Дневник Владимира Владимировича
Беда всех мемуаров состоит в том, что знание оттуда уже не в силах изменить реальность. Блог Толкователя решил нарушить это правило и опубликовать «заранее» дневник Владимира Владимировича. Чтобы по его прочтении у него самого и у страны появилось время изменить настоящее и ближайшее будущее.
30 мая 2011 года. Шестой год пишу сюда. Как только завёл дневник, Люда сомневалась – всё ли со мной в порядке. Никогда не писал. Говорит, стареть ты стал, Володя. Женщину не проведёшь – конечно, старею помаленьку. Но вида не показываю – сожрут тогда.
10 июня 2011 года. Вот снова пишу. Поговорить не с кем. Дмитрий уговаривает – заводи блог или твиттер, пиши анонимом, читай праздную публику. Но это ему легко даётся, а в 58 лет и память не та, и глаза болят от этих мониторов. Да и не так меня воспитали, чтобы на публику что-то делать. Подозреваю, что и этот дневник, хоть я его и надёжно прячу, Игорь Иванович откопал. Пьёт чай, читает ксерокопии и посмеивается над моей сентиментальностью. Он не знает, что я записи с ним слушаю – из кабинета и дома. Там Игорь Иванович в основном молчит или тяжёло вздыхает. Подозреваю, общается он со своими заплечных дел мастерами записками, которые потом сжигает.
Выпил на ночь немного Риохи, хорошего урожая, 2006 года. В тот год было сухо в Европе, ягоды хорошо набрали танины.
Спал плохо. Снился Дрезден. Утром позвонила Катя. Она сейчас в Лионе, смотрит там какие-то современные картины. Пускай ездит, пока молодая. Успеет ещё насидеться на одном месте, как я.
25 августа 2011 года. Надо что-то делать с президентством. Устал, нету сил. Бросить бы всё к е.ене матери, да жалко. Столько лет на вахте. Нет, даже в красном уголке последнее время. Стал иконой, забронзовел. Противно.
В это время на родительской даче мы собирали яблоки. После яблочного спаса. Мама закручивала банки с компотом. Отец на чердаке нанизывал на суровую нитку пластинки яблок на сушку. На электричку я 5-классником нёс по 4 трёхлитровые банки. Тренировался. Воспитывал характер – руки отнимались.
От Люды пришли вести. Ей там хорошо. Она тоже много вспоминает. Стареем.
1 ноября 2011 года. Скоро выборы. Почему-то в голове засело из детства «каравай, каравай, кого хочешь выбирай». Ребята стараются, но я не вникаю. Начнёшь вникать – станет болеть голова. А я этого врача Низовкина видеть уже не могу. По-моему, он специально выдумывает мне болячки, хочет залечить, как Сталина. Не он сам, конечно, а Окружение. Воспитал на свою голову – никому верить нельзя. Дмитрий говорит, скоро людей заменят роботы, поскорей бы уже.
Прописали белковую диету. Ем фасоль – не нравится. Не русская эта еда, никогда фасоль у нас тут не росла. Горох рос, но и его от бедности ели. Мама моя застала ещё гороховый кисель.
25 декабря 2011 года. У католиков уже рождество. В Дрездене у нашего дома росла сосна. Мы с Людой наряжали её под праздник. Не хотели выбиваться, казаться чужаками – покупали немецкие игрушки. Бублики какие-то стеклянные. Люди вокруг радовались. Часто Рождество было без снега. Тосковал я там по лыжам.
Звонил Борис. Брать трубку не стал, сослался на встречу. Хотели пригласить на банкет партии по поводу победы. Они радуются, как дети. Молодых там много, можно их понять, у них ещё вся жизнь впереди. До 40 жизнь катится с горочки, а после – в горочку.
Долго утром смотрел в окно. Семён играл с собакой – она впервые видела снег. Радовалась. Найти хорошего псаря сейчас – проблема. Скольких профессий уже не стало, не сосчитать. Печник, трубочист, лудильщик. Скоро псарей не станет – люди всё сами хотят делать. И президентов нигде скоро не будет. Будет только один Президент – Земного шаря. А мы при нём – вот такими псарями, подручных тренировать. Не хочу дожить до этого дня.
