АЗЕФ Против всех

                        « Мысленно я повторял только одно слово: «Предатель! Предатель! Предатель!…» В моем распоряжении было Всего несколько секунд, чтобы решить, как встретить  Азефа. Я быстро встал с кресла и закричал:

-         А,  наконец-то мы встретились! Сколько лет мне хотелось с вами повидаться! Ведь у нас есть о чем поговорить».

     Вл. Бурцев « В погоне за провокаторами»

 Сначала условимся: всякая ссылка юдофобов на природное зло в натуре еврея – не более, чем предлог для погрома, массовых репрессий, геноцида и так далее.

 Не было и в помине злодеев синдиката, эксплуататоров, шинкарей,  споивших Россию, особо злокозненных менял и пр., а существовал очередной древнегреческий миф об откормленном греке в Храме Иерусалимском, коего иудеи намеревались сожрать во время очередного праздника.

 С тех давних пор всякие призывы евреев к евреям не грешить во имя мира между народами, не пакостить с целью искоренения, или даже смягчения антисемитизма,  - лишены здравого смысла.

 Не было в царской России олигархов, близких к власти, юдофобы придумали дело Бейлиса. Не было при Сталине «еврейской эксплуатации», усатый палач сочинил «убийц в белых халатах». Не было бы в нынешней РФ покойного Березовского с живым Гусинским, пошел бы слух о том, что евреи специально перекрыли сибирские реки, чтобы затопить половину страны. Не было бы сионизма  и независимого Израиля,  нынешние арабы придумали бы иной предлог для исламского террора и юдофобии на государственном и бытовом уровне

 А что сами евреи? Нет орла без решки. Добро не может существовать без зла.  Так уж устроено человечество. Каждый народ и свят и черен одновременно. Дело лишь в степени этой святости и меры зла. И тут, никто не станет спорить, что за душой еврейского народа гораздо меньше мрака, чем за душами многих, очень многих народов мира.

 И все же, не было бы Маймонида и Гилеля, если бы не было Ирода и Торквемады, не было бы Эйнштейна, Винера или Шагала, если бы не Маркс, Троцкий или Ягода.

 Всякий расизм иррационален, а потому искать причины юдофобии – занятие не только бессмысленное, но и подлое. Зло не испытывает ненависть к злу. Юдофоб ненавидел и ненавидит  еврея лишь за  добро в нем.

 Любят утверждать, что евреи гениальны во зле и святости. Мы, мол, и настоящие ангелы и первостатейные черти. Это верно лишь с точки зрения личностных характеристик. Бог занят воспитанием народа. Творца волнует массовое сознания своих детищ. К великому сожалению, отдельные мрачные типы вне поля Его зрения. Всевышний не разменивается по мелочам.

  Такой удивительной «мелочью» и был гений предательства Евно ( он же Евгений) Фишелевич Азеф. Он, надо думать, в равной степени ненавидел революционеров-террористов и «кровавый царизм». Азеф любил себя. Свою исключительную и счастливую возможность воевать против всех, наносить беспощадные удары и, как правило, быть победителем в битве против всей мощи сыскной службы Российской империи, и против тех, с кем эта служба безуспешно и отчаянно боролась в конце 19 –го и начале прошлого века. Подобное утверждение мне кажется верным, но всегда существует в схватке третья сила, которой и выгодна смертельная свара между первыми двумя. Не был ли Евно Фишелевич невольным или вольным агентом этой тайной силы, поднявшей валявшуюся в грязи власть над огромной державой в октябре 1917 года и покончившей без труда над подлинными героями войны с царизмом – эсерами – летом года 18-го?

 Считается, что век провокатора крайне недолог: 2-3 года. Азеф продержался в должности агента департамента полиции фантастический срок – 16 лет.

  6 апреля (вот проклятый месяц) 1893 года он пишет «заявление»: « Сим имею честь довести до сведения Жандармского управления, что в Ростове – на – Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый некоторыми интеллигентными лицами, из который гг. Фридман Димитрий и Алабышев Василий состоят в переписке с здешним карлсруйским кружком революционеров….. Если мои сведения окажутся Вам необходимыми в дальнейшем, то я не откажусь их сообщить. Готовый к услугам, покорный слуга….»

 Азеф был обижен природой и царизмом. Природа наградила его внешностью урода, причем мерзкого. Царизм заставил одаренного и честолюбивого еврея «черты» учиться в Германии на инженера – электрика, а не дома. Революционеры, впрочем, ничем не обидели Азефа, так что никак нельзя наличием этой самой обиды оправдать сам факт предательства.

  В 1893 году Азеф активно предлагал свои услуги и полиции, и террористам. Вот отрывок из книги Вл. Бурцева « В погоне за провокаторами»: « Из Германии от Азефа было получено предложение распространять «Народоволец» и связать меня с революционными кружками в России. Азефа я знал очень мало. Я его до сих пор только раз, и то случайно, встретил в Цюрихе в 1993 году.

 Указывая на него, один мой знакомый сказал тогда мне:

-         Вот крупная сила, интересный человек, молодой, энергичный, он – наш!

-         Вот грязное животное! – сказал мне другой.

 Я не решился тогда познакомиться с Азефом, и вот почему и в 1897 году, во время издания «Народовольца», когда я искал всюду поддержки, я даже не ответил на письмо Азефа».

 1993 год. Азефу 24 года. Он уже успел стать «нашим» для одних революционеров и «грязным животным» для других. Большевики начинают трепать имя Азефа только после его разоблачения. Двойное предательство этого человека, мол, означает полную деградацию оппозиционных большевикам революционных сил , ну и, конечно, смертельные судороги самого царского режима.

  «Другой путь» Ильича был неверно понят наивными властями, как отказ от террора. А болтуны – марксисты, теоретики будущего коммунистического общества, мало интересовали охранителей империи.

 Проводники террора – вот кем усердно занималась тайная и явная полиция России Азеф успешно налаживает свои связи среди социалистов – революционеров, предлагает  услуги жандармам и становится вскоре ключевой фигурой тайного сыска. Он лучший друг таких знаменитых революционеров, как Савинков, Гершуни, Чернов. Он параллельно работает рука об руку со «звездами» царской охранки: Ратаевым, Зубатовым, Рачковским, Герасимовым. Азеф становится, членом ЦК и предводителем Боевой организации, убившей, в числе многих, не столь выдающихся лиц, министра внутренних дел империи – Плеве и московского генерал-губернатора, князя Сергея Александровича.

 Вл. Бурцев утверждает, что на счету Азефа было не менее 30 террористических актов, организованных им лично. Евгений Фишелевич «честно» работал на террор и также «честно» на  врагов террористов. Здесь жертвы провокатора не подсчитаны так скрупулезно, но все историки согласны с тем, что на счету Азефа сотни казненных  и тысячи обреченных на каторгу революционеров.

 Этот «двойной агент» не только заработал себе невиданный стаж службы в Департаменте полиции. Он считался ключевой фигурой тайных служб Российской империи.

