Он родился в 1930 году и помнит, как арестовывали
отца - «врага народа». Он помнит, как они с матерью бежали из Москвы, помнит
лютый голод в Чистополе во время войны. Помнит, как мать, отдавала ему
последнюю корку хлеба, помнит непосильную работу на торфоразработках, помнит
смерть матери, свое бегство из детского дома, где ничего не было «кроме вшей и
побоев». Он хорошо помнит свою жизнь при Сталине.
Я говорю: «Слава Богу, Петр Степанович,
наконец-то я встретил в России врага сталинизма».
- Врага? – удивился он. – Это почему. Я за
Сталина. Если бы он вернулся, Россия
была бы спасена. Ей нужен порядок. При Сталине он был.
« Как же? – спрашиваю. – Убийство твоего отца
и матери, муки голода, «вши и побои», война – это порядок?
- А, молодой, ничего ты не понимаешь, -
подумав, отозвался старик. – Ты Сталина не любишь, потому как еврей. Он вас,
евреев, хотел к ногтю, всех…
И тут я подумал, что добрая доля поклонников
генералиссимуса в нынешней России чтит его, как носителя погромной психологии.
Психологии коренной, истинно народной, впитанной с молоком матери. Не от
погрома, в прямом смысле слова, бежали евреи из СССР, как только был открыт «один
метр границы», а от этой психологии, которой всегда были больны в России и «плебеи
и патриции»…. И еще я подумал, что Петр Степанович безумен в своих словах и
мыслях, потому как никаким умом его мечту о «вожде народов» понять невозможно.
Владимир Опендик в своей статье «Погромная психология»
пишет об этом так: «…вернёмся к Шульгину: "Невероятно, чтобы на протяжении
тысячелетий евреи всегда были невинны как голуби, а окружающей средой были лютые
волки… Законно предположение (это по каким, простите, волчьим законам? - В.
О.), что евреи столько же виноваты в погромах, как и окружающая их среда"
(стр. 239). Под "средой" Шульгин подразумевает русских погромщиков и
продолжает: "Русские откажутся от погромов в том случае, если евреи со
своей стороны откажутся смаковать в мыслях и претворять в жизнь русские
погромы". А ведь, каков "гигант русской мысли"! До такого
шедевра не каждый сможет додуматься, а Шульгин смог! Солженицын говорит о том
же самом, но другими словами: "Я призываю обе стороны - и русскую, и
еврейскую - к терпеливому взаимопониманию и признанию своей доли греха"
(стр. 6). Этот "лирический мотив" о доли греха убийц и жертв
постоянно звучит на страницах книг обоих авторов. В рассуждениях Шульгина и
Солженицына заложен краеугольный камень погромной психологии русского народа.
Суть её состоит в том, что всё общество - сверху донизу - признаёт коллективную
расправу над мирным еврейским населением не позорным преступлением против
человечества, а оправданной и естественной мерой защиты от другого народа. Для
оправдания этого мышления ими был создан образ хищного и коварного врага,
который только и мечтает, как досадить русским».
Психические заболевание, как известно, не лечатся,
а только купируется. «Погромная психология» в России тот же, увы, неизлечимый,
опаснейший психоз. Я пишу об этом с искренней болью, потому что понимаю всю
самоубийственную опасность этого психоза. Проще говоря, опасность самоуничтожения
великого мира красоты русской природы и русской культуры, уничтожения части
меня самого.