4 апреля 2013 года. Дмитрий завёл себе собаку-робота. Говорит, отстал ты от жизни, трендов не улавливаешь. Народ, дескать, сейчас такой пошёл, что хочет прогресса. Намекает, видимо, что я уже старик и одной ногой в могиле. Низовкин какие-то новые таблетки прописал, розовые, от суставов. Названия не говорит, не серийные ещё, без названия то есть. Пью уже 8 таблеток разных в день. Залечат, как Сталина. Или сделают из меня робота. Буду вечно при Дмитрии.
Внуков всё нет. Нету внуков.
Тайно поел котлет. Низовкин запрещает жареное. Дарья домашних принесла.
8 августа 2014 года. Тыковка-то наливается. Пойду на рекорд в этом году. По виду – уже килограммов на десять. А до заморозков ещё месяц минимум – нагонит весу. Дарья советует лутрисилом укрыть от заморозков. Тогда и до октября будет расти.
Как же хочется в Германию поехать!.. Игорь Иванович с Дмитрием не отпускают – боятся, что останусь там. По компьютеру уже разносят слухи, что я, дескать, работаю над документами. На Бориса Николаевича намекают. Эх, знали бы они Бориса Николаевича – он бы им их компьютеры вместе с пальцами пообрывал.
Звали поехать на заседание партии. Полгода там уже не был. Забывать стали, говорят. А можно ли им верить? В прошлый раз налили там плохого чаю, рот сводило. А они думали, что у меня с речью что-то, старею, и прочее недвусмысленное измышляли в кулуарах, как рассказал мне Игорь Иванович.
Не дождётесь!
31 декабря 2014 года. Катенька звонила из Эдинбурга, фестиваль там у неё какой-то. Поздравляла с новым годом. Спутала меня с кем-то из Японии, это у них там уже новый год. А у нас – ещё старый. Поскорее бы уж он ушёл, устал я от этого года.
В 12 посмотрю речь Дмитрия, полчаса ещё посижу – и спать. Низовкин узнает, что так поздно лёг – будет ругаться. Что у него на уме – неизвестно. Рассержу чем-то – не ту таблетку даст. Или вообще ничего не даст. Залечат, как Сталина.
Тыкву спрятал под кровать – чтобы не поменяли. За спальней у меня всегда присмотр. А если и поеду на процедуру – Дарья там, я ей разрешил во время отсутствия лежать на моей кровати. Дарье можно верить. Мне кажется, она меня жалеет, как ребёнка. И смотрит на меня, прищурясь, как мама. Хочется домашнего компоту, залезать рукой в банку и брать оттуда яблоко. Часто снится, как я это делаю.
15 сентября 2015 года. Только спустя три недели узнал, что постреляли какую-то демонстрацию в Москве. Дарья сказала. По телевизору не говорили, я бы не пропустил тогда. Смотрел сегодня передачу с Капицей, про звёзды. Я думал, что он уже умер. Удивился. Попросил Игоря Ивановича позвонить ему, позвать в партию. Пусть в партии знают, что я слежу за делами.
Год дождливый. Тыквы в июле цвели хорошо, но не было пчёл. Опылял сам, не очень удачно. Вспомнил про Юрия Михайловича. Не сразу сказали, что он ушёл, боялись расстроить. Всё равно расстроился.
Приезжал с утра Дмитрий, рассказал, что у него уже внук. Привёз Риохи, но Низовкин пить не разрешил, боится давления. Посидели полчаса. Просился у него в Германию. Дмитрий говорит, что мне туда нельзя, там какое-то обвинение против меня. Чувствую, скрывают что-то. Хотел позвонить Ангеле, не соединили. Сказали, нет её уже там. Не хочется верить, что и она, как Юрий Михайлович…
7 апреля 2016 года. Привезли машину навозу. Теплый, парит на морозце. Вызвался помочь разгружать, не нашёл сапог. Смотрел из окна, как растаскивают его на грядки. Дарья говорит, тёплым навозом хорошо лечить суставы, её покойный муж так лечился. Надо попробовать, пока Низовкин уехал.
Кирилл первый раз не позвал молиться на Рождество. А может и нет уже никакого Кирилла, но скрывают от меня.