 Начал Азеф с мизерных вознаграждений за службу. Со временем его жалованье достигло фантастической по тем временам суммы – 12 тысяч рублей в год. 

 Судьба наградила этого «гения» пошлой душой обывателя. Азеф нежно и преданно любил все те удовольствия, которые можно купить за деньги. Но и это не было причиной его предательства. Дипломированный инженер – электрик в России и за границей мог зарабатывать не меньше.

 Евно Фишелевич стал «двойным агентом» просто потому, что любил предательство, как таковое. Одни любят писать стихи, другие выращивать овощи и фрукты, третьи играть в шахматы…. Этот человек, как, кстати, и многие другие занимался предательством вдохновенно и радостно. Азеф родился предателем.

 Величия в его фигуре не было никакого. Демонических черт подавно. Сохранился уникальный документ, письмо, написанное Азефом из берлинской тюрьмы «Моабит», где он отбывал пятилетний срок, как агент царского правительства: «    «Высокому Комитету имени Ее Императорского Высочества Великой княгини Татьяны Николаевны в Стокгольме инженера Евгения Азефа, подданного Российской империи, жившего в Берлине, прошение».

 В прошении этом Азеф просит посылать продовольственные посылки Комитета лично ему, так как он «принужден довольствоваться питанием, которое вследствие моей болезни совершенно недостаточно».

 Письмо это он отправил в январе 1917 года. Ровно через месяц оно полностью потеряло свою актуальность. Подкормку Азеф так и не получил. Он, приговоривший к гибели многих, хотел  жить и жить сыто, даже в тюрьме, даже владея фамилией, которая в те годы была синонимом самого гнусного предательства. Жить! Несмотря ни на что.

 И здесь самое место вспомнить о другом письме Азефа, написанном тем, кто привык казаться героем освободительного движения. Письме, наполненном лицемерием, фальшью, но и пафосом посредственного провинциального актера. Впрочем, пафос этот был в те годы модным.

 Только что провалился эсеровский суд над Бурцевым, рискнувшим разоблачить главаря боевой организации партии социалистов – революционеров. Все шло к суду над самим Азефом. Он сопротивлялся и сопротивлялся бешено.

 « Я совершенно подчиняюсь решению, которое вынесет суд вплоть до смертной казни. В этом случае я ставлю только следующее условие – суд должен свой приговор объявить, и я его приведу сам в исполнение в течение 24 часов, время, которое мне нужно для предсмертных писем и может быть Любовь Григорьевна ( жена Азефа. Прим А.К.) даст мне свидание с детьми».

 Красиво, даже слишком. Не было суда и смертного приговора. Жена Азефа с детьми скрылась от позора в Америке. Фамилию она изменила на свою, девичью. Прямой род предателя пресекся. Но не род предателей – он бессмертен, как бессмертны и страсти человеческие.   

 Теоретиком террора Азеф не был никогда, лишних слов не говорил. Он  занимался делом. Чернов, один из лидеров эсеров, писал о нем: « Евгений Азеф представлялся одной из самых крупных практических сил Центрального комитета… Им всегда очень дорожили… Со своим ясным, четким, математическим умом Азеф казался незаменимым».

  Вот еще отрывки из характеристик Азефа современниками, его товарищами, приведенные в статье Д.Б. Павлова об этом человеке: « Золотая голова, золотые руки, нежный и чуткий товарищ».

 Один лишь Бурцев всегда подозревал Азефа в предательстве , но и Азеф внимательно «пас» Бурцева, называя его фамилию в одном из первых своих донесений: « До приезда в Карлсруэ побывал в Париже, познакомился там с Полонской и Тарасовым…. Врублевский ведет переписку с Владимиром Бурцевым, который проживает теперь в Цюрихе».

  И в дальнейшем не оставлял Азеф своим вниманием Бурцева, приложив свою энергичную руку к аресту этого человека в Лондоне (1998 год) и к высылке Бурцева из Швейцарии (1903 год). Как чувствовал Азеф, что именно Бурцев положит конец его блестящей карьере.

 Азеф родился в еврейском Гродно. В обычной, по тем временам, религиозной семье. Евно стал Евгением, прошел обычный путь ассимилянта. Он никогда не чувствовал себя сыном гонимого и презираемого народа. Он предпочитал быть гонителем и презирать всех без исключения. Он продавал и предавал евреев точно также, как и  представителей других народов. Даже в большей степени предавал, просто потому, что в те годы потомков Авраама в революционном движении было множество.

 Вот один из доносов Азефа: « Здесь в Берне, помимо известного Вам Житловского среди социалистов-революционеров видную роль играют г-жи Фолькнер, Троп и Каган. Затем большая свора вокруг Семена Раппопорта…. Среди искровцев тут известная Любовь Аксельрод…. Варшавский живет теперь в Цюрихе. Относительно Левита все теперь подтверждается…»

 С очевидным равнодушием относился Азеф лишь к социал-демократам России (большевикам). Впрочем, подобные вялые чувства испытывали к  Ленину, Зиновьеву, Троцкому с компанией  и сыскные службы империи. В связи с этим, можно подвергнуть сомнению профессиональную компетентность и Азефа, и его самых квалифицированных хозяев из жандармерии.  Главную опасность для существующего строя они так и не заметили.

 Террор, «эксы» большевиков были не менее отвратительны и опасны. Но Азеф не сделал даже попытки напасть на след Иосифа Джугашвили, Тер-Петросяна (Камо) и других откровенных бандитов. И кто знает, может быть, и не собирался заниматься этой стороной революционного движения в России. Не было ли у этого провокатора еще одного, глубоко законспирированного хозяина в лице большевиков? Все могло быть в это странное, мутное время, когда сам феномен предательства стал совершенно обычен. Подъем революционного движения в России стал триумфом провокаторов. Еще в начале века огромная империя будто приучала себя к кошмарам всеобщего предательства и доносительства в эпоху Сталина.

 Невольно начинаешь думать, что сама склонность к революционному насилию, к полному разрушению существующего порядка вещей, к бунту воинствующих богоборцев – и есть предательство, преступление против человечества.

 Но не будем голословными. Некогда нас приучили думать, что большевистская партия была лидером в борьбе трудящихся за свои права. Так вот,   Имя Ленина в своих донесениях жандармам Азеф поминает всего лишь ОДИН раз, имя Троцкого в том же, совершенно беззубом, кстати, доносе, от 16 октября 1903 года,  ДВАЖДЫ. Имя Сталина не поминает НИ РАЗУ. Вот и все.

  Вся политическая жизнь России того периода была пропитана духом предательства и провокации. Случай с Азефом – «двойным агентом» не был исключением. Бурцеву хватало работы. Он будто напал на «золотую жилу».  Да что там отдельные провокаторы. Целые партии вставали на скользкий путь тайного или явного предательства. Кстати, и большевизм оказался долговечен по причине своей исключительной гибкости в двойной, а то и в тройной игре внутри страны и на мировой арене.

