И
символом этого шанса, этого развития, как ни странно, для меня еще до посадки
был Ходорковский, потому что это был олигарх, который сначала заработал свой
первый миллион как все, зубами и когтями, и не прозрачно, а потом стал думать о
том, как сделать свою компанию прозрачной и сделать прозрачным государство не
потому, что он такой хороший, а потому что это для него было выгодно. Это
трансформация стационарного бандита... Ну, вот, приходит какой-нибудь Норманн и
завоевывает Сицилию, грабит направо и налево. А потом он становится правителем
Сицилии, у него изменяются задачи и он думает о благополучии тех, кого грабил,
не потому что он такой хороший, а потому что у него теперь другая социальная
позиция и он это понимает. Конечно, бывали завоеватели, которые это не
понимали, и их сносила история.
И вот
это был системный конфликт между Ходорковским и Путиным, потому что оказалось,
что новой власти не нужна прозрачная компания и прозрачная страна, а нужна
покорная страна. В общем-то, власть понимала себя, судя по всему, не как способ
обеспечить равные правила игры на рынке, а как способ играть в свои ворота.
Вот, не рынок, а иерархия. И Ходорковский, видимо, не рассчитал эффекта этого
стратегического противоречия. Я думаю, что Ходорковский полагал, что Путин не
посмеет уничтожить компанию Юкос, потому что это пресекало, с его точки зрения,
развитие России, развитие рынка и экономики. А для новой власти вокруг нужны
были не процветающие, а свои.
К
сожалению, разбитое яйцо не склеишь. То есть то, что Ходорковский вышел, нас не
возвращает в 2003-й год. Ну, вот эти 10 лет, которые прошли с момента посадки и
до момента выхода, это хороший повод сравнить, что было тогда и что сейчас. И,
на самом деле, конечно, это катастрофа. Та степень общественной деградации, которая
произошла в России за 10 лет, кажется практически невероятной. Это прежде всего
вымывание мозгов. Не было в 2003 году, что Россия – это страна, из которой
уезжают люди. Сейчас это страна, в которой по разным данным то 30%, то 40%, то
больше молодежи хочет уехать навсегда. И, естественно, когда я говорю «хочет
уехать», это не значит, что они предпринимают какие-то шаги, а это, вот,
означает их реальное отношение к ситуации в стране.
Сейчас
Россия – это страна с первым местом в мире по абсолютной убыли населения, с
первым местом в мире по потреблению наркотиков, по потреблению водки, по числу
детей, брошенных родителями, по числу авиакатастроф. Это 161-е место в мире по
продолжительности жизни, 175-е место в мире по уровню физической безопасности
граждан и 182-е место в мире по условиям ведения бизнеса.
При
этом примечательно, что эти вещи практически находятся за гранью официальной
констатации и, там, за гранью тех тем, которые, например, обсуждает наш бешеный
принтер. Вот то, что страна занимает первое место в мире по наркотикам или по
авиакатастрофам, наша Госдума не обсуждает – они обсуждают геев, то есть
навязывается стране совершенно безумная повестка дня. Ну, слушайте, ну вот если
там госпоже Яровой или там Милонову не терпится, почему бы им не бороться с
наркоманией? Или даже хотя бы почему им не делать те вещи, которые не являются,
вроде бы, направленными против власти? Ну, я, скажем, много раз говорила о том,
что одно существование ведомства под названием Ростехнадзор делает всяческий
технический прогресс и всякую конкурентоспособность страны невозможной. Ну,
понятно, что чиновники Ростехнадзора – ну, это же не Путин, да? Почему бы там
не ограничить аппетиты Ростехнадзора, безумное антитехнологическое, которое
творится в стране, да? Просто это не входит в повестку дня, потому что все
чувствуют, в какую сторону идет тренд. А тренд идет в сторону создания
популяции чиновников, которая зависит от государства и поэтому, естественно,
будет поддерживать именно это государство, потому что ни при каком другом
государстве менты не смогут получать реальные миллионные деньги и чиновники не
смогут так кошмарить бизнес.
