ПОДЛОГ. О ВЛАДИМИРЕ ДАЛЕ
Согласен – все болезни от досады. Душевные – это точно. Помню, испытал настоящую боль души, когда попалась мне гнусная книжонка «Записки о ритуальных убийствах». На прилавках московских магазинов появилась она вполне легально, как один из образцов погромной литературы.
Обратил же внимание на эту мерзость только потому, что на обложке значилось имя одного из самых замечательных людей России: Владимира Ивановича Даля. Его «Толковый словарь живого великорусского языка» был моим настоящим учителем и другом. В Израиль удалось взять с собой немного книг из моей библиотеки. Четыре тома «Словаря» легли в чемодан первыми.
Я не поверил, что такой человек, как Даль, мог сочинить ту книжонку о кровавом навете. Дело было не в том, что была она написана просто плохо. Даль никогда не числился в первостатейных мастерах пера. Просто в его словаре я, при самых тщательных поисках, не смог обнаружить даже намека на расизм, ксенофобию или юдофобию автора.
Вполне возможно, как человек, родившийся на юге России, Даль мог быть заражен бытовым антисемитизмом. Незначительные следы этой болезни встречаются в его сказках, но сочинить «научный» труд об убиении евреями христианских младенцев этот человек не мог категорически.
Сразу и бесповоротно поверил, еще не читая «Дневник писателя», что Достоевский был юдофобом. Но Даль! Я знал об этом человеке совсем немногое, но то, что удалось узнать, никак не вязалось с образом мрачного, злобного, невежественного юдофоба.
Весь путь, пройденный Владимиром Далем, был светлой дорогой порядочного человека. Мне всегда казалось, и не без оснований, что офицеры военно – морcкого флота были особой кастой – не просто аристократами по крови и духу, но кастой людей, как правило, исключительно честных и просвещенных, служба которых, сама по себе, вела к особой, нравственной фильтрации кадрового состава.
Владимир Даль, можно сказать, был морской душой и по рождению и по образованию. Он закончил Петербургский морской корпус и пять лет прослужил на Черном море и Балтике.
« Трех- ярусный караблища. Бурей все кораблишки раскидало. Кораблец, кораблик…» – пишет в своем «Словаре» Даль.
В 1824 году он тяжело заболел и был вынужден оставить службу. И дальше Даль не ищет легких путей и получает второй диплом, теперь уже врача, защитив диссертацию на медицинском факультете Дерптского университета, в ту пору одного из самых образцовых учебных заведений Российской империи.
И снова армия. Даль спасает раненых в ходе войны с турками, потом он занимается тем же во время подавления восстания в Польше. Даль был не просто талантливым врачом, но и предприимчивым, необыкновенно энергичными человеком.
Дивизионному лекарю Далю нужно было переправить обоз с ранеными через Вислу, где находились главные силы армии, но мост через реку оказался разрушенным и Даль, обнаружив на прибрежном складе огромное количество пустых бочек, становится инженером, и строит через реку мост на плотах.
Даль был награжден Владимирским крестом с бантом и грамотой, в которой была подробно описана история с постройкой моста и разрушением «… оного на виду у неприятеля, начавшего переправу».
Кстати, Владимир Даль всю свою жизнь безмерно чтил имя Николая Ивановича Пирогова и был одним из основателей и «Пироговского врачебного кружка», и «Русского хирургического общества имени Н.И. Пирогова».
Замечу в скобках, что сам Пирогов был не просто юдофилом по убеждениям, но юдофилом деятельным. Этот гениальный хирург всеми своими силами, а сил у него было нимало, способствовал борьбе русского еврейства за свои права.
«Не мог, не мог Даль быть юдофобом. Не мог человек такой судьбы написать ту гнусную книжонку», - уговаривал я сам себя, перелистывая «Толковый словарь». Я искал слова, которые могли бы выдать подлинное отношение Даля к еврейскому вопросу в России. У меня в руках было издание 1955 года. Вполне возможно, из этого четырехтомника цензура удалила такое любимое на Руси словечко, как «жид». Мчусь в публичную библиотеку. Мне выдают издание 1882 года. Нет, слава Богу, и в нем отсутствует это мерзкое слово.
Впрочем, не только оно. Время было сравнительно тихим, полным либеральных надежд и веры в величие человека. В словаре Даля нет слов: расизм, погром, нет и оборота «кровавый навет». Слову «кровь» посвящена чуть ли не целая страница «Словаря», а этого оборота нет. Есть «кровавый, кровянистый, кровопролитный, кровяной». «Кровавый бой есть» и много иных производных от этого слова. Нет «кровавого навета». Нет «кровавого ритуала». Мало того, даже самого слова «ритуал» нет в «Толковом словаре» Даля, как и слова «навет». Давно забытое «наветошать» есть, а «наветом» даже не пахнет. Ну, не мог человек, посвятивший этой лжи целую книгу, забыть о ней в своем любимом детище.
Даль почти всю свою жизнь странствовал по России. Да и что такое словарь, как не увлекательнейшее путешествие по родной речи.
Но вот Владимир Даль в Петербурге. Он работает ординатором в военно – сухопутном госпитале. Операции проводили тогда без наркоза. Даль умел оперировать и быстро, и успешно.