 Не вдохновил ли пример Азефа Ленина, взявшего деньги на подрывную деятельность у германского Генерального штаба весной 17 года, и устроившего тем же немцам революцию в ноябре 18-го. Способность быть «двойным агентом» не раз продемонстрировал и Сталин. Этот политик был подлинным гением провокации, куда там бедному Азефу. Достаточно вспомнить трогательный роман вождя мирового пролетариата с фюрером германской нации.

 Думаю, что поражение в битве за власть меньшевиков и эсеров было, прежде всего, обусловлено их идеализмом и честностью ( относительными, конечно)  по сравнению с чудовищной беспринципностью большевиков.

 Азеф по духу своему был настоящим учеником Ленина-Сталина, но, кто знает, может быть, и учителем .

 Этот человек  поместил себя в мир насилия, подлости и крови. Он не мог поступить иначе, потому что и сам был олицетворением зла. Так устроен наш мир: мелкие, обыденные души способны на большие гнусности.

 Без подготовительных классов провокации и террора - ХХ век не стал бы кровавым университетом коммунизма и фашизма. Лодку человеческой морали следовало расшатать, прежде, чем опрокинуть. Этим и занимались революционеры прошлого века ( и провокаторы и честные борцы за свободу   трудового народа).

 Нет, конечно, прямой и обязательной связи между крещением еврея – революционера тех лет и его предательством. Но факты говорят о том, что все евреи-провокаторы периода террора и Первой русской революции были выкрестами.

 Фигуры Георгия Гапона и Евгения Азефа – общеизвестны. Из значительного числа выкрестов – провокаторов – приведу только два имени деятелей, наиболее значимых: М.В. Вильбушевич и Гуровича Михаила Ивановича ( до крещения Гуревич Моисей Давидович).

 Вильбушевич, по указанию жандармского полковника Зубатова, создала «Еврейскую, независимую, рабочую партию». Затем работала в партии «Паалей Цион» в Палестине и США. В ответ на разоблачение утверждала, что полиция фальсифицировала ее доносы.

 Гурович в 1894 году стал агентом полиции под кличкой «Харьковец». Издавал легальный, марксистский журнал «Начало». В 1902 году разоблачен, после чего был причислен к департаменту полиции.

  Как уже отмечалось, род Азефа пресекся, не встречал людей с такой фамилией. Но это ничего не значит. Азефов мы с вами видим и слышим постоянно. Проклятый ХХ век изрядно поработал над психикой человека. Нам достаточно раскрыть газету, включить радио или телевизор, чтобы убедиться в этом. Азефшина стала привычной нормой и нашего, такого демократического, такого «прозрачного», такого прогрессивного времени. Доносы, провокации по-прежнему в чести, а мораль и гордыня революционеров все еще учат нас оплачивать ценой предательства билет в несуществующий рай. 

СПЕШУ ПОДЕЛИТЬСЯ 9 НОЯБРЯ

Иметь  таких  друзей... Евгений  Сатановский,   Москва Бен-Гурион — не аэропорт, а сам «Старик», - был человеком на редкость практичным. Не чета многим из нынешних, особенно тех, кто составляет «элиту» левого лагеря Израиля. Внуки мапайников борются за создание палестинского государства вместо того, чтобы укреплять еврейское. Они организуют бойкоты своей собственной страны и растрачивают результаты прошлых побед, уговаривая европейцев и американцев оказать давление на израильское правительство. Их идея состоит в том, чтобы оно сломалось и вместо того, за что голосовали избиратели, начало реализовывать очередной эксперимент выжившего из ума нобелевского лауреата или пары стареющих дам: надежды левого лагеря, переживших звездный час своих партий, даже не заметив этого. Отцы-основатели такими глупостями не баловались, отчего Израиль состоялся. При всей их социалистической сущности и вере в классовую солидарность, соседей они оценивали трезво. Как, впрочем, и партнеров, а также союзников. Причем, если в отношении СССР какие-то иллюзии у них еще существовали — как-никак, государство рабочих и крестьян, то к Америке относились безо всякихсантиментов. Не то, что нынешняя генерация еврейского народа, пережившая крах социалистической системы и, в точном соответствии с иллюзиями временштетла, начавшая верить в то, что в США улицы все-таки вымощены золотом. Как писал популярный американский телеведущий Ларри Кинг по поводу аналогичных идей своего папы: «...Приехав в Америку, он понял три вещи. Во-первых, улицы там золотом не вымощены. Во-вторых, они вообще не вымощены. И, в-третьих, мостить их предстоит именно ему». Что не слишком любят вспоминать столпы сегодняшней американской еврейской общины, с удивительным постоянством несущие благостную чушь о перспективах «мирного процесса», которым госсекретарь Керри занимается с таким рвением, как будто других проблем у США просто не осталось. Так вот, в те времена, когда Израиль был еще новеньким, и любой неосторожный шаг мог его похоронить, Бен-Гурион, хорошо понимавший, что еще вчера еврейского государства не было и завтра его тоже может не быть, заключил неформальное соглашение с руководством тогдашних американских еврейских организаций, в соответствии с которым... как бы это повежливей сказать? - все они в полной мере могли использовать свое право промолчать в отношении политики израильского правительства. Поскольку Израиль был на фронте, а они находились даже не в тылу, но просто в другом мире. Как, впрочем, было и в годы Холокоста. Кому в расстрельные рвы, в печи крематориев  и             в окопы, а кому - на отдыхво Флориду. Или на светский раут - бороться за права евреев. Тоже, конечно, дело нужное. Но вторичное. Так как если тех евреев, за права которых шла борьба, перебили бы окончательно, в том числе из-за того, что они бы слушали советчиков из-за океана, толку от нью-йоркских и вашингтонских гениев было бы не слишком много. И тогдашнее израильское руководство это превосходно понимало. Как понимало оно и то, что у Соединенных Штатов Америки, при всей риторике американских президентов в отношении Израиля, есть единственный друг, союзник и партнер - сами Соединенные Штаты. Что не отменяет поддержки ими еврейского государства — тогда и в той мере, в какой это будет им необходимо и выгодно. Или, что то же самое, в какой это необходимо и выгодно будет руководству США. Точнее, тем персонажам из числа этого руководства, которые в своей карьере ставят на Израиль. Что ни в коем случае не отменяет возможности этот самый  Израиль подставить или подвести так, как ни одному израильтянину и не снилось.Причем, в самый нужный момент и по любому поводу. Или без повода. Это в истории американо-израильских отношений было десятки раз.     При президентах-демократах и президентах-республиканцах. Умных и не очень. Искренне симпатизирующих еврейскому государству или с трудом скрывающих отвращение к нему. И это касалось, касается и касаться будет не только Израиля, но и кого угодно. Партнеров по НАТО и торговых партнеров. Друзей и союзников. Соперников и соратников - нынешних и бывших. Америка так устроена, и обижаться на нее бесполезно. Но учитывать надо. Хотя это и неприятно. Особенно тем, кто привык полагаться на «старшего брата» и искренне верит в то, что мир можно уместить в черно-белую схему, расписав, кто друг, а кто враг. И у Израиля в этой схеме есть вечный, постоянный и верный друг, на которого можно рассчитывать и на плечо которого опереться в трудную минуту, — Соединенные Штаты. То, что этот друг может подвести, играть в собственные игры и использовать Израиль как разменную монету, плохо укладывается в описанную модель мироустройства. Так как тогда он друг только наполовину. А друг наполовину, как известно из классической литературы, - это наполовину враг. Что обидно для людей, положивших добрую часть жизни на укрепление израильско-американских связей. И вообще обидно. Хотя на самом деле все, происходящее на протяжении длительного периода времени после распада СССР, когда автор имел возможность наблюдать всё собственными глазами, лишь подтверждает невеселую истину: использовать Америку можно — иногда, если очень повезет. Надеяться на нее не возбраняется, хотя и бессмысленно.Но всерьез рассчитывать? Увольте ! И дело даже не в Полларде, который сидел, сидит и сидеть будет за то, что не смог понять, как может его родина, именуя себя союзником Израиля, скрывать от него информацию об Иране — враге Израиля и противнике Америки. И не в не реализуемых десятилетиями произраильских резолюциях Конгресса США. Но «утечка информации из Пентагона» о том, что это израильская подлодка нанесла удар по сирийскому объекту, где были складированы ракеты «Яхонт» российского производства, — это прямое предательство интересов Израиля. Если, конечно, полагать, что США являются его союзником. Провокация, рассчитанная на то, чтобы стравить Иерусалим с Москвой. И чистойводы подлость!   Если забыть о том, что это слово в отношении политиков неприменимо. Так как подлость — суть любой политики. Не любит президент Обама президента Путина. И премьер-министра Нетаниягу тоже не любит. Хотя и в том, и в другом случаях действующая администрация США тратит немало усилий на то, чтобы продемонстрировать обратное. И, отметим, имеет для этого причины. О том, что инструментов давления на Россию у Соединенных Штатов по большому счету нет, известно. Как нет инструментов давления на Китай, Пакистан или Ирак. Не говоря уже об Иране, Северной Корее или Венесуэле. Но и Израиль, имеющий немалый опыт реализации Штатами экспериментов за его счет, сопротивляется попыткам заплатить его национальными интересами по ближневосточным счетам Вашингтона. Чего ж их не подставить? Сомнительно, чтобы это удалось. Тем более, что одновременно Вашингтон попытался выразить неудовольствие в адрес египетской армии, которая в кои-то веки всерьез взялась за исламистов — и собственных, и иностранных, действующих на территории Египта. Эффект скорее будет такой же, как в деле Сноудена, — отрицательный. Ну, да гениев в действующей администрации немного. Любопытно, однако, с каким упорством руководство Соединенных Штатов портит отношения с союзниками. Не то, чтобы речь шла о серьезном охлаждении отношений, тем более с Израилем. Но осадок останется. Как говорили в годы юности автора: иметь таких друзей — врагов уже не надо...  Евгений Сатановский - президент российского негосударственного Института Ближнего Востока

