Другая жизнь Хозенфельда
О пианисте и других спасенных капитаном вермахта
Евгений Беркович
I. Пианист
Ноктюрн си-бемоль
Перед второй мировой войной жил в Варшаве молодой пианист Владислав Шпильман. В начале тридцатых годов он изучал композицию в берлинской Академии искусств. В 1933-м, когда к власти в Германии пришли нацисты, музыкант вернулся в Варшаву и стал работать на польском радио. Довольно быстро Шпильман приобрел известность в своей стране. Он сочинял музыку для кинофильмов, написал немало популярных песен, выступал в концертах вместе с крупными музыкантами.
Его последнее выступление на радио состоялось 23 сентября 1939 года. Он играл шопеновский ноктюрн си-бемоль. Немецкие войска стояли у ворот Варшавы.
От грохота разрывов пианист порой не слышал своего инструмента, – концерт пришлось прервать. В тот же день вещание варшавского радио полностью прекратилось, а еще через четыре дня немцы вошли в польскую столицу.
Доиграть ноктюрн Шпильман смог только через долгие шесть лет. Но до этого ему все же пришлось один раз сесть за рояль. Правда, случилось это при очень необычных обстоятельствах.
Рояль на заброшенной вилле
Еврейское гетто появилось в Варшаве в 1940 году. Улица Слизка, на которой жили Шпильманы, оказалась в центре гетто. В июле 1942 года родителей, брата и двух сестер Владислава отправили в лагерь смерти Треблинку, где все они погибли. Его самого спасла популярность: за несколько минут до отхода поезда полицейский узнал музыканта и вытолкнул из рядов обреченных.
Впрочем, самому Владиславу это освобождение казалось лишь временной отсрочкой от гибели: смерть ходила за ним по пятам. Весной 1943 года ему удалось бежать из гетто в польскую часть Варшавы. Буквально спустя несколько дней после его побега, 19 апреля, в гетто вспыхнул мятеж, продолжавшийся почти месяц, до 16 мая. Нацисты с помощью своих польских соратников жестоко расправились с повстанцами и всю территорию гетто сравняли с землей. Шпильман прятался в подвалах, на чердаках, одинаково опасаясь попасться на глаза как оккупантам, так и полякам.
Отряды польской национальной армии – Армии Крайовой под командованием генерала Бор-Комаровского 1 августа 1944 года подняли в Варшаве восстание против фашистских оккупантов. Советские войска стояли на другом берегу Вислы в нескольких десятках километров от города, их разведка все знала. Но они не помогли восставшим: Сталин преследовал свои цели – и делал все, чтобы освобожденная Польша оказалась под советским влиянием...
Варшавское восстание было подавлено 2 октября. Немцы начали планомерно уничтожать польскую столицу. Родной город Шпильмана на его глазах становился мертвым. Наступающие морозы оставляли мало шансов выжить бездомному человеку. Найти не только еду, но и надежное укрытие становилось все труднее. Затравленный пианист долго скитался по развалинам. В конце концов, отыскав какую-то заброшенную виллу, Владислав спрятался там на чердаке. Однажды он, ослабев от голода, спустился на кухню в надежде найти что-нибудь съестное, и в этот момент его кто-то громко окликнул. Обернувшись, Шпильман увидел у двери высокого немецкого офицера. Последние силы оставили музыканта, он опустился на стул и прошептал: «Делайте со мной что хотите».
Реакция офицера была неожиданной. Он сказал, что не хочет причинять незнакомцу зла, и поинтересовался, кто тот по профессии. Владислав ответил: пианист. И тогда немец попросил сыграть что-нибудь на рояле, который стоял в соседней комнате. Выбора не было, Шпильман понял, что сейчас от его игры зависит его жизнь. Когда он подошел к инструменту, руки дрожали. Он несколько лет не играл, пальцы были грязные, ногти давно не стрижены. Он выбрал тот же ноктюрн си-бемоль Шопена, который играл в осажденной Варшаве. Офицер слушал молча. Казалось, прошла вечность, пока он заговорил:
– Вам нельзя здесь оставаться, скоро сюда въедет немецкий штаб.