Тренд
идет в сторону дальнейшей люмпенизации населения, которое тоже зависит от
государства. Причем, чем меньше подачек получает люмпен, тем больше он любит
альфа-самца. Это такой момент, который не прослеживается в демократиях, но
довольно четко прослеживается в современных тоталитарных режимах.
И в
течение 10 лет этот тренд шел всё время в одном направлении – вниз, вниз и
вниз. И, наверное, первой ласточкой было, когда не посадили Навального и
позволили ему участвовать в выборах. И даже тогда еще не казалось, что это тоже
некий новый тренд. Но сейчас с освобождением Ходорковского, все-таки, ясно, что
наряду с главной последовательностью деградации страны у нас появился некий
второй тренд, некий новый статистический ряд, который, как я уже сказала, на
самом деле, начался с неареста Навального. Но тогда еще трудно было разглядеть
систему. Потому что тогда еще всё шло вниз, и, конечно, тогда еще всё достигло
своего апофеоза в законе подлецов.
В
прошлом году, когда, напоминаю, приняли не просто фантастический закон, а
почему его приняли. Воры украли из российского бюджета деньги (из российского
бюджета частные воры 700 миллионов долларов). И когда этих воров осмелились
назвать на Западе, хотя их должны назвать наши органы, и внести в список
Магнитского, то из обиды за этих воров наша власть постановила, фактически
приговорила к смерти даже не несколько сотен, а несколько тысяч детей, то есть,
там, со времени царя Ирода не было ничего подобного. За воров, которые крали из
российского бюджета деньги, - сказала наша власть, - мы будем убивать своих
собственных детей, как это делают палестинские террористы.
И
вдруг ситуация немножко изменилась, появился глоток воздуха. Мне не кажется,
что этот глоток воздуха только к Олимпиаде. Мне кажется, что, во-первых,
действительно, Путин понял, что он подходит к красной черте, за которой в
список Магнитского внесут уже не только тех, кто в нем сейчас состоит, но и
очень многих других. И мне кажется, вот, освобождение Ходорковского – это еще
такой, важный сигнал своим «Не зарывайтесь». Потому что одна из самых страшных
черт существующей системы была та, что сейчас приходит любой подонок и тупица,
и, вот, он знал, что если он знает самое мерзкое из того, что он может сделать,
то ему будет только бонус, то ему никогда не скажут «Слушай, ну, ты хотел
услужить власти. Ну, ты бы хотя бы это сделал приличней».
Вот,
возьмите дело Даниила Константинова, которое только что вместо обвинительного
приговора суд направил на доследование. Тоже очень такой мелкий, но симптом
хороший. Суд направил дело на доследование, потому что оно просто-напросто
развалилось в суде. Потому что дело даже не в том, что на националиста, там, оппозиционера
пытались повесить убийство, а в том, что не позаботились придать этому убийству
минимум видимость правдоподобия. То, что отказывались с наглыми глазами
исследовать несомненно имеющееся алиби в суде. То, что было совершенно ясно для
каждого независимого наблюдателя (ну, в данном случае я говорю за себя). Мне
было ясно, что потерпевший, который опознал в Константинове убийцу, просто
лжет, потому что, судя по всему, это уголовник, который присутствовал на
обычной стрелке и хорошо знает, кто убил его товарища.
И,
вот, раньше такое дело, Константинову бы наверняка вынесли обвинительный
приговор, потому что раньше было бы «сойдет с рук». А теперь еще такой
маленький сигнал оперативникам: «Нет, власть не будет отдуваться за ваши
косяки».
Но как
ни странно, ни бешеный принтер, ни даже люмпенизация населения не вызывают у
меня самую большую озабоченность, потому что, как я уже сказала, некоторые
симптомы улучшения не отменяют смертельной болезни, которой больна Россия.