ПОТЕРЯЛСЯ СЛОН фильм

Это было таким счастьем в те застойные годы - получить возможность работы над детским, тихим, далёким от политики, фильмом. Да еще фильмом о слоне и подростке в сибирской тайге.

http://my.mail.ru/video/list/negativa.net/62262/75581.html#video=/list/negativa.net/62262/75581

ДВА РАССКАЗА О ЛИДЕРАХ

 ВОЖАТЫЙ

 Было это в 1963 году, в сентябре месяце. Нас, студентов первого курса ( я тогда учился в питерском политехе), как и положено, послали картошку убирать в деревню Беседы. Это называлось так: « Трудовой семестр». /

 Ну, картошка - картошкой, а молодость требовала свое. Кто-то пустил слух, что в клубе соседней деревни в воскресенье устраивают танцы. Вот мы и направились туда, пешим ходом, километров за семь от нашего барака в грязном поле. /

 Пришли, оттанцевали без особых происшествий. Кому-то повезло с женским полом, кому-то не очень. Стемнело глухо, когда собрались домой. /

 И тут один из нас. Помню, его Сергеем звали, и говорит: /

-          Я знаю короткую дорогу через лес. Пошли!/

Возразил кто-то:

-          Куда на ночь глядя. По дороге надежней. /

-          Там, - говорит Сергей. – Верная тропа через ельник, потом по просеке прямо к нашему полю. /

 Ну, мы и пошли за ним. Свернули с дороги – и в лес. Точно – тропа, хорошо протоптанная. Дали Сергею фонарь. Он шел впереди уверенно и быстро. Идем минут двадцать, пол часа … . Только вдруг примятость под ногами нашими исчезла. Вот была только что тропка, и нет ее. /

-          Серега! – кричим. – Где просека? /

-          Сейчас будет, - отвечает он уверенно. – Минут пять – и порядок. /

Шагов через триста мы забрели в болото. Еле выбрались. Какая там просека – мечтать стали о сухом месте. Лес пошел и вовсе непроходимый, в безлунной ночи страшный до сказочных страстей. /

 Мы ругаем Сергея, а он по-прежнему невозмутим. /

-          Спокойно, сейчас выйдем. Без паники, мужики. Да разве можно так? Первая трудность, а вы руки вверх. Вперед! Смелого  пуля боится! Смелого штык не берет! /

 Я уж и не помню, какую он еще ахинею нес. Наконец, одному из нас, самому старшему, все это надоело. /

-          Стоп, - сказал он, остановившись на опушке еловой рощи. – Привал. Будем ждать до утра. /

-          Ножки устали, - заерничал Сергей. – Мужики, понесем старшого?  Хлипким оказался Петюня. /

 В темноте этот самый Петюня не промахнулся. Без лишних слов съездил он Сусанину нашему по физиономии. Тот сразу сник, перестал словоблудничать, исчез куда-то, поскулив слегка для порядка. /

 Старший развел костер. Ночи были холодные. Мы наломали ельника, устроились вокруг жаркого огня. Помню, мне даже удалось задремать. /

 Утром  определились без труда. Точнее, это «старшой» определился. Он не стал звать нас за собой, а молча направился туда, куда считал нужным. И все мы, измученные ночным походом, двинулись следом. Сергей, помню это точно, устроился сразу за спиной вожатого. И вел он себя так, будто не блудили мы с его подачи по ночному лесу, и не схлопотал он по физиономии за свои труды./

  Часа через полтора вышли к своей базе, а вскоре нас выгнали на работу. /

 С тех пор очень боюсь говорливых, уверенных в себе проводников. Знаю точно: заведут в тупик, в болото, к черту на кулички. Причем весело заведут с шутками и прибаутками. Верю молчаливым, косноязычным, несуетным людям./

  Наш опыт – во многом наше мировоззрение, наша судьба.

