В столице Чехии перед зданием вокзала Прага-Бубны открыли памятник жертвам Холокоста. Монумент представляет собой 20-метровую железнодорожную колею, уходящую в небо. Именно с этого вокзала в 1941-1945 годах нацисты насильно вывезли более 45 тыс. евреев в концентрационные лагеря. Большинство из них погибло. Автор монумента стал архитектор Алеш Веселы.
пятница, 8 мая 2015 г.
ПОЗДРАЛЕНИЕ ОТ МИРОНА АМУСЬЯ
Мирон Я. Амусья,
житель блокадного
Ленинграда,
профессор физики
Поздравления и
воспоминания
(К семидесятилетию Победы)
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул...
А над гробом стали мародёры
И несут почётный ка-ра-ул!
А. Галич, 1966
Этой
заметкой я хочу поздравить тех, для кого победа 8 мая 1945 г. означала
сохранение жизни, а заодно немного рассказать о времени и о себе. Я питаю самую
глубокую пожизненную благодарность к тем, кто на фронтах и в тылу способствовал
приходу Победы над нацистской Германией, приближая её очень часто ценой своих
жизней. Поздравляю живых участников битвы, и нас, их потомков, с Победой.
Без
этой победы определённо не было бы меня, моей жены, а значит сына и внуков.
Увы, почти все, кто участвовали в этой битве со злом, ушли в иной мир. Лично у
меня всего два живых адресата - фронтовика, кому могу сказать спасибо и
поздравить.
Я
многое помню из времен той войны, да и кое-что ранее. Помню, как, вероятно, в
39ом или 40м году, мы с соседским мальчиком играли в
войну. Один воскликнул: «Ура! Мы победим. С нами Сталин!», а второй дополнил «И
Гитлер!». И я совсем не уверен, что про Гитлера сказал не я. Таково было время.
В
сообщения о «вероломном, внезапном» нападении Германии на СССР я не верил c самого
начала по простой причине. За две недели до войны маме позвонил её брат,
который служил на базе самолётов дальней авиации, расположенной около Риги. В
ответ на беспокойство мамы о том, как служится и живётся моему одинокому дяде,
он сказал, что его куда больше волнует, «что будет, дорогие с вами», т.е.
судьба семьи – его сестёр и брата в Ленинграде. С чего бы это? Все жили
спокойно, работали, собирались на дачу. Семейный совет однозначно
интерпретировал намёк как сообщение о скором начале войны с Германией. Естественно,
я сразу проникся этим родительским заключением.
Блокада
во многом сформировала мои взгляды, например понимание высшей ценности Еды,
отняла треть лёгкого, убедила, что Ленинград немцам сдавать не следовало ни при
каких условиях, как не сдали Моссаду её защитники два тысячелетия тому назад.
Но
это не лишает сегодняшнюю молодёжь права на сомнение и обсуждение правильности
принятого тогда решения. Когда некий «блокадник» хотел подать в суд на
телеканал «Дождь» за его «оскорбление таким вопросом», я пытался подать
встречный иск – против этого «блокадника». Я готов перед молодёжью доказывать правильность
своего отношение к событиям, происходившим более 70 лет назад. У меня есть
доводы, а не судейская клетка.
Отмечу,
что в конце 1941 - начале 1942 я стал убеждённым про-американцем. Такая позиция
определилась тем, что первый, увиденный мной самолёт, предназначенный для
защиты Ленинграда, имел белые звёзды на крыльях и по бокам. Первые продукты,
кроме хлеба – сушеные овощи – лук, картошка, морковка, масло и яичный порошок
были американские. Первая нормальная, не из газетной бумаги, тетрадь и ботинки
достались мне из посылок, которые распределялись среди эвакуированных. А уж про
«студебеккеры» я и не говорю.
Прошли
долгие годы. Отношение к США за всю мою жизнь не изменилось, Поэтому диким,
почти животным, представляется мне сегодняшняя ненависть к этой стране, широко
распространённая в СМИ и среди политиков России. Встречается она иногда и в
Израиле.
Я
хорошо помню, сколь существенно именно США помогали Израилю. Как помню и то,
что оружие вновь созданному государству шло, в большой мере, из Чехословакии с
подачи СССР. Однако политика СССР из про-израильской в 1948 стала враждебной уже
к 1950, оставаясь такой, с небольшими вариациями, до сего дня. Поддержка же со
стороны США, материальная и дипломатическая, ощущалась ранее и ощущается сейчас.
Считаю,
что неприязнь и даже ненависть часто возникают как заменитель столь нередко с
трудом переносимого чувства благодарности. А благодарить США за их крайне важный
вклад в войну с нацизмом есть все основания. США приняли участие в этой войне,
преодолевая сильнейшие настроения изоляционизма внутри страны. Президенту
Рузвельту стоило огромных усилий убедить общественность США в том, что война с
нацизмом – и их война. Направив свой огромный промышленный потенциал против
нацистской Германии, США сыграли важнейшую роль в обеспечении победы. Их помощь
СССР в 1941 – 42 году была просто решающе важна.
Сегодняшней
России стоило бы помнить не только огромные поставки оружия и сырья по ленд-лизу,
но и большую гуманитарную помощь США в конце 80х-начале 90х,
включая буквальное спасение российской науки грантами.
Помню,
конечно, как люди ждали открытия «Второго фронта» во время войны много ранее,
чем в 1944. Но война с нацистской Германией, кровопролитнейшая на Востоке, шла
всё время и на Западе, да и началась она там на два года раньше.
Хорошо
помню, например, последние дни перед капитуляцией Германии. В 1945 мы жили в
посёлке Текели, 1ый кордон, у самой границы с Китаем. Папа работал
главным инженером свинцово-цинкового комбината, а я был командиром стрелкового
взвода[1] в
батальоне, который был образован из нашей школы. Перед капитуляцией Германии у
нас перестал работать репродуктор. Я беспокоился о том, как узнаем о победе. Папа
успокоил меня словами «Заговорят горы». И они заговорили. Помню неповторимое ощущение
счастья, всеобщее ликование. Хотя, уже со времени битвы под Сталинградом, сомнений
в том, что «Враг будет разбит. Победа будет за нами», среди окружающих меня не
слышал.
Помню
много разговоров о будущем, в которое смотрели с оптимизмом. Людям казалось, что
после такой войны ничего подобного уже никогда не произойдёт. Памяти хватило,
увы, ненадолго. Уже с 1946 главный и наиболее сильный друг стал бывшим,
потихоньку превращаясь во врага. А наличие врага требовало подготовки страны к
новой войне. Постепенно имперские амбиции стали важнее работы по улучшению
жизни населения. И если в городах жизнь довольно быстро возвращалась в
нормальное русло, сельская местность, колхозы в особенности, быстро от городов
отставала.
Выходным
День Победы 9 мая пробыл недолго – всего 3 года. В декабре 1947 он был отменён,
а выходным стал Новый год – начиная с 1 января 1948. Причина представляется
очевидной. Слишком многие тогда знали правду о несоразмерно большой цене Победы.
Вскоре после победы люди, семьи начали «считать раны, товарищей считать». Сталин
уже 24
мая 1945 признавал: «У нашего правительства было немало ошибок, были у
нас моменты отчаянного положения в 1941-42 гг., когда наша армия отступала,
покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской
области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого
выхода. … выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся
положением». Словом, надо было в глазах населения проблемы цены и
ответственности за неё отодвинуть на задний план.
