Высший суд Праяграджа (Индия) заявил, что смерть пациентов с COVID-19 только из-за отсутствия кислорода в больницах является преступным деянием, "не меньше, чем геноцид" со стороны властей, на которые была возложена задача по обеспечению цепочки поставок кислорода.
Две коллегии судей издали приказ о судебном разбирательстве по делу о распространении COVID-19 в штате и состоянии карантинных центров. Также судебное разбирательство коснется вопроса высокой смертности от коронавируса.
"Смерть пациентов c коронавирусом только из-за недопоставки кислорода в больницы является преступным деянием, не меньшим чем геноцид, со стороны тех, кому поручено обеспечить непрерывную заготовку и цепочку поставок жидкого медицинского кислорода", - заявили судьи.
Судьи также отметили, что невозможно позволить жителям Индии умирать таким образом, когда медицина так продвинута, что проводятся трансплантации органов и операции на мозге.
Суд поручил местным магистратам расследовать новости о смертности от коронавируса и представить отчеты.
Дверь открыл худощавый человек в очках. Его интеллигентный вид не совсем вязался с расстегнутым воротом сатиновой рубашки и затрапезными мятыми брюками.
Определение по какому-то одному признаку к Казакевичу не подходило. Знаменитый писатель-лауреат и — незаурядный войсковой разведчик, автор лирической прозы и — злых, а то и хулиганских эпиграмм, отец семейства и — неуемный «ходок», утонченный меломан и — матерщинник, аскет и — выпивоха (в одной из анкет откровенничал: «люблю выпить и закусить»). Все это в нем уживалось, переплеталось, порой ставя в тупик и людей, хорошо его знавших.
«Да», — по телефону главному редактору. — «Конечно», «Само собой разумеется», «Следует подумать». И прежде чем опустить трубку: «Идите вы…» С точным указанием адреса.
Эммануил Казакевич
Моя пространная статья о литературе двадцатых годов, не известно кому предназначенная, случайно, через машинистку, отпечатавшую лишний экземпляр, попала Казакевичу. Он готовил третий сборник альманаха «Литературная Москва» — детища группы писателей, вообразивших, будто межеумочность ситуации после смерти Сталина, подковерные свары в верхах отводят внимание от остальных дел. Они не имели каких-либо оппозиционных побуждений и своей попыткой надеялись доказать: нам можно доверять, хватит зряшного и унизительного контроля. Не понимая: сама такая их попытка изначально обречена.
Готовя третью книгу, в разделе критики Казакевич вознамерился печатать мое сочинение. О чем уведомил по телефону, назначив время встречи, растолковав, как добраться до Лаврушинского переулка, где он ныне обитает.
Этому этапу предшествовала менее элитарная жизнь в бараке в Хамовниках, куда еще не дошел водопровод, сработанный рабами Рима. Дочери — одна училась в первую смену, другая во вторую — по очереди носили пару ботинок. Ночами, настраивая себя на романтический лад, отец семейства сочинял повесть о разведчиках. О Травкине и его бойцах, которым не суждено вернуться из вражеского тыла. Сколько ни вызывает радистка Катя «Звезду», ей не услышать ответа.
Когда-то меня потрясла «Звезда». На полевых занятиях по общей тактике я исхитрился затаиться в овражке, неотрывно читал повесть, намереваясь пустить журнал по рукам.
«Звездой» Казакевич занял особое положение в тогдашней литературе. Вполне возможно, что оно предопределялось его биографией.
За полтора десятилетия после окончания Харьковского машиностроительного техникума Казакевич ни одного дня не работал по специальности. Переехав в Биробиджан, куда направили отца-журналиста, побывал начальником строительства, председателем колхоза, директором театра, сотрудником газеты. Писал стихи на еврейском. Знавшие язык восхищенно отзывались о них. Сам же поэт с женой и двумя дочурками, переехав в Подмосковье, принялся писать русскую прозу. О Колумбе и Моцарте.
В те времена кое-кто подобным образом спасался от ареста. Отец умер до начала массовых посадок. Сын уехал до их завершения. Он был из людей, принимающих решение. В жизни их меньшинство, в армии — единицы.
С армией он познакомился, став солдатом писательской роты московского ополчения. Роту основательно потрепали на дальних подступах к столице. Уцелевших направили в военные газеты. Казакевич добился своего и попал в стрелковую часть, в разведку. Даже после одного из ранений (всего был трижды ранен), вопреки предписанию явиться в редакцию, самовольно удрал на передовую, вынудив военную прокуратуру возбудить дело о бегстве на… фронт. Но здесь у него имелись надежные защитники — его бойцы и комдив генерал Захар Петрович Выдриган, угадавший в хилом очкарике талант не просто охотника за «языками» (что никак не мало), но и офицера, умеющего соотносить силы сторон. Генерал, потерявший двух сыновей, дал слово старшему лейтенанту Казакевичу: если тот погибнет, он позаботится о его дочерях.
Не погиб. Когда на «опель-кадете», груженном канистрами с бензином (трофейными шмутками Казакевич брезговал, трофейщиков презирал, бескорыстие почитал одним из высших человеческих достоинств), демобилизованный помощник начальника разведки общевойсковой армии прикатил в Москву, где у него ни кола, ни двора, сестра генерала Выдригана уступила ему комнатушку в общежитии.
Еще в ополчении он подружился с начинающим критиком Даниилом Даниным. Но когда бывший однополчанин нагрянул к нему со стопкой машинописи в руках, испытал смущение. Чем ободришь еврейского поэта?
Пока Казакевич осипшим от волнения голосом читал «Звезду», жена Данина, Софья Дмитриевна Разумовская, не выходила из-за перегородки. Едва он кончил, вышла и, не пускаясь в разговоры, забрала рукопись: «Будем печатать».
Она служила в отделе прозы журнала «Знамя».
Известность не заставила себя ждать. Сталинская премия тоже. Состоялось переселение из окраинного дома в Лаврушинский переулок, в заповедник для известных поэтов и прозаиков.