Шпильман ответил, что не может уйти.
– Вы – еврей? – догадался офицер. – Это, конечно, меняет дело.
Странный капитан
Случайная встреча музыканта и капитана резерва, как официально назывался чин того офицера, оказалась для Шпильмана спасительной. Капитан попросил показать убежище на чердаке, внимательно все осмотрел. И – остался недовольным тем, что увидел: уж очень ненадежно! Тогда он предложил Шпильману новое укрытие, которое раньше тот и не видел: над чердаком, под самым коньком крыши, лежали доски так, что на них вполне мог уместиться человек. Снизу это место почти невозможно было заметить. Они разыскали в доме лестницу, которую можно было затаскивать с собой наверх.
Пообещав в следующий раз принести еды, капитан собрался уходить. Только тогда Шпильман осмелился спросить:
– Вы немец?
Казалось, вопрос рассердил офицера. Он покраснел и почти крикнул:
– Да, я немец! И мне стыдно за все, что происходит. – Резким движением он протянул музыканту руку и ушел.
Через три дня капитан появился снова. На сей раз он принес еду и теплые вещи, в том числе – зимнюю офицерскую шинель. Для Шпильмана потянулись томительные недели, которые он проводил в темноте своего убежища. Под ним жил своей жизнью немецкий штаб, здание охраняли часовые. Но никто, к счастью, его укрытия не замечал. Последний раз капитан пришел поздним вечером 12 декабря 1944 года. Он принес большой пакет с едой и теплое одеяло. Сказал, что вместе со своей частью покидает Варшаву, и пожелал музыканту еще немного терпения: русские войска уже близко, война должна закончиться не позже весны.
Они уже попрощались, когда Шпильман вдруг решился назвать себя. Раньше просто не было подходящего случая, ведь офицер не задавал лишних вопросов.
– Никто не знает, как сложатся наши судьбы, – сказал музыкант. – Может быть, я останусь живым и тогда снова буду работать на радио. Запомните мое имя: Шпильман, польское радио. Если я смогу чем-то вам помочь, рассчитывайте на меня.
Капитан ничего не ответил, но было заметно, что предложение ему приятно. Пожав пианисту руку, он ушел в ночь.
За колючей проволокой
Сразу после войны Владислав Шпильман написал книгу воспоминаний, вышедшую в Польше в 1946 году. Она называлась «Смерть одного города». Власти долго не давали разрешения на издание, даже заставили назвать немецкого офицера австрийцем: в то время нельзя было говорить о «хороших немцах». Но и выйдя из печати, книга пожила недолго: очень скоро она была изъята из продажи и из библиотек и – фактически запрещена. Вновь воспоминания музыканта увидели свет только через пятьдесят лет: в Германии был опубликован немецкий перевод под названием «Чудесное избавление». А сама история Владислава Шпильмана стала широко известной спустя более полувека после его скитаний и чудесного спасения – благодаря фильму Романа Поланского «Пианист», сценарий которого написан на основе этой книги. Фильм был удостоен «Золотой пальмовой ветви» на Каннском кинофестивале 2002 года и «Оскара» в 2003-м.
Когда Шпильман писал свои заметки, он не знал имени немецкого капитана, который помог ему найти убежище на заброшенной варшавской вилле. Спрашивать было опасно: попади Владислав в руки гестапо, он мог под пытками выдать своего спасителя. В эпилоге автор рассказывает о своем коллеге по польскому радио, скрипаче Зигмунте Ледницком. После отступления немцев Ледницкий вместе с другими беженцами возвращался в родную Варшаву, по пути они увидели временный лагерь для немецких военнопленных, охраняемый советскими солдатами. Оборванный и обросший немецкий офицер с трудом подошел к колючей проволоке и спросил у Ледницкого: не знает ли он пианиста Шпильмана с польского радио? И, услышав утвердительный ответ, прошептал:
– Я немец. Я помог Шпильману, когда он прятался в здании немецкого штаба в Варшаве. Скажите ему, что я здесь. Может быть, теперь он поможет мне.
