НЕПРИКАСАЕМЫЕ В ИНДИИ И РОССИЯ

http://zyalt.livejournal.com/1294525.html

Но самое ценное это в комменте ниже :

в 24 рабочих дня в месяц - это 10500 рублей
это обычная зарплата  в регионах России, так что большинство населения этой страны находится на уровне касты неприкасаемых в Индии. 

СЕАНС СТРИПТИЗА рассказ

  Он ко мне часто приходит: раз в год, не реже. Я его не зову, я о нем не думаю и не хочу думать, а он приходит и приходит. Вот уже два десятка лет тихо переступает через порог квартиры, не зная, что квартира эта уже давно мне не принадлежит. Он рад мне –добрыми глазами и еще более доброй застенчивой улыбкой. Большой такой человек с маленькой женой на сносях. Я думаю с раздражением, что доброта слишком часто соседствует с бедностью… Я безуспешно гоню молодого человека, у меня нет никакого желания вновь и вновь огорчать его отказом, но приходится.

Он хочет поселиться в моей питерской квартире. В нелепой, тесной квартирке, но в центре Петербурга. Квартира эта была когда-то всего лишь комнатой в коммуналке, затем, спасибо советской власти, превратилась в отдельные квадратные метры с длинным коридором, двумя маленькими комнатами и кухней со столиком на двух едоков.

Мама умерла в марте 1981-го, в темном, застойном году. Отец мой покинул семейное гнездо. Я давно уже живу в Москве. Питерская квартира становится источником дохода. Начало девяностых прошлого века и разорение страны идет полным ходом. С кинематографом зарез. Дошел до унизительного промысла: стал «бомбить» на дорогах столицы. Пустая квартира, как нам тогда казалось, должна стать палочкой-выручалочкой…

Стоп! Хватит! Он ушел. Когда вновь появится, тогда и продолжу.

Человек так устроен: всегда найдет оправдание самому мерзкому поступку. Да что там человек! Целые страны стремятся черные страницы своей истории отбелить начисто. Ложь о себе самом, о своем времени, о своем народе – дело обычное. Правда утомительна, тяжела и ведет к расстройству и физического, и психического здоровья… Совесть проклятая – неподкупный гонец этой правды. Гонец непрошеный и незваный… Слышу, как он стучит в дверь, а следом тот молодой человек на пороге, с женой на сносях. Совесть ухмыляется, злорадно потирая руки, а молодой человек переступает через порог с доброй и застенчивой улыбкой.

Он радушен. Она сердита. Ей, беременной, стыдно ходить по людям в поисках крыши над головой. Это так нормально. Мне нравится жена молодого человека, и он мне кажется простым, понятным и родным гостем. Сразу понимаю, что именно этой паре я просто обязан, должен сдать свою квартиру, все еще полную запахов моего детства.

Но это все лирика. Я должен спросить, сколько он может платить за аренду. Мне стыдно назвать цену, которую я намерен получить с этого молодого человека и его жены. По душе и сердцу я не имею права брать с бездомного бедняка деньги. Моя «пещера» пуста, и такие, как он, имеют полное право разжечь в ней огонь. Но это, увы, снова лирика, годная для невозможного светлого будущего, а не для лихих времен, куда переместилась в те годы Россия, и я, увы, вместе с ней.

Время – вот еще один старательный лекарь больной совести. Скольких палачей, грабителей, насильников оно вылечило. Такие были времена – вечная песня для хороших и плохих учеников дьявола. Я не хотел, я был вынужден, мне приказали. Ты всегда осуждал это. Ты бичевал трусливых и слабых, не способных переступить через высокий порог… Может быть, потому и споткнулся, что последствия твоего малодушия не показались тебе чрезмерными. Ну, не снимет эта пара квартиру в центре города, повезет снять на окраине: не в Петербурге, а в тоскливом, чужом Ленинграде…

Но деньги, деньги! О чем бы ни подумал, заговорил человек – все заканчивается гнусным лейтмотивом – числом прописью.

Он мнется. Он косится на свою хмурую половину. Я понимаю – ему тоже стыдно. Он стыдится своей бедности, как я своей жадности. Мы с ним в тупике.

Стоп! Но я никогда не был жаден. Может быть, расчетлив, по необходимости, когда житейские обстоятельства заставляли, и так далее. Но кто знает, может быть, эта расчетливость еще хуже жадности. Жадность проста и однозначна. От жадины и ожидать нечего. Помню рассказ моего брата-геолога. Появился в таёжной палатке его партии новенький и сразу, с полога, заявил, что он жаден от природы и убедительно просит ничего у него не просить. Он не пьет, не курит и лишнего при себе не держит. Жадность честна и очевидна. Расчетливость коварна, как всякая бухгалтерская выкладка. В каждом из нас сидит эта сволочь – бухгалтер с допотопнымарифмометром, а то и с деревянными счетами. Он сидит в тяжелых очках, за шатучим столом, шлепает нижней губой, жмет на кнопки или перебрасывает костяшки и считает, считает, считает… Не человек, а сплошные черные нарукавники из сатина.

Оправдываю себя тем, что исполняю чужую волю. Это не я, это моя половина заведомо ненавидит гостя с женой на сносях. Она сразу называет неподъемную для него цену. Это ее алчность гонит беднягу вон… А я? Что я? Моя совесть чиста. Я всего лишь исполнитель чужой, недоброй воли…

Ну, здравствуй! Ты опять? Ладно, в ход идет последний резерв: да что же это он все время улыбается? Похоже, не сердце мое завоевать хочет, а опустошить кошелёк. Наверняка такой же, как все: хитер и корыстен… В конце концов, у меня свои дети, почему я должен их обкрадывать ради чужого, еще не родившегося ребенка…

Была когда-то идея: найти в Питере этого молодого человека. Узнать, что все у него в порядке, детей уже трое и есть свой просторный дом за городом, где-нибудь в Комарово или Репино.