Сюда я и явился с оригиналом статьи, уже прочитанной Эммануилом Генриховичем, еще кем-то из редколлегии и намеченной в третий выпуск «Литературной Москвы».
В прихожей стеллаж от пола до потолка. Не с книгами, а с пластинками. В кабинете полки с книгами. Кушетка, громоздкий музыкальный комбайн-проигрыватель, радиоприемник, ниша для пластинок. Ближе к окну письменный стол. За ним мне и сидеть, склонясь над собственной рукописью. Казакевич читал другой ее экземпляр, устроившись рядом в кресле. Но начал вступительным словом. Положение альманаха аховое. Атаки усилятся. У него, редактора, дважды лауреата, репутация подмочена. «Да и у вас тоже». Надобна осторожность. И т.д.
Мы медленно шли от страницы к странице. Порой Казакевич просил остановиться, указывал фразу и нависал у меня за спиной.
На отдельном листке я писал новый вариант. Если понимал, что от меня ждет. Когда не понимал, он внятно разъяснял. Следя за моей рукой, иногда просил: «Прямее, еще прямее». Ему не всегда было по себе от своего же нажима. Но я не артачился, видя необходимость такой именно правки.
Минут через тридцать после еще одного «прямее» он опустился в кресло. Перерыв.
«Не возражаете против второго концерта Рахманинова?» И поставил пластинку.
По рукописи мы двигались медленно. Иногда Казакевич придирчиво перечитывал страницу. Иногда заставлял дважды, трижды «улучшать» фразу.
Музыкальные его вкусы больше не составляли для меня тайны. Он любил классику. Превыше всего Моцарта.
Обедали в соседней комнате, столовой. Собралась вся семья. Тем больше меня удивил ее глава. Походя опрокинув две-три рюмки, он разговаривал так, словно рядом не сидели дочери. Они, видимо привыкнув, делали отсутствующий вид. Галина Осиповна пропускала мимо ушей солоноватые шутки мужа.
После обеда мы с хозяином вернулись в его кабинет. Но рукопись Казакевич предложил оставить назавтра. Разговор вертелся вокруг двух первых выпусков «Литературной Москвы», прозы ее редактора.
Казакевич с дочерьми Лялей и Женей. Москва, 1947 г.
Встречи наши повторялись еще два или три дня. Казакевич критично относился к альманаху. Когда я осторожно задел его «Дом на площади» — согласился. (Вряд ли я был первым.) Но объяснил: нужна была большая заметная проза.
«Вы верили в значительность «Дома на площади»?» — осмелев, спросил я.
Эммануил Генрихович ответил не сразу. Он верил в значительность идеи. Советский комендант в немецком городе должен олицетворять самое лучшее в человеке, подавляемое, уродуемое нацизмом.
Не чревато ли это засахариванием Лубенцова? Правомерно ли ставить его рядом с ангелами?
Если чревато — вина автора. Быть может, не следовало, пусть и иронически, помещать его подле ангелов.
Как ни странно, он соглашался: повести «Сердце друга» недостает внутреннего единства. Батальная линия удачнее любовной. Даже о «Звезде» сам проехался с оттенком пренебрежения: слабовато, строго говоря.
Но какое-либо недовольство второй своей повестью «Двое в степи» отметал. Считал — и справедливо — удачей. С самого начала отдавал себе отчет: резкая критика повести неизбежна, не раз ему икнется. Так оно и получилось.
Я услышал граничащую с фантастикой историю публикации романа «Весна на Одере», ее последствия. История эта бытует в разных версиях. Одна утверждает: Василий Сталин пригласил на дачу Казакевича и при редакторе «Знамени» Кожевникове «высоко оценил новый роман».
Сын Сталина командовал ВВС Московского военного округа. Пост в армейской иерархии не слишком высокий. Но генерала Сталина знала страна. На парадах он пилотировал головной самолет, и кинохроника запечатлевала его за штурвалом.
По словам Эммануила Генриховича, Кожевников тянул с публикацией романа, колеблясь от похвал до поношений, пытаясь угадать официальную реакцию. В какой-то час решился. Но — мимо. «Правда», не мешкая, готовила разгромную статью. Из Союза писателей Казакевич получил уведомление: роман будет обсуждаться, имя докладчика не оставляло сомнений, в каком ключе.
Он лежал с ангиной, когда утром позвонил Кожевников и потребовал через полчаса спуститься к подъезду. Ангина? Температура? Пусть обмотает шею шарфом.
Отвалившись на заднем сиденье, Казакевич безуспешно пытался определить маршрут.
«Победа» затормозила у высокого серого здания с часовым у дверей. Кожевников направился в бюро пропусков. Как вошел, так и вышел. Правда, несколько растерянный. Попросил, чтобы Казакевич, на имя которого заказан пропуск, вставил туда Кожевникова.
В главном входе генерал щелкает сапогами: «Милости просим. Командующий ждет».
Коридоры, двери без табличек. Штабной марафет. Полковники и генералы вытягиваются в струнку перед очкастым хиляком.
Распахиваются двустворчатые врата. Адъютант подхватывает пальто и вводит в святая святых. Невзрачный генерал устремляется навстречу.
Что сей сон означает?
Сталин-младший восхищен «Весной на Одере». Весь его штаб, все командование московскими военно-воздушными силами восхищено. Генерал хлопает в ладоши, адъютанты раскатывают на полу крупномасштабную карту.
Жаль, жаль не отражены действия боевой авиации на Зееловских высотах. Но воля художника превыше всего. Не нам учить писателей.
Прежде чем Казакевич запоздало догадывается, Василий Иосифович, одернув китель, торжественно вносит ясность: ночью папа звонил с дачи, наказывал передать благодарность автору «Весны на Одере».
Вернувшись, Казакевич изнеможенно ложится. Снимает трубку назойливо звенящего телефона. Писательский секретариат сообщает: собрание относительно «Весны на Одере» отменяется.
Еще неделя — и дифирамбы в «Правде».
