Национальные особенности русской свадьбы
Взгляд испанского корреспондента газеты "El Mundo"…
Я не боюсь своей собственной свадьбы (с достаточным количеством водки в организме я могу представить себя перед алтарем или верхом на красивейшем экземпляре сибирского тигра, все равно). С тех пор, как я живу в Москве, чего я действительно боюсь, так это чужих свадеб. А из всех чужих – прежде всего русских. Я быстро и с радостью собираюсь на свадьбу к своему другу Альберто в Паленсию (Palencia), но когда нужно отправляться на бракосочетание к товарищу Борису, то я несколько раз подумаю, прежде чем согласиться.
Почему? Да потому, что главными действующими лицами на русской свадьбе отнюдь не являются жених с невестой. Главными лицами на свадьбе выступают приглашенные, которые выдвигаются на первый план по воле тамады, некоего персонажа свадебно-праздничного русского фольклора, который вызывает во мне гораздо больший ужас, чем рукопашная схватка с Терминатором. Тамада можно условно перевести как ведущий празднества.
На русской свадьбе могут отсутствовать родители невесты, теща, младший брат, муж сестры, бывшая девушка двоюродного брата Василия или я (который всегда пытается этого избежать), но только не тамада. Это некая смесь дворового острослова и электронной ударной установки (по скорости, ритму и надоедливости, с которыми он докучает участникам застолья).
Тамады беспощадны по своей сути. В течение шести-семи часов (а время на русских свадьбах течет очень медленно, в отличие от подобных мероприятиях, проходящих в других широтах) он вовлекает гостей в какой-то безумную вереницу игр, конкурсов и танцев ради развлечение новобрачных. Какие-либо паузы для того, чтобы дать отдохнуть приглашенным, в его программе не предусмотрены.
С наступлением хорошей погоды количество свадеб в России возрастает, и нетрудно увидеть в эти дни на Красной Площади парочки новобрачных, фотографирующихся у подножия разноцветного Храма Василия Блаженного, похожего на огромное кондитерское изделие. Самодовольные, они стоят перед ним подобно двум фигуркам со свадебного торта, как будто сорвавшимся с главного купола. Их лица выражают удовольствие. Некоторые ждут свадьбы как майского дождя. И все же я боюсь их больше метеоритного дождя. Я русскую свадьбу предпочитаю наблюдать издалека.
Хотя многие русские стараются сыграть свадьбу в июне или вообще в течение лета, потому что, как гласит русская пословица, «кто в мае женится, тот будет маяться», я убедился в том, что кто действительно «маются» на русских свадьбах, так это гости. Независимо от месяца и времени года.
В Испании свадебное пиршество сосредотачивается вокруг стола с яствами. Это коллективная радость, наполняющая души через пищеварительную систему. В России же еда отходит на второй план (но только не выпивка!). Часть свадебного стола состоит из легких закусок и бутербродов, фруктов и салатов, которые не охлаждаются и могут подождать. Что не может ждать, так это «измывательство» над гостями, которое идет без перерыва и в горячем виде. Как в цирках Древнего Рима, где потешались над позором других, радость жениха и невесты, похоже, находится в прямой зависимости от того нелепого положения, в которое попадаем мы, приглашенные, по воле тамады. Фактически новобрачные взирают на тебя с некоторым ожиданием, как будто от твоего выступления зависит их счастье в будущем.
Фраза «придется удалить Вам этот зуб без анестезии» равносильна в моем подсознании приглашению на русскую свадьбу. Если я совершу над собой усилие и вспомню о русских свадьбах, на которых мне довелось побывать, то вижу себя глупо прыгающим с кроличьими ушками на голове вместе с еще полдюжиной гостей в костюмах.
Я вижу себя выряженным в султана с танцующим вокруг меня десятком гостей (клянусь, что мне это не приснилось), в очках и с накладным носом, участвующим в постановке русской народной сказки, главные герои которой пытаются вытянуть огромных размеров репу, или даже соревнующимся с другими, кто быстрее нарисует портреты молодоженов…
Присутствовать в качестве гостя на русской свадьбе – это все равно, что участвовать в забеге под лозунгом «Если б знал, то не пришел», где главной наградой является его скорейшее окончание. Потому что это нельзя назвать коллективной радостью. Это принудительная радость в коллективе.
Погрузившись в круговерть игр и конкурсов, те, кто не отличается излишней решительностью, стараются выпить побольше в отчаянной попытке побыстрее отрешиться от всего происходящего (наверное, кому-то следовало бы изучить связь между алкоголизмом и тамадой).
