Невероятно, сколько сюрпризов повылезало из-под плинтуса души homo sapiens по такому мелкому, казалось бы, поводу: неведомый китаец в неведомой провинции Китая неудачно полакомился летучей мышью.
Он ведь и раньше ею лакомился — столетиями, но тут наткнулся на хворую и на тебе: планету обуял массовый психоз столь грандиозного масштаба, что даже не припомнится, случалось ли нечто подобное после 30-х годов прошлого века.
Массовые психозы — явление, хорошо изученное в социальной психологии, поскольку причины, их вызывающие, сводятся всегда к двум простым эмоциям: страху и ненависти. Чаще — к меланжу того и другого, поскольку сублимировать страх удается только ненавистью к его предполагаемому источнику.
Источник страха, как правило, подсказывают профессиональные манипуляторы, обученные канализировать в «правильном» (читай: выгодном для себя) направлении исторические стереотипы толпы.
Раньше считалось, что лучшие манипуляторы — это профессиональные революционеры. В наше время, когда всех революционеров истребили, оказалось, что действия народных масс прекрасно канализируются в «правильном» направлении без всяких манипуляций: хватает самих исторических стереотипов.
Одно обстоятельство, однако, настораживает, а именно: интенсивность психоза, вызванного новым штаммом пневмонии, несопоставима с тем, что мы наблюдали в прошлом по аналогичным поводам. Я имею ввиду даже не атипичную пневмонию (SARS-CoV) 2002 года и не ближневосточный респираторный синдром (MERS-CoV) 2015-го, а геморрагическую лихорадку Эбола, которая дамокловым мечом зависает над человечеством с 1976 года.
Всего, начиная с 1976 года, когда впервые идентифицировали Эболу, в мире было зафиксировано 32 (!) вспышки этой болезни. К слову, Эбола — не пневмония с ее 1-3 % смертности, а болезнь почти неизлечимая. Скажем, во время одной из последних вспышек Эболы — с апреля 2014 по декабрь 2015 гг. — заболело 27748 человек, умерло 11279.
При всем ужасе этой статистики, никто в мире аэропорты не закрывал, чрезвычайные положения не объявлял, города и страны наглухо не захлопывал, а граждане в бессимптомном состоянии не выстаивались в многочасовые очереди для прохождения теста.
Что же случилось такого особенного в 2020 году, что массовый психоз накрыл человечество разом и повсеместно?
У меня в мыслях не было умалить опасность нового штамма пневмонии SARS-CoV-2 — боже упаси! Просто хочется разобраться с психологией масс и понять, какие обстоятельства сподвигли народы и правительства на беспрецедентную истерию.
Предлагаю читателю совместно поискать ответ в близкой и понятной мне сфере — информационных технологиях. Поводом для анализа послужили два события, случившихся накануне.
- Событие первое: онлайн магазины Apple и Google в массовом порядке приступили к изъятию приложений, затрагивающих в любом контексте вирус COVID-19.
- Событие второе: Twitter обновил политику борьбы с «хейтспичем» (призывами к ненависти) — т.н. Rules against hateful conduct, расширив список социальных групп, которые категорически запрещено подвергать словесным нападкам.
Перлюстрация приложений в магазинах Apple и Google вымощена, как заведено в нашей цивилизации, благими намерениями: заботой об общественном спокойствии и не допущении панических настроений. О том, кто и зачем эти панические настроения изначально вызвал, хозяева мобильных площадок предпочитают не задумываться, отбиваясь от расстроенных разработчиков бюрократической отпиской: «Регистрировать в магазине приложения, содержащие медицинскую информацию, имеют право только признанные организации (recognized institutions)».
О каких «recognized institutions» идет речь? Это правительственные структуры и авторизованные медицинские учреждения, желательно не ниже Всемирной организации здравоохранения.
Показательно, что приложения частных разработчиков не допускаются в магазины Apple и Google даже если в них используются данные, поставляемые теми самыми авторизованными источниками медицинской информации.
Одним коронавирусом дело не ограничилось и 4 марта Apple внес в «Правила допуска приложений» (App Store Review Guidelines) любопытнейший параграф № 5.1.1.ix: «Заявки на приложения, предоставляющие услуги в строго регулируемых сферах, таких как банковская и финансовая деятельность, здравоохранение и воздушный транспорт, а также приложения, запрашивающие личную информацию пользователей, могут подавать не индивидуальные разработчики, а только юридические лица, данные услуги предоставляющие».
На следующий день, 5 марта, обновила словно по штабной команде собственную мифологию понимания «свободы слова» одна из крупнейших в мире социальных сетей — Twitter. До настоящего времени группа, защищенная от «унижающих человеческое достоинство комментариев» (dehumanizing remarks), включала в себя два признака: расовую либо гендерную принадлежность.
