В попытке объяснить самому себе, что происходит со всеми нами, написал то ли сценарий, то ли пьесу, под названием: ДОБРЫЕ ЛЮДИ. Написал без надежды на реализацию, но, возможно, кто-то прочтёт - и то ладно.
В этой
истории не будет особых страстей, детектива, ужасов разных и просто круто
закрученного сюжета. От всего этого автор, за долгие годы сценарной и
режиссерской работы в кинематографе, просто устал, а будут обычные, тихие,
добрые люди, с которыми я бы и сам не прочь подружиться, в необычных и случайных обстоятельствах – и
только.
Нужен пролог, знакомство с героями до этих,
самых обстоятельств.
Марина и Фёдор. Тогда они были еще мужем и
женой и дни, подчас, проводили в спорах, по любому поводу, и ругани.
Просторная кухня их загородного дома. Федор
кричит на Марину, Марина на Федора. Что они кричат – не так важно. Важно, что
Марина бьёт, в сердцах, посуду: одну тарелку, две, целую стопку – и это
несущественно.
Григорий Ревзин вещает с кафедры университета.
Студентов много, и слушают профессора внимательно и почтительно:
- Артур
Шопенгауэр – мизантроп и печальник – тем не менее, писал в минуту душевного
подъёма: "Только настоящее истинно
и действительно, оно – реально заполненное время и в нем исключительно лежит
наше бытие. Поэтому мы всегда должны бодро идти ему навстречу, следовательно –
всяким сносным и свободным от непосредственных неприятностей или огорчений
часом должны сознательно пользоваться как таким, т.е. не омрачать его унылым
видом по поводу несбывшихся надежд в прошлом или тревогою о будущем".
Антон – сын Федора и Марины – проходит
медицинскую комиссию перед армией. Сначала обычные обмеры-размеры. В трусах
стоит Антон на аппарате вес-рост. Рост приличный. Девушка в халате записывает
данные призывника.
- Как звать? – интересуется, гордый своим
ростом и весом, Антон.
Девушка
привычно показывает пальцем на бирку, белый халат украшающую. На ней имя:
ЕКАТЕРИНА.
Еще одно действующее лицо нашей истории: Клара
Петровна Ревзина, в девичестве Кротова. Спортзал, где она, в компании таких же,
немолодых дам, занята нехитрой гимнастикой под руководством тренера.
Гримёрная театра. Яков Бушуев украшает свою
физиономию нелепым гримом. При этом бормочет текст роли: « Начнём с холодных кушаний: с окорока ветчины
и с буженины, прошпигованной чесноком; затем горячие: зеленые щи и раковый суп,
с подовыми пирожками и слоеным паштетом; непосредственно затем ботвинья со
льдом, с свежепросольной осетриной, с уральским балыком и целою горою чищеных
раковых шеек на блюде… Жрали, гады, однако!
ИТАК:
ДОБРЫЕ ЛЮДИ
Литературный сценарий.
1.
Комнатенка под крышей дома залита
светом из круглого окна. Большой стол,
завален разноцветным тряпьём, деревом, картоном, войлоком… На столе несколько
готовых, самодельных кукол. Над одной из них, усатой и круглолицей, работает
Марина.
2.
Пригородное шоссе. Усатый и
круглолицый Фёдор гонит машину на предельной скорости и ругает весь Божий свет
последними словами.
- Суки, сволочи! – орёт он. – Трусы!
Дерьмо! Пропади всё пропадом! Ненавижу!
Замолчать ругателя заставляет
огромный лось. Он стоит посреди шоссе, раздувая ноздри, и не собирается
уступать дорогу.
Приходится дать по тормозам, машину чуть не
заносит в кювет.
Теперь Фёдор уже не ругается, а просто сидит,
вцепившись в баранку, и пялится на лося, мало что соображая.
- Федя – бредя съел медведя, - вдруг говорит
он.
Вновь шоссе, затем сворачивает Федор на лесную
дорогу, затем, по мёрзлым ухабам, ведёт машину вдоль пустоши, заросшей сорняком
к развалинам церквушки.
По хлипким мосткам через речушку выкатывает
Фёдор к давно, судя по всему, брошенной, оставленной людьми, деревеньке.
У одного из крепких срубов останавливается.
Окна, двери избы забиты гнилыми досками.
Фёдор освобождает дверь без особого труда…
Потом он сидит на лавке у стены в
пустой горнице. Здесь-то и смотреть не на что, кроме беленой печи, на которой
когда-то был грубо намалеван медведь…
На медведя Федор и смотрит.
3.
Дом в пригородном поселке. Здесь
тишина, покой и плотские радости. Впрочем, они позади у пары сорокалетних
граждан: Марины и Григория.
- Самое замечательное из одиночеств –
одиночество вдвоём- говорит Григорий. – Жить нужно долго. Никогда не думал, что
мы с тобой…
- Гриш, ты мне в любви признаешься с седьмого
класса, - говорит Марина. – Не надоело?
- Теперь уж не надоест никогда.
Здесь звонок – пронзительный, громкий, больше
похожий на сирену.
- Ну вот – сглазил, – поднимается Григорий.
Марина спешит к окну.
Из окна видит, как уже через раскрытые ворота
въезжает на участок знакомый нам автомобиль.
4. Марина распахивает входную дверь
навстречу Федору.
- Что случилось?
Федор молча проходит в дом. Не
раздеваясь, садится на диван в холле. Необходимо отменить главное украшение
холла – куклы. Много кукол. Целая семья расположена на каминной полке.
- Лось – гад – прямо на дороге… Чуть
не разбился, - говорит Фёдор.
- Какой лось? Не понимаю, - садится
рядом с ним Марина. – Что случилось? Почему
не улетел?
По лестнице, со второго этажа, спускается
в трусах Григорий.
- Гриня без штанов, - отмечает его появление
Фёдор.
- Ну, извини, - останавливается на
пол пути Григорий.
- Федя, очнись! – тормошит пришедшего
Марина. – Что случилось?
-Животные оборзели, - говорит Федор. – Решили – людям
конец. Им на вирус плевать. Стоит – гад рогатый -
хозяин жизни. На меня смотрит.
- Умный лось, -
говорит Григорий. – Он тоже у тебя хотел спросить, что случилось?
- Рейс отменили, - говорит Фёдор, стаскивая тёплую
куртку. – Все рейсы отменили. Всё закрыто, к чертям собачьим! Вирус! Эпидемия! Война!
Пропади всё пропадом! – резко поднимается.
– Хочу жрать!
5. На кухне ( и здесь живёт пара кукол) Федор, со
знанием дела, обслуживает сам себя.
- Ты мог… в
гостиницу, - говорит Марина. – В Шереметьево отличный отель.
- Чего это? –
заправляясь борщом, говорит Фёдор. – Здесь, между прочим, мой дом. Моими руками
построен. На мои деньги… Почему я должен… Я тут хозяин – пожизненно.
