пятница, 6 июня 2014 г.

КРЫМ ВАМ НЕ СОЧИ

Александр БирманАлександр Бирман
журналист   

Почему в Сочи нельзя открывать казино, а в Крыму можно

Почему в Сочи нельзя открывать казино, а в Крыму можно
фото Коммерсантъ
Как и. о. главы Крыма Сергей Аксенов убедил Владимира Путина пересмотреть свои принципы
В России появился глава региона, умеющий убеждать Кремль едва ли не лучше харизматичного Рамзана Кадырова. Не прошло и месяца, как Сергей Аксенов сменил пост премьер-министра «мятежной» украинской автономии на должность и. о. губернатора российского Крыма, а в его активе уже весьма серьезная аппаратная победа. Внесенный президентом в Госдуму законопроект о создании пятой, крымской, игорной зоны только на первый взгляд кажется логичным элементом мозаики под названием «собирание земель». Впервые о легализации игорного бизнеса в новой российской автономии заговорил в конце марта сам Аксенов. Он, правда, утверждал, что этот вопрос поднимался на совещании у вице-премьера Дмитрия Козака. Но нет лучшего способа сделать один из обсуждаемых в кулуарах вариантов основным, рассказав о нем широкой публике.
Тем более что крымские власти добивались создания на полуострове игорного кластера задолго до «возвращения в Россию».
Еще в 2005 году премьер-министр автономии Анатолий Матвиенко предложил: «Все казино, которые есть сегодня в Украине, надо было бы закрыть и оставить только одно место их размещения — это Крым». Спустя четыре года первая часть предложения была выполнена — с 1 июля 2009 года игорные заведения на Украине оказались вне закона. А вот со второй вышла пробуксовка. В итоге только севастопольский бюджет потерял на запрете казино около 2 млн гривен. А в 2011 году депутат от Партии регионов Олег Царев (тот самый, который сейчас участвует в президентской кампании) внес законопроект, предлагающий легализовать игорный бизнес в Крыму.
Трудно сказать, как сложилась бы судьба полуострова, согласись на это Верховная Рада. Заметим лишь, что возможность зарабатывать на лицензировании и содержании казино для значимой части крымской элиты стала, похоже, такой же идеей фикс, какой, например, для многих рядовых крымчан являлась идея воссоединения с Россией. С другой стороны, препоны, чинимые Киевом крымскому игорному бизнесу, лишь усиливали «сепаратизм» Симферополя.
Неудивительно, что после смены флагов именно крымские политики публично проанонсировали долгожданное для многих влиятельных земляков создание игорной зоны. При этом федеральные чиновники оказались более сдержанными в прогнозах. Минфин, по данным «Коммерсанта», 7 апреля представил Козаку доклад, в котором, анализируя неутешительные итоги деятельности четырех существующих в России игорных зон, делал вывод о бесперспективности тиражирования такого эксперимента для Крыма.
Против цифр, которыми оперирует ведомство Антона Силуанова, в принципе можно найти другие цифры, а также вспомнить об итогах деятельности почти трех сотен казино, работавших на полуострове до 2009 года. Но как переубедить президента, всего три месяца назад поставившего жирную точку в дискуссии о целесообразности создания игорной зоны в Сочи, для того чтобы окупить затраты на олимпийскую стройку? Тогда Владимир Путин говорил про «специфический контингент», появляющийся в местах, где легализованы казино, и что «это почти лишило бы шанса все семьи со средними и более чем средними доходами сюда приезжать именно на семейный отдых».
Едва ли глава государства желает Крыму той судьбы, от которой пытался избавить Сочи.
Однако, судя по всему, когда во внешней политике удается невозможное, во внутренней пространство допустимых вариантов, наоборот, сужается. Превращаясь из объекта международного торга в субъект федерации, АРК заставляет вносить существенные коррективы в отечественную систему сдержек и противовесов. Причем происходит это на фоне экономического спада и сокращения доходов федерального бюджета. Тот же Минфин предупреждает, что в этом году казна недополучит свыше 1 трлн рублей.
Иными словами, как мы отмечали ранее, помощь Крыму создает дополнительное напряжение как для госфинансов, так и во взаимоотношениях федерального центра с другими регионами. В то же время скорое достижение черноморской автономией определенного уровня финансовой самодостаточности позволит ставить ее в пример как областям-реципиентам, так и иным национальным республикам, исправно получающим бюджетные трансферты.
Аксенов и его союзники в Москве не могли не учитывать этот момент, добиваясь самой главной визы на игорном проекте. Теперь долгожданный «джек-пот» уже практически в крымском кармане. В том, что депутаты Госдумы одобрят законодательную инициативу президента, сомневаться не приходится. В самом Крыму предусмотрительно нейтрализована единственная сила, способная помешать легализации на полуострове казино: по информации крымско-татарского меджлиса, до 2019 года запрещен въезд на территорию автономии неформальному лидеру этой общины Мустафе Джемилеву. Поводом стало сохранение Джемилевым украинского гражданства и, соответственно, распространение на него тех ограничений, которые Россия в качестве ответной меры ввела для обладателей «жовто-блакитных» паспортов.  Но показательно, что именно Джемилев всегда резко выступал против появления игорных зон на территории Крыма.
Такой «фарт» должен сделать Аксенова осторожнее и заставить умерить аппетиты в играх с Кремлем. Российская политическая элита, как и администрация казино, не очень жалует тех, кто слишком много выигрывает. 

Читайте подробнее на Forbes.ru:http://www.forbes.ru/mneniya-column/vertikal/255535-pochemu-v-sochi-nelzya-otkryvat-kazino-v-krymu-mozhno

ЭТЮДЫ О ЕВРЕЙСКИХ ФАМИЛИЯХ



В 20-е годы прошлого века детским отделом издательства в Ленинграде официально руководил некий литературный деятель Соломон Николаевич Гисин, а фактически — Самуил Маршак. Гисин, начисто лишенный юмора, всегда ходил в косоворотке и высоких сапогах.
Как-то спросили у Маршака: «Почему товарищ Гисин — Соломон Николаевич?» — «Соломон — это он сам, — ответил Маршак, — а Николаевич — это его сапоги».