 В тот давний год мы получили лидера на изнурительную пробежку ночью. Утром бредовый сон рассеялся. Мы все-таки нашли дорогу домой. Потом, еле ворочаясь в тяжелой, мокрой земле, копая картошку, проклинали этого самого Сережу, но на завтра все забылось. Выспались, отдохнули. Можно было жить дальше. /

 С лидерами нации все гораздо сложней. И не всегда способен появится на смену и во время молчаливый «старшой» на привале. Бывает, что целый народ ломится за самоуверенным, полубезумным вожатым, не разбирая дороги, только потому, что тот, не закрывая рта, выкрикивает бодрые, революционные лозунги, зовущие вперед к краю пропасти. /

 СОВЕТЧИК.

 Встреча с ним случилась уже в общежитии ВГИКа. Назову точный год – 1965. Две койки в комнате на четвертом этаже той общаги оказались пустыми. Одну занял я, а другую - студент второго курса экономического факультета по имени Леша. /

 Этот Леша был старше меня года на четыре. Армию он отслужил, и учился на втором курсе, а меня только приняли в институт. /

-          Витамины ешь? – чуть ли не вместо знакомства, поинтересовался Леша. /

-          Нет, - честно признался я. /

-          Будем есть, - сказал Леша. – В витаминах все. А потом экономия. Можно не обедать, не завтракать и не ужинать, а будешь жив, если принимаешь витамины. А вместо воды, отравы, соки надо пить. Вот попробуй, - и он протянул мне хрусткий пакетик./

 Я попробовал, но есть все равно хотелось. Сказал об этом Леше. /

-          Терпи, - посоветовал он. – Стоит неделю перетерпеть – и полный порядок. Ты в такой институт поступил! Каждый час лекций на вес золота. Будешь жрать всякую дрянь – болеть начнешь, пропускать занятия. А там и отчислить могут за неуспешность…. Когда встаешь?/

-          А когда надо? – осторожно спросил я. /

-          Будем вставать в шесть. Сделаем пробежку к Яузе и обратно. С утра нужно все мышцы разбудить в теле, чтобы дух был здоров. Ты на творческий факультет поступил. Ты сам в ответе за свой здоровый дух. А сейчас спать! –  он шустро разделся, лег, повернулся к стене, натянув на уши одеяло. /

 Если честно, никогда не мог похвастаться особым послушанием, а тут черт попутал: втихаря сжевал остатки печенья, разделся, лег, включил настольную лампу, открыл книгу. /

-          Лежа читать вредно, - четким голосом проговорил Леша. – Ослепнешь. /

Я вздохнул и щелкнул выключателем лампы. /

 Ровно в шесть сосед стоял надо мной. Он был в кедах и черных, сатиновых, тренировочных брюках. /

-          Встал, помылся – и вперед! – голосом, позаимствованным у диктора радио, произнес он. – Пять минут на сборы. /

 Я и здесь послушался…. Ужас этот продолжался месяца два. Потом к нам подселили парня из Грузии. Он опоздал к началу занятий. Какие-то были у Зураба ( он теперь знаменитый кинорежиссер) уважительные причины. /

 Новый сосед, парень хлипкий, небольшого роста, сразу же устроил застолье. Привез он из своего Тбилиси совершенно замечательные продукты. /

-          Мы едим витамины, - сказал Леша. /

-          Правильно, - внимательно посмотрел на него Зураб. – Иди, дорогой, ешь. Мы будем есть это. /

-          Мы встаем в шесть утра, - уже не так уверенно сообщил Леша, взявшись за ручку двери. /

-          Молодец, - одобрил Зураб. – Я буду вставать, когда надо, а ты будешь вести себя   тихо, чтобы меня не разбудить. Договорились? – и он улыбнулся самой лучезарной улыбкой в мире. /

 Леша ушел, а мы потом сидели за столом, ели мясо и пили вкуснейшее вино. Пили долго. /

 Тем временем, вернулся Леша. /

-          Алкоголь вреден, - сказал он. – Распитие спиртных напитков в общежитии, согласно решению студкома, запрещается. /

  - Слушай, - сказал ему Зураб. -  Ты такой большой и такой глупый. Это не алкоголь. Это «Изабелла». /

 И стало мне в тот момент невыразимо стыдно. Стыдно этот помню и сегодня. Пусть временно, но допустил над собой власть чужого, странного человека. Долгое время глотал кислые пилюли, вставал в шесть утра и зачем-то бежал к вонючей и мрачной реке за железнодорожным переездом. /

 Кто в этой жизни может знать, как надлежит нам жить, что есть, о чем думать, что читать, когда спать ложиться и когда вставать? /

 С Зурабом было легко. Он никогда не приказывал и не давал советы. Он предлагал – и только. Отказ встречал как должное, без тени обиды. Как я потом понял: он старался понять, с кем свела его судьба, определиться в пространстве и времени. Он и не думал лезть со своим уставом в чужой монастырь. Он уважал меня, и я невольно стал уважать своего нового соседа./

  Леша вскоре пропал куда-то. Он и в институте перестал появляться. Кто-то говорил, что он сделал попытку пробиться в информационный узел Курского вокзала, чтобы сделать какое-то объявление самому генеральному секретарю. Лешу задержали. Он повел себя неадекватно, и была вызвана «скорая» из психиатрической больнице. Не знаю, правда это или нет. В любом случае фанатика витаминов я больше никогда не встречал. /

 К чему я все это? Любое государство – это огромная комната Общежития. Мы все в ней соседи. И все мы разные, совсем не похожи друг на друга. Так вот, умные законы умного государства не насилуют и не оскорбляют и даже не советуют настырно, как нам жить. Умные законы подразумевают, что каждый из постояльцев комнаты имеет полное право существовать в своем режиме, если только этот режим не мешает окружающим. /

 Помню, как сказал Зураб: «  Я буду вставать, когда надо, а ты будешь вести себя тихо, чтобы меня не разбудить». /

 Порой, когда  слышу популистские заклинания политических лидеров, я вспоминаю безумного Алексея, знающего точно, как мне надлежит жить в его компании. Тогда, по молодости, принял настоятельные советы за приказ, и к стыду своему подчинился. Жрал витамины, плохо ел, начались головные боли. Утром мучительно не хотелось вставать. Потом, целый          день, ходил с «ватной» башкой. /

  Вот еще в чем был мой тот, старый грех. Помню, Леша не понравился мне сразу. Не понравилось его лицо, движения, манера речи. Но я стал слушаться этого человека. Я просто был обязан поверить самому себе и послать его подальше. Не поверил, не послал, предал, по сути,  себя же. Вот и был наказан двухмесячной мукой. /

 Мы из России, и знаем, что мукой этой может стать вся жизнь человека, его детей, внуков и правнуков. Стоит только пойти за безумцем, который лучше вас знает, как вам надлежит жить, по каким законам и с какой Конституцией. /

ЛЕОНИД РАДЗИХОВСКИЙ - ЯСНЫЙ И ТОЧНЫЙ УМ

http://www.onlinetv.ru/video/1200/?utm_source=echo.msk.ru&utm_medium=widget&utm_content=img_link&utm_campaign=1200

МИР ПРЕКРАСЕН!