В этот момент вмешалась охрана лагеря, офицера увели, и Ледницкий так и не услышал его имени. Шпильман узнал об этом всего через несколько дней, но было уже поздно: лагерь куда-то перевели. Тогда сведения о немецких пленных считались военной тайной, и найти следы офицера так и не удалось.
Список Хозенфельда
Почти пять лет Владислав Шпильман ничего не слышал о таинственном офицере. В 1950 году из Польши в Австралию эмигрировал Леон Варм, один из тех евреев, которым Вильм Хозенфельд помог в годы войны избежать гибели. Тогда, в 1943 году, Леону удалось через дырку в полу вагона бежать из поезда, направлявшегося в лагерь смерти Треблинку. Добравшись до Варшавы, он с помощью своих знакомых разыскал капитана Хозенфельда. И тот снабдил его фальшивыми документами. Но мало того! – еще и принял на работу в спортивный комплекс, которым тогда руководил. Это спасло Леону жизнь.
После войны Варм работал химиком в Варшаве, и собирался эмигрировать – открыть собственную фирму в Австралии. Перед отъездом он решил навестить семью своего спасителя, нашел адрес Хозенфельдов в Германии. И 14 ноября 1950 года постучал в дверь дома, где жила жена Вильма, Анна-Мария, с пятью детьми. От них Леон Варм узнал, что его Вильм – жив и находится в лагере для военнопленных. Оттуда он присылал жене и детям открытки. У Анны-Марии сохранились и другие письма, и дневники мужа. Фрау Хозенфельд показала Леону открытку, отправленную из лагеря 15 июля 1946 года. Она содержала список поляков и евреев, которым ее муж помог спастись во время войны. Под номером четыре стояло имя Владислава Шпильмана, пианиста из Варшавы, работавшего на польском радио.
Вернувшись в Варшаву, Леон Варм разыскал музыканта и сообщил ему имя спасителя. О том, что произошло дальше, Шпильман почти полвека не рассказывал никому. Даже жене и сыну... В 1997 году известный немецкий поэт и бард Вольф Бирман, готовивший немецкое издание книги пианиста, попросил его все же рассказать о попытках что-то сделать для спасения капитана Вильма Хозенфельда.
Владислав Шпильман признался, что до сих пор испытывает боль и стыд за то, что не смог помочь этому человеку. Переборов страх и отвращение, он пришел на прием к самому Якубу Берману – главе польского аналога НКВД, одному из самых могущественных и страшных людей в послевоенной Варшаве. На совести Бермана были тысячи загубленных жизней, но именно в его руках находились судьбы многих людей. Выслушав рассказ музыканта, Берман пообещал помочь, но через три дня сообщил, что ничего сделать не в силах. Его советские коллеги убеждены, что Хозенфельд – опасный преступник, и ни о его освобождении, ни о переводе в Польшу не может быть и речи.
...Бывший капитан резерва Вильм Хозенфельд, кроме Шпильмана спасший еще несколько десятков поляков и евреев, умер в лагере для военнопленных под Сталинградом. Умер он за год до смерти Сталина, в 1952-м. Советские следователи допрашивали его «с пристрастием»: они не могли поверить, что немецкий офицер помогал евреям, и считали его истории прикрытием опытного шпиона. Военный суд в Минске в 1950 году приговорил Хозенфельда к 25 годам лагерей. Из-за побоев Вильм перенес несколько инсультов и в последние годы жизни был похож на запуганного ребенка, плохо понимающего, за что его избивают.
II. Капитан
Книга любви
Анна-Мария Хозенфельд, вдова немецкого капитана, спасшего в далеком 1944 году пианиста Владислава Шпильмана на заброшенной варшавской вилле, умерла 18 июня 1971 года. Казалось, с ее смертью исчезла последняя надежда что-то узнать о Вильме Хозенфельде. О том капитане, которого Шпильман назвал «единственным добрым человеком в фашистском мундире».
