Аркадий Красильщиков: 10/20/22

четверг, 20 октября 2022 г.

"Капелька еврейской крови"

АВТОР:

АЛЕКСАНДР КУМБАРГ

20 ОКТЯБРЯ 2022

18:23

Еврейская тема занимает очень значительное место в творчестве Марины Цветаевой. Любовь к библейскому Израилю, библейские реминисценции, иудаизм и христианство, преследования евреев в разные времена и в разных странах, роль евреев в Гражданской войне в России… А евреи занимали очень значительное место в жизни Цветаевой.

Страсть к еврейству

Московская детско-юношеская среда у М. Цветаевой выдалась своеобразной: юдофилы и юдофобы были в ней обильно и причудливо перемешаны. Ее отец – историк, академик Иван Цветаев, основатель Музея изящных искусств, – печатался в реакционном юдофобском журнале М. Каткова "Русский вестник". Родной брат отца – тоже историк Дмитрий Цветаев – вообще был видным черносотенцем Москвы. ("У него я, девочкой, встречала весь цвет черной сотни"). Первой женой отца была Варвара Иловайская – дочь профессора истории Дмитрия Иловайского, издателя антисемитской газеты "Кремль".

Второй женой Цветаева, матерью Марины, стала Мария Мейн, немецко-польского происхождения. М. Цветаева вспоминала, что мать всегда была окружена евреями, у нее было выраженное к ним тяготение, "юдоприверженность", "преклонение перед еврейским гением", "для нее иудеи были милее „эллинов“". "Страстная любовь к евреям, гордая, вызывающая, беспрекословная… Помню, с особенной гордостью – чуть ли не хвастливо – впрочем, в это немножко играя – утверждала, что в ее жилах непременно есть капелька еврейской крови, иначе бы их так не любила". Александр Мейн, дедушка, работал управляющим в банке еврея Лазаря Полякова – того самого, который построил синагогу на Малой Бронной, а также заметно помогал И. Цветаеву в создании Музея изящных искусств. А. Мейн тоже хорошо относился к евреям.

Среди друзей, гостей дома были и евреи, и юдофилы, и антисемиты (тот же Иловайский, например). Всё это как-то смешивалось и уживалось между собой. В самой Марине явно побеждало юдофильское направление. Спустя годы она говорила о главенствующем влиянии матери на свое развитие, о том, что позаимствовала у нее "страсть к еврейству". Сестра Марины Анастасия также отмечала в своих "Воспоминаниях", что "мама и мы любим этот народ, гонимый другими народами, древний, таинственный, невиновный в своем несчастье…".

Эфрон

В 1911 г. в крымском Коктебеле Марина познакомилась с Сергеем Эфроном – будущим публицистом и офицером Добровольческой белой армии (см. "ЕП", 2018, № 10). Вскоре они поженились. Сергей не скрывал от нее свои еврейские корни по отцовской линии. Очевидно, для Марины это стало еще одним его плюсом. А вот И. Цветаева не обрадовало, и он выступал против брака. Марина восторженно отзывалась о супруге в письмах, говоря, что в Сереже "блестяще соединены две крови: еврейская и русская. Он блестяще умен, одарен, благороден". И, конечно, посвящала ему стихотворные строки:

Я с вызовом ношу его кольцо!

Да, в Вечности – жена, не на бумаге!..

В его лице трагически слились

Две древних крови.

В его лице я рыцарству верна,

Всем вам, кто жил и умирал без страху!

Такие – в роковые времена –

Слагают стансы и идут на плаху.

Цветаевский антисемитизм?

Москва времен Гражданской войны. Разруха "не в клозетах, а в головах", как говаривал булгаковский профессор Преображенский; хаос, брожение, холодное, голодное время. Муж где-то на фронте и вестей от него нет, у Цветаевой две маленькие дочери, а кушать нечего. Ее мысли и чувства, симпатии однозначно на белогвардейской стороне. Переживала, что победа большевиков приведет к уничтожению России. А среди врагов – большевистских вождей – заметны евреи. Отношение поэтессы к евреям в это время ухудшается ("я научилась слову „жид“"). В ее дневнике и письмах появляются антисемитские фразы: "Слева от меня (прости, безумно любимый Израиль!) две грязных, унылых жидовки… Жидовка говорит: „Псков взят!“ – У меня мучительная надежда: „Кем?!!“". Или вот: "Не могу простить евреям, что они кишат". Характерно и ее воспоминание о том, как ее близкий знакомый, еврей Павел Антокольский, читал ей свои стихи "Пролог к моей жизни". Марина назвала их "Оправданием всего". "Но так мне этого нельзя, так как я в данный час – русская, молчу молчанием резче и весче слов. Прощаемся".

В 1920-м написала антисемитское стихотворение:

Кремль почерневший! Попран! – Предан! – Продан!

Над куполами воронье кружит.

Перекрестясь – со всем простым народом

Я повторяла слово: жид.

Уже в эмиграции по своим дневниковым заметкам времен войны Цветаева пишет очерк "Вольный проезд", опубликованный в 1924 г. в Париже, в русском журнале "Современные записки". Поэтесса рассказывает, как в голодном 1918 г. в поисках продуктов отправилась в Тамбовскую губернию. Жила в одном доме с красноармейцами из продотряда. Она описывает командира отряда Иосифа Каплана: "еврей со слитком золота на шее", хам, его жену, обожающую золотые вещи и шелковые материи и других евреев среди "опричников", грабящих народ. Впрочем, в положительном свете упоминает и о еврее Леониде Каннегисере, застрелившем другого еврея – председателя питерского ЧК Моисея Урицкого, и о Фанни Каплан, стрелявшей в Ленина. Естественным образом звучит вывод: "...евреи, как русские, разные бывают".

"Современные записки" были озадачены антиеврейскими пассажами в тексте. Цветаева придумала компромисс: перед очерком поставили ее филосемитское стихотворение "Евреям", написанное еще в 1916 г., но ранее не публиковавшееся.

В письме к литературному критику, еврею Александру Бахраху Цветаева отмечала: "Рифы этой книги: контрреволюция, ненависть к евреям, любовь к евреям, прославление богатых, посрамление богатых, при несомненной белогвардейскости… Здесь все задеты, все обвинены и все оправданы…"

Ряд авторов объясняет такую сконцентрированность Цветаевой на евреях ее антисемитизмом. Но думаю, объяснить можно ее сильнейшими захлестывающими эмоциями, атмосферой времени, ожесточенными схватками Гражданской войны. Да даже болельщики на футбольных матчах чего только не выкрикивают зачастую в адрес чужой команды в угаре страстей. А здесь – не матч, не футбольное поле, а поле битвы, проигранный военный поединок. Судьба державы, ее развития! И муж, за белых воевавший. И разве можно похвально отзываться о большевистских вождях-евреях!?! О Зиновьеве, Троцком, Свердлове? Обуреваемые собственными утопическими идеями переустройства мира, они больше ничего вокруг себя не видели и не хотели видеть. Велик их вклад и в разжигание антисемитизма и в борьбу с теми прогрессивными евреями – либералами, сионистами, предпринимателями и просто разумными трезвомыслящими людьми, которые понимали, что тянут их большевики куда-то не туда. А с продотрядовцами, которые изымали "излишки" у населения, она лично сталкивалась и писала, что видела. Да, Цветаева чрезмерно выделяла именно евреев из отряда, порой срывалась на антисемитские фразы, не догадывалась о политкорректности. Но о ее филосемитстве и так легенды в культурных кругах слагались. Странно было бы заподозрить ее в каком-либо антисемитизме.

Вообще эта история напоминает мне излишнюю критику некоторыми публицистами Валентина Катаева за книгу "Уже написан Вертер", где негативно показаны евреи-большевики. У писателя была две жены-еврейки, дочь вышла замуж за еврея, сын жил в Израиле, среди его коллег-соратников масса евреев, в его творчестве – толерантные и филосемитские вещи. Да и в этом произведении Катаев ругает не только евреев, и не все евреи показаны там отрицательными персонажами. Параллели с Цветаевой очевидны.

К тому же в тот же период войны поэтесса пишет в дневнике и о том, как евреи ее поддерживали: "Госпожа Гольдман, соседка снизу, от времени до времени присылает детям огромные миски супа и сегодня одолжила мне 3-ю тысячу. У самой трое детей... Еще Р. С. Тумаркин, брат г-жи Цейтлин, у которой я бывала на литературных вечерах, дает деньги, спички. Добр, участлив. И это все". Елизавета Гольдман, кстати, годами помогала семье Цветаевых. Маленькая дочь Марины, Ариадна, во время боев в 1917 г. пряталась в ее квартире. А спустя десятилетия Елизавета отправляла в Сибирь теплую одежду и продукты для пребывающей там в ссылке Анастасии Цветаевой.

На самом деле многие евреи оказались бы в той Гражданской войне на стороне белых (сначала многие и оказывались) и не было бы такого противостояния по национальной линии, если бы не жутчайший антисемитизм в Белой армии, вышвырнувший оттуда очень многих.

В окружении евреев

Вокруг Цветаевой всегда, в разные периоды ее жизни – много евреев с разной степенью близости: возлюбленные, друзья, творчески близкие души, помогающие ей меценаты, деловые партнеры для издания ее произведений… Это хорошо показывает книга Анны Саакянц "Марина Цветаева. Жизнь и творчество" и работы других цветаевских биографов. Издатель Абрам Вишняк, поэты Павел Антокольский, Осип Мандельштам, Леонид Каннегисер, Борис Пастернак, литературный критик Александр Бахрах, писатели Эмилий Миндлин, Илья Эренбург, Евгений Ланн, экономист Никодим Плуцер-Сарна, издатель Мария Цетлина, редакторы журналов Марк Вишняк, Марк Слоним… Не многовато ли для "антисемитки"?

Например. Илья Эренбург помог Цветаевой отыскать в эмиграции ее мужа Эфрона, помогал опубликовывать ее поэзию. В 1941-м в СССР передал для нее деньги, но не встретился с белоэмигранткой. Очевидно, в условиях сталинских репрессий, зная о ее муже и дочери в тюрьме, побоялся. В дальнейшем в своих "Люди, годы, жизнь" способствовал возвращению творчества Цветаевой к советскому читателю.

Даже женщина, с которой Марина установила любовную связь, поэтесса София Парнок – и та еврейка! Их роман протекал в 1914–1916 гг. Цветаева посвятила ей свои строки:

Сердце сразу сказало: "Милая!"

Все тебе – наугад – простила я,

Ничего не знав – даже имени!

О, люби меня, о, люби меня!

Когда Цветаева вернулась в Советский Союз, секретарь Союза писателей СССР Александр Фадеев ей в квартире отказал: "Тов. Цветаева! Достать Вам в Москве комнату абсолютно невозможно. У нас большая группа очень хороших писателей и поэтов, нуждающихся в жилплощади". И кто нашел жилье? Вы угадали! Еврей, чиновник Литфонда Арий Ратницкий. Испытывая большие психологические сложности в СССР в чужой и незнакомой для нее советской жизни, она общалась с евреями – еврейским писателем Ноем Лурье, литературоведом Евгением Тагером. Ему посвящено одно из последних стихотворений Цветаевой.

Однажды Цветаева написала: "У меня с каждым евреем – тайный договор, заключаемый первым взглядом". В одном из писем говорила: "После всех живых евреев – Генриха Гейне – нежно люблю – насмешливо люблю – мой союзник во всех высотах и низинах, если таковые есть". Даже называла его "самым большим поэтом российской революции" с его провидческим "и говорю вам, настанет год, когда весь снег на Севере будет красным".

