УМНЫЙ ИРТЕНЬЕВ О ДУРАКАХ В ИЗРАИЛЕ

КУЛЬТУРА19:57 27 мая 2017

Ян Шенкманспецкор

2 949

Очень не хотелось говорить с Иртеньевым о политике, особенно в дни его юбилея: Игорю Моисеевичу — 70. Но куда деваться: всю жизнь он пишет от имени простого человека, обывателя, такой жанр. Одно из самых знаменитых стихотворений так и начинается: «Меня зовут Иван Иваныч…» А заговоришь об этом обывателе — и от него ниточки поневоле потянутся к проблеме 86/14, бандитским девяностым, сталинизации, патриотизму и всему тому, о чем сейчас, срывая голоса, спорят.

— Лет сорок из своих семидесяти вы иронизируете в стихах над патриотами с либеральным уклоном, либералами — с патриотическим, людьми без убеждений, над мужчинами и даже над женщинами… Короче, над всеми. Причем порой довольно зло.

— Я, кстати, и над собой постоянно иронизирую, над своим лирическим героем. Ироническим — так будет точнее. Но вы правы. Очень часто, хотя и не всегда, этот герой — представитель большинства населения.

— Не любите население?

— Люблю, но, как писал Лермонтов, странною любовью.

Иногда мне кажется, что подавляющую его массу составляют, как бы поделикатнее выразиться: … (дураки). В хорошем смысле этого нехорошего слова. На них, собственно, мир и держится.

Я последние годы живу на две страны, вторая — Израиль. И много раз убеждался, что некоторая, не очень большая, но очень шумная часть граждан, приехавших из бывшего Союза и бывших его республик, привезли туда все свои советские комплексы. Любое критическое слово воспринимают в штыки, считают, что еврей плохим быть не может уже потому, что еврей: критикуя отдельно взятого человека, ты бросаешь тень на весь Израиль… и так далее. Когда-то, забыл, к сожалению, у кого, прочитал: «Запомни, изменяя мне, ты изменяешь всей стране». Не правда ли, похоже?

— Так это и в России теперь на каждом шагу встречается.

— Я же говорю, что … (дураки) составляют большинство в любой стране независимо от ее социального устройства и места на карте. Это нормально.

— Помню заголовок конца 90-х: «Иртеньев как зеркало капиталистической революции». Вы действительно чувствовали себя таким зеркалом? Это была ваша революция, ваше время?

— Насчет зеркала не уверен, но, да, я чувствовал токи того времени и совпадал с ними. Коммунисты всех достали, даже тех, кто задним числом их сейчас полюбил. А о перестройке до сих пор вспоминаю с теплотой. Типа, как молоды мы были. Хотя не так уж и молоды, в 1987-м мне уже был сороковник.

— Так главное произошло не в 1991-м, а раньше?

— Конечно. Были некие этапные вещи: программа «Взгляд», фильм «Покаяние», отмена 6-й статьи Конституции, десакрализация Ленина. А в 1991-м все уже гуляли по буфету как могли.

— И потом наступило похмелье, разочарование.

— Оно объяснимо: на выходе получили не совсем то, что закладывали на входе. Дикое социальное расслоение, демонстрацию наглого преуспеяния…

— По-другому и быть не могло, это ж капитализм. Разочаровались в итоге и богатые, и бедные, и интеллигенция, и народ, которому по старой русской традиции полагается сочувствовать. Вы сочувствуете?

— Как вам сказать. Пожалуй, не очень. Народолюбие свое я слегка подрастратил еще в начале путинского правления, когда увидел, с какой страстью основная масса населения купилась на халявное богатство, как легко пожертвовала свободой. Тут в порядке самопиара приведу свой стишок:

Я верю — поздно или рано
Наступит он, желанный час,
Когда повергнув власть тирана,
Воспрянет креативный класс.
Когда у гробового входа
С табличкой «Enter» на стене,
Нас примет радостно свобода
И удивится: «Вы ко мне?»

Вспомните, с каким олимпийским спокойствием, а то и плохо скрываемым злорадством реагировали люди на разграбление ЮКОСа и разгром НТВ. А какая поразительная вещь со Сталиным! Пятнадцать лет горбачевских, а потом и ельцинских, шла централизованная планомерная десталинизация. Все, что можно было сказать о зверствах того времени, было сказано.