Но жизнь иногда дарит чудесные неожиданности. В 1998 году дочь Анны-Марии обнаружила на чердаке своего дома большую коробку, в которой ее мать хранила бумаги мужа. Про них давно забыли: считалось, что Анна-Мария перед смертью уничтожила весь архив.
...В коробке было несколько сотен писем Вильма: около шестисот – жене, двести – детям. А еще – открытки из заключения (1946-1952), записные книжки, дневники, которые Хозенфельд вел в разные годы, начиная еще со времен первой мировой войны. В отдельной папке лежали письма Анны-Марии мужу – более полутысячи за пять военных лет (последнее письмо датировано осенью 1944 года). В одном из писем Вильм называет эту папку «книгой любви», и говорит, что обращается к ней, когда чувствует себя особенно одиноко. Часть переписки опубликована в приложении к книге Шпильмана.
Всю свою совместную жизнь супруги Хозенфельды чувствовали потребность рассказывать друг другу о пережитом, делиться мыслями, наблюдениями и планами. Когда Вильм был далеко от дома, беседу заменяли подробные письма. Осенью 1944 года капитан Хозенфельд отослал домой всю имеющуюся у него переписку, дневники и записные книжки. Он отправил бумаги обычной полевой почтой. И остается загадкой: как его послания не попали в руки военной цензуры? Прочти цензоры в мундирах всего несколько записей из дневников Вильма Хозенфельда 1942-1944 годов, – и этого было бы достаточно, чтобы их автору оказаться в застенках гестапо.
Найденные на чердаке документы позволяют лучше понять, каким человеком был этот странный капитан.
«Остаться чистым и стать зрелым»
Вильм Хозенфельд родился 2 мая 1895 года в семье учителя в небольшом селе Макенцель в земле Гессен. И был седьмым ребенком, всего же в семье детей было девять. Он много перенял от своего отца, строгого католика: твердую веру, любовь к детям, профессию учителя. Царивший в семье культ доброты и чести сформировал характер будущего педагога.
Большое влияние на мальчика оказали идеи «Перелетных птиц». Это молодежное движение возникло в начале ХХ века в Берлине и быстро распространилось по всей Германии. Девизом движения стал призыв: «Остаться чистым и стать зрелым!» Называвшие себя «перелетными птицами» подростки и юноши ходили в походы, пели песни, мечтали быстрее повзрослеть, чтобы помогать Родине. Им всем было присуще чувство ответственности перед близкими, друзьями, страной. Они ощущали себя рыцарями, и многие сохранили это чувство до глубокой старости. Движение «Перелетных птиц» было запрещено нацистами, но после крушения третьего рейха обрело новую жизнь.
Не без влияния идей этой организации Вильм Хозенфельд в 1914 году, едва успев получить свидетельство школьного учителя, пошел добровольцем на войну. Что это такое – он хорошо понял, особенно после того как повоевал в 1914–1918 годах на трех фронтах: во Фландрии, в России и в Румынии. Трижды был ранен, в последний раз из-за ранения едва не потерял ногу... Хозенфельд демобилизовался в чине фельдфебеля в 1918 году.
И свою будущую жену он нашел среди «Перелетных птиц». Свадьба с Анной-Марией Круммахер состоялась в 1920 году. Во время первой мировой девушка потеряла своих близких и на всю жизнь возненавидела войну. Уже в 1933 году ее не оставлял страх, что Гитлер приведет Германию к новой бойне.
В период между двумя войнами Вильм работал учителем в деревенской школе. С учениками был добр, участлив и внимателен. Даже когда в школе еще были разрешены телесные наказания, он никогда не бил детей. Отправляясь на занятия, всегда держал в кармане запасной носовой платок – для своих учеников, на всякий случай. Образцом для себя считал великого швейцарского педагога, гуманиста и демократа Песталоцци.
Юношеским идеалам Вильм не изменил и в зрелые годы. Переписка супругов показывает, что он разделял пацифистские взгляды жены. Тем не менее, в 1939 году ответственность перед отечеством заставила уже немолодого учителя и отца пятерых детей вновь взяться за оружие. Когда осенью 1944 года стало ясно, что конец войны близок, польские друзья предлагали ему дезертировать и спрятаться. Однако Вильм не снял офицерского мундира до самого плена, добровольно выбрав путь уготованных ему страданий.