- Жадный ты,
пожизненно, Федя, - говорит, появившись на кухне уже в брюках, Григорий. – Был
жлобом, жлобом остался.
- Не хами, - даёт
мирный совет Фёдор. – Спишь на моей кровати с моей женой, и ещё хамишь.
- Я уже не твоя жена, - напоминает Марина.
- Извини, забыл, - находит блинчики с мясом Фёдор. –
Шикуете? Как для Гришки, так расстаралась…
- Не завидуй,- даёт
совет Григорий.
- Паника у них!
– вспомнив о своём, кричит Фёдор. – Смерти испугались! Все по углам! Жизнь по
боку! Бизнес по боку! Ненавижу!
- Кого это? –
подсаживается к столу Григорий.
- Всех! – ставит
точку Фёдор.- Человечество!
- Уточни, -
советует Григорий.
- Человечество
ненавижу… Людей люблю.
6. Он сидит в своём кабинете, у компьютера,
разговаривает по скайпу с Еленой.
- Всю жизнь не пёрло!
– жалуется Фёдор. – Надо же, всего на день опоздать. Еще вчера были рейсы… И
лось этот… Стоит столбом… Зверь!
- Не волнуйся,
- говорит с экрана Елена. – Скоро небо откроют. Ты прилетишь ко мне. И все
будет хорошо.
- Не знаю, - говорит
Фёдор. – Непруха вселенская. А вдруг –
навсегда.
- Ты -
пессимист, - улыбается Елена. – Нельзя так. Навсегда не бывает… Мы ждали
встречи 3 года, подождем еще месяц.
Фёдор раздраженно поворачивается на стук двери.
- Что тебе?
Елена опускает
на диван стопку белья.
- Замерзнешь на
голом диване?
- Один черт, - и
не думает благодарить Фёдор.
Марина спокойно
подходит к столу.
- Привет,
Леночка! – говорит она. – Федя злой. Его лось обидел, а проклинает все
человечество. К тебе рвался, а тут – облом… Слушай, может ты к нам?
- Не пустят, - говорит Елена. – Особо сейчас. Я,
Марин, большой начальник. Город на мне… Как твои куклы?
- Живут. Им на вирус плевать.
- Уйди! – требует
Фёдор.- Дай поговорить.
7. На веранде, укутавшись в плед, сидит у распахнутого
в сад окна, в кресле-качалке Григорий, курит трубку, краем глаза следит за
беззвучным мерцанием на телевизионном экране. На телевизоре, свесив ноги на
экран, сидит кукла лохматого человека.
С экрана
симпатичная дикторша сообщает публике:
- Один из самых
верных способов борьбы с тоской, тревогой, страхом – песня. Пойте! Есть у вас
голос, нет – пойти! Всё равно что и всё равно с кем. Пойте – соло, наконец.
Честное слово, помогает.
- А что? –
говорит Марина. – Была где-то гитара… Мы же пели когда-то… Нужно найти… Фёдор торчит у скайпа злой, разговаривает с Ленкой.
- Злой -то
злой, а аппетит не утратил, - отмечает Григорий. – Все блинчики сожрал… Впрочем…
Даже не знаю почему, а я рад, что Федька не улетел.
- Лживый вы,
мужики, народ, подлый, а как пел про одиночество вдвоём.
- Ладно, не сердись…Может ко мне тогда?
- Нет. У тебя старики, а я с твоей мамой… сам знаешь…
Смотри, смотри! – Марина показала на экран. – Уже в масках ходят.
- Слушай, а кто
это? – показывает на куклу Григорий.
- Не узнал. Я
думала – похож. Режиссер нашего театра – Витя Гарин… Гитара? Нет, найду обязательно.
- Найди, Мариш,
непременно… Я еще подумал: такого никогда не было в истории, чтобы весь мир в
карантине, в страхе. Весь – понимаешь? Все было: войны, чума, террор, а такого
не было. В Замечательное время живём!
8. Спальня. Марина одна в кровати. Не спит. Слушает
громкие, мужские голоса в соседней комнате. Вздохнув, поднимается…
9. На кухне, открыв холодильник, собирает на поднос
нехитрую закуску.
10. Кабинет Фёдора. Бутылка почти пуста. Выпивают
Фёдор и Григорий, сидя на ковре, посреди кабинета.
- Конец света! – почти кричит Фёдор. – Всему капец!
Всё было зря! Все твои самолёты, ракеты, поезда, пароходы! Устал Бог от
человечества, решил – хватит!
- Ты была
замужем за идиотом, - сообщает Марине Григорий, принимая у неё поднос с
закуской. - 20 лет подвига… Не пустили
его к бабе – значит теперь конец света.
- Ты полегче
насчет бабы, - приподнимается Фёдор.
- Ну, извини, -
разливает по рюмкам остатки водки Григорий, - но насчет идиота – факт. Мариш, давай
с нами? И да будут прокляты вещатели Апокалипсиса!
- Нет уж, - Марина устраивается в кресле у компьютера.
– Может, вещатели, орать перестанете? Заснуть невозможно.
- Твой бывший
считает, что конец света и заговор, - говорит Григорий. – Дикий человек. Ты с
ним правильно развелась.
- А твой Гришка
хоть и лекции читает, а дурак, - тянется за рюмкой Фёдор. – Прохфесор.
Правильно говорят: умные – учатся, учат – дураки.
- Жлоб.
Настоящий жлоб! Давай на брудершафт? – предлагает Фёдору Григорий… Ты куда? –
это он уходящей Марине.
- Да вы уж тут
вдвоём, на диванчике, а я спать хочу, - уходит Марина.
- Стой,
Маришка! – поднявшись, останавливает бывшую жену Фёдор. – Хоть ты скажи ему.
Как он не понимает: Каждую душу под контроль! Каждому по чипу под кожу! Все
поголовно в списках! Зачем?! Почему?! Не дремлет Большой Брат… Не спит, - но
сам Федор на диван рушится, будто теряет все силы разоблачительные. – Всё, -
бормочет он. – Хватит… Спать.
- Устал Феденька,
- улыбается Марине Григорий. – Ну и ладно…Пошли и мы отдыхать.
Пристально
смотрит на бывшего мужа Марина. Странно как-то смотрит. И вдруг:
- Что мы за
люди такие? – говорит она Григорию. –
Что мы за люди такие: всё у нас мирно и гладко… Развелись тихо, как кофе попили
с пирожными… Всё без проблем… Ни боли, ни страсти…Ничего!
- Ладно тебе,
идем, - пробует увести Марину Григорий.
- Ты Гришку
ненавидеть должен, – пробует поднять Федора Марина. – Какой заговор и конец
света…Он у тебя жену увёл. Семью разрушил! На дуэль должен вызвать. Кровью смыть
оскорбление! А они на брудершафт!
- Кончай театр,
- успокаивает Марину Григорий – Пошли. Пошутили – и хватит.
Фёдор приходит в себя. Удивленно смотрит на Марину.