И вдруг в рекордно короткие сроки машина дала обратный ход. Французов вы так быстро не переориентируете. Немцев тоже, американцев — тем более. А с нами это удалось сделать необычайно легко.

— Плохой народ достался России, неправильный?

Фото: PhotoXPress

— Несколько специфический. Во всяком случае, триста лет так называемого монгольского ига, хотя многие современные историки скептически относятся к этому определению, и тот любопытный факт, что крепостное право в России отменили в том же году, когда в Лондоне пустили метро, наложили, вероятно, отпечаток на национальный характер. В общем, заезженная формула «народ заслуживает то правительство, которое имеет» — видимо, справедлива, как и большинство банальностей, впрочем.

— С таким же успехом можно было бы сказать, что шесть миллионов евреев заслужили свою смерть во время Холокоста. Вам не кажется, что это людоедская логика?

— Несопоставимые вещи. Те шесть миллионов погибли за колючей проволокой под дулами автоматчиков. А в России после смерти Сталина репрессивная машина была если не демонтирована, то существенно ослаблена. Стали выпускать лагерников, смертельного риска уже не было, а сопротивлялись режиму все равно единицы, диссидентов можно пересчитать по пальцам. Основная масса приспособилась: воровали помаленьку, рассказывали анекдоты про генсека, жили себе и жили. И если бы не свободы, которые нам дали сверху в 1986-м, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Да и в 1991-м, я хорошо помню, как на станции «Краснопресненская» из вагона выходило человек пять-шесть идти защищать Белый дом, а остальные ехали дальше, уткнувшись в газеты, в лучшем случае бросали взгляд: типа, ребята, мы с вами, если чё. Так что эта пропорция — 86 к 14 — не нова для России, процент свободных и несвободных людей всегда более или менее одинаков. И в 15-миллионной Москве, и в сибирской деревне, и где угодно. Как, кстати, и процент уже упоминавшихся … (дураков).

---

Алла Боссарт, Игорь Иртеньев и Виктор Шендерович. Фото: РИА Новости

Игорь Иртеньев. Новые стихи

 * * *

За окном сгустился сумрак сизый,
Опустился на луга туман,
Растопи-ка, бабка, телевизор
Да протри бархоткою экран.

Раньше, помнишь, был он черно-белый,
А теперь, гляди-кось, весь цветной,
Мир внутри его запрятан целый,
Но какой-то, скажем так, иной.

Что еще нам в жизни этой надо,
Чтобы старость встретить по-людски?
Он утеха наша и отрада,
Лучшее лекарство от тоски,

Перхоти, поносов и запоров,
Что б гореть им, всем троим в аду,
По нему поет Филипп Киркоров
И балет танцуется на льду.

Он у нас заместо Спаса в доме,
Господи, помилуй и прости,
Ничего не нажили мы, кроме
Как его, на жизненном пути.

Но горды мы славными делами
И своей великою судьбой.
Не красна изба у нас углами,
Да и хер бы с этою избой.

 

* * *

Меж президентом и народом
Проходит линия одна,
Причем буквально с каждым годом
Прямей становится она.

О, эта линия прямая,
О, долгожданный мастер-класс,
Когда страна глухонемая
Вдруг обретает слух и глас.

И взором лидера ласкает,
И слово ловит на лету,
И ощущенье возникает
Приятной свежести во рту.

Эффект инъекции подкожной
Недолговечен, но пока
И невозможное возможно,
И жизнь становится легка.

Она прекрасна без извилин,
Так просто, по себе сама.
…Народ мой вовсе не дебилен,
Но слишком линия пряма.

 

* * *

Ты говоришь, американцы идиоты,
Ну хорошо, пусть даже это так,
Но кто, скажи мне, на меху придумал боты?
Кто научил нас кушать бешбармак,

Спать стоя и во сне ругаться матом?
Кто Терешкову в космос запустил?
А кто был первым русским дипломатом?
А кто Христа по-твоему крестил?

Кого не мучит по утрам икота?
Молчишь? Ну то-то.

 

* * *

Хочу я написать стишок
Такой, чтобы страну
Вдруг поразил культурный шок
Во всю ее длину.

Чтобы от Бреста до Курил,
Хоть Брест пока не наш,
Все населенье покорил
Мой дерзкий эпатаж.

Чтоб юный друг степей калмык
И враг полей хомяк —
Один с катушек разом брык,
Другой, как куль обмяк.