«Я пытаюсь помочь каждому, кому можно помочь»
В первые же месяцы новой войны Хозенфельд был поражен тем, с какой жестокостью немцы расправлялись с местным населением на захваченных территориях. Ничего подобного в первую мировую не было. Он все больше укреплялся во мнении, что за зверства, творимые военными и эсэсовцами, расплачиваться придется всему немецкому народу.
Один случай запомнился Вильму надолго. Стрелковый батальон, в котором он служил, зимой 1939–1940 годов был расквартирован в польском городке Вегрове, что восточнее Варшавы. Однажды на улице ему встретился эсэсовец, ведущий на расстрел мальчика, укравшего охапку сена, которое перед этим и сами фашисты фактически украли – конфисковали у польских крестьян. Вильм попытался заступиться. Тогда эсэсовец направил на него пистолет и сказал, что, если тот не уйдет, то будет лежать в яме вместе с этим подростком. Спустя несколько лет Хозенфельд рассказал старшему сыну, что он испытал тогда настоящий шок.
Но попыток помогать людям он не оставлял. А уж если представлялась такая возможность, то действовал решительно, без колебаний и сомнений. Владислав Шпильман – вовсе не единственный спасенный им человек. Три члена польской семьи Цециоров тоже обязаны немецкому офицеру Вильму Хозенфельду жизнью.
В Вегрове стрелковый полк Хозенфельда охранял лагерь для военнопленных. Среди тысяч жолнежей – солдат поверженной Польши – там находился раненый Станислав Цециора. Во время велосипедной прогулки Хозенфельд встретил незнакомую женщину, направлявшуюся к лагерю. Это была жена Цециоры, которая надеялась узнать что-нибудь о судьбе мужа и отца своего будущего ребенка. Поговорив с плачущей женщиной, Вильм обещал помочь. И слово свое сдержал: через три дня Станислав уже был дома!
Новая встреча с членами этой семьи произошла в Варшаве, где Хозенфельд руководил спортивным комплексом для солдат вермахта. Брату Станислава Цециоры, пастору Антону, которого разыскивали эсэсовцы, Вильм выдал фальшивые документы на имя Цихоцкого. А затем принял его на работу и еще – кроме того – дал укрытие.
Тогда же пастор Антон познакомил Хозенфельда со своим зятем по фамилии Кошель. В 1943 году на улице, где тот жил, был убит фашистский солдат. В подобных случаях немцы хватали прохожих и расстреливали их. В этот раз среди обреченных на смерть людей оказался и Кошель. Несчастных уже везли к месту расстрела, когда проходивший неподалеку капитан Хозенфельд заметил знакомое лицо в кузове грузовика. Он остановил машину и сказал эсэсовцу, сопровождавшему заложников, что ему нужен человек для срочной работы. Осмотрев обреченных на смерть, сидящих в машине, он будто бы совершенно случайно выбрал зятя Антона. Кошелю эсэсовцы разрешили покинуть грузовик, и так он остался в живых.
...Вильм Хозенфельд вел себя в Польше совсем нетипично для офицера-завоевателя. Он часто бывал в доме Цециоры, изучал польский язык. И даже нередко заходил со своими новыми друзьями в костел. В 1944 году пастор Антон Цециора, которого он укрывал от преследования гестапо, отмечал десятилетие посвящения в сан. В пять часов утра на тайную церковную мессу в подвале знакомого костела вместе с церковными служащими пришел помолиться и офицер вермахта. Происходившее там напоминало сцену театра абсурда: немецкий капитан на коленях принимает причастие из рук «славянского недочеловека».
В разгар восстания в польской столице, начавшегося 1 августа 1944 года, когда немцы по приказу фюрера методично уничтожали центр города, капитан Хозенфельд написал своему непосредственному начальнику очень откровенное послание. В нем были слова, которые могли бы служить девизом всей жизни Вильма Хозенфельда. Вот эти слова:
«Я пытаюсь помочь каждому, кому можно помочь».