Еврей Самуил Гуревич, журналист, был гражданским мужем Ариадны Эфрон, помогал Цветаевым после ареста Сергея Эфрона. Сын Эфрона и Цветаевой Георгий Эфрон, погибший на фронте в 1944-м, в письмах и дневниках отмечал, что Гуревич помогал ему деньгами, советами, дружественной поддержкой. В 1950-м Самуила арестовали, позже расстреляли за "шпионаж".

"Поэты – жиды!"

У Цветаевой предостаточно замечательной проеврейской поэзии, позволяющей понимать ее взгляды. Так, например, в стихотворении "Евреям" есть такие строки:

Израиль! Приближается второе

Владычество твое…

В 1924 г., в "Поэме Конца", в Праге Цветаева писала:

Жизнь – это место, где жить нельзя:

Еврейский квартал...

Гетто избранничеств! Вал и ров.

Пощады не жди! В сем христианнейшем из миров

Поэты – жиды!

Елена Коркина пишет в "Иерусалимском журнале" о цветаевских переводах с идиша. После возвращения поэтессы в СССР издательство "Художественная литература" предложило ей сделать переводы стихов еврейских поэтов Западной Украины и Западной Белоруссии. Последние тетради Цветаевой сохранили эти тексты. Большинство из них так и не были опубликованы.

Израильский автор Инна Галант вспоминает о своей встрече с Анастасией Цветаевой, рассказавшей ей, что знаменитые стихи "Мне нравится, что вы больны не мной…" Марина Цветаева посвятила в 1915 г. Маврикию Минцу, мужу Анастасии. Кстати, женился он на ней, когда у нее уже был сын от первого брака. Марина была благодарна Маврикию Александровичу за его любовь к Анастасии. Как известно, эти стихи звучат и в популярнейшей кинокартине Эльдара Рязанова "Ирония судьбы, или С легким паром", где Барбара Брыльска исполняет романс... голосом Аллы Пугачевой:

Мне нравится, что вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

"Мой ответ Осипу Мандельштаму"

В 1926 г. Марина Цветаева разразилась, мягко говоря, очень жесткой критикой в адрес автобиографической повести "Шум времени" Осипа Мандельштама, вышедшей годом ранее. Ее задело его отношение к Белой армии. "Не мне – перед Вами – обелять Белую Армию. За нее – действительность и легенда. Но мне – перед лицом всей современности и всего будущего – заклеймить Вас, большого поэта. Из всех песен Армии (а были!) отметить только: Бей жидов – даже без сопутствующего: Спасай Россию, всю Добровольческую Армию отождествлять с Контрразведкой… Есть другой поэт, тоже еврей, которому добровольцы на пароходе выбили зубы. Это последнее, на что он ссылается в своих обвинениях Добровольческой Армии. Потому что он зряч и знает. Не Добрая Воля выбивает еврею зубы, а злая, что прокалывала добровольцам глаза в том же Крыму – краткий срок спустя. Не идея, а отсутствие идей. Красная Армия не есть Чека и добровольчество не есть контрразведка. Вы могли предпочесть Красную, Вы не смели оплевывать Белую. Герои везде и подлецы везде. Говоря о подлецах наших, Вы обязаны сказать о подлецах своих".

"Это книга, – говорит Цветаева, – презреннейшей из людских особей – эстета, вся до мозга кости… гниль, вся подтасовка, без сердцевины, без сердца, без крови, – только глаза, только нюх, только слух, – да и то предвзятые, с поправкой на 1925 год".

"Мой ответ Осипу Мандельштаму – мой вопрос всем и каждому: как может большой поэт быть маленьким человеком?".

Цветаевоведы отмечают, что в 1916 г. у Марины Ивановны был роман с Осипом Эмильевичем, они посвящали друг другу стихотворения с любовными признаниями. Но затем их пути разошлись. И возникает вопрос: не была ли столь суровая критика Цветаевой мандельштамовского произведения отчасти связанной с их разрывом, особенностями их взаимоотношений, личной обидой на него?

А ведь когда-то Мандельштам писал:

Целую локоть загорелый

И лба кусочек восковой…

Тавриды пламенное лето

Творит такие чудеса.

"Евреев я люблю больше русских…"

"Слава Богу, что я не еврейка… – говорила Цветаева, – При первом же "жидовка" я бы подняла камень с мостовой – и убила…. Откуда у меня – с детства – чувство преследования? Не была ли я еврейкой в Средние века?"

Рассказывала поэту, литературному критику Юрию Иваску: "...там, где говорят: еврей, а подразумевают: жид – мне, собрату Генриха Гейне – не место. Больше скажу: то место – я на него еще и не встану – само не вместит: то место меня чует, как пороховой склад – спичку".

Цветаева описывает сцену с докладом "Гитлер и Сталин" бывшего редактора журнала "Воля России" еврея М. Слонима. "После доклада – явление младороссов в полном составе. Стоят, "скрестивши руки на груди". В конце прений продвигаюсь к выходу… так что стою в самой гуще. Почтительный шепот: "Цветаева". Предлагают какую-то листовку, которой не разворачиваю. С эстрады Слоним: "Что же касается Гитлера и еврейства..." Один из младороссов (если не "столп", то столб) – на весь зал: "Понятно! Сам из жидов!" Я четко и раздельно: "Хамло!" (Шепот: не понимают). Я – "Хам-ло!" и, разорвав листовку пополам, иду к выходу. Несколько угрожающих жестов. Я: "Не поняли? Те, кто вместо еврей говорят жид и прерывают оратора, те – хамы". (Пауза и созерцательно: "Хамло"). Засим удаляюсь. (С каждым говорю на его языке)".

В 1924 г. Марина записала довольно загадочную фразу: "Мое отношение к еврейству вообще: тяготение и презрение. Мне ни один еврей даром не сходил! (NB! А ведь их мно-ого!)" Тяготение и презрение – что бы это значило? Можно разные варианты предлагать для расшифровки. Но зададимся простым вопросом: а к кому она относилась лучше? К русским?

При большом желании можно показать Цветаеву и антисемиткой, фиксируя одно и упорно игнорируя другое, вольно трактуя, вырывая мысли из контекста произведения и письма или вообще из контекста ее жизни. Особенно заметны на этом поле те евреи, кто особо болезненно воспринимает антисемитизм и готовы едва ли не любую критику кого-либо из евреев записывать строго в антисемитизм. И те антисемиты или не слишком расположенные к евреям, которые рады увидеть в столь выдающейся поэтессе свою единомышленницу, подтверждающую их взгляды или, по крайней мере, увести ее из лагеря филосемитизма. Это напоминает тех советских историков, литературоведов, которые старательно выискивали революционный демократизм у дореволюционных писателей, делая акценты только на отвечающие этому критерию произведения и строки.

Кстати, Цветаева писала в дневнике, что ненавидит деревню, "как я несчастна среди коров, похожих на крестьян, и крестьян, похожих на коров", а "язык простонародья как маятник между жрать и срать". Так, может, объявим ее и русофобкой? Судя по многим ее строкам в стихах и записных книжках, оснований для этого, пожалуй, будет побольше, чем для обвинений в антисемитизме.

Думаю, сама Цветаева с саркастической улыбкой или гневом воспринимала бы все эти подозрения в антисемитизме и с легкостью отметала бы их. Вышедшая замуж за человека е еврейскими корнями и с радостью подчеркивавшая это присутствие в нем еврейской крови, имевшая романтические отношения – реальные или эпистолярные – со множеством евреев, всегда окруженная евреями, часто оказывавшими ей поддержку в трудные минуты жизни, подчеркивавшая свою влюбленность в библейский Израиль – ну о каком антисемитизме здесь можно говорить?!

Филосемитские тенденции в ее семье дополняют и подчеркивают и ее ближайшие родственники – сестра Анастасия и дочь Ариадна, вышедшие замуж за евреев. Родственница, актриса, тоже Анастасия Цветаева, вообще вышла замуж за израильтянина, уехала в Израиль, родила двух детей.

Некоторые цветаевские пассажи, которые можно отнести к антисемитским, конечно, нужно анализировать, но исключительно в общем контексте ее биографии, времени, творчества. А также учитывать, для кого предназначались те или иные высказывания – для широкой общественности или найдены в ее личных записях и не удостоились от нее достаточной самоцензуры.

Учтем еще, что жизнь Цветаевой прошла в России с ее значительной антисемитской средой и в эмиграции, опять же в российской, белоэмигрантской среде, где опять же антисемитизм часто сильнейшим образом проявлялся. Уйти от этого неприкрытого воздействия тоже было нелегко. Но она часто шла против течения.

Не будем путать с настоящими антисемитами тонкость и сложность, перепады и водопады, порой противоречивость национальных настроений и состояний души тонко чувствующей экспрессивной натуры. Ведь не секрет: поэты – люди особые! Любит, презирает, восторгается, ненавидит… Цветаева сама признавалась: "…у меня обезьянья гибкость (только в обратную сторону, повторяю, наоборот, движение). Пример: с любящими евреев – ненавижу евреев, с ненавидящими – обожаю – и все искренне – до слез! – Любовь по оттолкновению".

Она была очень живым человеком, порой даже экзальтированным. Как пел Булат Окуджава о Владимире Высоцком: "Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа…" Важно только не преувеличивать эту цветаевскую грешность, не разыскивать антисемитизм, как ту черную кошку в темной комнате.

В русской литературе, и Серебряного века, в частности, большой выбор антисемитов и филосемитов. Цветаева, на мой взгляд, бесспорно, принадлежит ко вторым. По крайней мере, не к первым.

Весьма интересные вещи содержатся в письме Цветаевой в 1927 г. белоэмигрантским деятелям П. Сувчинскому и Л. Карсавину. В нем она заявляет, что считает себя где-то даже больше внутренне принадлежащей к еврейскому народу, чем ее муж. А затем подчеркивает, что "евреев я люблю больше русских и может быть очень счастлива была бы быть замужем за евреем, но – что делать – не пришлось". Думаю, уже одной только этой своей фразой Цветаева расставляет все точки над "i" в вопросе ее мнимого антисемитизма. А кого больше всего любим, того порой больше всего и критикуем. Вполне жизненно.

Источник: "Еврейская панорама"

Британия изучает возможность переноса посольства из Тель-Авива в Иерусалим

20.10.2022 22:37 Алина Груднева

Британия изучает возможность переноса посольства из Тель-Авива в Иерусалим

Премьер-министр Великобритании Лиз Трасс, ушедшая в отставку, распорядился начать технико-экономическое обоснование переноса посольства Великобритании из Тель-Авива в Иерусалим.

Она получила, целесообразно ли его размещение в районе города Тальпиот, который уже много лет принадлежит британскому правительству.

В рамках инспекции британские представители посетили территорию, расположенную на углу улиц Ханох Альбек и Шмуэль Лофо.

В прошлом месяце Трасс встретилась с премьер-министром Яиром Лапидом в Нью-Йорке и сказала ему, что рассматривает возможность переноса посольства.

Однако британское правительство еще не приняло решение о переносе посольства.

Лапид выразил готовность к участию в дебатах. Нетаниягу обдумывает предложение

время публикации: 20 Октября 2022 г., 22:22 | последнее обновление: 20 Октября 2022 г., 22:22

Лапид выразил готовность к участию в дебатах. Нетаниягу обдумывает предложение

Olivier Fitoussi/Flash90

В ответ на вопрос журналистки 12-го телеканала Йонит Леви о готовности участвовать в предвыборных теледебатах с лидером оппозиции Яир Лапид ответил утвердительно.