Фамилия Левин — нередкая среди евреев. Но она встречается и у русских. В связи с этим интересен забавный рассказ писателя Давида Шраера-Петрова о пришедшей к нему на прием старушки по фамилии Левина. «При первом нашем знакомстве я так и произнес: «Левина». Она тотчас меня оборвала: «Не Левина, а Лёвина. Это у евреев Левины, а у нас, у русских — Лёвины. Вот и Левина из романа Толстого «Война и мир» называют неправильно, по-еврейски. А он был Лёвин».

Олег Ефремов
В 60–80-е годы прошлого века большим успехом у советских театралов пользовались спектакли на современные темы, поставленные по пьесам А. Володина, А. Арбузова, М. Рощина, В. Розова, А. Зорина, М. Шатрова, С. Алешина, А. Свободина. Их пьесы охотно ставил Олег Ефремов в театре «Современник».
В 1967   году страна отмечала 50-летие советской власти и в связи с юбилеем в Кремлевском дворце был устроен торжественный прием, на который пригласили Ефремова с группой  авторов.
Далее предоставим слово известному актеру Льву Дурову: «Ефремов отправился в Кремль. На одном из постов стоял молодой солдатик из Кремлевского полка, для которого увидеть живого Ефремова — это огромное событие в жизни, тем более что тот был безумно популярен в то время.
Впереди Ефремова шла группа авторов. Охранник берет в руки паспорт Михаила Шатрова и читает в нем фамилию: «Маршак». Фамилия не совпадает с указанной в списке гостей. После длительной проверки Шатров проходит.
Далее солдат берет паспорт  Володина и читает: «Лившиц». Снова проверка. В некотором недоумении охранник пропускает Володина.
Следом идет Михаил Рощин. Уже совсем удивленный солдат читает в его паспорте: «Гобельман». За Рощиным проходит Свободин. В его паспорте указана фамилия «Либерте».
И когда наконец подошел Олег Николаевич Ефремов, солдат дрожащей рукой берет его паспорт и, глядя не в документ, а в глаза Ефремову, говорит: «Олег Николаевич, ну Ефремов — хотя бы это не псевдоним?»

Владимир Кенигсон
Борис Львовский в книге «Актерская курилка» рассказывает: «Говорят суровая Пашенная, бывшая в силу своего положения по существу хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. Однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула: «Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!» — «Вера Николаевна, — вспыхнул Кенигсон, — я швед!» — «Швед, швед, — пробурчала своим басом Пашенная, — швед пархатый!»

Генерал Алексей Семенович Жадов (до 1942 года — Жидов)
Настоящая фамилия генерала армии Жадова — Жидов. Сталин, подписывая указ о его награждении, посчитал, что боевому генералу неприлично носить такую фамилию и своей властью изменил в ней одну букву, придав вполне приличный вид — Жадов. Именно под этой фамилией генерал известен в истории Великой Отечественной войны.
Его дочь Лариса вышла замуж за поэта Семена Гудзенко, у которого мать — еврейка. Генерал не жаловал евреев и был против  этого брака. В связи с этим интересна реплика С. Кипниса в книге «Записки некрополиста»: «Мой добрый знакомый Семен Гудзенко как-то пошутил: «Говорят, что я женился по расчету, тесть то был о-го-го какой начальник, а оказалось — по любви. Он ведь отказал дочери в своем расположении из-за моего полужидовства, забыв, что еще недавно был полным жидовым!»

ГУЛАГ
Писательница Евгения Гинзбург провела в ссыльном лагере на Колыме 18   лет, начиная с 1937   года. Вот эпизод из ее книги «Крутой маршрут».
1941   год, начало войны. Заключенные работают в ужасных условиях на лесоповале. Получен приказ создать отдельный немецкий лагерь с усиленным режимом — выжить в нем почти невозможно. Немцы — это, в основном, бывшие работники Коминтерна.
В барак пришел начальник режима и  скомандовал: «А ну все, кто на   -берги, -бурги, -штейны, встать налево!» Дежурный вохровец схватил Евгению Гинзбург: «Давай ГинзбУрг (нещадно ударяя на криминальное окончание), с вещой в немецкий барак!»
Ей с трудом удалось доказать, что она не немка. И уцелела.
Свой рассказ она закончила словами: «Первый раз в мировой истории оказалось выгодным быть еврейкой».

Александр Константинопольский
При общении с гроссмейстером Александром Константинопольским не так-то просто было произнести его уж очень длинную фамилию. Приходилось, прежде чем ее выговорить, сделать глубокий вдох и затем правильно озвучить.
Не скажу, что это обстоятельство как-то смущало гроссмейстера, но у его собеседников это вызывало некоторый дискомфорт.
А вот в его школьные годы эту проблему удалось остроумно решить. Один из его соучеников, знаток истории, сообщил всему  классу потрясающую вещь — оказывается, столица Византии город Константинополь после захвата его турками в XV веке, был переименован в Стамбул. Класс тут же, без бюрократической волокиты, последовал примеру турок и изменил фамилию Константинопольский на Стамбульский.
Новая фамилия (или кличка) закрепилась за ним до окончания школы.

Александр Иванов
Однажды в Одессе состоялось выездное заседание клуба «Вокруг смеха» во главе с Александром Ивановым. Приехавшие с ним из Москвы члены клуба почти все были евреи, известные народу под псевдонимами.
В ходе общения московских гостей с публикой кто-то из зала задал вопрос с явной подковыркой: «У всех выступающих фамилии настоящие или псевдонимы?». На что юморист Аркадий Арканов ответил шуткой: «У всех настоящие фамилии, псевдоним только у Александра  Иванова».