"http://www.youtube.com/embed/6pBT8n-SNWk?list=PLEE1BBC8EDE049800"

ЭЛЬ ЛИСИЦКИЙ Очерк судьбы

 В музее Израиля, в Иерусалиме, можно увидеть линогравюру, раскрашенную от руки. Витебск. Большая Синагога. Автор Лазарь Лисицкий. Здание – классической формы, с колоннами, лошади, телеги, прохожие… Подчеркнутый реализм  линогравюры сродни цветной фотографии. Сделана эта работа в 1917 году, накануне Октябрьского переворота.

  1927 год. Тот же художник, но уже не Лазарь Мордкович Лисицкий, а Эль Лисицкий конструирует проект книги, с поэмой В. Маяковского «Хорошо».

 «Дымовой пых-тяг, пыхтят мои фабрики….». Плоскости, изломы, «кричащие» линии и «все сокрушающие» углы. Футурист, супрематист, конструктивист - ниспровергатель прежнего, скучного, замшелого мира искусства стал художником революционной поэмы Маяковского.

 Согласен, что выстрел в себя этого поэта революции, поставил точку в тщетной попытке осветить гением художника мрак социальной революции.

 Лисицкий – архитектор прожил после смерти своего друга - поэта еще долгих 11 лет. Бесконечно долгих, потому что каждый шаг в те годы был подобен пути по минному полю насилия и произвола. Лисицкий выжил чудом. Может быть, потому, что стране, сделавшей идолом индустрию, пришлось по вкусу конструктивистские идеи Лисицкого.

 Он творил их во имя человечности, но пришлись они по вкусу бесчеловечному режиму.

 Еще в 1919 1921 году Лисицкий создал свои «Проуны» - проекты утверждения нового. Художник сделал попытку осмыслить по – новому пространство в архитектуре. Он конструирует дома – города будущего, и мосты, подобные радуге в Космосе.

 Помню, в пору моего студенчества, мы старательно искали романтику революции в мечте ее творцов о «хрустальных дворцах». Мы видели в утопическом мышлении нечто, способное осветить и оправдать, хоть в какой-то мере, всю жестокость, ложь и пошлость Октября.

 Мы верили в то, что великие художники первых лет революции: в живописи, кино, поэзии, литературе – обязаны своим  творчеством мечте о возможном переустройстве мира.

 Мы, наверно, были правы в том, что без высокой веры нет и больших деяний. Может быть, наш мир сегодня, мир голой корысти, цинизма и трагического отсутствия мечты, как раз, и беден  талантами по этой причине. Кто знает?

 Эль Лисицкий был художником из другого мира, мира надежд. Со временем высокие идеалы революции воплотятся в чудовищную реальность кровавых войн и сталинского террора, а гениальные проекты Гинзбурга или Лисицкого, в конечном итоге, породят казарменное уродство индустриального домостроения. 

  Мечта и реальность. Лисицкий был уверен, что гениальные проекты станут саженцем, способным дать замечательные плоды. Он писал: «Не нужно возвращаться к средневековой ремесленности, можно спускать дома с конвейера, как тракторы, но образец, тип, стандарт должны выйти готовыми из лаборатории мастера».

 Авангард в «левом» искусстве вылился в уродство унификации. Конвейер не желал принимать в серию замыслы мастера. Он начал диктовать удобные для себя формы. Голем, глиняное чудовище, стал жить своей, самостоятельной жизнью. Личность художника уступила место идолу - машине, точно также, как личность идеалиста - революционера стушевалась, исчезла перед всесильной мощью чиновного, бюрократического аппарата.

 Лазарь Лисицкий не сразу стал Эль Лисицким. Родился он неподалеку от Смоленска и Витебска в местечке Починок в семье ремесленника. В 13 лет начал Лисицкий занятия в «Школе рисования и живописи художника Пена». Школа эта находилась в Витебске, в городе, который со временем станет настоящей столицей революционного искусства России.

 Попытками осознания и возрождения еврейской культуры проникнуты все работы художника Лисицкого плоть до встречи с автором «Черного квадрата» Казимиром Малевичем в ноябре 1919 года.

 Познакомились они раньше. Сразу после Февральской революции Малевич возглавил Художественную секцию Московского совета солдатских депутатов. Вместе с ним в этой секции работал и Лисицкий.

 В тот период будущий создатель вертикальных небоскребов все еще жил миром своего местечкового детства, еврейским духом школой Пена.

 Путь, пройденный им, можно достаточно легко проиллюстрировать.

 Вот одна из иллюстраций к книге «Козочка», сделанная в в 1917 году, рядом с ней плакат: «Клином красным бей белых», год 1920 – ый.

 И то и другое произведение талантливо, спору нет. Но «Козочку», ее юмор и человечность, не спустишь с конвейера. Растиражированный плакат привел к тому, что страшное слово «бей!» стало символом эпохи.

 В ту пору все начиналось с клятв – манифестов. Торжественных клятв и красивых  манифестов: «Тектоника – искусство приведения в порядок, в целесообразность в ритм хаоса, служит фундаментом всех искусств». В архитектуре он видел «большой синтез», в книге «малый», но считал книгу «монументом современности», «монументом будущего».

 Прочел об этом и подумал, что наше время, время компьютеров, не нуждается в своих поэтах и художниках. Никто и не думает свергать с «монумента современности» книгу и ставить памятник хитрой машине. Машина в этом не нуждается. Она и так всесильна.

 Эль Лисицкий мечтал «дать искусство народу». Найти способ его тиражирования. Он хотел быть истинным художником своей эпохи, презирающим «штучное производство»

 В 1919 году Эль Лисицкий печатает статью – призыв в газете «Известия»: «Это дает возможность мастерским выполнить ряд задач, поставленных современной книгой, плакатом, лубком и всем прочим, что рождается от совместной работы художника и машины. Двери мастерских широко открыты для всех товарищей наборщиков, литографов, всех близких литографскому делу для совместной работы над установлением новых достижений при помощи одного только типографского материала».

 Лисицкий нашел «спонсора» в машине. Национальные традиции и культура забыты. Точно пишет об этом Александра Шатских в своей книге  «Жизнь искусства. Витебск»: « Статья «Новая культура»…. выпукло характеризовала облик изменившегося Лисицкого; его заботило теперь развитие культуры не отдельно взятой, пусть и родной, нации, а «нового человека», должно произрасти из «коммунистической системы жизни общества», - художник мыслил теперь глобальными категориями и радел о светлом будущем всего человечества, вне национальных различий, однако в рамках классовых сословий. Радикальная социальная утопия, обольстившая, подчинившая себе не одного Лисицкого, отныне и до конца дней будет определять его жизнь и творчество»  

 Лазарь Лисицкий стал Эль Лисицким. Он принял интернационализм революции и отказался от своего имени. Он верно служил большевикам первых лет революции. Был понят и принят ими. Лисицкому доверили вести курс архитектуры и монументальной живописи во ВХУТЕМАСе. Он последовательно проводил в жизнь «пролетарские идеи нового искусства».