Вопрос о дебатах был задан в программе, посвященный предстоящим парламентским выборам, и, судя по реакции действующего главы правительства Яира Лапида, он был несколько удивлен. "Нетаниягу в течение 15 лет уклонялся от прямой конфронтации, и я бы на вашем месте не сильно на это надеялся. Но если он придет, я тоже с радостью приду", - ответил Лапид.

Ярон Абрахам, обозреватель 12-го канала отмечает, что в последний раз Биньямин Нетаниягу участвовал в теледебатах в 1999 году вместе с Ицхаком Мордехаем, который на каждое предвыборное обещание Нетаниягу просто говорил: "Посмотри мне в глаза. Смотри мне в глаза", и это был травматический опыт для него. И в период нахождения на посту премьер-министра Нетаниягу не рвался участвовать в дебатах из-за болезненного воспоминания. Но, возможно, сейчас он отнесется к приглашению по-другому.

На сайте "Мако" говорится, что в окружении Биньямина Нетаниягу говорят, что обдумывают это предложение, но при этом дают понять, что вероятность согласия Нетаниягу крайне низкая.

Telegram NEWSru.co.il: самое важное за день

Пенс: в американском консервативном движении нет места «апологетам Путина»

Подключайтесь к Telegram-каналу NashDom.US

Дата: 20.10.2022 05:37

Бывший вице-президент США заявил, что политика умиротворения «никогда не работала»

Бывший вице-президент США Майк Пенс выступил против нарастающего популистского движения в Республиканской партии, осудив «апологетов Путина», не желающих выступить против российского лидера в связи с его нападением на Украину.

Пенс заявил об этом, выступая в консервативном Фонде «Наследие» (Heritage Foundation) менее чем за месяц до ноябрьских промежуточных выборов.

Лидер республиканского меньшинства в Палате представителей Кевин Маккарти ранее на этой неделе дал понять, что помощь Украине может замедлиться, если палата перейдет под контроль республиканцев.

«Я знаю, что в нашей партии, включая новые голоса в нашем движении, нарастает хор, участники которого хотели бы, чтобы мы оторвались от остального мира, – сказал Пенс. – Но политика умиротворения никогда не работала, никогда в истории. И сейчас, как никогда, нам нужно консервативное движение, приверженное роли Америки как лидера свободного мира и авангарда американских ценностей».

«Поскольку Россия продолжает свою бессовестную агрессивную войну в Украине, я считаю, что консерваторы должны ясно дать понять, что Путин должен остановиться и Путин заплатит цену, – добавил он. – В консервативном движении не может быть места апологетам Путина. В этом движении есть место лишь для поборников свободы».

В какой-то момент выступление Пенса прервали члены аудитории, которые вышли из зала в знак протеста.

«Мнение России уже абсолютно не важно»

10.19.2022

В Гааге создают специальный трибунал для суда над Путиным и его командой за совершенное преступление — агрессию против Украины.

В Гааге по просьбе Украины и с участием лучших международных юристов, у которых уже есть опыт в подобных процессах, создают специальный трибунал для суда над Путиным и всем политическим руководством России. Судить их будут за преступление агрессии против Украины. Предварительно создание трибунала одобрили одиннадцать стран. Суд сможет начать работу примерно через год. Подробности в эфире Настоящего Времени рассказал член украинской рабочей группы по созданию спецтрибунала Олег Гавриш.

— На том суде, над созданием которого вы сейчас работаете, могут оказаться и российские пропагандисты?

— Суд по пропаганде достаточно сложный. Мы работаем над судом по преступлению агрессии. На самом деле пропаганда — это вообще одно из сложнейших преступлений, которое только можно себе представить. Мы знаем только два случая осуждения за пропаганду международными судами. Это Нюрнбергский процесс, где было министерство пропаганды Третьего рейха, и это, конечно, то самое «Радио тысячи холмов» во время геноцида в Руанде.

С российскими пропагандистами у нас обсуждается вопрос создания отдельного суда. Во-первых, есть внутреннее законодательство Украины, которое говорит, что за подстрекательство к войне существует определенный уголовный срок. Мало того, у нас есть планы, что эти уголовные сроки вырастут. То есть внутренний украинский суд над этими пропагандистами в любом случае будет, и, скорее всего, он будет уже с новыми, увеличенными сроками за преступления пропаганды войны. Что касается международного суда над российскими пропагандистами, этот вопрос также обсуждается, но он только в зачаточном состоянии, в отличие от проекта трибунала за преступления агрессии — это другое преступление, за которое будет привлекаться Путин и все члены Совета безопасности России. Там мы уже прошли значительную часть пути. Там у нас фактически готов международный договор о создании трибунала, уже есть первые страны, которые готовы к нему присоединиться. И там все на низком старте, то есть по международным меркам нам нужно немного времени для того, чтобы все довести до ума.

— Тут я нашим зрителям объясню, что сейчас в мире, по сути, нет суда, который может сейчас судить российских лидеров, и Путина в частности. Поэтому группа людей сейчас работает над созданием такого международного суда. Среди этой группы людей и наш гость Олег Гавриш. Олег, окажется ли, по вашему мнению, а если да, то когда, на скамье подсудимых Владимир Путин?

— Я объясню ситуацию, которая сложилась. Во-первых, у нас существует суд, который может судить, — это международный криминальный суд в Гааге, так называемый Гаагский трибунал, который может судить за военные преступления, имеются в виду убийства, изнасилования, мародерство — все то, что творили российские солдаты в Украине. Но этот суд, к сожалению, не может рассматривать преступления агрессии, за которые можно привлечь Владимира Путина и все высшее политическое руководство России. Дело в том, что МКС в принципе может рассматривать преступления агрессии, но только если страна присоединилась к Римскому уставу, собственно говоря, ратифицировала соглашения, но этого не сделала Россия и делать не собирается.

Преступление агрессии считается в международном праве матерью всех преступлений. Это уже достаточное основание для того, чтобы те лица, которые начали это делать, были осуждены. В данном случае мы знаем, что так называемую специальную военную операцию в Украине, мы это называем широкомасштабное вторжение, потому что война началась в 2014 году, а с февраля началось широкомасштабное вторжение. Все это одобрил Совет безопасности России, куда входит Путин, Шойгу, Лавров, Патрушев, Бортников, Медведев и так далее. Это первые кандидаты на то, чтобы быть наказанными за это преступление.

Поскольку МКС не может рассматривать этот вопрос, Украина инициировала создание отдельного международного трибунала. Создается он путем общего соглашения. Нам помогают в том, чтобы подготовить соглашение, международные юристы, в частности Филипп Сэндс. Это очень известный юрист, который прописывал до этого механизм работы международного криминального суда. Это Антуан Гарапон, который является главой Французского института права. Он был преподавателем по праву у президента Макрона. Сейчас помогает-подсказывает Джеффри Найс, прокурор, который судил Слободана Милошевича. И Марк Эллис — глава Международной ассоциации юристов. То есть очень много влиятельных сильных юристов, которые помогают нам создать этот трибунал. У нас уже прописан договор о создании, у нас есть предварительное согласие приблизительно одиннадцати стран о том, что они готовы присоединиться, включая очень серьезные государства.

— То есть это страны создают этот суд?

— Абсолютно. Это создается путем международного соглашения.

— И кто готов поддержать создание этого суда?

— Предварительно у нас есть все страны Балтии, нас готова поддержать Польша, Великобритания, Чехия, Словакия, Румыния. Кроме того, сейчас очень хорошую реакцию получил этот трибунал в Швейцарии, Исландии, Ирландии, в Канаде. То есть достаточно такой набирается неплохой состав. Но мы хотим больше, мы хотим, чтобы это был весь Европейский союз. Мы хотим, чтобы это были Соединенные Штаты Америки, чтобы это была Япония, Австралия. А дальше будет открытый договор, куда может присоединиться любая страна. Реальные сроки создания трибунала — это год.

— То есть через год вы рассчитываете, что будет создан этот трибунал. А Путин когда на скамье подсудимых?

— Смотрите, дальше все очень просто. То есть трибунал начнет рассматривать, виновато ли высшее политическое руководство в преступлении агрессии. Мы четко уверены в том, что они будут признаны подозреваемыми, им будет вынесено подозрение и ордер на арест. Это то, что они получат. И в их отсутствие их судить никто не будет. После того как будет выписан ордер на арест, это означает, что, если Путин, Лавров, поскольку здесь не действует иммунитет, и кто-либо вообще из Совета безопасности России окажется в странах, которые присоединились к этому трибуналу, они будут арестованы и препровождены туда, где будет располагаться сам трибунал. Пока мы планируем, исходя из предварительных договоренностей, что это будет Голландия, Гаага. Содержаться они будут в тюрьме ООН в Гааге. Что дальше? Это в случае, если их арестуют.

Если их не арестуют, и они умрут в своей постели, в любом случае справедливость должна восторжествовать. Цивилизованный мир должен признать их военными преступниками. Они будут нерукопожатными. С ними не будет никто встречаться, с ними никто не будет разговаривать. Даже если они приедут в Китай или в Турцию, уже инспекторы Интерпола будут их там разыскивать и вручать им, их охранникам, кому угодно под камеры ордер на арест. А если они каким-то образом случайно окажутся в одной из стран, которая присоединилась к трибуналу, они просто будут арестованы и препровождены в Гаагу. Если их вина будет доказана, они получат от 30 лет лишения свободы до пожизненного заключения просто за то, что они начали войну. Это международное законодательство.

— Правильно ли я понимаю, что для создания трибунала не обязательно, чтобы Россия присоединялась к этому или дала свое согласие?

— Вообще нет. Мнение России здесь уже абсолютно не важно. Если он создался, эти государства приняли, подписали такой договор, то в этом случае они абсолютно без присутствия России будут судить российских лидеров. Если российские лидеры окажутся в этих странах, которые присоединились, то они просто будут арестованы и их начнут судить.

Беседовала Ирина РОМАЛИЙСКАЯ

Источник: Настоящее Время

mnenia.zahav.ru

СПАСТИ ОДЕССУ

Спасти Одессу

10.19.2022

Мешки с песком возле Оперного театра Одессы. Фото: Thomas Krych/ZUMA Wire/IMAGO

Станет ли город объектом Всемирного наследия?

Президент Украины Владимир Зеленский призывает включить Одессу в список Всемирного наследия ЮНЕСКО на внеочередной сессии. Это должно помочь спасти исторический центр от разрушения российскими ракетами.

«Мы должны дать четкий сигнал, что мир не закроет глаза на уничтожение нашей общей истории, нашей общей культуры, нашего общего наследия», — призвал президент Украины Владимир Зеленский в своем видеообращении 58 представителей государств-членов Исполнительного совета ЮНЕСКО. — Одним из шагов для этого должно стать сохранение исторического центра Одессы — прекрасного города, важного порта на Черном море и источника культуры для миллионов людей в разных странах».

Кабинет министров Украины при содействии глав правительств европейских государств, мэров городов-побратимов, а также других международных партнеров, подготовил номинационное досье Одессы для включения исторического центра города в основной список Всемирного наследия ЮНЕСКО по ускоренной процедуре. Заявление уже передано в главный офис организации в Париже. «Защита ЮНЕСКО — это зонт над Одессой, который будет защищать ее», — считает министр культуры и информационной политики Украины Александр Ткаченко.