Я бы все-таки покаялся, сказал бы, что совершил ошибку, о которой жалею, и попросил в ответ о пустяке: больше не приходить ко мне, никогда не приходить. Я был почти готов к этому разговору, а потом подумал: вдруг он утратил свою добрую и застенчивую улыбку.

А что, если жизнь его сложилась совсем не так, как мне хочется? И он отправит меня куда подольше и скажет, что будет приходить ко мне еще чаще.

Да что же это я расчувствовался. Упрямо и тупо, чуть ли не с рождения, принимаешь желаемое за действительное. Как последний дурак, носишься с ретушью, замазывая то, что замазывать не только глупо, но и опасно.

Строгая жена молодого человека сухо и даже небрежно произносит сумму, которую они могут платить за квартиру, пропитанную запахами моего детства. Деньги ничтожные по тем временам, совсем жалкие деньги.

Я молчу. Знаю, что готов на преступление, что не сдам этой паре квартиру, но чего-то жду. Наверно, чуда, какого-то внезапного поворота событий. И все наладится, все закончится лучшим образом.

Первым начинает говорить молодой человек. Он жалуется на невозможность платить больше, напоминает, что скоро станет отцом… Еще про начальника конторы, где он работает, говорит зачем-то…

– Хватит! – прерывает молодого человека жена. – Перестань! Кому это интересно… Я же тебе говорила… Зря это все… Идем!

Я не знаю, как загладить свою вину, как облегчить совесть. Я предлагаю гостям кофе, чай, воду, но всё – отныне командует жена молодого человека: строгая маленькая женщина на сносях. Ей отвратителен хозяин этой нелепой квартиры и жаль времени и сил, потраченных на дорогу.

Они уходят, чтобы с того дня приходить ко мне постоянно: каждый год, а то и еще чаще.

Что дальше? Дальше, как мне хочется думать, я был наказан за грех послушания и глупой жадности. Первыми в квартире моей поместились две девицы, сестры, – тихие проститутки. На родине, кажется, в Ярославле, у них остались мужья и дети, а сестрички решили подработать в северной столице, чтобы пополнить семейный бюджет. Такие наступили времена.

Через год сестры успешно этот бюджет пополнили, и настолько, что смогли снять не мою жалкую квартирку, а трехкомнатные апартаменты с камином и высокими окнами на Невский проспект.

Шел 1994-й. Я уже знал твердо, что скоро покину Россию. Держали суетные дела и долги. Пришлось снова сдать задорого чужим людям запахи детства. На этот раз сдавать приходилось в спешке. Я должен был срочно возвращаться в Москву по какому-то пустому делу. Тип с лиловой рожей, в потертом красном пиджаке, отдал мне деньги, а я ему вручил ключи от родительского гнезда.

Через шесть месяцев соседи расскажут, что квартиру свою я сдал бандитам и устроили они в ней настоящий бордель, малину и приют наркоманов. В этом я и сам убедился, как только переступил порог своей недвижимости, в которой больше не осталось запахов детства.

Я продал квартиру, как теперь сдается, за гроши, но тогда эти деньги помогли нам уехать и как-то обжиться на новом месте. Но мне все кажется, что сдай я свои метры той симпатичной паре: бедным, честным людям – и сегодня я бы смог вернуться, хотя бы в на время, в Питер и открыть старую дверь своим ключом.

И главное, навсегда бы отделался от визитов той пары: молодого человека с доброй застенчивой улыбкой и его жены на сносях.

                 Из книги рассказов и повестей "Мальчик и женщина" 

КТО ТАМ, В КРИЗИСЕ?

01.03.15

Мирон Я. Амусья,

профессор физики

Так кто же там находится в кризисе

(Израиль на фоне одной маленькой, но передовой страны)

Выбор происходит не между Нетаньяху и Герцогом/Ливни. Он – между Нетаньяху и президентом США Бараком Обамой.

Каролин Глик «Истинный соперник Нетаньяху»

 

Оказалось, что мои заметки стали предметом довольно резкой критики со стороны публициста Леона Коварского, человека пожилого и непростой судьбы, который счёл мою недавнюю заметку заслуживающей его специального внимания. В этой заметке, равно как и в ещё одной из предыдущих, я в меру сил выяснял в чём, в применение к Израилю, состоит «грозящая катастрофа и как с ней бороться». Опасность я видел и вижу в приходе к власти левых вместе с арабскими партиями, а наиболее надёжное препятствие тому – дать Ликуду как можно больше голосов. Остальное необходимое доделает новый старый премьер Нетаньяху. Отмечу, что придерживаюсь в оценке политиков право-левого разделения, что удовлетворительно описывает реальность[i].

Замечу, моё положительное отношение к Нетаньяху не изменилось не только после критики Коварского, но и ряда недавних «скандалов»[ii]. Я имею в виду выяснение, с помощью завхоза резиденции премьера, источника богатства семейства Нетаньяху. Оно пришло от сдачи пустых бутылок. Не изменилось моё отношение к премьеру и после того, что этой мурой занялся государственный контролёр Шапиро. Как я отмечал ранее, оказалось, что его конторе просто нечего делать. К подобному же выводу я пришёл, читая сообщения о причинах, по мнению ведомства Шапиро, приведших к подорожанию жилья. От всех их откровений разит сознательным пренебрежением рыночными чертами израильской экономики и популизмом.

Замечу, что моё отношение к премьеру не изменилось и после шквала шантажа, обещающего катастрофу в отношениях нашей страны с администрацией США из-за поездки Нетаньяху по приглашению Конгресса и его выступления на совместном заседании сената и палаты представителей США. Нормальный человек не в состоянии понять, почему, если президент Обама столь уверен в правильности своей политике во взаимоотношениях с Ираном, он столь  опасается приезда Нетаньяху. Пусть едет, и станет городу и миру, кто по-настоящему обеспокоен интересами США. Ведь именно это волнует Конгресс, притом, с учётом предстоящих в 2016 г. выборов, в которых Обама уже не избирается, больше, чем его.