- Скажи, скажи,
Феденька, - подсаживается к нему женщина. – Что мы за люди такие?
- Добрые люди, Мариш, тихие, - говорит Григорий. –
Чего ты расшумелась?
11. Утро. Спальня. Марина стоит у окна и смотрит, как
в саду ковыряет мёрзлую землю лопатой Фёдор.
- Что там? –
спрашивает, лёжа в кровати, Григорий.
- Федя могилку
копает вместо опохмелки.
- Кому?
- Не знаю.
Григорий
останавливается за её спиной.
- Вчера… Ты…
Насчет тихих людей, - осторожен он.
- Обиделся?
- Нет…
Подумал, права ты…Запущен какой-то другой вирус… Поражает исключительно мозг. И не в одной отдельно взятой стране, а во всем мире. Утих род людской… Пандемия эта
чертова и раньше была, - говорит Григорий, наблюдая за действиями Фёдора. –
Только мы её не заметили. Вирус, первым делом, тихо сожрал великих писателей,
поэтов, композиторов…Одна попса осталась… Все наше человеческое величье
скукужилось, потому как утихли, а тихие не стоят гения.
- Копает,
дурень, копает! – ставит точку Марина. – Крыша поехала.
- Правильно, -
бормочет Григорий. – Мы люди тихие, тихо
помешанные.
12. На кухне Марина и Григорий появляются уже тогда,
когда завтракает Фёдор. Стол велик места хватает всем. Марина хлопочет у плиты.
- Это у тебя
вместо зарядки? – спрашивает Григорий – Земельку ворошить?
- Нет, - усмехается Федор. – Вдруг подумал: самое
время для огорода. Посажу картошечку… Своя, молодая, рассыпчатая – нет ничего душистей.
- Ты ж вчера
говорил: конец света, - припоминает Григорий. – Какая картошечка?
- Чего спьяну
не сбрешешь, - поднимается Фёдор.
- Ты и трезвый
– дурной, - говорит Марина. – Рано сажать, холодно еще. Ты ж, Федя, деревенский
– должен знать.
- Понял, Гриня, почему я с этой женщиной развелся? –
спрашивает у Григория Фёдор, направляясь к выходу из кухни. Ответа он не ждёт.
Марина и
Григорий кофе пьют вдвоём.
- Может
писатели, поэты и вымерли, - говорит Марина. – Только философы разные остались,
особо доморощенные – это точно… и огородники.
13. Комнатенка под крышей. Мастерская. Марина работает
над куклой, похожей на Григория. Точно – он, ему и трубку приспосабливают.
Любуется художник своим изделием, оценивает. На звук мотора подходит к окну.
У дома Фёдор
возится с мотором. Марина открывает окно
- Куда запрягаешь? – кричит Марина.
- В поселок, в
магазин, - говорит Федор. – Не густо в холодильнике. На меня не рассчитывали?
Лишний рот.
- Я с тобой, -
решает Марина.
- Как хочешь, -
не спорит, захлопывая капот, Федор.
14. По дороге. В машине.
- Вчера в свою деревню подался, - говорит Марине
Фёдор. – Думал перекантоваться… Холодно, дров нет… В колодце воды чуть…
Снега-то не было зимой. И никого… Как Робинзон…От тоски быстрей сдохнешь, чем
от вируса… Ты извини.
- Чудило. За что?
- Ну, помешал вам.
Марина только смотрит на Федора.
15. На дверях поселкового магазина засов железный с
амбарным замком. Для непонятливых крупно, мелом:
КАРАНТИН.
Всё это видят из машины Марина и Фёдор.
- Я ж говорю: конец света, - комментирует Фёдор.
- Пошли, - не
согласна с ним Марина.
На служебном
входе в магазин ничего не написано, да и звонок работает. Дверь открывается не
сразу, но шаги слышны.
- Тебе чего,
Федор Иваныч? – спрашивает у посетителей хозяйка магазина.
- Ящик водки, -
ворчит Фёдор. – И хвост селёдки.
- Здравствуй,
Шура, - говорит Марина и проходит в темень магазина следом за молчаливо
гостеприимной хозяйкой.
16. Дорога к дому.
- Ящик – не
ящик, а две бутылки, всё-таки, купил, - ворчит Марина.
Федор вдруг, и
резко, давит на тормоза.
Стоит машина
посреди пустой, лесной трассы.
Молчит Фёдор.
- Федя, ты что? – осторожна Марина.
- Ты вчера про дуэль, страсти разные, - тихо говорит
Федор. – Чтобы мы с Гриней.
- Ладно,
поехали… Не будем… Я так, вдруг, - Марина даже руку свою опускает на ладонь
Фёдора.
- Нет… Я
должен… Может забыла… Когда меня в Грозном… Думал - инвалид на всю жизнь…
Никому, на хрен, не был нужен… Кто меня с того света – Гришка… «Москвич»
отцовский продал…Хирурга лучшего нашёл… Как был друг с третьего класса… А у вас
с ним и тогда любовь была… Знал я… А ты, со мной, из жалости.
- Перестань!
- Нет, из
жалости, по доброте душевной, а Гришка так и не женился, потому, как всегда, по
тебе сох… А ты – дуэль… С кем?
- Ладно уж, -
говорит Марина. – Чего это тебя на мемуары потянуло? Так и будем стоять?
17. У ограды дома, оглушительно сигналя, такси. У
машины, в нервном нетерпении, солдатик (Антон), с девицей (Катей).
Выходит из
дома, к гостям, на сигнал, Григорий.
- Во! –
приветствует его Антон. – Знакомься, Катерина – любовь моей матушки, зовут
Григорий Семеныч… А где сама?
- Скоро
вернется.
- Мы, Семёныч,
экономно, на электричке до райцентра, а
там пришлось… Всего тысяча, - просит Антон
- Сразу понял,
- расплачивается с таксистом Григорий.
Ждать его не
собираются. Антон, приобняв, ведёт девицу к дому.
18. Веранда. Григорий в кресле-качалке, трубку курит,
пробует вникнуть в текст на смартфоне. Шумно в доме: крики и топот.
19. Холл. Антон и Катя носятся друг за дружкой. Девица
скатывается по лестнице, прямо навстречу Марине, нагруженной покупками.
- Ма! – кричит
сверху Антон. – Это Катя. А я в дембеле на случай чумы-холеры. Всех призывников
по домам.
- Отнеси на
кухню, - Марина вручает девице покупки, садится на диван. Антон устраивается
рядом.
- А где Таня? – интересуется Марина.
- Разлюбил, -
сообщает Антон. – Еще давно… Ты забыла.
- Отец не
улетел, - говорит Марина. – Самолёты не
летают, пароходы не плывут.
- Где он? –
вскакивает Антон.
- Здесь, на
стоянке
20. Сад. Фёдор возится с машиной и попадает в крепкие
объятия сына.
21. Холл. Марина все еще сидит на диване. Стоит перед
ней Катя. Молча разглядывают друг друга. Первой нарушает молчание девушка сына.
