В конце XIX – начале XX в. российские евреи выдвинули из своей среды немало выдающихся людей. Среди евреев-адвокатов того времени самой известной и авторитетной фигурой был Оскар Оскарович Грузенберг.
***
Оскар, при рождении названный Израилем, появился на свет 15 апреля 1866 г. в малороссийском Екатеринославе (ныне украинский город Днепр) в семье еврейского торговца тканями. Юноша блестяще окончил престижную гимназию и поступил на юридический факультет Императорского университета им. Святого Владимира в Киеве.
В студенческие годы Оскар не раз сталкивался с дискриминацией евреев. Особенно памятным для него был эпизод, случившийся в 1886 г., когда полиция нагрянула в его жилище с проверкой документов. Признав, что ему, студенту, не запрещено проживать в Киеве, полицейские арестовали его мать на том основании, что она как еврейка этого права не имела. Этот эпизод так повлиял на 20-летнего студента, что он решил посвятить свою жизнь борьбе с еврейским бесправием и антисемитизмом.
Блестяще окончив юридический факультет, Грузенберг получил приглашение остаться для “приготовления к профессорскому званию”. Перед ним открывалась благоприятная академическая перспектива. Но непременным условием для этого было крещение. И хотя Грузенберг не был глубоко верующим иудеем, он тем не менее не пожелал предавать религию своего народа и выбрал профессию адвоката. Вскоре он поселился в Санкт-Петербурге, поскольку имел высшее образование. Но и здесь столкнулся с дискриминацией: с 1889 г., со времени издания одного из царских указов, еще ни один еврей не получил звания присяжного поверенного, то есть адвоката. И Грузенберг в течение полутора десятилетий, вплоть до 1904 г., числился лишь помощником присяжного поверенного. Несмотря на это, он быстро приобрел широкую известность. Глубокий знаток законодательства, блестящий оратор, умевший не только страстно выступать, но и убеждать судей и присяжных, готовый нередко бескорыстно защищать от судебных несправедливостей, – таким представал Грузенберг в глазах многих. И не случайно известный литератор и сионистский деятель В. Жаботинский впоследствии сравнивал его с человеком, который по желобу лезет на пятый этаж, чтобы спасти ребенка из горящей квартиры. Уже первые уголовные процессы, в которых Грузенбергу удалось избавить от несправедливых приговоров многих людей, сделали его имя очень уважаемым в адвокатской среде и принесли ему широкую известность.
***
Наряду с ведением уголовных дел Грузенберг защищал в судах и многих известных людей, оппозиционно настроенных к властям, – писателей, журналистов, общественных деятелей, политиков. Среди них был популярнейший в то время Максим Горький, откликнувшийся на зверства “кровавого воскресенья” 9 января 1905 г. гневным воззванием против царизма. Писатель был обвинен в призыве к мятежу, и ему грозило суровое наказание. На суде, который проходил 29 апреля 1905 г., доводы Грузенберга были настолько убедительными, что суд отложил вынесение приговора, а через несколько месяцев Горький обрел свободу. В знак признательности писатель подарил талантливому адвокату пятитомник своих сочинений со стихотворным посвящением. Спустя некоторое время Грузенберг сумел предотвратить возбуждение нового судебного преследования писателя за его роман “Мать” и добиться снятия наложенного на роман ареста.
Грузенберг спас от длительного тюремного заключения писателя и литературного критика Корнея Чуковского, обвиненного в “оскорблении Величества”, то есть царя. Тогда еще совсем молодой Корней Иванович напечатал свои стихи в еженедельнике “Сигнал”, агитировавшем за низвержение существующего строя, за что и был арестован. Прокурор назвал обвиняемого “литературным отщепенцем, поднявшим преступную руку на священную особу государя императора”. А его защитник Грузенберг негромким, чуть виноватым голосом обратился к суду: “Представьте себе, что я… Ну, хотя бы вот на этой стене… рисую, предположим, осла. А какой-нибудь прохожий ни с того ни с сего заявляет: „Это прокурор Камышанский““. Так, с легким сарказмом представил он выступление прокурора плодом его личного воображения и стремлением видеть в безобидных рисунках особу Его императорского Величества. “Итак, вы утверждаете, что здесь, на картинке изображен государь император и что в этих издевательских стишках говорится о нем?” – допрашивал Грузенберг растерявшегося прокурора. Вопросы посыпались один за другим, а прокурор не ответил ни слова. Оскар Осипович победил! А потрясенный неожиданным избавлением Чуковский долго еще плакал на плече жены. Вскоре он подарил Грузенбергу одну из своих книг, надписав: “Защитнику книг и писателей”.