Самую
большую озабоченность вызывает у меня то, что в рамках нынешней цивилизационной
парадигмы в России нельзя проводить реформы, потому что современный консенсус
западный гласит, что в стране должна быть демократия, а всё остальное плохо. К
сожалению, это просто противоречит наблюдаемой реальности. Мы видим, что при
демократии народ голосует за Чавесов, Мадуро, Ахмадинежадов, Де Блазио и
Путиных. Демократия никого в этой ситуации не останавливает. Люмпенизированное
население России даже может избрать реформатора. Но если он начнет проводить
нужные стране реформы, оно его снесет как снесли в Грузии Саакашвили. Вот это
главная проблема России, стратегическая, хотя она совершенно не видна за тем
ежедневным кошмаром, который творится.
В 1991
году, когда рухнул коммунизм, мы считали, что с одной стороны находится рынок и
демократия, а с другой стороны тоталитаризм и плановая экономика. Сейчас,
спустя 20 лет, для меня ясно, что демократия, всеобщее избирательное право
ведет к социализму. Я не хочу сказать, что я такая умная. Джон Стюарт Миль сказал
ровно это еще в XIX веке.
И мы
видим, что те люди, которые являются господствующими группами влияния на
Западе, объясняют нам, что надо бороться с проклятыми эксплуататорами, с
проклятыми загрязнителями, признать свою страшную вину перед народами, которых
мы колонизовали, и надо иметь бесплатное здравоохранение, образование и
достойные пенсии.
Ну,
что тут сказать об этом светлом идеале в качестве идеала построения общества?
Солнечные батареи не согреют зимой Норильск. Я думаю, что повестка дня, которая
предполагает, что когда чеченец режет русского у торгового центра
«Европейский», после этого все честные люди России должны говорить о глубокой
исторической вине России перед Чечней, она как-то, вот, не актуальна.
Что
касается бесплатных пенсий и здравоохранения, они у нас и так есть, и поэтому у
нас нету здравоохранения и нормального образования.
То
есть я говорю о полном отсутствии того образца, которому надо соответствовать.
Вот, Петр Первый или Ататюрк знали, что делали. Им надо было говорить «Надо
делать как на Западе». К сожалению, сейчас мы этого не можем сказать.
И вот
это, собственно, та вещь, о которой я хотела бы поговорить, о теме, которая
меня давно беспокоит и которую я бы назвала для себя так: «Деструктивные мемы.
Роль деструктивных мемов в истории цивилизации».
Я
начну с замечательного примера, который случился в апреле 1856 года, когда
14-летняя девочка племени кхоса (ее звали Нонгкавусе, ну, это не очень важно)
пришла на берег реки, услышала пророчество. Ей пообещали духи предков, что если
все кхоса зарежут весь скот и уничтожат все посевы, то после этого настанет
изобилие, предки вернутся в мир и уничтожат белых и с собой приведут новый
скот, чтобы возместить утрату.
Девочка
рассказала о своем видении дяде, тот рассказал вождю, вождь поверил в
пророчество, кхоса начали убивать скот. Еще раз повторяю, что они верили, что в
тот день, когда будет сожжено последнее поле и зарезан последний бык, предки
вернутся на землю и прогонят белых, а с собой предки приведут новый скот, поля
покроются уже созревшими злаками, в общем, будет полный коммунизм.
Стада
предков всё не появлялись. Стало ясно, что в этом виноваты те кхоса, которые
отказываются убивать скот и уничтожать урожай, стали убивать и их. И ментальная
эта эпидемия сама собой закончилась через 2 года. К этому времени было убито
400 тысяч голов скота и около 40 тысяч человек погибли от голода.
Наблюдатели
толкуют эти события по-разному. Губернатор колонии сэр Джордж Грей считал, что
эпидемия уничтожения скота была подстроена вождями племени кхоса с целью
напасть на белых, мол, после того, как люди лишатся всего, их единственным
выходом будет война.
