ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ...

«Из всех искусств для нас важнейшим является кино, пока народ неграмотный, но как только ликвидируем безграмотность, все похерить – оставить только Интернет». В.И. Ленин – А.В. Луначарскому.

БАРАК МОЕГО ДЕТСТВА

Шели Шрайман в своем журналистском расследовании «Последняя тайна режима»  пишет: «Прочтите эти свидетельства – это крохи, но это Крохи правды. Правды в том, что нас лишили места, где мы жили. Правда об уже выданных кому-то ордерах на наши квартиры, о неожиданных назначениях, о бараках без света и тепла». Шрайман пишет, что евреев-офицеров массами ссылали в Забайкальский военный округ, а также способствовали «соединению семей» с ними, и это было одним из  прологов перед полным решением «еврейского вопроса» в СССР.

 Я жил в таком бараке. Вот он на фото, на обратной стороне мутной фотографии выведено рукой мамы: «79 разъезд. 1952 г.» Верно – электричества не было. Помню тусклый свет от керосиновой лампы. Помню голод и смертельный холод зимой, на улице, в голой       степи. Но печи в бараках были. Топили каким-то дымным, мокрым углем. Собственно, какая разница – были печи или нет. Дал бы приказ товарищ Сталин и бараки эти превратились бы за сутки в холодные камеры смерти.

 Приведу несколько свидетельств из книги моей дневниковой прозы:

«Август 1952 г. Мне шесть лет. Впереди семь суток дороги до бараков в Забайкальской степи, где живет и служит отец: офицер, майор медицинской службы.

 Вагон плацкартный, набитый пассажирами. Мама позволяет забраться на третью, багажную полку. Нахожу там свободное пространство, укладываюсь, потеснив узлы и чемоданы. Я в восторге. Я – один, я выше всех, я хозяин пространства! Отсюда, сверху, и пейзаж за окном кажется совсем другим: моим личным пейзажем.

 Отца отправили в Забайкалье в январе  1952 года. Военная служба в России всегда была видом рабства, крепостничества. Отец "отпахал" две войны: Финскую и Отечественную. За все это  власти отправили отца – «космополита, еврея, убийцу в белом халате» на каторгу. Мы с матерью двинулись за ним как жены декабристов. Потом мама говорила, что нам настоятельно посоветовали сделать это в ЖЭКе. За этим «насекомым» словом таилась обычная жилищно - эксплуатационная контора.

 1952 год, август. Узлы были связаны, чемоданы умяты. Мать сидела на одном из них, пригорюнившись. Соседка сказала:

- Лия, не плачь. Вы там здоровее будете. Дальше Сибири  не сошлют.

- Мама, - спросил я по дороге на вокзал. – Мы разве болеем?

 Не ответила мама, да и что она могла  ответить? Дети счастливы тем, что не знают они подлых дел взрослых людей. Не знают, и знать им эти дела не нужно. В тот год, год «убийц в белых халатах», никто не сомневался, что скоро всех евреев отправят за Урал. Выходит, мы с мамой сами себя сослали: добровольно, без конвоя, отправились туда, куда указывал окровавленный, жирный палец Иосифа Виссарионовича Сталина.

 Была школа на этом разъезде, битком набитая еврейскими детьми. Один холодный класс и четыре ряда парт: каждый ряд по классу – от первого до четвертого.

Помню, что зимой маме было нечего одеть, а меня закутывали в какое-то тряпье и я топал в близкую школу один, а мама смотрела на меня из окна. Однажды мне стало так холодно, что я забрался через дыру под дощатую сцену. Там жила большая, лохматая собака. Я и раньше с ней дружил, а тогда обнял пса крепко и заснул. Мама рассказывает, что вдруг я исчез. Шел себе – и вдруг нет меня. Бросилась искать. В школе меня не оказалось. Кто-то догадался заглянуть под сцену, где меня, окоченевшего, и обнаружили.

