Мирон Я. Амусья,
профессор физики
«Восточный экспресс»
(Личное, но беглое
знакомство с Китаем и частью округи)
Горит восток зарею новой.
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Полки ряды свои сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
А.
Пушкин
Если признать таких людей чужими, то с таким же правом могут чёрные и
жёлтые люди признать чужими белых. Кто же ближний? На это есть только один
ответ: не спрашивай, кто ближний, а делай всему живому то, что хочешь, чтобы
тебе делали.
Л.
Толстой
Над Пекином небо сине,
Меж трибун вожди косые.
Хоть похоже на Россию -
Слава Богу - не Россия.
А. Раскин, по А. Городницкому
Китай
давно и прочно занимает место в моём сознании и памяти. И вовсе не из-за
знакомства с учением Конфуция, или какой-либо иной философией. Как физик, к
философиям я обычно не питаю ни особого интереса, ни пиетета. Но эта огромная
страна, по до сих пор не ясным причинам, издавна привлекала гораздо больше
моего внимания, чем почти такая же по населению Индия. Настораживали своей
возможной справедливостью слова «русский с китайцем братья навек, крепнет
единство народов и рас», поскольку был уверен, что для меня, не
прописанного отдельной строкой, определённо не найдётся между ними места.
Пугающая
поступь Мао Цзедуна и его
приверженцев, изгоняющего Чан Кайши из континентального Китая, резко усиливала
область распространения нового варварства. Учитывая грузинское долголетие, я
страшился, что не видать уже мне «света в конце туннеля». Боялся, что
варвары 20 века покончат с современным Римом, под которым я разумел США. Потенциальная
угроза, исходящая от такой большой страны, стимулировала чтение трудов её
руководителя. У меня до сих пор на
даче есть четырёхтомник Мао. Политика Китая многие годы была для меня подтверждением
слов «Сталин и Мао слушают нас», даже после того, как навсегда разжались
цепкие лапы «вождя народов». Но это величайшее радостное событие 20 века
сделало меня исторически оптимистом, свято верящим, что «не скроют тучи
солнца, нет, не скроют». Как пелось в когда-то хорошей песенке:
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать,
Радости скупые телеграммы.
После того, как советский
вождь, пользуясь вульгаризмом, откинул копыта, СССР вступил в эру изменений,
расцветшие надежды которых помогали забыть о возможности последующих волн
одичания. В то же время в Китае процесс одичания с небольшими колебаниями,
вроде одномоментного «пусть расцветают сто школ, пусть соперничают сто школ»,
набирал силу. За примерно двадцать лет, с 1956 по 1976, когда Мао, наконец,
убрался на тот свет, чего только не испытал на себе китайский народ. Был
несколько лет «большой скачок», когда всех людей норовили загнать в
коммуны, а сталь заставляли выплавлять в дворовых печах. При этом коллективно и
по приказу ловили мух и воробьёв. Период закончился легко предсказуемым со
стороны провалом. За скачком последовала «культурная революция», когда
науськиваемые Мао и его левыми сторонниками, по стране носились толпы
необразованных хулиганов из числа студентов, старших школьников и
низкоквалифицированных рабочих.
Они были организованы в
отряды, и назвались «хунвейбинами
(красногвардейцы)» -из недоучек, и «цзаофани
(бунтари)» - из рабочих. Вся их грамота и источники информации
свелись к цитатнику из сочинений Мао и «дацзыбао
(стенгазет)». Многочисленные отряды орудовали по всей стране, громя
не только и не столько старую бюрократию, сколько профессуру. Ненависть к
профессуре, желание позакрывать университеты у плебса идёт, видно, с тех
далёких времён, когда, по преданию, Архимед принёс сколько-то волов в жертву,
знаменуя своё научное открытие. Говорят, что с тех пор «скоты дрожат от
страха, когда делаются научные открытия». Уместно дополнить, что они же
нередко предпринимают превентивные шаги, чтобы не дрожать, т.е. открытий не
допускать.
Жертвами культурной
революции стала не только научная интеллигенция, но и писатели, художники,
музыканты. Люди были обязаны не расставаться с цитатником из речей Мао, а
музыканты сочиняли на них музыку[i]. Помню судьбу Лю
Шикуня (вторая премия, первая у В. Клайберна, конкурса Чайковского в 1958),
которого шесть лет продержали в тюрьме, в одиночке, и, избивая, серьёзно
повредили ему предплечье. «Левый курс» полностью разрушил Китай экономически
и культурно, что стимулировало желание Мао покончить с бывшими ближайшими
слугами, прозванными «бандой
четырёх», и в итоге отправленными в тюрьму, и начать налаживать
отношения с США, что проявилось в приезде Р. Никсона в Китай в 1972.