Современные
борцы с апартеидом склонны предполагать, что эта эпидемия самоуничтожения,
во-первых, была плодом интриг кровавых колонизаторов, а, во-вторых, первым
этапом славной борьбы против этих самых кровавых колонизаторов.
Меня в
данном случае интересует другое. Меня интересует ситуация, при которой в
обществе вдруг возникает ментальная эпидемия, которая ведет к его краху. То, что
в одном человеке было бы признано сумасшествием, вдруг, когда его разделяют
все, становится тотальной истиной.
Меня
интересует механизм, посредством которого эта идеология становится тотальной.
Он очень прост, потому что несмотря на разрушительность идеологии для общества
в целом, краткосрочные последствия несогласия с идеологией для конкретного
человека должны быть слишком тяжелы. В случае кхоса краткосрочные последствия
заключались в том, что если ты не убьешь свой скот сейчас, то тебя просто убьют.
Гораздо безопасней и комфортней убить свой скот самому, и ждать после этого
скота предков.
Вы мне
скажете, что это мало ли что, где-то там в Южной Африке. Тогда перейдем к
цивилизованному обществу. В августе 2008 года в мире разразился финансовый
кризис, спусковым крючком для которого стали, грубо говоря, бросовые ипотечные
облигации, бросовый ипотечный долг. В рамках государственной политики
обеспечения каждого американца жильем американские инвестиционные банки,
особенно специально для этого предназначенные государственные корпорации Fannie
Mae и Freddie Mac охотно секьюритизировали ипотечные долги и торговали
получившимся продуктом на рынке. К концу 2006 года стриптизерши и безработные
покупали по 5 квартир, каждый год рефинансируя покупку. Банки выдавали кредиты,
по которым в первый год вообще можно было ничего не платить, так называемые «Zero
Downloads». Эта машина ехала, пока цена на жилье росла, позволяя
несостоятельным должникам перезакладывать жилье под более высокую цену. В 2006
году она стала буксовать, к 2008 году пузырь лопнул окончательно. Lehman
Brothers обанкротился, еще 4 крупнейших инвестиционных банка США – Bear
Stearns, Merrill Lynch, Goldman Sachs и Morgan Stanley прекратили свое
существование в прежнем виде. А Fannie Mae и Freddie Mac были взяты во внешнее
управление, хотя они и так принадлежали государству, и государство взяло их во
внешнее управление, переложило из одного кармана в другой.
Все
вместе эти 7 крупнейших финансовых учреждения США имели 9 триллионов долларов
долга, то есть больше половины годового ВВП Америки. И объяснения, которые
выдвигаются по поводу этого кризиса, конечно, различные. Левые всего мира,
конечно, винят проклятую финансовую жадность. Правые экономисты как, например,
Питер Уоллисон полагают, что прямой причиной кризиса являлось уже упомянутое
стремление американского государства обеспечить жильем любую семью, и
государственное спонсирование взятых на это кредитов. Эту политику, кстати,
вели как демократы, так и республиканцы, и объем кредитов, например, стал
особенно стремительно расти после того, как президент Буш решил обеспечить как
раз собственным жильем каждую американскую семью.
Буш
слышал, что собственники жилья голосуют за республиканцев, и как-то упустил из
виду, что это делают те собственники жилья, которые на него заработали.
Но
меня в данном случае, опять же, интересует не собственно финансовый механизм
кризиса, а его психологическая составляющая, потому что в течение добрых 8 лет
не несколько тысяч, а несколько десятков тысяч людей, чьей профессией был
обсчет финансовых рисков и которые неминуемо должны были понимать, что они
имеют дело с фантиками, не обеспеченными ничем кроме растущих цен на жилье, эти
люди имитировали, реструктурировали и перепродавали эти фантики. Более того,
еще несколько тысяч людей, сидящих в различных регулирующих органах и
рейтинговых компаниях, присваивали мусорным облигациям рейтинг тройное «А» и
присваивали такой же рейтинг банкам, балансы которых лопались от тухлятины.