В понедельник в Саудовской Аравии "Al-Jazirah" сообщила, что обозреватель Ахмад Аль-Фарадж поддержал решение Нетаньяху выступить перед Конгрессом против ядерной сделки с Ираном. "Я очень рад твердой позиции Нетаньяху и его решению выступить против ядерного соглашения в американском конгрессе, несмотря на гнев и ярость администрации Обамы", - сказал Фарадж. "Я считаю, что поведение Нетаньяху послужит нашим интересам, народам в Персидском заливе, гораздо больше, чем глупое поведение одного из худших американских президентов."

Печально, что синхронно с лично заинтересованными политиками, ангажированной публике из СМИ, участие  принял квинтет генералов и бывший главный разведчик Даган. Увы, генералы страшилками явно перестарались. Они далеко вышли за рамки профессиональной компетенции и выступали как начинающие политические интересанты. Не военный, я тем не менее легко видел передержки и необоснованные заключения в том, что они говорили. Жаль – не дело успешным военным вытаскивать политиков из дыры, в которую те сами себя загнали. Давно уже заметил метаморфозу израильских генералов после выхода на пенсию. Они ещё сравнительно молоды, ищут спокойное, по меркам военного прошлого, место работы, и вдруг решительные боевые мужи обращаются в кротких блеющих овечек. Как не вспомнить бессмертные слова «На всё плевать, коль очень хочется!».

Ещё раз напомню – центральный вопрос в деятельности правительства это обеспечение ускоренного развития экономики. Только развитая экономика сейчас гарантия военной безопасности, научного и культурного развития, исполнения социальных программ. Рухни шекель, и от пособия по старости, которое получает мой критик г-н Коварский, останутся рожки да ножки.

Дела с развитием экономики обстоят последнее десятилетие неплохо. Израиль почти не ощутил кризиса 2008 г. Темп экономического развития вполне достойный. Конечно, капитализация экономики встречает ожесточённое сопротивление крупных государственных монополий, и «рабочих» партийцев, вроде Герцога из Аводы, Ливни – сейчас беспартийной активистки, Лапида – вожака «среднего» класса.

Вообще, средний класс – основа существования государства, но его так же ошибочно путать с активистами «среднего» движения, как активистов Аводы – с рабочими. Ещё несколько лет назад «средние» активисты заявили, в ходе двухмесячного безделья на бульваре Ротшильда в Тель-Авиве, о своём прав е иметь в собственности квартиру и об обязанности государства им её обеспечить. И если «право» бесспорно, то «обязанности» я не вижу. Работая вполне в конкурентно способных рыночных сферах, «средние» должны на квартиру заработать. Её цена определена другими «средними» на основе тех же рыночных законов, что и продукции высоких технологий.

В лучшем случае наивно утверждать, как это делает профессор экономики Трахтенберг, нынешний кандидат от анти-«Сионистского лагеря», будто бесплатная передача государством земли под домами собственникам квартир, приведёт к снижению цен на жильё. Правильно говорил М. Ломоносов, что «если от одного что отымется, то другому прибавится». Иначе говоря, уменьшение цены в одном месте цепочки с неизбежностью закона природы обернётся её ростом, вполне возможно, более крупным в другом.

Грамотный молодой мечтатель об обладании квартирой должен думать, как заработать больше, а не как содрать с общества с помощью демагога Лапида. Героем страны и СМИ должен стать хороший работник, купивший на честно заработанное новую большую квартиру, а не иждивенец, всё достижение которого – это неспособность к сорока годам на квартиру заработать. Я не вижу проблемы в том, что сорокалетний живёт в съёмной трёхкомнатной, а не в купленной пятикомнатной[iii] квартире. Но зачем же ставить по этому поводу палатку протеста? Может, завтра страна озаботится тем, что ему сорок лет, а он ещё девственник. Тоже партия- вице-Авода пристроится. Раз он девственник, то вина уже в третий раз женатого Нетаньяху просто очевидна.

До сих пор моя заметка касалась того, что модой аккуратно в высоком СМИшенном кругу «скандал» зовётся. Не могу…

Есть ещё один штамп – излюбленное оружие не только СМИ и политиков, но и людей, которые относятся к этим группам лишь в воображении. Это слово – кризис. Чуть что – оказывается, в Израиле кризис – экономический, политический, военный и множество других, от которых страну могут спасти кардинальные реформы. Я же утверждал и утверждаю – никаких кризисов в Израиле нет – ни промышленного, ни научного, ни культурного.

Есть опасность кризиса – приход к власти демагогов и популистов, которые, раздавая и деля от имени государства, могут просто разрушить его будущее.

Иерусалим

---

[i] Как только кто-то говорит об устарелости такого простого деления на правых, анти-капитулянтов, и левых – капитулянтов перед арабской угрозой во имя пересовской химеры давно состарившегося «Нового Ближнего Востока», грешит, увы, против истины.

[ii] Это любимое словечко СМИ – привлекает внимание, позволяя любую муру вынести в заголовок первой газетной страницы.

[iii] Обратил внимание, что в народной молве скромной стали уже именовать четырёхкомнатную квартиру, тогда как ещё недавно эту роль играла трёхкомнатная. Красиво жить не надо запрещать.

КОЛЧАК. ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ

Середина дня, 12 августа 1967 года «Микешкин» спускается Быковской протокой. Мы топчемся у левого борта, уже ощущая ноздрями близость дрейфующих льдов. Этою же протокой когда-то шли Матисен и Колчак, участники Русской полярной экспедиции 1901—1902 годов.

Взяв с собою боцмана с «Зари» и двух матросов, Колчак со шлюпа-четверки в этих местах, где мы сейчас застопорили ход, делал промеры глубин. Составленные Колчаком карты печатались Главным гидрографическим управлением России. Скорее всего, их использовали и в лоции, раскрытой у нас на столе: «Лоцманская карта реки Лены от г. Якутска до порта Тикси. Масштаб 1:50. Фарватер 1964. г. Якутск, 1963 г.».