Одновременно
занижались официальные цифры потерь в войне. Лишь к году 1952 я сам пришёл, по
косвенным данным из журнала «Америка» и «Британский союзник», к оценке потерь
СССР в войне. Полученная мною цифра в 30 миллионов разительно отличались от
официальных данных. Увы, она оказалась правильной. Кто-то, несмотря на Победу,
должен был за это ответить. Основная тяжесть вины ложилась, естественно, на самого
Сталина. А, следовательно, соображения сохранения власти диктовали уход от темы
победы с её неизбежным финальным вопросом «что почём».
Хотя
мой отец по состоянию здоровья в армию не был призван, я с молодости был
окружён военными – полковниками. Трое из них командовали танковыми бригадами
ленинградского фронта, двое окончили войну в должности заместителей
командующего армией. Никто из них не говорил о техническом или численном
превосходстве Красной Армии перед немцами. Превосходства на фронте попросту не
было. Это можно утверждать со всей определённостью. Несмотря на архивные
изыскания, свидетельствующие, будто бы, о противоположном.
Отмена
выходного не отразилась особо существенно на праздновании Дня Победы. Власть в
праздновании не участвовала. Но люди прекрасно обходились и без неё. День
Победы оставался очень важным домашним праздником – днём памяти погибших,
благодарения судьбе тех, кто уцелел. Отмечая День Победы, «мои полковники»
всегда первый тост поднимали за Сталина, а я – нет. Я долбил моих старших на 20-25
лет товарищей цифрой «30 миллионов», которую они не могли опровергнуть, но и способны
были принять. Я убеждал их в вине Сталина в развязывании 2ой мировой
войны не только заключением пакта Риббентроп-Молотов в 1939, но и поддержкой
Гитлера в Германии путём раскола рабочего движения – начиная с 20 годов
прошлого века. Я убеждал их в том, что страх перед СССР заставлял Запад растить
анти-силу, и убеждал что без обоснованного прошлой политикой РСФСР – СССР
страха перед коммунизмом, Гитлера бы придушили в зародыше. Они воспитывали
меня, а я – их. С разным, однако, успехом.
Я
благодарен им и чту их память не только за то, что они лично сделали для Победы
и моего спасения, но и за передачу своей правды о войне, которую для себя называю
полковничьей. Ведь мы с детства слышали в основном официальную версию вкупе с
окопной правдой – от соседей.
Сейчас
идут волна за волной перелицовки истории, авторами которых выступают люди, к
войне абсолютно непричастные, заинтересованные лишь услужить руководству
России, которое, впрочем, к давно прошедшей войне не имеет ровно никакого отношения.
Они и выжили-то не благодаря победе. Но зато широко и успешно используют её
достижения в своих личных, отнюдь не страны, сегодняшних политических
интересах. На место доминировавшей многие годы генеральско-маршальской правды семидесятых
сейчас пришло просто пропагандистское враньё сегодняшних лже-патриотов.
С
1965 День Победы стал опять нерабочим. К тому моменту Брежнев и остальное
руководство страны осознало, что СССР безнадёжно отстал от Запада и США в деле обеспечении
достойной жизни своих граждан. Возвращение выходного было официальным
признанием кризиса системы. Я считал такое использование Дня Победы
малоприличным. Уже тогда был уверен, что страна не может жить с головой,
повёрнутой в прошлое, поскольку этим разрушает своё будущее. Однако с тех пор,
по указанной причине, празднование Дня Победы всё дальше отходило от того, что
диктует здравый смысл. Оно стало просто пропагандистским представлением.
В
шестидесятые годы, да и позднее, меня раздражало не только эксплуатация Победы,
но расширение списка городов-героев. К первоначальным, и по военному времени
достойным, Ленинграду, Сталинграду, Севастополю и Одессе, в 1961 добавился
Киев, в боях за который Красная Армия понесла огромные потери, а город сдала. В
1965 столица СССР тоже стала городом – героем, хотя из памяти современников
победное наступление под Москвой в декабре 1941 не стёрло паники и бегства
начальства из столицы 16 октября того же года. Список городов-героев после
войны стал расти быстрее, чем во время её. Сейчас их уже 13, и я не удивлюсь,
если появятся ещё.
Одновременно
нарастала волна награждений не за реальные боевые заслуги, а за выслугу лет и в
связи с юбилеями. Её апогеем стало решение в 1985 наградить высоким военным
орденом Отечественной войны всех её участников. Орден получило более семи (!)
миллионов человек, тогда как за время войны 1.3 миллиона. Дождь наград продолжает
усиливаться[2].
Он не помогает ветеранам, но позволяет ловким и совсем непричастным чувствовать
себя или демонстрировать себя со-победителями.
И
вот опять сегодня День Победы, теперь юбилейный, встречается ненужным огромным военным
Парадом, демонстрацией силы, готовностью побеждать врага, которого нигде, кроме
больного воображения, нет. Это производит впечатление лишь внутри России. По
улицам ходят странные типы с лозунгом «Спасибо деду за Победу», которым невесть
кто присвоил права наследников славы и достижений войны. Эти люди полны
агрессии, грозят соседним странам нападением, повторением «марша дедов» по
Европе. Не худо бы помнить «внукам», что марш по Европе – это не поездка по
кабакам и магазинам. Прошлый марш, о чём, видно, стараются забыть, стоил
десятки миллионов жизней. Задача не пройтись маршем, а этого как раз не
допустить.
К
сожалению, День Победы пришёлся на период, когда солдаты России, находясь в
отпуске или вне его, уже год заняты тем, что следовало бы и не начинать. Теперь
честь Дня Победы взялись отстаивать то казаки, то «вояки – реставраторы, то мотоциклисты
под малоподходящим празднику названием «Ночные волки». Они тоже норовят
пройтись по Европе, якобы по пути славы своих дедов. Одного мотоциклиста,
которого не пускали в Мюнхен, сопровождала машина, полная российских
дипломатов. Что это, кроме неприязни к России, даёт? Стране – ничего. Печально,
что честь победы, воистину великой, теперь защищает, при отсутствии нападения,
какая-то шпана. Нет, не таким я хотел бы видеть юбилейный праздник.
Иерусалим,
02.04.15
РЕЙХ - МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ. КТО СЛЕДУЮЩИЙ?