Я
особо обращаю ваше внимание, что все эти люди выставляли оценки не букету вина,
не взвешивали различные достоинства идеологий, даже не проводили двойные слепые
рандомизированные испытания лекарств, которые, все-таки, довольно трудны. Нет
ничего проще и нагляднее анализа финансовой информации. Нагляднее только
краш-тест. И тем не менее, люди, которым приносили секьюритизированный ипотечный
долг, состоящий, к примеру там, из вторых траншей ипотечных выплат заемщиков,
ни один из которых не имел работы, присваивали ему «АА» или «ББ+» со словами
«Ну, может, пара из них откажется платить, но все остальные по статистике
заплатят». Ни один не задался элементарным вопросом «А чего будет, если не
заплатят все?»
Конечно,
частично происходившее можно объяснить злым умыслом. Можно представить себе,
что многие трейдеры, впаривая облигации клиентам, отдавали себе отчет в том,
что торгуют мусором. Но они получали от каждой продажи бонус, их задачей было
генерировать объем продаж. Трейдер понимал, что через 2 года такой торговли он
купит себе замок на Сейшелах, а что станется с банком, его не волновало.
Но
вряд ли можно этим объяснить действия, скажем, Ричарда Фулда, шефа
обанкротившегося Lehman Brothers и его коллег, скажем, из Citigroup или Merrill
Lynch. Предполагать, что эти люди сознательно разорили свои банки и потеряли на
этом влияние, уважение, возможности дальнейшей карьеры и сотни незаработанных миллионов
в будущем, ну, это как там предполагать, что Гитлер напал на Сталина и себя
погубил, потому что ему кто-то посулил взятку в миллион рейхсмарок.
Иначе
говоря, мы снова имеем дело с ментальной эпидемией, с удивительной ситуацией,
при которой ключевые игроки индустрии принимают решения столь же
катастрофические как и решения кхоса перебить весь скот, но не могут
действовать по-другому, потому что все остальные действуют именно так. Вот, все
говорят, что эта кошка черная – ну, ты не можешь назвать эту кошку белой, тебе
голову снесут. Немедленная санкция, которой ты подвергаешься за то, что ты не
разделяешь общепринятую точку зрения, перевешивает неминуемую, но находящуюся
далеко в будущем катастрофу.
Причем,
самое удивительное, что эта ментальная эпидемия происходит не среди шаманов, не
среди почитателей хард-рока, а среди банкиров и финансовых аналитиков, то есть
людей, которые, казалось бы, должны иметь наибольший иммунитет. И как
замечательно показал Майкл Льюис в книге, которая, наверное, одна из лучших
книг, посвященная кризису 2008 года, она называется «The Big Short», количество
людей, заметивших очевидное и сделавших на этом состояния, можно пересчитать по
пальцам. У одного из них, например, был синдром Аспергера. Это был парень по
образованию врач, но он имел привычку внимательно читать проспекты эмиссии,
которые, как выяснилось, никто не читал.
Кстати,
если вы думаете, что я осуждаю финансовый рынок, вовсе нет. Для меня кризис
2008 года является замечательным примером того, что в отличие от всех других
видов ментальных эпидемий ментальные эпидемии на финансовых рынках конечны.
Финансовый рынок – это единственный известный мне в человеческом обществе
механизм, который сам себя регулирует, не убивая. Если бы речь шла не о ценных
бумагах или, допустим, луковицах тюльпанов, а, скажем, об идеи типа «Мы боремся
против глобального потепления» или «Давайте вырежем весь скот, чтобы наступило
всеобщее счастье», то никакого способа дискредитации этой идеи до гибели
пораженной ею популяции просто не было бы. И более того, чем более разумных
доводов возникало бы против идеи, тем бескомпромисснее бы она становилась.