 Лисицкий страдал туберкулезом легких. В те годы высшей наградой была возможность отбыть с сытое, обеспеченное нормальной медициной, зарубежье. Луначарский оправляет художника революции в Германию.

 Там автор «Козочки» занимается пропагандой конструктивизма в архитектуре, читает лекции в Берлине и Ганновере, устраивает выставки своих работ. Там же знакомится с Ильей Эренбургом и начинает издавать вместе с ним журнал «Вещь» (1922 год). Издание это стало блестящим агитатором  авангарда в искусстве. Печатался журнал на русском, немецком и французском языке.

 В Германии мальчик из местечка женится на немке  С. Кюпперс –художнике и искусствоведе. Вскоре процесс в легких обостряется и Лисицкий едет в Швейцарию. Там, в одном из высокогорных курортов, ему удается побороть, на время, болезнь.

 Он продолжает верить в победу Интернационала, в идеалы революции. Он верит, что только на земле, свободной от эксплуатации человека человеком, появятся фантастические знания, построенные по его проектам.

 В 1925 году Лисицкий возвращается в Москву. Архитектор полон новейших идей и грандиозных планов. Он мечтает построить город над городом: подняться в небо над городскими магистралями на ходулях опор. Он понимает, что в ближайшем будущем, в постиндустриальном мире, потребуются совершенно иные принципы градостроительства.

 Но живет Лисицкий в лапотной, избяной, тележной России. Его проекты не встречают  заметного сопротивления, но их реализация невозможна. Его миф о светлом будущем в градостроительстве устраивает идеологов Кремля.

  Власть использует талант Лисицкого для строительства «потемкинских деревень» -  выставочных зданий и павильонов. В 20-х и 30 – х годах Лисицкий возвел множество подобных сооружений на международных выставках в Кельне, Дрездене, Лейпциге, Штутгарте…

 Лисицкого назначили главным художником ВСНХ. В своем архитектурном творчестве он должен был восславить колхозы нищей и голодной страны. Он бился над проектом главного павильона выставки долго, что-то сумел изобразить, но реализовать его замысел не удалось.

 Потом было десять лет тихой, теоретической работы. Лисицкий начал печатать свои труды по теории архитектуры на немецком языке, в Австрии. Случилось это в 1930 году. Затем и вовсе стал работать на свой, собственный архив.

  Отчаянный, бескомпромиссный борец за  искусство революционного авангарда старался не привлекать к себе внимания. Его искусство  смелого «крика» превратилось в невнятный «шепот». Художник и архитектор Эль Лисицкий умер раньше своей физической смерти в 1941 году.

 Страна к началу войны с Гитлером, как и прежде, ютилась в избах, бараках, в коммуналках. Лисицкий мечтал о братстве всех народов земли. Его жена – немка, верный друг и помощник, была незамедлительно сослана на восток. Там чудом выжила и вернулась в Москву только в конце пятидесятых годов.

 Трудами этой женщины был сохранен архив и произведения Л. Лисицкого. Как ей это удалось, одному Богу известно. Давно прошли времена искусства революционного авангарда. «Благодарная» Страна Советов постаралась забыть имена своих верных слуг: Малевича, Татлина, Лисицкого….

 В 1990 году, в Москве, в Третьяковской галерее, к столетию со дня рождения мастера экспонировалась выставка его творчества. Тогда перестроечной России вдруг понадобилось возрождение революционного духа терпимости, надежд и устремлений.

 Помню, бродил по этой выставке, наивно радуясь победе идей авангарда в искусстве, и только теперь понимаю, что стал в тот день свидетелем высокого и трагического пути настоящего художника, подчинившего свой большой талант кровавой лжи пролетарской революции.                

РИЛЬ, АЛФЕРОВ, КАПИЦА, СТАЛИН.

Германа Ашкинази нет сегодня с нами, но вот нашел в архиве несколько его замечательных рассказов.

 НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПРАВДЫ

 Только ленивый не пишет сейчас об участии немцев в создании советской ядерной бомбы. Приводятся цифры и факты, вплоть до точной разнарядки, согласно которой бывшие ученые  рейха были распределены по конструкторским бюро СССР.

 В сорок пятом году из Германии вывозили, как правило, станки, разного рода оборудование. Только потом сообразили, что главное богатство – мозг, знания человека. Американцы  очистили Германию от ученых в завидном темпе, но удалось и советским оккупационным войскам кое-кого вывезти.

 В частности,  разделением и очисткой обогащенного урана занимался химик Николай Васильевич Риль. Именно Николай Васильевич, потому что  такое имя этот ариец чистейших кровей  носил в научных кругах.

 После успешного взрыва атомной бомбы Риль получил Сталинскую премию первой степени, дачу под Москвой, ЗИС –110 и право уехать в Германию, От ЗИСа и дачи Риль отказал ся и вернулся на родину. Надо отметить, что всех ученых немцев после завершения работ отпустили домой.

 Вот Риль и уехал  к Аденауру, между прочим, в ФРГ, и стал профессором университета, в котором работал знаменитый Месстбауэр, лауреат Нобелевской премии.

 Так вот, в одной из недавних статей о трудовом участии немцев в создании атомной бомбы СССР, я прочел, что эти ученые подписывали обязательство в течение 25 лет не рассказывать о том, чем они занимались в «шарашках» Берия.  

 Уехали они в 1953 году. Значит, обязательство могли нарушить только в 1978 году. Вот когда я об этом прочем, то невольно улыбнулся, потому что сразу вспомнил одну историю, связанную с Н.В.Рилем.

 Узнал я ее в 1965 годы. «Оттепель» - «оттепелью», но поездки ученых за границу были и тогда существенно  ограничены, а потому расценивались, как бесценный подарок судьбы.

  В Ленинградском физико-техническом институте работал, надо думать, и сейчас работает  Борис Васильевич Царенков, лауреат Ленинской премии. Именно этот человек вместе с лауреатом Нобелевки Жоресом Ивановичем Алферовым, тогда младшим научным сотрудником, впервые отправились в ФРГ. Подчеркну, они стали первыми учеными, которым было разрешено пообщаться с немецкими коллегами по ту сторону «железного занавеса», разделяющего две Германии.

 Царенков – человек с превосходной харизмой, рассказчик первоклассный, душа любой компании. Он не уступал в этом смысле своему другу – Жоресу Алферову - тоже великому мастеру общения.

 После вечерних возлияний, Царенков любил бродить утром по физтеху в поисках того, кому можно бы было рассказать в очередной раз свои байки. Все знали Бориса Васильевича давно и его истории знали тоже от слова до слова. И Царенков искал слушателей среди людей случайных. Очень он любил в этом смысле студентов – дипломников - практикантов.

 Тогда и я был таким студентом, и слушал с огромным удовольствием занимательные байки Царенкова. И вот однажды рассказал он  историю его поездки, вместе с Алферовым, в Германию, рассказал  и о встрече с Николаем Васильевичем Рилем.