Среди евреев многие уверены, что знаменитый хореограф, руководитель российского ансамбля народных танцев Игорь Владимирович Моисеев является их соплеменником. Более того, он фигурирует в российской еврейской энциклопедии. Сам же гений танцев рассказал, что его мать — француженка, а родители отца по происхождению мелкопоместные дворяне Орловской губернии.
Тем не менее, народ продолжает верить в его еврейство. Вспоминают, что у него были друзья-евреи, среди них — Соломон Михоэлс, с  которым он часто встречался в семейной обстановке.
А поставленная им «Еврейская сюита»? Только еврею под силу создать такой шедевр из еврейских народных танцев! В интервью Наталии Дардыкиной Игорь Владимирович сказал: «Последняя моя любимая работа — «Еврейская сюита», музыка народная… Хороший получился номер. А успех «Еврейской сюиты» меня поразил. Русская аудитория мне устроила долгую овацию. Вся публика встала и аплодировала минут десять, такой восторг…»
Как после всего этого не поверить, что он не еврей? А тут еще  фамилия такая…

Царствование Александра III было кратким, но крайне враждебным по отношению к еврейскому населению. Уже в первые месяцы его правления начались еврейские погромы на юге России. Они привели к резкому усилению эмиграции евреев в западные страны, в том числе в Америку, куда только в 1881   году выехало около восьми тысяч человек.
Одновременно правительство ограничило права евреев. Министр просвещения издал циркуляр, осложнивший прием еврейской  молодежи в учебные заведения. Несколько позже был принят «закон об именах», по которому запрещалось евреям менять, точнее, русифицировать свои имена.
А в Петербурге местный градоначальник-антисемит Грессер решил и вовсе поиздеваться над евреями. Он распорядился на вывесках еврейских предприятий и магазинов указывать не только фамилии владельцев, но и их еврейские имена в том виде, как они были записаны при рождении: Янкель, Мошка, Йоська и т.п.

Княгиня Мария Николаевна Волконская, жена декабриста С.Г. Волконского, осужденного царским правительством на вечную каторгу, в 1827   году последовала за мужем в Забайкалье. В ее книге «Записки М.Н. Волконской» приведен указ Николая I о детях декабристов, рожденных в Сибири: «Детям обоего пола не дозволять носить фамилии, коих невозвратно лишились их отцы, но именоваться по отчеству, т.е. Сергеевыми, Никитиными, Васильевыми».
Этому же принципу  (когда отчество превращается в фамилию), но по совершенно другим причинам, следовали в советское время немало евреев, деятелей культуры, когда выбирали себе псевдонимы.
Так, мастер карикатуры Борис Ефимович Фридлянд стал Борисом Ефимовым, поэт Давид Самуилович Кауфман — Давидом Самойловым, писатель Юлиан Семенович Ляндрес — Юлианом Семеновым. Известны и другие примеры.

Надежда Надеждина (Бруштейн)
Гордостью России, ее своеобразной визитной карточкой, являются хореографический ансамбль «Березка» и хор имени М.Е. Пятницкого. Широкой публике неизвестно, что многие годы руководителями этих прославленных коллективов были еврейские женщины, скрывавшиеся под русскими фамилиями.
Академический ансамбль «Березка» основала и в течение 30   лет (1948–1979) бессменно им руководила Надежда Сергеевна Надеждина. Она являлась автором и  постановщиком многих хореогрфических композиций ансамбля. Настоящее ее имя — Мариам Равичер. Она была дочерью известной писательницы Александры Бруштейн, автора популярной в то время у молодежи трилогии «Дорога, которая уходит в даль…».
Главным хормейстером знаменитого хора имени М.Е. Пятницкого была Галина Владимировна Фуфачева. О ней рассказала популярная еврейская певица Светлана Портнянская, которая одно время работала в этом хоре: «…Мы с ней подружились. На самом деле ее фамилия — Финкельштейн, и она умело  скрывала этот факт от разных государственных контор».

Исаак ДОНДИК

БАРАК МОЕГО ДЕТСТВА



Шели Шрайман в своем журналистском расследовании «Последняя тайна режима»  пишет: «Прочтите эти свидетельства – это крохи, но это Крохи правды. Правды в том, что нас лишили места, где мы жили. Правда об уже выданных кому-то ордерах на наши квартиры, о неожиданных назначениях, о бараках без света и тепла». Шрайман пишет, что евреев-офицеров массами ссылали в Забайкальский военный округ, а также способствовали «соединению семей» с ними, и это было одним из  прологов перед полным решением «еврейского вопроса» в СССР.

 Я жил в таком бараке. Вот он на фото, на обратной стороне мутной фотографии выведено рукой мамы: «79 разъезд. 1952 г.» Верно – электричества не было. Помню тусклый свет от керосиновой лампы. Помню голод и смертельный холод зимой, на улице, в голой       степи. Но печи в бараках были. Топили каким-то дымным, мокрым углем. Собственно, какая разница – были печи или нет. Дал бы приказ товарищ Сталин и бараки эти превратились бы за сутки в холодные камеры смерти.

 Приведу несколько свидетельств из книги моей дневниковой прозы:

«Август 1952 г. Мне шесть лет. Впереди семь суток дороги до бараков в Забайкальской степи, где живет и служит отец: офицер, майор медицинской службы.
 Вагон плацкартный, набитый пассажирами. Мама позволяет забраться на третью, багажную полку. Нахожу там свободное пространство, укладываюсь, потеснив узлы и чемоданы. Я в восторге. Я – один, я выше всех, я хозяин пространства! Отсюда, сверху, и пейзаж за окном кажется совсем другим: моим личным пейзажем.

 Отца отправили в Забайкалье в январе  1952 года. Военная служба в России всегда была видом рабства, крепостничества. Отец "отпахал" две войны: Финскую и Отечественную. За все это  власти отправили отца – «космополита, еврея, убийцу в белом халате» на каторгу. Мы с матерью двинулись за ним как жены декабристов. Потом мама говорила, что нам настоятельно посоветовали сделать это в ЖЭКе. За этим «насекомым» словом таилась обычная жилищно - эксплуатационная контора.

 1952 год, август. Узлы были связаны, чемоданы умяты. Мать сидела на одном из них, пригорюнившись. Соседка сказала:
- Лия, не плачь. Вы там здоровее будете. Дальше Сибири  не сошлют.
- Мама, - спросил я по дороге на вокзал. – Мы разве болеем?
 Не ответила мама, да и что она могла  ответить? Дети счастливы тем, что не знают они подлых дел взрослых людей. Не знают, и знать им эти дела не нужно. В тот год, год «убийц в белых халатах», никто не сомневался, что скоро всех евреев отправят за Урал. Выходит, мы с мамой сами себя сослали: добровольно, без конвоя, отправились туда, куда указывал окровавленный, жирный палец Иосифа Виссарионовича Сталина.

