СДЕЛКА В ЖЕНЕВЕ. РЕАКЦИЯ ГАЗЫ.

Американский президент не только с радостью пошел навстречу новым хитрецам из Ирана. Он потрафил всем фанатикам ислама, всем центрам террора. И предал своего «лучшего друга на Ближнем Востоке» - Израиль. За доказательствами далеко ходить не нужно. В Москве тут же состряпали реакцию ХАМАСа на заключенную в Женеве сделку. Читаю «Палестинский информационный центр»:

«Если мировые лидеры все утро субботы поздравляли друг друга с заключением соглашения по ядерной программе Ирана, то в "Израиле" царил глубокий пессимизм.
     Сионистский главарь  Натаняху и вовсе заявил, что его "страна" не считает себя связанной с этим договором, сообщает телекомпания CNN.     "В Женеве было заключено не историческое соглашение, там была совершена историческая ошибка", - заявил Б.Н. " "Если в течение следующих пяти лет ядерное взрывное устройство сработает в Нью-Йорке или Мадриде, то лишь потому, что сегодня в Женеве подписали этот договор", - считает "израильский" "бабуин".    
    Что да, то да, сказали бы в Одессе. Натаняху знает, что говорит.  Если уж он сказал взрывы, то  взрывы обязательно случатся. Постарается "Моссад", как постарался он вместе с американскими спецслужбами организовать 11.09.2001 в Нью-Йорке, чтобы потом Дж.Буш-мл. объявил крестовый поход на Ислам и исламские страны. Сценарий был написан загодя:  переделать карту не только Ближнего Востока в пользу сионизма, но и практически всего мира.  Далее вы знаете: Афганистан, Ирак,  Сомали, Ливия, Судан...  Погибли миллионы мусульман.

    Теперь Натаняху не стесняясь заявляет о новых взрывах в Нью-Йорке и Мадриде. Но "Бабуин" крепко заблуждается, что мир вновь поведется на такие дешевки как  оставленные  в аэропорту автомобили с Кораном, изданным в Тегеране.

    Найти провокатора будет значительно легче...»

 Хорошо бы сам Обама прочел этот прогноз…. Может быть… Впрочем, он сам хорошо знает, что сотворил. Либерал-фашисты США ищут мир с нацистами от ислама. В этом-то  вся проблема Израиля и всего мира.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ АНГЕЛА. Рассказ солдата

 Сколько же случалось этих рассказов, когда мои дети были солдатами и сержантами ЦАХАЛа. Как правило. и придумывать ничего не нужно было. Рассказы получались разными по качеству, но в каждом были черты армии Израиля. Именно это и казалось мне самым интересным.

 Солдата наказали за дело и поделом. Он отсидел три недели в тюрьме, без шнурков и пояса на штанах. Он отсидел спокойно, понимая, что приговор справедлив, но мама заключенного очень нервничала, говорила с его командиром, а потом прибежала к окну узилища сына и стала причитать громко: 

-         Я всегда знала, что этим кончится! Я знала! 

Она кричала так, будто бедного солдата приговорили к смертной казни, и завтра повесят на плацу перед палатками его базы. Ничего не поделаешь, мамы есть мамы. 

 Солдатик, без шнурков и пояса, тоже горевал, но не по причине горьких слов мамы, а потому что внеплановая отсидка лишала его свидания с девушкой Тали, в которую он давно и нежно был влюблен.

 Когда герою этой истории было три года, грозный и чужой дядя спросил его строго: « Мальчик, тебя как зовут?». Бедный Евгений смутился, сбился, забыл обо всем, и вместо своего имени пробормотал имя отца.

-         Нет, - закричал он тут же, в панике. – Не так! Меня зовут не Лев, а Женя. 

-         Нехорошо обманывать старших, - сказал не очень умный дядя и погрозил малышу пальцем. 

 С тех пор Женя Лифшиц никого и не обманывал. И вовсе не потому, что испугался того строгого гражданина с пальцем, а потому, что с самого рождения не умел это делать намеренно. Не умел врать. 

 Бывает и такое в медицинской практике: рождаются люди, абсолютно правдивые, не понимающие всю прелесть и выгоды лжи. 

 Родители Жени были нормальными гражданами, такими они остаются и сегодня, а вот сынок у них появился не совсем от мира сего, как, по крайней мере, считала мама Жени. 

 Однажды, еще в России, она тайком отвела малыша к знакомому психиатру в больницу Кащенко. Знакомый долго разговаривал с мальчиком наедине, потом за руку вывел его к маме и сказал просто: « Какой у вас чудный ребенок». Больше он ничего не сказал, и мама Жени оставила сына в покое, не обращая внимания на мелкие неприятности в его детской жизни. 

 Например, не было друзей у Жени. Ребята в классе давно подметили, что Лифшиц нежеланный свидетель их шалостей. Он никогда не торопился с «докладом», стукачом не был, но хитрые учителя давно поняли, кто перед ними,  сразу же строго смотрели именно на Женю и спрашивали сурово: 

-         Лифшиц, что здесь произошло? 

И бедный ребенок честно рассказывал «что», вздыхая и уставившись в пол. После первого такого случая его крепко побили одноклассники, после второго поняли, что физическим воспитанием ничего не добьются и оставили  Женю в покое. Просто стали делать все, чтобы проказить в его отсутствии. /

 Надо сказать, что и родных Женя приучил к определенной дисциплине после одного случая. Зашла к ним однажды соседка по причине отсутствия соли, а пятилетний Женя ей и выложил все, как на духу: « Тетя вы к нам больше не ходите. Мама говорит, что вы жадная и злая». Случился большой скандал с криком и взаимными обвинениями./

 Однако, после скандала, умные родители не стали воспитывать малыша, учить его дипломатии, понимая, что это бесполезно. Стали они с осторожностью изъясняться, когда Женя был рядом, - вот и все./

 Малыш так боялся своей полной неспособности солгать, что и вести себя старался так, чтобы нужды в этом не появлялось. Возможно, не только его правдивость была тому причиной, не знаю. В любом случае, заслужил Женя кличку «ангелок», и с этим странным прозвищем так и прожил всю свою недолгую жизнь в России. /

-         Ну, где там наш ангелок? – спрашивал папа, вернувшись с работы./

-         Эй, ангелок, - кричала мама. – Сбегай в магазин за хлебом! /

Он с малых лет был отличным помощником по хозяйству: надежным и исполнительным. Именно по причине хозяйственной деятельности Жени и произошел с ним однажды характерный случай. /

 Неожиданно в дом к Лифшицам пришли гости, и мама послала сына в магазин за тортом. Ангелок помчался выполнять поручение, торт купил, но по дороге домой попал под жуткий ливень. Он спас торт, завернув коробку в рубашку, но сам вымок до корней своих светлых и курчавых волос. /

 Торт Женя доставил сухим, но сразу же обнаружил, что продавщица выдала ему  лишние пять копеек сдачи. /

 Мальчик в ужасе посмотрел на монеты и рванулся к двери. /

-         Стой, ты куда! – пробовал остановить его папа./

-         В магазин! – чуть не плача, бормотал ангелок. - Она подумает, что я ее обманул. А я не обманывал! Это случайно получилось. /

-         Да погоди ты, - сказала мама. – Дождь кончится и пойдешь. /

 А папа ничего не сказал. Он понимал, что удержать сына будет невозможно. И Женя помчался под проливным дождем обратно в магазин с пятаком в мокром кулаке и со словами извинения, застрявшими в горле. /

 А потом случился их переезд в Израиль. Женя Лифшиц учился тогда в четвертом классе. У него появился друг – девочка Наташа. Это девочка ему очень нравилась, и ей ангелок первой сообщил о возможном переезде. /

-         Но почему? – спросила огорченная Наташа. /

-         Потому что мы здесь люди второго сорта, - повторил Женя слова отца. /

-         Ты не второй сорт, а первый, - убежденно сказала  девочка в очках. – Только врать не умеешь, но это пройдет с возрастом. Все так говорят. /

