Вчера: смотрели на всех телеканалах репортажи о том, что я сижу в лучшей колонии с идеальными условиями и едой, как в ресторане. ⠀ Сегодня: уже третий человек из моего отряда за последнее время госпитализирован с туберкулезом. В отряде 15 человек, то есть 20% численности болеет, это сильно выше эпидемиологического порога. И чего? Думаете ЧП, ревут сирены скорой помощи? Да пофигу всем, начальство беспокоит только вопрос, как скрыть статистику. Так что, как в меме: Мальчик: надевает маску, чтобы защититься от коронавируса. Мужчина: спит на соседней койке с кашляющим туберкулезником. ⠀ Такая вот у нас «идеальная, образцово-показательная колония». Любой заключенный молит Бога, чтобы сюда не попасть, а внутри антисанитария, туберкулез, отсутствие лекарств. Глядя на кошмарные тарелки, в которые накладывают баланду, я вообще удивлен, что здесь вируса Эболы нет. ⠀ Когда с туберкулезом забрали третьего, мы пошли читать стенд «профилактика заболеваний», там и об этой болезни есть. Пишут, что нужно поднимать иммунитет хорошим питанием и белковой пищей. Сначала все, понятно, посмеялись надо мной, а потом и над собой. Ведь мясо из нашей еды украли ещё в Москве. Во Владимире украли масло и овощи. А на месте, в Покрове, уже растащили по домам последние крошки. Оставив зэкам кашу, типа «клей» и перемерзшую картошку. Идите, укрепляйте иммунитет. Так что про все эти репортажи ответ простой: там нет ни одного слова правды. Ни в большом, ни в мелочах. ⠀ А корреспондентов путинских каналов я приглашаю переночевать в нашей «идеальной тюрьме» на соседней койке с кашляющем зэком. Да вот хотя бы рядом со мной. Цитирую официальные данные с сегодняшнего замера температуры: «Навальный А.А., сильный кашель, температура 38,1». ⠀ Но есть и светлая сторона: говорят же «клин клином вышибают». Если у меня тубик, то может он прогонит боль в спине и онемение ног. Хорошо бы. Укрепляйте свой иммунитет ⠀ P.S. Голодовку я продолжаю, конечно. У меня есть гарантированное законом право пригласить врача-специалиста за свой счёт. Я от него не откажусь, а тюремным врачам можно доверять ровно настолько, как государственному ТВ.
РФ зарегистрировала препарат от COVID на основе плазмы
Ростех сообщил о регистрации Минздравом нового препарата для больных с коронавирусной инфекцией, который основан на применении плазмы крови уже переболевших COVID-19 пациентов.
"Минздрав России одобрил применение специфического иммуноглобулина", – заявили в госкорпорации.
Там отметили, что данное лекарство стало "первым в мире зарегистрированным препаратом" такого типа от ковида. Также сообщается, что для создания первой партии препарата было использовано 2,5 тонны биоматериала, полученного от переболевших москвичей.
Ожидается, что препарат будут использовать для лечения больных со средней и тяжелой формами заболевания, когда завершатся вторая и третья фазы испытаний.
Унесенные ветром: в Беэр-Шеве разыскивается владелец разлетевшихся по улице десятков тысяч шекелей
5 АПРЕЛЯ 2021
17:45
На бульваре Бен-Циона Кармеля в Беэр-Шеве десятки случайных прохожих стали свидетелями неожиданного происшествия: по тротуарам и проезжей части летали разносимые ветром тысячи шекелевых купюр разного достоинства.
На место происшествия прибыли местные полицейские, которые начали расспрашивать прохожих о происхождении летающих денег. Свидетельства очевидцев немного разнятся: одни утверждают, что деньги выпали из кармана пожилого мужчины, другие видели, как купюры вылетели и разлетелись из окна проезжавшего такси.
В течение часа полицейским и случайным прохожим удалось собрать около 20 тысяч. Собранные купюры доставлены в отделение полиции.
×
Законный владелец денег пока неизвестен, полиция просит общественность помочь его найти.
Согласно основной на данный момент версии, некий гражданин снял большую сумму со своего счета в банке и случайно все потерял. Доказательств того, что неизвестный миллионер решил просто раздавать деньги прохожим на улице, не найдено. В полиции не уточняют сумму собранных купюр, чтобы избежать их передачи в чужие руки.
Режим Владимира Путина, не сумев быстро убить Алексея Навального химическим оружием «Новичок», планомерно и хладнокровно осуществляет медленное убийство российского оппозиционера в тюремных застенках.
И, вот, теперь новая напасть – у Алексея поднялась температура, начался кашель и есть подозрение, что он заразился туберкулёзом.
Во всяком случае, вот какая информация от имени Алексея Навального появилась на его странице в Instagram:
«Сегодня: уже третий человек из моего отряда за последнее время госпитализирован с туберкулезом. В отряде 15 человек, то есть 20% численности болеет, это сильно выше эпидемиологического порога.
Цитирую официальные данные с сегодняшнего замера температуры: «Навальный А.А., сильный кашель, температура 38,1». Но есть и светлая сторона: говорят же «клин клином вышибают». Если у меня тубик (туберкулез), то может он прогонит боль в спине и онемение ног. Хорошо бы. Укрепляйте свой иммунитет.
P.S. Голодовку я продолжаю, конечно. У меня есть гарантированное законом право пригласить врача-специалиста за свой счёт. Я от него не откажусь, а тюремным врачам можно доверять ровно настолько, как государственному ТВ».
Власти пытаются публично дискредитировать Навального
5 апреля, 2021 - 16:20
В пятницу, 2 апреля, сразу несколько государственных и прокремлевских СМИ выпустили репортажи о том, как оппозиционер Алексей Навальный отбывает срок в колонии во Владимирской области. Колонию навестили Мария Бутина, отбывавшая срок в тюрьме США по обвинению в работе иноагентом без лицензии, а теперь сотрудница пропагандистского телеканала RT, и исполнительный директор МИА "Россия сегодня" Кирилл Вышинский, сидевший в Украине по обвинению в госизмене.
Эта парочка журналистов сделала бесстыдный, лживый пропагандистский репортаж в духе нацистской пропаганды, о содержании Навального в ИК-2 и о чудесных условиях в самой колонии.
В сюжетах рассказывалось о том, какие хорошие условия в покровской колонии, приводился диалог Бутиной с Навальным, где Бутина спрашивала Навального, почему он не хочет убираться, а он обвинял ее во лжи и уверял, что не давал согласия на съемку. Также приводились съемки с камер видеонаблюдения из ИК-2, которые якобы доказывали, что никакой "пытки сном" Навальному не устраивают и никто не будит его каждый час, вопреки его заявлениям.