 Была школа на этом разъезде, битком набитая еврейскими детьми. Один холодный класс и четыре ряда парт: каждый ряд по классу – от первого до четвертого.
Помню, что зимой маме было нечего одеть, а меня закутывали в какое-то тряпье и я топал в близкую школу один, а мама смотрела на меня из окна. Однажды мне стало так холодно, что я забрался через дыру под дощатую сцену. Там жила большая, лохматая собака. Я и раньше с ней дружил, а тогда обнял пса крепко и заснул. Мама рассказывает, что вдруг я исчез. Шел себе – и вдруг нет меня. Бросилась искать. В школе меня не оказалось. Кто-то догадался заглянуть под сцену, где меня, окоченевшего, и обнаружили.

 Помню, как тяжело заболел и как отец бился лбом о стену и повторял: «Что я могу сделать? Мы все здесь подохнем! Все!». Помню, как успокаивала его мать, а мне было стыдно за отца и совсем не хотелось подыхать.

 Март 1953 года. Помню только очень пьяного отца. Его привели к нам в барак чужие люди. Мама отца не удержала, он сполз на пол и, лежа на полу, бормотал, улыбаясь: «Умер вождь и мучитель». «Тихо, Левушка, - упрашивала его мама. – Не так: вождь и учитель»
 А прежде нас всех собрали в клуб на траурный митинг. Помню  пафосные крики на сцене, но не помню (это мне мама рассказала), что стал почему-то смеяться. Пришлось маме срочно уносить меня, чуть ли не насильно. Выходит, мы с отцом были солидарны насчет смерти  Сталина.

 В апреле Берия прикрыл «Дело врачей» и видимо по этому поводу нас одарили офицерским пайком. Фанерный чемодан был набит темными, огромными макаронами и здоровым шматом корейки. Вот это был настоящий праздник. Мне кажется, что вкус тех макарон помню до сих пор. Это был вкус неожиданной, сладкой сытости. Может быть, потому и весну люблю больше всех времен года.

 С той сытостью первые кино-радости и печали связаны. Я рос единственным капризным, избалованным ребенком в семье. (Хотя только теперь понимаю: какое там баловство в нищете первых, послевоенных лет). Чем-то мне не понравились слова отца, и я стал кричать, что моего брата (а у меня был брат, погибший до войны, о чем мне как-то рассказали). Так вот, моего брата родители, наверно, загубили, как и меня хотят загубить.
 Тогда отец впервые поднял на меня руку и оставил без просмотра ( в местном подобии клуба, на драной простыне, кинопроектор работал от вонючего дизеля) очередной серии фильма о Тарзане. Ужас потери до сих пор помню. Горький «вкус» подлинного горя не могу забыть.  Я уже никогда! Никогда в жизни не увижу этот фильм!

 Пройдут годы. Начнется «перестройка». Я поведу свою семилетнюю дочь в Дом кино на просмотр старого фильма о Тарзане и Чите. Фильм мне показался полной чушью, да и на дочь он впечатления не произвел.
А каким «первозданным», искренним было то горе. Может  и все сильные чувства в жизни нашей – всего лишь дань моменту, минуте, мгновению. 

 В июле 1953 года я и мама вернулись в Ленинград. (Отца демобилизовали только через два года). Комнату в коммуналке удалось сохранить, так как там была прописана  наша няня – украинка Мария. Да она и не няня была вовсе, а член семьи.

 Хотел Сталин устроить геноцид евреев СССР или нет? Об этом до сих пор спорят. Я не спорю. Я просто вспоминаю тот барак, чадящую керосиновую лампу, голодную маяту в желудке, ржавую, железную бочку с тухлой водой, которую раз в два дня привозили к бараку,  проклятый холод и стон отца: «Мы все здесь подохнем!»

БОЙ ЭЛИ ЛЮКСЕМБУРГА



 Эли Люксембургу сейчас трудно. Дай ему Бог мужества и сил не сдаваться в поединке с хворью. Эли боец, боец настоящий и я верю, что он окажется победителем. Мне так хочется в это верить.
 Очерку, написанному о нем, 16 лет. Замечательное было для меня время: открытия Израиля и удивительных людей в нем.
Кто-то сказал об этом человеке так: "Он придавил все свои грехи кипой". Я тогда подумал, что это счастье великое, когда человек может любым способом справиться со своими грехами. Стать на путь веры – не самый худший способ.
Я люблю Элю Люксембурга. Люблю со всеми его возможными грехами и достоинствами. Люблю, может быть, и потому, что есть в нем те качества, которых мне всегда не хватало.