- Только не
надо думать, - с вызовом начинает девица. – У нас, с вашим сыном, секса нет.
- Понятно, -
говорит Марина. – Значит, тебе комнату отдельную.
- Если можно? -
совсем другим тоном спрашивает Катя.
- Можно, почему
нельзя… У нас комнат много.
22. Фёдор и Антон сидят в машине рядом, на заднем
сидении.
- А этот,
Гришка, чего тут делает? – спрашивает Антон.
- Он тебе не
Гришка, - учит сына Фёдор, - а Григорий Семёныч… Потом, тебя никто не ждал,
меня тоже.
- Понял, -
усмехается Антон. – Я тащусь… Так и будем жить?
- Так и будем,
- выбирается из машины Фёдор.
23. Девушку свою Антон находит в комнатенке-светелке
под крышей. Катя рассматривает куклы. Одной из них поправляет на прическе шляпу
- Мамина мастерская, - говорит Антон, устроившись на
шатком табурете. – Сюда, значит, определили?
- А мне нравится. – говорит Катя. – Весело. Этот, с
усами, на твоего папу похож… Главное – дверь с замком.
- Понял, - вздыхает Павел. – Жаль… Жениться мне,
Катерина, рано, а организм своего требует.
- Ну, и привез
кого другого, для организма.
- Так думал –
уговорю.
Поворачивается к Антону девица. Смотрит на него,
смеется, потом говорит:
- Мне твои предки понравились. И Марина, и Фёдор
Иваныч. Даже не похоже, что они в разводе… Не понимаю.
- Чего тут понимать, - говорит Антон. – Жили, как кис
с гавом. Я потому и не стал поступать. Думал: отдохну от них в рядах пару лет,
хоть стрелять научусь. Хуже нет, когда предки, как чужие.
- Не похоже
что-то, - говорит Катя, снимая со стены большую фотографию целого класса школы.
– А я отца и не помню совсем… И дом у вас классный. Только не пойму: зачем
такой большой. Ты, навроде, один у папы с мамой… Слушай, а это кто?
- 10 «а» 189
школы, - вешает фото обратно Антон. – Перед
выпуском. Это отец, мама в первом ряду, дядя Гриша рядом, а это – Ленка. Отец к
ней должен был улететь. Они всегда дружили.
- Понятно, -
говорит Катя. – И дом большой для друзей.
- Нет уж…Отец, когда строил говорил: «Вот жениться
Антошка, и будет у меня семеро внуков и внучек. Для них и строю». Только какие
внуки, если попадаются разные Катерины.
24. Как-то так выходит, что вечером собираются они в
холле. Есть выпивка, закуска, музыка и даже танцы… Собственно, танцуют только
Антон и Катя. Родители и Григорий «паркуются» ближе к горящему камину. Разговор
у них идёт нехитрый, спокойный, улыбчивый.
- Вот ты, Гришка, всё знаешь-понимаешь, а по мне всё
на свете – чудо, - говорит Федор. – Всю жизнь в удивлении. Так, наверно, и
помру.
- Да, забудь ты
про этого лося, - говорит Григорий. – Наркоманы они. Любят выхлоп нюхать, потому на дорогу
лезут.
- Не то! –
сердится Федор. – Вот это… Вчера, в телеке, на рояле. Как он знает, на какую
клавишу жать? Ты мне счас про талант, тяжкий труд. Знаю, но по мне все одно-
чудо… Или самолет. Тонны веса, как он в небо? Читал про тягу реактивную, всю
твою физику, а понять не могу… Или гугл этот. Задал коробке железной вопрос:
секунда – читай ответ. Чудо! Невозможно это… Щука говорящая – сказка, вранье, а
ракета к Марсу летит – чистая правда. Нет, Гриня, одни чудеса на свете. Вот
вылез вирус какой-то, и весь мир по команде: смирно и налево кругом.
- Ты, Федя, сам
чудо, - говорит Григорий. – Я, трезвый и пьяный, а тебя люблю.
- Всегда так, -
сердится Федор. – Я ему серьезно, а он…
Марина показывает гитару, потрепанную, всю в
наклейках.
- Живая! – рад
Федор. – Я ж говорю – одни чудеса. Мариш, спой.
- Рояль в кустах, - но и Григорий доволен находке. –
Давай, Марина!
- Сейчас,
сейчас, - бормочет Марина. – Я тут придумала для «рояля».
Хорошо поёт
хозяйка, душевно:
- Нам не думалось, не снилось,
Что придет когда-то вирус
Что бедой нагрянет вирус.
И наступит карантин.
И сидим мы все отныне
В этом страшном карантине,
Как повисли на осине,
Как завязли вдруг в трясине.
Чтоб не думать о кончине –
Песни весело поём.
- Осина тут причем? – спрашивает Федор.
- Для красоты, - продолжает петь Марина:
- Как завязли вдруг в трясине.
Чтоб не думать о кончине –
Песни весело поём.
- Не шедевр, - говорит Григорий, - но слова спиши.
Будем петь хором. - Поёт его мобильник. – Мама, - определяет он по экрану. –
Привет! Как вы там? … Не понял… Где ты? О, Господи! – поднимается, идет к
двери.
25. У калитки в сад ждет Григория женщина в маске и черных,
разовых перчатках. Рядом большой чемодан на колёсиках
- Мама!
-открывает калитку Григорий. – Что случилось? Как ты?
- Отец
доставил… Тебя ждать не стал… Торопился…Дела у него. Он у нас нынче герой из
группы риска. Сражается с вирусом… Плевать, что пенсия, скоро семь десятков… Я,
Клара, врач и по долгу совести, что-то еще плёл…
Григорий ведёт
матушку и чемодан к дому, а она все говорит и говорит:
- Какая
самоизоляция! Заразы он не боится. Ему на неё плевать. И на меня ему плевать,
что, заметь, главное. Меня заразить он не боится, хотя прекрасно знает: легкие
у меня слабые… Твой отец, Гриша, чудовище! Впрочем, я знала это всегда.
Дверь открыта,
но через порог гостья переступать не торопится.
- Молчишь, -
говорит она. – Я понимаю. Ты всегда молчишь. Твой отец – образец для
подражания. Гуманист, демократ, добрая душа. Мать – эгоистка. Думает только о
себе. У тебя плохая мама?
-- Мамы плохими
не бывают, - говорит Григорий. – Мамы бывают разными.
26. Холл. Фёдор говорит Кате:
- Не верь Антохе – брешет! Я не менеджер по продажам.
Это случайно, временно, по необходимости. Я – пахарь, я – мужик. Таким родился,
таким помру.
- Точно, -
говорит Марина. – Вчера хотел картошку посадить.