Сам Навальный и его адвокаты не говорили, что просили о встрече с Бутиной и Вышинским, а публикация кадров с камер видеонаблюдения и регистраторов из колонии вызвала вопросы. О том, насколько законна публикация таких съемок и почему обычно журналистов не пускают в колонии, рассказала глава юридического департамента "Руси сидящей" Ольга Подоплелова:
— Бывший член ОНК Москвы Зоя Светова назвала встречу Бутиной с Навальным абсолютным произволом ФСИН, ведь совершенно не факт, что Навальный давал согласие на такое свидание. Можно ли согласиться с такой оценкой?
— Да, я склонна согласиться с такой оценкой. Дело в том, что есть положение УИК, которое четко регламентирует вопросы посещений исправительных учреждений, в том числе представителями СМИ и иными лицами. И здесь очень четко нужно понимать, что такие посещения возможны исключительно по специальному разрешению администрации исправительного учреждения или вышестоящего органа, а видеосъемка и интервьюирование производятся исключительно по письменному согласию самого осужденного.
Во-первых, здесь у меня есть вопросы к тому, было или нет согласие Алексея Навального на интервьюирование, действительно ли он выразил его в письменной форме, действительно ли он дал согласие на это.
Во-вторых, хочется отметить, что вот эта норма о разрешении администрации исправительного учреждения, вообще в принципе на посещение СМИ заключенных, она имеет очень нехорошее свойство на практике и используется фактически для дискриминации независимых СМИ. В 2020 году "Новая газета" как раз судилась с ФСИН по вопросу о допуске в одной из ярославских колоний, где отбывает наказание бывший мэр Ярославля. И есть разъяснения Верховного суда, которые касаются как раз того, что ФСИН и администрация исправительных учреждений не вправе произвольно отказывать СМИ в посещении осужденных, но на практике это происходит именно таким образом. То есть используются совершенно какие-то дикие предлоги из разряда: "Сейчас в исправительном учреждении обстановка не позволяет оперативно проводить видеосъемку и интервьюирование". И вот на этом основании независимым СМИ фактически заворачивают их обращения, но при этом очень часто так бывает, что параллельно государственные СМИ или местные телекомпании, которые тоже, в общем-то, находятся под контролем государства, местных органов, они проходят в колонии и снимают репортажи, которые можно квалифицировать как пропаганду.
— Канал Life и российские государственные каналы опубликовали записи с камер наблюдения из колонии, где якобы запечатлен Навальный. Причем что интересно, что бывшие заключенные этой колонии говорят, что раньше в этом месте камер наблюдения не было. То есть можно предположить, что Навального записывали специально. На каких правовых основаниях это могло произойти, что эти кадры передали российским госканалам?
— Администрация исправительных учреждений имеет право проводить видеосъемку осужденных как раз-таки для целей обеспечения безопасности и так далее. Но вопрос передачи, тем более СМИ, это вопрос совершенно правомерный. Потому что мы знаем, что, например, адвокаты или даже следствие, когда речь идет о пытках, не могут получить записи видеонаблюдения из колоний, они не могут получить записи видеорегистраторов, а здесь мы видим тотальное пренебрежение частной жизнью человека. Ради чего? И на каких правовых основаниях? Это не предусмотрено УИК и, конечно, не предусмотрено правилами внутреннего распорядка – передача СМИ таких материалов.
— Как вы считаете, не наметилась ли такая тактика, что Навального публично дискредитируют?
— Да, я считаю, что наметилась, безусловно. Именно для этого все и сделано.
— В ближайшее время Общественная палата может исключить правозащитницу Марину Литвинович из московской ОНК. Сама Литвинович себя описывает так, что она одна из самых активных членов этой комиссии и действительно много ездит по закрытым учреждениям. Как вы считаете, какие последствия может иметь ее исключение?
— Прежде всего я хочу сказать, что вероятно исключение Марины Литвинович из ОНК, но, в принципе, вписывается в общую канву того, что мы видим, какую политику в отношении ОНК. Например, сейчас в Нижнем Новгороде на аналогичных основаниях происходит лишение статуса Олимпиады Усановой – тоже одной из самых активных членов ОНК в этом регионе. И в целом изменения закона 2018 года позволили лишать статуса члена ОНК на таких основаниях. Поэтому все вполне вписывается в общую политику государства – закрытие мест лишения свободы от независимого общественного контроля.
Поэтому, если произойдет прекращение статуса члена ОНК в отношении Марины Литвинович, стоит ожидать, что активного освещения локальных каких-то проблем в СИЗО и других местах принудительного содержания станет, безусловно, [меньше], будет сложнее это сделать – не так много остается активных членов ОНК.
«Цель этих пропагандистских репортажей очевидна»
Фигурант «московского дела» Константин Котов, который тоже сидел в этой колонии, оценил сюжет и рассказал «МБХ медиа», что не показали прокремлевские СМИ.
— Давайте начнем с видео, опубликованного Life, где Алексей Навальный общается с сотрудником колонии. Вместе с ним в бараке там находятся еще несколько заключенных. Навальный на видео ходит с кружкой, видимо, чая. Это точно ИК-2?
— Да, я узнал колонию. Конкретно в том бараке, который показали, я не был. Но они все типовые. Это точно не карантин и, скорее всего, не сектор усиленного контроля (СУКА).
— А что за люди находятся в бараке вместе с Алексеем Навальным?
— Отряды в ИК-2 состоят обычно из 40-50 человек. То, что мы видим на записи, это очень нетипично для Покрова. Это точно не рабочий отряд. Полагаю, что этот отряд делали специально для Навального. Вместе с ним там находятся так называемые «доверенные» осужденные, которым поручено контролировать Навального и сообщать о каждом его шаге администрации.
— На видео Алексей Навальный разговаривает с сотрудником колонии. Кто он?
— Это начальник отряда — сотрудник отдела воспитательной работы (ОВРО). Такие начальники закреплены за каждым отрядом. Через них осуществляется первоначальное взаимодействие с администрацией. Если нужно написать какое-то заявление, то изначально подписать его нужно у начальника отряда. Ну и в том числе именно эти люди занимаются составлением рапортов за нарушения правил внутреннего распорядка (ПВР).
Та сцена, которую мы видим, очень похожа на то, что этот сотрудник подошел к Алексею (действительно ли это Навальный? - ЭР), потому что он нарушил одно из правил. Первый момент — это, конечно же, расстегнутая верхняя пуговица. Там это называется «неаккуратный внешний вид», я сам в свое время выговор за это в ИК-2 получил. И второй момент — кружка в руках. Дело в том, что прием пищи в колонии происходит в определенное время, это закреплено в расписании. В спальном помещении прием пищи запрещен, поэтому это тоже может быть как одно из нарушений. Поэтому сотрудник на видео, вероятно, подходит к Алексею и просит его прекратить нарушать ПВР, дальше они о чем-то говорят, и потом, возможно, идут в кабинет начальника отряда разбирать эту ситуацию.