 Но это не прошло «с возрастом». Младшего Лифшица и в Израиле сразу отметили за эту особенность. Надо сказать, что младшая сестра ангела родилась совершенно нормальным ребенком, и при случае могла придумать все, что угодно. /

-         Сонька – ватрушка, лентяйка и врушка, - сочинил как-то папа,  подарив дочери совершенно точную характеристику. /

 Женя любил сестру – несмышленыша, а потом стал побаиваться ее и сторониться. Слишком они были разными. /

 Он как-то попробовал повлиять на сестру. /

-         Сонь, - сказал ангелок. – Зачем ты врешь. Это нехорошо. /

-         А у тебя на бровях муха сидит, - серьезно сказала девочка. /

 Женька изо всей силы хлопнул себя по лбу и совершенно зря, потому что никакой мухи и в помине не было. /

 С тех пор он прекратил всякие попытки воспитать сестру, а сестра – Соня и не думала воспитывать брата. Ей даже нравилось, что они с ним такие разные. /

 Соня училась в одном классе с  девочкой по имени Тали. Может быть, по некоторому сходству имен с той, российской, подружкой Женя обратил внимание на одноклассницу сестры, потом это внимание перешло в симпатию, а накануне ухода в армию, ангелок в Тали окончательно влюбился. /

 Служил Лифшиц в боевых частях. Тиранут (школу молодого бойца) прошел достойно. Только с ребятами вновь не получилось у него дружбы. /

-         Чего-то у него с головкой, - решили ребята. - Чистенький больно. /

На самом деле Женя вовсе не был таким уж чистеньким, только врать так и не научился, и по этой причине ему в Израиле доставалось точно так же, как и в России. Вот и до армейской тюрьмы дошел Лифшиц. /

 А случилось вот что. Неподалеку от базы, где он служил, высадили рядок акаций. Сделали это, как положено, под зиму, провели «трубочную» воду, а весной акации преобразились, как один выбросили листочки навстречу солнцу./

 Впрочем, не все. Одно дерево так и осталось сухим. И это почему-то очень расстроило Лифшица./

  База находилась неподалеку от территорий, началась интифада, и солдатам не разрешали выходить за пределы объекта без приказа и особой надобности. /

 В ту, злосчастную ночь Лифшиц стоял на часах у ворот базы. Было тихо, вдали мерцали скупые огни арабской Калькилии, и за спиной Жени угомонился в палатках веселый народ защитников родины. /

 Лифшиц сначала думал о своей любимой девушке, и сердце его стало теплым и радостным, а потом  вспомнил солдат о сухой акации, и вдруг стало ему это дерево до слез жалко. Он думал о большой несправедливости, когда все посаженные акации в зелени побегов и только одна из них мертва и одинока./

 Он думал об этом, стоя у ворот базы, и никак не мог переключиться на другие мысли. Он даже решил: если в эту ночь засыхающую акацию не спасти, она безвозвратно погибнет. /

 Солдат Евгений Лифшиц оставил свой пост, набрал в пластиковое ведро воды и отправился за триста метров от базы к несчастной акации. Он вылил под корни воду, и отправился снова к крану у ворот, чтобы набрать еще воды. Он повторил свой рейс четырежды. И во время последнего похода был изобличен офицерской проверкой. /

 Армия есть армия, а дисциплина есть дисциплина. Но к Лифшицу офицеры относились хорошо. Он всегда нес службу исправно. Ему хотели помочь. /

-         Ты оставил пост, потому что живот прихватило, -  подсказал Лифшицу командир./

-         Нет, я подумал, что надо полить акацию, - сказал Женя. /

-         Ты вдруг себя почувствовал плохо, - раздраженно настаивал офицер. /

-         Нет, - вздохнул Женя. – Я себя чувствовал хорошо. Я подумал, что дереву плохо. /

 Он и на суде честно рассказал, что таскал ведра с водой, с целью полива засыхающего дерева. Суд удивился такой откровенности. Суду даже понравилась честность солдата, но ничего не поделаешь, пришлось вынести строгий приговор./

 Так Лифшиц и оказался на три недели вне коллектива. Однажды, примерно через десять дней срока заключения, к нему, на губу, подсадили парня из роты Жени. Ангелок сразу стал выспрашивать, как там акации? /

-         Чего им сделается? – удивившись, спросил парень./

-         Ну, все они зеленые, или нет? /

-         А я откуда знаю. Мне какое дело, - усмехнулся парень. – Я что, сам с ветки спрыгнул или в киббуце родился?

 Очень на него обиделся Лифшиц, а потом освобожденного отправили на базу, выдав шнурки с ремнем./

  Женя по дороге прилип к окну автобуса. Он так боялся вновь увидеть сухую акацию, но все деревья дружно стояли в ряд и в зеленом уборе. /

 Лифшиц метнулся к шоферу и упросил его притормозить. Выскочил из автобуса, и все проверил с близкого расстояния. Нет, ошибки быть не могло. Он спас акацию. Женя успокоился, сел в автобус и больше не думал о засохшем дереве, он теперь вспоминал только свою любимую девушку Тали и представлял, как они встретятся после долгой разлуки.  /

 Такая нехитрая история. Надо сказать, что отец Жени долгие годы в России работал инженером по озеленению городов. Он и в Израиле устроился по этой части. Только не инженером, а рабочим – садовником. Отец не  сказал сыну правду. Он знал, что все дело не в  ведрах воды, вылитых Лифшицем младшим под корни безлистной акации, а в характере деревьев. Одни из них торопятся украсить себя листвой, другие – не спешат. Вот и весь секрет. Деревья, как и люди, бывают разными.

 Ничего не сказал отец сыну. Решил его не расстраивать. Все верно, иной раз умение скрыть правду не менее полезно, чем полная неспособность ко лжи.  

МИФ О ТЫСЯЧЕЛЕТНЕЙ РОССИИ

Николай Усков: существует ли тысячелетняя Россия?