Этому принципу Вильм Хозенфельд не изменил до конца своей жизни.
Перед судом истории
Свое послесловие к книге Шпильмана Вольф Бирман завершает словами надежды. Он убежден: непременно должно наступить время, когда на Аллее Праведников мемориала Яд ва-Шем будет посажено дерево в честь Вильма Хозенфельда. Бирман не сомневался, что посадит его Владислав Шпильман, а помогать ему должен сын Андрей.
...Пианист не дожил до этого дня. Он умер в 2000 году в возрасте 86 лет, оставив в наследство людям свою музыку, мемуары. И непреодолимое желание: во что бы то ни стало воздать должное памяти своего спасителя. А Андрей Шпильман – сын спасенного фашистским офицером Вильмом Хозенфельдом – до сих пор не оставляет усилий, стремясь выполнить волю отца.
Праведником мира согласно израильскому закону 1953 года считается человек, который с риском для собственной жизни или жизни своих близких бескорыстно в годы Холокоста спас хотя бы одного еврея. На специальной медали, выдаваемой людям, отмеченным этим званием, отчеканена фраза из Талмуда: «Кто спасает одну жизнь, спасает весь мир».
Новые имена добавляются в список Праведников постоянно. Правда, год от года таких все меньше. В 2001 году появилось более восьмисот новых Праведников, в минувшем году – чуть меньше шестисот. На 1 января 2003 года было 19706 Праведников мира. Из них самое большое количество – 5733 – дала Польша. Ненамного меньше Праведников мира из Нидерландов – 4513. Франция дала их 2262, Украина – 1881, Бельгия – 1357. Из Германии в этом списке оказались 376 Праведников мира.
В минувшем году мог бы появиться еще один немецкий праведник. Однако комиссия Яд ва-Шема отклонила кандидатуру Вильма Хозенфельда, предложенную Андреем Шпильманом. По мнению комиссии, капитан резерва немецко-фашистского вермахта недостоин этого звания. Каков же основной мотив такого поразительного решения? Он неожиданно прост: Вильм Хозенфельд недостоин звания Праведника мира, так как был... осужден советским судом и закончил жизнь в лагере для военных преступников.
Получается, что приговор сталинского суда оказался весомее показаний свидетелей и дневниковых записей?! Андрей Шпильман не теряет надежды, что комиссия изменит свое мнение. Но каково бы ни было решение уважаемых людей, входящих в состав нынешней комиссии, окончательный приговор выносит все-таки история. И не последними аргументами для такого высшего суда будут слова самого Вильма Хозенфельда, школьного учителя и капитана резерва. Слова, записанные им самим – с отчаянным риском для жизни! – в самый разгар мировой бойни, в июне 1943 года:
«Я не понимаю, как мы оказались втянутыми в военные преступления против беззащитных граждан, против евреев. Я спрашиваю себя вновь и вновь и не нахожу ответа... Из-за этих ужасных массовых убийств мы проиграли войну, а на себя навлекли вечное проклятие за неискупимый грех. Мы не заслуживаем жалости, мы виноваты все».
Вильм Хозенфельд не ограничивался словами. Спасенные им люди сохранили о нем благодарную память. Напоследок – примечательный «сюжет из жизни», имеющий непосредственное отношение к героям этой истории. В 90-х годах прошлого века, через пятьдесят лет после окончания войны, сын Станислава Цециоры был консулом Польской республики в Германии, в Гамбурге. Он рассказал интересную вещь. Оказывается, его родители в течение нескольких лет посылали из голодной Польши семье Хозенфельдов, оставшейся без кормильца, посылки с колбасой и маслом. Подобные посылки шли в гитлеровскую Германию даже в военное время.
Перед судом истории ничто не будет забыто.
По мнению комиссии, капитан резерва немецко-фашистского вермахта недостоин этого звания. Каков же основной мотив такого поразительного решения? Он неожиданно прост: Вильм Хозенфельд недостоин звания Праведника мира, так как был... осужден советским судом и закончил жизнь в лагере для военных преступников.