Но и это не финал эпопеи. Фадеев, возглавлявший комиссию по Сталинским премиям в литературе, за рюмкой коньяка посвящает Казакевича в подробности последнего — наутро список огласят в печати — заседания Комитета по премиям. В уже готовом списке Казакевичу за роман «Весна на Одере» предназначена Сталинская премия первой степени.
Однако человек, чье имя носит премия, желает поделиться своими мыслями.
Он прохаживается обок стола, но заседающим не полагается поворачивать головы.
Фадеев воспроизводит интонацию, акцент Сталина. Его монолог о выдающихся достоинствах «Весны на Одере».
Но вождь вынужден упрекнуть товарища Фадеева: плохо воспитывает наших «инженеров человеческих душ». Историю, учит партия, нельзя поправлять, а товарищ Казакевич вместо маршала Жукова, который допускал ошибки, вывел генерала Сизокрылова.
(Замечу в скобках. Либо вождь валял ваньку, либо плохо читал роман. Сизокрылов никак не претендует на место Жукова, он — член Военного Совета.)
Рассуждая о правде истории, Сталин приходит к выводу: ему жаль, но он вынужден рекомендовать выдающемуся писателю Казакевичу Сталинскую премию не первой степени, а второй. «Из-за ваших недоработок, товарищ Фадеев».
Возможно, Казакевич, передавая этот эпизод, кое-что присочинил. Он любил дурачить, разыгрывать, высмеивать. Отзывался и на то, что не всегда замечали другие. Например, на публикацию в «Правде» бесконечных отрывков из второй книги шолоховской «Поднятой целины».
«Я встал ни свет и ни заря/ И стал читать цо./ Но, кроме деда Щукаря,/ Там нету ницего».
О сочинителе приключенческо-детективного чтива, многословном разоблачителе империалистов: «Писатель Николай Шпанов/ Трофейных обожал штанов/ И толстых он писал романов/Для наполнения карманов».
Любивший «выпить и закусить», Казакевич не терпел коммерческого подхода к литературе. Не терпел и глубокомысленных политиканских разглагольствований, своими сатирическими строчками выбивая почву из-под них. По Москве ходило его не совсем пристойное стихотворение о переходе «Литературной газеты» на выход раз в неделю: «Мой любимый старый орган/ Так измучен, так издерган,/ Что теперь он еле-еле/ Может только раз в неделю./ Видно, скоро наш негодник/ Станет вовсе ежегодник».
В нем сочетались проницательность и простодушие, романтика и деловитость, надзвездная мечтательность и вера в тактику, не всегда, правда, оправдывающая себя. Он принадлежал к редкой среди писателей разновидности — не ждал похвал и восторгов, не лез в бутылку, услышав не совсем приятные замечания. Не боялся высказать мнение, идущее вразрез с уже устоявшимся. Скажем, полагал, что не государству бы судить, кому давать премии, но Академии наук, творческим союзам. Премии должны носить имена Ломоносова, Пушкина, Мусоргского, Шаляпина. И вместе с тем, пусть и на свой лад, повторял зады советской пропаганды. Вряд ли ему на пользу пошло увлечение Лениным, возобладавшее среди многих сроднившихся с социалистическими идеалами.
Дочь Цветаевой Ариадна Сергеевна Эфрон пишет о нем, своем сверстнике: «…По всему своему внутреннему складу Казакевич принадлежал к поколению отцов, то есть как бы на целое поколение раньше себя и меня родился.
Он был из тех, кто ленинское вобрал с живого голоса и действия…»
К сожалению, вобранное с голоса притупляло зрение, глушило ищущую мысль.
Но Ленин, пусть и романтизированный Казакевичем, настолько не соответствовал цековским представлениям, что повесть «Синяя тетрадь» запретили печатать. Потратив более двух лет на безуспешные хлопоты, писатель отбил Хрущеву телеграмму (480 слов на последние 160 рублей). Хрущев снял запрет, похвалил повесть. Но Казакевич занес в дневник: один человек из 214 миллионов решает судьбу произведения. «Так литература жить не может…»
Этим «так» литературе удружил непосредственно Ленин со свойственной ему безапелляционностью. Однако Казакевич, нуждаясь в кумире и сотворяя его, расписывал своего Ильича в духе набившей оскомину ленинианы. Нарушение исторической подлинности считалось в порядке вещей. В частности, это касается конфликта Ленина с окарикатуренным Мартовым в рассказе «Враги». (Сейчас изданы произведения и труды Мартова. Его правота в спорах с Лениным вне сомнений. Но и без этих трудов Казакевич мог увидеть, почувствовать губительную неправоту воспеваемого героя.)
Эммануил Казакевич
Оглядываясь на кумира, Эммануил Генрихович вынашивал амбициозный план за двенадцать лет написать эпохальную книгу поколений — «Новая земля». Вынашивал, но не пытался осуществить, так или иначе отдавая предпочтение жизненным проблемам. За год до кончины создал великолепный рассказ «При свете дня».
Для него самого свет померк. Болел он мучительно, стараясь не терять мужества, надежды.
В одну из сентябрьских ночей почувствовал — конец. Однако утром отпустило. Превозмогая слабость, продиктовал ночные ощущения: «Кому-нибудь из собратьев пригодится…»
Часа через три тихо промолвил: «Может, еще и мне самому…»
В это время я вечерами нередко наведывался в Лаврушинский. Семья Эммануила Генриховича состояла из женщин, и решили установить ночное дежурство приятелей. Я был в их числе.
Казакевич скончался, не дожив пяти месяцев до пятидесяти. Первую повесть от последнего рассказа отделяло полтора десятилетия.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Катаклизмы конца минувшего тысячелетия, словно волной, смыли недавний литературный пласт. Даже громкие, верилось, имена зазвучали приглушенно.
Однако волна постепенно пошла на спад. Обозначились не только границы новых государств, но и потребность оглянуться назад, взыскательно отделяя в литературе рожденное талантом от изготовленного на потребу.