Чтоб каждый мыслящий бамбук
Его бы смог прочесть,
Чтоб мне протыриться в фейсбук,
Какой он там ни есть.

Чтоб наяву, а не во сне
Меня признал любой,
Чтоб те, кто не давали мне,
Покончили с собой.

 

* * *

Шел как-то от Крестовского моста
Я в направленье Рижского вокзала,
Земля была безвидна и пуста,
И долго жить, похоже, приказала.

Срывал с меня немодное пальто,
Свистя в два пальца, криминальный ветер,
Стояла ночь, как я не знаю что,
Как мало что стоит на этом свете.

И в страшном мире, выжженном дотла,
Где не наступит солнечное завтра,
Внезапно мысль мне в голову пришла,
Но впрочем, так же и ушла внезапно.

Ее я сформулировать не мог,
И некому помочь мне было в этом.
«А как же Бог?» —  вы спросите, а Бог,
Возможно, мог, но не спешил с ответом.

 

* * *

Луч пресловутый надежды слегка почадил и зачах,
Не повезло нам, друзья, откровенно сказать, с временами.
Что-то такое кончается прямо на наших глазах,
Что началось не при нас, но закончится, чувствую, нами.

Как-то все стало вокруг непривычно темно,
А ведь отчетливо двигалось к счастью, свободе и свету,
Я до конца не хотел бы досматривать это кино,
Я и попал-то сюда по чужому билету.

Мне его продал у входа какой-то чувак,
То ли обкуренный, то ли прилично поддатый,
Даже не продал, а отдал буквально за так.
Я, говорит, уже все это видел когда-то

Темным ноябрьским вечером, глядя в окно,
Будучи в стадии, полу-, так скажем, распада.
— Да? Ну и как?
— Если честно, конечно, говно,
Но временами вставляло, а что еще надо?

АНЕКДОТ ДНЯ

Анекдот о вещах, которые дороже денег

• 25 май 21:39
•  71      2
• источник: isralove.org

• 
•  Общество

Сара Рабинович была очень принципиальной женой. Она никогда ничего не делала сама, но хорошо умела командовать, пилить, нудить и обижаться.

Мойша Рабинович был очень послушным мужем. Он никогда не обижал жену, всегда выполнял ее команды и терпел ее выходки.

Однажды, Сара и Мойша Рабинович решили съездить в отпуск в Иерусалим. Для Сары отпуск проходи великолепно, а Мойша так и не успел отдохнуть: "Милый, принеси мне чай!", "Мылый, закажи нам такси!", "Дорогой, ты что так долго ванную занимаешь?", "Мойша, пойдем уже в ресторан!", "Мойша, хватит читать, ложись спасть!", и т.д. и т.п...

И вот, за два дня до отлета Сара внезапно умирает.

— Мойша, у вас есть две возможности, — говорит представитель похоронного агенства, — или вы можете похоронить свою жену здесь за 200 долларов, или отвести на родину за 5200 долларов.

— Пожалуй, я заберу её домой, — подумав несколько секунд, ответил Мойша.

— Почему? Вы не хотите похоронить её здесь, на Святой Земле, и сэкономить 5000 долларов?

— Понимаете, однажды, здесь жил один человек, потом он умер и воскрес через 3 дня... Я не хочу рисковать.

Операция «Изжога»

Операция «Изжога» – одна из самых успешных и наиболее засекреченных операций «Моссада», остававшаяся в течение 40 лет.