В подземелье, в старом бомбоубежище, школа бокса Эли и его брата Григория. Еврейская школа бокса, единственная в Иерусалиме. Здесь есть все: ринг, тренировочный зал, душ и даже сауна. Предприятие не коммерческое. Любой за гроши может посещать эту школу и учиться у Эли искусству удара.
Две сотни учеников в разные дни опускаются в этот подвал. Две тысячи лет евреи инстинктивно испытывали врожденную неприязнь к удару по человеческому лицу, ненавидели кровь в любом виде.
-         Удар в голову! – кричит Эли ученику. – Где твоя жестокость? В голову, в голову!
Голова нужна человеку, чтобы быть человеком: думать, видеть, помнить. У Эли нос давно потерял форму, данную носу этому от рождения. Два раза побывал Люксембург в нокауте, челюсть сломана в двух местах. Он не берег свою голову, но сберег человеческое достоинство и, удивительным образом, писательский дар и дар немалый.
Эли Люксембург пишет прозу мужественную, честную и простую. Это самый трудный жанр – обойтись без украшательств разных, виньеток и модных рюшей.  Эли Люксембург пишет мужскую прозу. В наш век кокетливой моды на смещение полов – не такое уж частое явление.
Иерусалимская школа бокса похожа на музей этого вида спорта. Стены украшены вымпелами, грамотами, призами. И – фресками. Талантливый художник украсил школу всевозможным зверьем в поединке. Дерутся петухи, львы, фламинго, даже рыбы доказывают в противостоянии свою силу.
На ринге пара за парой сражаются ученики Эли. Люксембург мечется у канатов. Он никому не дает покоя. Темечко тренера прикрыто кипой. Эли верит в Бога. Точнее, он идет к Богу. Эли и сам ученик, усиленно занимается Люксембург Кабалой.
-         Где твоя злость, Михаил? Бей в голову!
Никогда не был моден бокс в Израиле. Да и теперь этот вид спорта ютится на задворках. Не нужен бокс. На этой земле еврей и так рождается бойцом. Хочет он того или нет. Бесконечные войны приучили каждого мальчишку в Израиле к этой мысли. Дети еврейского государства знают, что в положенный срок им доверят современное, мощное оружие. К чему этим детям искусство драться кулаками.
Эли говорит, что в СССР не было иного пути, чтобы отстоять достоинство свое и честь. Так он считает. В Ташкенте бандиты и юдофобы всех мастей обходили стороной братьев Люксембург.
 В иерусалимскую школу бокса  приходят дети репатриантов. Значит, им тоже необходимо защищать свое достоинство.
-         Работай! – кричит Эли. – Ты себя жалеешь или Костю?! Бей левой! Бей!
Эли Люксембург пишет добрую прозу. К злу он обращен без гнева и пристрастия, к добру – с любовью. Он не судит человека в своих книгах. В его романе, рассказах и повестях нет гордыни, нет жестокости и ненависти, нет "удара", наконец.
-         Бей в голову, в голову бей! Где твоя жестокость? – кричит Эли.
Пишу часто, что евреи народ способный совместить в себе несовместимое. Эли Люксембург с этим не согласен. Он не сомневается, не мечется, не впадает в обычную писательскую, нервную возбудимость. Эли твердо стоит на земле. Он давно привык держать удар. Он не видит ничего исключительного даже в нокауте. Главное, найти в себе силы подняться. Все остальное – приложится. Девять месяцев Люксембург лежал пластом после тяжелейшей операции на позвоночнике. Теперь он пляшет у канатов ринга, раскрывая мальчишкам секреты мастерства.
Учеников писательского дела у Люксембурга нет, и напрасно. Он как раз и есть тот мастер, который способен много дать начинающему литератору. Его сил, на мой взгляд, универсален, подход к человеку полон терпения. Замечательный рассказчик – он ненавидит скуку на ринге и на страницах книг.
-         Береги голову, - мог бы сказать он начинающему писаке. – И не будь жесток.
Сижу на низкой скамеечке у ринга. Ребята в шлемах лихо мутузят друг друга. Эли учит их драться на странной смеси иврита и русского. Что-то, как я понимаю, можно выразить на иврите, что-то только  словами из словаря Ожегова. Люксембург в Израиле с 1973 года. Иврит у Эли отличный. Он истинный иерусалимец и любит страну своего выбора. Но пишет свои книги Люксембург по-русски. Он и думает по-русски. И с этим ничего не поделаешь. Для кого-то этот упрямый факт – проклятие рождения, кто-то полон неумной спеси "культурного" человека, кто-то принимает русскоязычность свою, как данность, спокойно, с достоинством, как Эли Люксембург.
Давным – давно старый еврей из Америки по фамилии Джаксон учил в Ташкенте беженцев из Румынии, мальчишек по фамилии Люксембург не только приемам бокса, но и человеческому достоинству, отношению к советской власти и к своему еврейству. Фотография этого человека висит теперь на стене школы бокса в Иерусалиме, за тысячи километров от Узбекистана. Настоящие педагоги определяют судьбы своих учеников, а потому владеют временем и пространством.
Сидел у канатов в школе Люксембургов и думал, что клуб этот во многом во многом исполнение завета старого учителя Эли. Джаксон превращал хилых, забитых, униженных еврейских мальчишек в бойцов. Его ученики в другой стране, в другое время заняты, по сути, тем же…
-         Эли, скажи, как все-таки удается соединить писательство и бокс, Бога и бокс?
-         Дело в том, что во мне это все слито воедино. Весь образ жизни, вся моя биография из этой невозможности раздела. Для меня Всевышний – хозяин мира, владыка Вселенной. Во все это я свято верю. Откуда взялся бокс? Он из СССР, из моего детства и юности. От антисемитизма, от униженности, от ощущения, что соседи считают тебя человеком второго сорта. Я должен был уметь защищаться и нападать, чтобы никто не смел бросить мне с презрением – жид… Потом бокс стал моим ремеслом. Я стал мастером спорта, чемпионом Ташкента, потом Средней Азии. После института стал учителем, тренером по боксу… Литература? Еще мальчишкой мне больше всего на свете нравилось сочинять разные истории. Я уже тогда был уверен, что литература станет главным занятием в моей жизни.
-         Ты не в лучшие годы стал писать книги в Израиле. Читателей мало. Граница Российской империи на замке. Выходит, занят ты был сочинительством, по большей мере, для себя, даже без какой-либо надежды выйти увидеть когда-нибудь серьезные тиражи своих книг.
-         В этом есть и доброе зерно, - улыбается Эли. – Деньги, слава, успех – все это стало не главным. Теперь возможности уже не те, но я, может быть, и по инерции,  работаю, как мне кажется, совершенствуя самого себя, ради Всевышнего и это доставляет мне подлинную радость. И вообще, творчество – радостный, потрясающий, ни с чем не сравнимый процесс. Ты создаешь нечто, что до тебя не существовало.
-         Вернемся к боксу. Нет ли в кулачном бое мучительства, а это в еврейской традиции – табу?
-         Верно, иудаизм запрещает бить человека. Обучая боксу, я учу бить. Причем бить жестоко. Но я придумал отговорки. Во-первых, мы воспитываем молодежь, которая должна идти в армию и защищать свое государство. Война есть война, смерть есть смерть. Мы не имеем права воспитывать одних голубей. И я учу парней искусству удара. Просил как-то у своего рабби ( я у него занимаюсь Каббалой) : "Есть молитва пехотинца, летчика, танкиста. А я вот тренер по боксу. И мне бы хотелось, чтобы у меня в зале висела "Молитва боксера", чтобы перед началом тренировки или соревнований моли ребята могли прочесть эту молитву. И рав составил ее текст. Он висит у нас в зале на самом видном месте. Перед началом занятий мы произносим эту молитву. Там есть прекрасные слова. Мы просим Всевышнего, чтобы он дал нам силу мышц и крепость, чтобы мы могли  кулаком отразить атаку зла, и чтобы вместе с тем дал нам Бог мир и любовь к ближнему".

За молитвой этой, за такими людьми, как Эли Люксембург – один Израиль. Израиль борьбы и решимости отстоять себя. Иные религиозные авторитеты, вроде упомянутого Иешаягу Лейбовича, убеждены: даже жизнь свою защищая, не имеют евреи право на удар кулаком.Всегда, везде и всюду у еврея есть одно незыблемое право - на смерть. Нет, хватит!

