корзину с белыми камешками я еле дотащил, она была полна. А вот корзина с черными, за Блю, явно была полегче. Но это все надо было проверить точным подсчетом. Я приступил, решив получить консультацию у двух интелей в процессе подсчета. Итак, начали.
Один, два, три, много и…
Тут я красноречиво посмотрел на интелей:
– Что дальше?
Оказывается, ничего сложного. Счет нужно продолжать так: полoжить дополнительную крупную каменюку к этой же кучке, камень которых значит “Очень много”.
Но при этом правила счета таковы: камень “очень много” должен быть цвета противоположного предыдущим камням, чтобы число “Очень много” сильно отличалось от предыдущих камешков.
И дело пошло. В результате, образовалось довольно много увесистых камней черного цвета. Тогда Блю и Вью пригласили наблюдателей и показали им результат. Белых камней “Очень много” было как раз очень мало.
Блю победил, а я научился считать голоса.
Теперь у нас победила пещерократия, надеюсь, что настали счастливые времена.
Дальше археолог объяснил мне, что судя по большому число человеческих костей с примерно одним возрастом этих костей, тонкий анализ на атомном уровне установил, что разница в возрасте самих костей, может быть не годами, не десятилетиями, а не более чем днями, обитатели этих пещер погибли одномоментно. Кто-то их всех убил. Так погибло это племя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий