вторник, 4 августа 2020 г.
Вспоминая Валленберга
Вспоминая Валленберга
Рауль Валленберг, шведский дипломат и Праведник народов мира, спасший жизни десятков тысяч евреев в годы Холокоста, в январе 1945 года был арестован в Будапеште и вывезен в СССР. Предположительно Валленберг умер в тюрьме на Лубянке 17 июля 1947 года.
Как в прежние времена люди подходили к теме разговора? Делали вступление: «Мой отец, царство ему небесное, любил озадачивать (соглашаться, противоречить)…» Дальше — как иллюстрация того, о чем пойдет разговор, — описание какого-нибудь связанного с отцом эпизода, который и выводит непосредственно на тему… Так вот, мой отец, царство ему небесное, человек уравновешенный, доброжелательный, философского склада, не допускал мысли, что в какой-то, какой угодно, группе людей, все могут думать о чем-то одинаково. Я был свидетелем, когда гости на дне его рождения принимались хвалить погоду, дескать, как приятно было сегодня по солнышку пройтись, или наоборот, ругать, что дождю конца нет, и он в первом случае говорил, что как это солнышко, когда холод и мокрядь, а во втором, что какой дождь при таком ясном небе. Мама возмущалась, гости жарко опровергали, а он, приветливо улыбаясь, выслушивал и невозмутимо повторял: да, да, холод, мокрядь — или: да-да, ни облачка на небе.
Конечно, немножко чересчур. Но как я его понимал! Твердить то же, что все, — затем ли родился конкретно ты? Затем ли человеческий род произведен в миллиардах особей, чтобы каждая была, как другая, и ничего особого в ней не обнаруживалось? Солнце всходит, солнце заходит, огибает землю, все это видят, никто не спорит. Кроме провинциального поляка, который всем поперек заявляет, что, пожалуй, это Земля огибает солнце. Инакомыслящий. Не с целью во что бы то ни стало отличиться от всех, а испытывая нормальное подозрение к тому, что выдается за истину лишь по той причине, что так считают все. Точнее, именно по этой причине.
Все это пробежало в мозгу, когда я шел к Сахаровскому Центру на выставку, посвященную Раулю Валленбергу . И не оставляло меня, пока я ее осматривал. И утвердилось, когда после этого ждал на остановке троллейбуса. Андрей Сахаров был образцом инакомыслящего. Он думал не так, как все, и потому сперва изобрел невероятную бомбу, а потом объявил, что советская власть тоталитарна, тоталитарная власть репрессивна, репрессивная власть противозаконна… Мы, остальные, не такие, мы — все. Все мы помним, как он что-то говорил, совершенно один, а лучший из президентов Советского Союза ему запрещал и отключал микрофон, а лучший Верховный Совет СССР завывал «бууу» и «захлопывал» его. И, разумеется, в куда меньшей степени, чем Сахаров, скорее как тень его, но в той же традиции, ведет себя Центр его имени. Он устраивает выставку памяти еще одного инакомыслящего. Потому что Рауль Валленберг, отпрыск богатой аристократической шведской семьи, преданный сын, нежный брат, послушный и благодарный внук, предпочитает заниматься архитектурой, а не банкирским домом, который должен наследовать. Ехать в раздираемый войной и насилием Будапешт из спокойного, гарантирующего не только безопасность, но и беззаботную жизнь, «заваленного апельсинами» (из письма сестре) Стокгольма. Оставаться под ежеминутной угрозой реальной смерти вместо того, чтобы принять рекомендацию шведского МИДа вернуться на родину. Погибнуть, но пытаться спасти еще и еще одну жертву.
Горькая история. Темная. Как у каждого из тех, кто отдает душу за своего ближнего. А ближним считает — любого. МИД предлагает ему миссию спасения венгерских евреев. Германия была в ярости, что их депортация столь медлительна, проводится без желания, иногда саботируется. Когда Хорти выступил по радио с тем, что выводит страну из войны и сдается союзникам, его немедленно арестовали, власть перешла к фашистской партии «скрещенных стрел» во главе с Салаши. Этот готов был уничтожать евреев, даже если бы его не просили. Начался террор, поголовное истребление. Валленберг занимался тем, что вырывал — иногда физически — захваченных, согнанных на резню, несчастных горемык из рук немцев, нилашистов и просто охотников до крови, особенно этой. Выкликая людей поименно, тыкая пальцем в того, другого, третьего — всякого, кого хватало времени и сил заметить, — он объявлял их шведскими подданными и выписывал «охранительные паспорта». Называют цифру 100 000 — спасенных им с июля 1944-го по январь 1945-го. Это преувеличение, но тут главное — с чьим именем оно связано. Кого хотят видеть спасителем.
Потом в Будапешт вошла Красная армия. Его взяли — он сам не мог понять — не то под охрану, не то под стражу. С ним постоянно ходили два советских офицера. Потом он исчез. В эти дни интернировали всех шведских дипломатов, но через три месяца они вернулись в Стокгольм. Без него.
На выставке представлено факсимиле письма начальника тюремной санчасти министру госбезопасности Абакумову. Госбезопасность тогда не была еще «приятной во всех отношениях», как сейчас. Само собой, «совершенно секретно». «Докладываю, что известный Вам заключенный Валленберг сегодня ночью в камере внезапно скончался, предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда. В связи с имеющимся от Вас распоряжением о личном наблюдении за Валленбергом прошу дать указания, кому поручить вскрытие трупа. 17 июля 1947 г.» И внизу наискосок тот же полковник медицинской службы: «Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия».
17 июля 1947 года. Где я в этот день был, что делал? Наверно, в пионерлагере, в лапту небось играл.
В Будапеште Валленберг встречал Эйхмана, обоих приглашали на официальные обеды. Хотя цели они преследовали прямо противоположные: Эйхману надо было в очень короткие сроки убить 300 000 евреев. Валленберг говорил ему: война кончается, вы проиграли, прекратите истребление, и я защищу вас. Тот отвечал: ничего вы не защитите, лучше позаботьтесь о себе. Я-то выскочу, а вы, наивный человек, занимаетесь заведомо проигранным делом… С точки зрения всеобщей, он оказался прав: Валленберг проиграл по всем статьям.
Но почему я о нем сейчас вспоминаю? Почему я о нем вспоминаю много лет и довольно часто? И не я один. Вспоминаем о нем поодиночке.
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», сентябрь 2007)
Римский профиль Высоцкого
Римский профиль Высоцкого
Сорок лет назад умер Владимир Семенович Высоцкий.
Ко времени своей смерти в нашей жизни он занимал место, сравнимое разве что с «нашим всем АлександрСергеевичем». Пусть ищут погрешности в его рифмах, и на гитаре он играл не как Джимми Хендрикс, и голос его хриплый не был совершенством вокального искусства — но вот поди же, всё вместе это стало коллективным «я» народа.
И частью этого «я» был русско‑еврейский симбиоз.
В дни, когда все устои уродские
Превращались под силою в прах,
В Риме жили евреи Высоцкие,
Неизвестные в высших кругах.
Как бы он спел это, неизвестно — фрагмент остался только в наброске, с еще более любопытной припиской: «Стихотворение не окончено, т.к. автор впал в антисемитизм, а дальнейшие сведения о Высоцких погребены в толще веков».
Кажется, о своих еврейских корнях он думал гораздо больше, чем принято считать. И именно это стихотворение — самая яркая еврейская рефлексия Высоцкого (но и свой «а фартовер ят» он поет на идише подозрительно правильно, в отличие от Аркадия Северного):
В розоватой заре человечества
Много громких великих имен:
Просто дети и дети отечества,
Цезарь, Карл, Ганнибал и Катон.
Были раньше поэты отменные:
Плавт, Вергилий, Гомер, Алкиной.
Македонский деянья военные
Совершал под счастливой звездой.
Песнопеньям хвалебным не вторю я,
О великих не будет рассказ.
То, о чем умолчала история,
Я поведаю людям сейчас.
А поведает — о безвестных евреях Высоцких: распространенная еврейская сентенция о том, что всё исчезло, а мы есть.
Жаль, что не спел. В великолепной «Балладе о детстве» рассказ явно ведется от имени «соседа Гиси Моисеевны». И в этом рассказе очень тонко улавливается послевоенное несправедливое предубеждение:
Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие.
— Мои — без вести павшие, твои — безвинно севшие.
В юности эта строфа очень меня обижала: в нашей семье было как раз больше без вести павших, а в этих «твоих» я слышал отголоски оскорбительного мифа о «Ташкентском фронте».
Но обида компенсировалась великолепным троллингом «Песенки антисемита»:
Зачем мне считаться шпаной и бандитом —
Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов —
Поддержка и энтузиазм миллионов.
При этом образ Высоцкого гораздо больше ассоциируется с Жегловым, чем с его оппонентом Михаилом Михайловичем Бомзе, ожидающим наступления «эры милосердия». Весьма показательно, как в кино этот персонаж скукожился по сравнению с книгой, которой именно его размышления дали название. Старый еврей, потерявший сына на фронте… В отличие от Гиси Моисеевны.
А между тем в многогранности Высоцкого одна грань — своей римскостью — совершенно точно сыграла роль в формировании той легенды, которую сегодня мы зовем его именем. 
Ашкеназская синагога в Ташкенте под угрозой сноса
Ашкеназская синагога в Ташкенте под угрозой сноса
Как стало известно «Лехаиму», синагога ташкентской общины европейских евреев, располагающаяся по адресу: 2‑й Мирабадский проезд, 15, оказалась под угрозой сноса.
Первые евреи‑ашкеназы появились в Ташкенте вместе с русской армией в 1864 году. Затем община росла за счет беглецов от голода 1920‑1921 годов и 1933 года из России и с Украины, беженцев и эвакуированных времен Великой Отечественной войны.
Первая ашкеназская синагога была открыта в Ташкенте в 1896 году и предсказуемо конфискована советскими властями во время «безбожных пятилеток» начала 1930‑х. Нынешняя синагога открыта в частном доме в так называемой еврейской махалле (квартале) в 1973 году, что стало тогда беспрецедентным событием в регионе. В конце 1980‑х — начале 1990‑х годов синагога пережила резкий всплеск числа прихожан, а затем не менее резкое их сокращение. В последние три года община капитально отремонтировала здание и планировала пригласить в качестве раввина Ошера Кричевского, почти два десятилетия прослужившего раввином в Омске, прежде чем он был вынужден покинуть город. Раввин Кричевский успел провести в общине осенние праздник и Пурим, а на Песах уже не попал — в марте Узбекистан закрылся на карантин из‑за эпидемии коронавируса.
Однако когда карантин отменят, есть вероятность, что возвращаться раввину будет некуда. Как рассказал «Лехаиму» источник, знакомый с ситуацией и пожелавший сохранить анонимность, уже более двух лет, с февраля 2018 года, общину пытается вытеснить компания Golden House, стремящаяся построить на этом месте квартал жилья премиум‑класса Mirabad Avenuе. Предполагается, что цена квартир здесь будет начинаться с 1300 долларов за квадратный метр. Проект разработан британской архитектурной компанией Chapman Taylor. Жильцам обещают «умные» квартиры, наличие в составе комплекса элитных магазинов, ресторанов и кафе, закрытые дворы с воркаут‑зонами и водоемами. Впрочем, пока проект пробуксовывает — не в последнюю очередь из‑за сопротивления еврейской общины. Фактически сейчас община, помимо собственного участка, «прикрывает» стоящие рядом дома, которые компания также хочет пустить на слом.
Девелоперы, по словам источника, предложили перенести здание синагоги в другое место, чего община категорически не хочет. «Почему мы должны куда‑то сдвигаться? Это наше намоленное место, сюда много лет приходят евреи, живущие в городе и приезжающие в Ташкент. Они получили разрешение на строительство, но там ни полслова не было сказано о том, что это строительство подразумевает снос синагоги. При этом они упорно называют нас «квартирой», поскольку жилую недвижимость легче изымать для строительства», — подчеркивает источник.
По некоторым данным, напористость строителей вызвана тем, что они связаны с группой компаний Orient: быстро развивающегося конгломерата частных компаний, лидирующего игрока в таких сферах, как банковское дело, сельское хозяйство, производство строительных материалов, коммерческая и жилая недвижимость, логистика, автомобильная/фэшн/ продовольственная розница, дистрибуция и развлечения.
Вначале были попытки вытеснить общину путем красноречивых намеков: рядом с синагогой трижды происходили возгорания. Последнее случилось 21 июля 2019 года, когда огонь полыхал буквально в 2,5 метрах от крыши здания. Затем строители решили пойти «законным» путем, и в 2020 году еще одна компания — Absolute Business Trade, также связанная с группой компаний Orient, подала на общину в суд, с требованием о выселении. Причем первые два заседания суда прошли без уведомления ответчика. Как рассказал источник «Лехаиму», в общине о том, что идет суд, узнали лишь после звонка из Комитета по делам религий. «Пока суд своим решением от 10 июля обязал представителя общины прийти на заседание 5 августа, но я сомневаюсь, что оно состоится, ведь ограничительные меры из‑за эпидемии коронавируса в очередной раз продлили — до середины августа», — сообщает источник.
Проект сноса синагоги вызвал возмущение не только у евреев. Узбеки, для которых еврейская синагога — такое же сакральное место, как и мусульманская мечеть, также выражают активное недовольство в различных группах в социальных сетях, хорошо понимая, что вслед за синагогой под нож девелоперов могут пойти и мечети.
Власти держат нейтралитет. В феврале 2018 года община обратилась с письмом в Народную приемную президента Шавката Мирзиеева. «Тогда в синагогу приехал мэр города Рахмонбек Усманов, заявивший: «Работайте спокойно. Пока я лично не приеду и не скажу — никуда не уезжайте». Но затем мэра сменили, и новый пока не приезжал. Сейчас, по нашим оценкам, строительная компания вновь начала давить на чиновников. Теперь все зависит от позиции общины — насколько она будет твердой. В этом случае и чиновники, опираясь на эту позицию, смогут отказать девелоперам», — заключает источник.
КИНО ДЛЯ МИЛЛИОНЕРОВ
Боря Ройтблат, известный также под псевдонимом Борис Сандрацкий — русский прозаик, драматург, журналист. опубликовал пьесы «Вариации на тему Баха» (1989), «Ни за что!» (1991), «Париж» (1991), повести «Двадцатое июля» (о восстании на крейсере «Память Азова» в Ревеле в 1906 году), «Амедео из Ливорно» (о художнике Амедео Модильяни), «Пиратская история», и «Леру» (о пионере воздухоплавания Шарле Леру). В настоящее время проживает в Штутгарте. Публикует рассказы и пьесы в различных русскоязычных изданиях Германии. Сборник рассказов и очерков «Король Бродвея» вышел в Сан-Франциско в 2004 году.
Кино для миллионера
1.
Безучастные глаза. Такие глаза бывают у людей, которых что–то мучает в душе. То ли неразделённая любовь, то ли тяжёлая ностальгия, от которой – не отцепиться.
Лео Шнэуру было 76 лет. Он был миллионер. Говорили, что он мультимиллионер. У него была вилла, три автомобиля и жена Джоан, которая была младше его на 20 лет и по–прежнему красива. Впрочем, и самого Лео трудно было назвать стариком. Скорее – элегантный пожилой джентльмен. В прежние годы он делал большие дела на бирже. Теперь этим занимался его сын Боб. Не хуже, чем отец.
Джоан позвонила Бобу:
– С папой что–то происходит – уже несколько дней. Его перестали интересовать друзья, яхта, рыбалка. Приезжай. Надо поговорить. Срочно!
Через час Боб приехал на виллу. Горничная накрыла стол на террасе.
– Лео, – сказала Джоан, – я позвала Боба, потому что у меня кончилось терпение. Что с тобой происходит? Ты уже и со мной почти не разговариваешь. Я встревожена.
– Я хочу в Бердичев, – ответил Лео.
– Куда?! – не понял Боб.
– Я сказал – в Бердичев! Но я туда не поеду. Там теперь все другое. Боюсь, что сердце не выдержит переживаний. Нет, я туда не поеду.
– А где это? – спросил Боб.
– У тебя плохая память! – недовольно произнёс отец. – Ты даже не помнишь, где родился твой отец!
– Ах, Бердичев! – сказал Боб. – Россия?
– Украина! Ты слышал про город Киев? От Киева туда едут поездом. Но я в Киеве никогда не был. Мы уезжали пароходом из Одессы. На днях я начал писать мемуары, но кончил их на первой странице. Я понял, что ничего не помню о Бердичеве. Почти ничего. А ведь это – часть моей жизни. Как бы я хотел это опять увидеть и вспомнить себя ребёнком!
– Если ты не против, я возьму эту страницу, – сказал Боб. – Я попробую понять, в чем дело.
– Бери, – пожал плечами отец. – Она мне уже не нужна.
2.
Вечером, у себя дома, Боб сел в кресло и стал внимательно читать эту страницу:
«Я с трудом помню Бердичев. Я там родился в 1920 году. Мой отец был рабочим на кожевенном заводе. Мама была модистка, она брала заказы на дом. Мы уехали в Америку, когда мне было шесть лет.
Что еще я помню про Бердичев? Две улицы – Белопольская и Махновская. На Белопольской стояли большие магазины. А в начале Махновской – синагога. Где–то рядом с площадью. Помню старую крепость и рядом – Пески, там жила бабушка, а внизу была река. А мы жили тоже у реки, но это были кварталы Качановки. Я запомнил такой момент: мама полоскала белье в реке. Я был босиком, в матроске. Я окликнул маму. Она оглянулась и засмеялась: «Левэню, майн гликэлэ!» Я помню, как сейчас её смех и ее улыбку. На ней было тёмное, длинное платье, подобранное до колен. У неё были полные, белые ноги. Ее тёмные распущенные волосы лежали на плечах.
Больше я ничего не помню о Бердичеве – о моей маленькой родине. Это приводит меня в отчаяние! Черт возьми!»
В самом деле – черт возьми, подумал Боб. Но такое, наверное, бывает у старых людей. Чем старше человек, тем пронзительнее для него эти воспоминания. Особенно – детство: самая безоблачная часть жизни. Корни! Да, корни.
Боб не был сентиментальным человеком. Но он был деловым человеком. У него мелькнула мысль о психотерапевте, однако он отбросил эту мысль: нет, это бесполезно. Он любил отца и знал, скольким ему обязан. Он подумал, прикинул несколько вариантов и остановился на одном. Он позвонил отцу:
– Папа, займись пока опять яхтой. Это свежий воздух и азарт. А Бердичев у тебя скоро будет. С доставкой на дом.
3.
На другой день у него состоялась встреча с Джозефом Мильманом. Это был молодой человек лет тридцати.
– Мне вас рекомендовали, – сказал Боб. – Вы кинооператор и режиссёр. Ваши дела идут… средне?
– Средне, – согласился Мильман. – Но месяца через три у меня опять будет работа.
– Это прекрасно, – сказал Боб. – Настоящий художник – это вечный поиск. Как давно вы в Штатах?
– Восемнадцать лет. Мне было 12 лет, когда мы сюда эмигрировали из Киева.
– Вы не забыли русский?
– Нет. С родителями я говорю только на русском. А моя жена родом из Петербурга, она тут всего четыре года. Мы общаемся с ней тоже на русском.
– Моего отца в детстве называли Лева. А вас?
– Ося.
– Ося, – повторил Боб. – Хорошо, Ося. Пожалуйста, прочтите этот текст. Это начало мемуаров моего отца.
Боб ждал, пока Ося читал. Затем тот спросил:
– А при чём тут я?
– Я предлагаю вам съездить в Бердичев и снять там фильм для моего отца. На хороших условиях.
– О чём?
– По этой странице текста. О Бердичеве.
– Но это – не сценарий! – сказал Ося.
– Вы отказываетесь? – поднял брови Боб.
– Нет, я согласен! – быстро ответил Ося. – Но это недёшево, мистер Шнэур. Съёмки, ассистент, монтаж фильма. Плюс поездка туда, куда мирные люди не очень–то любят ездить. Там красивая природа, но бандитов там больше, чем листьев на деревьях.
– Все расходы я оплачу. Проезд, отель, суточные по 200 долларов плюс 10 тысяч на непредвиденные расходы. А как вы оцениваете свой личный гонорар?
– Пятьдесят тысяч.
– А не много ли? – прищурился Боб.
– Можно дешевле! – раздражённо ответил Ося. – Например, закажите этот фильм кому–нибудь в Киеве. Они тоже умеют работать.
– У меня нет времени на переговоры с Киевом, – улыбнулся Боб. – Я очень занят. Да и дело это – интимное. Поэтому – работайте, Ося. Вы мне понравились. У меня есть чутье на талантливых людей.
4.
Ассистента звали Стив. По–русски он знал одно слово: спа–си–ба.
– Как называется этот город? – спросил он в самолёте у Оси.
– Бердичев.
– Нас там не ограбят?
– А чёрт их знает, – сказал Ося.
В Киеве они взяли такси и поехали в Бердичев. Номера в гостинице были заказаны. Ося позвонил в синагогу: нет ли у них старого–старого еврея на роль экскурсовода? Ему ответили: найдём, приезжайте через час.
В синагоге их ждал сухой старик в соломенной шляпе. Он смотрелся бодро.
– Сколько вам лет? – спросил Ося.
– А что? – спросил старик.
– А именно? – спросил Ося.
– Восемьдесят три. Это бесплатно или я надеюсь на премию?
– Сколько вы хотите?
– Сто долларов.
– Будете работать хорошо – дам вам двести. Вам знакома фамилия Шнэур?
– Митя Шнэур, композитор, у него есть свой ансамбль, они ездят на гастроли. Митя написал парочку песен про Бердичев.
– А из двадцатых годов? Шнэуры с Качановки?
– Которые фуранули в Америку?
– Да.
– Которые жили на Качановке?
– Да!
– А что? – спросил старик.
– Так вы знали этих Шнэуров или нет?! – вскипел Ося.
– У них был сын?
– Да!
– Лева?
– Да!
– Это будет еще сто долларов, – сказал старик. – Я один, кто это помнит. Итого – двести. Деньги вперёд!
– Какая у вас память! – восхитился Ося и дал старику двести долларов. – А что вы помните про этого Леву?
– Э, это был засраный шмындрик. Я был старше и раза два топил его в речке. Жаль, что не утопил. Но его папу я помню лучше. Он у нас бывал на Песках, там жила его мать. Этот папа тоже был засранец, а мама – стерва.
– Будем работать! – сказал Ося. – Дедушка, вы золотое дно!
Ох, не надо было Осе это говорить. Комплимент в Бердичеве – это повышение цены.
– Я счастлив с вами работать! – вдруг прослезился старик. – Дайте мне за моё счастье еще 100 долларов!
Ося нахмурился, но выхода не было, и он дал сто долларов.
– А кто теперь этот Лёвка Шнэур? – спросил старик. – Зять Рокфеллера?
– Не–ет, – сказал Ося. – Это бедный пенсионер. Ни семьи, ни квартиры. Живёт на мусорной свалке.
– Так ему и надо! – сказал старик.
– Стив! – сказал Ося по–английски. – Этот старый хрыч меня доконает! Если бы он знал, для кого мы делаем этот фильм, то у сына Шнэура не хватило бы миллионов, чтобы это оплатить!
– Евреи – это деловые люди, – с одобрением сказал Стив.
Сделали план: где снимать и кого снимать.
– Без меня вы тут ничего не сделаете, – сказал старик. – Но я старый коммунист. Я не люблю западные фокусы. Запад, – вдруг закричал он, – это прогнившее общество плюс империализм! Поэтому в конце работы я требую еще 300 долларов. А иначе я сделаю скандал. С прокурором!
– Не надо прокурора! – ответил Ося. – Под конец вы получите еще триста долларов.
Он подумал и добавил с улыбкой по–английски:
– Чтоб ты сдох, старый грабитель!
5.
Работали сильно.
Старик был в самом деле – золотое дно. Он знал все старые дома, построенные до революции. Он помнил все и всех. Заодно он потребовал для себя отдельное такси и каждый день – обед в ресторане.
Ося снимал синагогу и старые дома на Белопольской, Махновской, на Песках. Снимал крепость, речку и кварталы бывшего гетто – там в 41–м году была семья с фамилией Шнэур. Записал рассказы старых евреев про Качановку, но Леву Шнэура эти старики не помнили. На всякий случай Ося снял даже тюрьму – она тоже была построена до революции. Конечно, он снял конезавод.
Но Осю мучила Качановка. Он не знал, как ее снимать.
А Стив жил – хорошо. Каждый вечер он спускался в ресторан, а потом приводил к себе в номер женщину. Каждый раз – новую. У Стива был полный восторг.
– Шеф! – говорил он Осе. – Как жаль, что ты не изменяешь жене! О, если б ты знал, какие это страстные женщины! А какие у них груди! А какие попы! А какие они бесплатные! А как они любят американцев! Они все хотят за меня замуж!
– Ну, так женись, – отвечал Ося.
– Но их столько, что мои глаза уже смотрят в разные стороны! О, как бы я хотел тут остаться… но при этом получать американскую зарплату!
Погода была хорошая. Осю это радовало. Он сказал старику:
– Дедушка! Сегодня мы запишем ваши лирические воспоминания про Леву Шнэура и его родителей.
Старик принял умилённый вид и сказал, глядя в камеру:
– Лёвочка Шнэур! Я помню этого красивого мальчика, он жил на Качановке. Я был старше, но я с ним дружил и всегда его слушал. Этого мальчика любил весь город. Его до сих пор тут помнит каждая собака! Мой папа работал с его папой на конезаводе. Что у него был за папа – загляденье! Ему надо поставить памятник в центре Бердичева – как Ленину с Качановки. А Лёвочкина мама?! Она была – ангел! С такими добрыми глазами! И если Лёвочка пришлёт мне, свидетелю его беспримерного, героического советского детства хотя бы тысячу баксов, то я буду помнить его ещё сто лет!
– Спасибо, – сказал Ося. – Вы просто артист. А теперь я знаю, что нам делать на Качановке. Дедушка, найдите мне молодую, красивую еврейку с длинными темными волосами и мальчика лет пяти–шести.
– Зачем искать? – сказал старик. – Они уже есть! Это моя внучка и мой правнук. Сколько вы им дадите?
– А сколько? – спросил Ося.
– А что? – спросил старик.
– А именно? – спросил Ося.
– По пятьсот каждому. Ося, детей надо любить!
– Надо, – согласился Ося. – Но не так сильно! По сто – каждому. Нет – найдём других.
– Этот Левка Шнэур – большое дерьмо! – сказал старик. – Жаль, что я его тогда не утопил в речке. Я сразу понял, что это не бедный пенсионер. Для пенсионеров такое кино не делают. По триста – это моя последняя уступка!
– О’кэй, – сказал Ося. – А теперь договоримся об одежде.
– За одежду – еще по сто каждому!
Ося вздохнул. Кивнул. И сказал по–английски:
– Дедушка, чтоб ты сдох, я тебя уже никогда–никогда не забуду!
6.
Вскоре Лео Шнэур смотрел фильм, который снял для него Ося. Рядом сидели Джоана и Боб. Фильм был в английском переводе.
– Папа, кто этот старик в шляпе? – спросил Боб. – Ты его помнишь?
– Нет, ответил отец. – Наверное, какой–то мелкий авантюрист.
Его лицо было – безучастным. Боб с тревогой смотрел на отца. Неужели фильм не получился?
Вдруг на экране появилась река и старые домики на берегу. К реке шла молодая женщина с бельём. На ней было длинное тёмное платье. На ее плечах лежали тёмные волосы. Она подоткнула подол и стала полоскать белье.
– Ох! – произнёс Лео.
Потом он увидел мальчика лет пяти. Тот был босиком и в матроске. Мальчик окликнул женщину:
– Мама!
Та оглянулась и радостно засмеялась:
– Лёвэню, майн гликэлэ!
Она обняла мальчика мокрыми руками и поцеловала его. Это был конец фильма.
Лео сидел неподвижно.
– Папа, тебе понравился фильм? – спросил Боб.
Лео помолчал, потом спросил:
– Сколько ты дал ему за этот фильм?
– Пятьдесят тысяч.
– Хорошая работа, – сказал отец. – Спасибо, Боб. Ты мне подарил еще десять лет жизни – как минимум.
…Ося и Стив получили гонорар и пошли отметить это в ресторан.
– Шеф, – сказал Стив, – я не могу забыть Бердичев. Не открыть ли нам турагентство – только для мужчин? Будем возить их туда группами по сто человек. Они вернутся в Америку сумасшедшими от счастья! Таких женщин, как в Бердичеве, больше нигде нет. Мы заработаем кучу денег!
– О, нет! – сказал Ося. – Меня туда больше не тянет. Я до сих пор не могу забыть этого старика.
– Он обошёлся тебе всего в 600 долларов!
– Плюс 800 – на внучку и правнука вместе с одеждой. Плюс пять тысяч – опять на этого бандита.
– Как, еще пять тысяч? – удивился Стив. – За что?
– За то, что меня там не убили.
— Да–а?!
– Он сказал мне так: «Если ты хочешь уехать отсюда живым – одолжи мне хотя бы пять тысяч. Иначе я наведу на тебя недисциплинированных мальчиков. Это будет через пять минут!»
– И ты дал?
– Дал, – вздохнул Ося. – Я сразу понял, что этот еврейский прадедушка никогда не бросает слов на ветер.
Ося отхлебнул глоток вина из фужера. Помолчал и с наслаждением добавил по–русски:
– Чтоб ты сдох, старый хулиган!..
Самооборона или умышленное убийство? Суд присяжных рассмотрит дело сестёр Хачатурян
Самооборона или умышленное убийство? Суд присяжных рассмотрит дело сестёр Хачатурян
Дело сестёр Хачатурян, обвиняемых в убийстве отца, будет рассматривать суд присяжных. Речь, правда, идет о двух старших сёстрах – Крестине и Ангелине. Дело младшей сестры Марии выделено в отдельное производство и будет рассмотрено в другом порядке. Сёстрам предъявлены обвинения в убийстве, совершённом группой лиц по предварительному сговору. Адвокаты считают их действия необходимой самообороной и планируют добиваться оправдания подсудимых.
Три обвиняемые, два дела: дело об убийстве 57-летнего Михаила Хачатуряна в июле 2018 года будут рассматривать в двух разных судах и по разной схеме. Обвинения в отношении младшей из сестер, Марии Хачатурян, были выделены в отдельное производство, поскольку экспертиза установила, что в момент совершения преступления она находилась в невменяемом состоянии.
10 августа Бутырский суд Москвы на закрытом заседании начнет рассматривать ее дело, однако, как в интервью телеканалу "Настоящее время" пояснил адвокат Ангелины Хачатурян Алексей Паршин, суд не будет устанавливать вину Марии: "Он просто будет устанавливать, причастна ли она к этому преступлению, совершила ли она преступление. Вот и все. После этого судья будет решать, требуется ей лечение или нет". Следствие просит назначить Марии лечение амбулаторно.
Дело в отношении двух старших сестер – Крестины и Ангелины – будет рассматривать коллегия присяжных в Московском городском суде. Такое решение в понедельник, 3 августа, приняли судьи во время предварительных слушаний. 31 августа начнется отбор коллеги присяжных: "Мы довольны этим решением, потому что мы сами заявляли это ходатайство, чтобы дело рассматривал суд присяжных, – говорит адвокат Крестины Хачатурян Алексей Липцер. – Вызвано 60 кандидатов в присяжные заседатели, которые будут отбираться нами и стороной обвинения. Мы будем ждать 31 августа и смотреть, сможем ли отобрать коллегию".
Сестёр Хачатурян обвиняют в убийстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору (ст. 105 УК РФ). По версии следствия, 27 июля 2018 года Крестина, Ангелина и Мария нанесли своему отцу, 57-летнему Михаилу Хачатуряну, более тридцати ножевых ранений, а также удары молотком. Полицию вызвали сами сёстры, которые не отрицали, что убили отца. Ангелина и Мария были наиболее активными участницами, Крестина, по словам защиты, лишь прибежала в комнату на шум и распылила газ из перцового баллончика в сторону отца.
Сёстры рассказали о многочисленных случаях издевательств, сексуального и психологического насилия со стороны отца, которые подтвердились в ходе расследования. Адвокаты настаивают на том, что сёстры убили отца в целях необходимой самообороны. В начале 2020 года прокуратура даже согласилась с этой позицией: заместитель генпрокурора Виктор Гринь не стал утверждать обвинительное заключение и потребовал от следствия переквалифицировать дело на необходимую самооборону, то есть фактически закрыть его. Однако спустя полгода тот же Гринь утвердил обвинение по статье, которую изначально отверг: "Умышленное убийство по предварительному сговору".
По нашему мнению и даже просто по логике описательной части постановления следствия очевидно, что девушки находились в состоянии необходимой обороны
– С нашей точки зрения, следствие как раз сделало всё для того, чтобы установить именно состояние необходимой обороны, – говорит адвокат Алексей Липцер. – В частности, установило, что отец действительно совершал преступление в отношении девушек на протяжении 4 лет – с 2014-го по 2018-й. Следствие установило, что он их истязал, что он совершал в отношении них действия сексуального характера, в том числе тогда, когда они еще были несовершеннолетними (на момент убийства отца Марии Хачатурян было 17 лет, Ангелине – 18, Крестине – 19. – РС). Там очень много эпизодов по каждому преступлению, они все подробно описаны в соответствующем постановлении Следственного комитета. При этом экспертизы установили, что девушкам именно действиями потерпевшего был причинен тяжкий вред здоровью. По нашему мнению и даже просто по логике описательной части постановления следствия очевидно, что девушки находились в состоянии необходимой обороны. Почему они, в конечном счете, считают, что это убийство группой лиц? Надо у них спрашивать, для нас это загадка до сих пор.
– Но эти эпизоды, которые вы перечислили, они сохранились в нынешнем виде дела и должны быть, по идее, представлены и присяжным?
– Да, да, конечно! Потому что это все было включено по существу предъявленного обвинения девушкам.
– У вас есть версия, чтó произошло с делом в январе, когда прокуратура вроде как сначала отказалась утверждать обвинение по статье об убийстве, отправила дело следствию, а потом всё-таки утвердила его в прежнем виде?
– Самое очевидное, это то, что был назначен новый генеральный прокурор Игорь Краснов, бывший заместитель председателя Следственного комитета, то есть того самого органа, который до этого преследовал девушек по статье об убийстве группой лиц. Это единственное объяснение, которое лежит на поверхности. А так, в действительности что произошло – мы понять не можем. Прокуратура в конце 2019 года вынесла постановление о возврате уголовного дела обратно для проведения расследования с указанием, что действия девушек были совершены в состоянии необходимой самообороны. Естественно, Следственному комитету надлежало переквалифицировать эти действия. Однако он отказался это делать, дождался назначения нового генерального прокурора и отправил дело обратно в том же виде, в котором оно было до этого, – говорит Алексей Липцер.