Памятники укрыты мешками с песком

Исторический центр Одессы славится своим архитектурным ансамблем — значительная часть исторических памятников и сооружений создана известными европейскими архитекторами XVIII века. Городские власти и жители города пытаются спасти культурное наследие от разрушений при помощи мешков с песком и щитов. Однако этих мер недостаточно — так, в июле в результате обстрела Одесского торгового порта взрывной волной было повреждено здание Одесского художественного музея.

«Одесса, как и все другие города Украины, является объектом российских атак. Пожалуйста, поддержите Одессу! На уровне ЮНЕСКО покажите, что российскому террору должен быть положен конец», — обратился Владимир Зеленский к «защитницам и защитникам образовательных, научных и культурных достижений человечества». Говоря о разрушениях в Украине, он озвучил цифры: «540 — это общее количество поврежденных российскими ударами объектов культурного наследия, культурных институций и религиозных сооружений в Украине за время полномасштабной войны с 24 февраля. Почти 200 разрушенных или поврежденных храмов!».

Даты рассмотрения номинации пока нет

ЮНЕСКО поддерживает инициативу включения Одессы в список объектов Всемирного наследия и признает чрезвычайную ценность ее исторического центра, а также обязанность всего человечества защищать его. В организации подтвердили, что заявка Украины уже получена и будет рассмотрена на следующем заседании Комитета Всемирного наследия. Однако дата заседания пока не названа.

В данный момент в одном из ключевых органов по охране культурного и природного наследия — Комитете Всемирного наследия ЮНЕСКО — председательствует Россия. Последнее заседание должно было состояться в РФ в июле, но было отложено из-за войны.

В то же время и Россия, и Украина подписали в 1972 году международную Конвенцию об охране Всемирного культурного и природного наследия. Ее устав, принимая во внимание, что «повреждение или исчезновение любых образцов культурной ценности или природной среды представляют собой пагубное обеднение достояния всех народов мира», запрещает государствам осуществлять преднамеренные действия, которые могут прямо или косвенно нанести ущерб культурному и природному наследию. Российская сторона нарушила эту договоренность, и в результате обстрелов разрушает гражданскую инфраструктуру и архитектурное наследие Украины.

«Почему представители России до сих пор среди вас? Чем они занимаются в ЮНЕСКО?», — спрашивает в своем видеообращении Зеленский и вновь призывает ЮНЕСКО исключить Россию из всех своих органов. «Российское председательство обесценивает сам институт — его вес, его репутацию. Нельзя отдавать России на уничтожение авторитет ЮНЕСКО», — считает украинский лидер.

До сих пор организация считала исключение России невозможным, поскольку эта страна является членом ООН. «Пусть это будет историческим примером для всех в мире, что никто не будет терпеть врага культуры, врага истории, врага просвещения, врага науки», — аргументирует свою позицию президент Украины.

Германия поддерживает Одессу

Инициативу о внесении исторического центра Одессы в список объектов Всемирного наследия поддерживают лидеры государств ЕС. О своем участии заявила и Германия. «Мы будем способствовать тому, чтобы не только ФРГ, но и другие страны оказали содействие. В этом вопросе важно, чтобы Украину и Одессу, в частности, поддержали компетентные органы других стран», — заявила немецкий государственный министр ФРГ по вопросам культуры и СМИ Клаудиа Рот на встрече с мэром Одессы Геннадием Трухановым, состоявшейся в июне в Украине.

Также она отметила, что война РФ, которая ведется сегодня на территории Украины, — это война и против культуры, и надо сделать все возможное, чтобы сохранить идентичность и самобытность Украины и этого портового города — жемчужины Черноморского побережья. В марте стало известно, что правительство Германии создало сеть учреждений, нацеленную на защиту культурных ценностей в Украине. Как пояснила тогда Клаудиа Рот, инициатива направлена на сбор, координацию и международное распространение информации об угрозах культуре, а также о потребности в помощи и предложениях ее оказания.

Активное участие в подготовке и документальном оформлении номинационного досье Одессы приняло министерство культуры Италии, а также большую поддержку Одессе оказывают муниципалитеты города-побратима Генуи и города-партнера Венеции. В своей поддержке заверил также член Палаты общин Великобритании Тобиас Эллвуд и политический советник правительства Великобритании Питер Уайдлинг, посетившие исторический центр Одессы в рамках визита в июле.

На данный момент в списке Всемирного наследия ЮНЕСКО уже находятся семь культурных объектов Украины. 6 включены в список по культурным критериям и 1 по природным. Это Киево-Печерская лавра и Софийский собор в Киеве, исторический центр Львова, Пункты геодезической дуги Струве, девственные буковые леса Карпат, резиденция митрополитов Православной церкви Буковины и Далмации, древний город Херсонес Таврический и его хора, деревянные церкви Карпатского региона. По данным организации, на данный момент ни один украинский культурный объект, включенный в список Всемирного наследия, не пострадал от войны.

Елена ДОЖИНА, dw.com/ru

73 - 92 - 93

73-92-93

10.19.2022 Блог новостей из Иерусалима

Йом Кипур — 1973

Двир Шрайбер

Это не номер телефона, не гематрия и даже не код активации агентов Мосада. Так что же это и почему я вспоминаю это именно перед Йом Кипур?

Когда мои дети пытаются намекнуть мне, что я слишком копаюсь вглубь и в деталях (не часто, несколько десятков раз в день), не говоря уже о том, что читаю им мораль, они говорят мне: «Да, мы знаем. Это из-за того, что мы не были в 92-м году».

Потому что каждый раз, когда мы обсуждаем политическую тему (т.е. я недоволен нынешним положением в стране, а они пытаются сменить тему), они спрашивают почему я так нервничаю. А я не нервничаю, в самом деле нет. Может, немного повышаю голос и стучу кулаком по столу. И бросаю стулья с балкона (это называется нервничать? Это называется нервничать ?!?!?!)

Тогда я отвечаю им:

«Я не злюсь, я просто пытаюсь сказать вам, что вы не понимаете серьезность ситуации. Знаете почему? Потому что вы не были здесь в 1992г.»

3 числа запечатлены во мне как травма, которую невозможно забыть: 72, 92, 93.

По правде говоря есть еще (например, 39, 2005 и 2021), но 72-92-93 релевантны к тому, что я хочу объяснить тут, так сфокусируемся на них.

Что случилось в 92-м?

В 1992г. я первый раз в жизни пошел на избирательный участок.

בשם היציבות השלטונית, בשמאל מקדמים מהלכים הרסניים לדמוקרטיה - מקור ראשון — Справа налево: ПМ Израиля Ицхак Шамир (Ликуд) и вице-премьер Шимон Перес (Авода)

Ицхак Шамир возглавлял тогда правое правительство из 66 депутатов после 15 лет, когда правые были у власти (включая 6 лет правительства национального единства с Аводой).

Чего только не говорили тогда о Шамире: что он обманщик, что он коррумпирован, что он на самом деле не правый, что он не умеет править, что он хочет передать части Родины организации ООП. Тогда была волна ножевых терактов. И правые, расколовшиеся на мелкие партии (большинство из них не прошли избирательный барьер), говорили: не страшно если Ицхак Рабин будет премьер-министром.

Потому что Рабин надежен, Рабин битхонист.
Рабину никогда не придет в голову отдать части Родины ФАТХу или кому-то еще.
Ведь он сам сказал тогда, что «тот, кому придет в голову отступить с Голанских высот, подвергнет риску безопасность Израиля».

Тогда в итоге Рабин победил и правые ушли в оппозицию. Я помню, что после дня выборов, когда Хаим Явин выступил в телестудии (тогда был только один телеканал, дети. Вы не знаете, потому что вы не были в 1992г), я сказал себе, что это не так уж ужасно. Ведь и левые – евреи-сионисты, желающие блага стране, а Рабин – надежный битхонист, которому не придет в голову подвергнуть риску безопасность Израиля.

כרוזים וכרזות בחירות 1992

Даже случилось мне поговорить с одним из старожилов Страны (участник Эцеля и Войны за Независимость), и я сказал ему, что не страшно, если правые немного побудут в оппозиции и будут поменьше сытыми и напыщенными.

«Ты не знаешь что такое левые», — сказал мне тогда старый ревизионист – в июне 1992г. — «Они затыкают рты, устраивают перевороты, их не интересует ни единство народа, ни плюрализм». Но я только посмеивался и думал, что он преувеличивает. Потому что я не был в 1948г.

Арабская встреча в Тель-Авиве

Но я был в 1973г., который был очень травмирующим годом для государства Израиль. То есть до месяца Тишрей (октябрь) все было хорошо, но тогда вспыхнула Война Судного дня с большим провалом концепции (лидеров Аводы и армии) – утверждавшей, что войны не будет, потому что арабы не посмеют, а если осмелятся, то не смогут прорвать линию Бар-Лева и продвинуться внутрь Синайского полуострова, а если прорвутся, то Цахал сделает из них отбивные. Не помогло, что разведка предоставила точную информацию, что арабы собираются напасть и даже иорданский король предупредил. Глава военной разведки сказал: малая вероятность, а глава военной разведки знает.

היו שתי "קונספציות" לפני מלחמת יום כיפור: אחת התפרסמה מאוד ואחת לא דוברה בכלל - מקור ראשון

В полдень Йом Кипур сирийцы атаковали на севере, а египтяне на юге, и, видно, они встретились бы в Тель-Авиве, если бы не милость Всевышнего, Благословен Он, и неимоверное мужество солдат Цахаля. А я, родившийся в 1973г. (я говорил вам, что то был травмирующий год) и выросший в атмосфере травмы концепции, не смог понять как руководство Аводы и армии дали этому произойти. Как не видели, не действовали, как та война привела к 2600 погибших с нашей стороны и тысячам раненых и инвалидов и чуть не погубила дело сионизма.

И тогда пришел 1993г. и Рабин-«битхонист» подписал с Арафатом соглашение Осло и вел переговоры с Асадом об отступлении с Голанских высот. В течение нескольких месяцев улицы страны были залиты кровью терактов. И много слез. Террористам особенно нравились взрывающиеся автобусы, а обстрелы стали рутиной. Рабин отреагировал решительно и обвинил правых в подстрекательстве и в сотрудничестве с Хамасом. Он назвал погибших «жертвами мира» и не остановил «мирный процесс» ни на секунду.

Я уже был тогда в армии и не раз высокопоставленные офицеры выступали перед нами и с воодушевлением говорили об окончании войн и упрекали нас, что мы не понимаем величину эпохи – ведь нас не было в 1973г. Только они – участвовавшие в той ужасной войне – понимают, что отдача частей Родины принесет мир, и это не высказывание политической позиции с их стороны, ведь это само собой разумеющееся. Это просто мы не понимаем.

Обсессивность концепции

אני נמצאת עוד ב-2001": 20 שנה לפיגוע בסבארו | כאן — Плоды соглашения Осло. Террористический взрыв пиццерии «Сбарро» в центре Иерусалима. Август 2001

В 1993г. я понял что произошло в 1973г. Своими глазами я видел взрослых людей, вроде разумных, прилепившихся к новой концепции и не готовых сдвинуться ни на миллиметр даже когда она взрывается им в лицо. И когда я говорю: взрывается, — я подразумеваю: взрывается в самом обычном и самом разрушительном смысле.