В 1906 г. Грузенберг защищал Льва Толстого и редактора журнала “Всемирный вестник”, опубликовавшего статью писателя “Единственное средство”, и добился их оправдания.
В 1913 г. адвокат добился мягкого приговора для редактора либерально-демократического журнала “Русское богатство”, писателя Владимира Короленко.
Среди подзащитных Грузенберга были 169 оппозиционных депутатов I Государственной думы, привлеченных к суду за их воззвание – протест против ее незаконного разгона; лидер Партии конституционных демократов (кадетов) П. Милюков и другие. В 1907 г. Грузенберг взялся защищать также руководителей Санкт-Петербургского совета рабочих депутатов во главе с Львом Троцким. Этот 26-летний революционер вел себя на суде дерзко, объявив о приверженности вооруженному восстанию. Наказанием за это могла быть каторга. Грузенберг, чтобы избавить своих подзащитных от такой перспективы, склонил их к отказу от дальнейшего присутствия на судебных заседаниях. И тем самым – от необдуманных высказываний. В результате суд вынес им сравнительно мягкий приговор – ссылка на поселение в Сибири. По дороге туда Троцкий бежал за границу. Спустя 10 лет, после Февральской революции, когда Грузенберг был назначен Временным правительством сенатором, им довелось встретиться вновь на одном собрании, где Троцкий выступал со страстной речью. Во время перерыва он спросил у своего прежнего защитника, как ему понравилась речь. На что Грузенберг ответил: “Вы не утратили своей эрудиции, своего блестящего ораторского искусства. Но как у сенатора у меня для вас готов приговор к каторге”.
Особое место в адвокатской деятельности Грузенберга занимала защита евреев. Одним из наиболее резонансных процессов было длившееся почти два года “дело Блондеса”. А началось оно с того, что в ночь на 2 марта 1900 г. в полицейское управление города Вильны была доставлена с ранами на шее и руке гражданка Грудзинская. Лишь за несколько дней до того принятая для домашних работ к парикмахеру Давиду Блондесу, она сообщила, что два еврея в масках, в одном из которых она узнала Блондеса, напали на нее, чтобы “добыть крови для мацы”. Судебный следователь по важнейшим делам не исключил, что причиной случившегося могло быть нападение с ритуальной целью в связи с предстоящим Песахом. О ритуальном преступлении провокационно заговорили и некоторые реакционные газеты.
Дело рассматривалось в Виленском окружном суде с участием присяжных заседателей. Защитником Грудзинской выступал видный польский адвокат, а защитником Блондеса – Грузенберг. Присяжные заседатели, вняв некоторым антиеврейским доводам, признали Блондеса виновным в совершении преступления, но без намерения “лишить жизни” Грудзинскую, и суд приговорил его к тюремному заключению сроком на один год и четыре месяца. Некоторые евреи и христианский коллега Грузенберга сочли, что приговор сравнительно мягкий и им следует удовлетвориться. Иначе считал Грузенберг. Так как приговор не отрицал ритуальный характер преступления, то он давал поводы для новых ритуальных обвинений и дальнейшего распространения антиеврейских предрассудков. Это обстоятельство выводило приговор за пределы судьбы Блондеса: он бросал тень на еврейскую религию и весь еврейский народ. Поэтому Грузенберг решил добиваться пересмотра и отмены этого приговора. И добился того, что дело Блодеса рассматривалось в высшей судебной инстанции империи – в Сенате.