— В социальных сетях я наткнулся на два наблюдения. Первое — это внешний вид самого начальника отряда. Некоторые, видимо, знающие люди, утверждают, что то, что он без головного убора, свидетельствует о нарушении как раз с его стороны. Второе наблюдение — наличие видеокамеры в бараке. Дескать, там ее быть не должно. Что можете сказать по этому поводу?
— Что касается головного убора, то в помещении на самом деле для сотрудников они не обязательны. На улице они должны носить либо кепку летом, либо форменную шапку зимой. Хотя на практике это нередко не соблюдается. А сотрудники оперативной части могут и вовсе ходить в гражданской одежде.
А вот с камерой ситуация интереснее. Во всех бараках, в которых я находился, камеры в спальных помещениях не было. Камеры есть только в карантинном отряде, где по прибытии в колонию человек находится некоторое время. Даже в секторе усиленного контроля камеры находятся только в коридоре и на входе в барак с улицы. Но в данном видео это не карантинный отряд. Поэтому, полагаю, это новшество было введено специально под Алексея. Мы видели в СМИ сообщения, что ИК-2 закупает камеры. Вот, видимо, их теперь будут устанавливать везде, где будет находиться Навальный.
— Для чего им это нужно?
— Естественно, чтобы его контролировать. Администрация хочет перестраховаться. Следить за каждым шагом Алексея. К тому же камеры можно использовать, чтобы объявить ему очередной выговор. Увидят через монитор, что он снова не застегнул пуговицу, и появится повод составить рапорт и назначить ему дисциплинарное взыскание.
— Что скажете по поводу сюжета Бутиной?
— С одной стороны, это смешно. С другой, конечно, грустно. Когда человек говорит, что лагерь это чуть ли не санаторий — ну, это неправда.
— То есть на деле в ИК-2 не лучше, чем, цитирую Бутину, в гостинице Косихи Алтайского края?
— Именно в этой гостинице я не был, но в Алтайском крае был. Так что да, условия там не лучше. Но если без шуток, то для стороннего наблюдателя они могут показать что угодно. И ходящих строем веселых и радостных заключенных, и столовую, и прочее. Кстати, обычно, когда в колонию приезжают журналисты, заключенным выдают повышенную порцию пищи. Кладут туда лавровый лист! Там это стандартная практика.
Кроме того, за час-полтора нахождения в колонии Бутина узнать реальных условий содержания там осужденных не могла. В ее сюжете мы видели момент, когда показываются «комфортные» кровати. Так вот такие кровати находятся в специальном отряде. Там содержатся те люди, которые сотрудничают с администрацией, и поэтому помещены в относительно комфортные условия.
Остальные заключенные находятся в совершенно иных условиях. Там другие кровати. Бутина почему-то не показала, что два часа и больше в день заключенным приходится стоять навытяжку, руки за спиной, ожидая проверки со стороны сотрудников учреждения.
— В своем сюжете Бутина окинула взглядом светлый барак, в котором находился Навальный, и с ненавистью смешанной с возмущением заявила: «Это пыточные условия?». Что можно сказать о пыточных условиях в ИК-2? Врет Навальный?
— Понимаете, даже того человека, который содержится в теплом бараке с пластиковыми окнами, могут отвести в темное помещение, где не будет никаких камер видеонаблюдения, и просто избить. Бытовые условия отнюдь не отрицают того, что сотрудники администрации могут создать для человека атмосферу унижения и пытки. Я, например, находился в штрафном изоляторе — сыром помещении с дыркой в полу вместо туалета и крысами.
Давайте не путать колонию, которую показывают журналистам, и колонию, в которой на самом деле сидят осужденные.
— Ваш адвокат Мария Эйсмонт, националист Дмитрий Демушкин рассказывали и о психологической разновидности пыток. О том, что все это устроено режимными рычагами. Вы с этим сталкивались?
— Видео с Навальным в этом плане очень показательно. Любое твое отклонение от ПВР там сразу карается. Мы видим, как к нему сразу же пришел сотрудник, чтобы составить рапорт. И вот как раз тем, что они заставляют осужденных выполнять строго правила внутреннего распорядка, режим там доводится до полного абсурда. Постоянный контроль, постоянная невозможность заняться тем, что ты хочешь, и составляет основу для пыточных условий.
— А что в ИК-2 с медицинской частью?
— Мне самому, находясь там, часто приходилось с ней сталкиваться. Я в колонии заразился чесоткой и тоже долго пытался добиться нормальной медицинской помощи. Так же, как и Алексей, я просил, чтобы ко мне пригласили гражданского специалиста — врача-дерматолога. И мне это удалось, хотя и потребовало несколько месяцев. Моим родным даже пришлось обращаться к уполномоченному по правам человека Татьяне Москальковой. Хотя эта процедура осужденному положена по закону. Если в колонии нет необходимого медицинского специалиста, ПВР предполагают его вызов в колонию. Достаточно заявления осужденного на имя начальника учреждения. Он должен рассмотреть его в течение трех дней и удовлетворить.
Кстати, в сюжете Бутиной показывают врача, который — всего лишь фельдшер. То есть медик низкой категории. Он не способен выполнить диагностику, он не специалист. Максимум, что может этот врач — провести внешний осмотр, измерить температуру и дать таблетку.
— Что можете сказать по поводу владимирской ОНК, члены которой навещали Навального и заявили, что у него все в порядке и назвали его симулянтом. Вы с ними сталкивались?
— Да, они ко мне тоже приезжали. Наверное, на третий или четвертый день моего нахождения в колонии. Как раз в их числе был Владимир Григорян, который недавно давал комментарии о содержании Навального. Они со мной тогда побеседовали буквально пять минут. Спросили кормят ли меня и обеспечили ли одеждой. Вот и все. Все другие вопросы — оказываемое на меня давление, условия содержания — их просто не интересовали.
— То есть это люди, которым удобно взаимодействовать с администрацией и писать удобные ей отчеты?
— Думаю, ОНК во Владимирской области выполняет чисто декоративную функцию.
— Для чего, как вы считаете, сегодня провластные СМИ снимают такие сюжеты. На кого они рассчитаны?