Однако, как ни отвратительна
была политика Мао, она всё-таки даже отдалённо не достигала той степени
преступности, какой характеризовалась сталинщина. Это отражалось в том, что не
было того масштаба и жестокости прямо организованных государством чисток с
расстрельным исходом, которые пережил СССР. Не было того буквально поголовного
физического уничтожения всех бывших членов высшего руководства страны и партии,
которое сделало сталинщину исторически уникальной. Так, в Китае явные противники
вывертов Мао Чжоу
Эньлай и Дэн
Сяопин пережили весь трудный период, причём первый оставался на посту
премьер-министра страны до конца своих дней в 1976, наступивших немного ранее,
чем у Мао.
После спасительной для
страны смерти Мао, Китаю повезло – Дэн, несмотря на ситуацию и недавние
унижения, нашёл в себе силы и желание выработать чрезвычайно успешный курс
развития своей страны, и воплотить его в жизнь. Именно в период его идейного
руководства (формально руководителем Китая он никогда не был), Китай
превратился из пугала с ядерной бомбой (атомная, во многом подарок СССР, была испытана
в 1964, а водородная, своя – в 1967) и посмешища от регулярно повторяемых сотен
пустых «серьёзных
китайских предупреждений», во вторую экономику мира. С того времени,
благодаря реализации программы Дэна, начался процесс превращения Китая в
истинно великую державу. Притом державу быстро и эффективно развивающуюся.
С
детства я слышал о необыкновенном трудолюбии китайцев – прошлое поколение
хорошо помнило образцовые китайские прачечные, когда-то монополизировавшие всю
эту службу, по меньшей мере, в Петрограде. Дэн с самого начала понимал, что
Китай необходимо в первую очередь накормить, т.е. наладить производство еды и
самого необходимого. Он смолоду читал Н. Бухарина и, по сути дела, организовал
в Китае, НЭП по типу СССР со всем его неизбежным и живительным
частнособственническим уклоном. Но, в отличие от СССР, его не закрыли в Китае
силой через пару лет, а дали развиваться сравнительно беспрепятственно. С
другой стороны, в Китае сразу поставили политические свободы позади экономики.
Позволю само-цитирование написанного в 1989: «Издерганному нехватками,
очередями, дефицитом, нуждой человеку не до идеалов свободы, не до высот интеллектуальней и культурной жизни. Иначе
говоря, предельно зависимый и униженный экономически, человек не будет
независим, полон самоуважения, и свободен политически». Дальнейший ход
событий это весьма очевидное замечание полностью подтвердил, и подтверждает, в
отношение РФ до сегодняшнего дня.
В
Китае не разоблачали культа Мао, не сбрасывали его памятники, хотя его огромная
вина перед Китаем очевидна. Там, ограничившись разгромом и жёстким наказанием его
ближайшего окружения («банды четырёх» и отнесённых к ним), занялись
развитием производства продуктов питания и промышленных изделий, начиная с
самых простых. Что касается гражданских свобод, то они были, да и остаются до
сегодняшнего дня крайне ограниченными, и технологический процесс не
сопровождается соответствующим расширением гражданских свобод. Ограничение
личных свобод коснулось даже размера семьи, которая длительное время не имела
права заводить второго ребёнка. По счастью для него, Китай оказался не
чрезмерно перегружен полезными ископаемыми, и источником его богатства сразу стала
рабочая сила, по началу совсем дешёвая. Вынужденно обходились в первое время
даже без сколько-нибудь развитой пенсионной системы.
Со
временем, причём довольно быстро, развилась промышленность, и диапазон
производимых товаров быстро расширился. Появилась развитая пенсионная система. Многие
производства из наиболее передовых стран начали их хозяевами переводиться в
Китай, причём местные власти старались обеспечить, за счёт знакомства с
новинками с Запада и США, обучение своих рабочих и инженеров. Молодые китайцы
получили возможность обучаться за рубежом, включая лучшие университеты мира. Так,
в 2017 в США обучалось 370 студентов из Китая. А сам Китай, разумеется,
приобретал ноу-хау, и не только по легальным каналам, но и в обход авторских
прав, в том числе, прямо воруя эти права и самовольно выпуская скопированную
продукцию под другой маркой – как многие годы делал СССР, да и, не исключаю,
сейчас делает РФ.
Помню,
как мой троюродный брат, ныне покойный, сказал мне перед докладом в
Нью-Йоркском университете: «Увидишь, половина твоих слушателей будут китайцы!».