С тех пор, каждый раз, когда кто-то говорит мне с полупростительной полунасмешливой улыбкой: «Чего ты впадаешь в истерику, можно подумать что уж может произойти, если левые будут у власти, а правые в оппозиции», я напоминаю ему 1992г. – год, в который мы решили, что Шамир – недостаточно правый и в ответ получили Осло. Это случилось 30 лет назад.

Но цену за это мы платим до сегодняшнего дня. Через год отметим 50-ю годовщину Войны Судного дня.

И 30-ю годовщину концепции Осло. Надеюсь, что нам не придется отмечать годовщину концепции выборов 2022 года – концепции, укрепившей власть блока левых и арабов после того, как они получили власть на серебрянном подносе Беннета.

Потому что в 2022г. вновь слышатся напевы 1992г. (а на деле мы слышим их с середины 2021г): Нетаниягу недостаточно правый, Айлет очень правая, Саар и Элькин позаботятся об интересах национального лагеря, палестинское государство сошло с повестки дня, Ганц встречался с Абу Мазеном только для координации в области безопасности, Лапид только говорит, левые не повторят ошибку Осло, не беспокойся, папа, у меня есть ключ, в 2 часа ночи не окажется, что это не тот ключ. В сущности, последнее предложение относится к другой концепции.

Мои дети посмеиваются надо мной, что у меня есть обсессия в отношении концепции и не понимают почему я злюсь на правых, говорящих, что они не собираются голосовать, потому что «это все равно ничего не изменит».
Ладно, они не были в 1992г.

Источник на иврите — Аруц шева

Перевел Яков Халфин — МАОФ

Октябрь 2022

Елена Клепикова | Демонстрация, или Очень жаль

КУЛЬТУРА 20.10.2022

Окончание. Начало тут.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Photo copyright: daves_archive1, CC BY 2.0

Саша ревела с невероятной усладой, с потоками слез, с многоступенчатыми всхлипами, с долгими – до звона в ушах – вздохами, ввинчиваясь головой ему под мышку. Сидели на подоконнике, в чужой парадной. Человек, с тихим и строгим лицом, задумчиво гладил ее по спине. Все своим чередом: слезы перешли в повизгивания, неожиданные для Саши, изумлявшие ее, и вот – затяжные, с переборами, всхлипы. Они бы сами, наверное, не кончились, если бы человек не встряхнул Сашу хорошенько раз и другой. Тогда она затихла, вжалась в него, окружила себя его рукой и только изредка глубоко-глубоко передыхала.

Он тоже молчал, прижал ее к себе покрепче, и они оба вдумчиво и строго смотрели в лестничный пролет. Впервые за этот день ей было так легко и отрадно.

– А знаете, – сказала Саша разнежено, – я почему-то вспомнила, как мы с папой летом возвращались из Воронина, из дальней деревни – в свою. Купили творогу, сметаны, нас угощали пирогами с черникой. Ну и задержались. Поздно, почти ночь. Выходим – туман, прямо в туман и окунулись с порога. Идем наобум, спотыкаемся, в канаву завалились – так смешно! Хохочем, еле тропинку во ржи отыскали – там надо полем идти. Рожь уже высокая, барьерчиком ровным с двух сторон. И хоть туман, а все равно васильки среди ржи заметны, островками. А теплынь! Как в парном молоке идем – ни ветерка. Все ниже, все ниже спускаемся, туман все гуще – ничего не видать! А пахнет не сыростью, наоборот – тепло и сухо от хлеба. Он шел впереди и все оборачивался, что-то смешное рассказывал. И вдруг замолчал. Потом бурчит: «Да стой же…» «А что, а что? – говорю. – Что такое?» Смотрю – мы в речке идем, вода выше колена. А как вошли – не заметили. Такая вода теплющая. Папаша уже хлюпает – от избытка чувств. Он всегда так – в кино, по радио что трогательное услышит – слезу пускает. Скорей бы уж лето пришло!

Саша мечтательно потянулась, забыв обо всем, и рассмеялась, увидев замешательство человека. Он был сейчас роднее всех, даже мама пасовала перед его встревоженной чуткостью, моментальным откликом на Cашин скулеж. Так угадчивы, едины бывают только заговорщики.

Под ее взглядом у человека опять смешно скривилось лицо. Он поспешно сел боком, навстречу, и она бурно привалилась к нему, давясь от новых слез. Сейчас она нисколько не стеснялась. Блаженно закрыла глаза – и поскакали сине-золотые обручи, один за другим.

Очнулась Саша от резкого толчка. Это она вздрогнула во сне.

– Как слон, – сказал человек и сделал вид, что страшно испугался. – Прости, как слониха. Совсем забыл: ты никаких мужчин не признаешь!

Он улыбался ей, и лицо у него было несказанно доброе. Саша тоже улыбалась, вертела головой и щурилась, не разбираясь со сна. Совсем запуталась в этом мире. Непонятно: утро сейчас, день или вечер. И где она сейчас – тоже непонятно.

– Нагнитесь, – сказала требовательно. Размотала его длиннющий шарф и завязала прилично, спрятав концы под пальто. На воздухе закружилась голова, горело лицо, щипало веки, опухшие от слез. Место было чужое, неприязненное, смотреть вокруг не хотелось.

Из переулка свернули в широкую улицу, всю перекошенную от ветра. Не очень густые толпы шли по мостовой – рассасывалась по городу демонстрация. Улица раздалась в огромную площадь. И это был другой город и другой праздник. Стояли столы, покрытые простынями, с лимонадом и пирожными. Прижались боками машины с откинутыми задниками. Женщины в белых халатах прямо с машин подавали сласти, мороженое, бутерброды. Всюду стояли люди с бумажными стаканчиками. Ветер пригнал такой стаканчик с вишенкой на боку прямо к Cашиным ногам. Дернулась, но не взяла.

Он поставил ее к ограде и вернулся с лимонадом и бутербродами. Солнце гуляло по другой половине площади – на их стороне было даже морозно. От лимонада Саша начала дрожать. Человек заметил и заставил ее проскакать на каждой ноге по очереди через площадь. Сказал, что вот эта длиннющая улица непременно упрется в Технологический институт, и что идти осталось не так уж много.

Ходили дети, обвешанные шарами, трещотками, свистульками, раскидаями. Многие уже пресытились дарами и возвращали родителям. Себе же оставляли что-нибудь одно и тут же извлекали из игрушки ее самые яркие свойства. Саша углядела что-то уж совсем диковинное, сокровище именно этого Первомая. Мальчик крутил за лакированную ручку изумрудный шар. Там – перекатывалось, мерцало, трещало и вдруг давало острую вспышку. Одной такой игрушки хватило бы на целый праздник! Но умом и опытом Саша понимала, что добыть ее – редкое везенье и уж конечно не сейчас, после демонстрации.

Их втягивало в ту улицу, деловую и мрачную, ноги сами шли за толпой. Там в солнечном далеке уже позванивали трамваи. О! – человек поднял палец – вспомнил! – развернулся, преодолел толпу и пошел по стеночке вбок по скруглению площади. Что-то там видел и тайно улыбался.

Обнаружился круглый скверик с тоненькими деревцами, привязанными к колышкам. Кругом застыли в напряженном любопытстве спины. Быстро оглядевшись, Саша заметила, что особенно оживленно распродажа праздника шла вдоль высокого парапета, за ним росла гигантская церковь – целый городок с кучей куполов, больших и маленьких. Торговали там с панели, разложив игрушки и всякие вещицы на мешковине. С парапета свисали ярко-расписные и вроде бы из бархата коврики – Саша взяла на заметку. Ей стало вдруг жарко и сразу холодно. С мольбой взглянула на человека.

– А ты как думала? – усмехнулся он. – Что я – совсем тупица?

Саша сказала торопливо:

– У меня есть деньги.

– И у меня, – шутливо откликнулся человек. – И, наверное, побольше.

Вошел в толпу и вернулся с двумя глиняными петушками, зеленым и синим. Один отдал Саше – на выбор, и они оба, деловито общупав игрушку, подули. Звуки были булькающие, кроткие. То, что надо. Пронзительных свистулек Саша не терпела – били по нервам.

Хотел опять нырнуть, но Саша не дала. Идиот! Конечно, тупица. Как не понять, что половина удовольствия уходит от нее! Сама должна смотреть и выбирать. Изловчилась и выдралась из толпы к газону. Ходила мимо лотков и просто мешков на земле, оценивая и выбирая. Человек нашел ее не сразу, с его брюхом не так-то легко пробиться! Попытался пошутить, отвлечь Сашу, даже пощекотал ее слегка – она не отзывалась.

Наконец, выбор сделан. Свои деньги решила пока не трогать. Оставить на самый ошеломительный случай, раз человек так добр. Не так-то часто встречаешь на улице чужака, который дарит тебе что захочешь.

Сдерживая дрожь, она указывала парящей рукой, и он покупал. Два оранжевых размахая, но в разных – сверху – блестящих нашлепках. Прежде чем купить их, Саша проверила прочность резинки. Знала, как быстро они выходят из строя. Деревянный пистолетик с пробкой на конском волосе. Губную гармошку. Резинового пупса с челкой и удивленными ладошками. Цветастую копилку в виде зайца с торчащими ушами. Между ушей человек бросил монетку и сказал: «Так начинается капитал». Складень-трясучку на двух палочках – между ними дрожал красно-синий бумажный студень. Саша знала – игрушка с дефектом. Если палочки чуть дальше развести, бумажные кружевца рвались и больше ни на что не годились. Трагедия. Но за чужие деньги можно рискнуть. «Хочу!» – сказала Саша твердо. И он купил.

Карманы оттопыривались, но остановиться она не могла. Свыше сил. Перед каждой игрушкой говорила, что деньги у нее имеются. Но наверняка знала, что заплатит он.

– Только не подумайте, – говорила Саша, сияя от счастья, – что я жадная. Ведь праздник. И у всех давно игрушки.

– Что ты, что ты – сама придумала, – утешал человек и подводил к следующей торговке.

Купили семечек, гимнаста на палочке, последнего. Невероятное везение! – его уже взяла женщина, вертела в руках, колебалась. И Саша выхватила у нее из рук! Стоил недешево, конечно. Саша предпочитала не слышать цен – так подарки были радостнее. Зато не соблазнилась на мотки гофрированной бумаги – тоже редкость! – но ужасного цвета: бордо и синьки.

Стояло ведро, и в нем – искусственные, облитые воском цветы. Они были лучше живых, в сто раз лучше, в тысячу, несравненно красивей, натуральнее живых! Например, голубые махровые розы, или тигровые лилии, или васильки – такие же на ощупь колючие, как летом в поле! Невероятно, но были в ведре и пионы – с крепкими лбами типичных пионов, и лепестки в них были набиты так плотно, как сельди в бочке. Они пахли! В этом Саша могла поклясться, но человек не верил, смеялся и тянул ее от ведра. Она упиралась, давала себя увести, и тут же подходила снова, с другой стороны, вставала на цыпочки, как бы разглядывая новую диковину. И человек, видевший ее насквозь, купил-таки букетик ландышей с желтоватыми твердыми головками и зеленой проволокой-стеблем прикрутил к пуговице на ее пальто.

Теперь она ничем не отличалась от разряженных довольных детей, гуляющих с родителями. И даже многих превосходила. В карманы уже не влезало, хотя она и выбросила часть ранних приобретений – все фантики, ручку от куклы, мятые цветы, а «Мишек в сосновом лесу» съела, но без удовольствия. Слишком большая и сытная конфета. Следовало ее есть постепенно, частями.