Является ли современная Россия собственно Россией? Или это, скорее, нечто новое, возникшее на развалинах Советского Союза, который, кстати, не считал себя правопреемником России, отказался платить ее долги, вообще стер это имя с политической карты мира. Имя вернулось на карту в 1991 году. Но осталась ли суть прежней?   В истории народов были прецеденты. Так, в V веке королевство франков подчинило себе территорию римской Галлии — богатой и сильно романизированной провинции Рима (точнее, провинций было несколько). Впрочем, основатель королевства франков, Хлодвиг из рода Меровингов, являлся римским консулом и носил императорский пурпур, полученный из Восточного Рима, то есть Византии. Но мы-то теперь понимаем, что Меровингская Галлия — это не Римская империя, это качественно новое образование, возникшее на территории бывших провинций империи. Да, в нем численно преобладали римляне, да, латинский язык оставался государственным еще многие столетия спустя, но между консулом Хлодвигом и консулом Цезарем пролегла непреодолимая культурно-историческая пропасть. И даже когда в 800 году король франков Карл Великий провозгласил себя императором Рима, мы все равно не считаем империю франков, а затем их преемников, немцев, той самой империей Августа, Тиберия и Константина, хотя в средние века в этом были убеждены все образованные люди, почитавшие Рим последним земным царством перед концом света. И Карл и прочие Западно-Римские императоры вели свой счет от Августа. Со времени низложения в 476 году последнего императора античного Рима — Ромулуса Августула — прошло целое тысячелетие, пока в конце XV века в кругах итальянских гуманистов не возникло понятие «средний век», который будто бы отделял их время от «золотого века» античности, от подлинной Римской империи. Таким образом Римская империя как интеллектуальный, политический и мистический фантом просуществовала даже дольше своего великого прототипа, который не протянул и пятисот лет. Средневековая Священно-Римская империя дожила аж до 1806 года, когда Наполеон низвел ее до империи Австрийской. Сколько просуществует фантом Российской империи? Или вы действительно думаете, что Рюрик, Иван Калита, Петр Великий, какой-нибудь Черненко или какой-нибудь Путин — это одна страна? Мы привыкли мыслить историю России единой. Нынешнее руководство инициировало создание учебника, в основу которого положено представление о непрерывной истории Отечества от Рюрика до Путина. Но даже на памяти моего поколения в ходу были понятия, свидетельствующие о четкой точке невозврата — «до революции» и «к уровню 1913 года». А прежде  говорили о «допетровской» и «послепетровской» России, наконец, о «домонгольской» Руси. Оправдано ли считать Московское княжество эпохи Золотой Орды преемником Киевской Руси, а советский народ русским народом? Не живем ли мы, постсоветские, в фантоме под самонадеянным названием «Россия»? Не потому ли так мучительно ищем и не находим себя, что потерялись в пространстве исторического мифа, где гербом является византийский, восточно-римский двухглавый орел, знаменем — триколор Временного правительства, когда-то образованный Петром из флага Голландии, а гимном — неуклюже переписанный сталинский «Союз нерушимый».     Никто же не считает нынешних греков или нынешних итальянцев потомками тех самых древних греков и древних римлян. Современной Греции — 192 года, современной Италии — 152 года. Одной России тысяча лет. Не потому ли так мучительно расколото наше общество на советских и антисоветских, националистов и либералов, что мы постоянно подтаскиваем ветхие идеологические фантомы из богатого и противоречивого прошлого ушедших в небытие стран, располагавшихся на нашей земле, — Киевской Руси, Московского царства, Российской империи и Советского Союза. То Минин с Пожарским вынырнут, то Сталин, то Владимир Святой, то Александр Невский, то Союз писателей, то Столыпин, то патриарх Гермоген, то комплекс ГТО, то Дзержинский, то расстрелянные им же новомученики, то вологодское масло, то докторская колбаса. Это несусветное варево из исторических мифов, ностальгических воспоминаний, наивной доверчивости и глубокой закомплексованности, приперченное дикой безграмотностью, теперь пытаются превратить в национальную идею и даже преподавать в школе. Не выйдет. Мы такие же потомки исполинов прошлого, как нынешний вагоновожатый Достоевский или косноязычный владелец досугового центра Лермонтов являются потомками классиков русской литературы. На рубеже тысячелетий мы оказались в качественно новом образовании, которому средневековое православие идет как козе баян. Поймите меня правильно, я за то, чтобы люди молились перед трапезой и хранили страх Божий в сердце своем. Но картина ведь совершенно иная. Россия — мировой лидер по количеству разводов, абортов, употреблению алкоголя и табака. Тут в упор расстреливают людей в метро под красноречивым предлогом «Чего пялишься?» Где ты, православная Русь? Ау? Потому-то г-жа Мизулина и хочет ввести православную Русь законодательно — вписать православие в конституцию как «руководящую и направляющую силу», будто впишем — и все будет как на фресках Васнецова и картинах Шишкина. Не будет. Убежден, Россия обретет свою идентичность и успокоится, когда поймет, что светский характер государства, свобода совести, свобода печати и собраний, честные выборы, справедливый суд, уважение прав и свобод национальных и сексуальных меньшинств — это и есть русский путь. И другого нет. Во всяком случае именно стремление к этим ценностям стояло за событиями 1991 года. И в той или иной степени — за событиями 1905 и 1917 годов. В XX веке пала Российская империя, затем развалился и уничтоживший ее Советский Союз. Несомненно развалится и Российская федерация, если не ступит на тот единственно верный «русский путь», с которого страну все время сворачивают то в безумие людоедского социального эксперимента, то в клептократию с колокольным звоном. Автор: Николай Усков

ПРОБЛЕМА МЕСТИ

 Перечитываю давние материалы из архива и удивляюсь долготерпению главного редактора газеты, где я в то время работал. Он презрительно называл подобные тексты рассуждизмами, вздыхал тяжко, но печатал, печатал, печатал...

 Текст Гомера старается внушить читателям, что женихов Пенелопы не следует жалеть. Вели они себя грубо, даже разнуздано, расхищали безнаказанно имущество Одиссея. Но, как потом выяснилось, расхитили далеко не все, не насильничали, и никого не убили, а хитроумный путешественник уничтожил их всех, без жалости. Даже тех, кто вел себя сравнительно тихо и просил о пощаде.  Певца Фемия пощадил он и глашатая Медонта, но те и не думали свататься к жене мстителя – верной супруге, оставленной в одиночестве на целых 20 лет.

 Ничего, кроме грустного недоумения не вызывают, например, вот эти строчки: «Одиссей повелел Эвриклее призвать тех рабынь, которые помогали женихам… Пришли они с громким плачем стали выносить по приказанию Одиссея трупы женихов и класть их один около другого в портике дворца. Затем рабыни вымыли весь пиршественный зал. А когда рабыни все это исполнили, Одиссей повелел предать их смерти».

 Вот эти убитые рабыни и стали причиной полного прозрения. Не было в сердце моем симпатии к женихам, но рабыни искренне оплакали их. Любили, значит, были преданы, а их лишили жизни только за это. И бросили, наверняка, в какую-нибудь грязную яму, не положили рядом с женихами. Рабыни все-таки.

 Настоящим геноцидом, кровавым преступлением отпраздновал Одиссей свое возвращение в Итаку. И поступком этим восхищается человечество тысячелетия, восхваляя решительность, силу, хитрость героя и верность его красавицы- супруги.

  Из крови и мести был вылеплен красивый миф, как моральное оправдание подобных преступлений, оправдание геноцида в любой форме. Рядом с жертвами  недавней Катастрофы, всегда стоял призрак Одиссея, натягивающего свой тугой лук. Он и сегодня собирает свою кровавую дань.

 Один мой знакомый сказал однажды, что не может простить « диким бандитам – Маккавеям восстания против греков, когда были вырезаны лучшие, самые просвещенные, передовые  евреи тех давних времен». С тех пор, по его словам, дети Иакова пошли по тупиковому пути и обрекли себя на страдания.

 В еврейских душах все еще тлеет огонь тех давних раздоров. Евреи сами себе, порой, не могут простить того судьбоносного выбора, когда иудаизм восстал против прекрасного, возвышенного, романтичного языческого мифа, и этот поединок стал основополагающим в  судьбе народа. 

 Внешнее и по сей день завораживает, манит, обещает все блага. «Красота спасет мир» – это уже не древний грек придумал, а Федор Достоевский. Ронял слезы от умиления, стоя у величественной красоты античных статуй, Адольф Гитлер. «Империя зла» вся была уставлена копиями римских копий с греческих оригиналов: атлетами с лопатой и дамами с веслом.

 Юдофоб Карл Маркс тоже любовно относился к античному наследию. Он писал: « Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки. Обаяние, которым обладает для нас их искусство, не стоит в противоречии с той неразвитой общественной ступенью, на которой оно выросло».

 Никогда, насколько мне известно, эта знаменитая цитата не рассматривалась в русле темы этой статьи. Тем не менее, и с полным правом, можно предположить, что «старчески умные дети» – это евреи Библии, и ясен порядок предпочтения классика революционной мысли. «Старчески умные дети», что-то больное, неестественное. «Нормальные» – совсем другое дело. Только опираясь на красоту и гармонию «нормальных детей», – можно двигаться к более совершенной «общественной ступени».

 Вот и двинулись по дороге мести через ужас гражданских войн, лагерей смерти, мировых побоищ и геноцида. Нормальные детки оказались со скрытым дефектом психики, а это, естественно, не могли заметить «взрослые», убежденные, что девушек – рабынь следовало в обязательном порядке убивать вместе с женихами верной Одиссею Пенелопы.