Сенат внял доводам Грузенберга и передал дело на новое рассмотрение. Оно сняло с Блондеса все обвинения, он был полностью оправдан. Это была большая победа Грузенберга, которому удалось не только добиться оправдания Блондеса, но и защитить евреев от ритуального навета.
Не менее резонансным было “дело Дашевского” в 1903 г., в котором Грузенбергу также довелось сыграть немалую роль. Учившийся в Киевском политехническом институте Пинхас Дашевский был настолько потрясен зверствами еврейского погрома в Кишеневе в апреле 1903 г., что решил отомстить главному подстрекателю этого погрома, редактору откровенно антисемитской газеты “Бессарабец” П. Крушевану. 4 июня 1903 г. Дашевский напал на него с ножом на Невском проспекте в Санкт-Петербурге и ранил его в шею. И хотя рана оказалась легкой, этот случай получил большую общественную огласку. Дело Дашевского слушалось в столичном окружном суде с участием присяжных заседателей при закрытых дверях. Адвокат Крушевана, один из главных идеологов русского антисемитизма А. Шмаков, трактовал поступок Дашевского как проявление ритуального убийства. Защита Дашевского объясняла его действия стремлением привлечь внимание общественности к безнаказанной погромной пропаганде. Суд признал Дашевского виновным в покушении на жизнь человека с заранее обдуманными намерениями и приговорил его к пяти годам арестантских рот. На этом приговоре дело могло закончиться. Но вмешался Грузенберг. Он и адвокат Дашевского, известный защитник А. Миронов, направили кассационную жалобу в Сенат, который оставил, однако, приговор в силе. Но Грузенберг не успокоился. В 1906 г. он направил новое ходатайство в Сенат, который на сей раз внял его доводам. Дашевский был досрочно освобожден.
Многократно выступал Грузенберг и по другим еврейским делам – в связи с погромами в Минске и Орше, в защиту сионистов, деятельность которых в России с 1903 г. была запрещена, и в других процессах.
***
Однако самым нашумевшим процессом в отношении евреев в предреволюционной России, имевшим большой не только всероссийский, но и международный резонанс, было “дело Бейлиса”. А все началось 12 марта 1911 г., когда на окраине Киева был обнаружен труп 12-летнего мальчика Андрея Ющинского. Начавшие расследование местные следователи считали, что ребенок был убит скупщицей краденого и уголовницей Верой Чеберяк, с сыном которой он накануне поругался и пригрозил выдать мать полиции. Однако вскоре по распоряжению министра юстиции И. Щегловитова, известного своей неприязнью к евреям, эти следователи были отстранены от ведения дела, на смену им были присланы другие. А черносотенная пресса выдвинула версию о ритуальном убийстве с целью получения евреями христианской крови к предстоящей Пасхе. Эта версия была поддержана черносотенными организациями. Версия о ритуальном убийстве была принята и влиятельной частью верхов империи. Оставалось только найти еврея, которого можно было обвинить. Им оказался Менахем Мендель Бейлис, мелкий служащий сахарного завода, работавший неподалеку от места убийства. Он был арестован по подозрению в убийстве Ющинского. Тем самым подозрение в убийстве с целью извлечения христианской крови в ритуальных целях пало на весь еврейский народ.
Начался долгий, длившийся два года процесс. Он привлек к себе внимание демократической общественности не только России, но и многих других стран, осуждавшей средневековые нелепые обвинения против евреев. Уже 30 ноября 1911 г. был опубликован протест под названием “К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)”, составленный В. Короленко и подписанный видными писателями, учеными, общественными деятелями. Среди них были М. Горький, А. Блок, Л. Андреев, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб, А. Куприн, Д. Мережковский, З. Гиппиус и др. – всего 82 подписавших. В Германии протест подписали 206 представителей интеллигенции, в Англии – 240, во Франции – 150. Российская интеллигенция в своем большинстве с гневом и презрением отвергала обвинения евреев в ритуальном убийстве. Но были и такие, кто это обвинение поддерживал. Среди них – религиозные философы В. Розанов, Флоренский и др.