Дора Насс
Артур Соломонов
«Страна заболела манией величия»
80 лет назад нацисты устроили провокацию с поджогом Рейхстага. Доре Насс (урожденной Петтин) в то время было семь лет, и она помнит, как утверждалась гитлеровская диктатура Дора Насс в своей берлинской квартире Я родилась в 1926 году недалеко от Потсдамерплац, а жила на Кенигетцерштрассе. Эта улица находится рядом с Вильгельмштрассе, где были все министерства Третьего рейха и резиденция самого Гитлера. Я часто прихожу туда и вспоминаю, как все начиналось и чем все закончилось. И мне кажется, что это было не вчера и даже не пять минут назад, а происходит прямо сейчас. У меня очень плохие зрение и слух, но все, что случилось со мной, с нами, когда к власти пришел Гитлер, и во время войны, и в последние ее месяцы — я прекрасно вижу и слышу. А вот ваше лицо не могу ясно видеть, только отдельные фрагменты… Но ум мой пока работает. Надеюсь (смеется). Вы помните, как вы и ваши близкие реагировали, когда Гитлер пришел к власти? Знаете, что творилось в Германии до 1933 года? Хаос, кризис, безработица. На улицах — бездомные. Многие голодали. Инфляция такая, что моя мама, чтобы купить хлеб, брала мешок денег. Не фигурально. А настоящий маленький мешок с ассигнациями. Нам казалось, что этот ужас никогда не закончится. И вдруг появляется человек, который останавливает падение Германии в пропасть. Я очень хорошо помню, в каком мы были восторге в первые годы его правления. У людей появилась работа, были построены дороги, уходила бедность… И сейчас, вспоминая наше восхищение, то, как мы все и я с моими подругами и друзьями славили нашего фюрера, как готовы были часами ждать его выступления, я бы хотела сказать вот что: нужно научиться распознавать зло, пока оно не стало непобедимым. У нас не получилось, и мы заплатили такую цену! И заставили заплатить других. Не думали… Мой отец умер, когда мне было восемь месяцев. Мать была совершенно аполитична. У нашей семьи был ресторанчик в центре Берлина. Когда к нам в ресторан приходили офицеры СА, все обходили их стороной. Они вели себя как агрессивная банда, как пролетарии, которые получили власть и хотят отыграться за годы рабства. *В ночь на 9 ноября 1938 г. в Германии начались еврейские погромы («Хрустальная ночь»). Около сотни евреев было убито, 26 тыс. отправлено в концлагеря. В нашей школе были не только нацисты, некоторые учителя не вступали в партию. До 9 ноября 1938 года* мы не чувствовали, насколько все серьезно. Но тем утром мы увидели, что в магазинах, которые принадлежали евреям, разбиты стекла. И везде надписи — «магазин еврея», «не покупай у евреев»… В то утро мы поняли, что начинается что-то нехорошее. Но никто из нас не подозревал, каких масштабов преступления будут совершены. Понимаете, сейчас так много средств, чтобы узнать, что на самом деле происходит. Тогда почти ни у кого не было телефона, редко у кого было радио, о телевизоре и говорить нечего. А по радио выступал Гитлер и его министры. И в газетах — они же. Я читала газеты каждое утро, потому что они лежали для клиентов в нашем ресторане. Там ничего не писали о депортации и Холокосте. А мои подруги даже газет не читали… Конечно, когда исчезали наши соседи, мы не могли этого не замечать, но нам объясняли, что они в трудовом лагере. Про лагеря смерти никто не говорил. А если и говорили, то мы не верили… Лагерь, где умерщвляют людей? Не может быть. Мало ли каких кровавых и странных слухов не бывает на войне… Иностранные политики приезжали к нам, и никто не критиковал политику Гитлера. Все пожимали ему руку. Договаривались о сотрудничестве. Что было думать нам? Тысячи сверстниц Доры состояли в национал-социалистическом «Союзе немецких девушек» Вы с подругами говорили о войне? В 1939 году у нас не было понимания, какую войну мы развязываем. И даже потом, когда появились первые беженцы, мы особенно не предавались размышлениям — что все это значит и куда приведет. Мы должны были их накормить, одеть и дать кров. И конечно, мы совершенно не могли себе представить, что война придет в Берлин… Что я могу сказать? Большинство людей не используют ум, так было и раньше. Вы считаете, что вы тоже в свое время не использовали ум? (После паузы.) Да, я о многом не думала, не понимала. Не хотела понимать. И сейчас, когда я слушаю записи с речами Гитлера — в каком-нибудь музее, например, — я всегда думаю: боже мой, как странно и страшно то, что он говорит, а ведь я, молодая, была среди тех, кто стоял под балконом его резиденции и кричал от восторга… Очень трудно молодому человеку сопротивляться общему потоку, думать, что все это значит, пытаться предугадать — к чему это может привести? В десять лет я, как и тысячи других моих сверстниц, вступила в «Союз немецких девушек», который был создан национал-социалистами. Мы устраивали вечеринки, ухаживали за стариками, путешествовали, выезжали вместе на природу, у нас были праздники. День летнего солнцестояния, например. Костры, песни, совместный труд на благо великой Германии… Словом, мы были организованы по тому же принципу, что и пионеры в Советском Союзе. В моем классе учились девочки и мальчики, чьи родители были коммунистами или социал-демократами. Они запрещали своим детям принимать участие в нацистских праздниках. А мой брат был в гитлерюгенде маленьким боссом. И он говорил: если кто-то хочет в нашу организацию, пожалуйста, если нет — мы не будем заставлять. Но были и другие маленькие фюреры, которые говорили: кто не с нами, тот против нас. И были настроены очень агрессивно к тем, кто отказывался принимать участие в общем деле. Пасторы в униформе Моя подруга Хельга жила прямо на Вильгельмштрассе. По этой улице часто ездил автомобиль Гитлера в сопровождении пяти машин. И однажды ее игрушка попала под колеса автомобиля фюрера. Он приказал остановиться, дал ей подойти и достать игрушку из-под колес, а сам вышел из машины и погладил ее по голове. Хельга до сих пор эту историю рассказывает, я бы сказала, не без трепета (смеется). Или, например, в здании министерства воздушного транспорта, которым руководил Геринг, для него был построен спортзал. И моя подруга, которая была знакома с кем-то из министерства, могла спокойно ходить в личный спортзал Геринга. И ее пропускали, и никто ее не обыскивал, никто не проверял ее сумку. Нам казалось, что все мы — большая семья. Нельзя делать вид, что всего этого не было. А потом началось сумасшествие — манией величия заболела целая страна. И это стало началом нашей катастрофы. И когда на вокзал Анхальтер Банхоф приезжали дружественные Германии политики, мы бегали их встречать. Помню, как встречали Муссолини, когда он приезжал… А как же? Разве можно было пропустить приезд дуче? Вам это трудно понять, но у каждого времени свои герои, свои заблуждения и свои мифы. Сейчас я мудрее, я могу сказать, что была неправа, что должна была думать глубже, но тогда? В такой атмосфере всеобщего возбуждения и убежденности разум перестает играть роль. Кстати, когда был подписан пакт Молотова–Риббентропа, мы были уверены, что СССР нам не враг. Вы в 1941 году не ожидали, что будет война? Мы скорее не ожидали, что война начнется так скоро. Ведь вся риторика фюрера и его министров сводилась к тому, что немцам необходимы земли на востоке. И каждый день по радио, из газет, из выступлений — все говорило о нашем величии… Великая Германия, великая Германия, великая Германия… И как много этой великой Германии не хватает! У обычного человека такая же логика: у моего соседа «мерседес», а у меня только «фольксваген». Хочу тоже, я ведь лучше соседа. Потом хочу еще и еще, больше и больше… И как-то все это не противоречило тому, что большинство из нас были верующими… Около моего дома была церковь, но наш священник никогда не говорил про партию и про Гитлера. Он даже не был в партии. Однако я слышала, что в некоторых других приходах пасторы выступают прямо в униформе! И говорят с амвона почти то же самое, что говорит сам фюрер! Это были совсем фанатичные пасторы-нацисты. Были и пасторы, которые боролись с нацизмом. Их отправляли в лагеря. Разрушенный Берлин. 