 Помню, как тяжело заболел и как отец бился лбом о стену и повторял: «Что я могу сделать? Мы все здесь подохнем! Все!». Помню, как успокаивала его мать, а мне было стыдно за отца и совсем не хотелось подыхать.

 Март 1953 года. Помню только очень пьяного отца. Его привели к нам в барак чужие люди. Мама отца не удержала, он сполз на пол и, лежа на полу, бормотал, улыбаясь: «Умер вождь и мучитель». «Тихо, Левушка, - упрашивала его мама. – Не так: вождь и учитель»

 А прежде нас всех собрали в клуб на траурный митинг. Помню  пафосные крики на сцене, но не помню (это мне мама рассказала), что стал почему-то смеяться. Пришлось маме срочно уносить меня, чуть ли не насильно. Выходит, мы с отцом были солидарны насчет смерти  Сталина.

 В апреле Берия прикрыл «Дело врачей» и видимо по этому поводу нас одарили офицерским пайком. Фанерный чемодан был набит темными, огромными макаронами и здоровым шматом корейки. Вот это был настоящий праздник. Мне кажется, что вкус тех макарон помню до сих пор. Это был вкус неожиданной, сладкой сытости. Может быть, потому и весну люблю больше всех времен года.

 С той сытостью первые кино-радости и печали связаны. Я рос единственным капризным, избалованным ребенком в семье. (Хотя только теперь понимаю: какое там баловство в нищете первых, послевоенных лет). Чем-то мне не понравились слова отца, и я стал кричать, что моего брата (а у меня был брат, погибший до войны, о чем мне как-то рассказали). Так вот, моего брата родители, наверно, загубили, как и меня хотят загубить.

 Тогда отец впервые поднял на меня руку и оставил без просмотра ( в местном подобии клуба, на драной простыне, кинопроектор работал от вонючего дизеля) очередной серии фильма о Тарзане. Ужас потери до сих пор помню. Горький «вкус» подлинного горя не могу забыть.  Я уже никогда! Никогда в жизни не увижу этот фильм!

 Пройдут годы. Начнется «перестройка». Я поведу свою семилетнюю дочь в Дом кино на просмотр старого фильма о Тарзане и Чите. Фильм мне показался полной чушью, да и на дочь он впечатления не произвел.

А каким «первозданным», искренним было то горе. Может  и все сильные чувства в жизни нашей – всего лишь дань моменту, минуте, мгновению. 

 В июле 1953 года я и мама вернулись в Ленинград. (Отца демобилизовали только через два года). Комнату в коммуналке удалось сохранить, так как там была прописана  наша няня – украинка Мария. Да она и не няня была вовсе, а член семьи.

 Хотел Сталин устроить геноцид евреев СССР или нет? Об этом до сих пор спорят. Я не спорю. Я просто вспоминаю тот барак, чадящую керосиновую лампу, голодную маяту в желудке, ржавую, железную бочку с тухлой водой, которую раз в два дня привозили к бараку,  проклятый холод и стон отца: «Мы все здесь подохнем!»

ГДЕ ПИСЬМО?

«Кремль воспользовался шумихой вокруг смерти Березовского, чтобы озвучить новость о том, что Березовский якобы просил у Путина прощения за свои ошибки и разрешения вернуться на родину, пишет автор статьи Беньямин Биддер. "Внезапно прирученный Кремлем националистический лидер Владимир Жириновский стал хвастаться контактами с олигархом, от которого московский истеблишмент 12 лет шарахался, как черт от ладана", - говорится в статье. По словам Жириновского, Березовский ради возвращения в Россию был готов пойти на любые условия, в частности отказаться от дела Литвиненко, и 7 октября прошлого года поздравил Путина с днем рождения» Из СМИ

 Здесь намек, что помогли все-таки Березовскому расстаться с жизнью. Друзья и родные тоже не верят в самоубийство. Мог бывший олигарх просить у Путина прощения? Мог, почему нет. Ну, так опубликуйте это чертово письмо, что проще. И стихнут разговоры о странных смертях врагов Кремля. Непоследовательно работают идеологические службы Путина. Злопыхатели тут же связали неожиданную смерть Березовского с мгновенной и подозрительной реакцией пресс-секретаря президента России, рассказавшего, что покойный враг режима раскаялся, больше и не враг вовсе, И не было причин  его убирать из жизни. Ну, так, где это раскаяние? Сказавши «а», надо бы произнести и «б». Ждем.