- Хотел – и
посажу! – шумит Фёдор. – Между прочим, на пахаре, на мужике все в мире
держится. На тех, кто пашет, сеет, урожай берёт. Все остальное…
- Поехали на
тракторе! – говорит Марина. – Федя, уймись, - вновь берется за гитару Марина,
поёт:
- Как же, всё же надоело,
Что сидим мы все без дела,
Дел всегда невпроворот
Будто кляча околела
И телега не везет…
И тут сама
Марина, и вся компания застывают в изумленном молчании, увидев на пороге гостью
в маске и перчатках.
Да и Клара
Петровна, судя по всему, не ожидала увидеть такое количество присутствующих,
поющих, да еще без масок.
- Вот, -
говорит Григорий, будто прощение просит. – Мама приехала… Ищет спасение от
вируса.
27. Сад. Маме Григория, судя по всему, очень не
понравилось то, что она увидела. И Клара Петровна уходит. Григорий покорно
тащит за мамой чемодан. Клара Петровна
уходит и кричит в телефон, сорвав маску:
- Семен! Я не
прошу, я требую! Ты должен за мной вернуться. Вернись сейчас же! Почему? Не
понимаю. Почему не можешь! Перестань! Я не могу здесь остаться! Что?
Даже расстояние
до ворот не пройдено. Клара Петровна садится на чемодан и плачет. Григорий
стоит рядом и ждет, чем слёзы и бегство матушки завершатся.
- Твой отец
сказал, что у него плановая операция. Ему некогда разбираться с моими
капризами… Он бросил трубку. Они предал меня! Он сделал то, к чему стремился
всю жизнь… Предать!
- Холодно, ма,
- говорит Григорий. – Пошли в дом.
- Почему они
здесь?
- Кто, мама?
- Все эти
люди?... Я думала… Ты, Марина – и всё.
- Так
получилось, - говорит Григорий. – Рейсы отменили. Фёдор не смог улететь… Антона
из армии отпустили… Какая разница… Дом большой… У тебя будет своя комната.
28. Кухня. Завтракают Антон и Катя, друг на друга не
смотрят.
- Ребята? –
спрашивает Марина. – У вас сегодня мир или война?
- Чаки-чяк, -
нехотя отзывается Антон.
- Знаю я ваши чяки,
- вздыхает Марина. – Держись, Кать… Поматросит – и бросит.
- Мама! –
поднимается Антон. – Мы без тебя разберемся.
Входит
Григорий, и Марина вручает ему поднос с готовым завтраком.
- Героическая у
тебя мамочка, - говорит Марина. – Вторая неделя самоизоляции.
- Говорит, у
нее в роду были немцы, - принимает поднос Григорий. – Характер нордический и
стоический.
29. Комната Клары Петровны .( Редкое помещение в доме
– совсем без кукол). На столик у окна Григорий (он в маске) молча пристраивает
завтрак.
- Гриша, -
говорит Клара Петровна. - Можешь задержаться на минуту?
Григорий
задерживается. Молча ждёт у двери.
- Вчера я
слышала гитару… Опять, - рассматривая принесенный завтрак, говорит Клара
Петровна. - Не пониманию, сынок… Весь мир, если не в страхе и панике, то
понятной тревоге, а вы здесь… Веселье это, не понимаю. Пир во время чумы?
- Точно - пир,
- говорит Григорий. – Он писал «Маленькие трагедии» в изоляции, в карантине…
Холера… Теперь они исчезли. Нет Пушкина, нет Льва Толстого, нет Диккенса. И
некому нас защитить.
- Григорий! Ты бредишь… Очнись!- требует Клара
Петровна. – Причем здесь Пушкин? Пандемия, Гриша! Весь мир.
- Ладно…Нужно
быть в тревоге?
- Ну, хотя бы.
- Хорошо, я
передам… Это всё?
Клара Петровна
поворачивается к окну. За окном, своей комнаты на втором этаже, она видит
Фёдора, занятого огородом.
- Я хотела
спросить, - не поворачивая к сыну, говорит Клара Петровна. – Фёдор… Все это
странно… Видела вчера его в саду… с Мариной…Мило беседовали… Она что – устроила
здесь женский гарем?
- Мама,
перестань!
- Я надеюсь, вы
не спите втроём, в одной постели? Впрочем, теперь всё допустимо, теперь это
модно… Шведский брак, кажется?
- Фёдор спит в
кабинете, на диване, - еле сдерживается Григорий. – Это всё?
- Ну, слава
Богу, - поворачивается к сыну Клара Петровна. – И прошу тебя: впредь, к
завтраку черный хлеб, а не белый… Я тут у вас…
- Как
прикажешь, - уходит Григорий, на ходу срывая маску.
30. Кухня. Марина и Катя, похоже, заняты лепкой
пельменей. Есть в кухне телевизор. На экране всякие страсти происходят: грабеж
в «балаклавах», убийства, погони. В общем, вопли и кровавые сопли.
- Обеднеет
народ по безработице, - говорит Марина. – Шалить начнет, грабить… Может и к нам
явятся, а наши мужчины с ними в бой.
- И победят? –
спрашивает Катя.
- Обязательно.
Мы их что, даром кормим? Для подвига и покоя. Мужиков, Катя, кормить нужно сытно и вкусно.
Голодный мужик слаб, зол и опасен.
- И всё? –
спрашивает Катя.
- Ну, почти.
Входит злой Григорий подсаживается к столу.
- Почему они
исчезли? – спрашивает он сам себя.
- Кто, Гриш? –
спрашивает Марина.
- Пушкины и
Толстые Львы… Все гении. Все поголовно!
- Ты опять…
Кать, вот этому человеку придёт что-нибудь в голову, и он не успокоится, пока
сам себе не ответит, - говорит Марина.
- А что? –
смотрит на Григория Катя. – Они исчезли, потому что умерли.
- Точно! –
поднимается Григорий. – Катя, ты – гений!
- Они умерли. –
говорит Катя, - но и то, что жили - не очень-то помогло. Сколько было войн
потом, ужасов всяких, Хиросима. Не их люди послушались, а Гитлера, Сталина и
всяких там…
- Кать! Ты умница! – в восторге Георгий. – Сама
придумала?
- Даже в
сочинении написала. В десятом классе, что все они зря были, а мне тройку…
Написала, кто упырем родится, тот им и умрет, а добрый – он добрый пожизненно.
Моя бабушка так всегда говорила
- Катерина, не заносись, - спорит Марина. – А
образование, воспитание, среда.
- Огранка алмаза,
- говорит Катя. – Фальшак как украшай – он им и останется.
- Антону скажу, чтобы на тебе женился, - говорит
Григорий. – Только слишком умная жена – это, как потоп с извержением вулкана.
- Обижаешь, - говорит Марина.
- Почему? –
обнимает её Григорий. – Очень даже люблю
климатические бедствия.
Входит Антон.
- Ма, где тут
ведро с картохой?
- Антоша, друг,
- говорит Григорий. – Женись на Кате. Рекомендую. Красивая и умная. Чего еще
надо?
Марина находит
ведро, отдаёт его сыну. Антон, уходя, смотрит на Катю, но молчит.