Он оказался неправ – все 100% студентов были китайцы. В голове издавна сидел
образ китайцев, одетых почти одинаково,
будто в униформу. Уже в конце 80х-начале 90х китайцы начали посещать научные
конференции, причём одевались уже не в униформу. Было, однако, одно принципиальное
отличие их от приезжавших из СССР и затем из РФ – они не были вынуждены
канючить у оргкомитетов или просто у коллег отмены организационного взноса,
оплаты гостиниц и выдачи суточных. А этим ведь приходилось заниматься в конце 80х
- начале 90х всем приезжим из СССР/РФ – исключения мне неизвестны.
На
что способны трудолюбивые китайцы, я осознал, когда в 1990 проездом был в
Сингапуре, который в моих глазах стал просто воплощением чуда – создания
богатейшей страны только головой и руками – без привлечения природных ресурсов.
А ведь Сингапур населён, в основном, китайцами. Чудо Гонконга это ведь не
только достижение английских технологий и менеджмента, но и китайского
трудолюбия. Побывав во многих городах США, всегда заглядывал в китайские районы
– чайна-тауны. Там было где спокойно и хорошо поесть, а также дёшево и удобно
купить. Помню, однако, как разговорился с преуспевающим на мой взгляд хозяином
ресторана. Он, не отрицая своих успехов, отметил, что не хотел бы, чтобы его
сын шёл по его стопам. Он мечтал для него о карьере образованного человека. Я
подумал тогда – соединения трудолюбия и образования, если к этому добавится
хороший английский, сделает китайцев сильнейшими конкурентами на рынке
высококвалифицированного труда.
Потихоньку
во мне крепло желание самому, пусть и неизбежно мельком, но увидеть эту,
большую по площади и гигантскую по населению, страну. Я верю в первую очередь в
то, что вижу сам, своими глазами, в то, что можно пощупать руками и, коль в
принципе съедобное, попробовать на вкус. Разгром студенческой демонстрации на
площади Тяньаньмэнь в 1989 произвёл, однако, на меня столь сильное отталкивающее
впечатление, что приглашения из КНР я отклонял, ссылаясь на занятость. Однако с
годами любопытство взяло верх, и в 201О мы с женой отправились в путь, но не
прямо в КНР, а, так получилось, к сравнительно близким соседям – в Южную Корею
и в Китайскую Республику (Тайвань).
В
Сеуле и Тэджоне я выступил с
несколькими докладами, и разговаривал с сотрудниками в общей сложности в трёх
университетах и двух исследовательских центрах. В Тайбэе и Хуаляне (на северо-востоке Тайваня)
выступал с докладами на семинарах университетов, вместе с женой ездил на экскурсию
в национальный парк Тароко. В Тайбэе я прочёл
недельный цикл лекций. Хозяева запланировали по шесть часов в день, но я
попросил пощады, и остановились на четырёх. Однако желание выудить у приезжего
как можно больше я оценил, и поощрял. И там, и там ожидаемо столкнулся с
высокоразвитой наукой, техникой и технологией этих стран, теснейшим образом
связанными с соответствующими областями человеческой деятельности на Западе, в
первую очередь в США. Связь проявляется как в том, что корейцы и китайцы едут
учиться в США, так и в том, что люди высокой квалификации приезжают регулярно в
эти страны из США. Притом не только те, кого манит к соплеменникам, но и вовсе
не соплеменники – ни сами, ни по супругу.
Обе страны начали практически с нуля
после ВМВ, и создали высокоразвитое хозяйство, построили отличные города, с
музеями, театрами и концертными залами (пару раз были на концертах в Тайбэе). Страны
стали процветающими, современными, по стилю жизни западными, демократическими,
но в то же время, остались и национальными государствами. Налажено отличное
железнодорожное сообщение внутри стран, есть огромные, интенсивно работающие
аэропорты, известные на весь мир производители, Проезжая по дорогам, встречаешь
заводы знаменитых компаний – Самсунг, Хёндаи, ЛЖ Электроника, Киа, ЛЖ химия и
многих других. Разговаривая с людьми, понимаешь – они «за учителей своих заздравный
кубок поднимают», но осознают, что выросли из коротких штанишек. В обеих
странах есть опасения своих соседей, чьё поведение не всегда поддаётся простому
анализу, т.е. КНДР и КНР, соответственно. Однако если в Корее связей Север-Юг
практически нет никаких, то из КНР в Тайвань и обратно идёт непрерывный поток
Боингов 747, и нескончаемая колонна морских судов следует через Тайваньский
пролив.
