Нарком-иудей
Девятнадцатого февраля 1918 года Иван Бунин с удивлением записал в своем дневнике:
Коган рассказывал мне о Штейнберге, комиссаре юстиции: старозаветный, набожный еврей, не ест трефного, свято чтит субботу…[1]
Удивление писателя вполне понятно: евреев в русском революционном движении было немало, однако практически все они отрекались от «старого мира» еврейской традиции. Однако нет правила, из которого не было бы исключений.
Исаак Штейнбегр. Наркомом юстиции с 22 декабря 1917 по 18 марта 1918
Биография Штейнберга была вполне заурядной: родился в Двинске в семье купца и дочери раввина, учился сначала в хедере и гимназии, а затем в университете, где примкнул к эсерам, был выслан в Тобольскую губернию… Словом, ничего необычного, за исключением одного: Исаак Захарович остался правоверным иудеем. Как вспоминал его брат Аарон Штейнберг, из-за этого Исааку даже пришлось провести в заключении лишние 3 дня:
Ордер на его освобождение прибыл в Москву в первый день Шавуот, когда нельзя писать, и он отказался заполнить бланк. Родители отправились из Лефортово пешком к трем галахическим экспертам (Б. Вишняку, И. Гавронскому и Р. Гоцу), чтобы те вынесли постановление, разрешающее сыну писать, те согласились считать такой акт пикуах-нефеш, спасением души, и родители вторично шагали из центра Москвы в Лефортово, чтобы доставить это постановление сыну. Только тогда он заполнил бланк и покинул тюрьму, просидев в ней лишних 3 дня[2].
В литературе существует мнение, что с началом Первой Мировой войны Штейнберг занял резко антивоенную позицию[3]. Однако видный эсер Марк Вишняк вспоминал о его участии в оборонческой газете: С разрешения власти мы стали выпускать в Москве «Народную газету». Ближайшее отношение к ней имели Зензинов, Маслов, Семен Леонтьевич, кооператор и последний по счету министр земледелия Временного Правительства, и Исаак Захарович Штейнберг — тот самый. Будущий наркомюст при Ленине был в то время убежденным оборонцем»[4].
Февральская революция застала Штейнберга в Уфе, где он возглавил клуб левых эсеров. Летом 1917 он стал гласным уфимской городской думы, впервые избранной по «четыреххвостке»[5]. А поскольку заседания проходили и по субботам, а эрува в городе не было, уфимцы нередко наблюдали, как Штейнберг спешил в думу в сопровождении «шабесгоя», который нес за ним портфель с бумагами[6].
Штейнберга не раз спрашивали, как ему удается совмещать иудаизм и социализм. На это он отвечал, что состоит в партии эсеров, выступающей против частной собственности на землю, а это соответствует Торе, как сказано: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля» (Ваикра, 25:23)[7].
Вместе со своей партией Штейнберг осудил большевистский переворот. Однако в конце 1917 левые эсеры вошли в коалицию с большевиками, и получили несколько мест в ленинском Совнаркоме. Штейнберг, избранный по партийному списку в Учредительное собрание, был назначен наркомом юстиции. По утверждению одного юдофобского источника, ленинский нарком «носил пейсы». Однако сохранившиеся фотографии это не подтверждают.
Заседание Совнаркома, январь 1918 г. Первый слева нарком И.3. Штейнберг
Политическая деятельности Штейнберга и его партии достаточно подробно освещена в соответствующей литературе[8]. Поэтому остановимся лишь на одном ее аспекте: нарком Штейнберг запомнился, прежде всего, как последовательный борец с революционным произволом, террором и репрессиями. Так, уже 1 декабря 1917 он обрушился на декрет, антикадетский декрет, доказывая, что такие неоправданные репрессивные меры, как объявление кадетской партии вне закона и арест ее членов, являются неприемлемыми методами ведения классовой борьбы.
В мемуарной литературе имя наркома Штейнберга чаще всего возникают в связи с темой освобождения тех или иных лиц, арестованных властями. Федор Шаляпин, к примеру, вспоминал:
Горький предложил мне пойти с ним в министерство юстиции хлопотать об освобождении других арестованных членов Временного правительства. .. Нас принял человек в очках и в шевелюре. Это был министр юстиции Штейнберг. Говорил один Горький. Взволнованный, бледный, он говорил, что такое отношение к людям омерзительно. “Я настаиваю на том, чтобы члены Временного правительства были выпущены на свободу немедленно!”. Штейнберг отнесся к словам Горького очень сочувственно и обещал сделать все, что может, возможно скорее. Через некоторое время министры были освобождены[9].
Схожие воспоминания оставил доктор Иван Манухин, активист Политического красного креста. Правда, по его словам, деятельность наркома носила несколько коммерческий оттенок – за каждого освобождаемого правительство назначало «выкуп»:
Комиссаром юстиции был тогда левый с.-р. И. З. Штейнберг. Мягкий, отзывчивый человек, он как представитель новой власти был связан постановлением большевистского большинства и, согласно этому постановлению, требовал, чтобы каждый заключенный за свое освобождение на поруки уплачивал известную сумму. Размеры взноса колебались в зависимости от представления комиссара о степени «буржуйности» данного лица. Приходилось торговаться[10].
Поступая подобным образом, Штейнберг, возможно, руководствовался общими соображениями гуманизма и справедливости. Однако не исключено, что нарком так же помнил, что «Освобождающий узников» – один из титулов, которым евреи называют Бога в своих молитвах.
Франко-еврейский философ Андре Неер, посвятивший Штейнбергу главу своей книги о евреях, вернувшихся к корням, полагал, что нарком покинул правительство, поскольку не сумел взять под контроль и ограничить репрессивную деятельность ЧК[11]. Штейнберг действительно пытался бороться с произволом «чрезвычайки». Тем не менее Неер ошибся: вместе с другими левыми эсерами Штейнберг вышел из Совнаркома в знак протеста против «похабного» Брестского мира.
Уйдя с поста наркома, Штейнберг продолжал заниматься общественной и политической деятельностью (в частности, именно он выступал от левых эсеров на похоронах Кропоткина), несколько раз был арестован. Однако, в отличие от многих однопартийцев, Штейнбергу удалось благополучно эмигрировать из советской России. Он поселился в Берлине, одной из тогдашних столиц российской и русско-еврейской эмиграции[12], где с несколькими другими эсерами затеял издательство «Скифы». Хорошо знавший эмигрантский Берлин, писатель Роман Гуль с некоторым удивлением писал об этом проекте:
“Скифы” прибыли в Берлин в 1921 году во главе с бывшим наркомюстом И.Штейнбергом и А. Шрейдером. Въехали они в Берлин шумно, с хорошими деньгами, и сразу — на широкую ногу! — открыли большое издательство, назвав его “Скифы”. Странно, что эта группа “скифов” состояла почти вся из евреев, которые по своему национальному характеру, я думаю, ни к какому “скифству” не расположены. Больше того, бывший наркомюст И.Штейнберг был ортодоксальный, религиозный еврей, соблюдавший все обряды иудаизма[12].
В 1933 году к власти в Германии пришли нацисты, однако Штейнбергу и тут повезло. В том же году он уехал из страны, жил в Англии, Австралии, Канаде и США, вплоть до своей кончины в 1957 принимал деятельное участие в еврейской жизни. Однако это была уже обычная еврейская карьера, без какой-либо русской и/или российской специфики.