Тогда в голову не могло прийти, что в Москве, на Плющихе, в этот самый день и час, когда мы говорим об адмирале, имя Александра Васильевича Колчака повторяет Анна Васильевна Тимирева, возлюбленная адмирала, вернувшаяся из ссылки. «Как странно — здесь непроходимый лес, / здесь, в десяти шагах, участки, дачи, / гуляют люди, где-то дети плачут, / но здесь, в лесу, тот мир как бы исчез…» Эти дневниковые строки Анны Васильевны датированы тоже 12 августа 1967 года, когда мы, незнакомые с ней, разделенные 5 тысячами километров, думали об одном человеке, но о мистическом совпадении дат я узнаю после того, как судьбе угодно будет меня свести с Анной Васильевной.

В начале 1970-х, собирая материалы для книги «Сибирь: откуда она пошла и куда она идет. Факты. Размышления. Прогнозы», я без всякой надежды на успех обращусь в иркутское управление КГБ с просьбой запросить из Москвы дело Колчака и Тимиревой. Их арестовали 15 января 1920 года на иркутской железнодорожной станции, арестом руководил 23-летний штабс-капитан А.Г. Нестеров, заместитель командующего войсками Политцентра.

Три-четыре месяца спустя из Общего следственного фонда Центрального архива КГБ в Иркутск придет 19 томов «Дела по обвинению Колчака Александра Васильевича и др.». Среди протоколов, расписок, справок, отбитых на «Ундервуде» 1900-х годов, но часто от руки, иногда невозможных для прочтения, обнаружился клочок серой бумаги, торопливо исписанный химическим карандашом, много раз свернутый, пока не стал удобным для припрятывания.

Я развернул, и потемнело в глазах. Это была последняя записка Колчака Анне Васильевне Тимиревой, до нее не дошедшая; ее отобрали, по-видимому, при ночном обыске перед расстрелом.

При издании и переизданиях книги цензура вымарывала текст записки безоговорочно; мне с трудом удавалось отстоять лишь фрагмент. Вся записка светилась такой любовью 46-летнего Колчака к 26-летней Анне Тимиревой (Сафоновой), таким торжеством их беззащитной взаимной нежности над охватившей землю разрухой, что следа не оставалось от образа адмирала, каким его в те времена представляли.

В поселке Забитуй под Иркутском я разыскал штабс-капитана Нестерова, сухонького старичка, работника местного коммунального хозяйства; он провел 40 лет в лагерях и ссылках за связь с эсэровским Политцентром. От него я услышал подробности ареста Колчака.

Поезд стоял без паровоза, в окружении двух батальонов 53-го стрелкового полка, готовых взорвать рельсовый путь, но не допустить продвижения на восток составов с адмиралом и золотым запасом. В вагоне Колчака было 39 человек; механик телеграфа, делопроизводитель, чиновники для особых поручений толпились в тамбуре и в проходе, не понимая, почему их выталкивают на мороз. В отдельном купе сидели рядом Колчак и Тимирева. Арест Анны Васильевны не предусматривался. Штабс-капитан даже не знал о ее существовании. Но она держала руки Александра Васильевича в своих, настаивая, что в тюрьму пойдут вместе. Они шли под конвоем по льду Ангары, скользя и поддерживая друг друга.

Сидя над архивными папками, я представить не мог, что год спустя встречу жившую на Плющихе в Москве под другим именем Анну Васильевну Тимиреву и, как почтальон из небытия, передам переписанный в мой блокнот текст письма, шедшего к ней полвека.

Анна Тимирева

Но прежде о других бумагах из «Дела по обвинению…» На второй день ареста, томясь в отдельной камере, не зная, что с Александром Васильевичем и еще не разобравшись, перед кем за адмирала ходатайствовать, Анна Васильевна пишет карандашом: «Прошу разрешить мне свидание с адмиралом Колчак. Анна Тимирева. 16 января 1920 г».

Им разрешали короткие совместные прогулки по тюремному двору. Ее ужасала обстановка, в которой оказался Александр Васильевич, о себе она не думала, сердце разрывалось от бессилия помочь, чтобы ему не так было холодно в камере.

Она пишет на волю с надеждой, что добрые люди передадут записку в вагон, где оставались их вещи. Надзиратель, видимо, обещал ей помочь, но, не решившись, отдал письмо в Следственную Комиссию:

«Прошу передать мою записку в вагон адмирала Колчака. Прошу прислать адмиралу — 1) сапоги, 2) смены 2 белья, 3) кружку для чая, 4) кувшин для рук и таз, 5) одеколону, 6) папирос, 7) чаю и сахару, 8) какой-нибудь еды, 9) второе одеяло, 10) подушку, 11) бумаги и конвертов, 12) карандаш.

Мне: 1) чаю и сахару, 2) еды, 3) пару простынь, 4) серое платье, 5) карты, 6) бумаги и конверты, 7) свечей и спичек.

Всем вам привет, мои милые друзья. Может быть, найдется свободный человек, кот[орый] мне принесет все это, из храбрых женщин.

Анна Тимирева. Сидим в тюрьме порознь».

Она подчеркнула просьбу о свечах: боялась темноты.

Ее до поры не тревожили, только адмирала водили по коридору на допросы. Для Чрезвычайной Следственной Комиссии было неожиданным, с каким достоинством держался Колчак, как спокойно перечитывал протоколы, исправлял неточности, прежде чем поставить подпись. Следователям не дано было знать, что мыслями он был далеко от этих бумаг, вся его тревога была об Анне, одно это теперь занимало его, а приходилось, отвечая на вопросы, рассказывать чужим для него людям про свои экспедиции в Арктику, поиски барона Толля, план возрождения Российского военно-морского флота, разгромленного в Русско-японской войне.