Забытая, казалось бы, «Звезда» Эммануила Казакевича сверкнула на горизонте. Художники нового поколения (сценаристы, актеры, режиссер) с тщанием историков и наследников перечитали повесть, когда-то открывшую неизвестного писателя, напряженно искавшего себя. В годы Великой Отечественной он обрел свое ратное призвание, став войсковым разведчиком. Потому и первую повесть посвятил лейтенанту Травкину — командиру разведывательного взвода. Смельчаку и мечтателю, сочинявшему стихи. Это в них мелькнула строчка: «Разведчики ушли и не вернулись».
Киношники концерна «Мосфильм», вложив труд и душу, попытались их вернуть. Восстановить благодарную память о них. И о писателе, ушедшем из жизни полвека назад.
Как Израиль оказался в двадцатке ведущих экономик мира? Почему власти не расследуют нападение на еврейскую общину в московском районе Перово? И что случилось после Победы 1945 года? Обзор событий недели от главы департамента общественных связей ФЕОР и главного редактора журнала «Лехаим» Боруха Горина.
В ПУТИНСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГЛАВНЫМ ЯВЛЯЕТСЯ ЛОЖЬ И НАСИЛИЕ, А СВОБОДА И ДЕМОКРАТИЯ – АГЕНТЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕРЖАВ
Может ли кто-нибудь объяснить,
• почему в Федерации “Национальный фонд в поддержку демократии” и “Фонд Открытое общество” объявлены организациями, деятельность которых признана нежелательной,
• а Пригожинские Тролли, сеющие ложь по всему человечеству, так же как и убийцы, насильники и грабители Вагнера (при том что Пригожин и Вагнер – одно и то же физическое лицо) в ЦАР и других странах не просто желательны, а активно поддерживаются Кремлем?
Может ли кто-либо дать на этот вопрос ответ отличающийся от очевидного:
В ПУТИНСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГЛАВНЫМ ЯВЛЯЕТСЯ ЛОЖЬ И НАСИЛИЕ, А СВОБОДА И ДЕМОКРАТИЯ – АГЕНТЫ ИНОСТРАННЫХ ДЕРЖАВ ! ! !
Он хотел спасти человечество, но вместо этого загубил свою жизнь. Благодаря ему был совершён первый полёт на Луну. Но за свою мечту он заплатил слишком дорого. Ему пришлось отказаться от родных и от прошлого, и взять себе имя мёртвого. Чудак и фантазёр, рассказывавший женщинам о звёздах, серьёзно веривший, что когда-нибудь полетит в космос, и потерявший трёх женщин, которых любил в течение своей короткой жизни.
16 июля 1969 года американские астронавты водрузили на Луне флаг своей страны, оставив СССР, своего главного соперника в лунной гонке, далеко позади. Сразу после этого в журнале в журнале «LIFE» появилось сообщение о том, что при подготовке полёта специалисты National Aeronautics and Space Administration, проще говоря, NASA, нашли одну неприметную книжечку, напечатанную в России в конце 30-х годов, в которой никому не известный автор обосновал и рассчитал энергетическую выгоду посадки на Луну. После этого в СССР разразился страшный скандал: оказывается, американцам помог гражданин СССР, механик, работавший на сибирских элеваторах и в шарашках. В США он стал героем, его имя золотыми буквами написано в зале славы космического музея NASA, а в СССР учёные над ним смеялись, ведь он объяснял, как строить космические корабли, но не имел даже высшего образования. Звали этого никому не известного изобретателя, перевернувшего представление о возможностях человеческого разума, Александр Игнатьевич Шаргей.
У него было две фамилии и две биографии. По одной он был белым офицером, по другой – студентом исторического факультета, механиком недоучкой. Но, независимо от биографии и анкеты, места жительства и социального статуса, он всю жизнь хотел одного – полететь в космос. Ради этой цели он голодал, круглосуточно работал, и регулярно тренировался. А всё потому, что на земле Сашу Шаргея не держало ничего.
Он родился в Полтаве 9 июня 1897 года в семье еврея Игнатия Шаргея и шведской баронессы Людмилы Шлипенбах, чьи предки с незапамятных времён жили в России и верно служили ей: прадед Антон Шлипенбах воевал с Наполеоном. Родители официально поженились, когда Игнатий крестился в католичество, а беременность Людмилы скрыть было невозможно. Саше не было и года, когда отец, студент Киевского университета, уехал доучиваться в Германию, в знаменитую на весь мир Высшую техническую школу в Дармштадте. Мать устраивала свою личную жизнь, и тоже не утруждала себя воспитанием сына, отдав его на попечение бабушки и её второго мужа. В общем, как сказала бы героиня замечательного советского фильма «Покровские ворота», в семье были высокие, высокие отношения.
Вернувшись в 1903-м году в Россию, Игнатий Шаргей поселился в Санкт-Петербурге, нашёл там себе вторую жену Елену Гиберман, которая сыграет в судьбе Александра Шаргея заметную роль. В 1907-м отец перевёз сына в город на Неве и определил его в гимназию. Однако столичная жизнь не задалась: в 1910-м, когда Саше было всего 13 лет, отец умер. Саша вернулся в Полтаву к бабушке и деду, и поступил во 2-ю мужскую гимназию, откуда выпустился в 1916-м с серебряной медалью. Возможно, что эта брошенность, ненужность родным и близким, и привели Сашу к мечтам о космосе, о путешествиях по галактикам и открытию новых цивилизаций. Позже детское увлечение превратилось во взрослую одержимость.
В Полтаве он до беспамятства влюбился в свою соседку Викторию Хартман. Сначала девушка хотела избавиться от навязчивого чудаковатого ухажёра, но тот не реагировал на обидные насмешки, а вскоре Виктория увлеклась рассказами Саши о полётах к Луне, возникло ответное чувство, и они стали встречаться ежедневно. И тут грянула мировая война. Отец Виктории, немец, торопился вывезти семью из России. На предложение Виктории поехать с ними, Саша ответил отказом: он не хотел жить за счёт её родителей, да ещё и во враждебной стране. Позднее он горько пожалел, что расстался с любимой девушкой и не покинул Россию.