Национальный и демократический
характеры государства, время существования и достигнутый уровень развития, а
также ощущение угрозы, исходящий от соседей, есть общие черты, сближающие этих «азиатских
тигров» с Израилем. Несопоставима по значимости с общим, однако задевает
разница в чистоте и отремонтированности городов – здесь Израиль явно отстаёт. Сами
города отличает сочетание современной архитектуры с сохранением старых
построек, включая здания, сохранившиеся со времени колониального существования.
Выдающимся городским сооружением Тайваня является «Тайбэй 101», 509-метровый
небоскрёб, один из самым высоких в мире (Фото 1).
Чистоту
и порядок своих улиц местные объяснили комбинацией школьного воспитания, работы
служб уборки и ремонта, и отнюдь не либеральных штрафов. Отмечу попутно
позитивную роль просто очень больших штрафов в обеспечении чистоты и порядка в
Сингапуре. Некоторые видят в штрафах покушение на личную свободу. Я с этим не
согласен: свобода не есть право мусорить, и разрисовывать стены домов и
общественного транспорта. Возможно, воспитанная школой социальная дисциплина и
уважение к знаниям, входят, не на последних местах, в причины по-азиатски
лёгкого прохождения пандемии коронавируса в этих странах, с 6 и 0.3 умершими 
на миллион жителей в
Корее и Тайване, соответственно.
В 2012 нас с женой пригласили на
десятидневный международный семинар по атомной и молекулярной физике, который
проходил сначала в Тайбэе, а затем в Тайнане. .Это позволило
посмотреть ещё один большой, двухмиллионный город и познакомиться со скоростной
железной дорогой Республики Китай (Фото 2). Было время и на экскурсии по городу
(Фото 3).
Ну
а в 2013 в Пекине и Ланьчжоу коллеги проводили
последовательно, одна за другой, три конференции по атомной физике, куда я
также был приглашён. В 2014 я принял приглашение выступить с докладами в Хэфэе, сделать доклад на
конференции в Суджоу, и встретится с
коллегами для обсуждения возможных совместных работ в Шанхае. Попутно, мы решили
заехать в Чжоучжуан, называемый иногда
«китайской Венецией». Удачно, что наше знакомство с КНР началось со столицы – с
Пекина. Если в Ю. Корее и Тайване я видел то, что ожидал, в КНР, по ходу
пребывания первого, а затем и второго, изумление от увиденного, опять-таки
достигнутого руками и головами людей, а не природной рентой, перерастало в
восхищение.
Мы летели в Пекин из Санкт-Петербурга крупнейшей
частной компанией, в новом и чистом самолёте, с хорошей едой. Такси довольно
быстро и без пробок привезло в гостиницу. Я потом узнал, что в 22х-миллионом
Пекине 5 кольцевых дорог, и это резко ускоряет движение. В гостинице жили
практически одни китайцы, была полностью местная еда. Мы ездили на метро, на
станциях которого есть туалеты, пассажиров от поездов отделяет примерно метровой
высоты стеклянная раздвижная стенка, в вагонах есть кондиционеры и телевизоры. Ездили
и на китайских автобусах, нормального удобства, также с кондиционерами и
телевизорами. Вообще, плоский телевизор нередко можно увидеть даже над
писсуаром в общественном туалете. А вот Гугла в Пекине, в гостинице и при
конференциях, по цензурным 
соображениям, не
было. Ели мы в том, что называется общепитом, и там было чисто, вкусно,
недорого. Где бы мы ни были, уже тогда буквально у всех были мобильные телефоны. По улицам
Пекина ездили сделанные в Китае автомобили совместных с крупными иностранными
кампаниями фирм. Магазины были полны еды и промышленных товаров, естественно, местного
производства. Впечатляет архитектура города (Фото 4). Важнейшим туристическим
элементом первого пребывания в Пекине была интересная, но очень 
непростая, с учётом обилия крутых подъёмов и толп народа,
экскурсия на Великую
китайскую стену, огромное древнее сооружение полной длиной в примерно 21000
км. Наша экскурсия была много короче (Фото 5).
В Ланьчжоу
мы летели Air Chaina. Выбор авиакомпании был не прост – все русскоязычные
сайты будто сговорились в резкой критике самолётов (старых и грязных),
аэропортов (убогих и допотопных), еды (невкусной и сильно ограниченной). Нам,
видно, везло, или «каждому достаётся по его вере». Всё было отлично
–блестящий денди-аэропорт, новый самолёт, прекрасная еда и обслуживание, гостиница
(Фото 6) даже лучше, чем в Пекине. Местный университет и отделение академии
организовали отличную конференцию, человек на 700 участников, с традиционным
банкетом и походом в театр. Было много вполне хороших докладов из Китая.