ТЫ СПАС МЕНЯ, ГОСПОДИ! рассказ


 Бывает так: живет себе человек спокойно, думает о том, о чем полагается думать… Ну, там о здоровье, о деньгах, в общем, о разных привычных житейских проблемах, но вдруг происходит с ним полное безобразие: он начинает форменным образом маяться по какому-либо дурацкому поводу.
Именно эта неприятность и случилось с Басовым Ефимом — солидным мужчиной шестидесяти лет от роду. Все началось, как это часто бывает, с ночного сновидения. Во сне привиделся Ефиму давно забытый провинциальный городишко юга России, точнее хилый фонтан на центральной его площади и Матвей Гендлер, моющий босые ноги в брызгах этого фонтана. Во сне Ефим решил, что такое омовение опасно: вот-вот появится милиция и арестует Гендлера за это безобразие. Он стал показывать сначала одними знаками, а потом заорал в голос, что Матвею нужно быстрей сматываться, иначе… Тут Гендлер словно услышал его крик и, не раздеваясь, нырнул в бассейн, а бассейн-то оказался и не бассейном вовсе, а бурным потоком, несущимся к водопаду. Вот плывет Гендлер по этому потоку кролем, а Басов бежит по берегу, ясно понимая, что спасти плывущего от неизбежной беды он уже не сможет. И все же Ефим решил броситься в воду, чтобы оказать помощь плывущему, но как только бросился, так и проснулся.
Сон этот подействовал на Басова странным образом, и настолько странным, что он, человек далекий от суеверий, решил спросить у жены, что бы это ночное видение могло значить. Жена Ефима, напротив, была дамой крайне суеверной, верила во все мыслимые и немыслимые приметы, а по расшифровке снов могла считаться первоклассным специалистом.
— Не к добру сон-то, — сказала жена, выслушав Басова. — Кто такой этот Матвей Гендлер?
Ефим рассказал, что сразу после института по распределению отправили его работать мастером на ткацкую фабрику в городе Т. Определили на жительство в общежитие до лучших времен. Фабрика Ефиму понравилась, и с работой он начал справляться, но однажды ночью, из-за девушки, конечно, попал не туда, куда надо бы, и встретился с теми, с кем лучше не встречаться.
Граждане города Т. нашли Ефима только утром в ограбленном и растерзанном виде, без признаков жизни. Даже врач скорой помощи, прибывший часа через полтора, решил, что Басов не жилец на этом свете, но так как он еще дышал, отвез Ефима в районную больничку.
— Ничего, в нашем морге всегда места есть, — пробубнил санитар скорой, заталкивая в салон носилки с Басовым.
Ефим обо все этом так смело и определенно рассказал жене, потому что доподлинно выяснил подробности своего несчастья еще в той больничке, незадолго до выписки.
Так вот, в морг он тогда все-таки не попал, а попал на операционный стол, в руки тому самому Матвею Гендлеру, которого увидел во сне ровно через 35 лет после той трагической страницы в своей биографии.
Матвей был ненамного старше Басова, но в больнице оперировал уже три года и стал за это время настоящей звездой на медицинском небосклоне этого провинциального центра.
— Золотые руки, Бог, будущий академик, — именно такими комплиментами осыпали молодого специалиста. За Гендлером стали присылать из области, ходили слухи, что зовут его на работу в Москву — чуть ли не в Кремлевскую больницу, надзирать за Леонидом Брежневым и прочими членами Политбюро. А не оставлял молодой хирург город Т. по причине своей большой влюбленности в медицинскую сестру Катерину. Катерина, опять же по слухам, никуда из родного города перебираться не хотела.
Так вот, этот Матвей Гендлер пять часов возвращал Ефима к жизни. Рассказывают, что после операции он не мог стоять на ногах и сел прямо на пол, прислонившись спиной к холодной батарее парового отопления.
Потом Басову рассказали, что умирал он на столе трижды, и никто, кроме Гендлера, не верил, что пострадавший от бандитского насилия выживет.
Тогда, в молодости, Ефим не придал особого значения этому событию. Его и выписали через месяц из больницы так поспешно, что не успел он попрощаться со своим спасителем и сказать ему спасибо.