1945 г. В учебниках писали о том, что немецкая раса — высшая? Сейчас я покажу вам мой школьный учебник (достает с книжной полки школьный учебник 1936 года). Я все храню: мои учебники, учебники дочери, вещи покойного мужа — я люблю не только историю страны, но и маленькую, частную, мою историю. Вот смотрите — учебник 1936 года издания. Мне десять лет. Прочитайте один из текстов. Пожалуйста, вслух. Der fuhrer kommt (пришествие фюрера). Сегодня на самолете к нам прилетит Адольф Гитлер. Маленький Райнхольд очень хочет его видеть. Он просит папу и маму пойти с ним встречать фюрера. Они вместе идут пешком. А на аэродроме уже собралось множество людей. И все пропускают малыша Райнхольда: «Ты маленький — иди вперед, ты должен видеть фюрера!» Самолет с Гитлером показался вдалеке. Играет музыка, все замирают в восхищении, и вот самолет приземлился, и все приветствуют фюрера! Маленький Райнхольд в восторге кричит: «Он прилетел! Прилетел! Хайль Гитлер!» Не выдержав восторга, Райнхольд бежит к фюреру. Тот замечает малыша, улыбается, берет за руку и говорит: «Как хорошо, что ты пришел!» Райнхольд счастлив. Он этого никогда не забудет. Сейчас мне и смешно, и горько это читать, но тогда эти тексты казались мне совершенно нормальными. **Антисемитский фильм «Еврей Зюсс» Файта Харлана был снят по личному распоряжению Геббельса в 1940 году, чтобы оправдать открытую травлю евреев. Мы всем классом ходили на антисемитские фильмы, на «Еврея Зюсса»**, например. В этом кино доказывали, что евреи жадные, опасные, что от них одно зло, что надо освободить от них наши города как можно скорее. Пропаганда — страшная сила. Самая страшная. Вот я не так давно познакомилась с женщиной моего возраста. Она всю жизнь прожила в ГДР. У нее столько стереотипов по поводу западных немцев! Она такое про нас говорит и думает (смеется). И только познакомившись со мной, она начала понимать, что западные немцы — такие же люди, не самые жадные и заносчивые, а просто — люди. А сколько лет прошло после объединения? И мы ведь принадлежим к одному народу, но даже в этом случае предрассудки, внушенные пропагандой, так живучи. Сейчас я не могу понять, как можно разделять людей по национальному признаку. Я старый человек, и мне теперь кажется, что все так просто: если у кого-то чего-то много, он должен этим поделиться; что нельзя презирать или даже недолюбливать человека за то, что он другой нации… Но я не буду делать вам доклад о морали (смеется). Я в молодости столько раз слышала, что славянская раса — низшая раса… Как можно было в это верить? Вы верили? Когда тебе каждый день лидеры страны говорят одно и то же, а ты подросток… Да, верила. Я не знала ни одного славянина, поляка или русского. А в 1942 году я поехала — добровольно! — из Берлина работать в маленькую польскую деревню. Работали мы все без зарплаты и очень много. Вы жили на оккупированной территории? Да. Поляков оттуда выселили, и приехали немцы, которые жили до этого на Украине. Моих звали Эмма и Эмиль, очень хорошие люди. Добрая семья. По-немецки говорили так же хорошо, как и по-русски. Там я прожила три года. Хотя в 1944 году уже стало очевидно, что мы проигрываем войну, все равно в той деревне я чувствовала себя очень хорошо, потому что приносила пользу стране и жила среди хороших людей. Вас не смущало, что из этой деревни выгнали людей, которые раньше там жили? Я не думала об этом. Сейчас, наверное, это сложно, даже невозможно понять… Куда идет поезд Дора Насс после войны В январе 1945 года у меня начался приступ аппендицита. Болезнь, конечно, нашла время! (Смеется.) Мне повезло, что меня отправили в больницу и прооперировали. Уже начинался хаос, наши войска оставляли Польшу, и потому то, что мне оказали медпомощь, — чудо. После операции я пролежала три дня. Нас, больных, эвакуировали. Мы не знали, куда идет наш поезд. Понимали лишь направление — мы едем на запад, мы бежим от русских. Иногда поезд останавливался, и мы не знали, поедет ли он дальше. Если бы у меня в поезде потребовали документы — последствия могли бы быть ужасными. Меня могли спросить, почему я не там, куда послала меня родина? Почему не на ферме? Кто меня отпустил? Какая разница, что я болею? Тогда был такой страх и хаос, что меня могли расстрелять. Но я хотела домой. Только домой. К маме. Наконец поезд остановился недалеко от Берлина в городе Укермюнде. И там я сошла. Незнакомая женщина, медсестра, видя, в каком я состоянии — с незажившими еще швами, с почти открытой раной, которая постоянно болела, — купила мне билет до Берлина. И я встретилась с мамой. И через месяц я, все еще больная, пошла в Берлине устраиваться на работу. Так силен был страх! И вместе с ним — воспитание: я не могла бросить свою Германию и свой Берлин в такой момент. Вам странно слышать это — и про веру, и про страх, но я вас уверяю, если бы меня услышал русский человек моего возраста, он бы прекрасно понял, о чем я говорю… Я работала в трамвайном парке до 21 апреля 1945 года. В тот день Берлин стали так страшно обстреливать, как не обстреливали никогда. И я, снова не спросив ни у кого разрешения, сбежала. На улицах было разбросано оружие, горели танки, кричали раненые, лежали трупы, город начинал умирать, и я не верила, что иду по своему Берлину… это было совсем другое, ужасное место… это был сон, страшный сон… Я ни к кому не подошла, я никому не помогла, я как заколдованная шла туда, где был мой дом. А 28 апреля моя мама, я и дедушка спустились в бункер — потому что Берлин начала захватывать советская армия. Моя мама взяла с собой только одну вещь — маленькую чашку. И она до своей смерти пила только из этой надтреснутой, потускневшей чашки. Я, уходя из дома, взяла с собой мою любимую кожаную сумку. На мне были часы и кольцо — и это все, что осталось у меня от прошлой жизни. И вот мы спустились в бункер. Там шагу нельзя было ступить — кругом люди, туалеты не работают, ужасная вонь… Ни у кого нет ни еды, ни воды… И вдруг среди нас, голодных и напуганных, проносится слух: части немецкой армии заняли позиции на севере Берлина и начинают отвоевывать город! И у всех загорелась такая надежда! Мы решили во что бы то ни стало прорваться к нашей армии. Представляете? Было очевидно, что мы проиграли войну, но мы все равно поверили, что еще возможна победа. И мы вместе с дедушкой, которого поддерживали с двух сторон, пошли через метро на север Берлина. Но шли мы недолго — вскоре оказалось, что метро затоплено. Там было по колено воды. Мы стояли втроем — а вокруг тьма и вода. Наверху — русские танки. И мы решили не идти никуда, а просто спрятаться под платформой. Мокрые, мы лежали там и просто ждали... 3 мая Берлин капитулировал. Когда я увидела развалины, я не могла поверить, что это — мой Берлин. Мне снова показалось, что это сон и я вот-вот проснусь. Мы пошли искать наш дом. Когда пришли к тому месту, где он раньше стоял, мы увидели руины. Русский солдат Борис Абдулгужин. 