Характерная черта научных учреждений КНР – очень тесная связь с
исследовательскими центрами США, да и Западной Европы. Интересен город и
архитектурой, и наличием национального типа строений (Фото 7), ну и природой –
не каждый ведь день доводится гулять по берегам огромной жёлтой реки Хуанхэ
– Жёлтая река.
Всё было хорошо, но подкачал
я – в одну из ночей пребывания у меня начался приступ пароксизмальной
тахикардии, который остался при мне с печально памятного 1952 года, и
периодически навещает, с некоторого времени заставляя изучить службу скорой
помощи во многих городах мира. Портье вызвал скорую, она появилась очень
быстро, 
и отвезла меня в хэфэйскую областную больницу. Пока со
мною возились врачи приёмного покоя, разбудили, и вызвали из дому кардиолога.
Делались ЭКГ почти в непрерывном режиме, два анализа крови на биохимию, между
которыми приступ остановили. Замечу, как уникальное явление, что вводя иглу трижды
в мои отвратительные вены, китайская медсестра не промазала ни разу. Такого я
не испытывал на себе никогда ни до, ни после[ii]. Через пять часов после
начала приступа мы вернулись в гостиницу, а утром сообщили 
организаторам конференции, с которыми уже связался
портье, что мы не поедем на весьма экзотическую однодневную экскурсию. Но нам
было хорошо и в Хэфэе (Фото 7). Организаторы конференции вознаградили жену за
страдания корзиной цветов (Фото 8).
В Пекин возвращались, вопреки
советам людей бывалых, поездом. «Зачем вам эта толчея и общение невесть с
кем?»,- спрашивали бывалые. Но нам именно это было интересно. Поезд был
обычный скорый, так что примерно 1900 км проходил за 20 часов. Я не смог на
китайском сайте заказать двухместное купе. В результате, в нашем мягком купе (Фото
9) была ещё китайская пара. Каждому месту, широкому и удобному, был свой 5-ти
программный телевизор. Вагон примерно такого размера, как в СССР/РФ, имел два
туалета и три отдельных умывальника. Хотя платформа была вровень с полом
вагонов, у них были специальные металлические мостки, помогающие вкатить багаж,
не поднимая его. Вдоль всего поезда можно было пройти по красной ковровой
дорожке. Поезд шёл удивительно плавно, без толчков и ожидаемого шума и лязга. Поездка
стала экскурсией (Фото 10), позволяющей увидеть также темпы и масштаб
строительства в Китае.
Мы
прибыли на гигантский Западный вокзал. Наш поезд был явно не единственный среди
разгружавшихся. Казалось, такси будет не дождаться.
Но отлично организованная очередь продвигалась со скоростью пешехода, и уже
скоро машина везла нас к знакомому отелю, с его обычными для Китая и уже
ставшим привычными махровыми халатами, тапочками и прочей приятной 
дребеденью. В этот приезд основным в нашей экскурсионной
программе стал сам Пекин, с его традиционными туристическими достопримечательностями,
такими, как площадь Тяньаньмэнь (Фото 11), Запретный город, и ряд других.
В центре
огромной площади Тяньаньмэнь утыкаешься в большой портрет Мао (Фото 12). Там же
находится его мавзолей, к которому длинная очередь. В мавзолеи с останками мы
не ходили ни в Москве, ни в Пекине. Но отношение к памяти Мао самих китайцев интересовало,
и было нередким предметом обсуждения – и с коллегами, и со случайными уличными
знакомыми. Так получилось, что с маоистами мы ни разу не столкнулись, но слышали
людей, которые относятся к нему, как к не очень красящему, но важному элементу
истории. Люди говорили, что попытка устранить память о нём, убрать мавзолей
расколола бы общество, и стала бы причиной раздоров в стране, чего всячески
стоит избежать. Отмечу, что коммунистическая партия, единственная и правящая, к
тому моменту уже была вполне окапиталистичена, а вопрос о совмещении тяги
коммунистов к диктатуре и их де тяги к деньгам казался решённым.