 «Ничего особенного, — думал он тогда. — Врач выполнил свой долг, и я выполнил свой долг перед семьей, родиной и производством, оставшись в живых».
— Надо бы тебе с ним свидеться и это спасибо сказать, — выслушав Ефима и подумав, тихо произнесла жена Басова. — А может, и неприятность какая с ним, а ты как раз на подмогу.
— Брось! — отмахнулся Ефим. — Сколько лет прошло. Возможно, он и не живой уже… Забыл обо мне совсем — это наверняка… Впрочем, не знаю… Мне как-то одна противная санитарка в той больнице прошамкала, что еврей еврея в беде не оставит. Такая у нас нация.
— Вот видишь, — вздохнула жена. — Не все так просто.
На этом вроде бы и завершился тот автобиографический экскурс. Так решил Басов, но с решением этим поторопился, потому что мысль о слове спасибо, которое он не успел сказать своему спасителю, стала мучить его каждый день.
Надо отметить, что в Израиле к тому времени жил Басов уже 20 лет. А прежде сидел он в отказе аж четыре года, а потому считал себя, и не без оснований, настоящим патриотом Израиля, придерживался правых взглядов, голосовал за партию «Ликуд» и не стал жить на территориях, в поселении, только из-за бешеного сопротивления жены и детей.
О политике он думал и говорил постоянно; был в курсе всех текущих событий, интересовался историей Еврейского государства… Можно даже сказать, что политика была чем-то вроде хобби Басова. И вдруг он перестал думать о терроре и ЦАХАЛе, больше не проклинал вероломные международные организации, «пляшущие под дудку арабов»… Басов будто ушел в себя, точнее в ту давнюю историю травм, несовместимых с жизнью, и своего волшебного спасения на операционном столе золотыми руками хирурга Матвея Гендлера.
Прежде он меньше надоедал домашним политикой, чем нынче разговорами о своем долге, который то ли не смог, то ли не успел отдать своему спасителю.
— Папа, — сказала как-то дочь, которой изрядно надоело запоздалое покаяние отца. — Давай найдем этого Гендлера, и ты ему скажешь все, что не успел сказать тогда.
— Где ж его теперь найдешь, — вздохнул Басов. — Столько лет прошло.
— Талантливого еврея нужно искать в Америке или в Израиле — больше негде, — заявила дочь.
От слов она незамедлительно перешла к делу, и в течение дня обнаружилось, с помощью компьютера конечно, что Гендлер Матвей Абрамович живет не только в Израиле, но всего лишь в двадцати километрах от Басова, в городе Явне.
— Вот тебе телефон, — сказала дочь. — Звони.
— Не может быть, — не поверил Ефим. — Это другой Гендлер.
Но он ошибся. Матвей Гендлер оказался именно тем Гендлером. Мало того, он живо вспомнил операцию Басова и очень обрадовался восторженной благодарности своего старого пациента.
Уже на следующий день Ефим помчался в супермаркет, купил бутылку лучшего коньяку, торт, коробку конфет, цветы, фрукты и еще какую-то положенную в таких случаях ерунду.
В гости к спасителю отвезла его внучка — серьезная девица 21 года, только что отслужившая в армии.
Гендлер жил на окраине Явне в небольшой, но собственной вилле. Басов сказал ему все слова, которые собирался сказать, да еще и прибавил, что его внучка никогда бы не родилась на свет, если бы не мастерство удивительного человека, которого она видит перед собой.
Потом было застолье. Гендлер рассказал Басову, что в самом начале восьмидесятых он все-таки, защитив докторскую диссертацию, перебрался в Москву, а репатриировался всего лишь десять лет назад по вызову на работу в одну из крупных клиник Израиля.
Он в полном порядке, но все-таки был недоволен переездом, жаловался на скуку, на отсутствие привычных развлечений, долго говорил о Москве, как о мировой столице, полной денег, огня и жизни.
Потом, уже на последних рюмках коньяка, разговор зашел об Израиле, и Басов, к ужасу своему, обнаружил, что его спаситель настоящий левак и даже член партии «Мерец».
Он не мог сдержаться, стал спорить, доказывать Гендлеру, что эвакуация поселений приведет к концу Еврейского государства. Гендлер же в ответ начал кричать, что священная обязанность евреев нести в мир идеалы добра и справедливости, а бесконечные войны с соседями — это потеря самих себя, своей избранности.
Басов на это заорал, что это дорога в новый Аушвиц, а Гендлеру нужно не в его злосчастной партии состоять, а в «Натурей Карта» сидеть, предавая и продавая родное государство… В общем, встреча эта закончилась совсем не так, как началась. Плохо она закончилась. Прощание стариков оказалось сухим, подразумевающим невозможность контактов в дальнейшем.
Потом, в машине, Ефим говорил внучке:
— Знал бы, ни за что не стал бы его благодарить, на коленках ползать… Какая все-таки сволочь!
— Брось, дед. Он же тебя все-таки спас, — рискнула напомнить внучка. — Да и черт с ней, с этой политикой.
— Лучше бы не спасал! — выпалил в сердцах Басов.
Затем, до самого дома, они молчали. Ефим все печалился над неудачей долгожданной встречи и вдруг подумал, как вероломна судьба, а позорная левизна Гендлера — это месть и наказание Басову за то, что не смог он вовремя сказать своему спасителю спасибо. Но, может быть, и насмешка Бога в поисках истины, в решительном жесте, отбросившим пафос, чтобы оставить в прошлом только те пять часов в операционной районной больнички, когда возвращал Матвей Гендлер незнакомого ему человека к жизни.

ВОЗМОЖЕН ПЕРЕХОД НА ДИЕТУ



Сегодня комитет Госдумы по регламенту обсудит запрос Генеральной прокуратуры о лишении депутатской неприкосновенности председателя думского комитета по информационной политике, информационным технологиям и связи Алексея Митрофанова. Запрос был получен Думой 21 мая, Митрофанов подозревается в причастности к покушению на мошенничество. По версии следствия, в 2012 г. депутат Митрофанов, его помощник Александр Деревщиков, судебный пристав Али Кодзоев и Радиш Саутиев разработали план хищения средств у предпринимателя Вячеслава Жарова, предложив ему помощь в получении судебного решения в его пользу за $200 000.


 Пишут также, что средний вес депутатов Госдумы превышает 123 кг 200 граммов, а потому будут и дальше предприняты меры по оздоровлению народных избранников.

ПРИСТУП ФАШИЗОИДНЫЙ

статья Борьба с донбандитизмом

Николай Митрохин06.06.2014
Николай Митрохин. Фото из личного архива
Николай Митрохин. Фото из личного архива