Грузенберг не мог стоять в стороне от этого процесса. В течение двух лет, пока не начались судебные слушания, он готовился к нему самым тщательным образом. Для него было важно не только доказать невиновность Бейлиса, но и снять с евреев подозрения в ритуальных убийствах. Одним из главных эпизодов всего судебного процесса стала шестичасовая речь Грузенберга, произнесенная им 25 и 26 октября 1913 г., перед вынесением приговора. Сравнив этот процесс со средневековыми ритуальными судилищами, он убедительно опровергал свидетельские показания против Бейлиса, доказывал, что еврейская религия категорически отрицает употребление любой крови, а тем более человеческой. Обращаясь к судьям и присяжным заседателям, он говорил: “Ритуальное убийство… Употребление человеческой крови…. Если бы я хоть одну минуту не знал, но и думал, что еврейское ученье позволяет, поощряет употребление человеческой крови, я бы больше не оставался в этой религии”. Он ссылался на священные книги, на Библию, из которой обвинители “выдергивают отдельные места, отдельные слова…”. В заключительной части речи Грузенберг выразил твердую уверенность в невиновности Бейлиса. Присяжные – а это были простые украинские крестьяне – вняли аргументам защиты и единогласно признали Бейлиса невиновным. Это стало позорным поражением всех реакционных сил, в том числе и определенной части верхов империи: “Судебной Цусимой” назвали его современники, имея в виду военную катастрофу русского флота в 1905 г. И немаловажную роль в этой “Цусиме” сыграл Грузенберг, имя которого приобрело известность далеко за пределами России. А в тогда еще юном Тель-Авиве одна из улиц была названа его именем.
Отдельная глава адвокатской деятельности Грузенберга – годы Первой мировой войны, когда на евреев западных прифронтовых территорий обрушились многие беды. Города и местечки с преимущественно еврейским населением превратились в зону военных действий, в ходе которых разрушались дома, гибли домашний скот и имущество. Началось массовое бегство евреев на восток. На оставшихся евреев вскоре обрушились новые беды. Русская армия терпела поражения от германской. Начались поиски виновных. Среди антисемитски настроенных кругов большое хождение получила версия о предательстве евреев, которые якобы поставляли немецким войскам шпионские сведения. Военно-полевые суды, зачастую не вникая в суть дела, выносили смертные приговоры, при этом жертвы из-за незнания русского языка даже не понимали, в чем их обвиняли.
Грузенберг не мог стоять в стороне от такого рода произвола. Он вмешался в ряд дел о мнимом еврейском шпионаже. Одно из них – дело мельника Чеховского, который был обвинен в том, что с высоты своей мельницы подавал сигналы немцам. Чеховскому угрожала смерть. Грузенбергу удалось доказать его невиновность, и военный суд в Вильно оправдал Чеховского.
Много шума в антисемитской русской и польской прессе в конце 1914 г. было поднято вокруг так называемой “мариампольской еврейской измены”. В сентябре 1914 г. военные власти устроили суд над евреем Гершеновичем из польского города Мариамполь, назначенным по приходе немцев бургомистром и будто бы устроившим собрание в синагоге, призывая евреев поставлять немцам фураж и лошадей. Обвинение в измене было предъявлено не только Гершеновичу, но и всему еврейскому населению города. Сам Гершенович был приговорен к восьми годам каторжных работ. В дело вновь вмешался Грузенберг. В течение года он собирал материал. По его ходатайству дело было передано на новое рассмотрение в городе Двинске. Суд внял его материалам и аргументам и первоначальный приговор отменил. Гершенович был оправдан. Одновременно было снято обвинение с еврейского населения города. Своей беззаветной и очень талантливой защитой евреев в царской России Грузенберг по праву заслужил репутацию “еврейского национального защитника”.