 Именно по приглашению этого ученого они  отправились в ФРГ, как личные гости Риля. Понятно, что излишней валютой молодых ученых не загрузили, прибыли они в Германию, «упакованные» в сиротские плащи – «болонья» и без всякого понятия, как себя нужно вести на «загнивающем западе».

 Риль тактично, внимательно и радушно принимал гостей. Водил их по скоему институту, показывал новейшее оборудование, знакомил с виднейшими учеными –физиками. Ухаживал за ними, кормил и поил в лучших ресторанах. Однажды, на одном званном обеде очень их выручил, так как гости из России совсем растерялись, увидев перед собой несколько смен ножей и вилок.

 Надо признаться, что в те годы в столовой физтеха и вилки-то не всегда были в наличие. Часто вторые блюда приходилось поглощать с помощью одних ложек. Подобное не вызывало раздражения и удивления. Было бы, что есть, а чем есть не так уж важно.

 Так вот, Риль все сразу понял и посоветовал русским коллегам внимательно следить за его действиями. В общем, «делай, как я!»

 Нынешние светила мировой науки глаз не отрывали в тот день от Риля, и больше всего боялись вместо одного ножа  взять другой.

 Можно себе приставить, как эта парочка была «зажата», но со временем гости Риля пришли в себя, освоились, и дерзнули поговорить с хозяином начистоту.

-         Николай Васильевич, вы так хорошо отзываетесь о своей работе с СССР, - начали они. – Почему бы вам не написать книгу воспоминаний о том периоде?

Риль усмехнулся и ответил так:

-         Если я напишу о том, что было у вас правду, то здесь меня сочтут коммунистом, а у вас, в России, - фашистом.

-         Это что же выходит? -  удивились гости. – Значит, правда никому не нужна?

-         Это вы сказали, - улыбнулся Риль.

 ЧЛЕН - КОРРЕСПОНДЕНТ

Однажды я договорился с Алферовым, что он прочтет для моих ребят лекцию. Жорес согласился, и на лекцию его «слетелись» физики со всей Эстонии.

 Алферов тогда был молодым членом – корреспондентом Академии наук СССР, и только что вернулся из Америки, где получил золотую академическую медаль США за свою работу.

   Так вот, после лекции, пошли мы в узкой компании отметить приезд Жореса. Направились, как обычно, в «Дом инженеров».  Замечательные там делали коктейли по твоему заказу.

 Вот сидим мы, пробуем коктейли. Тут один из моих аспирантов и говорит: «Жорес Иванович, я все-таки сбегаю на вокзал и куплю вам билет обратно. Мало ли, что может случиться перед самым отправлением поезда. Дайте на всякий случай мне вашу книжку лауреата Ленинской премии для подстраховки, а вдруг придется брать билет из брони».

 Алферов дает ему  книжку лауреата и говорит: «Только не смейте там упоминать, что я член – корреспондент Академии наук».

-         А это почему? – удивился аспирант.

И тут рассказал нам Алферов забавную историю. Несколько лет назад отправился Жорес в Тбилиси на научную конференцию. Прибыл, добрался до гостиницы. Говорит дежурному: «Моя фамилия Алферов». Портье пожимает плечами: нет, мол, такого в списке.

 - Как же так? – растерялся Алферов. – Я – доктор наук, прибыл на конференцию.

-         Другое дело совсем, - говорит дежурный. – Для доктора наук всегда номер есть.

И селят Алферова в совершенно фантастические, двухкомнатные апартаменты. И он послушно затаскивает в номер чемодан, совершенно не понимая, за что ему честь такая.

 Но на следующий день прибыл в эту гостиницу член – корреспондент Академии наук Белоруссии, президент этой академии – Сирота.

 Портье же спокойно  заявил гостю, что его номер отдан доктору наук Алферову.

Сирота вспылил, стал кричать, что он не какой-то там доктор наук, а член – корреспондент.

 На что дежурный ответил ему так: «Слушай, член, иды пишы свои корреспонденции. Мы доктору наук номер люкс дали, понимать надо!»

 «С тех пор, - улыбнулся Алферов. – Я согласен быть кем угодно, только не членом – корреспондентом». 

 К ТАКОЙ МАТЕРИ

Рассказал мне однажды Алферов любопытную историю, связанную с академиком – Петром Леонидовичем Капицей, с его знаменитыми «Кипицевскими семинарами», куда собиралась вся научная Москва.

 Вот на «чае», после семинара, и рассказал Петр Леонидович Алферову эту историю. В те годы, до войны, Капица занимался своим знаменитым «турбодетандером». Это метод сжижения газов. Газ проходит через турбину, отдает энергию и превращается в жидкость. Изобретение Капицы использовали во время войны для сжижения кислорода и азота. Петр Леонидович – великий экспериментатор. Он не только конструировал  установку, но и делал ее своими руками.

 Мало того, он знал поименно и «поадресно» все фирмы, которые производили необходимые ему детали. Вот для этого «турбодетандера» ему нужны были несколько специальных шарикоподшипников, которые в СССР тогда не производились.

 Капица, как положено, обратился в Наркомат внешней торговли с просьбой закупить ему за рубежом эти самые подшипники.

 Проходит неделя, месяц – получает Капица отписку, выдержанную в лучших бюрократических тонах, за подписью какого-то там заместителя начальника Главка. Получили, мол, письмо, а теперь они связываются с другими фирмами, где эти подшипники, вполне возможно, будут стоить дешевле. Вот изучат они этот вопрос – и поставят в известность Капицу о результатах.

 Петр Леонидович прочел отписку, а в углу, озверев, начертал такую фразу: «Делать, как я говорю, а то вы все пойдете к такой-то матери!!!» Когда это письмо пришло в Наркомат, начальник Главка кровно обиделся, и отнес матерную ругань Капицы Микояну. Тот, как ни странно, не смог верно оценить ситуацию и побежал жаловаться самому Сталину.

 Сталин прочел письмо с ответом Капицы, и приказал всем троим: начальнику главка, Микояну и Петру Леонидовичу – завтра быть в его кабинете.

 Явились. Сталин, в своей манере, стал молча расхаживать по ковровой дорожке. Потом остановился у стола, поднял отписку, прочел еще раз, положил на стол, подошел к Микояну, ткнул его трубкой в живот, кивнул на Капицу и сказал так: «Делайте, как он говорит, а то все пойдете к этой матери».

 Фрахт обошелся в 50 тысяч золотом. На другой день самолет доставил подшипники из Германии. До самого первого дня войны все, что заказывал Капица, доставляли на самолетах в срочном порядке, хотя, и чаще всего, нужды в подобных скоростях не было никакой.

 Вот типичный пример, когда дисциплинарный кодекс тоталитарного режима вроде бы и приносил свои плоды, но и в этом случае приводил к результатам печальным и непредсказуемым. Осторожный эконом – бюрократ мгновенно превращался в перепуганного раба, готового тратить любые народные деньги, только бы не рисковать своей головой