Ему не от чего было отрекаться. Ведший следствие К. Попов в предисловии к изданию стенографического отчета «Допрос Колчака» в 1925 году нашел объяснение странных его слуху показаний: «Он давал их не столько для допрашивавшей его власти, сколько для буржуазного мира…»

На обратной стороне листка со штампом «Адъютант Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего» (видимо, изъятого при аресте адъютанта и использованного за неимением другой бумаги) еще документ: «Чрезвычайная Следственная Комиссия, рассмотрев вопрос о дальнейшем содержании под стражей Анны Васильевны Тимиревой, добровольно последовавшей в тюрьму при аресте адмирала Колчака, постановила: в интересах следствия по делу Колчака и во избежание возможности влияния на Тимиреву сторонних лиц оставить А.В. Тимиреву под стражей. Председатель С. Чудновский, товарищ Председателя Следственной Комиссии К.Попов…»

В роковую ночь, когда Колчаку зачитали постановление ревкома о расстреле, когда уже дымилась на ангарском льду прорубь, к которой потащат казненного, Анна Васильевна слышала топот сапог в коридоре, видела в щель его серую папаху среди черных людей.

Ей не сразу сообщили о казни, долго не решались, но, узнав об этом и не подозревая, что красноармейцы столкнули убитого под воду, Анна потребовала от коменданта тюрьмы тело для захоронения.

Иркутский губернский революционный комитет шлет в Чрезвычайную Следственную Комиссию постановление:

«На ходатайство Анны Тимиревой о выдаче ей тела адм[ирала] Колчака Революц[ионный] Ком[итет] сообщает, что тело погребено и никому выдано не будет.

Управляющий делами (подпись).

Копию этого сообщения объявить Тимиревой».

Власти не знали, что делать с женщиной, виноватой лишь в том, что любила человека по фамилии Колчак.

С мужем Тимиревым, своим троюродным братом, морским офицером, героем Порт-Артура, она рассталась в 1918 году, следы его затерялись в русской эмиграции, хлынувшей с Дальнего Востока в Маньчжурию.

В 1922 году, будучи временно на свободе, она познакомилась с инженером-путейцем В.К. Книпером, вышла замуж, взяла его фамилию. Это не спасало от новых арестов. Когда забирали в пятый раз, спросила следователя, в чем ее обвиняют. Следователь удивился: «Но Советская власть вам уже причинила столько обид…» То есть вы уже потенциально должны быть врагом.

На воле она искала Володю, сына от первого брака; его арестовали и расстреляли в 38-м, когда ему, талантливому художнику, было 23 года. Инженер Книпер терпеливо ждал очередного освобождения Анны Васильевны; он умер в 1942-м.

Анна Васильевна прошла тюрьмы Иркутска, Ярославля, лагеря Забайкалья и Караганды, ссылки по городам и селам России; у нее начинался туберкулез. В конце 50-х, обессилев совершенно, заставила себя написать Генеральному прокурору СССР:

«15 января 1920 г. я была арестована в Иркутске в поезде Колчака. Мне тогда было 26 лет. Я любила этого человека и не могла бросить его в последние дни его жизни. Вот в сущности вся моя вина… В настоящее время мне 67-й год, я совсем больной человек, работа эта мне давно не по силам, она требует большой физической выносливости, но бросить ее я не могу, так как жить мне иначе нечем. С 22-го года я работаю, но из-за непрерывных арестов и ссылок в общей сложности 25 лет у меня нет трудового стажа. Я вновь прошу о своей полной реабилитации, без которой существовать в дальнейшем невозможно».

…Мы встретимся в апреле 1972 года на Плющихе, в ее старой квартире, где теперь жили родная сестра и племянник.

Маленькая седая женщина будет кутаться в вязаный платок, наброшенный на белую с кружевным воротничком блузку.

Говорили о Сибири, перебирали в памяти места, обоим знакомые, и мне долго не хватало духу сообщить, с чем пришел.

Она принесла из соседней комнаты письмо на имя министра культуры СССР, подписанное Шостаковичем, Свешниковым, Гнесиной, Хачатуряном, Ойстрахом, Козловским…

«Убедительно просим вас оказать помощь в получении персональной пенсии А.В. Книпер, урожденной Сафоновой, дочери выдающегося русского музыканта В.И.Сафонова, скончавшегося в феврале 1918 года в Кисловодске. Анне Васильевне 67 лет, у нее плохое состояние здоровья. Не имея никаких средств к существованию, она вынуждена работать в качестве бутафора в Рыбинском драматическом театре, что ей не по силам. В настоящее время Анна Васильевна, незаслуженно находившаяся долгие годы в лагерях и административных ссылках, полностью реабилитирована и прописана в Москве. Но жить ей не на что…» И ответ: гражданке А.В. Тимиревой установлена персональная пенсия в размере 45 рублей.

«Как же вы живете?!» — не удержался я. «Мосфильм» поставил на учет: когда в массовых сценах нужны «благородные старухи», мне звонят, я сажусь на трамвай и несусь. Снималась в «Бриллиантовой руке», в «Войне и мире». Помните бал Наташи Ростовой? Крупным планом княгиня с лорнетом — это я!» — «И все доходы?» — «За съемочный день 3 рубля… Хватает на Таганку, на томик Окуджавы, иногда на Консерваторию».

Время говорить о записке.

И я, запинаясь, рассказываю, как искал документы по истории Сибири, как в Иркутск пришло «Дело по обвинению…», и среди бумаг оказалась последняя записка Александра Васильевича, у него отобранная, до нее тогда не дошедшая. Вот мой блокнот…

Анна Васильевна поднялась, прошла в другую комнату. Куда запропастились очки? Не найдя их, опустилась на стул и ослабевшим голосом, с несвойственными ей паузами, попросила меня прочитать вслух. Такое ожидание напряглось в ее зрачках, что мне стало не по себе от растерянности.

Я открыл блокнот и стал читать записку, которую помнил наизусть, но перехватывало горло, как было, когда увидел записку в первый раз.

«Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне. Как отнестись к ультиматуму Войцеховского, не знаю, скорее думаю, что из этого ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца. Не понимаю, что значит «в субботу наши прогулки окончательно невозможны»? Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я только думаю о тебе и твоей участи, единственно, что меня тревожит. О себе не беспокоюсь — ибо все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать. Пиши мне. Твои записки — единственная радость, какую я могу иметь…»

Владеть собой мне удавалось с трудом.