 Так уж вышло, что иудаизм восстал против культа смерти и самоуничтожения, спрятанного за возвышенными гекзаметрами великих поэм Гомера и прекрасными статуями Праксителя.

 Античность ( Греции и Рима) вела человечество в тупик. Маленький «дикий» народ на краю земли предугадал возможности выхода из этого тупика, одним лишь великим прозрением: НЕ УБИВАЙ НАМЕРЕННО.

 Он, народ этот, не сумел или не захотел спрятать великое содержание в прекрасный сосуд. Вполне возможно, по причине опасности внешней красоты, затмевающей сущность, будто предки израилитов знали, что рано или поздно орды убийц станут любоваться  прекрасными ликами античных богов перед тем, как отправить в душегубки стариков, женщин, детей, виновных только в том, что их праотцы разбивали эти символы физической гармонии, красоты тела и силы. 

 Но не будем так уж беспощадны к тем грекам. Догадывались и они, что в страсти к убийству нет ничего хорошего. Любую жестокость древние греки оправдывали неизбежностью мести, фатализмом, волей богов.

 Человек – зверь придумал оправдание любому убийству. Античная мораль уподобилась богу Крону, пожирающему своих детей. Восторгом перед оболочкой, телом и равнодушием к душе, человеческой жизни была пропитана вся эстетика античности.

  В этом, видимо, основная причина, почему варварство века ХХ  изнывало от любви к  образцам творчества и морали Древней  Эллады и Рима. Под знаменем красоты дикари не спасали мир, а уничтожали его.

 Красота в Библии. Вот поле для целого исследования, под более точным названием: «Отсутствие красоты в Ветхом завете». Сарра была прекрасна, как может быть прекрасна старуха семидесяти лет. Книга Книг будто смеется над нашими банальными представлениями о красоте. И вечным стремлением путать ее с красивостью. Прекрасным стал избалованный отцом  ябеда Иосиф,  не  к р а с и в ы м, а именно  прекрасным в чуде своего перерождения, в невозможности отомстить, убить  вероломных, завистливых, подлых братьев. Одиссей в истории с Иосифом не пощадил бы даже ослов, на которых те прибыли.

 Мир в морали своей последовал за Иосифом, а не за Одиссеем,  но история ХХ века показала, что не все так просто, как кажется.

 Нет богов, как и не может быть их воли на убийство человека человеком. Есть Божий суд. И только он вправе  казнить или миловать.

 Это не Ной уничтожил человечество потопом, не Лот спалил дотла Сдом и Амору, не Моисей уничтожил войско египтян, посланное в погоню фараоном. Последнее, что сотворил Бог руками человека в книге Дварим: « совершенно истреби их…. как повелел   Г - сподь, Б-г твой. Дабы они не научили вас делать подобное всем мерзостям их, какие они делали для божеств своих». В те годы все войны велись именно так, а не иначе. Та война за  землю для народа, за свою веру, в конечном итоге, за сам народ, была последней в истории евреев практикой геноцида.

  Нет и быть не может в том событии «духа Моисея, духа Закона». Так было, воины Йегошуа истребили все, что было на земле кнаанских народов, но верно заметил немецкий философ Вальтер Кауфман: « искать дух Ветхого Завета в книге Йегошуа бин Нуна – все равно, что искать подлинный гений Америки в тех людях, которые истребляли индейцев».

    Кто знает, может быть и в наказание за это, за попытку излечить себя и человечество от мифологического сознания, от морали кровной мести, и сам еврей стал объектом юдофобия и геноцида.

 Человечество проделало путь от «гармонии» мифа об Одиссее к трагедии хаоса-мести Гамлета. Там, казалось бы, все иначе. Там - законная расплата за насильственную смерть отца, но Гамлет не Одиссей. Возвратившись домой, он не слышит приказа Бога: «Убей!». Он слышит только себя и показания призрака. Он вне лжи мифа. Он мечется, попадая в плен логики любого кровопролития. Он, как Одиссей, убивает и калечит на пути к мести виновных и безвинных, но  Гамлет не герой и победитель. Он погибает сам, заключенный в адов круг недозволенного убийства, невольного геноцида против своего рода.

 Возращение и месть. Вот сюжет вечный. Сюжет, как оказалось, и еврейской истории. Евреи вернулись к тебе, в Иерусалим, к возлюбленной и верной невесте, но не смогли, не сумели очистить свою землю от мерзости убийством.

 Евреи вернулись в Эрец – Исраэль, но не сумели повторить то, что сделал Иегошуа. Они стали другими. Мир стал другим. И этот мир переделали они сами.

 Евреи давно уже не дети Йегошуа бин Нуна. Они – дети Моисея, дети Закона. Они все еще способны натянуть лук, но не в силах отпустить тетиву со стрелой во врагов.

 Всевышний, будто специально, поместил евреев в ситуацию, где снова им нужно выбирать между мифом и Законом, снова восставать против идолов, при полной невозможности поголовного уничтожения идолопоклонников.

 Суть человеческой гордыни в твердой вере, что это мы, люди, заняты постижением мира, раскрытием его тайн. На самом деле, все наши усилия, в безграничности Вселенной, смешны и наивны. Мы – не субъект исследования. Мы – объект. Это за нами пристально наблюдает Высшая сила. Это нас она изучает внимательно, с тайной целью помещая время от времени человечество под  «микроскоп», в поле испытательного стенда. Люди - жалкие белые мыши в лаборатории Всевышнего.

   Что там террор самоубийц – язычников? Понять бы, наконец, что  от потомков Адама и Евы нужно Высшей силе, как мы должны повести себя в ответ на провокации очередного народа мифа? Молчит  Бог, Невидимо, Неслышно и Всесильно наблюдая за нами….

ПО ПОВОДУ еврейского секса - праведного и грешного

                                Художник Вл. Любаров.                      

 На старой (1910 г.) открытке Черта оседлости, еврейское местечко. Толпа фанатиков готовится линчевать прекрасную девушку, уличенную, надо думать, в блуде.

 Художник Пимоненко нарисовал эту картинку. Хитро нарисовал и со знанием дела. Вполне возможно, сам этот художник был родом из местечка. Ошибся он только в одном: грешницу положено по древнему, еврейскому обычаю побивать камнями, а здесь мужчины вооружены палками.

 Это понятно. Камень в руке выглядит не так эффектно, как поднятые над головой колья.

 Картинку художник разработал грамотно. Массовка «играет» отлично. Вот мать блудницы в неутешном горе, и рядом с ней седобородый отец пробует то ли благословить самосуд над собственной дочерью, то ли остановить гнев народный.

 В сторонке мужчины советуются, что делать. Судя по всему, всевластный кагал готовит приговор. Кому-то не терпится покончить с грешницей. Женщины в толпе, похоже, сочувствуют несчастной девице, но делают это осторожно.

 Надо сказать, что художник не пошел по обычному  пути русских юдофобов: евреев он изобразил не карикатурно, без привычного шаржирования, а «жертва фанатизма» и вовсе прекрасна. Она возвышается над толпой, как богиня революции на картине Делакруа. Она красива, как звезда немого кино, она еретично простоволоса и этим, как и всем своим гибким станом, тоже  бросает вызов гневной толпе односельчан.

 Происходит сия жуткая драма на фоне гневного, грозового неба. Свободная любовь – против невежества, свет – против мрака.

 Убьют девицу фанатики или просто отлупят по мягким местам – неизвестно. Открытка издана Всемирным почтовым союзом России, разошлась большим тиражом, и каждый ее обладатель мог по-своему решить судьбу блудницы.

 Юдофобы, что понятно, тут же приговорили ее к смерти от рук злокозненных евреев, верящих в злого и жестокого Бога. И это понятно: евреи дикий, фанатичный, безжалостный народ. И правильно их убивали и грабили в недавней волне погромов.