«ОПЕРАЦИЯ» - читаем мы в его словаре. – « Всякое прямое действие руками на животное тело» Как врач Даль был знаменит в столице, но стал Владимир Иванович и первым русским доктором - писателем: в 1832 году выпускает он свою первую книгу сказок.
В 1837 году Даль у постели смертельно раненого Пушкина. В своей статье, написанной уже после похорон поэта, он с болью оправдывается: « Раны в живот смертельны… Может быть, когда-нибудь врачи и научаться спасать раненых в живот, но до сих пор я не видел таких чудес».
Думаю, смерть Пушкина повлияла на решение Даля оставить медицину. Он становится чиновником, в пике своей карьеры – чиновником важным, разъезжает по стране и везде делает все для строительства новых школ и больниц. И удивительно, - важный чиновник, которому по скверной традиции положено стать чинодралом и мздоимцем, никогда не забывает о своих медицинских талантах, никому не отказывает в помощи.
Саквояж с медицинскими инструментами всегда был при нем. Даль оперирует крестьян в глухих деревнях и даже рвет беднягам зубы. Пишут, что он оказывал и ветеринарные услуги: добросовестно лечил добрых кормильцев деревни – коров.
« КОРОВА. Боденушка, птрусеня…» – читаем мы в его «Толковом словаре».
Даль был истинным врачом школы Пирогова. Он не мыслил себе врачебную деятельность без занятий наукой. Даль писал учебники по зоологии и ботанике. Читал и его этнографические очерки. Там, кстати, тоже не нашел следов юдофобии.
И все годы административной и научной работы Даль неустанно пополнял свое главное, любимое детище. Он всегда был в гуще российской жизни, а потому и «Толковый словарь» получался у Даля не просто толковым, но и необыкновенно живым.
В 1859 году Даль подает в отставку, селиться в Москве и начинает заключительную работу над своим «Словарем».
В 1863 году выходит в свет первый том, следом тиражируются и остальные три тома. В 1870 году Даль умирает.
Как я понимал и понимаю сегодня несомненный языковый «национализм» Владимира Даля. Дело в том, что одной из причин большевистского переворота в России было и то, что на ее необозримых пространствах обитало два русских народа. И говорили эти народы на разных языках. Огромное большинство простых людей – на своем. Малая часть дворян, интеллигенции, разночинцев – на своем.
Даль видел опасность такого положения. Своим «Толковым словарем» он пробовал навести мост между двумя единокровными народами и, тем самым, заставить эти народы говорить на общем языке.
Ничего их этой великой затеи не вышло, но великий памятник над могилой Даля остался. Это памятник имеет и непреходящее археологическое, этнографическое значение. В нем вся история русского народа, Все доброе и злое, что было в нем на протяжении веков.
Но вернемся к «антисемитизму» Даля. Недавно прочел великолепный очерк Семена Резника об этом человеке. Даля Резник называет « умным, честным, справедливым, совестливым, широко мыслящим, крайне ответственным человеком» и дальше документировано и точно доказывает невозможность его авторства «Записок о ритуальных убийствах».
Резник обратился к лучшему знатоку творчества и жизни Даля, писателю Порудомскому, издавшему биография этого человека в серии «Жизнь замечательных людей». Читаем в очерке: « Известие о ходящей по рукам «Записке» Даля поразило Порудомского так же, как и меня. Он твердо сказал, что работа о ритуальных убийствах при жизни Даля не публиковалась ни под его настоящим именем, ни под его литературным псевдонимом – Казак Луганский. Не мог он припомнить такой рукописи среди бумаг Даля, либо каких-то подготовительных материалов, либо упоминаний в переписке или дневниковых записях, где такая работа должна была оставить свой след».
« Итак, подлог, - пишет Резник. – Честно говоря, это было не особенно удивительно. Изучая доступную литературу о кровавом навете, я уже знал, что как булыжник – основное оружие пролетариата, так подлог – главное оружие ритуалистов».
Резник продолжает свои поиски и совершенно случайно натыкается в Исторической библиотеке на публикацию «Розыскания об употреблении евреями христианской крови» В.В. Скрипицына, в газете «Гражданин» за 1878 год.
Простое сличение издания под именем Даля и опуса Скрипицына все расставило на свои места. Источник подлога был Семеном Резником найден.
Подлог был издан в год «Дела Бейлиса» и должен был, судя по всему, послужить еще одним доказательством зловредности еврейского народа. Тогда подобные труды издавались во множестве. Но, как отмечает Резник, даже имя Даля не помогло. В тот год подлог этот остался незамеченным.
« Новую жизнь книге Скрипицына «Даля», - пишет Резник, - Обеспечили современные ритуалисты. Она выходит массовыми тиражами, широко читается, цитируется, плодит апологические рецензии, отзывы – и это при гробовом молчании или, в лучшем случае, невнятном бормотании либеральной прессы».
Видимо, одно из таких, массовых изданий «Записок» я и прочел, и обеспечило оно еще одну «занозу» в сердце русскоязычного еврея.
Спасибо Семену Резнику. Вылечил он меня окончательно от этой душевной боли. И перелистываю я «Словарь» Владимира Ивановича Даля с прежней радостью, смело и без задней мысли.