«Продолжайте», — сказала Анна Васильевна.

«Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся обо мне и сохрани себя. Гайду я простил.

До свидания, целую твои руки».

(Генерал Г.Гайда весной 1919 года командовал Сибирской армией, входившей в состав Русской армии адмирала А.В. Колчака, за невыполнение приказа главнокомандующего был лишен генеральского звания и наград; во Владивостоке возглавил эсеровский мятеж против колчаковского правительства, был арестован и покинул Россию.)

Анна Васильевна сидела, не шелохнувшись, под обтянувшим ее плечи платком, мыслями в далеком страшном времени, когда обваливалось государство, истреблялись народы, злоба и ненависть стелились по выжженной земле. Сквозь стылую Сибирь шел поезд, в морозном окне кружились сугробы и сосны, и два человека сидели рядом, втянутые в грозные события и обреченные стать их жертвами; оба сберегали в своих душах чувство любви, единственную ценность, многими забытую, иными растоптанную, а ими, несмотря на все пережитое, сохраненную.

Потом Анна Васильевна говорила мне: «Не думаю, что на моем веку напишут правду об Александре Васильевиче, все меньше людей, знавших его, испытавших обаяние его своеобразного ума и высокого душевного настроя. Дневниковые записи, которые я веду урывками, усталая, после работы, сама чувствую, суховаты, не способны передать величие этого любящего и любимого человека. Он входил — и все вокруг делалось как праздник. Во все мои прожитые годы, разбуди меня и спроси, чего хочу больше всего на свете, я бы ответила: видеть его. Пробую писать о нем в стихах, но слабо перо мое».

Евтушенко попросил меня помочь встретиться с Анной Васильевной. Я послал Анне Васильевне из Иркутска открытку. Ответ привожу полностью:

«Милый Леонид Иосифович, Вашу открытку получила в больнице, где меня пытаются подремонтировать. Сейчас я дома. Жалею, что не побывали зимою в Москве как хотели. Что касается Вашего друга, то, если ему так уж хочется со мной повидаться — пусть позвонит.

Хотя сейчас лето и его, конечно, нет в Москве. Что буду делать в дальнейшем, сама еще не знаю. В 80 лет все становится затруднительно. Итак, до свидания, проблематичного. Анна Книпер. 27.V.73».

Выбраться на Плющиху Евгению Александровичу долго не удавалось. А в январе 1978 года Анна Васильевна умерла. У ее могилы на Ваганьковском я вспоминаю полупустую комнату, кутающуюся в платок седую сухощавую женщину с пронзительными глазами, слышу рвущийся сквозь ошалелые времена ее спокойный голос — возлюбленной Александра Васильевича Колчака. Над ним была не властна бушевавшая за оградой, казавшаяся смыслом жизни суета:

«Полвека не могу принять, ничем нельзя помочь, и все уходишь ты опять в ту роковую ночь. А я осуждена идти, пока не минет срок, и перепутаны пути исхоженных дорог. Но если я еще жива наперекор судьбе, то только как любовь твоя и память о тебе».

В 2008 году Евтушенко включит стихи Анны Тимиревой в антологию «Десять веков русской поэзии». Жаль, что стихи поэта, ей посвященные, Анна Васильевна не услышала при жизни. Она бы снова искала очки и, смущаясь, просила бы их прочитать.

Евгений Александрович бывал в кругу «изысканных старух», прошедших войны и лагеря, знаменитых «тем, что их любили те, кто знамениты», и, слыша их высокий слог, сам себе он казался «нелепым, как мытищинский кагор в компании «Клико» и «Монтильядо».

(Из книги «Старая рында». См. «Новую газету», № 127 от 12 ноября, № 131 от 21 ноября, № 140 от 12 декабря)

Леонид ШИНКАРЕВ

МАРКСИЗМ КАК ЮДОФОБИЯ

Лично не знаком. Пишут, что циник. Думаю, при этом, циник расчетливый. Еврей, израильтянин, сочинивший антисемитский труд, всегда востребован большой аудиторией, а следом за ней – деньги. Шломо Занд продал за злато свой народ. Не он первый, не он, увы, последний. 

Но дело здесь не самом Занде, а в «красной» проказе, коей давно больна израильская элита, только подменившая кровожадность своих отцов-основателей либеральным бредом.

Занд пишет, что никакого Авраама, Ицхака, Иакова, Моисея не было, как не было и царей израилевых: Саула, Давида и Соломона – все миф, придуманный сионистами, чтобы доказать свое право на земли арабов - палестинцев.

Чистой воды плагиат. Занд ссылается на разных псевдоученых, но о главном своем учителе – яром юдофобе - молчит. Дадим ему слово:

«Один голландский ориенталист, профессор Дози из Лейдена, выпустил книгу, в которой доказывает, что «Авраам. Исаак и Иаков» являются фантастическими образами; что евреи были идолопоклонниками; что они таскали с собой «камень» в «кивоте»… Во всяком случае, за пределами Германии (Ренан, Коленсо, Дози и т.д.) происходит замечательное движение против религии». Письмо К. Маркса Энгельсу от 16 июня 1864 года.

Врет Шломо Занд и дальше, но с подачи других учителей.

«Евреи, на мой взгляд, не являются народом, поскольку в своем современном значении слово «народ» относится к человеческому коллективу, проживающему на конкретной территории, где развивается общая для всего этого коллектива живая повседневная культура – от языка до жизненных обычаев и привычек». Шломо Занд «Кто и как изобрел еврейский народ».

Чистой воды плагиат, ничего нового этот киновед, слегка замаскированный под ученого, не изобрел.

«Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской русской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте "Письма" имеется определение "еврейский народ", которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет». Эренбург «Письмо Сталину».