31. Сад. Как будто, интересный разговор получился у
отца с сыном, во время дела нехитрого: посадки картошки.
- Па, а что, может и в натуре жениться? – спрашивает
Антон. ( Он стоит с ведром).
- На ком? – интересуется Федор, копая ямку и бросая в
неё картофелину
- На Кате.
- Не знаю… Нашел у кого спрашивать.
- У кого ещё!?
- Ничего я в
семейной жизни не понимаю… И вообще, здесь советы – пустое дело… Как получится
– кто знает?
- У тебя,
значит, не получилось?
- Почему? –
заканчивает работу Фёдор. – Вот ты получился.
- И всё?
- Хватит… Вон
какой здоровый мужик вырос… Даже жениться хочет.
- Па, я не
шучу.
- Антоха! Какие
шутки… Себя самого в таких делах спрашивать надо… И то промажешь… Скажу тебе
умную глупость: жизнь семейная – лотерея.
- Ты, значит,
не тот билет вытащил?
- Очень даже
тот. Красивей, умней твоей мамы нет никого.
- А почему
развелся?
- Когда-нибудь
расскажу… Всё, Тоха,… теперь у нас одна главная проблема в жизни.
- Это какая?
- Колорадский
жук! – торжественно сообщает Фёдор.
32. Комната Клары Петровны. Она стоит, подняв голову,
смотрит на часы. На этот раз старушка без маски. Входит Григорий.
- Ма, что опять?
- Часы
остановились, - тихо и как-то испуганно говорит Клара Петровна. – Я боюсь,
всегда боялась, когда они останавливались.
- Ерунда, -
говорит Григорий. – Заведём.
Часы высоко
расположены. Ему приходится стать на стул, чтобы снять их со стены.
- В младенчестве времени совсем не существует, -
говорит Клара Петровна. – В детстве – плетется еле-еле… В юности шагает в
разном ритме и с разной скоростью.
- Что ты
сказала? – пристраивает часы на столе Григорий.
- Ничего, так
просто… Только в старости время будто сходит с ума и мчится куда-то, не
разбирая дороги…
- Мчится, да,
наверно, - Григорий пробует достать батарейки.
- Знаешь, куда
несешься вместе с ним. – совсем уж тихо произносит Клара Петровна. – А
остановиться, замедлить шаг не можешь…
- Ма, - возится
с часами Григорий. – Это всё самоизоляция. Черти что в голову лезет. По себе
знаю.
- Отчего так, - бормочет Клара Петровна. -Не ведомо…
Надо бы наоборот. К чему и куда в старости спешить, когда каждый час, каждая
минута дороги… Бывает, спрошу у твоего отца: «Сень, сегодня, вроде среда?» А он
мне: «Клара, очнись, с утра – пятница». Надо же, сутки прошли, а я не заметила.
- Ну вот,
порядок! – говорит Григорий. – Всегда так, поворошишь батарейки – и вперед!
- Знаешь, Гриш,
- зачем-то забирает у сына часы Клара Петровна. -Иной раз, глянешь на календарь
и не верится, что год нынче две тысячи двадцатый.
Григорий
забирает у матери часы, снова забирается на стену, чтобы их повесить.
- Может, всё
дело в цене времени, - говорит Клара Петровна. – В детстве ты платишь за него
гроши, а в старости рассчитываешься золотом.
- Идёт твой брегет!
– говорит Григорий. – Хороший прибор, совсем тихо тикает…
- Спасибо, -
говорит Клара Петровна.
Уходит
Григорий, и Клара Петровна, совсем неожиданно для самой себя, идет следом за
ним.
33. Спускаются
по лестнице.
- Я тут недавно
прочла, - говорит Клара Петровна. –
Полиция в Америке остановила автомобиль. Он мчался по городу со скоростью 200
километров. Машину с трудом остановили и увидели за рулем старушку 90 лет
отроду. Бабуля так пробовала остановить время, разогнавшись до бешеной скорости…
Я понимаю, кто-то хочет купить молодость за деньги: операции пластические,
неравные браки – всё это попытки остановить время.
Лестница
приводит мать и сына в холл. Там вся компания: Марина, Фёдор, Павел и Катя. И
все они удивлены, увидев Клару Петровну.
- Добрый вечер,
- говорит им Клара Петровна. – Да, я вот она – собственной персоной… Что уставились?
Пришла, хотя старость не имеет права на сумасбродство, глупости разные. Да что
там право- сил на это нет, - Клара Петровна опускается в свободное кресло у
камина и продолжает свой монолог, теперь уже ни к кому не обращаясь. – В
молодости ты смотришь на мир с жадностью и любопытством… Да, да – с жадностью.
В старости тебе кажется, что весь мир смотрит на тебя: кто-то с равнодушием,
кто-то с жалостью, но никто, никто – с надеждой… Ладно, не буду вас стеснять! –
Клара Петровна поднимается, с неожиданной лёгкостью, уходит.
- Ничего себе
бабуля! – говорит Антон, когда стихают шаги Клары Петровны.
- Это пандемия,
вирус, - будто извиняется Григорий. – Старость боится смерти.
- Помолчи,
ладно, - советует Григорию Марина.
33. Сад. Мангал. Шашлык жарится. Погода отличная, а
потому стол вынесен на воздух. Вокруг стола все домочадцы, включая Клару
Петровну.
- Вы тут от
безделья спорите, - негромко говорит она Григорию. – А твой папа всегда
говорил: у людей одна проблема: вернуться в рай, в бессмертие. Лет через сто
так и будет. Научатся лечить все болезни, пересадка органов – и всё такое.
Каждый будет жить столько, сколько захочет.
- Ужас, мам…Не
дай Бог, - плохо слушает её Григорий.
- Ты ещё молод,
не понимаешь..
- Начало, ура!
– поднимает рюмку Федор. – Первая ласточка. За это и выпьем. Всё – вышли на
плато. Карантин скоро побоку, весь!
- Да, погоди
ты! – поднимает шампуры с шашлыками Григорий, несет их к столу.
- Кать! –
шепчет девушке на ухо Павел. – Выходи за меня замуж.
- А почему
шепотом? – спрашивает Катя.
- Могу и в крик,
- не спорит Павел. – Слушай, народ! Зову Катюху замуж!
Фёдор даже о
рюмке забывает, Григорий о шашлыках. Паузу неожиданно прерывает рёв
мотоциклетного мотора, затем стук железа по железу.
У калитки в
сад стоит мотоцикл, рядом бородатый байкер
в чем-то, вроде комбинезона, и бьёт палкой по калитке. Перестает привлекать к
себе внимание и голосом громоподобным объявляет:
- Бушуев Яков. Странник. Хожу по домам. Сообщаю
весть. Душой, телом здоров.
Домочадцы
невольно к воротам приближаются. Федор даже открывает калитку.
- Проходи, -
говорит он. – Что скажешь?