В Пекине пошли в
театр, но не для европейцев и американцев, а на китайскую, национальную оперу. Перед
этим подкрепились в центре (Фото 13). Опера давалась в главном зале огромного
национального центра исполнительных искусств. «Не выдержите и одного акта»,-
сказали нам знакомые. Мы легко выдержали. Фабула была из советских времён (начальник,
работница, простой сюжет), но полный зал китайцев, хорошая музыка, отличные,
сильные голоса это легко компенсировали. Само современнейшее здание из титана и
стекла своей необычной формой контрастирует, и многозначительно дополняет
старину сооружений площади Тяньаньмэнь (Фото 14). Всюду было множество
туристов, но в абсолютном большинстве - китайцев. Это они на внутреннем туризме
готовились к своим будущим десантам в Европу, РФ, США, десантам столь
значительным, что китайский язык стал сейчас одним из самых распространенных в
туристических местах по всему миру.
Было нечто
символическое в том, что перед этой поездкой в КНР я испытал реальный шок,
потерял сознание, падая, побился, но всё-таки решил ехать. Шанхай поражает
воображение уже в аэропорту, раньше, чем в уличной толчее и бесконечных
проездах по городу ощущаешь, что такое мегаполис с населением в 23 миллиона
человек. Одни переходные эскалаторы в 6 рядов пугают человекопотопом. По
счастью, мы сменили самолёт на скоростной поезд (до 320 км/час) (Фото 15). Он 3.5
часа, с длинными остановками, пожиравшими большую долю времени движения, вёз нас мимо казавшейся бесконечной и почти
непрерывной застройки 25-30-этажных домов[iii]
в «миниатюрный» 7.5 миллионный Хэфэй, где есть с десяток университетов,
и пара сот научно-исследовательских центров, включая отделение АН КНР. Поводом
для приезда стало подтверждение китайскими коллегами, в ходе весьма сложных
опытов, результатов расчётов, ранее проведенных мною с сотрудниками. Мы жили на
территории университета (Фото 16), занимающего большую площадь. Поэтому люди
пользовались транспортом - авто и мопедами, но только электрическими.
Бензиновый транспорт туда не допускался.
В Суджоу,
который я считал небольшим городом, эдаким предместьем Шанхая, ехали поездом,
движущимся со скоростью до 310 км/час.
По приезде нас
отвезли буквально в самый исторический центр очень интересного города, с
множеством парков (Фото 17), рек и каналов и с общим населением в 10.5 млн
человек. Конференция была камерная, но профессионально организованная, с
экскурсией в близко расположенный совсем не маленький (примерно 4 млн) город
Чжоучжуан, именуемый из-за большого количества каналов, горбатых мостиков,
маленьких лодочек «китайской Венецией» (Фото 18, 19). В обоих городах
развитейшая современная промышленность. С научными учреждениями не знакомился,
но в научном отношении Суджоу с Хзфэем несопоставим.
В Суджоу три
вокзала, и с каждого из них ежечасно, иногда и чаще, идут с раннего утра и до
позднего вечера скоростные поезда на Шанхай. Транспорт отражает деловую
активность страны, и интенсивность движения поездов – важный показатель.
Расстояние в примерно 140 км проезжается за 40 минут. Мы отправлялись с
огромного вокзала (в весьма загруженном поезде), а приехали в нечто гораздо
большее. Довольно быстро добрались до гостиницы в самом центре Шанхая. Он
поражает архитектурой, масштабом строительства, гармоничность созданного (Фото
20). Центр мне напомнил любимые части Чикаго 
(Фото 21), но гораздо
больше по размеру. Город строится с большим размахом, с обычным для Китая
привлечением на конкурсной основе лучших 
архитекторов со всего
мира, которым дают, где разгуляться. Общественные здания и магазины просто шикарны
и внутри (Фото 22). Природным украшением города служит весьма широкая река
Хуанпу, приток Янцзы.
Фуданьский
Университет входит в первую десятку и китайских университетов, и
исследовательских центров. В первой сотне его место и в мировой табели о
рангах. Меня слушали со вниманием, но возрастная сокрушительная разница между
мною и даже штатными сотрудниками института делала невероятным всякое интенсивное
сотрудничество. Из бесед с тамошними научными работниками Института современной
физики особо запомнились слова профессора из Швеции: «Такую установку,
которую я здесь имею, мне в Европе никак не построить».
Иногда слышишь, что
надо опасаться еды в Китае, где якобы низки санитарные требования. Наше
знакомство эти обвинения отрицает. Гуляя по городу, мы заходили в обычные,
недорогие кафе и рестораны. Именно поэтому привожу картинку с едой в Шанхае
(Фото 23).
Случайно
обнаружили не особо близко к центру баснословно дешёвую водку крепостью 520,
ценой всего $1.5 за 0.5 литра. В центре такого нет – стесняются, что ли?