Но Эренбурга можно хоть как-то понять: он пытался спасти потомков Иакова в СССР от сталинского геноцида. Шломо Занд, напротив явно намерен помочь тем, кто сегодня занят «окончательным решением еврейского вопроса». Впрочем, по Фрейду, он не может скрыть источник своего плагиата- советского писателя и вождя народов:

«Те, кто хотят определять себя как евреев, имеют на то полное право. Я прекрасно понимаю Илью Эренбурга, сказавшего в свое время, что до тех пор, пока в мире остается хотя бы один антисемит, он будет продолжать считать себя евреем.

Вместе с тем и в моральном, и в политическом плане я с негодованием и отвращением отвергаю идентичность, стремящуюся любой ценой изолироваться от всех «чужаков», то есть от «неевреев», так же как и идентичность, однозначно устанавливающую, кто еврей, а кто нет, и отказывающуюся признать право каждого человека самостоятельно решать, кто он такой. А когда речь идет о самом Израиле, я в еще большей степени отвергаю «еврейскую солидарность», упрямо отделяющую евреев от так называемых меньшинств и дискриминирующую их, отнимающую землю у находящихся под оккупацией людей во имя выдуманного прошлого».

Во-первых, эту пошлость «перед лицом» впервые выдал не автор «Падения Парижа», а французский историк – ассимилянт Марк Блок. И выглядит она так: ««Я еврей, но не вижу в этом причины ни для гордыни, ни для стыда, я отстаиваю свое происхождение лишь в одном случае: перед лицом антисемита». Я сам, к стыду своему, поставил эти слова эпиграфом к своей юношеской повести «Дело Бейлиса». Во вторых, озабочен Занд не мифическим пристрастием евреев к изоляции от «чужаков», «неевреев», а полным нежеланием идти на поклон к своим врагам и убийцам, коих левак Занд и считает настоящими хозяевами Эрец Исраэль.

Тем не менее, потерять свое место преподавателя университета Занд не хочет, а потому исключает из своей прохамасовской пропаганды всего один пункт: ревизию Холокоста. Здесь он себя останавливает. Он только пишет прямо, что, так как еврейского народа нет и право его на землю - миф, а есть народ израильский, почему бы не включить в этот народ миллионы арабов-палестинцев. И заживем мы одним этим социалистическим сообществом мирно и спокойно, почти в полном коммунизме, как и завещал Шломо Занду его папа-коммунист и бородатый ненавистник евреев Карл Маркс.

ЧТОБЫ НЕ СГЛАЗИТЬ...

"Неприятный казус произошел с Биньямином Нетаниягу во время традиционного предвыборного посещения столичного рынка «Махане-Иегуда». Владелица одного из кафе, куда лидер Ликуда зашел выпить кофе, нагребла ему мелочью сдачу с сотенной купюры. И сделала это, по ее словам, чтобы он вспомнил, как тяжело живется простому народу". из СМИ.

Надо думать, особенно тяжело живется торговцам с упомянутого  рынка. Давно мечтаю снять фильм об этом базаре в центре Иерусалима, Сколько веселого здоровья, сытости, здоровых животов и румяных лиц. Но жаловаться просто необходимо. Помню одну знакомую, по имени Роза. Познакомились 35 лет назад. Более несчастного человека не припомню: все время стонала, жаловалась, вечно у неё все болело... Однажды не выдержал. - Роза! - говорю. - Перестань ныть. Все у тебя в полном порядке.

 - Ну и что, - отвечает. - Это я, чтобы не сглазить.

 Недавно встретил Розу на её 80-летнем юбилее. Выглядит старушка замечательно.

ГОЛЫЙ ДАГАН

• Виктория Вексельман
  
  

Знаете ли вы, почему сектор Газы после ливней страдает от жутких наводнений с полным прорывом канализации? Все, оказывается, довольно просто, и во всем, как всегда, виноват если не Израиль, то Нетаниягу.

Когда прогрессивное человечество совместно с Израилем начало реализацию проекта по строительству современной канализационной системы в секторе Газы, то произошло нечто, о чем прогрессивное человечество догадаться не могло. Канализационные трубы как нельзя лучше подходили для производства «Касамов» и строительства тоннелей. В результате воровства старая канализационная система не выдержала нагрузки, трубы прорвало, а их содержимое затопило дома и бизнесы. Жижа стояла высотой в несколько ярдов.

По странной ассоциации эта давняя история вспомнилась мне после выступления бывшего главы «Мосада» Меира Дагана с его патетическим заявлением о том, «как страшно жить». Прорвало канализацию. На самом деле, Меира Дагана следовало бы отправить в отставку еще осенью 2004 года, когда главный разведчик страны забыл в машине, припаркованной в центре Тель-Авива, свой сотовый телефон, а воры бесшумно машину главного разведчика вскрыли, телефон украли и растворились бесследно на широчайших просторах Израиля. После такого конфуза премьер-министр Ариэль Шарон мог отправить своего любимца в отставку. Но не для того он выбирал себе начальников внешней и внутренней разведки, Меира Дагана и Юваля Дискина, чтобы ценными кадрами разбрасываться. Они были нужны ему для осуществления широкомасштабных планов по «одностороннему размежеванию».

Вы думаете, кто-нибудь из этих генералов, проливающих скорбные слезы под завывание «как страшно жить», сказал Ариэлю Шарону, что нельзя уходить из Газы, что бегство всегда чревато катастрофическими последствиями? Нет. Никто не говорил. Все эти «эксперты» в погонах только подобострастно поддакивали, а уж как в то время работала евсекция ШАБАКа даже вспоминать страшно. Девочек за дерзкое поведение с полицейскими в тюрьму сажали, отцов семейства по полгода держали вдали от дома под предлогом, что они могут обидеть «друзей по мирному процессу».

Никто из них не предвидел сценарий захвата власти в секторе Газы ХАМАСом. Самое смешное, что все эти израильские и американские «эксперты» решили помочь ФАТХу в его неравной борьбе с ХАМАСом и создали для ФАТХа в Газе военную и разведывательную инфраструктуру с самым современным оборудованием. Результат известен – генштаб ФАТХа в Газе быстро оказался в руках ХАМАСа, и моджахедам достались тысячи бумажных и электронных документов и разведданные, собранные ФАТХом. ХАМАС получил доступ к разведывательным технологиям и современному оружию. Слова плохого об Ариэле Шароне Меир Даган с Ювалем Дискиным не сказали.