Бушуева дважды приглашать не приходится, и он начинает
голосом умелого оратора:
- Полна бочка
наша, полна пороха. Искры малой хватит, чтобы взрыв. Так войны начинались.
Америка бунтует. Что делать с порохом этим, с тоннами ненависти?
- Может
выпьешь? – предлагает оратору Фёдор.
- Погоди, -
отказывается Бушуев. – Не сбивай градус… Сама природа наша бунтует. Совладать
не можем. Почему?! Эгоизм! Вирус нам в наказание. Варимся в собственном соку.
Не спаяны воедино общей цепью, не хотим подняться выше… Никогда не станем
равны. Не решимся на подъём. Забываем о цели творения и никогда не станем равны
в грехах наших. К единству зову! Поднимемся над завистью, ненавистью, местью.
Услышим зов будущего!.. Всё!
- Так,
присаживайся, - предлагает Фёдор. – По шашлычку!
- Спасибо… Надо
ехать, нести людям правду бытия,- отказывается Бушуев. – С вас пять тысяч.
- Да ты не
странник. Ты – артист. – усмехается Федор.
- Ну, артист, а
где сейчас мой театр? - принюхивается Бушуев. Подумав крепко, соглашается. –
Ладно, можно и по шашлыку.
И вот их уже за
столом семеро. Яков Бушуев и выпивоха, и едок первоклассный.
- Где ты видишь
бочку ненависти? – спорит с гостем Григорий. – Сидим мирно, пьем, закусываем.
Солнышко светит, птички поют. Где?
- Так я
фигурально, - отмахивается Яков Бушуев. – Телевизор смотреть надо.
- А ты не
смотри, - предлагает Фёдор, наливая в пустую рюмку странника.
- Это мысль, -
соглашается тот и выпивает налитое залпом.
34. Холл. Больше пустых комнат в доме нет. Федор и
Григорий ведут гостя к дивану.
- Чалиться
всем, - бормочет Бушуев. – Чалиться за грехи… бочку ненависти…Нет, не так… У
меня записано… Каяться всем…А чего делать? Как жить… Бензин скоро ёк… Куда
дальше, люди?
Бушуева
укладывают на диван. Федор даже пробует снять с гостя тяжелые ботинки.
- Сам, сам, -
отстраняет его Бушуев. Ему удается снять один ботинок, на второй сил не
хватает.
35. Утро. Спальня. Григорий смотрит на Марину, строго
смотрит.
- Чему
улыбаемся?
- Так…
Подумала: удивительный возраст – 40 лет. Одна моя подруга стала бабушкой,
другая родила двойню. А я, похоже, в один год стану опять мамой и бабушкой.
- Не понял. Ты что – беременна?
- Похоже на то, - перестаёт улыбаться Марина.
Здесь Григорий орать начинает, выскочив из койки,
бросаться на Марину. В общем, вести себя так, как может повести себя взрослый
мужик, у которого появляется шанс стать впервые отцом.
- Да
здравствует карантин! – орёт он. – А ты тут пела? Осина, трясина! Спасайся кто
может! – в итоге Григорий счел, что радостной вестью нужно, прежде всего,
поделиться с лучшим другом. – Феде, Феде сказать нужно!
- Совсем
спятил, - ставит точку Марина.
- Точно, -
подумав, соглашается Григорий. – Сначала свадьба!
- Нет уж, -
отказывается Марина.
- Это еще
почему?
- Потому… Мы с
Федей в браке 20 лет были, и каждый день по сто раз ругались… А развелись –
лучшие друзья.
- Но ребенок! –
искренне огорчён Григорий.
- Родится,
тогда подумаю.
Утро это богато
сюрпризами. Стук в дверь. На пороге Клара Петровна.
- Извини, -
говорит она. – Но мне приснился сон, что папа умер… Мне нужно ехать.
- Здрасти! Мам,
вчера говорили с ним. Всё в порядке. Бодр, работает и жизнью доволен… Куда ты?
36. Уходит
Клара Петровна. Спешит за ней Григорий, натягивая на ходу брюки.
В холле, на
диване сидя, беседуют о доверительном Федор и Яков Бушуев.
- Стоит,
понимаешь, сволочь! – нервничает Фёдор. – У меня 150 лошадей, тонна железа,
скорость под двести, а ему плевать!
- Зверь, -
поднимает руку Бушуев. – Что твой лось, за ним – космос, вселенная, а мы кто:
букашки-таракашки. Одни понты, нас и нет вовсе… Мы, Федя, недоразумение
природы.
- Врёшь! – не
согласен Фёдор. – Ты скажи лучше: вот пройдёт этот чертов вирус – неужели не
хрена, ничего! Не изменится?
- Обязательно.
- И что будет?
- Вирус
кончится.
- Убью! –
обещает Фёдор.
Дальнейшее объяснение Григория с матушкой происходит в
их присутствии.
- Гриша, я
знаю, что такое сны… Мои сны. Он лжёт. Ему плохо. Он болен. Я должна ехать.
Немедленно, как ты не понимаешь?
- Не понимаю, -
упрямится Григорий. – И не пойму. Дикость какая-то. Хочешь, вот сейчас. Звоню!
– Григорий жмёт нужное на смартфоне. – Вне доступности… Ну, в больнице он,
операция.
- Мотор гудит!
– докладывает Федор. – Едем, Клара Петровна! Вмиг доставлю! Дети не понимают
родителей.
- Спасибо,
Федя, но твоя тачка вечно ломается, - показывает Клара Петровна на Якова. – Он
меня довезет.
- Я? – удивлен
Бушуев.
- Обязательно,
- говорит Клара Петровна. – Как увидела вас вчера – сразу подумала: этот за
мной.
- Мама!
Мотоцикл – опасно! – спорит Григорий. –
Очень! Ты когда-нибудь, в жизни…
- Никогда, но
всегда мечтала… Мотор ревёт, ветер, скорость… А потом – вестники, пророки – бессмертны.
Как там: мы с ним общей цепью. Покаемся – и вперед!
- А что? - говорит Яков Бушуев. – Вторая каска
у меня есть. – извлекает из кармана текст. – Стоп! У меня здесь, на тему! –
Читает с пафосом: « До сих пор мы жили как? Безобразно жили, зарабатывая друг на
друге. А сейчас мы должны начать жить, для того чтобы помогать друг другу. И
это peвoлюция вселенского масштаба. Такого еще не было в истории человечества!»
37. Клару Петровну и Бушуева провожают всем коллективом.
- Ма! –
нервничает Григорий. – Только крепко держись! – Якову: - Понимаешь, кого
везешь?
- ЧЕЛОВЕКА! –
важно отвечает Бушуев, помогая Кларе Петровне надеть каску.
- Петровна! –
пробует остановить старушку Федор. – Ей Богу, довезу.
- Отстань! –
Клара Петровна уже в «седле».
Бушуев с места
берёт осторожно, но скорость набирает незамедлительно. Проводив взглядом
мотоцикл до поворота, все пятеро направляются к дому. Впереди Антон и Катя.