 Но, думается, открытка эта имела особый успех у выкрестов, ассимилянтов из еврейской среды, либералов и демократов той поры. Какое, мол, счастье, что мы покинули этот варварский, необразованный, нищий мир наших отцов. Этим открытка эта еще раз подтверждает нашу неугасимую страсть к уходу от самих себя и напоминает о невозможности этого ухода.

 Но оставим рассуждения на тему. Дело в том, что не злая, в общем-то, эта отрыточка – такая же ложь, как и подлый рисунок, иллюстрирующий ритуал иудеев по добыванию  христианской крови. Эта «живопись» просто хитрей, а потому гораздо опасней.

 Будущие евреи комиссары в кожанках питались не только бреднями Маркса и Ленина, но и этой лживой мутью о своем собственном еврействе.

 Мог бы привести большой список литературы, где доказывается, что никакой «жертвы фанатизма» не могло быть в еврейском местечке, но источники эти, как правило, еврейского происхождения. А потому вновь обращусь к самой серьезной и честной работе по местечковому быту, брошюре Н.С. Лескова «Еврей в России».

 Издание это уникально. Писательский талант, честность, научный подход к вопросу, и, главное, доскональное знание Лесковым жизни евреев Черты – делают эту книгу явлением редчайшим в истории русской, публицистической литературы.

 При жизни автора брошюра эта вышла тиражом в 50 экземпляров, была переиздана лишь в 1919 году небольшим тиражом, на папиросной бумаге и в мягкой обложке. Утрачен тираж почти полностью.

 В 1990 году Лев Анинский издал тоненькую брошюрку с сокращенным вариантом работы Лескова. Затем были предприняты еще две скромные ( по тиражу) попытки познакомить читателя с этим трудом замечательного писателя. Вот и все, известные мне издания этого удивительного труда.

 Приведем «комментарии» Лескова к нашей открытке. Начнем с «фанатизма»: « …. У девушки рождается ребенок, в котором никто не хочет принимать никакого участия. Родная христианская среда оказывает несчастной только один вид внимания: девушке «покрывают голову». Коса, как знак девства, убрана под повязку. После этого несчастная, по пословице, становится уже « ни девушка, ни вдова, ни замужняя жена», - она  «покрытка». Среди своих, крещенных односельчан покрытка встречает большее или меньшее пренебрежение; нередко ей остается в удел одно: выселиться в убогую хатку «на задах» и начать открыто промышлять своим позором. Во многих случаях так и бывает, но в других случаях , где есть недалеко жид, иногда устраивается иначе… Жил и тут к ее услугам. Он берет покрытку в дом, чтобы она ему услуживала … он позволяет ей сажать ее приблудного ребенка в одном «кутке» с его собственными детьми и никогда не попрекнет ее  проступком.

 Да, никогда!  Почему жид так снисходителен – это другой вопрос, но только известно, что «жид срамом не упрекает». А это избавляет проступившуюся девушку от нестерпимых нравственных мук…. в своей, христианской среде».

  Если верить художнику Пиманенко только «чужих» не упрекает, а вот своим грешницам еврей ничего не прощает, готов забить их кольями.

 По Лескову даже русский человек из простонародья не способен приговорить к физической экзекуции свою блудницу, по Пимоненко - фанатичные евреи способны казнить своих грешниц.

  Двинемся дальше по сюжету открытки. Остановимся на возможности еврейского самосуда. Читаем у Лескова: «Еврейство, живучи между христианами, тоже испытывает на себе влияние идей века и тоже чувствует сильное ослабление старых учреждений, основанных на авторитете религии. Кагал, как религиозная община, есть своего рода миф, власть его не более сильна, как власть простого общественного мнения, которое нынче уже нигде не обнаруживает такой силы, чтобы удерживать человека на идеальной высоте помыслов…».

 Теперь прямые высказывания Николая Лескова на тему, затронутую в открытке. Они тоже необыкновенно интересны: « О прелюбодеянии (7-ая заповедь) известно, что евреи очень семьянисты, и одна черта благословенного многочадия показывает их верность брачному ложу. Женатый еврей не видит нужды искать того за домом, что у него есть дома, и принадлежит ему не только по праву, но даже составляет его священную, супружескую обязанность. Притом еврей не эстетик и менее других падок на красоту. Обыскивая в известном акте только то, что в нем есть существенного, еврей не соблазнится призраком роскошных очертаний, а берет дело просто, и потому он чаще других верный муж. Ему даже не трудно сохранить верность своей жене, ибо если они станут друг другу противны, то закон их не воспрепятствует им развестись и освятить свое ложе новой любовью.  Уклонения, конечно, и здесь возможны; но только они без сравнения  реже, чем у православных и католиков…. Если брачные нарушения в еврействе случаются, то только как редкое явление и то не в простонародье, а в более достаточных классах, где имеют более досугов и других средств удовлетворять похотям своего сибаритства».

 Читатель, не улыбайся. Так жили наши деды и прадеды. Они не виноваты в том, что мы более «достаточны» и можем «удовлетворять похотям своего сибаритства». Говорим мы не о наших современниках, не о нас с вами, а  о предках наших, изображенных на старой открытке  в роли жестоких фанатиков веры.  Любопытно еще одно место в работе Лескова. Надо думать грешницу с почтовой карточки выследили евреи и изобличили перед всем честным народом. Здесь тоже, если верить знаменитому писателю, дело попахивает злонамеренной ложью: « Положение, вызвавшее в заметной мере лжесвидетельство у евреев, несравненно трагичнее того, которое создало подобную же профессию…. у православных ( прежде Лесков пишет об институте кантонистов. Прим. А.К.). Притом евреи все-таки сохранили в этом извороте некоторую скромность, а у людей русского происхождения упоминаемое дошло до такой скандалезной откровенности, что лжесвидетельствовать о наблюдении, как два человеческих существа совокуплялись, теперь начали являться даже женщины… У жидов до этого еще не доходило».               

   Беднягу на открытке нужно было выследить, изобличить, подвергнуть суду общественности. Да еще суду дикому: способному приговорить к смерти с помощью кольев - оружия погромщиков.  Ничего не случайно на этой открытке. Даже роскошные, по деревенским стандартам того времени, дома на заднем плане должны поведать зрителю об эксплуататорской, корыстной сути племени мракобесов и фанатиков.

 И все-таки тусклы будут мои доказательства злонамеренной лживости этой открытки без примеров из литературы художественной. Дело в том, что природа творчества крайне эгоистична. Никакие соображения не могли бы заставить еврейского писателя пройти мимо такой потрясающей темы,  как самосуд иудейского фанатизма. Но ничего подобного в еврейской, да и русской литературе нет. Есть другое, диаметрально противоположное.

 Раскрываем один из шедевров  Исаака Башевиса Зингера «Гимпл – дурак». Гимпл этот влюбился в поселковую шлюху и даже женился над ней, причем уже беременной неизвестно от кого. Жена с первого дня отказывает мужу в ласках, но через три месяца готовится рожать. Читаем у Зингера: « Месяца три с половиной прошло – моя женка рожает. Весь Фрамполь смеется в кулак, а мне что же делать? Ведь не бросишь ее тут в корчах и муках – на стенку ведь лезет».

 «Весь Фрамполь смеется» и не думает убивать блудницу кольями. Верно, но, может быть, это реакция случайных атеистов? Люди религиозные готовы растерзать грешницу?

 Листаем страницы рассказа Зингера. Вот Гимпл застает в своей постели рядом с женой очередного любовника. На этот раз дурень не выдерживает, идет к раввину. И каков приговор: « Разводись сейчас же…Тебе теперь под одной с ней крышей нельзя….  запрещается переступать порог ее дома. Ни под каким предлогом и во веки веков».

 Все по Лескову, хотя «местечковая» истории Зингера  старше наблюдений русского классика.