Вылет рейса Йоханнесбург – Тель-Авив снова откладывался, и пассажиры раздражались всё сильнее. Тем более что экипаж самолета и представители авиакомпании «Эль-Аль» не только не давали никаких объяснений, но и отказывались сообщить новое время вылета. Но они и сами не знали. Им тоже было невдомёк, что в это самое время за три тысячи километров отсюда разворачивалась сложнейшая миссия по их спасению. Так 16 января 1976 года в Найроби завершалась операция «Изжога» – одна из самых успешных и наиболее засекреченных операций «Моссада», остававшаяся неизвестной широкой публике в течение 40 лет. Лишь недавно двое из непосредственных участников этой истории – отставные офицеры израильской службы внешней разведки «Моссад» – согласились поделиться подробностями этой операции. Шмуэль Горен возглавлял тогда в «Моссаде» отдел «Цомет», отвечающий за работу с агентами, а его коллега Элиэзер Цафрир был оперативником, накопившим немалый опыт в качестве главы резидентур в Курдистане, Иране и Бейруте. * * * С конца 1975 года из надёжных агентурных источников поступала информация о намерении одной из наиболее опасных арабских террористических группировок, лидирующей в угонах самолётов и атаках на израильтян за пределами страны, осуществить теракт против евреев в Африке. Этой группировкой, отколовшейся незадолго до того от Народного фронта освобождения Палестины, руководил Вади Хаддад. Агенты сообщали, что Хаддад кропотливо собирает сведения о рейсах «Эль-Аль», летящих из Южной Африки в Израиль через Найроби. Наконец в середине января 1976 года от одного из агентов пришло сообщение, что в течение нескольких ближайших дней произойдет теракт против израильского самолета. Но подробную информацию агент сможет передать лишь в самый последний момент – накануне акции. А незадолго до описываемых событий израильским спецслужбам стало известно, что в Найроби тайно были доставлены наплечные ракеты «Стрела» (SA-7). Вот пазл и сложился. В «Моссаде» не сомневались, что террористы собираются сбить израильский самолёт. В ходе срочного совещания руководство «Моссада» приняло решение отправить спецрейсом в Найроби группу сотрудников, наделённых самими широкими полномочиями. Уже на месте, выяснив все детали, они должны были нейтрализовать угрозу в режиме реального времени. Бюджет этой операции составил 35 тысяч долларов и по тем временам требовал утверждения премьер-министра, которое отбывающий в тот же день с визитом в США глава правительства Ицхак Рабин в спешке давать отказался. Видимо, посчитал, что информации крайне мало, детали операции недостаточно проработаны, а политические и дипломатические риски слишком велики. Возможно, глава «Моссада» Ицхак Хофи cмог бы получить согласие премьера, да вот только и он совершенно некстати оказался в тот момент в командировке за границей. До предполагаемого теракта оставалось менее двух дней. Тогда Шмуэль Горен, возглавлявший в «Моссаде» работу с завербованной агентурой, решился в обход субординации обратиться к советнику премьер-министра по вопросам борьбы с террором генерал-майору Рехавааму Зееви. Он был известен как один из самых интеллектуальных аналитиков Армии обороны Израиля и смог мгновенно осознать степень угрозы. Он и убедил Игаля Алона, исполнявшего ввиду отъезда Рабина обязанности главы правительства, дать разрешение на операцию, спасшую, как выяснилось позднее, более сотни жизней израильтян. В Найроби вылетела группа, в которую, помимо Горена, Цафрира и оперативников «Моссада», вошли также представители службы общей безопасности ШАБАК и непосредственно глава службы безопасности «Эль-Аля». Возглавил её начальник отдела по связям с зарубежными спецслужбами Нахум Адмони, ставший впоследствии руководителем «Моссада». Но как назло, из-за поломки одного из двигателей поднявшийся было в воздух самолёт с группой вернулся обратно. В итоге до Найроби добрались лишь под утро.  Благо группа успела войти в офис местного отделения «Эль-Аля» буквально за несколько минут до того, как раздался решающий телефонный звонок от агента. Теперь стали известны конкретные детали: цель, средства и время. Боевики Хаддада с помощью двух ракет «Стрела» планировали сбить пассажирский рейс «Эль-Аля», летящий из Йоханнесбурга в Израиль, во время его приземления для дозаправки в Найроби. Стало также известно, что в организации теракта задействовано пять боевиков, а также номер машины, на которой они передвигаются. Сам теракт должен был состояться на следующий день – в воскресенье. Перед израильской спецгруппой стояла задача: перехватить террористов до того, как они успеют выпустить ракеты. Но нельзя было сбрасывать со счетов, что параллельно боевики могли готовить еще один теракт: одновременные взрывы в разных местах до сих пор остаются излюбленной практикой террористов, демонстрируемой сейчас в европейских городах. Несмотря на опасения возможной утечки, Адмони рискнул