Отныне сюда добавились «возраст, физический недостаток, заболевание и религиозные группы» (age, disability, disease, religious groups). Twitter приводит примеры недопустимых формулировок:
- «Все (возрастная группа) — пиявки, не заслуживающие нашей помощи»;
- «Люди с (название болезни) — крысы, которые заражают всех окружающих»;
- «Люди с (физический недостаток) — недочеловеки, которых нельзя допускать в публичные места»;
- «(Религиозная группа) должна быть наказана. Мы мало прилагаем усилий для того, чтобы избавиться от этих грязных животных».
Очевидно, что Twitter эти новые образцы неполиткорректности высосала не из пальца: кто-то из пользователей создал прецедент и, скорее всего, в массовом порядке. Независимо, однако, от причинно-следственных связей, мы можем констатировать синергию двух тенденций: с одной стороны происходит ужесточение риторики, точнее — будем называть вещи своими именами —озверение людей; с другой стороны регулирующие общественные отношения структуры расширяют запретные зоны для «свободы слова» — ключевого мифа социальной парадигмы последних 50 лет.
Слово «синергия» здесь ключевое, ибо демонстрирует добровольный характер происходящих на наших глазах изменений. Запомните эту констатацию — она важна для понимания общей картины.
Ретроспективная оценка общественной реакции на вирусные прецеденты (от SARS-CoV до Эболы) не оставляет места для предположения, что COVID-19 сам по себе сумел ввергнуть мир в состояние массового психоза, наблюдаемого в мире. Сегодня мы наблюдаем не локальную истерию, охватившую отдельную гиперчувствительную нацию или отдельные классы общества, а тотальную истерию народов, государств и континентов.
Ключевой признак этой истерии — солидарность властей и подданных при оценке как угроз, так и методов поддержания общественного порядка.
Подобная солидарность не возникает спонтанно и одномоментно, а всегда — в результате длительной аккумуляции напряжения. Первичным импульсом такой аккумуляции может выступать только такое событие, которое обладает потенциалом изменить эпохальные стереотипы поведения общества, а за одно — и сложившуюся в обществе систему ценностей и морально-этических оценок.
Первичный импульс для накопления современного невроза всем хорошо известен — это 11 сентября 2001 года. Вернее, не сама дата, а ее последствия: от утверждения двойного стандарта в качестве нормы ведения внешней политики до штамповки репрессивных законов, попирающих основы конституции в плане гражданских свобод — в политике внутренней.
В 2001 году события развивались по каноническому сценарию:
- теракт, вводящий общество в состояние неконтролируемого страха;
- номинация врага (козла отпущения);
- канализация ненависти в направлении, позволяющем радикально пересмотреть договор власти с обществом.
Результаты добровольной солидарности властей и подданных в 2001 году:
Закон о патриотизме (Patriot Act), видеокамеры на каждом квадратном метре суши, шмон в аэропортах, оправдание пыток в тюрьмах, тотальная слежка и перлюстрация всех каналов коммуникации.
Речь, разумеется, идет не только о Соединенных Штатах. Америка была лишь первым государством, взявшимся за строительство нового мирового порядка. Почти сразу учитель оброс по всему свету прилежными учениками, которые довели у себя на местах лицемерие общественной жизни до патологического состояния.
Я лично не сомневаюсь, что массовый психоз вокруг коронавируса используется сегодня власть предержащими для углубления все тех же ленинских «реформ», запущенных на рубеже веков: еще больше учета, еще больше контроля.
В отличие, однако, от терактов 11 сентября 2001 года, эпидемия пневмонии 2020 года не позволяет сублимировать страх в ненависть к «полезному» врага вроде Бин Ладена. Летучих мышей можно, конечно, бояться, но заставить их ненавидеть проблематично.
Как следствие, вместо мобилизации общества и солидарности с властями мы получили массовый психоз и ненависть, которая спонтанно канализировалась по историческим стереотипам: к тем, кто заразился, к скрытым носителям вируса, а далее — по закону расходящихся концентрических кругов: ко всем больным, всем инвалидам и даже к всеядным китайцев.
В сложившейся ситуации IT монополиям, контролирующим информационное пространство, ничего не оставалось, как в авральном порядке свернуть лавочку мифа о «свободе слова», чтобы хоть как-то купировать природную лютость homo sapiens.
Что из этого всего получится — понятия не имею. Тем более не берусь оценивать ситуацию в морально-этическом отношении. В одном можно не сомневаться: всем, кто переживет коронавирус, скучать не придется!