 Теперь можно поставить точку. Мораль?… Я далек от идеализации быта предков. Но чего не было, того не было. Не было самосуда, не было крови, не было ханжеской, лицемерной или искренней ненависти к ближнему, не было до известной поры братоубийственной розни.

 Далеко не все из перечисленного, но многое, появилось потом, через считанные годы после появления этой черно-белой открытки. Но это уже тема для другого исследования.   

ПОСЕЛЕНИЕ ТЕЛЬ-АВИВ

 в 2017 году можно будет отпраздновать 110 лет со дня основания Тель-Авива. 110 лет для города – не возраст.  Живы еще в Израиле люди, рожденные до возникновения второй столицы страны. 

 В начале века ХХ переселенцы попадали, как правило, в грязную, вонючую, переселенную Яффу – образец приморского, средневвекового, восточного города в песках пляжей.

 Яффа пугала, настораживала евреев из Европы. Многие тут же, в порту, утрачивали весь свой сионистский запал.

 Представим "фонтанный" зал прибытия в аэропорту Бен- Гурион, а теперь цитата из записок, оставленных новым репатриантом образца 1900 года:

 «Шум, рев, оглушительные крики матросов, грузчиков-арабов, переезд в грязной лодке на шумный берег ошеломили меня… Пройдя семь кругов таможенного ада, мы вышли в узкие, загаженные и замызганные переулки, забитые людьми и скотиной, удушающе зловонные, что довело нас до полуобморочного состояния».

 Человека, которому впервые пришло в голову построить рядом с Яффо еврейский город, звали Акива Вайс.

-         Есть у меня план, как построить еврейский город, - сказал он своему другу Аарону Айзенбергу. – С широкими улицами, водопроводом, садами возле домов, электрическим освещением, канализацией и всем необходимым для современного города.

-         Ерунда! – сказали друзьям скептики. – Законы Османской империи воспрещают евреям покупать землю. Турки не разрешают евреям строить жилые дома. И где у вас, бедняков, деньги, чтобы начать такое дело?

 Друзья слушали скептиков и улыбались. Идею свою Вайс высказал в 1904 году, а уже к лету 1907 года была получена ссуда у Еврейского фонда, и через подставных лиц куплен участок земли к северу от Яффо.

 Впрочем, землю для будущего Тель-Авива евреи покупали трижды. Не успели они разметить приобретенный участок, как турки возвели прямо в его центре армейскую казарму. Пришлось евреям казарму купить, и тут же ее снести. Только расчистили они это место, как среди ночи разбили на нем свои шатры бедуины и заявили, что земля эта издавна принадлежит их предкам, пришлось купить землю и у народа пустыни.

 Трижды заплатили евреи за право создать свое первое поселение городского типа на 109 дунамах бесплодной, безводной, песчаной земли.

 Вот как описал это место один строителей: « Пустота вокруг и тишина, мертвая тишина. Ни единой живой души, а перед глазами – песок, песок, песок… Кто мы такие, чтобы нарушить созданное в дни творения?»

 Строитель думал об этом, стоя там, где сегодня расположена улица Иегуды Галеви и где был построен первый дом Тель-Авива, дом №25 по этой улице.

 11 июня 1909 года строительство дома этого было завершено.

  Через три года в Тель-Авиве провели первую перепись. В 94-х домах, проживало 790 человек. 43% жителей говорили на иврите, на идиш – 35%, на русском языке – 11%, остальные 11% объяснялись на иных, европейских языках, и на арабском.

 Первые поселенцы Тель- Авива разметили участки, забрались на один их песчаных холмов и провели жеребьевку, собрав у кромки воды разноцветные ракушки. Место на холме досталось Меиру Дизенгофу. Вскоре, будущий мэр Тель-Авива построил там дом, затем в этом доме разместили музей. Да, да, тот самый музей на бульваре Ротшильда, где в 1948 году провозгласили образование государства Израиль. Только на следующий год Тель-Авив смог отпраздновать свое  40-летие. Впрочем, тогда было не до праздников подобного рода, шла Война за независимость.

 Итак, три раза заплатили евреи за землю нынешнего Тель-Авива, за право жить на весеннем холме, за право создать свое поселение на пустой и никому не принадлежащей земле.

 Платили туркам, чьи предки никогда не жили в этих местах, платили бедуинам, сочинившим легенду о своем присутствии на этом клочке пляжа. Евреи платят всегда и платят даже не двойную, а  тройную цену.

 15 лет назад я жил в Холоне. Неподалеку от нашего дома, в строении на пустыре, жил старик – араб с внуком. Каждый день они нагружали ослика котомками и брели через пески к торговому центру на улице Моше Шарета. Старожилы района помнят эту пару. Потом старик умер, а мальчишку, судя по всему, забрали родственники. Прошли годы, но развалины дома араба все еще отмечены большими и сильными деревьями.

 Внуку того старика сейчас за двадцать. Наверняка он считает землю, где построен Холон – своей. Он, возможно, учится в университете Шхема, ненавидит Израиль и евреев, и, кто знает, может быть готов стать самоубийцей и взорвать торговый центр, куда когда-то  ходил вместе с дедом, нагрузив ослика котомками.

 Те из нас, кто думает, что полоска пляжа, застроенная евреями, наверняка останется за Еврейским государством, глубоко заблуждаются. Разницы между Тель-Авивом и поселение Офра, к примеру, нет никакой. Просто поселение Тель-Авив создано на много лет раньше этого поселка за, так называемой, «зеленой чертой».

 Арабы в начале прошлого века прекрасно понимали, что Тель-Авив становится столицей крошечного Еврейского государства, включающего Реховот, Ришон ле-Цион и Петах-Тикву. Они делали все, чтобы уничтожить эти поселения, и надо отметить, что уже тогда, среди самих евреев, было много тех, кто считал, что поселенчество только провоцирует наших соседей на агрессию. Были те, кто упрямо жил в Яффо, среди арабов, и с ненавистью смотрел на строительство первых домов Тель-Авива.

 Те евреи не хотели понять, что право на возвращение реализуется только через освоение целины, преобразование пустого пространства.

-         Сумасшедшие! – кричали скептики первым строителям Тель-Авива. – Вы собираетесь строить на песке! В пустыне!

 Но только «безумцы» и смогли построить Израиль. Страну на песке.    Предки тех, «нормальных» обывателей Яффо, сегодня упрекают сегодняшних поселенцев практически в том же:

-         Безумцы! Вы живете на чужой земле! И среди врагов!

Все правильно. Только одно не учитывают нынешние робкие, здравомыслящие евреи: любое поселение – это бастион на прямом и близком пути к их дому в Иерусалиме, Петах –Тикве, Реховоте, Тель-Авиве, Лоде…

 С тех пор, когда Акива Вайс понял, что без еврейского города не будет и еврейского государства, мало что изменилось. Принцип поселения, как был, так и остался, единственной опорой евейского существования на земле Израиля. Возвращаться следует в свой дом, а не чужой. Нарушим этот принцип в любой точке к западу от Иордана, и рано или поздно придет пора в четвертый раз платить за Тель-Авив. Есть подозрение, однако, что платить тогда уж придется не деньгами, а еврейскими жизнями. Критическая масса арабской ненависти достигла предела.

 У того, арабского мальчишки, из Холона были за спиной сотни тысяч квадратных километров арабской земли. У евреев, кроме все той же жалкой полоски пляжа, домов на песке, поселений и городов Израиля, нет больше места на земле. Им некуда уходить отсюда. Мир по-прежнему жесток и несправедлив к народу Торы. Вот почему  нельзя оставлять даже пядь той земли, где сегодня живут евреи. Даже в мыслях нельзя оставлять ту землю, как нельзя было все последние тысячелетия забыть хоть на минуту, что в следующем году  все потомки Иакова обязательно будут в Иерусалиме.