- Никогда бы не
сказал: крутая бабуля! – говорит Антон. – Кать… Правда, я серьёзно… Выходи за
меня…Я тебя, это, полюбил… Хоть счас подадим заявление: отец отвезет.
- Не хочу, -
говорит Катя. – Рано нам, Антошечка, жениться… И врешь ты всё – про любовь.
Смотрит на Катю
Антон и неожиданно признаётся:
- Не знаю,
может и вру.
- Спасибо за
честность, - благодарит Катя.
- Да ну тебя! -
Уходит от Кати Антон, решительно и
обиженно уходит. Догоняет его Катя и еле слышно:
- Приходи
ночью. Дверь не закрою.
Федор и Марина со стороны, издали наблюдают за
объяснением молодых. Григорий думает о своём и вдруг горячо, со страстью:
- Революция вселенского масштаба! Ничего не
понимаю! – кричит Григорий. – Ни в чём… Ни в жизни этой… Ни в людях… Вирусе это
проклятом…Маму родную знать, понять не сумел… 10 лет учу чему-то студентов,
ничего не понимая в том, чему учу! Зачем!?
38. Кабинет. Ночью Фёдора будит скайп. Заспанный –
подлетает он к экрану, включает связь.
- Извини! –
говорит Елена. – Разбудила, да… У вас ночь, но не хотела ждать. Прилетай. Билет
есть. Полетишь сопровождающим товара на грузовом. Билет шлю.
- Ленка, ты –
гений! – рад Федор.
- Иди, досыпай,
- говорит Елена. – Спокойной ночи.
Федор не сразу
отправляется досыпать. Сидит у «мертвого» экрана, словно старается понять: рад
он предстоящему полёту или…
39. В ту же ночь, стараясь ступать бесшумно,
поднимается Антон к комнатенке Кати. Ручку двери нажимать нет нужды. Дверь и
так приоткрыта.
Антона
встречает Екатерина на фоне круглого окна, залитого лунным светом, во весь свой
прекрасный, обнаженный рост.
Картина
настолько фантастическая, что Антон не сразу переступает порог.
40. На следующий день провожают Фёдора. Он стоит у
распахнутой дверцы своей машины.
- Федь, -
говорит Григорий. – Картошечку твою, когда соберем, – прислать?
- Да пошел ты!
– злится Фёдор.
- Груз-то
какой? – спрашивает Марина.
- Какая
разница, - отмахивается Фёдор.
- Па! – говорит
Антон. – На грузовом кормить не будут – факт. А лететь семь часов.
- Мама собрала,
- хмурится Федор. – С голоду не помру. Давайте обниматься.
Катю он
обнимает первой, потом Марину, Григория, Антона. Садится за руль, но мотор
заводит не сразу, смотрит на провожающих.
- Федя – бредя
съел медведя, - сам себе говорит Фёдор.
Провожающие
смотрят вслед машине, пока она не исчезает за поворотом.
41. Мастерская
Марины. Мастерит она новую куклу, очень похожую на Клару Петровну. Катя за работой Марины наблюдает.
- А у меня была
одна кукла. Всего одна - Нюся, - говорит Катя. – Любила её, ужас как… Был
пожар, сгорела Нюся… Так плакала…Неделю, наверно… Плачу и плачу. Бабушка тогда
сказала: кукол надо много иметь, чтобы не плакать. Вот у вас много кукол.
- Много, да, -
говорит Марина. – А я плакать никогда не умела, даже в детстве.
- Так не
бывает, - не верит Катя.
- Все на свете
бывает, - говорит Марина, любуясь куклой старушки.
Катя вновь
снимает коллективную фотографию со стены.
- Это Лена, да?
К ней Федор улетел?
- К ней, -
кивает Марина. – Бедная Ленка. Трижды была замужем – и мимо. Может с Федей
повезёт.
- Сложно у вас
всё, - вздыхает Катя. – А я так не хочу. Хочу, чтобы…
- «Они жили
долго и счастливо, и умерли в один день», - говорит Марина. - А не скучно
будет, девочка, без ссор и скандалов, измен, страстей сложных, всевозможных … В
общем, без мира и войны?
- Как в кино, -
говорит Катя.
- Точно, как в
кино.
Входит Григорий.
- Мама
оказалась права, - говорит он. – Сон «в руку». Отец заболел. Подозревают вирус.
42. Холл. Сборы в дорогу.
- Может мне,
всё-таки, с тобой? – спрашивает у Григория Марина.
- Нет, -
говорит Григорий.
43. Марина провожает Григория к автобусной остановке у
трассы.
- Неправильно
это, - говорит она.
- Ну, чем ты
поможешь? Ты – не врач.
- Ты тоже не доктор.
- Я – сын… И нельзя тебе рисковать.
- Это еще почему?
- Забыла? Ты беремена.
- О, Господи! – только и вздыхает Марина.
Подкатывает автобус. Дверца распахивается.
- Без маски не пущу, - говорит водитель, и сам он
почти в противогазе.
Есть маска у
Григория, напяливает он её раздраженно на физиономию, но тут же сдирает, чтобы поцеловать
на прощание Марину.
44. Лес. Домой Марина не торопится, собирает
землянику.
45. У ворот дома её ждут Антон и Катя.
- Ма! Где тебя носит? Мы думали – ты уехала.
- Земляника пошла, скоро лисички будут, - говорит
Марина. – Соберем – угощу. Есть такой рецепт: отвар лисичек с картошечкой,
лучком, на сметане.
- Мне СМСКа
пришла, - говорит Антон. – Дембелю конец. Зовут в часть.
Марина будто не
слышит сына, идёт к дому.
- Ма! –
догоняет её Антон. – Я ехать должен!
- Не кричи, -
останавливается Марина. – Слышу… Как сговорились… Все сразу, - смотрит на Катю.
– Ты тоже?
- Она со мной,
- говорит Антон.
Молчит Катя.
- Ну, и
проваливайте! Провожать не буду!
46. Остаётся немного лирики. Светелка под крышей.
Марина стоит у круглого окна. Провожает Антона и Катю взглядом. Они уходят,
взявшись за руки.
Потом она сидит
у стола с куклами. Трудится, заканчивая работу над куклой байкера-актера. Слова
своей песни бормочет:
- Как же, всё же надоело,
Что сидим мы все без дела,
Дел всегда невпроворот
Будто кляча околела
И телега не везет…
Кукол Марина выстраивает, словно для танца, в хоровод:
Фёдора, Григория, Антона, Катю, Клару Петровну, Якова с мотоциклом.
Вздохнув,
поднимается. Вновь стоит у окна. Перед Мариной никого: сад, ворота, опушка
леса…
Ставит Марина перед собой одну из кукол, спрашивает:
- Почему они все уехали? Не надо было… Почему? .. Не
знаешь… И я тоже.
И по лицу
Марины бежит одна-единственная слеза.