Главное, не было шаров. Саша встала на ограду за спиной цыганки с семечками, зорко оглядела площадь. Нигде не мерцало веселое облако. Она это предчувствовала. Что-что, а шары бывают только в начале праздника.

Но человек успел пошептаться с цыганкой, у которой они уже купили сахарного всадника на палочке. Раскрыв ладонь, показал Саше смятый комочек. Будущий шар. Хотя и нелегко угадывалось превращение вялого лоскутка в упругое парящее чудо. Наверняка цыганка запросила слишком много. Саша знала, как повышаются цены к концу праздника.

Человек уводил ее из толпы, а в ее планах было добежать до церковного парапета и посмотреть, что там разложили на панели.

– Дяденька, дяденька, скорей идите сюда!

В мешке переливалось и вроде позванивало. Бежал оттуда синий блеск. И у Саши в голове звенело на нестерпимо высокой ноте. Щеки горели, она прижимала к ним по очереди холодную свистульку.

Человек заглянул в мешок и раздельно произнес:

– У тебя уже есть, не суетись, посмотри внимательней.

– Нет-нет, не обманывайте, ну взгляните – какие хорошенькие! – лепетала Саша, видя только блеск, переливы и синий звон.

– Кто – они? – раздельно сказал человек и найдя ее руку, крепко сжал в своей. – Ну, что?

Саша наклонилась – и все потускло разом. Лежали в грубой мешковине синие и зеленые петушки-свистелки, первая их покупка. Саша присела на корточки и уставилась в асфальт. Стыдно было нестерпимо.

Они входили в ту улицу. По пути Саша переложила часть игрушек из карманов пальто в нагрудные карманчики на платье. Для удобства и чтобы человек не заметил, не подсчитал, сколько ей накупил. Доброта его, невероятная щедрость вызывали в ней такое счастливое смятение, что она не решалась взглянуть на него. Обхватив его руку, Саша так и шла, повиснув, не давая человеку поглядеть ей в лицо. Потерлась щекой о колючий его рукав, горько пахнущий на уличном морозце. Захотелось его поцеловать. С мамой они всегда, в разнеженность и ласку, целовались и сильно обнимались.

Раздумала. Просто так, на всякий случай сдержала себя. Ни к чему это. Взамен спросила:

– А вы вправду стихи пишете?

– Ну, хитрюга! – удивился человек. – Тебе ведь ни капельки не интересно.

В карманах она ощупывала подарки – все не могла усвоить порядок, в каком они лежали. Глаза шныряли по всем закоулкам, просвечивали насквозь людские скопления. Именно сейчас, когда заложена основа, можно натолкнуться на самый сюрприз.

– Я, может быть, стихи люблю, – пробурчала Саша с максимальной искренностью.

Шли молча. Но вот он оживился. Был дико одинок, конечно, и нуждался в одобрении.

– Зачем мне врать? Пишу конечно. В стихе можно выразить мысль. В прозе бы никак не смог. Как начну обсказывать, вокруг да около, мысль и утекает. А в стихе ее можно поймать, слышишь? Она топорщится, бьется, как рыба в тазу. А ты ее уже прижал, вбил в стих, и остается только последние обходцы сделать. Это-то самое трудное, но и наслаждение здесь – высшее. Я хохочу от радости, кулаком стучу в стены. Сяду к столу, строчку нацарапаю – опять хожу и скулю, как дурак. Ты бы на меня посмотрела! А раньше, когда самое время для стихов было, что писать – не читал. Не любил.

– Дяденька, – Саша искательно заглянула ему в глаза, – прочтите стишок.

На углу, под низким балконным навесом, колыхалась толпа. Как Саша ни изворачивалась – ничего не видно. Толпа стояла плотно и прямо, как стена.

– Ну почитайте стихи, что вам стоит, – нервно бормотала Саша, отыскав в толпе небольшую прореху. И снова ничего не увидела.

– Да нет, стих у меня простой, грубый, мужицкий. Не для тебя. К тому углу мы подойдем, не волнуйся. А вот стишок как раз для тебя, я его любил в детстве:

Артишоки, артишоки

и миндаль, и миндаль

не растут в Европе, не растут в Европе.

Очень жаль, очень жаль.

Милая песенка, но сейчас Саша отмахнулась от нее. Человек взял ее подмышки и поднял над толпой. Внизу творилось что-то необыкновенное. В клетке, высокой и просторной, как дворец, с купольной крышей и узорчатой дверцей, прыгали по жердочкам птицы. Стояла мисочка с водой и другая – с семечками. Туда от птичьей толкотни слетали крохотные перья.

В другой клетке, узкой и длинной, обыкновенной, смирно сидели белые мышки с красными глазами-бусинками и двигали хитрыми пучочками усов. Саша подлезла под толпу и очутилась перед звериным уголком. Постепенно остывала. Купив мышку или птичку, больше не на что было рассчитывать, а бежать домой и заботиться о них. Вернулась к человеку и разочарованно покачала головой. Чувствовала себя независимо и гордо. Ничего не просила, не попрошайничала, вела себя достойно.

Но была другая беда, и Саша не знала, что придумать. Идти пыталась нога за ногу, вертелась на месте, вся сжималась и останавливалась внезапно, разглядывая дома, пока человек не сказал:

– Что ты все корчишься? А-а, понятно. Я тоже давно хочу. Сейчас сообразим.

Подумал и, подхватив Сашу на руки, быстро пошел вбок, через проходной двор, на безлюдную улицу и к домику с решеткой, с округлыми лесенками вниз – с обеих сторон от решетки. На синих шарах над дверьми белели буквы «М» и «Ж». Чудесно, по-летнему воняло масляной краской. Саша кубарем скатилась к своей двери, перекрещенной двумя досками. Мелом размашисто написано «Ремонт». Человек, смеясь, подымался по своей лесенке. Саша надулась и была готова в рев.

– Сейчас, сейчас придумаем. Вот только сориентируюсь. Впрочем, выход один.

Снова пристроил ее на руках, пробежал, пыхтя, до подворотни и свернул в черный, после улицы, двор. Солнце сюда не заглядывало, даже отраженное. Стояли ровными рядами заплесневелые поленницы, подвязанные где крепкой веревкой, где проволокой. Потянуло лесной, во мху и сладких дудках, глубиной. Всё из березы – классные дрова, одобрила Саша. Им с мамой больше доставались из болотной сосны, а то осину и ольшняк подсунут – не горит, а чадит, и с угаром. Человек спустил Сашу к подвалу с замком на ржавых, из листового железа, воротах. И стал спиной, как сторож.

Мир снова был прекрасен. Восхитителен! Желание продолжать праздник и искать сюрпризы удваивалось.

– Всё в порядке? – человек отошел, давая ей вылезти.

– А вы? – тактично прошептала Саша и крепко вжалась в его рукав.

– Мне что, могу терпеть хоть сутки. Железный мочевой пузырь. Ну-ка, Сашенок, отпусти.

Размотал шарф и, подав конец Саше, поддел с другого крученую нить. Потянул, шарф сморщился, и человек извлек. В шарфе обозначился сквозной пунктирчик, как ручеек. Он надувал шар, боязливо отстраняя от себя.

– Хватит, дяденька – лопнет! – пищала Саша, закрывая от страха глаза.

Когда шар стал голубым, плотным и длинным, как баклажан, – им повезло, такие шары были редкостью – Саша несколько раз обернула ниткой лоскутную попку внизу.

Шар скрипел и брыкался в ее руках. Человек оглядел ее и рассмеялся: «Настоящий коробейник!» Саша хотела обидеться, но он объяснил: торговец, весь обвешанный своими товарами. Привязал шар к пуговице на ее пальтишке – пониже той, где был букетик ландышей. Достал откуда-то хозяйственную сетку, взял у нее часть игрушек, сласти – и понес. Она вздохнула с облегчением – освободились руки!

Теперь у нее было все, что полагается ребенку в Первомай. Теперь она могла, не суетясь, гулять с этим человеком, которого все, наверное, принимали за ее отца.

– Вы очень хороший, – быстро сказала она. – Лучше вас просто нету. Вы – чудо.

– Ты дурочка и ничего не понимаешь. Я – взрослый, ты – ребенок, ведь так?

– Ну, так.

– Должен взрослый детина выручать ребенка из беды, а? Кому еще игрушки покупать? Не себе же.

– Столько истратили на меня. Просто неудобно.

– Чепуха. Что деньги!.. Хотя эти мне дороги. Гонорар. Это, знаешь, как бы получка за стихи. Запомни на всякий случай мою фамилию. Может, вырастешь, а у меня книжка выйдет, почитаешь и день этот вспомнишь.

Он раздельно произнес свою, безвозвратно утраченную Сашей, такую простую фамилию. Даже имени его она не знала. Сколько сборников потом перебрала, надеясь, что наткнется на знакомое. Так и не вспомнила никогда.

А пока они проходили мимо странной женщины. Она ходила взад и вперед у решетки больничного сада. Гуляла не спеша и как бы бесцельно. Но Саша знала – это не так. На сгибе локтя висела корзина – в таких носят грибы из леса. Саша подошла вплотную и на секунду в корзине проблистало – нежно и лучисто. Зачарованная, Саша пошла дальше. Но вскрикнула и обернулась.

– Вот, вот! – сказала она возбужденно.

– Что такое? – он взял Сашу за плечо, но она вырвалась и вернулась к торговке. Та уже стояла, прислонясь к решетке, выставив на бедре корзину. Лениво и усмешливо оглядывала прохожих.

Саша знала отчего бабенка так кобенится – в корзине были слишком дорогие игрушки. И не игрушки вовсе. Годились для взрослых. Украшение дома. Поставить на этажерку, на комод. Драгоценная безделка. Только посмотреть, наглядеться вдоволь. Подержать, хорошо бы, в руках.

Мама запрещала даже приближаться к этому чуду. Сердилась, когда Саша решилась попросить. «Три дня можно прожить на эти деньги», – говорила мама возмущенно.

– Дяденька, я посмотрю?

Он кивнул. Хитроумно обошла торговку, заглянула сзади в корзину. Там кротко сияли и нежились на голубеньком ситце шары из толстого стекла с алмазной крошкой. В шарах изгибались бирюзовые стебли, мерцала зеленая жирная вода, покачивались в лад с бурым камышом два лебедя – черный и белый.

Всё живое! Саша и не сомневалась – ни раньше, ни сейчас. В крохотном аквариуме живые лебеди даже вращались, толклись, терлись друг о друга. Водоросли гнулись от волн. Перемещался на дне песок, катились ракушки.

Заметив Сашу, женщина с прежней усмешкой прикрыла корзину локтем, перехватив повыше. Чудо угасло. Чудо чудное. Диво дивное. Саша всю женщину обошла с хитрыми маневрами. Но неизменно натыкалась на локоть и ленивую усмешку, которая ее бесила.

– Купи-купи! тогда и посмотришь, – дразнила торговка.

Саша изнемогала. Хотелось потрогать, налюбоваться всласть! Ей в голову не приходило, что таких крошечных лебедей в природе не бывает. Это был маленький, равномерно уменьшенный по природным законам живой мирок, запрятанный в стеклянный шар молочной голубизны. Как городок в табакерке, который отложился в Сашиной голове настоящей былью. Она не помнила и, читая, убрала конец – как мальчик тот проснулся.