1945 г. Тогда мы стали искать просто крышу над головой и поселились в полуразрушенном доме. Устроившись там кое-как, вышли из дома и сели на траву. И вдруг мы заметили вдалеке повозку. Сомнений не было: это русские солдаты. Я, конечно, ужасно испугалась, когда повозка остановилась и в нашу сторону пошел советский солдат. И вдруг он заговорил по-немецки! На очень хорошем немецком языке! Так для меня начался мир. Он сел рядом с нами, и мы говорили очень долго. Он рассказал мне о своей семье, я ему — о своей. И мы оба были так рады, что больше нет войны! Не было ненависти, даже не было страха перед русским солдатом. Я подарила ему свою фотографию, и он мне подарил свою. На фотографии был написан его почтовый фронтовой номер. Три дня он жил с нами. И повесил на доме, где мы жили, небольшое объявление: «Занято танкистами». Так он спас нам жилье, а может быть, и жизнь. Потому что нас бы выгнали из пригодного для жизни дома, и совершенно неизвестно, что было бы с нами дальше. Встречу с ним я вспоминаю как чудо. Он оказался человеком в бесчеловечное время. Я хочу особенно подчеркнуть: не было никакого романа. Об этом даже думать было невозможно в той ситуации. Какой роман! Мы должны были просто выжить. Конечно, встречались мне и другие советские солдаты… Например, ко мне вдруг подошел мужчина в военной форме, резко вырвал у меня сумку из рук, бросил на землю и тут же, прямо при мне, помочился на нее. До нас доходили слухи, что делают советские солдаты с немецкими женщинами, и мы очень их боялись. Потом мы узнали, что делали наши войска на территории СССР. И моя встреча с Борисом, и то, как он себя повел, — это чудо. А 9 мая 1945 года Борис больше не вернулся к нам. И потом я много десятилетий искала его, я хотела сказать ему спасибо за поступок, который он совершил. Я писала везде — в ваше правительство, в Кремль, генеральному секретарю — и неизменно получала или молчание, или отказ. После прихода к власти Горбачева я почувствовала, что у меня появился шанс узнать, жив ли Борис, и если да, то узнать, где он живет и что с ним стало, и быть может, даже встретиться с ним! Но и при Горбачеве мне снова и снова приходил один и тот же ответ: русская армия не открывает своих архивов. И только в 2010 году немецкая журналистка провела расследование и узнала, что Борис умер в 1984 году, в башкирском селе, в котором прожил всю жизнь. Так мы с ним и не увиделись. Журналистка встретилась с его детьми, которые сейчас уже взрослые, и они сказали, что он рассказывал о встрече со мной и говорил детям: учите немецкий. Сейчас в России, я читала, поднимается национализм, да? Это так странно… И я читала, что у вас все меньше и меньше свободы, что на телевидении — пропаганда… Я так хочу, чтобы наши ошибки не повторил народ, который освободил нас. Ведь я воспринимаю вашу победу 1945 года как освобождение. Вы тогда освободили немцев. И сейчас, когда я читаю о России, создается впечатление, что государство очень плохое, а люди очень хорошие… Как это говорится? Мутерхен руссланд, «матушка Россия» (с акцентом, на русском), да? Эти слова я знаю от моего брата — он вернулся из русского плена в 1947 году. Он говорил, что в России с ним обращались по-человечески, что его даже лечили, хотя могли этого не делать. Но им занимались, тратили на пленного время и лекарства, и он был всегда за это благодарен. Он пошел на фронт совсем молодым человеком — им, как и многими другими юношами, воспользовались политики. Но потом он понял, что вина немцев — огромна. Мы развязали самую страшную войну и ответственны за нее. Здесь не может быть иных мнений. Разве сразу пришло осознание «немецкой вины», вины целого народа? Насколько мне известно, эта идея долго встречала сопротивление в немецком обществе. Я не могу сказать обо всем народе… Но я часто думала: как же это стало возможным? Почему это произошло? И могли ли мы это остановить? И что может сделать один человек, если он знает правду, если он понимает, в какой кошмар все так бодро шагают? ***В августе 1936 года в Берлине прошли летние Олимпийские игры. Незадолго перед ними, в феврале 1936 года, Германия принимала в Гармиш-Партенкирхене (Баварские Альпы) и зимнюю Олимпиаду. И еще я спрашиваю: почему нам позволили обрести такую мощь? Неужели по риторике, по обещаниям, проклятиям и призывам наших лидеров было непонятно, к чему все идет? Я помню Олимпиаду 1936 года*** — никто ведь не сказал ни слова против Гитлера, и международные спортивные делегации, которые шли по стадиону, приветствовали Гитлера нацистским приветствием. Никто не знал тогда, чем все закончится, даже политики. А сейчас, сейчас я просто благодарна за каждый день. Это подарок. Я каждый день благодарю Бога, что жива и что прожила такую жизнь, которую он дал мне. Благодарю за то, что встретила мужа, родила сына… Мы с мужем переехали в квартиру, где мы сейчас с вами разговариваем, в пятидесятых годах. После тесных, полуразрушенных домов, где мы жили, это было счастье! Две комнаты! Отдельные ванна и туалет! Это был дворец! Видите на стене фотографию? Это мой муж. Здесь он уже старый. Мы сидим с ним в кафе в Вене — он смеется надо мной: «Дора, снова ты меня снимаешь». Это моя любимая фотография. Здесь он счастлив. В руках у него сигарета, я ем мороженое, и день такой солнечный… И каждый вечер, проходя мимо этой фотографии, я говорю ему: «Спокойной ночи, Франц!» А когда просыпаюсь: «Доброе утро!» Видите, я приклеила на рамку высказывание Альберта Швейцера: «Единственный след, который мы можем оставить в этой жизни, — это след любви». И это невероятно, что ко мне приехал журналист из России, мы разговариваем и я пытаюсь вам объяснить, что я чувствовала и что чувствовали другие немцы, когда были безумны и побеждали, и потом, когда наша страна была разрушена вашими войсками, и как меня и мою семью спас русский солдат Борис. Я думаю, что бы я сегодня написала в свой дневник, если бы могла видеть? Что сегодня произошло чудо. перевод: Катя Колльманн
МИФ, КОТОРЫЙ ЛОПНУЛ
- 06-05-2015 (12:28)
Миф, который лопнул
Евгений Ихлов о тайне гибели малайзийского "Боинга" и докладе "Новой газеты"
В докладе российских инженеров, опубликованном в "Новой Газете" за 6 мая 2015 года, доказывается, что малайзийский "Боинг" был сбит украинским комплексом "Бук-М1" с территории, контролируемом силами АТО, в районе посёлка "Зарощенское" Шахтёрского р-на Донецкой области, а вовсе не посёлка Снежное. Привожу карту АТО на 12-00 17 июля 2014 года, из которой следует, что данный поселок Зарощенское находится почти в середине территории "ДНР" (светло-коричневая краска).
КОНЕЦ РОССИЙСКИХ КУЛЬТУРЫ, НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ
- 08-05-2015 (14:26)
Самый грандиозный в истории человечества...
Юрий Магаршак: никаких шансов...
Самый грандиозный в истории человечества военный парад Победы на Красной Площади означает конец российских культуры, науки и технологий.
Утверждение, вынесенное в заголовок этой заметки, кажется странным, абсурдным и русофобским. Но это абсолютно не так. Вдумайтесь.
Милитаристская доминанта Российской ментальности, идущая из Кремля под лозунгом РОССИЯ ВПЕРЕД! (словно своей земли мало), означает доминирование Войны в экономике, политике, культуре и общественном сознании населения: во всем! В Советском Союзе работа на войну инженеров и специалистов в науках (увековеченная в афоризме: физики в почете, лирики в загоне) превалировала над всем прочим. Рассекреченная карта "наукоградов", покрывавших СССР (а их, как оказалось, было десятки!), вместе с рассекречиванием тематики, которой там занимались, показала, что, в подавляющем большинстве, ученые и инженеры в этих наукоградах работали на войну. То есть не на созидание, а на разрушение. Или в лучшем случае на разрушительное созидание. Однако: коммунисты уважали науку, интеллигенцию, образование, интеллект. При них невозможно было – как это произошло при третьей каденции Путина – чтобы учителей и врачей объявили главными ворами и расхитителями, ученых и инженеров – шпионами, преподавателей вузов главными взяточниками (не вертикаль власти взяточники и откатчики, а врачи, профессора и учителя. Надо же докатиться до такого абсурда!).