Рассказали, что Минтимера Шариповича не стало. Молчали четыре недели, не хотели расстраивать. А по телевизору пропустили этот момент. Игорь Иванович объяснил: чтобы не накалять обстановку. Татары требуют независимости. В Казани постреляли какую-то демонстрации. Сказали бы – не хватило армии. Надо в партии поставить вопрос.
Нет, не надо ставить вопрос. Надо по-другому: обменять Татарстан на Германию, чтобы поехать мне туда. Тут всё чужое. Обрыдло.
1 января 2017 года. Ну вот ещё год позади. Два плюс ноль плюс один плюс семь. Десять. Один и ноль. Дмитрий говорит, что весь мир держится на нуле и единице. Я сразу понял: один это он, а ноль это я. Намекает. Не усмотрел я человека. Забыл, как выбрал его вместо Сергея Борисовича. Надо бы встать на трибуну в партии и рассказать! Врезать по первое число! Пусть знают.
Нет, не надо так думать. Надо перестать так думать – они же уже мысли читать научились. Дмитрий показывал какую-то стеклянную трубку. Говорит, Анатолий Борисович придумал. Они теперь пара, Тандем. По телевизору так говорят. Они думают, что я не знаю – но телевизор у меня пока не отобрали!
Люда спрашивала про проценты на вкладах, говорит, 77 миллионов за год набежало. Что делать, спрашивала. Пусть дочкам отдаст, деньги им нужней. Я-то тут на обеспечении, куда мне.
Люда хороший человек. Почти как мама. Где-то я упустил её, погнался не за тем. Дарья говорит, наворожили. Никому нельзя верить.
29 мая 2018 года. Игорь Иванович рассказал, что на 9 мая постреляли какую-то демонстрацию в Москве. Сразу не сообщил, говорит, не хотел расстраивать.
Звонили из партии, спрашивали, могут ли они автоматически списывать с пенсии партийный взнос. Разрешил.
Приходил переписчик. Привезли Люду, Катю и Машу. Сидели вместе. Сбился на втором вопросе. Делали несколько дублей.
Как-то много дел навалилось, очень устал. Низовкин дал снотворного – спал днём 6 часов, вместо положенных четырёх.
Рябина цветёт – сей огурцы, значится. Лёт у пчёл хороший – разнотравье пошло. Брамы и кохенхины рассиживаются – жди приплода. Яйцо в последнее время они льют на загляденье.
Просил Игоря Ивановича отпустить в Германию, говорит, международная обстановка не позволяет. Не верю! Залечить хотите!
7 января 2019 года. Приезжал курьер от Дмитрия, прислал письмо. Теперь у России, оказывается, президент женщина. Не говорили мне, боялись, что расстроят. Телевизор-то я теперь не смотрю, у меня глазное давление.
Дарья по секрету рассказала, что не просто женщина – а негритянка. Кондолиза. И не президент, а гуманитарный наместник. Стала объяснять. Думала, не знаю, что это такое. Ха! При Анатолии Александровиче у нас в Смольном был такой, распределял продуктовую помощь. Есть у меня память, есть! Что бы там не говорил Низовкин!
14 мая 2020 года. Совсем не хочется вставать, лежу третий день с ногами. А надо бы – в теплице град побил стекла на крыше. Но хорошо, что помощники теперь есть – Игорь Иванович и за кохинхинами присмотрит, и омшаник на нём. Дмитрий паяет что-то, развонялся канифолью – но говорит, нужное дело делает: обещал какой-то альтернативный приёмник сигнала сделать, слушать сибирское радио на русском языке. По две комнаты у каждого, в одной спят, в другой мастерская. Ничего, я добрый – всех устрою!
Звонили из партии, просили прислать поздравление Анатолию Борисовичу, он там теперь у них главный, да и партия как-то по-другому называется. Но всё равно хорошо, что не забывают!
Низовкин теперь поит отваром из хвоща, говорит, хорошо камни из почек гонит. Это его надо гнать, а не камни. Всё никак не успокоятся, хотят залечить, как Сталина.
+++
Блог Толкователя напоминает, что любые совпадения имён и фактов в этих мемуарах являются случайностью.