— Их цель очевидна, показать, что Навальный получает заслуженное наказание. Вот он находится в образцово-показательной колонии, где он должен перевоспитываться. А вместо того чтобы становиться примерным осужденным, он нарушает режим. Требует к себе какое-то привилегированное отношение. Хотя условия у него, как они говорят, в принципе идеальные. Это и есть цель всех пропагандистских репортажей, которые мы видели по ТВ. На деле же, никакого хайпа в действиях Навального нет, он, как и любой осужденный, имеет полное право на оказание квалифицированной медицинской помощи и обязан
Компания Nanom заявила об увеличении емкости аккумуляторов в 9 раз
5 апреля, 2021 - 18:37
Исландский стартап Nanom выходит из скрытного режима с громким анонсом — компания обещает увеличить эффективность литий-ионных и железо-никелевых батарей как минимум в девять раз. По словам представителей стартапа, электромобили на базе аккумуляторов Nanom будут проезжать всю территорию США — от восточного побережья до западного — на одной зарядке. При этом элементы питания будут весить в пять раз меньше широко распространенных решений и заметно быстрее заряжаться, сообщает VentureBeat.
Современные аккумуляторы генерируют энергию, когда ионы лития перемещаются от отрицательного электрода к положительному — от анода к катоду. А Nanom предлагает использовать наночастицы, чтобы увеличить площадь для перемещения электродов в этих батареях. Таким образом стартап планирует многократно повысить плотность энергии, сохранив габариты стандартного аккумулятора.
«Все дело в сверхвысокой площади поверхности, которая влияет на скорость зарядки и емкость. Если я беру визитную карточку, то у меня есть две поверхности: лицевая и оборотная стороны. Но если я разрежу ее на миллиард частей, то получу поверхность размером с несколько футбольных полей, поскольку буду использовать не только две стороны, но и все то, что находится между ними. И мы можем использовать всю эту ранее неиспользованную площадь для хранения энергии», — объяснил гендиректор Nanom Арманн Койич.
Идею стартапа объединяет ключевые материалы аккумуляторов с наночастицами, которые генерируют энергию на микроскопическом уровне. Дополнительное преимущество этого процесса — подход Nanom может быть интегрирован в работу существующих предприятий по производству аккумуляторов и не требует замены производственных линий. Наночастицы просто смешиваются с суспензией — стандартной частью любой производственной линии для элементов питания. Койич отметил, что Nanom готова к сотрудничеству с крупными поставщиками аккумуляторов, а модернизация заводов не займет много времени.
Помимо других преимуществ, компания заявила, что батареи с поддержкой наночастиц могут быть встроены в материалы, используемые для изготовления автомобилей, кораблей и самолетов. Другими словами, за счет технологии Nanom весь кузов, например, электромобиля может стать одним сплошным аккумуляторным блоком.
Например, компания уже создала пилотный проект, в котором электрическая лодка была сконструирована таким образом, что ее корпус стал батареей — 15 метров корпуса такого типа имеют емкость накопления энергии пяти автомобилей Tesla.
Любой материал или конструкция, которые Nanom превращает в батарею, прочны, не содержат вредных химикатов, экологичны и не взрываются при ударе.
Критическим препятствием на пути использования всего потенциала нанотехнологий до сих пор была экономичность производства наночастицы в достаточных количествах. Метод компании Nanom позволяет создать такое массовое производство дешево. Точный контроль всех характеристик этого процесса позволяет компании уникальным образом формировать размер частиц и площади поверхности, что приводит к созданию уникальной наноструктуры с уникальными свойствами. В Nanom заявили, что могут преобразовывать частицы микронного размера в частицы наноразмеров в промышленных масштабах. Стартап уже наладил опытное производство наночастиц.
За год работы в скрытном режиме Nanom привлек $3 млн. от нескольких инвесторов, включая Village Global, Iceland Venture Studio, Perkins Coie и проекта Green Deal, поддерживаемого Европейским Союзом. Компания собирается раскрыть своих партнеров и рассказать больше подробностей о технологии наночастиц в ближайшие месяцы.
Нетаниягу о суде: охота на ведьм и попытка госпереворота
Премьер-министр Биньямин Нетаниягу считает, что сторона обвинения ведет против него "охоту на ведьм".
Соответствующий комментарий он предоставил вечером, 5 апреля, по итогам первого заседания суда по делам о коррупции.
"Какое лицемерие. Все действия, направленные против меня, – это неправомерное использование полномочий прокуратуры. Обвинение начало расследование, нарушив пункты Основаного закона. Это – охота на ведьм. Они не расследовали преступление и не искали виновных. Они охотились на меня", – сказал Нетаниягу.
רה"מ נתניהו תוקף את הפרקליטות: ניהלה מסע ציד, כך נראה ניסיון הפיכה שלטונית | הריאיון המלא pic.twitter.com/doZKLOkHyi
По словам главы правительства, расследование против него было начато с единственной целью - "убрать сильного и популярного лидера" с поста премьер-министра.
"Были проведены незаконные обыски, игнорированы доказательства и допущены утечки. И, что еще хуже, свидетели были подвержены шантажу. Неправомерное использование генпрокуратурой своих полномочий является нарушением верховенства закона в условиях демократии. Так выглядит попытка государственного переворота", – добавил Нетаниягу.
Премьер-министр надеется, что судебные заседания будут проходить не так, как проводилось расследование.
Напомним, что в первый день заседаний были заслушаны показания свидетелей. Большая часть времени была посвящена бывшему генеральному директору Walla Илану Йешуа по "делу 4000". Заседание возобновится утром, 6 апреля.
80 лет назад умерла британская писательница Вирджиния Вулф
Материал любезно предоставлен Tablet
1.
В рассказе Леонарда Вулфа об их с Вирджинией трехдневной поездке через Баварию в Австрию весной 1935 года много комичного — можно подумать, что нацисты, злобные и несомненно опасные, были, повторим за ним дословно, «глуповаты». При всей «грубой и дикой глупости», пустившей глубокие корни в германской традиции и проявившейся в огромных плакатах, установленных в деревнях, мимо которых они проезжали, — надписи эти гласили, что евреев здесь видеть не хотят.
Вулфы взяли с собой в путешествие ручную мармозетку по кличке Миц — подарок Виктора Ротшильда: когда они гостили в его кембриджском доме, обезьянка так привязалась к Леонарду, что хозяин отдал им ее. Миц стала для Вулфов если не спасительницей, то по крайней мере помогала разрешить сложные ситуации, возникавшие в том полном превратностей путешествии. Вирджиния перед поездкой пошутила, что, пока они будут в Германии, надо будет каким‑то образом прятать нос Леонарда, но Миц, как оказалось, идеально маскировала еврейскую внешность Леонарда. «Даже самому рьяному антисемиту среди штурмовиков было ясно, — писал он в автобиографической книге Downhill All The Way («Вниз по склону всю дорогу»), — что человек с такой “очаровашкой” на плече никак не может быть евреем».