Сменивший Ариэля Шарона Эхуд Ольмерт пользовался любовью и уважением генералов, а также Белого дома. Этот премьер-министр никому не противоречил. Вот показалось генералу Джеймсу Джонсу (куратору «мирного процесса» в тот период), что силам безопасности ПА не хватает оружия, боеприпасов и БТРов, как Эхуд Ольмерт тут же дал согласие на поставку в Рамаллу 25 БТРов, тысячи винтовок и двух миллионов патронов к ним. Что и говорить, с такой покладистостью отношения с Белым домом испортить было невозможно. Справедливости ради следует сказать, что Барак Обама очень быстро отправил в отставку генерала Джонса.

И ведь не сказать, что в Израиле не знали, как будет применяться оружие, выданное силам безопасности ПА. После заключения Ословских соглашений генерал Ицхак Рабин выдал террористам Арафата оружие в надежде, что они перестреляют друг друга «без БАГАЦа и БеЦелема», но оружие, выданное Рабиным и Пересом, всплывало всякий раз во время вооруженных нападений на израильтян, включая террористическую войну 2000 года. Поставки вооружений в Рамаллу приостановил тогдашний министр обороны Эхуд Барак, возражал против них лидер оппозиции Биньямин Нетаниягу, но Меир Даган и Юваль Дискин слова плохого об Эхуде Ольмерте не сказали ни тогда, ни сейчас.

Лейтмотивом же выступлений израильских генералов является попытка объяснить израильскому избирателю, что только они, генералы, знают, как нужно, куда и в каком порядке отступать, а противный Биби их не слушается. И вот если граждане выберут душку, куколку Бужи, который во всем генералов будет слушаться, то будет всем счастье. То есть, почти открытым текстом говорится, что мы, генералы, хотим управлять страной, дергая за веревочки послушную марионетку, и Бужи на эту роль подходит как нельзя лучше. По-моему, это попытка военного путча. В любой другой стране пресса давно забила бы тревогу, дескать, нет правлению «хунте черных полковников», но левая израильская пресса молчит. Ибо, «кто там шагает правой? Левой, левой, левой!» И народ, почти поголовно отслуживший в армии, привык доверять авторитету командиров. Они-то знают, они не подведут, они все видят.

А ведь торжественное шествие по болотам Осло, бегства из Ливана, второй интифады и одностороннего размежевания шло под предводительством заслуженных генералов Ицхака Рабина, Эхуда Барака и Ариэля Шарона. Под полное одобрение Белого дома и Госдепартамента и оттуда же с любовью.

Тут же «Йедиот ахронот» выпустила очередную утку с лапшой, сообщив, что Нетаниягу, оказывается, готов был отступить к границам 1967 года и принять «палестинских беженцев». Логики, кстати, никакой. Если Нетаниягу готов к такому отступлению, то чего же генералам и «инженерам человеческих душ» беспокоиться? А если это утка, то тогда волнение понятно.

Утке долго летать не пришлось. Буквально через день американский дипломат Денис Росс, курировавший переговоры между Израилем и ПА, выступил с опровержением. Опровержение было опубликовано в «Исраэль Хайом», а не в «Йедиоте».

Так вот, Денис Росс сказал, что Нетаниягу «никогда не соглашался на отступление Израиля к границам 1967, разделу Иерусалима или признанию права беженцев на возвращение».

Словом, не было такого документа, а был один из проектов, предложенных мечтательным Госдепом, и их за эти 20 лет было множество. «В течение нескольких лет наших дискуссий мы предлагали множество различных проектов и до, и после августа 2013 года, но проекта соглашения в августе 2013 года не было. В любом случае, к моему сожалению, попытка не удалась», — посетовал Денис Росс.

При этом Денис Росс и весь генералитет требуют от Нетаниягу признать, что его выступление в Конгрессе, встреченное на ура и под бурные аплодисменты стоя, было ошибкой. Понятно, что генералу Йоаву Галанту обидно, что перед Конгрессом и Сенатом пригласили выступать не его, а Биньямина Нетаниягу, обидно, что рейтинг Нетаниягу в Америке выше рейтинга Обамы, и если бы Нетаниягу имел право баллотироваться в президенты США, то был бы наверняка избран. Поэтому он и его товарищи по оружию утверждают, что выступление было провалом.

Отнюдь. Нетаниягу обращался к американскому народу, и ему было важно подчеркнуть, что сделка, которую Обама хочет подписать с Ираном, плохая, представляет угрозу не только для Израиля, но и для Америки, и Израиль согласия на такую сделку не давал, и разменной монетой в грязной игре быть не согласен. Если понадобится, то он будет бороться в одиночку «за вашу и нашу свободу». Он немедленно обрел союзников в лице монархий Персидского залива, причем, гораздо более серьезных, чем генералы-пораженцы. И не стоит полагать, что голос его услышан не был. Судя, по заявлениям дипломатов, расхождения в позициях на переговорах с Ираном остаются значительные, и не факт, что соглашение будет подписано.

И хоть Нетаниягу сказал, что «враг твоего врага – мой враг», к голосу врага Ахмеда Аль-Фараджа из саудовского официоза «Аль-Джазира» (не катарского) следует прислушаться:

«Поскольку Обама является отцом заранее подготовленных революций в арабском мире, и поскольку он – союзник политического ислама (Мусульманского братства – В.В.), матери всех террористических организаций, и поскольку он работает над подписанием соглашения с Ираном за счет давних союзников США в Персидском заливе, меня очень радует твердая позиция Нетаниягу и его решение выступить против ядерного соглашения в Конгрессе, несмотря на гнев и ярость администрации. Я уверен, что поведение Нетаниягу отвечает нашим интересам, народам Персидского залива, в гораздо большей степени, чем глупое поведение худшего из американских президентов. Вы со мной согласны?»