Оглянулась, ища человека. Он подошел, и женщина перенесла свою усмешку на него. Саша, растерянно краснея, оглядела человека. Поняла, что его лыжная шапка, шарф, расхлябанные ботинки, желтое опухшее лицо и багровые, без перчаток, руки, может быть, и неприличны. И на миг застыдилась его перед этой всевидящей женщиной. Но только на очень короткий миг. Способ был один и безошибочный, много раз испытанный Сашей в школьных драках: сузив глаза, Саша в упор уставилась на торговку. Та заскучала и снова пошла вдоль решетки.

– Дяденька, – сказала Саша жестко, – мне бы посмотреть, живые ли они?

– Кто – они?

– Да лебеди эти и камыш. И почему нельзя посмотреть!

– Да, да, – пробормотал он, не глядя на торговку. – Боюсь, знаешь, денег не хватит. Не могла бы ты спросить, сколько?

Саша крикнула: сколько стоит?

– Не про тебя, – лениво отозвалась торговка. Сила ее презрения потрясла Сашу.

Человек, густо покраснев, шагнул к бабенке:

– Почем торгуешь?

– А по десятке, – цинично усмехнулась женщина, оглядев его с ног до головы.

– Держи.

Женщина открыла корзину, и Саша увидела – сферы были разные, небольшие и много крупнее. Торговка подала маленький шарик, но человек брезгливо толкнул ее руку и выбрал большой мерцающий шар на красной подставке. Настоящий аквариум! Лебеди вытягивали длинные шеи и целовались.

Он завернул шар в зеленый клетчатый платок и отдал Саше. Она несла за красную подставку и хихикала про себя от счастья, представляя, как будет по утрам рассматривать в солнце и вертеть это дивное диво.

– Вы даже не представляете, – говорила она, – как я вам благодарна. Мы придем домой, и мама отдаст вам все деньги, до копейки. Честное слово. Вы у нас погреетесь, посидим, чайку попьем. Папашу не бойтесь, он не скоро притащится, я это точно знаю.

Она висела на его руке, искательно заглядывала в глаза, задабривала изо всех сил. Больше просить не будет. Все уже куплено и еще добавлять – настоящий разврат. А этого Саша не любила. Все равно что схрупать сразу полную жестянку монпансье.

– Мама вам так обрадуется! – тараторила Саша под ребенка. – Я ей скажу: смотри, кто меня спас. Могли задавить на дороге. Нет, не скажу. Она чуть что – в слезы. И от хорошего, и от плохого. Нервы все, нервы. Лучше выложу ей все подарки. Пусть видит, какие есть люди добрые. Добрее родного отца. Она вас всего зацелует!

– Ну уж и зацелует.

– Она всегда целуется, а вы, пожалуйста, не вырывайтесь. Тогда рассердится. Опять же – нервы. Все на нервной почве – и у нее, и у меня. Сколько ей радости за жизнь с папашей перепало? Нисколько. Мама очень за все благодарна, за любую добрую мелочь. Даже слишком, по-моему. До приторности. Сама это знает, но остановится не может. Все спасибо да спасибо, и по многу раз. А потом злится на себя и на тех, кто был к ней хорош. Уж лучше, говорит, не надо. Ничего мне от людей не надо. И – в слезы. Нервносумасшедшая! За все вам заплатим, дяденька. Вот только этот чудный аквариумчик вы мне сами подарите, ладно? Мама бы ни за что не купила.

– Я все тебе дарю, дуреха. Вырастешь – рассчитаемся.

Он выгреб из карманов мелочь. Водил пальцем по ладони – нет, не хватит! – и полез, раскорячась, в брючный карман. «Жди меня здесь!» – и спустился в подвальчик. Саша поняла, привалилась к стене и стала считать, а заодно испытывать, свои сокровища. На дне кармана что-то шелестнуло. Деньги! Она совсем забыла. «Отдай сейчас же, слышишь!» От борьбы с собой Саша вспотела. Велик был соблазн получить столько подарков, да еще и деньги сохранить.

Потом Саша сочла, сколько он потратил на нее. Вышло много, так много, что неловко, тягостно как-то. И вместо благодарности Саша ощутила к человеку неприязнь, какое-то от него отдаление. Съёжиться, тихонько шагом до угла – и бегом от него как можно дальше!

Но хлопнула дверь в подвальном магазине. Человек вышел грустно веселый, с конфетой-хлопушкой в руке. Держал ее за хвостик, и до Саши не сразу дошло, что конфета.

– Не дуйся, Александринка, надо же праздник отметить. Тебе – игрушки, мне – полстаканчика. Больше не позволяю.

Наклонился, с силой прижал ее и поцеловал, со слюнями, в щеку. Саша тут же брезгливо оттерлась. Поцелуйчики!

– Все вы, девчонки, смешные и глупые, но мальчишки в сто раз вас беззащитней, это точно. Все игрушки разместила? Теперь пойдем скорее, и я сдам тебя маме. Она, похоже, сильно беспокоится.

– А вы к нам точно зайдете? Оставайтесь до вечера. Ну, пожалуйста. Сходим на салют. Маме скучно одной.

– Вдруг твоя мама, наоборот, рассердится на меня? Так бывает – когда переволнуешься.

– Что вы, что вы! – Саша перегородила ему дорогу. – Мама будет вам очень рада. Она, наверное, уже сделала «наполеон» из кукурузных хлопьев – просто объедение! Потом – мы с вами ужасно голодные. А дома – полный обед! И знаете, дяденька, у нас есть шапка хорошая, лишняя – из мутона. От папаши. Вы не отказывайтесь, папаша ее совсем не носил. Все привередничает – не тот фасон, солдатская ушанка! А вам она точно пойдет.

– Да нет, шапка у меня есть. Зачем мне шапка!

– Но, дяденька, та лучше.

– А эта чем плоха?

– Она вам не очень идет. Голову смешно обтягивает. И вообще это лыжная шапочка.

– Ну и дурёха ты, Сашонок! Есть у меня шапка, и другая есть. И хватит об этом. Кто твоя мама, кем работает?

Саша ответила, помедлив. Не так-то легко было выбрать для мамы привлекательную профессию. Мамина – инженер-экономист, а в общем, бухгалтер – его бы не прельстила.

– В библиотеке, на абонементе. Она любую книгу может взять и держать сколько хочет. Знаете что, вы ей стихи почитайте. Она Пушкина всего наизусть знает. Мама с соседкой нашей – она известная актриса, в Пушкинском театре, Лисянская – слышали? – она папаше пощечину закатила за маму, а он ей горящий окурок на лбу прикончил, такой подонок! представляете – это актрисе-то, ей с такой блямбой на сцену выходить! – так вот, мама с Аней Григорьевной в Пушкине соревнуются – кто больше прочтет без запинки. Пожалуйста, почитайте маме!

Человек был смущен и в сомнении. Он, конечно, простоват. Не настоящий мужчина. Саша не могла бы сказать утвердительно, хотелось ей такого отца или нет. Уж очень он ей поддавался.

В карманах уплотнилось, вещички притерлись друг к другу, и только справа оставалось место вдоль шва. Пустота эта раздражала Сашу. Вот газетный киоск. Она встала на цыпочки, разглядывая что внутри. Шар мешал ужасно, лез в лицо. Дурацкий длинный шар – почему не круглый, как все шары! Отпихнула щекой.

– Как, твоя душенька еще не довольна? – человек стал шутливо оттаскивать ее от прилавка.

– Всего 85 копеек! Очень нужно.

– Да что там?

– Блокнотик. Хочу записать ваше имя. И стихи туда впишите на память.

Блокнотик был миниатюрный, новинка, в розовом зернистом переплете – под мрамор. Саша представила, как рисует розу с шипами и пеной лепестков – не отрывая руки – на гладко-твердой прохладной бумаге.

– Мама вам заплатит, за все заплатит! Купите, и правда дешево.

Старушка в очках с дряблой улыбкой смотрела на них из окошка. Человек густо покраснел, засуетился. Наконец извлек из внутреннего кармана мятую, тряпичную какую-то, бумажку.

– Блокнот, пожалуйста, вот этот, и тот карандаш.

Саша и не знала, что продаются такие карандаши. Он был идеально заточен. На конце торчала круглая резинка в жестяном ободке. Человек приспособил блокнот к стене и вписал куплет про артишоки и что-то еще. Но Саша тогда не прочла от волненья. Примерила блокнотик к карману – он точно скользнул в прореху и заполнил её. Высший душевный покой. Карандаш она несла отдельно. Он был как маленькое копье.

Их улица, уже давно не трущобная, домами не стиснутая, а просторная и разливная, подала влево и еще расплылась, как в поклоне, перед длинным дворцовым домом, где было много окон, решеток и дверей.

– В последний раз передохнем, – сказал человек, и вслед за толпой они влились в огромный звучный зал, где сесть было некуда, а потом, по переходам, в зал поменьше – там на стенах висели картины со старинными деревьями, людьми и паровозами – уселись на удобные деревянные лавки, и только тогда Саша узнала:

– Это Витебский вокзал. Вот здесь, в этой комнате, мы ночевали с мамой.

– То есть как, ночевали? Ждали поезда? Куда-нибудь ехали?

– Да нет, мы спали здесь, пока нас не выгнали. Вот на этих скамейках. Папаша часто хулиганит ночью, когда напьется, и спать не дает. Или он ждет, что за ним придут, а мы ему, видите ли, мешаем. Когда придут – он рысью на черную лестницу и убежит. В кухне дверь на черный ход всегда должна быть открыта. Я хотела закрыть, а он говорит – убью, как Маттео Фальконе! Ну и гонит нас ночью на улицу.

– Как, и зимой?

– Глупость говорите! Что он, выбирает время года? Выкидывал нас на мороз, и в снег, и в слякоть. Мы идем по улице, плачем, не знаем, куда деться. Никто уже не пускал к себе – ни мамины приятельницы, ни дядя Боря. У всех по многу раз бывали. Понять их можно. Мама говорит: Сашка, давай спасаться! Давай несчастье в счастье превратим – какая разница! Смотри, вот чертоги Снежной королевы. А тогда снег шел – не шел, а валил, сухой и крупный, с отдельными снежинками. Под фонарем – все серебряное, и идем мы с мамой уже по щиколотку в снегу. Мама шепчет: Сашок, какое счастье! – нас одних Снежная королева пригласила. Смотрю: никого, так тихо и светло – как в сказке. Мама запела вальс снежинок – знаете, та-та-та-тата – и мы танцевали под снегом. Согрелись. И спали во дворце.

– В гостях у Снежной королевы?

– Да нет, в настоящем дворце. Их много, только выбирай! Дворец пионеров, дворец культуры, дворец офицеров, я не помню всех, где мы спали. Но нужно с паровым отоплением. Это мама придумала. Чтобы несчастье в счастье превратить. Смотри, говорит, сколько кругом пустых домов. Никто в них не живет, такая ценная жилплощадь пропадает. А нам с тобой негде голову преклонить. И это очень хорошо. Запомни, Сашка, раз и навсегда: ничем не надо владеть человеку. И чем он бедней, тем богаче. Видишь, говорит, какая ты богачка: все эти дома – твои, дворцы – твои, театры, музеи, фонтаны – всё твоё. Хотя бы на ночь. Но если подумать, то навсегда. А так человек за свой угол держится и ничего вокруг не видит, верно? Верно то верно, но я спать хочу, мне завтра в школу. Ну и пойдем в какой-нибудь дворец. Идем по снегу, а в сугробе – мертвый. Ну, пьяница замерз. Мама говорит: вот видишь, как повезло его семье, а наш дома ночует. И пришли во дворец офицеров. Там полно мягких диванов, ковров, деревья в кадках. Всегда там высыпаюсь. Мы заранее приходим до закрытия, прячемся, а потом – как у себя дома. Но свет не зажигаем никогда.