При коммунистах быть профессором и ученым было престижно. Большевики (не идеализируя ленинцев, "забыв" о большом терроре, голодоморе и других преступлениях, и будучи попросту объективными) уважали образование, науку и интеллект. СССР после ликвидации безграмотности и ВОВ (когда не до образования было) стал самой читающей нацией в мире! При Брежневе и Андропове была создана грандиозная система научно-исследовательских институтов. В которых негласным принципом был: между собой говорите о чем хотите абсолютно свободно, хоть анекдоты травите, хоть Брежнева поносите, но только не на собраниях. Не письменно (иначе это антисоветская пропаганда). И не выступая с открытым протестом в "публичном месте". А в курилке, на кухне, на посиделках за рюмкой водки – свобода слова полнейшая! То есть, при том, что страна по-прежнему ориентировалась на Войну, миллионам людей предоставлялась возможность свободно творить во всем: от изучения китайских иероглифов до инженерии. Большевики понимали, что для творчества – будь то математика, филология, космонавтика, физика – нужны интеллектуальная свобода и честность. Законы Ньютона и теория относительности не являются (вопреки утверждению Гитлера) ни национал-патриотическими, ни национал предательскими. Законы природы не имеют национальности. Так же, как принципы построения автомобилей или же телевизоров. Так же, как не может быть национал-патриотической или национал-предательствой история, геология и любая другая наука – если она наука. К тому же при Брежневе-Андропове и Черненке не говорили, что превратят Америку и Европу в радиоактивный пепел. Такие слова по телевидению СССР (в отличие от Российского) прозвучать не могли. У большевиков была пусть утопическая но привлекательная позитивная программа для человечества: построение коммунизма. В то время как единственной позитивной программой четвертой каденции Путина является угроза уничтожения. Обращенная ко всему миру с садистским, или болезненным, гонором.
Сегодня а России ситуация кардинально отличается от времен Брежнева и Андропова. Милитаристский угар и военная направленность экономики те же, но уважения к ученым, профессорам, врачам, учителям – интеллигенции одним словом – нет. Есть, если можно так выразиться, антиуважение к интеллигенции. Но можно ли национал-патриотично создать компьютер нового поколения? И нового поколения самолет? И даже конкурентоспособную на мировом рынке кастрюлю – всего-навсего казалось бы? Ответ очевиден. Яростное разделение, с "легкой руки" национального лидера, не только всего народа, но и образованных кругов общества на национал-патриотов и национал-предателей делает невозможным конкурентоспособное созидание любого рода. За исключением случаев, когда на решение малой проблемы бросаются неимоверный деньги и силы. Смотри новый российский танк.
В России 20ого века существовало два взгляда на интеллигенцию. Первый сформулирован Лениным в письме Горькому, второй – Николаем Бердяевым.
"Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и её пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно".В. И. Ленин в письме Горькому 15 сентября 1919 года.
"Интеллигенция — это лучшие, избранные люди страны, создатели духовной культуры нации, творцы русской литературы, русского искусства, философии, науки, религиозные искатели, хранители общественной правды, пророки лучшего будущего. К такой интеллигенции в лучшем смысле этого слова принадлежали Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Тургенев, Л. Толстой и Достоевский; к ней принадлежат Чаадаев, славянофилы, Белинский и Герцен, Вл. Соловьев, русские философы, ученые и художники, все общенациональные вожди русской культуры, сознательные слои русской общественности. В этом нормальном понимании интеллигенция есть лучшая часть общества, наиболее образованная, наиболее развитая, наиболее благородная, наиболее талантливая и творческая, она есть соль земли, истинная выразительница народного духа, носительница народных идеалов, а не интересов". Николай Бердяев в статье "Духовный кризис интеллигенции".
Интеллигенция в Федерации четвертого Срока, как в худшие годы Сталинского Правления, делится на национал-предателей и ее противоположность – национал-патриотов. Национал-предателями – живи они в наше время – бесспорно были бы упомянутые Бердяевым Пушкин (сосланный как известно в Михайловское), Лермонтов (убитый), Гоголь (который лучшие произведения написал в Риме), Тургенев (эмигрировавший во Францию), Л. Толстой (преданный анафеме), Достоевский (стоявший у стенки среди приговоренных к расстрелу), Чаадаев (объявленный сумасшедшим), Герцен (в России проклятый), Вл. Соловьев... А в более позднее время – Булгаков, Мейерхольд (замучен), Мандельштам (умерщвлен), Гумилев (расстрелян), Блок (умер голодной смертью), Ахматова (выжила, но преследовалась), Цветаева (повесилась), Бродский (выслан), Сахаров (преследовавшийся долгие годы), Бабель (убит), Политковская (убита), Немцов (убит) – список можно продолжать без конца.
От того, каково отношение к созидательному классу (не только к интеллигенции – читай Бердяева – но также и к фермерам, высококвалифицированным рабочим, малому бизнесу любого вида – зависит, сможет ли нация созидать или останется в числе так называемых развивающихся государств – читай недоразвитых – вечно.
При Сталине Ленинское отношение к интеллигенции ("интеллигенция – это говно" – четче не скажешь) сочеталось с создание советской интеллигенции, то есть НАШИХ профессионалов, во всем кроме профессии единых с Властью. При Брежневе и Андропове – с оговорками – определение Бердяева превалировало. Уважение к ученым, профессорам, интеллектуалам было громадным. При Путине четвертой каденции восхищение интеллигенцией, с ее свободой суждений и творчества, является национал-предательством а каждый интеллигент по Бердяеву – русский (независимо от национальности: русский по ментальности и культуры интеллигент) – национал-предатель. А это значит, что никакое достойное созидание в условиях, при которых созидательный класс полностью контролируется т.н.силовиками (читай держимордами) невозможно. Военный парад "невиданных в истории человечества масштабах" (как с гордостью объявляется) является вехой, означающей, что Россия пошла по милитаристскому курсу. При Ленинском отношении к интеллигенции. Опять, как в советское время, ученые и инженеры должны задумываться, хотят ли они работать на войну и посвящать свою жизнь войне. Однако ситуация абсолютно непохожа на ту, которая была даже в брежневско-андроповском СССР, когда интеллигенция уважалась и бердяевское отношение к образованным классам общества – хотя и с оговорками (прослойка между пролетариатом и крестьянством) доминировало. Она бесконечно хуже. Каждый интеллигент в Федерации стоит перед выбором: либо стать национал-патриотом, единым с Властью, либо национал предателем, думающим своей головой. А это значит: никаких шансов стать одной из экономически и технологически передовых стран, и даже всего лишь независимой от экспорта почти всего – от автомобилей и сотовых телефонов до продуктов питания – у России отныне нет. Надолго. Может быть навсегда.
Такой вот зловещий парад. Парад-символ России. Вперед по карте и глобусу. Парад победы над разумом. Самый – о чем с гордостью говорится – масштабный и самый милитаристский парад в истории человечества. С которого, не как на параде Победы 1945ого, а как на параде 1941 года, помаршировали-проехали гусеницами-колесами – и в бой!