Кстати, пьяных нигде в Китае, Тайване и Ю. Корее на улицах не видели, как и
скандалов и дебошей, в том числе и в транспорте, включая часы пик. В метро
Шанхая и Пекина даже в полных вагонах не было посторонних неприятных запахов.
Напоследок, уезжая из Шанхая, мы столкнулись ещё с одним материализованным в
Китае мировым техническим достижением – поездом Маглев
(магнитная левитация) на «магнитной подушке», который, достигая скорости
в 431 км/час (Фото 24), за 7 минут 20 секунд преодолевает расстояние в 30 км от
центра до международного аэропорта Шанхая. Ну а перед дальней дорогой, на
прощанье, отдохнули в парке, не очень удаляясь от центра (Фото25).
От описанных поездок
у нас с женой остались самые хорошие воспоминания, появилось много новых
знакомых. Уровень жизни даже в КНР сравнительно высок. Явно развился тот слой
населения, который относят к среднему классу. Разглядывая прохожих, говоря с
людьми об их жизни, сталкивались с тем, что «везде видны следы довольства и
труда». Но у меня сложилось очень твёрдое убеждение, что все очевидные
успехи есть результаты огромного труда. Остальным, кто не столь успешен,
полезно меньше завидовать китайцам, а больше работать. Конечно, основой
написанного служат непосредственные впечатления от поездок. Но в понимание того,
что увидели, большой вклад внесли и сведения, полученные из бесед с самими
китайцами, например с бывшим сокурсником моей жены, который пострадал в годы «культурной
революции», а теперь отставной, хорошо обеспеченный профессор - пенсионер,
как и его жена.
За время
поездки я побывал в ряде исследовательских центров и университетов, и увидел
то, о чём до того лишь читал – Китай стал важнейшим участником мирового научного
сообщества. Его работники молоды, квалифицированы, очень трудолюбивы и,
понятное дело, амбициозны. Научные школы не возникают на пустом месте, и в
одночасье. Но сейчас Китай в области науки многому научился и учиться, среди
научных работников совсем не мало способных и даже талантливых людей. Есть и
звёзды первой величины. Власти Китая финансируют науку сравнительно хорошо. У
многих китайцев есть трудность с разговорным английским, но она преодолима.
Оборудование лабораторий – новое, планы на будущее во всех областях физики –
обширнейшие, включая строительство таких сложных сооружений, как ускорители для
ядерной физики. Скинь я лет минимум двадцать – постарался бы завести группу
молодых сотрудников из КНР, Республики Китай, или Ю. Кореи, как это делают,
например, коллеги-астрофизики в Еврейском университете Иерусалима. Пока это ещё
дешёвая (особенно из КНР) и хорошо финансируемая властями научная сила. Ситуация,
вполне вероятно, будет меняться – и цена возрастёт, и государства станут прижимистее,
но полученные вместе результаты останутся.
Поскольку эта
заметка-переросток пишется во времена пандемии коронавируса, коснусь и этого,
часто обсуждаемого вопроса в применение к КНР. Известно, что этот вирус впервые
вышел на человека в большом китайском городе Ухань. Механизм его перехода
заслуживает тщательнейшего международного изучения, не только для истории, но и
для уроков на будущее. Однако речь давно уже не идёт об обвинениях в адрес
Китая как якобы создателя данного вируса в качестве оружия войны. Приумолкли и голоса,
в основном непричастных, обвинявших вирусологическую лабораторию в Ухане в том,
что там сконструировали этот вирус и по халатности выпустили его на волю, т.е.
на нас. Сейчас в адрес властей КНР идут обвинения в том, что они поздно
известили мировую общественность о своей бушующей эпидемии, о том, что там люди
мрут, как мухи, и зараза передаётся от человека к человеку, а также заставили
ВОЗ покрывать ложь властей.
Могли ли
власти КНР лгать? Несомненно, как и любого авторитарного режима. Делал ли они
это? Скорее всего, да. Подчинили ли своей воле бюрократию ВОЗ? Не знаю, да это
и неважно – ведущие страны мира, когда находят нужным, с этим ВОЗом вовсе не
считаются. Но в наше время, при наличии уймы агентов, разведок, техническом
наблюдении разницу в порядок между официальными и реальными данными по числу
умерших скрыть невозможно. Спекуляции на эту тему потому оставлю политиканам и
необъективным политологам. А всё, меньшее порядка, заставляет признать, что
Китай успешнее всех справился с опасностью пандемии, а вторую её волну, в
Пекине, просто задавил в зародыше. Причина успеха КНР очевидна. Её врачи и
научные работники предложили единственно правильное на тот момент, да и на
сегодня, решение – жёсткий карантин до остановки заболеваний. Власти
действовали весьма быстро и решительно, воплощая в жизнь рекомендации
специалистов. Китайские компании-гиганты жертвовали очень большие суммы на
борьбу с пандемией, перенастраивали, по мере необходимости, своё производство,
начав выпуск защитных масок, аппаратов ИВЛ, специальных костюмов для врачей, и
т.д. и т.п., так что КНР быстро обеспечила всем необходимым и даже начала
экспортировать излишки.