***
С падением царского режима в феврале 1917 г. началось активное участие Грузенберга в политической жизни новой, демократической России. Он и прежде не был в стороне от политики: в 1905 г. стал членом Конституционно-демократической партии (партии кадетов) и в 1906 г. даже баллотировался от нее, хотя и безуспешно, во 2-ю Государственную думу. Он был близок к лидерам этой партии П. Милюкову и В. Набокову (отцу выдающегося писателя). Его политическая деятельность в последующие годы преимущественно сосредоточилась на оказании политической и правовой помощи евреям – депутатам 3-й Государственной думы, а в 1912 г. он вошел в политическое бюро по содействию евреям – депутатам 4-й Государственной думы.
20 марта Временное правительство приняло постановление, разработанное при участии Грузенберга, в котором отменялись все “ограничения в правах российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности”. Тем самым российские евреи были уравнены в правах со всеми народами России. Вскоре Грузенберг был назначен Временным правительством сенатором по гражданским и уголовным департаментам. Ему в это время казалось, что начинается новая эпоха в истории российских евреев, когда они совместно с русским народом смогут строить демократическую Россию. Однако с лета 1917 г. лучезарные надежды начали блекнуть. Демократические силы были встревожены нарастанием анархии и левого радикализма. Они пытались объединиться. Грузенберг как делегат демократического совещания, созванного в середине сентября, был избран членом Временного совета Российской республики (предпарламента). Одновременно началось его сближение с еврейским национальным движением. Он баллотировался в Учредительное собрание по единому сионистскому списку и был избран. Но из-за болезни не мог присутствовать на его первом заседании 5 января 1918 г., когда оно было разогнано захватившими власть большевиками.
В годы Гражданской войны, сопровождавшейся насилием над евреями, Грузенберг возглавил Еврейский совет самообороны и Совет по оказанию помощи евреям – жертвам погромов. Но его адвокатская деятельность в условиях господства “революционного правосудия” большевиков уже не находила применения. Ему пришлось покинуть обжитой дом и большую библиотеку в Петрограде. И в марте 1921 г. из Тифлиса он направился в Константинополь.
***
Первым местом постоянного проживания Грузенберга за границей стала Германия. В 1921 г. он поселился в Берлине – крупнейшем в то время центре российской культурной и политической эмиграции. Здесь он стал одной из крупнейших фигур Союза русской присяжной адвокатуры. Его по-прежнему занимала судьба евреев России, переживших трагедию массовых погромов в годы Гражданской войны. Он искал возможность привлечения к ответственности виновников этих погромов, выступал по этим вопросам с публичными лекциями. Однако заниматься адвокатской деятельностью он не мог.
Следующим местом эмиграции Грузенберга стала Рига, столица независимой Латвии. Здесь для него открылось новое поле деятельности: он возобновил адвокатскую практику, основал Русское юридическое общество, издавал журнал “Суд и закон”. В Риге Грузенберг окончательно стал сионистом. Он видел смысл своей деятельности в том, чтобы “помочь родному народу, у которого большая и славная история, получить кусок географии”. В 1929 г. он был избран представителем латвийских евреев в Еврейском агентстве – международной сионистской организации, осуществлявшей связь между евреями Палестины и международным еврейством в деле заселения и развития Эрец-Исраэль, а затем стал членом этого агентства. В качестве представителя Еврейского агентства он разработал обширный план подготовки миллионной алии в Палестину.
Последние годы жизни Грузенберг провел во Франции. В начале 1938 г. он выпустил книгу воспоминаний на русском языке “Вчера”. Она вызвала восторженные отзывы его выдающихся современников. В. Жаботинский так отозвался о ней: “Я думаю, что это одна из увлекательнейших автобиографий во всех литературах”. А. П. Милюков, который увидел в ней сходство с мемуарами А. Герцена “Былое и думы”, отметил: “Это куски жизни, оторванные с кровью”.
Закат жизни Грузенберга был мрачным. В 1932 г. умерла его дочь. Осиротевшую внучку он взял к себе. Тяжело болел единственный сын. В июне 1940 г. пала под ударами нацистской Германии Франция. Тяжело больной, Грузенберг закончил свои земные дни 27 декабря 1940 г. в Ницце. Согласно последней воле, в 1950 г. его останки были перевезены в Тель-Авив и навечно похоронены там.
Источник: "Еврейская панорама"