УКРАИНА УЖЕ НЕ РОССИЯ
- 08-05-2015 (12:45)
Украина уже не Россия
Алексей Собченко: если украинцам удастся, то и у русских получится
После опубликования предыдущей статьи по моему адресу прозвучала гневная критика, часть из которой я нахожу вполне справедливой: слишком большую и серьезную тему я затронул, чтобы ограничиться столь коротким текстом. Но, для начала, я скажу о себе то, что в Америке называется "full disclosure": я гражданин США, родившийся в Советском Союзе. В пятой графе у меня было написано "украинец", каковым себя по-прежнему считаю, но поскольку родился я в семье военнослужащего, то все свое детство провел в самых разных уголках "нашей необъятной родины", в том числе – и в/на Украине. Мои родители украинцы, но родной язык у меня русский. Поэтому Украина и Россия для меня одинаково дороги, но страна, которую я считаю своей и которой принес клятву верности, – это Соединенные Штаты Америки.
Бóльшую половину своей жизни я прожил в СССР, и прекрасно помню, что ни при каких обстоятельствах ни в армии, ни на заводе, ни в университете мне никогда не доводилось сталкиваться с проявлениями вражды между русскими и украинцами. Было беззлобное подтрунивание друг над другом, но ничего близкого к той неприязни, которая откровенно или подспудно проявлялась по отношению к евреям, выходцам с Кавказа, Средней Азии и Казахстана, не было. Более того, в советской номенклатурной системе украинцы и белорусы были приравнены к русским – это легко проверить просмотрев списки вторых секретарей ЦК союзных республик: русских, украинцев и белорусов, которых приставляли "смотрящими" за первыми секретарями – представителями коренных национальностей. То же самое касалось и республиканских КГБ и многих других организациях. В некоторых советских структурах, к примеру – армии и Церкви, даже сетовали на засилье "хохлов".
Разница, пожалуй, заключалась лишь в том, что Украина была более "советской", а возможно – самой "советской" среди 15 "братских" республик. Нетерпимость к любым идеологическим отклонениям здесь была гораздо выше, и, как гласит поговорка: "За то, то в Москве давали по рукам, в Киеве руку отрубали". И как раз благодаря более ревностному отношению украинских гебистов к своей задаче Украина дала более половины политзаключенных для постсталинского Гулага.
Мне конечно же возразят, что разница гораздо больше: украинцы менее пристрастны к "зеленому змию", чем русские, более трудолюбивы; их дома и приусадебные участки более опрятны, и т.д. и т.п. На это могу лишь возразить тем, что в пределах США можно найти не меньшие различия между, скажем, жителями Виргинии и Западной Виргинии, не говоря уже о Калифорнии, Массачусетсе и Техасе.
Представления об особой украинской идентичности в основном существовало лишь в западных областях Украины. О казацкой вольнице и гетманской автономии мы узнавали не из устной традиции, передававшейся от поколения к поколению, а из советских учебников истории и художественной литературы – примерно так же, как русские "помнили" о крепостном праве или татаро-монгольском иге. Но вот события ХХ века мои родители помнили очень хорошо, и история Голодомора в селе Межеричка Кировоградской области и в Ямполе Винницкой области мне известна из первых уст. При этом и отец и мать подчеркивали, что люди подвергались жестокому обращению и унижению не заезжими москалями, а местными коммунистами и комсомольцами – украинцами. Моя бабушка видела Петлюру и была весьма невысокого мнения о боевом духе его воинских формирований, которые бежали при первом же боестолкновении с красными.
Поэтому нынешние попытки представить независимость Украины в 1991 г. как результат вековых чаяний украинского народа, стремившегося избавиться от русского имперского ига, мне представляется весьма натянутыми: достаточно сравнить это с тем, как отчаянно боролись за независимости от России поляки или чеченцы в XVIII, XIX и XX веках.
Украинская партийная номенклатура до последнего момента сохраняла лояльность СССР – на мартовском референдуме 1991 г. за сохранение Союза 70,2% жителей республики высказались "за", а когда в Москве случился путч, то Первый секретарь ЦК КПУ (на тот момент он уже успел переквалифицироваться в президенты) Кравчук не был замечен в стремлении осудить ГКЧП. Независимость свалилась на голову Украины (как впрочем и большинства других республик СССР) без особых встречных порывов к ней и была использована республиканской партноменклатурой для сохранения за собой руководящих позиций и изоляции страны от радикальных веяний из поставгустовской Москвы, ведь, то что произошло там в августе 1991 г. сегодня назвали бы Майданом.
Что было дальше, все хорошо помнят. Гайдаровские реформы и лихие 90-е в России и параллельное сползание вниз нереформированной Украины. В начале 90-х ВВП Украины и Польши был примерно одинаковым. К концу 90-х ВВП Польши вырос в два раза, а Украины – в два раза сократился. На сегодняшний день, согласно данным Всемирного банка и ЦРУ, Украина по доходу на душу населения стала беднее доброй полудюжины африканских стран. Чтобы выжить миллионы украинцев стали уезжать на заработки за границу – Европу и Россию. На Россию же тем временем пролился золотой дождь, вызванный стремительным взлетом цен на нефть. Никогда за всю историю России русские не жили так хорошо, как при Путине, но платой за это процветание стало создание патерналистского государства.
И вот здесь, по моему мнению, пролегает разделительная черта, которая стала все больше и больше отдалять украинцев и русских друг от друга. Позволю себе проиллюстрировать мысль пространной цитатой российского экономиста Вячеслава Иноземцева "…в России богатство возникает из эксплуатации природных ресурсов, и поэтому оптимальной выступает структура, ориентированная не на поощрение производства, а на организацию распределения. … Люди в России в большинстве своем заняты бессмысленной активностью и получают незаработанные деньги. С рациональной точки зрения никто не заинтересован в переменах. Именно поэтому любые попытки изменить характер экономики всегда будут отвергаться, и население будет готово пережить более "тяжёлые" времена, но не вернуться к тем, когда нужно было зарабатывать, а не получать”.
У Украины нет ни нефти, ни, в общем, газа, и украинцы зарабатывают свои деньги – чаще всего тяжелым и опасным физическим трудом. Поэтому, у них нет никакого почтения к государству, и когда они возвращаются домой и тем или иным образом делятся с государством своим заработком, то у них возникает законное желание требовать от власти отчета за свои деньги.
Именно это требование породило и первый и второй Майданы. Причем со вторым экономическая подоплека просматривается очень ясно: среди прочего, Вильнюсское соглашение об Ассоциации Украины с ЕС сулило безвизовый въезд на Запад, а процесс получения Шенгенской визы был для украинских работяг дорогим и хлопотным.
У русских же желания требовать отчетности от правительства не возникает, а рейтинги любви к проворовавшейся власти зашкаливают. По долгу службы мне довелось немало общаться с высокопоставленными российскими чиновниками в 2004 -2005 гг., и опосредованным образом было совершенно очевидно, что президент Путин усмотрел в первом Майдане прямую угрозу себе и системе своей власти. Майдан был опаснее для него, чем грузинские или киргизские революции именно тем, что украинцы и русские представлялись ему народами-близнецами: вирус революции, зародившийся у одного, мог легко передаться другому. Следует напомнить, что в 2014 году безумный рост цен на нефть остановился, и кремлевский вождь был вправе ожидать роптания среди своих подданных, когда цены начнут падать. Именно поэтому российская реакция на Майдан была столь болезненной, именно поэтому началась война – Путину нужно было раз и навсегда отбить у своих граждан охоту перенимать соседний опыт.