связаться с кенийскими спецслужбами, руководство которых он по своей работе давно знал. Задним числом можно сказать, что решение оказалось верным. Вместе с кенийцами израильтяне принялись прочёсывать обширные районы вокруг аэропорта, чтобы отыскать предполагаемое место, откуда террористы планировали стрелять по заходящему на посадку самолёту. Параллельно следовало найти принадлежащую террористам машину, что в городе с населением 700 тысяч жителей при тогдашних технологиях было равносильно поиску иголки в стоге сена. Израильтянам и кенийцам невероятно повезло, что машина с пятью террористами и двумя «Стрелами» была неожиданно обнаружена прямо в центре Найроби. А вскоре на краю сафари отыскалась и хорошо подготовленная для стрелка позиция. Как и предупреждал агент, место действительно было помечено куском красной тряпки, прицепленной к большому кактусу. У этого кактуса сотрудники кенийской службы безопасности вместе с представителями «Моссада» и перехватили машину с пятью арабскими террористами. А неподалёку от этого места задержали еще троих немцев из террористической группировки «Фракция Красной армии», прошедших подготовку в тренировочном лагере Хаддада в йеменском Адене. Они приняли участие в подготовке теракта и должны были прикрывать группу исполнителей. На тут же учинённом допросе главным был один вопрос: существует ли еще одна группа боевиков, готовящая параллельно второй теракт против израильтян на случай, если первая попадётся? И всё то время, пока этот вопрос выясняли, глава службы безопасности «Эль-Аль» задерживал вылет рейса из Йоханнесбурга. Пилоты получили от него лишь самые общие указания, поэтому их объяснения совершенно не удовлетворяли более сотни кипевших от возмущения пассажиров, не догадывавшихся, что «вечно безалаберный “Эль-Аль”» в это время спасает их жизни. * * * Сорок лет спустя Цафрир признался, что операция имела для него и личный аспект: по невероятному стечению обстоятельств в спасённом самолёте летела его собственная племянница, возвращавшаяся из ЮАР в Израиль. При этом Цафрир знал, что племянница должна лететь в эти дни, но не мог из-за секретности предупредить ее об опасности. Операция прошла молниеносно и успешно, вспоминает Горен. По скудным разведданным, полученным буквально накануне, действуя наперегонки со временем в незнакомом месте и без привлечения дипломатических каналов, израильтяне сумели предотвратить тяжелейший теракт. Многие решения, по словам Горена, принимались прямо на ходу, с нарушением всех протоколов и с риском для карьеры и жизни, но иначе катастрофы было не избежать. Такая высокая степень секретности операции уже после её завершения была связана как с просьбой кенийцев, не желавших лишних проблем с арабами, так и с опасениями раскрыть агентурный источник, оказавший столь ценную услугу израильтянам. Даже сейчас, через 40 лет, Горен и Цафрир уходят от разговоров на эту тему, обмолвившись лишь, что агентом был один из руководителей группировки Хаддада, передававший на протяжении многих лет важные сведения, благодаря чему удалось предотвратить немало терактов. Следствие и допросы задержанных террористов кенийцы проводили сами – в лучших традициях африканских стран, без особого пиетета к правам человека, но зато крайне эффективно. Израильтяне, со своей стороны, не вмешивались. А заодно не стали сообщать правительству Германии о трёх её гражданах, также оставленных кенийцам. В итоге вся созданная Хаддадом в Африке сеть, состоявшая из двух десятков террористов, была раскрыта и арестована. Сам же Хаддад, командовавший операцией и группировкой со своих баз в Адене и Могадишо, остался на свободе. Поначалу кенийцы намеревались тихо ликвидировать всех террористов. Однако Рабин категорически воспротивился такому развитию событий, и в итоге террористы были доставлены в Израиль и осуждены на десять лет заключения. Германия же в конце концов узнала об аресте своих граждан и добилась смягчения наказания для двоих из них – они были освобождены через 5 лет. Остальные террористы тоже не досидели свой срок до конца и вышли на свободу в ходе одной из сделок по обмену на захваченных в заложники израильтян. Через полгода после неудавшегося теракта Хаддад инициировал угон пассажирского самолёта авиакомпании «Эйр Франс» в Уганду, закончившийся знаменитой операцией «Энтеббе». Теперь стало ясно, что этот теракт Хаддад организовывал в надежде обменять взятых в заложники израильтян на своих осуждённых боевиков. Ещё два года спустя Хаддад умер от тяжёлой мучительной болезни в клинике Восточной Германии. Врачи предполагали, что у него была лейкемия. Однако в 2006 году журналист Аарон Кляйн опубликовал книгу «Нанести ответный удар», в которой рассказал, что, по имеющимся у него данным, Хаддад был отравлен в ходе спецоперации «Моссада», вновь успешно отыгравшего и этот раунд противостояния.  Александр Непомнящий Источник: censoru.net