Следует отметить, что тамады не внемлют никаким увещеваниям. Не пытайтесь договориться с тамадой о том, чтобы он оставил вас в покое (я уже говорил о том, что чувство пощады им неведомо). Достаточно сказать на ухо («не втягивай меня в свои игры, я тебя очень прошу»), и ваше имя тут же прозвучит в микрофоне, а через несколько мгновений ты уже будешь прыгать с кем-нибудь наперегонки с одетым на ноги мешком. Вот тебе и тамада!
Спрятаться от его напора невозможно. Я вспоминаю грузного гостя, который никак не хотел вставать со своего места и пролезть через обруч тамады. Он делал вид, что его это как бы и не касается. Я восхищался его решимостью и каменным спокойствием, которое мгновенно и неизвестно куда улетучилось, когда тамаде удалось напялить ему на голову парик блондинки и заставить детским голосом кого-то изображать.
Тамада выступает в роли короля и шута одновременно. Он — хозяин положения. На русской свадьбе вас вполне могут заставить отодвинуть в сторону жаркое из индейки и пойти изображать Утенка Дональда. Не поев и не выпив (особенно не поев), вы незаметно для себя из гостя превращаетесь в звезду свадебной вечеринки.
С гостями происходит то же самое, что и с героем рассказа Хулио Кортасара (Julio Cortázar) «Инструкции для Джона Хоувелла» ('Instrucciones para John Howell'), зрителя, которого заставили выскочить на сцену и исполнить роль в театральной пьесе, которую он смотрел. Не верьте лукавой улыбке тамады. Он неизбежно обманет вас, это улыбка джокера из карточной колоды, который говорит нам: «ваша карта бита».
В начале ты пытаешься воспринимать все это в положительном ключе, думая, что участие в этой веренице бессмысленных игр поможет глубже познать русскую душу, однако в итоге ты даже не можешь узнать самого себя (танцевать вприсядку в казачьих шапках может оказаться особенно вредным для самооценки). Однако не стоит слишком уж жаловаться, потому что раньше, как рассказывают, свадебные гуляния длились три дня…
Если вы относитесь к категории тех людей, которые на вечеринках сидят одни-одинешеньки в углу, то на русской свадьбе вы будете себя чувствовать загнанным в угол. Выхода нет. Его никогда нет. Ускользнуть от всевидящего ока тамады – столь же трудно, как обмануть злого волшебника.
На знаменитой картине «Боярский свадебный пир в XVII веке», принадлежащей перу Константина Маковского и, пожалуй, самым знаменитым произведением русской живописи, посвященным свадебной тематике, виден этот всплеск коллективной радости, столь свойственный русским свадьбам. Хотя, если присмотреться внимательнее, направив свой взгляд вслед за гусем, который на подносе парит над столом, то я бы сказал, что боярам больше нравилось полюбоваться молодым женским лицом, чем вкушать яства с праздничного стола.
Другим элементом, который продлевает мытарства иностранного гостя, попавшего на русскую свадьбу, являются тосты. Это нечто обязательное, они растягиваются во времени и пространстве и требуют неимоверного терпения. Продолжительностью тостов измеряется значимость свадеб в России.
Я был свидетелем тостов, которые произносились в течение более десяти минут. Это уже были даже не тосты, а свадебные речи. Неважно, что после предыдущего тоста вам уже нечего сказать или водка затуманила ваш рассудок: все ждут вашего выступления. А если иностранец заявит, что не говорит по-русски, то его заставят выступить на своем родно языке (мистическая связь между водкой и знанием нескольких языков еще ждет своих исследователей).
Когда гости, стараясь перекричать друг друга, начинают восклицать «Горько! Горько! Горько!», это значит, что молодые должны поцеловаться. Никто так и не смог объяснить мне причинно-следственную связь между заклинаниями «Горько!» и поцелуями, но поскольку тамада на несколько секунд вынужден остановить свой адскую машину развлечений, чтобы дать свершиться «Горько!», для меня наступает такой же счастливый миг, как и для молодых. Я использую эту паузу, чтобы перевести дух, взять бутерброд с семгой и пропустить несколько рюмок в надежде хоть как-то отключиться от происходящего.