Леонард и Вирджиния ВулфФото: MS THR 561. Houghton Library, Harvard University
Но от неприятностей их уберегала не только Миц. Вулфы также запаслись официальным письмом от князя Бисмарка, советника при посольстве Германии в Лондоне, в нем тот призывал «всех немецких официальных лиц проявлять к известному англичанину Леонарду Вулфу и его известной супруге Вирджинии Вулф всяческое уважение и оказывать им любое содействие, ежели таковое им потребуется». Эти слова Бисмарка полностью соответствовали тому, как сам Леонард видел ситуацию: англичанина, путешествующего за границей, никак не касаются жестокие преследования, которым подверглись немецкие евреи уже в те первые годы рейха. Потому что, хотя министерство иностранных дел и уведомило неофициально одного из своих сотрудников‑евреев, Сесила Киша из министерства по делам Индии, что «лучше евреям воздержаться от поездок в Германию», Леонард считал это предупреждение ерундой. Конечно же, британское правительство проследит за тем, чтобы нацисты и Гитлер отнеслись к английскому еврею как к любому другому подданному британской короны. И как еще, если не отправившись в Германию, «сможет он понять, что Гитлер с нацистами там вытворяют».
Нежелание Леонарда думать о грозящей опасности укрепилось после того, как к нему зашел его приятель Ральф Уигрэм, который жил в соседней деревне Саутис. Уигрэм служил в министерстве иностранных дел, был в Берлине, видел Гитлера в деле — из окна британского посольства в Берлине наблюдал, как тот выступает перед огромной толпой. По словам Уигрэма, фюрер — фигура впечатляющая, устрашающая, это бешеный пес, он хочет вернуть немецкие колонии, расширить территорию, он заявляет, что, будь он у власти во время последней войны, она бы закончилась иначе. Пока Уигрэм наблюдал за Гитлером, его не покидало ощущение, что в любой момент может произойти все что угодно. В беседе с Леонардом он подтвердил официальную позицию министерства иностранных дел, но «лично, по‑дружески», добавил, что считает это чушью. Леонард может спокойно ехать в Германию. Однако все же дал Вулфам один наказ. Им следует вести себя осмотрительно и не присоединяться ни к каким нацистским шествиям или официальным церемониям. А в качестве прощального подарка снабдил Леонарда рекомендательным письмом к князю Бисмарку, и тот обеспечил Вулфов надежным пропуском для поездки.
С этого момента за тем, как разворачивались события, мы можем проследить по письмам и дневниковым записям Вирджинии и автобиографическим заметкам Леонарда.
Перед отъездом из Родмелла Леонард проверяет на ходкость семейный автомобиль «ланчестер‑18» с откидывающимся верхом «тикфорд». Во время испытательной поездки по округе он отмечает, что распустились первые весенние цветы — нарциссы, розовые и голубые крокусы, подснежники, деревья подернуты зеленой дымкой, зацветают каштаны.
Первого мая Вулфы на пароходе пересекают Ла‑Манш по маршруту Харвич–Хук‑ван‑Холланд, мармозетка Миц дремлет среди багажа и верхней одежды на заднем сиденье. На неделю Леонард и Вирджиния задерживаются в Голландии, наслаждаются неброским цивилизованным комфортом этой страны, едой, чистотой, доброжелательностью ее жителей, похоже, Миц их всех поголовно очаровала. То и дело у машины собираются люди и «заходятся от восторга» из‑за «очаровательной крошки». Вулфы чувствуют себя прямо‑таки кинозвездами, отовсюду к ним сбегаются ребятишки, пожилых дам зовут посмотреть на Apzie, kleine apzi . В буржуазной жизни, при всем ее самодовольстве, скуке и крайней бездуховности, пишет Леонард, все же много хорошего.
Что касается Вирджинии — ее заворожили велосипедисты, мчащие стайками, «как скворцы», в том числе элегантные девушки, такие стройные в серо‑голубом, и дамы постарше — крутят педали, а сами при этом нарядные, в элегантных туфлях, с красиво уложенными волосами. Катят по улочкам XVI–XVII века, где скругленные маркизы цвета абрикоса и дома с богатой резьбой и широкими окнами льнут к душистой сирени. Ничто не выдает кризиса или войны. Перед их гостиницей — канал с почти неподвижной водой, дальше — широкая река.
Они проезжают Амстердам, Дордрехт, Зютфен и Харлем, плавно спускаясь от одного города к другому, сверху вниз, жаркое солнце обжигает лица, они делают остановки в обычных туристических точках, чтобы посмотреть на картины Рембрандта и Вермеера и, конечно же, на тюльпаны, целые поля красных тюльпанов. Вирджиния так загорела, что стесняется пойти на ужин со священнослужителем‑англичанином, с которым они познакомились в дороге. Они проезжают мимо заболоченных низин, медлительных барж на каналах, плоских гиацинтовых полей и — конечно же — мельниц.
Девятого мая, выехав из Рурмонда, они добираются до немецкой границы возле Юлиха. Миц сидит у Леонарда на плече, эта обезьянка волшебная; они надеются, что даже Гитлер при виде их умилится.
Вирджиния остается в машине, а Леонард идет к таможне следом за крестьянином, который слез с груженой телеги. Она читает, ждет. Машину со свастикой на заднем стекле пропускают в Германию.
Таможенник сидит за столом под большим портретом Гитлера. Крестьянин забыл стянуть кепку, и офицер тотчас же разражается злобной тирадой. «Этот кабинет, — говорит он, — как храм». Леонард инстинктивно сует руку в карман удостовериться, что письмо Бисмарка все еще при нем.
Таможенник вместе с Леонардом выходит из помещения. От его нарочитой угрюмости не остается и следа, едва он увидел Миц, — он смеется, тычет пальцем, что‑то говорит по‑немецки, они не разобрали, что именно. Возле шлагбаума невысокий щуплый паренек открывает свой вещмешок, вынимает яблоко. Он надкусывает его, глотает, говорит «Хайль Гитлер» — и поднимает шлагбаум. Они едут дальше, притихшие, обоим немножко стыдно оттого, что стали «лизоблюдами», ведь они так радовались, когда таможенник улыбнулся Миц. Вирджиния говорит, вот оно — им в первый раз пришлось «пресмыкаться».
Еще примерно 100 километров — и они в Кельне, но величественный готический собор, возносящий к облакам два готических шпиля, их не интересует, и они не делают там остановку, решив продолжить путь прямиком до Бонна, до которого еще 30 километров, там и заночуют.