БОГ БЫКОВА УЖЕ РАСПЯТ

Дмитрий Быковобозреватель

368

В России больше нет невиноватого. Серебренников, в частности, Кирилл, — он тоже сам виновен, что гнобят его; и то, зачем он с ними говорил? Он деньги брал у государства этого, их честно меж актерами деля; зачем он покушался на бюджет его? Зачем он ставил «Околоноля»? Он выступил недавно с резким возгласом — «Россия превращается в тюрьму»; тогда зачем он дышит этим воздухом, который так не нравится ему?

«В России больше нет невиноватого, за кем бы мог пойти актерский цех. Виновна, например, Чулпан Хаматова: зачем она поддерживала тех? Хвалила ВВП, и ей понравилось. Никто не вынуждал, и не врала. Детей спасала? Нет, она пиарилась, брала награды, звания брала! Теперь пришли выписывать квитанцию». Мол, через край, актриса, не хватай. Миронов тоже: «едете во Францию»… А если бы в Японию? В Китай? Он тоже ведь начальник Театра нации*, и тоже, как последний сукин сын, не может без вранья, без махинации, прогибов, поцелуев ниже спин… У нас сейчас настолько все убогие, страна себе настолько не равна, что ни театра, ни гематологии не может быть без толики говна. Поистине, в стране, где правят скважины, и кажется, что это на века, мы все должны быть несколько загажены: попахивать — не слишком, а слегка. Страну нельзя успешно оболванивать, коль светочи духовные кругом: нет, светочи должны слегка пованивать и каждый быть для каждого врагом.

У нас не может быть невиноватого: куда ни глянешь — склизко и черно. Вот, например, была еще Ахматова, писала «Славу миру», а чего? В России нет героев — только грешники: какие не свалили — тех купил. Сплошные кагэбэшники, приспешники плюс несколько умученных терпил. «Поэма без героя» — вот пророчество: никто не свят, не честен и не тверд. Молиться иногда еще и хочется, но подойдешь к иконе — видишь: черт. «Спасти сынка — понятное желание!» — а все равно не сжалился прохвост. В России нет такого выживания, чтоб дьявола не целовать под хвост.

Замараны от крайнего до главного. Такие нравы в нашем шапито, что мальчика, читающего «Гамлета», — и то найдут задерживать за что. (Сегодня вся страна на нем зациклена; настолько всем понравился пострел, что тянет повторить догадку Рыклина: читал бы Михалкова — был бы цел.)

За кем бы ни пришли — найдутся поводы: за бунтарем, за рыцарем пера, — и интернет ему устроит проводы: а я не удивлен, давно пора!

А интеллектуалов нет тем более: они привычно ходят по костям, их всех заботит только монополия на право создавать словарь властям. Теории у них настолько куцые, что уязвимы сплошь, со всех сторон: хотят консервативной революции — но это же, друзья, оксюморон! Не знаю, там верховное задание — иль просто тренд, возникший неспроста: запрос на пафос — и на оправдание арестов, пыток, лжи и воровства? Фашизму непременно нужен Хайдеггер, набор темнот потребен главарю (кто рифму подберет на слово «Хайдеггер», тому я лично книгу подарю). Все колумнисты, всё образование, вся проповедь традиции, sans doute**, — затем, чтоб сочинить обоснование, когда за кем положено придут. А так как все забито, заморожено и вскорости сорвется с якорей, то крепнет мысль, что это всем положено — и многие хотят, чтобы скорей.

В России больше нету сострадания. Страдают те, чьи помыслы чисты. У нас теперь не Швеция, не Дания, а чисто предвоенная Германия, а в ней — одни драконы и глисты. Здесь, кажется, нарочно все устроено, в ничем не разгоняемой ночи, — чтоб не было ни рыцаря, ни воина, а только палачи и стукачи. И это так талантливо поставлено, так вечно, без начала и конца, что обвинить ни Путина, ни Сталина не можешь: тут видна рука Творца. Поэтому — от барда до чиновника — трясутся все и по ночам не спят: ни праведника нету, ни виновника.

Виновен Бог.

Но он уже распят.