Иногда я думаю, что тамада выполняет некую скрытую социальную функцию, которая заключается в том, чтобы развеять в человеке страх перед своей собственной свадьбой: минут через двадцать экзекуции он захочет оказаться на месте жениха, уверяю вас.
На кавказской свадьбе, описание которой давалось в одном служебном сообщении, опубликованном на сайте Wikileaks (когда президент Чечни Рамзан Кадыров танцевал с позолоченным пистолетом на поясе и подарил новобрачным слиток золота весом 5 килограммов), ничто не удивляет. Любые выходки в духе Гаргантюа и Пантагрюэля являются их неотъемлемой частью. Но это восточные дела.
Тем не менее, должен признать, что когда я впервые попал на свадьбу в Москве, меня несколько озадачил разгул, царивший в зале. Подобного театра безумия я увидеть не ожидал. Привычный образ «холодного и сдержанного» русского расплывается на свадьбах подобно мороженому, которое подают на десерт. Особенно, когда гости танцуют вокруг стола, изображая паровозик и периодически выкидывая ноги в стороны…
В какой момент истории возник тамада? Кому это вообще пришло в голову? Это Сталин придумал?. После победы советской власти в эстетике русской свадьбы произошли коренные изменения. Большевики под дулом револьвера спустили ее с алтаря, сбросили с неё пышные наряды и лишили ореола мистицизма.
Если во время бракосочетания Константина Левина и Китти, описанного Львом Толстым в своем романе «Анна Каренина» (1878), невеста появляется одетая во все белое, с длинной вуалью и цветочным венком, а на женихе черные штаны и фрак с жилеткой, в соответствии с модой того времени, то в 30-е годы советские свадьбы потеряли всякий намек на гламур.
«У него была трехдневная щетина, он стоял в рубахе с засученными рукавами и без носков. На ней также не было чулок, а голова была непокрыта. Оба были инженерами». Так вспоминает нотариус Луис Ойос Каскон (Luis Hoyos Cascón) советскую свадьбу, на которой он был свидетелем в августе 1932 года, в своей книге «Московский меридиан» ('El Meridiano de Moscú'); с этим раритетом меня ознакомил мой приятель Фернандо Вильяльба (Fernando Villalba), работающий советником по вопросам печати в посольстве Испании в Москве.
В этих смелых и интересных записках путешественника Ойос Каскон вспоминает, что жених и невеста «предъявили свои профсоюзные билеты сотруднице, которая зарегистрировала их брак без какой-либо торжественности», а через минуту вся церемония уже была завершена и они покинули зал бракосочетаний. С точки зрения марксизма-ленинизма, обоюдный выбор людей является действием слишком частного характера, несовместимым с идеей одной большой массы и преданностью партии.
Серп большевиков покончил с великолепием. Начиная с 1917 года, Советская Россия отказалась от утонченной эстетики аристократов, и свадьба превратилась в обыденную процедуру, как, например, «когда кто-то остановился выпить аперитив, чтобы затем идти своим путем», пишет Ойос Каскон.
В отличие от грустной картины, которую нарисовал нотариус, искусство социалистического реализма пыталось изобразить «красные свадьбы» в более приглядном свете.
И все же, даже столь колоритным полотнам как «В волостном ЗАГСе» (1928) художника Александра Моравова не удается подретушировать суровую простоту тех бездушных церемоний.
Преследования, на которые обрекла большевистская революция дворянство и аристократию, коснулась также и Церкви, которую фактически сровняли с землей. Свадьбы справлялись серийно, как будто речь шла о сборочном конвейере. Это уже было не единение двух душ, а сварка или стыковка наугад двух тел (как это можно наблюдать в монументальной скульптуре «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной).
Та картина, которую рисует нам Ойос Каскон, настолько непохожа на свадьбу Левина и Китти, что трудно поверить в то, что решить идет о совершении одного и того же обряда. Спартанская атмосфера коммунистических свадеб («Само помещение оборудовано весьма просто: столик справа, у входа; еще один в глубине. За каждым из них сидит делопроизводительница.
Две скамьи, 3-4 стула, портрет Сталина, портрет Ленина, читающего «Правду», бюсты того и другого, а также Маркса, настенные часы), контрастирует с великолепием, которое было до 1917 года: «две больших люстры и большие восковые свечи, горящие перед иконами, наполняли светом позолоченную ограду, стоявшую перед иконостасом, лики на иконах, большие канделябры и серебряные подсвечники, изразцы, ковры, хоругви вверху на хорах, ступени алтаря, старинные ритуалы, сутаны и ризы священников», пишет Толстой.