Я смею позволить себе некоторое допущение: если бы сланцевая революция случилась на 15 лет раньше и в нулевые годы цены на нефть пошли резко вниз, а цены на уголь, наоборот, взлетели, то Майдан бушевал бы сегодня в Москве, в Киеве была бы тишь да блажь.
Так или иначе сегодня на/в Украине со страшным скрипом и в тяжелых потугах создается гражданское общество. Нет нужды пускаться в перечисление всех недостатков сегодняшнего состояния власти на/в Украине и ее отношения с обществом, но процесс, как говорится, пошел, и рано или поздно Украина выйдет на дорогу, которая приведет ее в разряд нормальных государств. Этот процесс меняет менталитет и ценности украинского народа, все больше отдаляя его от русского. И тем не менее, успех украинского народа на этом пути таит надежду и для русского: ведь несмотря на четко проявившуюся разницу эти два народа все еще очень похожи, а стало быть, если украинцам удастся сделать свою страну нормальной, то это получится и у русских.
СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО ИЗ ЧУДЕС...
Анна Рогозина
Случилось чудо из чудес
владелец папского престола
вдруг снял с евреев вечный
грех
вину распятия Христова.
Прошло всего две тыщи лет
и, наконец-то, стало ясно,
что на евреях нет вины,
и мы к распятью не
причастны!
Ах, как должны мы ликовать
и на понтифика молиться,
но почему болит душа
и нет охоты веселиться?
Коль вы признали - нет
вины,
то кто ответит за погромы,
за инквизиции костры,
за крестоносцев, за
тевтонов?
За то, что вы травили нас,
стремясь возвыситься над
нами,
за то, что все грехи свои
вы нашей кровью отмывали?
Да, расплатились мы сполна
за вашу выдумку с Мессией,
но искру Божьего огня
из наших рук вы получили.
Вы шли к Единому Творцу
по нами пройденной дороге,
но мы ступали по камням,
а вы - по нашему народу.
И память ваша коротка,
ведь, ненавидя иудеев,
вы постарались позабыть,
что и Христос -то был
евреем!
Не знаю, кто его зачал:
отец, сосед, святые духи,
но точно знаю - мать его
была из нашей же мишпухи!
А ваши ксёндзы и попы,
кляня жидов со всех
амвонов,
не вспоминали, что была
простой еврейкою Мадонна!
И коль Христос и вправду
был,
( в чём я совсем не
сомневаюсь)
то значит, ненавидя нас,
вы нам веками поклонялись!
И в этом схожи вы с орлом,
что жить не мог без
Прометея,
- чем больше вы клевали
нас,
тем становились мы
сильнее!
Вы изощрялись как могли,
чтоб всех евреев сжить со
света,
и непонятно было вам,
в чём нашей стойкости
секреты!
А в том, что Божий мы
народ,
мы с ним повязаны заветом,
мы были избраны Творцом,
чтоб вас учить Добру и
Свету,
И (впрочем, это не
секрет),
чтоб с Богом вам
соединиться,
вас должен кто-нибудь
крестить,
а нам - достаточно
родиться!
ВАРШАВА. ЕВРЕЕВ ПРЯТАЛИ В ЗООПАРКЕ
Евреев прятали в зоопарке |
 В сентябре 1939 года, во время вторжения вермахта в Польшу, Варшавский зоопарк сильно пострадал от бомбардировок, многие животные погибли, другие были вывезены нацистами в Германию. Опустевшие помещения директор зоопарка Ян Жабинский, активный участник польского Сопротивления, и его жена Антонина использовали для укрытия евреев, бежавших из Варшавского гетто. В апреле этого года на территории зоопарка, где в течение трех военных лет скрывалось в общей сложности около 300 человек, откроется музей, посвященный героизму Яна и Антонины Жабинских.  Один из спасшихся, Моше Тирош, в интервью JTA рассказал, что в одну из дождливых ночей 1940 года вся его семья была тайно вывезена на телеге из гетто. Особенно врезался в детскую память резкий запах алкоголя, исходивший от везшего их кучера. Это была уловка, придуманная для конспирации: отец Моше посоветовал кучеру пропитать свою одежду спиртом, чтобы нацистский патруль не заподозрил обмана и не стал проверять их повозку. В то время среди немцев бытовал стереотип, что все поляки, в отличие от евреев, — пьяницы. «Риск был огромен, но мои родители понимали, что шанс на спасение они получат только в том случае, если доберутся до зоопарка», — вспоминает 78-летний Моше Тирош. Ян Жабинский, педантичный ученый-зоолог, был довольно авторитарным управленцем. «Когда Жабинский отдавал распоряжение, оно должно было выполняться беспрекословно. Думаю, что даже нацисты уважали его манеру управления и поэтому позволяли распоряжаться зоопарком как своей вотчиной», — делится мнением Ян-Мацей Рембишевский, устроившийся в Варшавский зоопарк вскоре после войны и позже занимавший должность его директора. Моше Тирош, житель израильского города Кармиэль и кадровый офицер ЦАХАЛа в отставке, вспоминает о первом впечатлении, которое произвела на него супруга Жабинского Антонина Животовская, жизнерадостная дама, увлекавшаяся живописью и игрой на фортепиано: «Мне было тогда всего 3,5 года, но я был подозрительным ребенком из гетто, которого родители научили в случае опасности громко читать христианские молитвы, чтобы окружающие не заподозрили во мне еврея. Но, увидев Антонину, я сказал маме, что, наверное, нам будет здесь хорошо». Моше и его младшая сестра провели на территории зоопарка три недели. Их разместили в подземном помещении без окон, еду им приносили сами супруги Жабинские или их сын Рышард. Родители Моше из соображений безопасности жили в другом отсеке. Затем Моше с сестрой попали в польскую семью, где с ними обращались довольно скверно, а после войны воссоединились с родителями. Глава семейства умер в 1948 году, в 1957-м мать с детьми уехала в Израиль. По рассказам Моше Тироша, Антонина Жабинская общалась с укрывавшимися в зоопарке евреями с помощью своеобразного музыкального кода. В случае опасности она наигрывала на фортепиано определенную мелодию, таким образом предупреждая своих подопечных о необходимости соблюдать тишину. Другой мотив служил сигналом о том, что опасность миновала и можно выходить из укрытия. Помимо руководства зоопарком, Ян Жабинский осуществлял надзор за зелеными насаждениями польской столицы. Этот статус давал ему право доступа в том числе на территорию Варшавского гетто. Во время таких посещений ему не раз удавалось с помощью фальшивых документов вывозить узников гетто за его пределы. Иногда Жабинский тайно провозил в гетто свинину и подкармливал тамошних обитателей, которые под угрозой голодной смерти вынужденно отказывались от соблюдения норм кашрута. В 1965 году мемориал «Яд Вашем» признал супругов Жабинских Праведниками народов мира. В 70-х годах Ян и Антонина скончались. Посетители музея, который откроется в Варшаве в апреле, смогут побывать в бывшем доме директора зоопарка, увидеть фортепиано, на котором играла Антонина, и подземные убежища, где скрывались беженцы из гетто. «Основной целевой аудиторией нового музея станут дети», — отмечает Джонни Дэниэлс, основатель организации From The Depths, занимающейся увековечиванием памяти о Холокосте. Создание музея стало совместной инициативой From The Depths и фонда «Панда», оказывающего поддержку зоопаркам по всему миру. Материал подготовил Роберт Берг |
Подписаться на:
Сообщения (Atom)