Окончив гимназию, Александр уехал в Петроград, поступил в политехнический институт, однако проучился всего пару месяцев: мировая война требовала восполнения огромных потерь личного состава, студенты брони от мобилизации не имели. Окончив школу прапорщиков, и получив звёздочку на погоны, Шаргей уехал в действующую армию, и честно воевал до 1918-го года. Обстановка на Юге, турецком фронте была не такой жаркой, как на Западе, и свободное время у офицеров было. Кто-то тратил его на пьянку, кто-то не вылезал из борделей, а Шаргей занимался расчётами и рисовал в своем блокноте пути к Луне. Именно на фронте он и начертил «Трассу улитки», по которой спустя 50 лет американцы долетели до Луны.
После развала царской армии прапорщик Шаргей демобилизовался, и рассчитывал вернуться к мирной жизни, но не тут-то было: почти сразу после мировой войны в России началась война Гражданская, и новой Белой армии требовались командиры с образованием и боевым опытом. Как бывший офицер, Шаргей был вновь мобилизован, однако ждать отправки на фронт он не стал, и дезертировал, как и многие тысячи жителей империи. Приехав в Киев, он надеялся как-то устроиться, продолжить учёбу, но после того, как город взяли красные, с офицерскими документами он скорее угодил бы под расстрел, чем нашёл работу или поступил в институт. Он даже пытался уйти через Польшу в Германию, но граница уже тогда была на замке, его задержали, приняли за сумасшедшего, и отпустили. Вот тогда-то на помощь ему пришла мачеха Елена Петровна Гиберман, которая с дочерью Ниной из голодного Питера переехала в Киев: она выправила Александру документы на имя его умершего ровесника, студента из Луцка, Юрия Васильевича Кндратюка, умершего от чахотки. Выбор на него пал потому, что он, в силу слабого здоровья, не воевал, а потому и не должен был вызвать подозрения у властей. Тайну превращения пасынка в Кондратюка мачеха и сводная сестра хранили больше полувека. За своё спасение Шаргей будет благодарить семью, и, будучи сам полуголодным, слать им деньги до конца жизни. Александр боялся, ведь он должен был жить под чужим именем и чужой жизнью, но выхода не было: иначе его найдут и расстреляют. Шаргей ничего не знал о Кондратюке, и мог засыпаться на первой же проверке.
Изменив фамилию, Шаргей–Кондратюк не отказался от своей мечты полететь на Луну. Он не просто мечтал, он продолжал рисовать и делать расчёты. Как-то его осенило, что на Луну должен садиться не весь космолёт, а только его часть, в то время, как другая часть будет ожидать на орбите.
Киев – город большой, но вероятность встретить того, кто знал Шаргея в лицо, была весьма высока, и новоиспечённый Кондратюк, дабы не искушать судьбу, отправился на Кубань, и устроился работать механиком на элеваторе. Но там, на Кубани, Кондратюк, сам того не желая, быстро стал знаменитым: он мог решить любую техническую проблему. Однако прославился он не как механик и изобретатель, а как невероятный чудак: он был всегда не чёсан, отрешён, ходил в потёртом костюме, не пил, не курил, ел что попало. И поговорить с ним можно было только о Луне. В любую погоду он спал на твёрдом полу в обычном мешке, совершенно обнажённым.
Закончив писать книгу «Завоевание межпланетных пространств», он отправил рукопись, подписав её своим новым именем, в Главнауку. Рукопись высоко оценил научный рецензент Владимир Петрович Ветчинкин – любимый ученик Николая Егоровича Жуковского, доктор технических наук, профессор Военно-воздушной академии. Рецензия такого корифея дорогого стоила, тем более, что Ветчинкин рекомендовал вызвать Кондратюка в Москву для дальнейшей работы, и предлагал издать книгу за госсчёт. Радостное ожидание длилось долго, но через год Кондратюку казённым письмом сообщили, что тема работы не актуальна. Однако причина была в том, что автор был недоучкой, а в очереди на издание стояли сотни профессоров и докторов наук.
Вместо разочарования пришла злость, и Кондратюк решил, что любой ценой издаст книгу сам. Он переехал в Сибирь, отказывал себе во всём, но в 1929 году сумел напечатать книгу в Новосибирске. Распространять книгу Кондратюку помог его знакомый конструктор Пётр Горчаков, но у читателей научный труд интереса не вызвал – куда интереснее был роман Алексея Толстого «Аэлита», вышедший в 1923 году. Зато в доме Горчаковых Кондратюк нашёл хороших друзей – Пётр теперь будет толкать все его идеи в жизнь, а жена Ольга кормить вечно голодного изобретателя, и Юрий не заметил, как сам безответно влюбился в жену друга. Для супругов это не было тайной, но они считали любовь Кондратюка очередным чудачеством. Именно Ольге Юрий открыл свой самый большой секрет, рассказав, что спит в мешке, плохо питается и всё время закаляется, чтобы полететь на Луну на ракете, построенной своими руками. Он искренне в это верил, и даже обещал взять в полёт Ольгу. Она лишь расхохоталась.
Надежды на звёздное будущее навсегда разбились, когда летней ночью 1930-го за ним пришли. Он боялся, что органы НКВД прознали о его прошлом, и ждал расстрела, однако истинной причиной ареста стало зернохранилище, при постройке которого Кондратюк злостно вредил. В том году в Сибири в городе Камень-на-Оби построили самое большое в мире зернохранилище «Мастодонт», вместимостью 13 тыс. тонн. Лишь тогда, когда стройка закончилась, в НКВД решили, что этот проект – провокация. Время было благодатное: из-за крайне низкой квалификации специалистов и рабочих – страна-то была аграрная, инженеров раз-два, и обчёлся, а также большого износа оборудования, участились техногенные аварии и катастрофы. Вместо того, чтобы назвать реальные причины, народу объявили, что во всём виноваты враги народа, наймиты империалистов. По всей стране начали тысячами выявлять вредителей, которые якобы разрушали всё, что можно и травили всех, кого не попадя. В мае-июне 1928-го прошёл процесс по Шахтинскому делу, в ноябре-декабре 1930 – по делу Промпартии. К высшей мере социальной защиты приговорили 16 человек, девятерых расстреляли, остальным расстрел заменили 10-ю годами лагерей.