День, когда в России начнутся аресты казаков и других организаторов и участников нынешнего "повстанческого" движения в Донбассе, гораздо ближе, чем это кажется многим начавшим прозревать "борцам за интересы русского народа".
Что мы имеем сейчас? По всей России прошла перепись недовольных существующим миропорядком и готовых взяться при случае за оружие ментальных инвалидов прошедших войн. К ним добавилось немного заслуженных бойцов "диванных войск", готовых на реальные действия в офлайне. Эти люди добровольно выдали себя офицерам спецслужб, контролирующим набор и отправку энтузиастов на восточный фронт. Сотрудников центра "Э" и ФСБ, должно быть, "улыбнуло", что их самые опасные клиенты, от которых можно было ожидать неприятных сюрпризов, дружно отправились выполнять опасное государево поручение. Причем только за возможность пострелять из настоящего ПЗРК, дожидавшегося прежде утилизации на складах Южного военного округа.
Расчет на то, что немалая часть таких героев останется на полях сражений, а многие из выживших будут до конца жизни больше интересоваться лекарствами и костылями, чем политикой, казался безошибочным. Конечно, утилизация фашизоидной части противников Путина таким путем была далеко не первой целью донбасской кампании. Оформление прав на новое территориальное расширение России и прочие большие геополитические договоренности были куда важнее. Но внесение раскола в оппозицию материализованным "хохлосрачем" (так называют полемику по поводу Украины в российском сегменте соцсетей) и использование его результатов на пользу существующей власти было, надо признать, неглупой затеей.
Правда, последствия оказались неожиданными. Что русские националисты и неофашисты не блещут интеллектом и потому не могут создать никакого действующего государственного проекта – это общеизвестно. Однако донбасский конфликт показал, что они в силу идейности способны проявить себя как неплохие вояки - во всяком случае в городских условиях не привыкших воевать стран. Маргинальный, казалось бы, персонаж, отставной офицер ФСБ Игорь Гиркин уже два месяца удачно организует оборону против значительной части украинской армии. И под псевдонимом Стрелков становится живой иконой для многих из той части российского населения, что ищет настоящего героя. Отставной полковник ГРУ Игорь Безлер два месяца держит под контролем немаленькую Горловку. Бывший старший сержант ВДВ Валерий Болотов руководит отрядами, контролирующими Луганск и его окрестности. Он оказался способным проводить наступательные операции, в которые вовлекаются сотни человек. Но всех превзошел отставной сержант конвойных войск Николай Козицин. Сидя в Ростове, он командует несколькими отрядами на территории Донбасского региона, вполне соответствуя своему званию казачьего генерала, которое можно было бы назвать опереточным в других условиях. Прослушка его телефонных переговоров, вывешенная СБУ, стала, на мой взгляд, самым интересным материалом о конфликте за прошлую неделю.
Короче говоря, какова бы ни была социальная память о "бесноватом ефрейторе" во главе государства, становится очевидно, что в моменты политического кризиса отдельные представители младшего офицерского или даже сержантского состава оказываются умелыми военачальниками, способными "поставить на уши" целые регионы. Хитрые гэбэшные полковники, лихо расправляющиеся с безоружными демонстрантами, и все омоновские-спецназовские отряды оказываются бессильны, когда число розданных "населению" автоматов переходит на сотни. Приходится вызывать регулярные армейские части, которые отнюдь не всегда проходят проверку на прочность. И генералы, планирующие сложные операции, в реальном столкновении могут проигрывать сержантам.
А теперь посмотрим на эту ситуацию с российской стороны. Русские националисты до крымской аннексии в подавляющем своем большинстве ненавидели Путина. Их понимание прекрасного сводится к представлению о непрерывном расширении границ Российской империи и чистке ее от внутренних врагов. Если с существованием вторых они готовы до какой-то степени мириться, то любое отступление власти от экспансионистского плана трактуется как предательство и повод для возобновления ненависти к главе государства, эту власть олицетворяющему. Судя по их заявлениям в Сети, за последнюю пару недель до них стал доходить смысл "разводки". ПЗРК, гранатометов и денег мы вам дадим, но иной помощи не ждите.
Так что это только первоначально российской власти казалось, что энтузиастов можно легко развести. Неожиданная популярность Гиркина-Стрелкова и упорство с которым ему со товарищи удается выживать, ставят закономерный вопрос о том, что произойдет, когда украинские власти возьмут под контроль основные города Донбасса. Партизанской войны там не предвидится, как не было ее в этих краях и в 1942-1943 годах. По одной простой причине – нет значительных лесных массивов. А городскую герилью более или менее крупными группами, особенно состоящими не только из местного населения, вести долго невозможно. Очевидно, что все выжившие российские граждане (а с ними и немало местных повстанцев) уже скоро вернутся в Россию.
А в России они будут героями для обширной сети русско-националистических и милитаристских организаций и большого количества сочувствующих им граждан, чей патриотизм был раздут крымской истерией. Все эти союзы ветеранов, казачьи объединения, поисковые и реконструкторские отряды, мелкие, но многочисленные неонацистские организации ждут не дождутся вожаков с боевым опытом, оружием, медийной известностью. И нейтрализовать их не так-то просто, поскольку ветеранские и казачьи организации последние двадцать лет активно поддерживались людьми во власти и между ними происходила взаимная инфильтрация. Да и с правоохранительными органами они связаны более чем тесно, поскольку во главе их стоят в большинстве своем выходцы из силовых структур - энтузиасты своего дела. Даже среди неонацистов, как мне уже приходилось писать, находится по идейным соображениям немало действующих сотрудников различных "органов", как раз в основном из младшего командного состава.
И чем все эти "герои Донбасса" займутся? Уедут защищать интересы России в Сирии? Но раньше она для большинства из них не была особо притягательной. Вернутся к реконструкторским и казачьим игрищам? Конечно, нет. Это к войне они готовились все эти годы, компенсируя ее отсутствие играми. Однако, почуяв кровь в прямом, а не в переносном смысле и не без основания чувствуя себя преданными и проданными, они будут тяготеть к повторению своего украинского опыта. Тем более что в ряде регионов - на том же Северном Кавказе - они имеют примерно те же - весьма благоприятные - условия для бунта. И о том, где находятся необходимые для успешного старта арсеналы и штабы, знают не понаслышке.
Думаю, что российские власти в последнее время довольно хорошо понимают эту опасность. Поэтому вход в донбасскую западню раскрыт широко, а выход из нее не очевиден. Случай с отказом российских пограничников людям Стрелкова в переходе границы может быть единичным. Однако привлечение к ответственности по "Болотному делу" Олега Мельникова, русского националиста, попытавшегося поработать в "Луганской народной республике", достаточно показательно. России экстремисты не нужны, какими патриотами они бы ни были и какими заслугами в отстаивании российских интересов за рубежом ни обладали бы. И это не вопрос политических претензий к ним со стороны власти - это вопрос ее физического выживания
Так что осенью, по мере выхода России из украинского конфликта и частичного урегулирования претензий к ней со стороны мирового сообщества, я предполагаю увидеть не только снижение антизападной и антиукраинской риторики в российских СМИ. После неизбежных наград "за сопротивление Донбасса" этот процесс будет сопровождаться не шумной, но эффективной зачисткой крупных русско-националистических и милитаристских организаций, которые ранее находились под мягким контролем спецслужб. Люди типа Николая Козицина - вожаки казачества, ветеранов, реконструкторов и поисковиков, создававшие эти объединения в 1990-х, - будут смещены со своих постов и заменены безликими, но надежными офицерами действующего резерва ФСБ. Наиболее шумные или излишне запачканные в реальной уголовке сядут. Некоторые связанные с ними нелегальные торговцы оружием и копатели оного на полях войны – тоже.
"Боевые братства" сделали свое дело, а в качестве независимого и авторитетного в определенных кругах политического субъекта они для российской власти (да и для России вообще) крайне опасны. Поэтому борьба с ними будет вестись не на шутку.
Николай Митрохин06.06.2014
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..