Думаю так: если попадешь в рай - увидишь там людей дорогих и любимых. Попадешь в ад - подлых и глупых. Вот и вся разница.
У
Булата Окуджавы предсмертное:
Я
не прощенья прошу у людей:
Что
их прощенье? Вспыхнет и сгинет.
Так и качаюсь на самом краю
И на
свечу несгоревшую дую….
Скоро
увижу я маму свою,
Стройную,
гордую и молодую.
Мне
подобное не грозит. Не помню мою маму молодой, стройной и гордой. Родила она
меня в 42 года. Помню только в одном
качестве – доброй. С такой, возможно, и встречусь.
Всегда полезно снять налет излишнего пафоса. В
блокаде, умирая от голода точно так же, как моя мама, Ольга Фрейденберг писала:
«Русский человек, в моих глазах, был резиновым. Мог погибнуть в известных
условиях европеец. Но русский, да еще советский человек обладал неизмеримой
емкостью и мог растягиваться, как подтяжка, сколько угодно, в любую сторону.
Его безразличие к жизни и смерти было огромным оружием. Он мог умирать и
воскресать – да, сколько угодно. Сюда прибавлялась обескровленность и измотанность последних десятилетий».
Вот
он – один из секретов победы над Гитлером. Нельзя одолеть солдата, которому все
равно жить или умирать. Арабские страны долгие годы мучили, уничтожали, унижали
беженцев – своих братьев - арабов Палестины. В итоге вывели особую породу
несчастных, полных равнодушия к жизни и смерти. Как воевать с народом добровольных
самоубийц?
Еще
одного очень близкого человека моего детства тоже не помню молодой. В 1931 году
Марии удалось вырваться из умирающей деревни на Украине. Она добралась до
Питера, но на Варшавском вокзале силы ее покинули. Мария лежала на грязном,
заплеванном полу и умирала. Не знаю, почему мой дядя Моисей именно ее принес на
руках в квартиру №6 дома №3 по Кирочной улице, где жила семья моей мамы. Была
ли Мария няней или домработницей? Нет, была она родным человеком. И подняла Мария всех детей нашего семейства.
Перед войной и блокадой уехала посетить родню в деревне, потому и жива
осталась, а после войны вернулась к моей маме. Она ее очень любила. Мария в Бога верила истово, причем и в своего
– православного, и в еврейского. Мои родители боялись ходить в синагогу за
мацой. Мария ходила, но и на каждую пасху красила яйца и пекла куличи. Грамоты
она не знала и говорила только на украинском языке. И я этот язык в детстве
знал лучше русского. В церковь нашу, Преображенского полка, меня Мария водила, давала
копеечку, учила нищим подавать, но молиться не заставляла, не крестила, никак
не склоняла в христианскую веру. Бог ей дал легкую смерть. Заснула Мария, спала
две недели и перестала дышать – вот и все. Лет ей было далеко за девяносто. Она
и сама не знала, в каком году родилась.
Совсем
недавно понял, откуда во мне всегда была тяга к простым, деревенским людям.
Может, и жизнь моя из-за этого сложилась так, а не иначе. Мария, Мария во всем
виновата. Опыт детства на всю жизнь. Только потом была череда разочарований и
случайных удач. Моя няня была редчайшей разновидностью рода людского: святым
человеком.