Кондратюка обвинили во вредительстве за то, что он построил «Мастодонта» без гвоздей, которые тогда были страшным дефицитом. Ситуация патовая: без гвоздей строить невозможно, и Кондратюк был бы вредителем, если бы сорвал сроки. Он построил без гвоздей, и всё равно был бы вредителем. В НКВД были уверены, что элеватор на следующий год развалится, а он простоял 60 лет, и сгорел только в 1990-м. Но именно за свою инновацию Кондратюк год просидел в предварительном заключении, а в итоге получил 3 года лагерей. Начальнику Кондратюка Горчакову дали 5. В лагерь они не попали, видимо, кто-то сообразил, что Горчаков и, несмотря на отсутствие институтского диплома, Кондратюк, могут больше пользы принести, работая не руками, а мозгами, и они оказались в шарашке – конструкторском бюро № 14 в Новосибирске, где работали талантливые учёные со всего Союза – они проектировали угольные шахты для Кузбасса.
В 1932-м Наркомтяжпром ССР объявил конкурс на разработку проекта ветровой электростанции в Крыму. Кондратюк и Горчаков, работавшие в КБ-14, решили принять в нём участие, поскольку успех, помимо приличного гонорара, давал шансы на досрочное освобождение. Проект Кондратюка, Горчаков и Николая Васильевича Никитина, которого привлекли к работе позднее, был признан лучшим, и нарком тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе в самом деле добился для конструкторов досрочного освобождения. Кондратюк и Горчаков уехали в Харьков – тогдашнюю столицу Украинской ССР, и там, в начале 1934-го доработали проект. Строительство ветровой электростанции началось в 1937-м на горе Ай-Петри, однако уже через год работы прекратились, поскольку мощные ветровые электростанции были признаны нерентабельными.
Шаргей приехал в Москву. Голодный, он бродил по городу, и увидел девушку, невероятно похожую на Викторию Хартман. Но звали её Галина Плетнёва, она работала в типографии. Встреча с Юрием поначалу напугала её, а потом перевернула мир. Они встречались почти ежедневно, Галина слушала рассказы о космосе, а потом влюбилась в этого чудака, и вскоре стала его гражданской женой. Не помешало даже то, что он недавно вышел из тюрьмы и, по сути, нигде не работал. Вместе они прожили семь лет.
Сергей Павлович Королёв, занимавшийся разработкой ракет, невзирая на то, что у Кондратюка не было диплома о высшем образовании, а за плечами был тюремный срок, настойчиво предлагал Кондратюку, работу в Реактивном научно-исследовательском институте. Это, с одной стороны, сулило приличную зарплату, спецпаёк, и, в недалёкой перспективе, жилплощадь в Москве, то есть, у вечно неприкаянного чудака, наконец-то мог появиться свой угол. С другой стороны, органы очень тщательно проверяли бы биографию Кондратюка, и могли выяснить, что никакой он не Кондратюк, а прапорщик Шаргей, и тогда бы не поздоровилось ни ему, ни Галине, ни мачехе и сводной сестре в Киеве. Юрий Васильевич ответил вежливым отказом. Сегодня мы знаем и судьбу Королёва, и участь, постигшую руководителя РНИИ Ивана Клеймёнова и другого соавтора «Катюши» Георгия Лангемака. Кто знает, где бы закончил свою жизнь Александр Шаргей, польстись он предложение Королёва…
Когда началась война, Кондратюк записался в народное ополчение, и был зачислен в роту связи 21-й ДНО, сформированной в Киевском районе Москвы. В октябре дивизия в составе 33-й армии Резервного фронта попала в окружение под Вязьмой. В том «котле» оказалось 37 стрелковых дивизий, 9 танковых бригад, 31 артполк РГК. Почти 400 тыс. советских солдат погибло, 600 тыс. оказалось в немецком плену. Кондратюку повезло: он выбрался из «котла», и после проверки в особом отделе, воевал в подразделениях связи, дослужился до помощника командира взвода. Последнее письмо Галина получила зимой 1942-го, а 25 февраля того же года Юрий Кондратюк погиб под Орлом. Ему было 42 года.(Пояснение для комментаторов: Юрию Кондратюку было 42 года, а Александру Игнатьевичу Шаргею 45 лет).
Когда война закончилась, о неудачнике учёном никто и не вспомнил. А через 20 лет между СССР и США началась космическая гонка, и то, о чём мечтал Шаргей–Кондратюк, стало явью – человек полетел в космос. Через месяц после полёта Гагарина президент США Джон Кеннеди поставил перед своими учёными сверхзадачу: высадиться на Луне ещё до начала 1970-го года. Никто не знал, как это сделать в столь короткий срок. Вот тогда-то в библиотеке Конгресса и нашли маленькую книжонку, которую Кондратюк напечатал в Новосибирске в 1929 году на свои скудные сбережения. Но и спустя 30 с лишним лет идеи Кондратюка сочли абсурдными. Однако Джон Хуболт, нашедший книжку, был настойчив, пробился к помощнику директора NASA Роберту Сименсу, и лишь после этого на идеи Кондратюка обратили должное внимание. Идея состояла в том, что ракета, запущенная с космодрома, должна сделать несколько оборотов вокруг Земли, потом вокруг Луны, и лишь после этого совершить посадку на спутнике Земли. Кто знает, сколько бы денег потратили американцы, сколько лет бы у них ушло, пока бы они поняли, как надо действовать, если бы не книжка Кондратюка.