Антисемитское представление на карнавале в Кельне. 1934Фото: NS‑Dokumentationszentrum Köln
На автостраде Леонарду чем дальше, тем больше не по себе. Похоже, их машина на шоссе единственная, по сторонам на небольшом расстоянии друг от друга — военные с винтовками. Они добираются до центра Бонна, сворачивают за угол, и тут дорогу им преграждает немецкий полицейский — он возбужденно жестикулирует. Транспорт дальше не пропускают, надо разворачиваться. Ждут приезда «герр президента».
Леонард ставит машину на парковку. Они поднимают складной верх, оставляют Миц на заднем сиденье, заглядывают в дом Бетховена и — чисто по‑английски — заказывают по чашечке чая, чтобы обсудить ситуацию. Можно ли найти дорогу, которую еще не перекрыли, выехать из города и добраться до Майнца? Герр президент, а это наверняка Гитлер (позже они узнают, что это был Геринг), похоже, приезжает на правый берег Рейна, где они сейчас, если же перебраться по мосту на левый берег, тогда им удастся с ним разминуться и покинуть город. Леонард останавливает прохожего и спрашивает у него дорогу. Мужчина готов помочь, настроен дружелюбно, он подсаживается к ним в машину и указывает Леонарду дорогу — и наконец они на другом берегу. Стало жарко, день теплый, в воздухе благоухание, они откидывают верх.
Но они попали впросак: по обе стороны главной дороги выстроились нацисты в форме, за штурмовиками в несколько рядов — школьники, они поют и машут красными флагами с черной свастикой. Поперек улицы — транспаранты с лозунгами: «Еврей — наш враг. Еврею не место в Германии».
Толпа подступает так близко, что двигаться можно лишь по одной узкой полосе. Вулфам ничего не остается, как медленно ехать вперед, словно они — вестники приближающейся процессии. Тут вспомнилось, о чем предупреждал их Уигрэм: «Не присоединяться ни к каким нацистским шествиям или официальным церемониям». И вот — на тебе, они присоседились к бесконечной на вид процессии оголтелых нацистов.
Спасает их Миц. Пока толпа ревет от восторга, обезьянка все сидит у Леонарда на плече. Километр за километром Вулфы проезжают меж рядов остервенелых, беснующихся немцев, орущих «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!» — салютующих Гитлеру, тянущих руки — так представляется — к Миц, а затем и к Леонарду и Вирджинии. Вирджиния в ответ тоже поднимает руку.
И это, возможно, переломный момент путешествия, и на нем стоит остановиться. Действительно ли Вирджиния зиговала в ответ на нацистское приветствие? Даже если так, ничего удивительного. Американскому и другим посольствам докладывали о множестве случаев, когда на улицах Берлина местные нападали на иностранцев, отказавшихся отвечать на нацистское приветствие, и в результате американское посольство вынудило Гитлера пообещать, что нападения прекратятся. Вирджиния, хотя ее и предупреждали, что таких ситуаций следует избегать, «попалась» и, вероятно, почувствовала, что должна как‑то успокоить толпу. Другими словами, она вскинула руку, чтобы замаскировать нос Леонарда. Менее благожелательная версия ее поступка — реакция на всеобщее возбуждение, не одобрение, а невольный отклик.
Вулфы едут вперед, с отвратительным ощущением, что вели себя слишком почтительно‑уважительно, но по мере того как они выбираются из толпы, их смирение перерастает в гнев.
Едва ликующие скопища остаются позади, Леонард сворачивает с шоссе: им нужно прийти в себя. В Ункеле на берегах Рейна — «одной из немногих действительно некрасивых рек в мире» — они останавливаются во дворе старого загородного дома. В пристройках — кролики и голуби, успокоительная мирная картина. Поднявшись по невысокой каменной лестнице, они оказываются перед черной решетчатой дверью. Внутри хозяин постоялого двора играет в карты с женой. Они снимают номер, довольные, что нашли тихое место, где можно отдохнуть. Других постояльцев здесь нет.
Вулфы ужинают в одиночестве, в непомерно огромном обеденном зале им прислуживает единственный официант. После ужина является хозяин. Леонард спрашивает у него, что это за столпотворение в Бонне. Ожидается слет? Герр Шульц уверяет, что ничего об этом не знает, потом замолкает. Леонард, чтобы поддержать разговор, переходит на общие темы, и удивительное дело — хозяин оживляется. Поразительное совпадение: оказывается, всего лишь два года назад герру Шульцу предлагали место управляющего в лондонском отеле, и не где‑нибудь, а на Тэвисток‑сквер, где жили Вулфы и находилось их издательство! Герр Шульц очень хотел принять это предложение, но его жена ни слова не понимает по‑английски, и ей было боязно жить за границей. Пришлось скрепя сердце отказаться. А через несколько недель пришел к власти Гитлер, и жизнь в Ункеле переменилась. «За одно неодобрительное слово, — говорит герр Шульц Леонарду, — могут и побить». Его бизнес в упадке, студенты, которые раньше приезжали толпами, сплавляясь по реке из Бонна, теперь только и делают, что маршируют, репетируют и готовятся к шествиям. Шульц здесь как в тюрьме. Леонард замечает, что на глазах у него слезы. «Они никогда меня не выпустят, — говорит он. — Из этой страны не вырвешься». Сумма в поданном на следующее утро счете кажется завышенной, Вирджиния возмущается, но Леонард урезонивает ее: а что еще остается делать, если нет постояльцев?
Что‑то неладное творится с ней с тех пор, как она в экстазе вскинула руку, салютуя боннской толпе. Ничто ее уже не радует. Сельские пейзажи, расстилающиеся вокруг, пока они едут вдоль Рейна, уродливы и вычурны — «оперные декорации». Холмы высокие, но непривлекательные, черные и зеленые елки не впечатляют, башни и руины «правильные», река забита баржами с углем, на булыжных дорогах транспортные заторы — куда ни посмотрит, ничто не радует. Проехав Майнц и Дармштадт, они добираются до Гейдельберга, и только здесь, в этом старинном университетском городке, настроение у нее понемногу улучшается.
Здесь еще цветут синие рододендроны, и, замечает она, синие платья на девушках, идущих на музыкальный вечер с папками бетховенских квартетов под мышкой. Вдвоем с Леонардом они отправляются на прогулку вдоль тихой реки. Не сказать, что можно совсем забыть о Гитлере, но дышится легче, по крайней мере в этот вечер.