В,ШЕНДЕРОВИЧ. РАССКАЗИКИ

Страшные слова Первый раз в жизни я услышал слово "жид" классе примерно в четвертом - от  одноклассника Саши Мальцева. В его тоне была брезгливость. Я понял, что во  мне есть какой-то природный изъян, мешающий хорошему отношению ко мне  нормальных русских людей вроде Саши Мальцева, -- и одновременно понял, что  это совершенно непоправимо.  А мне хотелось, чтобы меня любили все. Для четвертого класса - вполне  простительное чувство. Полная несбыточность этого желания ранит меня до сих пор. Вздрагивать и холодеть при слове "еврей" я перестал только на четвертом  десятке лет.   В детстве, в семейном застолье, на этом слове понижали голос.  Впрочем, случалось словоупотребление очень редко: тема была не то чтобы  запретной, а именно что непристойной. Как упоминание о некоем семейном  проклятье, вынесенном из черты оседлости. Только под самый конец советской  власти выяснилось, что "еврей" - это не ругательство, а просто такая  национальность.   Было еще одно страшное слово. Я прочел его в "Литературке". Дело было  летом, на Рижском взморье; я уже перешел в шестой класс и читал все, что  попадалось под руку.  Но значения одного слова не понял и спросил, что это такое. Вместо  ответа мои тетки, сестры отца, подняли страшный крик, выясняя, кто не убрал  от ребенка газету с этим страшным словом.  Слово было -- "секс". Так до сих пор никто и не объяснил, что это такое.   Только "Правда"... В Рейкьявике идет матч за шахматную корону: Спасский -- Фишер! Иногда мы даже разбираем с отцом партии. Я люблю шахматы, на скучных уроках играю сам с собой на тетрадном листке в клеточку. Делается это так: в тетради в  клетку шариковой ручкой рисуется доска (половина клеток закрашивается той же  ручкой), а карандашом, тоненько, рисуются фигуры. Ход делается в два приема:  фигура стирается ластиком и рисуется на новом месте. Но я отвлекся, а в Рейкьявике Спасский -- Фишер Какое-то время этот матч -- чуть ли не главное событие в прессе: через день публикуются партии с  пространными комментариями... Потом комментарии помаленьку скукоживаются, потом исчезают тексты партий. А потом однажды я читаю (петитом в уголке  газеты): вчера в Рейкьявике состоялась такая-то партия матча на первенство  мира. На 42-м ходу победили черные. А кто играл черными? И кого они победили?  И что там вообще происходит, в Рейкьявике?. Так я впервые был озадачен советской прессой.   О, это умение сказать и не сказать! Уже много лет спустя, в андроповские  времена, всей стране поставило мозги раком сообщение ТАСС о южнокорейском  лайнере, нарушившем наше воздушное пространство: "На подаваемые сигналы и  предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в  сторону Японского моря".   Как это: продолжал полет в сторону Японского моря? По горизонтали или по вертикали? Стреляли по нему или нет? Военный был самолет или все-таки  пассажирский? Понимай как хочешь.  А еще лучше не понимай. Напрягись вместе со всем советским народом - и  не пойми.   Галич Дорога в стройотряд: плацкартное купе, оккупированное молодежью  семидесятых с гитарами в руках и либерализмом в башках. Человек, наверное,  двадцать набилось.  А на нижней полке, свернувшись калачиком, спит бабка -- полметра той  бабки, не больше... Ну и бог с ней. Поехали! Взяли чаю, накатили какой-то  спиртной ерунды, расчехлили гитары, и началось вперемежку: Высоцкий да Ким, да какой-то самострок, да Визбор с Окуджавой...   Допелись до Галича. А что нам, молодым-бесстрашным!.. А бабка спит себе -- глуховатая, слава богу, да и, мягко говоря, не  городская. Спели "Облака", дошли до "Памятников". Пока допели, поезд как раз  притормозил и остановился. -- И будут бить барабаны! Тра-та-та-та Бабка зашевелилась, приподнялась, мутно поглядела вокруг и сказала: -- А-а... Галич... И снова легла. Тут нам, молодым-бесстрашным, резко похужело. Бабка-то бабка, а в каком  чине? Нехорошая настала тишина, подловатая... В этой тишине поезд, лязгнув  сочленениями, дернулся, и мимо окна проплыло название станции. Станция называлась - Галич.   "Моралка" и "аморалка" А моего приятеля Володю Кара-Мурзу в те же годы исключали из комсомола за "аморальное поведение". "Аморалка" состояла в том, что он пел песни  Окуджавы. Через пару лет комсорг, исключавший Володю, прославился тем, что  развелся с женой, брат которой был арестован по диссидентским делам. В  заявлении о разводе этот прекрасный человек прямо написал, что не хочет жить  с родственницей врага народа.  Это у них, стало быть, "моралка". Сейчас он полковник ГРУ. Но это так, к  слову.   Вставай, проклятьем заклейменный... В конце спектакля "Большевики" по случаю того, что Ленин еще не умер, Совнарком в полном составе вставал и пел "Интернационал". Вставал и зал. А  куда было деваться? Впрочем, я, молодой дурак, вставал, помню, совершенно искренне. А отец моего друга Володи Кара-Мурзы не встал.  Спустя несколько минут уже на площади Маяковского к нему подошли двое и  поинтересовались:  а чего это он не встал? Кара-Мурза объяснил -- и его арестовали. Вот такая волшебная сила искусства...   Где мак? В станционном буфете у столика стояла женщина и разглядывала  кусочек, оставшийся от съеденной булочки. -- Где же мак-то? -- наконец она спросила. -- Чево? -- не поняла буфетчица. -- Я говорю: где же мак-то? Я уж почти всю булочку съела, а мака так и  нету... -- Не знаю, -- отрезала буфетчица. -- У меня все булочки с маком! -- Так вот мака-то нету. Я-то ем, ем, все думаю: мак-то будет когда? -- А ты посмотри, может, он в конце там, -- обнадежил кто-то из  сочувствующих. -- Да чего ж смотреть, уж ничего не осталось! -- в сердцах крикнула  женщина. -- Нету мака-то! Этот диалог дословно записал отец, при сем присутствовавший. Год на  дворе стоял семьдесят девятый. Что мака не будет, было уже, в общем,  понятно.     Как я был палестинским беженцем Это со мною случилось году эдак в семьдесят седьмом. Режиссер Колосов  снимал телефильм про то, как его жена, народная артистка Касаткина, будучи  советским корреспондентом, гибнет в Бейруте от руки израильской военщины.  Бейрут нашли в Троицком переулке -- там были такие развалины, что  никаких бомбежек не надо. Подожгли несколько дымовых шашек -- вот тебе и  Бейрут.   Палестинских беженцев подешевле набрали в Институте культуры, и в ясный  весенний день я за три рубля несколько раз сбегал туда-сюда из дымящихся  развалин на тротуар, а народная артистка Касаткина как раз в это время  несколько раз умерла насильственной смертью от руки израильской военщины.  Израильской военщиной были несколько здоровенных грузин, найденных  ассистентами Колосова там же, в Левобережном очаге культпросветработы... И в целом тоже -- очень правдивое получилось кино.   Джинсы - быть! Вместо года на Бродвее советская власть разрешила нам две недели гастролей в Венгрии.  И вот в последних числах мая 1980-го года я шагал по Будапешту - свободный, как перышко в небе. Мне нравился Будапешт, но еще большенравилось ощущение абсолютной свободы. Я брел, куда глаза глядят, и набрел  на лавочку, в витрине которой штабелями лежали джинсы. Настоящие!  Не подольский "самострок", сваренный в кастрюле, а натуральные "левайсы".  