В 1969-м с мыса Канаверал стартовал корабль «Аполло». Он летел по трассе «Улитка», разработанной Кондратюком. Потом от корабля отделилась небольшая капсула с космонавтами, и села на поверхности Луны, как и предлагал Кондратюк. Экспедиция прошла успешно. Мечта Кондратюка сбылась, а благодаря американцам, о нём узнал весь мир. И только тогда правда открылась, тогда стало ясно, что Кондратюк – это Шаргей.
Найденные на просторах сети незатейливые истории о больших деньгах, которые внезапно сваливаются на головы наших неподготовленных соотечественников. Наверное, истории были бы смешными, если бы не были такими грустными. Сводятся они к простой формуле: «не жили богато, не надо и начинать»…
Наследство и Range Rover
У меня небольшой магазинчик, продаю всякие сувениры, побрякушки. В целом прибыль маленькая, так что приходится и самому зачастую работать за прилавком. Но в помощь нанял девушку. Платить много её не получается, где-то около 12-13 выходит.
Недавно приходит она на работу и рассказывает, что у ней бабушка была где-то в Москве, уже старенькая была, так что наследство осталось, счет в банке где-то миллионов на 3. Повезло, думаю, они с мужем комнату снимают, сам зарабатывает не много, хоть купят себе что-нибудь, может на депозит положат.
В общем привозит её сегодня муж на Range Rover. Рассказывает, подумали они и решили себе купить машину... о_О На все 3 миллиона. Пожаловалась, что заправились только на 3 тысячи. Дороговато…
Красиво жить не запретишь
Пару лет назад, у знакомого умерла бабушка и 2-х комнатная квартира перешла в наследство его матери. Его матушка подумав что сын уже взрослый и пора бы ему жить своими силами и умом, переписала квартиру на него. Полгода жил он не тужил, да баб водил в свою квартиру, пока не привел ту самую, как ему тогда казалось любовь всей его жизни по имени Юля. У Юли к слову тоже была своя квартира и через какое то время они переехали жить в Юлькину квартиру. А его квартиру решено было сдавать.
Всем знакомым включая меня, Юлька казалась адекватной, умной и довольна таки простой девушкой без тараканов в голове, но как оказалось все мы ошибались. Примерно через полгода их совместного проживания, Юлька начала меняться прямо на глазах, у нее появилась завистливость, не понятная манерность, отвращение к обычным работягам и людям малого достатка. Хотя сами они жили в среднем достатке по московским меркам, она зарабатывал около 45тыс. ,а у него зп. была около 50 тыс., плюс деньги которые они получали от сдачи квартиры.
Спустя какое то время она его можно сказать зомбировала и решил он продать свою квартиру, что бы удовлетворить ее потребность в хорошей жизни. Мы в свою очередь его отговаривали от этого, его мать и все родственники тоже отговаривали. Но он на отрез отказывался кого либо слушать и рвал все отношения и контакты, с теми кто не разделял его позиции в отношении продажи. Так он рассорился со всеми родственниками и друзьями, включая меня.
Далее они благополучно продали его квартиру за 10 с копейками млн. Юле сразу же великодушно был подарен инфинити FX 37, куча плюшек в виде айфонов, шуб и других плюшек, далее поездки по заморским странам, до тех пор пока не закончились деньги. Юля уже так сильно вжилась в роль богатой девы, что когда деньги закончились, она его выгнала со скандалами и словами что он не настоящий мужик ибо не может обеспечить свою даму!
Друг остался как в сказке про "золотую рыбку" у разбитого корыта. Через какое то время мы с ним опять начали общаться, но многие в том числе и родственники знать его больше не хотят. До сих пор он внятно объяснить свой поступок не может, говорит дураком был, и винит только себя за эту глупость, говорит как пелена в мозгах была, через которую иная точка зрения не пробивалась, а пелену эту постоянно поддерживала Юля, щебеча ему в уши, про то что они достойны большего...
Сейчас у него новая девушка, с который они поженились, она беременная от него, и новая квартира в ближайшем подмосковье, в ипотеке...
Наследство и свадьба
Моя двоюродная сестра живет в одном из поселков городского типа Мурманской области. Наша тётя года за три до своей смерти отписала ей свою квартиру, которая благополучно была продана сестрой в 2014 сразу после смерти тёти. Выручили примернр 450-500 тысяч рублей.
Деньги оперативно были потрачены в на всякую мелочь: закончить ремонт в квартире, красиво провести свадьбу старшей дочери.
Итог такой — денег нет, сын сестры вернулся из армии, живет с родителями в малогабаритной хрущевке, хотя мог бы жить в отдельной квартире.
Наследство и страховка
Была подобная история с друзьями нашей семьи. Молодая пара с ребёнком 6-7 лет, живут в ипотечной однушке, з.п. у них примерно по 20к/мес у обоих. Для ясности обозначим их как Ваня и Вика (имена вымышлены).
И однажды свалилась на них ответственность в виде хорошей трёхкомнатной квартиры, доставшейся от покойной бабушки. Тут уточню, что бабушка была Ванина и никакого завещания не оставляла. Его родители просто решили помочь молодой семье жилплощадью, благо, у самих жильё имелось. Ну и переписали они эту трёшку на Ваню.
После недолгих раздумий (Викиных раздумий) Иван решил, что он настоящий мужик и может позволить купить своей женщине новый BMW X6. Квартиру продали почти за 4 миллиона и на всю сумму купили тот самый X6. Дело было до кризиса и взять они смогли очень хорошую версию с хорошей комплектацией.
Никак не могли нарадоваться своей покупке, только вот слёзы счастья вытирали чеками с заправки. Прошёл год и прилетело им письмо счастья из налоговой о том, что должны они в такой-то срок уплатить 6-значную сумму в виде налога на имущество, роскошь, мощность транспортного средства и т.д.
Поначалу они подумали, что это какая-то ошибка и пошли разбираться, но ошибок в документах не было и это очень озадачило незадачливых персонажей сей истории. Также выяснилось, что страховка их авто стоит почти 400 тысяч в год, но они и этого не знали, т.к. автосалон по акции подарил им первый год страхования.