В отличие от царской России, где неравные браки между молоденькими девушками и обеспеченными стариками были обыденным явлением (как можно видеть на известной картине Василия Пукирева «Неравный брак» 1862 года), в СССР в брак вступали в очень юном возрасте. Эта традиция существует и поныне.
От советских свадеб до наших дней сохранилась какая-то атмосфера фабричного конвейера, как будто речь идет о кузнечном цехе, где кольцами сковывают союзы. В здании ЗАГСа ждущие своей очереди пары толкутся в коридоре с другими парами в самый незабываемый день своей жизни.
Чтобы как-то противостоять обыденности и компенсировать утрату значимости момента, которую неизбежно несут в себе поставленные на поток бракосочетания, в зале, где раньше висели портреты Ленина, сейчас играет пианист. Конечно, ему далеко до церковных хоров царской России, но он все же в какой-то степени повышает эмоциональный тонус переживаемого события.
И в этой обстановке эстетического смешения, которое впитало в себя торжественность церковного обряда венчания и приземленность советских свадеб, на первый план выходит постмодернистская фигура тамады, мелкого языческого беса, который ни во что не верит, а лишь выискивает, кого бы из гостей принести в жертву на алтарь свадьбы, которой он руководит.
Давайте же послушаем самого тамаду. Что он думает? Каково его видение мира? Он понимает, какой вред наносит психике людей, которых втягивает в свои игрища? Он сам будет нанимать тамаду на свою свадьбу? (Предпочитаю выразить сомнение по этому поводу).
Нижегородское агентство по предоставлению услуг тамады пишет на своем сайте: «Наш художественный коллектив прекрасно знает, кто является главным действующим лицом на свадьбе, и мы понимаем, что после Вас и Ваших гостей идет тамада (скромность никогда не была отличительной чертой шутов).
Ведь именно он знает, что сделать для того, чтобы праздник получился легким, блестящим, но при этом не утратил торжественности и значимости переживаемого момента (понятия «тамада» и «торжественность» столь же несовместимы между собой, как окорок и шоколад).
И далее: «Цель тамады заключается в том, чтобы найти что-то общее, что объединит и раскрепостит гостей, внесет в душу каждого искреннюю радость за новобрачных». Звучит очень красиво, но когда отплясывают «кукарачу» в мексиканских шляпах среди незнакомых людей, то душа хочет скорее куда-то спрятаться, чем выплеснуться наружу. Потому что тамада перемалывает психику каждого гостя в мясорубке своего театра кошмаров.
Посмотрим, что пишет на своем сайте московский тамада Аркадий Коротич: «я обещаю молодоженам и гостям незабываемый праздник, который они будут помнить долгое время. Их ожидает целое море интересных конкурсов, шуток, оригинальных тостов и самых настоящих чудес. И дело в том, что я не только ведущий, но также и профессиональный иллюзионист!» (интересно, а он может сам себя заставить исчезнуть?). и заканчивает свое напыщенное обращение следующим образом: «Доверьтесь человеку, имеющему опыт в проведении свадеб.
Будьте уверены, скучать не будут ни гости, ни молодожены» (почему они никак не хотят понять, что просто отведать вкусной еды в компании хороших людей совершенно не имеет ничего общего со скукой?).
А вот другой тамада предпочитает сразу приступить к сути вопроса. Вместо того, чтобы нахваливать себя при помощи красочных эпитетов, он просто объявляет цену: от 18 000 до 30 000 рублей [то есть, от 450 до 750 евро] за свадьбу [именно такую сумму я бы с радостью им заплатил, чтобы они оставили меня в покое и дали мне возможность спокойно насладиться тарталетками с красной икрой].
«Самый главный на свадьбе – это тамада!», восклицает другой, как будто у кого-либо остались хоть какие-то сомнения. «Каждый из нас мечтает о том, чтобы Ваша свадьба была самой красивой и счастливой. А что для этого нужно? [не может быть!]. Главное – это правильно выбрать ресторан и, в не меньшей степени – тамаду».
Почему никто не скажет им в открытую, что их развелось слишком много? Если Парламент Великобритании только что запретил цирковые номера с дикими животными, так почему же Россия не может остановить нашествие представителей профессии тамады? Им предоставили слишком большие возможности (большую власть), и теперь они садятся нам на голову. А это уже намного хуже.
Даниэль Утрилья (Daniel Utrilla)