Утром они едут через Штутгарт и Ульм в Баварию, в Аугсбург. Возле каждой деревни теперь — большие таблички, с одной и той же надписью: «Евреев здесь видеть не хотят». Die Juden sind hier unwunscht. В Аугсбурге они застревают в уличной пробке, и снова на выручку приходит Миц, которую, в отличие от евреев, похоже, хотят видеть все — полицейский с улыбкой разруливает движение перед ними, и они едут дальше.
И в последний раз брошен кубик: на австрийской границе обычная суета вокруг Миц, на этот раз таможенник посылает подчиненного за женой и детьми. И вот уже машину обступили женщины, дети и мужчины в форменной одежде. Обычные охи и ахи при виде бесплатного зоопарка. Почему‑то, хотя в этом нет никакой необходимости, Леонард достает рекомендательное письмо от князя Бисмарка. Эффект поразительный. Старший офицер встает по стойке «смирно», склоняет голову, салютует, щелкает каблуками, выстраивает своих людей в шеренгу, и Вулфы едут дальше, в Австрию, а нацисты салютуют еврею.
На календаре 12 мая 1935 года. В Инсбруке они застают снегопад.
2.
В пятницу, 18 октября 1940 года, наутро после 40‑й ночи «блица», Леонард и Вирджиния Вулф приехали из своего загородного сассекского дома в Лондон — оценить, сильно ли пострадал от воздушных налетов дом 52 на Тэвисток‑сквер, где они до этого жили и где находилось издательство «Блумсбери‑пресс» . Годом ранее они вместе с издательством переехали на соседнюю Мекленбург‑сквер, но сдать в субаренду помещение на Тэвисток‑сквер не удалось, оно осталось за ними. В результате бомбежек люфтваффе от здания остались лишь пыльные руины. Вулфы надеялись спасти хоть что‑то ценное из разрушенного и сгоревшего дома, но, приехав, увидели лишь одно‑единственное плетеное кресло поверх груды кирпичей и разбитую каминную полку, прислоненную к голой стене соседского дома.
Дом номер 52 на Тэвисток‑сквер, разрушенный во время бомбежки. 1940
Мой отец Льюис Вилсик (через четыре года он сменит фамилию на Уилсон) в том страшном октябре несколько ночей провел в пожарном дозоре на крыше Уоберн‑хауса, что возвышался над Тэвисток‑сквер. В то время он работал старшим делопроизводителем в управлении Объединенных синагог Великобритании и занимался вопросами, связанными с массовой эвакуацией еврейских детей из города в сельскую местность, обеспечением кошерной едой религиозных евреев, которые спускались на ночь в бомбоубежища, а также проверкой материалов, собранных в ответ на жалобы на антисемитские выпады, слухи и пропаганду («Евреи забили все бомбоубежища!», «Евреи уклоняются от службы в армии»). Раз в десять дней наступала его очередь дежурить на крыше. Оснащение обычное: ведро воды, бадья с песком, переносной противопожарный насос (тогда бросали зажигательные бомбы) и защитный шлем. Были еще мешки с песком, чтобы при необходимости за ними спрятаться, так как немецкие летчики иногда давали очереди по людям внизу, и телефон для связи с дежурным, который предупредит сотрудников внизу, а многие из них допоздна засиживались в кабинетах, что надо спуститься в подвал.
Вот как я себе это представляю: всю долгую ночь 17 октября мой отец видит лишь огонь и дым, изредка проглядывают высокие шпицы зданий, освещенные пламенем, проступающие сквозь дым и вырастающие из дыма. Утром можно оценить ущерб, какие‑то здания сильно пострадали или вовсе уничтожены, но Уоберн‑хаус стоит как и стоял.
Отец сдает вахту сменщику и выходит на улицу, так и не сняв с рукава пальто повязку пожарной охраны.
Леонард, оставшись без Вирджинии (она ушла под руку с подругой), замечает моего отца.
— Видали? — спрашивает он.
— Да, — отвечает Льюис, — вон оттуда. — И показывает на крышу Уоберн‑хауса.
Леонард мрачно кивает, а потом, словно в награду отцу за то, что тот стал свидетелем разрушения его дома и офиса, предлагает угостить его чаем.
Ясный осенний день, каких в ту войну было множество, лишний раз подчеркивает расхождение между ужасными человеческими битвами и равнодушной природой, служащей им фоном. Двое мужчин идут к ближайшей чайной «Лайонз», обходя образовавшиеся тут и там завалы, пару раз видят — но не произносят ни слова — мужчин, которые кто голыми руками, кто лопатой пытаются откопать тех, кто под завалами. В воздухе запах фосфора — тошнотворный запах паленого чеснока.
Сперва мой отец не уверен, стоит ли и дальше делать вид, что он не узнал Леонарда. Но как не признаться? Он и сам не без литературных амбиций и по вечерам — в городе затемнение, жена с сыном в эвакуации в Бедфорде — сидит дома на кухне и пишет роман. Какой начинающий писатель не знает о «Хогарт‑пресс», где выходят романы Вирджинии, брошюры и политические статьи Леонарда и благодаря безошибочному критическому чутью Вулфов находят читателя великие писатели‑современники? Конечно, надо признаться, но пока что он не решается.
Они быстрым шагом направляются к Корнер‑хаусу, Леонарду под шестьдесят, он высокий, худой и шагает размашисто, в отличие от моего отца, которому трудно за ним поспевать из‑за сердечной болезни и связанной с этим одышки. В дело вступил механизм человеческой отзывчивости: повсюду люди обшаривают поврежденные здания в поисках раненых и погибших. Глаза Леонарда с тяжелыми веками словно специально созданы для того, чтобы стойко снести вид разрушений, к которым каждому выжившему после очередной испепеляющей ночи приходится привыкать заново при свете дня.
Добравшись, они садятся за свободный столик у мраморной колонны. Леонард просматривает меню, список парфе и мороженого с фруктами укоротился из‑за нормирования продуктов, и останавливает выбор просто на поджаренном хлебе и чайнике чая. У него три серьезных вопроса к Льюису, и тот, ответив на них, понимает, что Вулф решил угостить его поутру не в награду, а чтобы не упустить предоставившуюся возможность.
— Правильно ли я понимаю, что вы работаете там, в Уоберн‑хаусе?
— Да.
— Значит, вы трудитесь в Объединенных синагогах?..
— Верно.
— И в каком качестве, позвольте спросить?
Мой отец вкратце рассказывает, чем он занимается. Леонард разливает чай по чашкам, а потом переходит к делу.
О чем же он хочет поговорить? О евреях, о чем же еще: о евреях, иудаизме, о взаимоотношении евреев с другими народами, о различиях, о недостатках и достоинствах, о развитии и так далее.
— О недостатках? — перебивает Льюис. — А они у нас есть?