– Неужели ни разу не попались?

– Да много раз. А что с нас взять? Несчастная женщина с больным ребенком. Пьяница-муж. Мороз на дворе. У ребенка – воспаление легких, или уха, или мозга. И вообще – хронический недосып. Я ведь никогда не высыпаюсь. Мама все так жалостно расскажет, нас даже пожалеют. Ни разу в милицию не сдали. У мамы правило: никогда не лезть туда, где деньги или ценности какие – никогда! Опасно. Только в общественные места. Это и есть дворцы.

– Ну, Сашок, повезло тебе с мамой. Мне бы такую!

– Еще не всё. Зимой мы связаны, и выбор небольшой. Зато когда тепло – у нас раздолье. И никаких проблем. Ночуем на чердаке, в своем доме. Там очень уютно, и на свежем воздухе – полезно, у мамы есть свой ключ от чердака. Да столько мест! – только умей выбирать. А мама умеет. Знаете, где мы с ней спали? Не поверите! В Летнем саду, в зеленой сторожке при уборной, открыть ее легче простого. Или на пристани, перед Летним садом, надо прийти до закрытия и спрятаться. Когда заметят – выгонят. А нет – спишь и качаешься на волнах. Я не люблю – свет в глаза, мешает спать, но мама просто обожает воду, волны, реку – она на Волге родилась. Запросто может Неву переплыть. Забыла! – на корабле с парусами ночевали! Спустились по мостику в каюту – и никого. Чудесно выспались там до утра. Проснулись – опять никого. И на берег по мостику вернулись. Мама боялась, что ночью этот мостик уберут. Но это все по воскресеньям и праздникам. Далеко от дома. Мне в школу надо. Вот и старается мама что-нибудь поближе найти.

– И находит?

– Да сколько угодно! Она отчаянная – ничего не боится. Я боюсь, а она не боится. Если застукают, говорит, пусть знают, как при советской власти ребенок неделями не спит. Устала! Спать хочется. Вот бы на этой скамейке уснуть.

– Вставай, Сашонок, подымайся! пойдем скорее к твоей маме.

Солнце уходило за дома. Все меньше на улице детей, все больше пьяных. Саша валилась с ног, лицо пылало. Мука была – тащиться за ним. Как будто идешь на коленках – так ухайдакались ноги.

– Далеко еще?

Человек удивился:

– Твои места. Вот Техноложка, вот проспект, а от него, видишь, в ряд идут Красноармейские.

– Как смешно! Когда я потерялась, все спрашивали, где живу. Отвечаю: дом номер семь, потом – номер два. Какой именно, спрашивают. Я не знаю, только два и семь. А дом наш – два дробь семь.

Саша огляделась. Все чужое. Человек, наверное, спутал. И так, и эдак, и забежала вперед – всё чужое, все незнакомое. Вдруг, попав на нужный пригляд, она узнала – перспектива мигнула знакомо. Через проспект, во второй переулок – и вот, отступя от угла, через «Булочную», их парадное. Кружение оборвалось, и Саша все узнала с неприятной трезвостью.

И день набирал свой нормальный ход. Синели трудовые сумерки. Праздник подходил к концу. На холоду все смотрелось отчетливо, едко: облезлые бока домов, грязнущий асфальт, закатные окна и крыши, скелеты деревьев в мишуре и соре, нацепленных ветром.

– Узнаешь? – человек был взволнован и глядел на Сашу стеснительно.

– Где-то здесь, – сказала она.

– А ты уверена, что папаши нет дома? – спросил он вкрадчиво, как будто подлизывался к ней. Саше очень понравилось, что он, заодно с ней, употребил «папашу». И все-таки она не знала, что сказать.

Мама, конечно, волнуется. Отец – кто его знает! – может быть и дома. Пьяный вдрызг и злобный, как всегда. Но если шляется еще, есть шанс все скрыть, и мама так и не узнает. Инцидент с демонстрацией, как мама бы точно сказала, будет исчерпан. Папочка с дочкой за ручку возвратились с праздника порознь. И никаких из-за нее скандалов! Праздник кончался, это точно. Нервозные, непраздничные мысли. Впереди, правда, был салют.

– Пожалуй, я попью у вас чайку, – сказал человек неуверенно. Явно ждал ее одобрения. Но Саша промолчала. – Мне, знаешь, пару слов твоей маме сказать. Жди меня здесь – я мигом! Подержи-ка сетку, так в магазин неудобно.

Человек исчез в «Гастрономе». Саша теперь была как тот коробейник. Руки и даже локти заняты, топырились карманы изнутри и на пальто, нижнюю пуговицу пришлось расстегнуть, верхняя – душила. Осточертевший шар всё норовит в лицо – отпыхнула губами. Кое-что положила под резинку трикотажных, с начесом, штанишек. Тугая резинка – не выпадет! Мама всегда покупает не тот размер. Не больно-то заботится о дочке. Не коробейник – чучело гороховое! Вдруг игрушки ей стали противны. Все бы выбросила к черту! Ладно, не хнычь. Мама права: от нищеты, все от нищеты – оттого и глаза завидущие. Жалко маму!

Саша прокралась к витрине. Человек указывал продавщице на удлиненные желтые яблоки с румянцем, каждое – в гнездышке из папиросной бумаги. С ума сошел – такое разорение! Женщина осторожно, как яйцо, опускала яблоко в большой кулек.

Посмотрела на его спину, куда он закинул – таким вольным, молодецким жестом – концы синего шарфа. Сердце запрыгало, нежность порхнула.

Пригнулась – ниже, еще ниже! – мимо гастронома, комиссионки, кинотеатра «Знамя» (на всех сеансах сегодня фильм «Девочка ищет отца»), канцелярских принадлежностей, овощей-фруктов. Бурно протурила Международный проспект и с сердцем, застрявшем в горле, позвонила.

Открыла соседка. Саша на цыпочках прокралась мимо их комнаты. Послушала у дырки – тишина. Заглянула на кухню – и там мамы не было. И не лежал на их столе, на синем блюде, как полагалось в каждый божий праздник, «наполеон» из кукурузных хлопьев, дозревая до вечернего чая.

В чулане при кухне без двери, где спала домработница знаменитой артистки Лисянской, Саша вывалила из карманов, штанов и авоськи игрушки и спрятала под лежанкой. Потом по частям перенесу. Оставила ландыши, шар, свистульку и хозяйственную сетку – чтоб было похоже на правду. Папочка дочке купил в Первомайчик. И тихонько, чего-то пугаясь, приоткрыла дверь.

Мама сидела за столом лицом к двери, за круглым обеденным столом – он встал как раз посередине их удачно квадратной комнаты в 13,2 кв.м. На маме было парадное платье цвета бордо с перламутровой брошью у ворота. На синем фаянсовом блюде восседал «наполеон» с подтекающим с боков кремом, был нарядно расставлен полный чайный комплект на троих. У маминых ног, на деревяшке притулился их огромный медный чайник. Что поразило Сашу – чайник только что вскипел, шел пар. Откуда мама знала?

– Не закрывай, ты не одна пришла, – сказала мама.

– Мамочка, папаша не со мной, он попозже придет.

– Говорю тебе – не закрывай дверь! – раздраженно прикрикнула мама.

Так они и сидели за столом с открытой дверью. Потом мама стала всхлипывать, сморкаться, совать палец в уголки глаз. И вот не выдержала: упала на стол, на скрещенные руки – Саша успела отодвинуть чашку – и зарыдала.

«Ля-ля-ля-ля», – напевала про себя Саша. С нее на сегодня хватит. Лицо человека, мягко-кареглазое, с милыми припухлостями, удивительно доброе и родное, представилось ей. Она всхлипнула, походила бестолково по комнате и выскочила на улицу.

Снова все сменилось. Мрачнело, холодело, небо убегало все выше. Капельные, светлые навернулись звезды. Человека нигде не было. Саша перебежала проспект, все вокруг оглядела. Не было его. Исчез, растворился в сумерках. Идет где-нибудь в другом городе, с этим несоединенном, думает себе и стихи сочиняет.

Еще раз нервно обежала кругом. Он исчез, она поняла – навсегда.

Вспыхнули огни и вместе с ними – красно-зеленые гирлянды поперек проспекта. Сияющая, сказочная уходила вдаль перспектива. Праздник все длился. Не приснилось ли ей все, что было с человеком? Можно и так считать.

– Надо веселиться, Сашка, – решительно сказала мама. Вытерла слезы и сделала веселое лицо.

Саша отдала ей пять рублей и сетку. «Пригодятся», – сказала мама и положила деньги в сумку, а сумку под матрас – от папаши.

Потом был салют. Ракеты, шипя, падали в воду. Зарево фейерверка раздвигало строгое космическое небо. Саша стояла на цоколе колонны, обхватив руками граненый ствол, и ждала – пальнут или уже нет петропавловские пушки. Изнемогала от этого бесконечного дня. Человек уходил все дальше и дальше во мрак ее памяти.

Ночью, когда уже спали, папаша ломился в дверь, злобный и, как всегда в пьянстве, буйный. Пришлось запереть его в комнате, а Саша с мамой пошли ночевать к Софке, маминой приятельнице. Это если она еще, среди ночи, пустит. Было совсем темно и пусто, гулко отдавались шаги. Город спал, и Саше стало кисло, слезно жаль себя и маму. Витрины того магазина светились. Саша заглянула и отшатнулась – такая мертвая неоновая жуть сияла в них!

Так и идет она, идет в моей памяти, жалкая, много о себе думающая девчонка – привереда, эскапистка, лакомка до природных зрелищ и видов. Сокровище моё, несчастье-счастье, пустое обещанье мне. Я вижу её насквозь, она меня – слава Богу! – не видит и не знает обо мне ничего. Так и идет она в моей памяти и никак не хочет раствориться в неплотной майской тьме, в городе дремучем и таинственном, как лес – такого мне не увидеть никогда!

И я не могу забежать вперед и разглядеть её строго, без скидок. В самом деле: обещало мне что-нибудь детство дикой силой своих раздирающих чувств? либо идет в моей памяти рано сбитая с толку девчонка, с нечистой совестью, с умом изворотливым и мелким? Не понять…

Оставался на память потрепанный блокнотик в глянцевом, под мрамор, переплете. Он был сохранен мамой вместе с тетрадями и табелями ранних классов, чтобы Саша не забывала детство.

Первый листок она часто разглядывала как фотокарточку, проигрывая в памяти тот бесконечный сверкающий день. Там была песенка про артишоки и подпись внизу:

«От золотой рыбки».

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА

Нью-Йорк

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.

Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..

четверг, 20 октября 2022 г.

"Капелька еврейской крови"

Британия изучает возможность переноса посольства из Тель-Авива в Иерусалим

Лапид выразил готовность к участию в дебатах. Нетаниягу обдумывает предложение

Пенс: в американском консервативном движении нет места «апологетам Путина»

В Гааге создают специальный трибунал для суда над Путиным и его командой за совершенное преступление — агрессию против Украины.

Станет ли город объектом Всемирного наследия?

Двир Шрайбер

Что случилось в 92-м?

Арабская встреча в Тель-Авиве

Обсессивность концепции

Елена Клепикова | Демонстрация, или Очень жаль

четверг, 20 октября 2022 г.