Ровесники поймут мои чувства без слов, а молодежи все равно не объяснить. Я судорожно захлопал себя по карманам -- и понял, что все мои хилые  форинты остались в гостинице. Сердце оборвалось, но интеллект работал, как  часы. Я подошел к ближайшему углу, записал название улицы, вернулся к лавочке, записал номер дома, идентифицировал место на карте -- и рванул в гостиницу. Уже с форинтами в кармане, выбегая из отеля, я столкнулся с Катариной,  нашей переводчицей и гидом. -- О, ВиктОр! -- обрадовалась она. -- Как хорошо, что вы тут! Мы идем в  музеум: Эль Греко, Гойя... Какой Эль Греко -- левайсы штабелями! Я, как мог, объяснил Катарине  экстремальность ситуации, но не убедил. -- Джинсы -- завтра, -- сказала она. И тут я Катарину напугал: -- Завтра может не быть. -- Почему не быть? -- В глазах мадьярки мелькнула тревога: может быть, я  знаю что-- то о планах Варшавского Договора? Почему бы завтра в Будапеште  джинсам -- не быть? Но я не был похож на человека из Генштаба, и Катарина  успокоилась. -- Быть! -- сказала она. -- Завтра джинсы -- быть! А сейчас -- музеум... Репутация культурного юноши была мне дорога, и я сдался. И пошел я в  музеум, и ходил вдоль этого Эль Греко, а на сердце скребли кошки, и все  думал: ох, пролечу. Не достанется. Расхватают. Закроют... Но Катарина была права -- джинсы "быть" в Венгрии и назавтра. На каждом  углу и сколько хочешь. Я носил их лет пятнадцать.   Желание быть испанцем Шел восемьдесят четвертый год. Я торчал, как вкопанный, перед зданием ТАСС на Тверском бульваре. В  просторных окнах-витринах светилась официальная фотохроника. На центральной  фотографии - на Соборной площади в Кремле, строго анфас,  рядышком - стояли король Испании Хуан Карлос и товарищ Черненко. Об руку с  королем Испании Хуаном Карлосом стояла королева София; возле товарища  Черненко имелась супруга. Руки супруги товарища Черненко цепко держали  сумочку типа ридикюль. Но бог с нею, с сумочкой - лица! Два - и два других рядом.   Меня охватил антропологический ужас. Я не был диссидентом, я был вольнодумец в рамках, но этот контраст поразил меня в самое сердце. Я вдруг ощутил  страшный стыд за то, что меня, мою страну представляют в мире и вселенной - эти, а не те. В одну секунду я стал антисоветчиком - по эстетическим соображениям.  Свадьба бабушки и дедушки   ...состоялась, пока я был в армии. Вот как это было.  Дед, старый троцкист, лежал в больнице для старых большевиков (старым большевиком была бабушка). При переоформлении каких-то больничных бумаг у  бабушки и попросили свидетельство о браке, и тут выяснилось, что дедушка -  никакой бабушке не муж, а просто сожитель.В двадцать пятом году они забыли поставить в известность о своей личной  жизни государство, отмирание которого все равно ожидалось по причине победы  коммунизма. Но коммунизма не случилось, а в 1981-м лечить постороннего  старика в бабушкиной партийной больнице отказались наотрез. Делать нечего: мой отец написал за родителей заявления и понес их в  ЗАГС.   Отец думал вернуться со свидетельством о браке. Фигушки. В ЗАГСе бабушке с дедушкой дали два месяца на проверку чувств. За пятьдесят шесть лет совместной жизни бабушка с дедушкой успели  проверить довольно разнообразные чувства, но делать нечего -- проверили еще. Потом -- как вступающим в брак в первый раз -- им выдали талоны на  дефицитные продукты и скидки на кольца. Отец взял такси и привез стариков на  место брачевания. Сотрудница ЗАГСа пожелала им долгих совместных лет жизни. За свадебным столом сидели трое детей предпенсионного возраста.   Без разнарядки В восемьдесят шестом черт дернул меня подать документы в аспирантуру  ГИТИС.  Сдавши на пятерки специальность и что-- то еще, я доковылял до экзамена  по истории партии. (Другой истории, как и другой партии, у нас не было.)   Взявши билет, я расслабился, потому что сразу понял, что сдам на пять. Первым вопросом была дискуссия по нацвопросу на каком-то раннем съезде (сейчас уже, слава богу, не помню, на каком), а вторым -- доклад Андропова  к 60-летию образования СССР.  Я все это, как назло, знал и, быстренько набросав конспект ответа, принялся слушать, как допрашивают абитуру, идущую по разнарядке из братских республик. У экзаменационного стола мучалась девушка Лена. Работники приемной  комиссии тщетно допытывали ее о самых простых вещах. Зоя Космодемьянская  рассказала немцам больше, чем Лена в тот вечер - экзаменаторам. Проблема  экзаменаторов состояла в том, что  повесить Лену они не могли: это был ценный  республиканский кадр, который надо было принять в аспирантуру. -- Ну, хорошо, Лена, -- сказали ей наконец, -- вы только не волнуйтесь. Назовите нам коммунистов, героев гражданской войны! -- Чапаев, -- сказала Лена, выполнив ровно половину условия. -- Так, -- комиссия тяжко вздохнула. -- А еще? -- Фурманов, -- сказала Лена, выполнив вторую половину условия. Требовать от нее большего было совершенно бесполезно. Комиссионные головы  переглянулись промеж собой, как опечаленный Змей Горыныч. -- Лена, -- сказала одна голова. -- Вот вы откуда приехали? Из какого  города? -- Фрунзе, -- сказала Лена. Змей Горыныч светло заулыбался и закивал всеми головами, давая понять  девушке, что в поиске коммуниста -героя она на верном пути. -- Фрунзе! -- не веря своему счастью, сказала Лена. -- Ну, вот видите, -- сказала комиссия. -- Вы же все знаете, только  волнуетесь... Получив "четыре", посланница советской Киргизии освободила место у  стола, и я пошел за своей пятеркой с плюсом. Мне не терпелось отблагодарить  экзаменаторов за их терпение своей эрудицией. Первым делом я подробно изложил ленинскую позицию по национальному  вопросу. Упомянул про сталинскую. Отдельно остановился на дискуссии по позиции группы Рыкова-- Пятакова. Экзаменаторы слушали все это, мрачнея от  минуты к минуте. К концу ответа у меня появилось тревожное ощущение, что я  рассказал им что-- то лишнее. -- Все? -- сухо поинтересовалась дама, чьей фамилии я, к ее счастью, не  запомнил. Я кивнул. -- Переходите ко второму вопросу. Я опять кивнул и начал цитировать доклад Юрия Владимировича Андропова, крупными кусками застрявший в моей несчастной крупноячеистой памяти.  Вывалив все это наружу, я посчитал вопрос закрытым. И совершенно напрасно. -- Когда был сделан доклад? -- поинтересовалась дама. Я прибавил к двадцати двум шестьдесят и ответил: -- В восемьдесят втором году. В декабре. -- Какого числа? -- уточнила дама. -- Образован Союз? Двадцать второго. -- Я спрашивала про доклад. -- Не знаю, -- я мог предположить, что доклад случился тоже двадцать  второго декабря, но не хотел гадать. Мне казалось, что это не принципиально. -- В декабре, -- сказал я. -- Числа не знаете, -- зафиксировала дама и скорбно переглянулась с  другими головами.   И вдруг, в долю секунды, я понял, что не поступлю в аспирантуру. И, забегая  вперед, скажу, что угадал. В течение следующих двадцати минут я не смог  ответить на простейшие вопросы. Самым простым из них была просьба назвать  точную дату подписания Парижского договора о прекращении войны во Вьетнаме.  Впрочем, если бы я вспомнил дату, меня бы попросили перечислить погибших  вьетнамцев поименно. Шансов не было. Как некогда говорил нам, студийцам, Костя Райкин: "Что  такое страшный сон артиста? Это когда тебя не надо, а ты есть". Я понял, что меня -- не надо, взял свои два балла и пошел прочь. Нет в жизни счастья... Ну, и пусть! Зато есть много других удовольствий! Автор: В.Шендерович