Печальные
результаты многих других – в длительной и поздней раскачке, болтовне вместо
дела, непоследовательности карантинных мер и т.д. «Неча на зерцало пенять,
коли рожа крива»,- говорят в народе. Не носятся по КНР банды шпаны, как по
США и Израилю, требуя отмены карантина и выдачи денег для компенсации того, что
они-то не заработали и не теряли. Есть в китайском народе дисциплина, своим
делом занимается и полиция. Но ещё одна причина сравнительно лёгкого прохода КНР
через карантин и пандемию – это преимущественно производственный характер её экономики.
Годами эта страна – гигантская мастерская для всего мира. Приведу простейший
пример. Там разработали метод изготовления пластиковых стёкол для очков, в
результате чего их цена упала эдак в сотню раз. А производственные экономики –
самые крепкие, востребованные, и быстрее всего восстанавливаются после
потрясений. Да и работящи китайцы, и куда менее требовательны, так как не
успели ещё привыкнуть не то, что хорошей, но даже к сносной жизни. Вот я вижу
пострадавших от пандемии экономически, но не слышу почти ничего о тех, кто в
новых условиях ищет пути не только выживания, но и процветания. А условия стали
новыми и к буквальному возвращению старого пути, боюсь, нет.
Когда-то КНР
рассматривалась как военная угроза, разумеется, в первую очередь для СССР, с
которым общая протяжённая граница. Эти времена определённо ушли в прошлое. У
Китая нет цели кого-то завоевать в старом понимании этого слова, так как к нему
пришло осознание того, что гораздо проще и выгоднее купить. Но быстро
развивавшаяся экономика, наука и технология КНР позволяют ей перестать
довольствоваться ролью мировой мастерской. Поэтому происходит экономическая
экспансия, притом не только КНР, но и Ю. Кореи, и, пусть и в меньшей мере –
Тайваня. Чтобы с этим успешно бороться, надо быть умнее и больше работать.
Нет сейчас
ничего более бесперспективного, чем мечты как-то наказать Китай, заставить его
отвечать за чью-то, не его, халатность, тем более платить какие-то мифические
триллионы. Невозможно его окружить неким «санитарным барьером», к
чему-то принудить. Невозможно и изолировать его науку – он, как и Ю. Корея и
Тайвань уже стали частью мирового исследовательского сообщества, и против разрушения
этого сообщества стеной станут в первую очередь сами научные работники в США и
Западных странах. «Восточный экспресс» со станции, на которой его можно
было как-то наказывать, зачем-то обуздывать – ушёл. Безвозвратно или нет –
теперь зависит от него самого. Продолжит ли он своё успешное движение несмотря
на аномальное и практически бессрочное сосредоточение всей власти в КНР в руках
одного человека, или движение закончится чем-нибудь вроде 2-ой «культурной
революции»? Произойдёт ли ещё одно чудо в Китае, и Си Цзиньпин окажется
вторым Дэн Сяопином? Не знаю. Но концентрация всей власти в руках одного
человека в огромной стране всегда опасна.
Иерусалим
[i] Что
идея была не нова, узнал много позднее, когда слушал в Ленинградской филармонии
кантату С. Прокофьева “К двадцатилетию Октября (На слова классиков
Марксизма-Ленинизма)», включающую и цитаты из Сталина, написанная в 1937(!).
В годы же печально знаменитого «Цитатника Мао» об этом грехопадении не
знал.
[ii] Больница удивляла великолепным
порядком и очень новым разнообразным оборудованием. Я потом про неё прочёл и
был впечатлён размахом связей с Западными медицинскими центрами.
[iii] Где-то
прочитал, что это строительство - своеобразная «потёмкинская деревня», и
дома стоят пустые, так как некому, не на что и незачем там жить. Да и строят
потому, что ничего другое у них не клеится, а сами здания – проявление краха
программы развития Китая. По этой застройке не гулял, но, поскольку ехал
вечером, могу утверждать – в заметном числе окон горел свет. Что касается
краха, то оснований для такого заключения в КНР не увидел.