Что же получилось в итоге? Из-за отсутствия денег, молодая семья не смогла заплатить налоги и пришлось машину продать. Причём, продаваться машина не хотела ни за 4 миллиона, ни за три и даже не за два. Продать её смогли только за 1,7 млн. рублей, из которых в сухом остатке они сохранили для себя чуть больше миллиона. Да и того не хватило, чтобы добить ипотеку на их однушку.
Мораль? Умные люди и так её понимают, другие покупают новый паркетник.
О роскошной жизни
Недавно друг рассказал забавную историю — работает он с натуральным камнем (мрамор, гранит, травертин, оникс, полудраги) компания его занимается производством изделий из этого камня (плитка, панно, подоконники, ступени, камины итд).
В общем сидит он как-то в павильоне на выставке — приходит дама лет 35 вся увешанная золотом, в руке айфон 6s+ и т.д. Сделала она заказ на камин из итальянского оникса (в сумме вышло порядка 2 лямов) и 40 квадратов плитки 600х300 из Бразильского голубого мрамора (17 тыр за м2 слэба). В сумме получилось всё около 4,5 миллионов вместе с доставкой и установкой (камин+плитка).
В общем она всё оплатила, изделия изготовили — едут устанавливать (друг едет как старшой — контролировать что бы не накосячили и ну и руководить).
Пока ехали говорит думал сейчас приедут в элитный дом, ну или хотя бы бизнес класс — там шикарная элитная квартира, дорогие автомобили во дворе — в общем как в музее.
Итог: приезжают они в обычную пятиэтажку без лифта 70 годов постройки в ЮВАО. Материал они таскали в квартиру на 5 этаж по лестнице.
Элитной квартирой оказалась обычная двушка малолитражка на 40 квадратов в ужасном состоянии, которая вместе с мебелью стоит как камин и плитка у этой мадам. Но что ж это не наше дело — наше дело как сказал друг выполнить работы и свалить.
И всё было бы совсем не так интересно если бы не один занимательный факт — хозяйка в разговоре обмолвилась что недавно ей перепало наследство от бабули в виде трёшки в центре которую она продала так как не может жить в бабулиной квартире с “чёрной аурой”.
И вот она решила ремонт наконец сделать у себя, а то пора бы уже, перед соседями стыдно. Сейчас вот машину выбирает на остатки денег — спросила что лучше Мазда, Форд, Мерседес или Инфинити........
Занавес…
Наследство и ещё один Range Rover
Видимо есть некая магическая любовь к Range Rover'ам у небогатых людей.
В общем, маленькая история рассказанная о своем товарище моим коллегой :
Товарищ из далеко не богатой семьи и, скажем так, не с лучшим образованием. Работает в охране и особо видимо ему от жизни ничего и не нужно. Спустя пару лет женился на своей девушке и так вышло что в наследство у обоих из них осталась квартира, ничего особенного — по 1 комнатной.
На их семейном совете было принято решение, что вторая квартира им не нужна и она будет продана. Так и сделали квартира была продана почти за 5 млн рублей и потратить деньги было решено на ... Range Rover Sport...
Сами понимаете что обслужить машину с зарплатой охранника невозможно.
А сам товарищ зато гордился что у него лучшая машина на весь бизнесс центр, хотя денег не хватало даже поменять в нем масло...
***
Вы, вероятно, несколько удивлены тем фактом, что я обсуждаю с вами столь очевидные вещи. Да, действительно, охраннику не стоило покупать Range Rover, это было довольно глупо с его стороны. Казалось бы, какое отношение ошибка несчастного охранника имеет к реальному бизнесу? Ведь реальные бизнесмены не совершают таких нелепых ошибок?
Увы, вынужден вас разочаровать. Согласно моим наблюдениям, бизнесменов-потребителей, которые вбивают все заработанные деньги в яхты, самолёты и спортивные автомобили чуть ли не большинство.
Два примера из жизни.
Опытный бизнесмен, средних размеров компания, в которой работает около 200 человек. Владелец фирмы покупает себе личный самолёт — тем временем зарплата персоналу задерживается на пару недель. Такого рода истории происходят постоянно, поэтому несмотря на зарплаты несколько выше рынка в компании наблюдается весьма болезненная для бизнеса текучка, а груз кредитов иногда становится настолько тяжёлым, что грозит довести организацию до полноценного банкротства.
Вторая история.
Опять-таки, опытный бизнесмен, владелец небольшой торговой компании. С первых заработанных денег себе сначала роскошную квартиру и, до кучи, трёхэтажный особняк — разумеется, в ипотеку. Через какое-то время доходы несколько снижаются, и тогда выясняется, что свести концы с концами крайне тяжело — бизнесмен бьётся как рыба об лёд, берёт новые кредиты... но ни особняк, ни квартиру, что характерно, продавать не торопится.
Не знаю, как дела обстоят в других странах, но в России эта болезнь так распространена, что долги в бизнес-среде считаются чуть ли не стандартным атрибутом любого бизнесмена, чем-то типа лысины и живота. Дескать, да, долги, да, большие... но ведь так и должно быть, правда?
На самом деле, нет, это не так. Вполне можно жить и без долгов — во всяком случае, когда мы говорим про мелкий и средний бизнес. Иногда, разумеется, кредиты оправданы — однако всё же не в том случае, когда в кредит покупаются предметы роскоши.
Один из знаменитых американских богачей так описывал секрет своего финансового успеха. Хоть его заработки и были в начале трудового пути весьма скромны, однако он каждый месяц откладывал часть заработанного. Эта нехитрая стратегия позволила ему через какое-то время стать одним из самых богатых людей страны.
Звучит удивительно просто, верно? Однако так уж устроена жизнь: самые действенные «бизнес-секреты» не являются никакими секретами — про них известно всем. Проблема заключается только в том, что когда деньги начинают жечь карман, идея купить какой-нибудь предмет роскоши уже перестаёт казаться такой уж нелепой.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
06.05 21:12 MIGnews.com