ТРИ ЛИКА СТАЛИНА

На самом деле, "вождь народов" был многолик, как дьявол.

Аристократ

«Первые слухи о том, что Сталин - сын Николая Пржевальского, появились еще при жизни вождя, в 1939 г. В тот год советские ученые отмечали 100-летие со дня рождения великого исследователя Азии и получили к юбилею необычный «подарок» от журналистов. Польская газета «Жизнь Варшавы» утверждала (причем без каких-либо ссылок на источник), что Пржевальский был отцом Иосифа Джугашвили». Из СМИ.

 Почему поляки – понятно. Род Пржевальских из шляхтичей, но и в России этот миф прижился. Еще бы – любимый вождь – сын не алкоголика сапожника, а знаменитого путешественника - дворянина.  Современников насторожил особый интерес «вождя народов» к личности Пржевальского. Массовыми тиражами выходят книги исследователя азиатских просторов, одному из лучших режиссеров Мосфильма – С. Юткевичу – поручено снять фильм о нем. Картина вышла на экраны в 1952 году. На самом деле генерал-майор и  агент генштаба, с именем которого были связаны планы новых завоеваний Российской Империи, никогда в жизни не встречал Екатерину Джугашвили и отцом ее отпрыска быть никак не мог. Интерес же Сталина к Пржевальскому  понятен каждому, кто читал последний труд генерала:  «Монголия и страна тангутов». Вот что пишет об этом Дональд Рейфилд в образцовой, на мой взгляд, биографии классика «Жизнь Антона Чехова»: «Чехов анонимно поместил в «Новом времени» некролог Пржевальскому, в котором восхищался его героизмом… Тогда он еще не читал последней книги ученого, в которой тот рекомендовал истребить всех обитателей Монголии и Тибета и заселить их земли казаками, а также начать войну с Китаем». Родство знаменитого ученого и «кремлевского диктатора» имело не плотский, а духовный, идеологический характер. Здесь еще и претензия на статус святого, посланника небес. У такого богочеловека должна быть тайна происхождения. Сталину не нужна была даже ложь о своем детстве. Она снимала покров тайны с его персоны. У "посланника небес" нет детства. Миф о бравом папаше Пржевальском не мешал.

 Читаю  письмо И.В.Сталина в Детиздат при ЦК ВЛКСМ (16 февраля 1938 г.): «Я решительно против издания “Рассказов о детстве Сталина”. Книжка изобилует массой фактически неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, “до¬б¬ро¬совестные” брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остаётся фактом.  Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию укоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория “героев” и “толпы” есть небольшевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев, — отвечают эсерам большевики. Книжка льёт воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу. Советую книжку сжечь». Нашли, что подарить человеку, который терпеть не мог, когда поминали его отчество. Он и с именем не ладил.  Вот такой решительный борец с культом личности был И.В. Сталин. У идола масс, иконы - не может быть детства и даже юности. Вспомним запрещенную пьесу М. Булгакова «Батум».

«Великий стратег»

«Радзивилл и Ольга Чехова должны были при помощи своих друзей среди немецкой аристократии обеспечить нашим людям доступ к Гитлеру. Группа агентов, заброшенных в Германию и находившихся в Берлине в подполье, полностью подчинялась боевику Игорю Миклашевскому, прибывшему в Германию в начале 1942 года». Миклашевский Игорь Львович (1918-1990) был чемпионом Ленинграда по боксу. Он совершил убедительный «побег» из Советского Союза и, заведя дружбу с немецкими спортсменами, был легализован в Берлине. Он действительно имел возможность заложить бомбу в театре под ложу Гитлера. Сталин лично отменил операцию, позже объяснив свое решение: пока Гитлер жив, не будет сепаратного мира между Германией и западными державами. Но если после смерти фюрера к власти пришел бы Геринг или кто-то другой из верхушки рейха, то за спиной Советского Союза такой сговор мог бы состояться». Из СМИ

 Мизантроп Сталин ненавидел, так называемых, империалистов-капиталистов и был убежден, что гибель фюрера тут же вернет Гиммлера, Бормана и Геббельса в объятия своих природных друзей и единомышленников. Сталин не верил целой армии лизоблюдов в СССР. Почему он должен был верить Черчиллю и Рузвельту? Тем более что союзники не торопились с открытием второго фронта в Европе. Сталин уважал Гитлера, как социалиста, пусть с приставкой «национал», и врага демократии. Приспешников фюрера он таковыми, видимо, не считал. Гитлер продолжал войну с западными союзниками СССР, не помышляя о мире с ними, а мир этот Сталин, даже в начале 1942 г., считал единственным шансом победы нацистов над Кремлем. «Ринг» политики виделся ему, и не без оснований, как поле подлости, предательства, интриг. «Если бы я был фюрером, я бы давно отказался от войны на Западе, чтобы одолеть противника на Востоке». Но Гитлер знал этот самый               Запад не хуже Сталина. Он понимал, что демократия –  не командная система, а Черчилль и Рузвельт победили на выборах, как враги нацизма и превратиться в его друзей они не могли ни при каких условиях. Фюрер знал и о прокремлевских настроениях народных масс в США и Великобритании. Речь могла идти только о капитуляции, а не сепаратном мире. Это Сталин был способен, даже в разгар войны, пойти на мир с нацистами и в очередной раз объявить подвластному народу, что фюрер – светоч человечества.

  В 1942 году Гитлер все еще верил в победу, как верил, не без оснований, и в то, что одно его имя на знаменах может привести солдат к триумфу.  Без Наполеона не было бы Аустерлица, Бородино и Ватерлоо. Без Гитлера не было бы поражения Франции, бомбовых ударов по Лондону, битвы за Москву и Сталинград. Без Гитлера не было бы Второй мировой войны, как без Сталина не было бы ГУЛАГа, коллективизации и геноцида собственного народа. Нет, не сепаратного мира боялся Иосиф Виссарионович. Немцы рвались к Бакинской нефти, а он думал только о том, о чем думал всегда: О МИРОВОМ ГОСПОДСТВЕ. Сталин был убежден, что с помощью союзников он, рано или поздно, одолеет Гитлера и призом победителю станет значительная часть Европы, а там… Паранойя «вождя народов» была той же природы, что и мания фюрера. Преждевременная смерть Гитлера могла помешать планам кремлевского диктатора. Он не хотел мира. Он мечтал о войне до победного конца. Сталин и Гитлер были людьми склоки, драки, поединка, крови - душами родственными. Фюрер признавал это неоднократно: «Между нами и большевиками больше сходства, чем  разницы. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию».  Без кровавого противостояния тоталитарная власть –  ничто. Да и Ленин был вождем раскола и распри. Смысл большевизма и фашизма – постоянные войны, поиски врагов и геноцид в том или ином виде.

 Считается, что на совести Сталина, как минимум, 20 миллионов человеческих жизней, безвременно и безвинно прерванных до Великой Отечественной Войны. Часто обвиняют Григория Жукова в том, что он не жалел солдат и положил без нужды сотни тысяч бойцов. Но сколько миллионов (русских, немцев, евреев) обрек на гибель Сталин в апреле 1942 года, когда отменил операцию по уничтожению фюрера?  Пишут, что уже после войны, при личной встрече с Юлием Харитоном он задал всего лишь один вопрос: можно ли из одной атомной бомбы сделать несколько? Харитон ответил, что нельзя. Сталин был разочарован.