Потерпевшими по этому делу признаны две сестры Михаила Хачатуряна и муж одной из них. По словам Алексея Липцера, потерпевшие предложили версию, что дочери убили отца из корыстных целей:
– Они, естественно, пытаются всеми способами обелить имидж своего родственника, пытаются убедить общественность в том, что девушки действовали из корыстных мотивов, рассказывают про похищенные 12 тысяч рублей якобы, которые, на самом деле, были возвращены. Эти деньги не были похищены, это девушки допустили перерасход тех средств, которые они имели право тратить на всю семью в течение месяца. Девушки успели эти деньги вернуть в тот же день. Но по сути родственники никак не могут опровергнуть то, что установило следствие, а именно – преступление со стороны отца в отношении сестер.
Об агрессивном поведении Михаила Хачатуряна заговорили другие его родственники. Так, мама девушек Аурелия Дундук в интервью "Новой газете" рассказывала, что муж избивал и её, когда она была беременна. Также о побоях говорил и их старший сын.
Настроение у них более-менее нормальное, они уже поняли, что их ждет
Сейчас сёстры Хачатурян живут в разных квартирах и проходят реабилитацию у психолога. Они не могут общаться друг с другом, а также с другими родственниками – свидетелями по делу. Им запрещено выходить из дома с 9 вечера до 7 утра, пользоваться интернетом и телефоном, отправлять и получать почту.
"Настроение у них более-менее нормальное, – говорит Алексей Липцер, – они уже поняли, что их ждет. Но они не отчаиваются. Естественно, они расстроились, когда узнали, что дело все-таки будет направлено в суд, потому что мы до последнего надеялись, что прокуратура будет последовательна в своих решениях и возьмет его обратно. Однако этого не произошло. Но никто и не говорил, что будет легко".
Директор центра "Насилию.нет" Анна Ривина рассуждает о перспективах суда присяжных для сестёр Хачатурян и о значении этого дела:
– На суде присяжных настаивали адвокаты сестер. Я знаю, что они прекрасно знают, что делают. И мне хочется верить, что они смогут донести свою точку зрения и юридические факты, которые очевидным образом показывают, чтó происходило на самом деле, что даст возможность и основания присяжным вынести объективное решение. Тем не менее, мне хочется вспомнить очень грустный случай, когда в Краснодарском крае был суд присяжных в деле Кристины Шедуковой, которая, спасая себя, лишила своего мужа жизни. В итоге адвокатам не дали возможности верно представить факты, и она была признана виновной. Очень хочется верить, что не только за счет своего юридического таланта, который есть у представителей девочек, но и за счет общественного резонанса, который вызвало это дело, у суда не будет возможности "мухлевать" процедурой.
Мы живем в государстве, где жизнь женщины – абстрактная конструкция, которую ни государство не хочет защищать, ни женщина не имеет права это делать
– Почему, с вашей точки зрения, это дело не хотят переквалифицировать на необходимую самооборону?
– Могу сказать, что, поскольку мои друзья и коллеги являются адвокатами, я, конечно, их мнению доверяю и вижу ситуацию, условно, их глазами, не видя материалов дела, что лишает меня возможности говорить об этой ситуации отстраненно. Но у меня нет никакого сомнения, что мы живем в государстве, где жизнь, здоровье женщины – это такая абстрактная конструкция, которую ни государство не хочет защищать превентивно, ни женщина потом не имеет права это делать самостоятельно теми способами, до которых её довели.
Если мы посмотрим на цифры, которые стали известны благодаря "Новой газете" в прошлом году, то примерно 80 процентов женщин, которые сидят по 105-й статье об умышленном убийстве, так или иначе сталкивались с домашним насилием и так или иначе спасали свою жизнь. Получается, что государственной системе выгодно сажать за убийство, раскрывать громкие дела. Это очень удобно сделать, когда уже есть подозреваемая, которая ни от чего не отказывается. Но никто не слышит того, что она не нападала, а оборонялась. На нее оказывают давление, говорят: "Вот, труп есть, нож есть – пиши, что это ты сделала сама".
– С вашей точки зрения, что необходимо изменить и сделать, чтобы к голосам женщин больше прислушивались?
На нее оказывают давление, говорят: "Вот, труп есть, нож есть – пиши, что это ты сделала сама"
– Я бы сказала, что есть три ключевых блока. Первый блок – это, конечно же, законодательство, которое нужно либо совершенствовать, либо просто принимать, например, как закон против домашнего насилия, которого до сих пор нет. Второй момент – это непосредственно правоприменение, когда у нас очень сильно разнится то, что написано на бумаге, и то, что происходит на самом деле. И третье – это, конечно, общественное восприятие, когда очевидно, что свою жизнь можно защищать. Например, я вспоминаю случай, о котором рассказала голливудская актриса Шарлиз Терон. Она родом из ЮАР. Когда она была маленькая, то со своей мамой спряталась в комнате, куда ломился пьяный отец, который до этого маму систематически избивал. В итоге мама выстрелила. Там не было никаких сомнений, что она имела право это сделать, потому что спасала себя и ребенка. И она не отбывала никакого наказания, не было этих убийственных судов, которые непонятно чем закончатся. Мы не какие-то особенные, просто нужно об этом говорить, нужна система, нужна политическая воля, – заключает Анна Ривина.
По обвинению в умышленном убийстве Крестине и Ангелине Хачатурян грозит до 20 лет лишения свободы. Если к Марии Хачатурян по решению суда применят меры медицинского характера, то от уголовной ответственности её освободят.