Вероятно, оттого, что в его кругу, где евреев почти что нет, о евреях говорить не принято, это табу, а если о них и упоминают, то не прямо, в шутливом ключе и обычно в виде беззлобных антисемитских замечаний, что в его кругу считается забавным и не обидным.
— Как такое может быть? — спрашивает мой отец. — И вы с этим миритесь?
— У меня панцирь, — отвечает Леонард, — и моя ранимость, какая ни на есть, укрыта под его твердой скорлупой.
Но, конечно же, это не мой отец желает получить ответ на эти вопросы, а я. Потому что именно я, просеивая в XXI веке мемуары, письма, дневники и биографии, где есть информация о Вирджинии, Леонарде и Блумсберийском кружке, о котором Льюис, возможно, не знал, а если и знал, то на 41‑й день «блица», осенью 1940 года, ему было о чем подумать кроме укоренившегося антисемитизма британского высшего и верхушки среднего класса.
Это я, зная, что сосредоточенность Вирджинии на еврействе Леонарда с самого начала их отношений порождала — и не счесть, сколько раз, — осуждение: «беззастенчивые расистские выпады» — называет это критик Джон Гросс; «убийственное презрение», по словам биографа Леонарда Виктории Глендиннинг, к ее родственникам и друзьям и к самому Леонарду, к мужу — постоянно, вечно злобные шутки о его матери и братьях, и вообще чуть не о каждом еврее, с которым она общалась. Ей не нравится «еврейский голос» или «еврейский смех», и вообще она мастер несправедливо принижать. Сэр Филип Сассун, получивший образование в Итоне и Оксфорде и одно время занимавший должность министра военно‑воздушных сил , — «дурно воспитанный уайтчепельский еврей». Леонард, представитель среднего класса, сын известного барристера (королевского адвоката), когда она с ним познакомилась, был, по ее словам, «еврей без гроша в кармане», а во время семейных трапез Вирджиния, как вспоминает ее племянник Квентин Белл, говорила прислуге: «Подайте еврею его еду». Антисемитизм сквозит и в ее прозе. В романе «Годы», опубликованном спустя два года после ее поездки по нацистской Германии, мельком фигурирует отталкивающий шаржированный персонаж Абрахамсон, еврей, «как‑то связанный с торговлей сальными свечами», — его шумные омовения и неопрятность вызывают прямо‑таки физическое отвращение у молодой женщины, живущей через стенку от него в дешевых меблированных комнатах и вынужденной делить с ним ванную комнату. В первом варианте рассказа 1938 года «Ювелир и герцогиня» главный герой — Изадор Оливер, крючконосый «еврейский мальчишка» из ист‑эндского переулка, впоследствии, с помощью подкупа нужных людей, ставший богатейшим ювелиром Англии. По настоянию своего литературного агента в Нью‑Йорке Вирджинии все же пришлось изменить этническую принадлежность Оливера, после чего рассказ напечатали в Harper’s Bazaar.
Почему Леонард с этим мирился? Похоже, ради того, чтобы его допустили в Блумсбери с его утонченной атмосферой, Леонарду приходилось умалять, подавлять и сносить обиды не только от Вирджинии, но и от Джона Мейнарда Кейнса, Клайва Белла, Т. С. Элиота (он был близок к блумсберийцам), от одного из ближайших своих друзей Гарольда Николсона (его слова «Хотя я и ненавижу антисемитизм, евреев не люблю» широко разошлись) — и от некоторых других.
Но тут мы приходим к главному парадоксу: ведь, несмотря на то, что у некоторых представителей в остальном культурного, просвещенного и утонченного Блумсберийского кружка замечались антисемитские настроения, все они почти единодушно выступали против нацистских преследований и фашизма. Афоризм Николсона (по крайней мере по идее) можно бы взять в качестве девиза для герба блумсберийцев. Разумеется, были исключения, и среди них Э. М. Форстер , но в большинстве своем блумсберийцы не смогли подняться над антисемитизмом, органически присущим тому классу, к которому члены этого кружка в основном принадлежали, а в случае с Вирджинией опустились и гораздо ниже.
Неприязнь к евреям, неприятие антисемитизма, эта извращенная особенность английского мышления сохранится на всех уровнях общества в XXI веке и приведет нас к Джереми Корбину , неудачливому лидеру британской Лейбористской партии — партии, верным сторонником, рупором и, под конец долгой жизни, серым кардиналом которой был Леонард Вулф и за которую мой отец с гордостью голосовал, — этот деятель недавно заявил, что, несмотря на длительное пребывание в стране (несколько веков), британские евреи «не понимают английской иронии». Другими словами, никакие они не англичане.
Так чем же заканчивается воображаемый завтрак моего отца с Леонардом? Они беседовали, думается мне, больше часа и за это время не только обсудили интересующую их обоих тему, но и, по настоянию Леонарда, мой отец рассказал немного о себе. Детство его и юность прошли на Крисчен‑стрит (они смеются, потому что понимают иронию) в Уайтчепеле, одном из беднейших лондонских районов. В 13 лет он начал работать — гладильщиком в потогонке, через год‑другой дорос до лифтера в управлении Объединенных синагог, где с тех пор и трудится.
Льюис ничего не говорит о своих литературных чаяниях и, поскольку слишком много уже знает (или думает, что знает) о мистере Вулфе и боится показаться навязчивым, спрашивает лишь о том, что касается взглядов, мыслей и идей Леонарда, а не о произведениях его знаменитой жены или о сложных треугольниках и личных взаимоотношениях в Блумсберийском кружке. Заново разливая по чашкам чай, Леонард делится с Льюисом воспоминаниями о своем путешествии по Германии.
— Полагаю, сейчас вы уже не считаете нацистов глупцами, — говорит Льюис.
Леонард поглядывает в окно, и Льюису представляется, что тот мысленно возвращается к разрушенному дому на площади, лежащему в руинах. Уже несколько лет Вулфы не жили и не работали в нем, предпочитая ему Монкс‑хаус, сассекский дом в Родмелле, тем не менее потеря наверняка была ощутимой.
— Я так и не спросил, как вас зовут, — говорит Леонард после очередной долгой паузы.
— Льюис, — отвечает отец. — Льюис Вилсик.
Октябрьское солнце скрывается за грядой облаков. Леонард помешивает ложечкой чай. Он начинает злиться на официантку, ведь та уже три или четыре раза прошла мимо их столика, но так и не добавила тостов в хлебницу.
— Подавальщица не слишком расторопна, — замечает он и, когда та в очередной раз проходит мимо, жестом останавливает ее.
— Послушайте, — говорит он, указывая на Льюиса, — он же ради нас всю ночь просидел в пожарном дозоре. Дайте же ему поесть!
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