Логика тоталитарной власти.

 Соломон Волков «Шостакович и Сталин»: «Смерть тирана внезапно оборвала некий исторический виток. Мы можем никогда не узнать, каковы были подлинные долгосрочные планы Сталина – по той простой причине, что он их не успел осуществить. Документов же, по которым можно бы было догадаться о его стратегических затеях, Сталин, как уже было сказано, сознательно стремился не оставлять».

 Все правильно, но Сталин царил над советской  империей почти 30 лет, и оставил после себя практику своих дел и логику поступков. И это посильнее и доказательней документов. По крайней мере этого достаточно для суда времени - суда потомков. Сталин всегда шел по пути террора и правил страной с помощью страха, а большой террор порождает большой страх – паралич страха.  Вот почему  не прав Жорес Медведев, выдвинувший гипотезу, что Сталин  в феврале 1953 года пошел на попятную в «Деле врачей». Он всего лишь повторил  старый трюк с «головокружением от успехов». После развенчания «перегибов» и начался в полную силу геноцид против своего собственного народа, так называемая, коллективизация. Насытившись кровью, вождь народов убрал одного садиста (Ежова), чтобы поставить на его место другого (Берию), но здесь новому витку террора помешала война. Тот же трюк с шагом назад и двумя вперед мог последовать  в «Деле врачей»: пауза, затем казнь на Красной площади шпионов и врагов народа и массовое избиение евреев.   Сталин, задолго до знаменитого: «Выпьем за здоровье русского народа – главного победителя в войне с фашизмом», начал откровенно националистическую политику, призванную укрепить, по нацистскому образцу, расшатавшиеся во время войны, идеологические   устои советского народа. «Дело врачей» – логическое продолжение этой политики - убийство Михоэлса, разгром ЕАК, врачи-убийцы и…. Дальше смерть палача, а не гибель миллионов в новом Холокосте. Так решил Всевышний, уставший от ужасов ХХ века.

 Считается, что нет прямых доказательств решимости Сталина провести свой Холокост, но множество косвенных. Вот одно из них: "Мне совершенно непонятно германофильство Сталина, - говорил Тухачевский. – Сначала я думал, что у него только показной интерес к Германии, с целью показать "свою образованность"… Но теперь я вижу, что он скрытый, но фанатичный поклонник Гитлера. Я не шучу. Это такая ненависть, от которой только один шаг до любви… Стоит только Гитлеру сделать шаг к Сталину и наш вождь бросится с открытыми объятиями к фашистскому. Вчера, когда мы говорили частным порядком, то Сталин оправдал репрессии Гитлера против евреев, сказав, что Гитлер убирает со своего пути то, что ему мешает идти к своей цели". "Маршал Тухачевский" Лидия Норд.

 Сталин – вождь масс, толпы и действовал он в русле старых, народных, имперских традиций. Он уважал традиции народа, которым правил. Вождь, кроме всего прочего, был завистлив. Почему, если заклятому другу удалось превратить немцев в народ палачей, ему не по силам сделать тоже с русским народом, если и раньше это удавалось. Его поймут, его поддержат, его полюбят еще крепче… Он и сегодня, через 60 лет после смерти, – «лицо России».

   Александр Герцен пишет в «Былом и думах» о кантонистах: «Набрали ораву жиденят восьми-девятилетнего возраста. Сначала, было, их велели гнать в Пермь, да вышла перемена, гоним в Казань. Беда, да и только, треть осталась на дороге (и офицер показал пальцем в землю). Половина не доедет до назначения, - прибавил он… мрут, как мухи...» Сталин читал Герцена.