Генетик
Ричард Докинз, который является не только одним из величайших ученых, но и
одним из выдающихся мыслителей 20-го столетия, в своей книге «Эгоистический
ген» напомнил нам, что любой биологический организм является способом
репликации генов. В связи с этим организм ведет себя не так, как выгодно
организму, а так, как выгодно его генам.
Докинз
также отметил, что в человеческом обществе появился другой вид
самореплицирующихся объектов – он назвал их «мемами». Мем – это любая единица
информации внутри человеческого общества, которая может самореплицироваться –
поговорка, технология, идеология.
Очевидно,
что в человеческих обществах есть положительные мемы. Слово «положительные»
здесь я, разумеется, употребляю в переносном смысле. В смысле таких мемов,
которые случайно улучшают качество жизни их носителей.
Например,
это технологии. В большинстве своем крупные технологические изобретения человечество
почти не забывало. Раз научившись бронзу делать, оно ее делало. Случаи забвения
технологических мемов довольно редки. Но, к примеру, после краха Римской
империи забыли на много веков секрет приготовления цемента. Точнее, это был
вулканический цемент, так называемая пуццолана. И, собственно, самым
положительным мемом является сама идея науки рационального познания природы.
Есть
мемы нейтральные. Ну, придумал кто-то поговорку «Бить баклуши». Она прижилась.
Могла прижиться какая-то другая. И, собственно, каждый человеческий язык – это
набор таких, более-менее нейтральных мемов, слов, грамматических форм и фраз,
которые воспроизводят сами себя.
А есть
мемы-вирусы. Вот, как вирус реплицирует себя, внедряясь в чужой организм и
часто уничтожая его, точно так же мемы-вирусы (как правило, это различные
идеологии, религии и ментальные эпидемии) внедряются в общество и уничтожают
его, реплицируя себя. И сделать с этим ничего нельзя, потому что эти мемы
сконструированы так, что они необыкновенно удачливо поражают доступные места
человеческой психики.
Как
ВИЧ паразитирует на иммунной системы, вот как мемы-носители ментальных эпидемий
оказываются очень хорошо сконструированными ментальными векторами. Не потому,
что их кто-то такими сделал, а просто потому, что деструктивные мемы,
возбудители ментальных эпидемий обладают облегчающими их репликацию свойствами.
Перерыв на новости.
НОВОСТИ
Ю.ЛАТЫНИНА:
Юлия Латынина. Итак, я продолжаю о деструктивных мемах. В деструктивных мемах
довольно много разных конструктивных особенностей. Но если называть одну почти
всеобщую, ту комбинацию аминокислот, которая позволяет создать тот ментальный
белок, который действует на общество как наркотик, я бы назвала следующую.
Каждый такой мем создает под себя группу людей, чей статус и благополучие
зависит от распространения данной идеологии в ущерб обществу.
Я бы
назвала эту деструктивность «синдромом желтого неба». Ну, вот, небо вообще-то
синее. Но если вы скажете людям, что небо синее, то вы вряд ли создадите секту
людей, которые считают, что небо синее. Если вы объясните научно, почему небо
синее, вы увеличите сумму человеческих знаний, но вы не укрепите своего статуса
за чужой счет. А, вот, если вы скажете людям, что небо желтое, но какие-то
нехорошие люди его покрасили в синий или что вы сделаете небо желтым, то вы
создадите секту людей, которые верят, что небо должно быть желтым. Вы усилите
свой статус за чужой счет. Если вы думаете, что мой пример анекдотичен и что, в
общем, никому не придет в голову вверять, что небо будет желтым, то вот вам в
184-м году в Китае вспыхнуло восстание желты повязок, и даосские проповедники,
которые стояли в его главе, как раз обещали, что после победы небо станет
желтым. В знак этого, собственно, и носились желтые повязки.
И я
думаю, что многие уже поняли, к чему я клоню. Я утверждаю, что современная
цивилизация... Я не буду говорить слова «западная цивилизация», потому что для
меня цивилизация является западной, а всё остальное – это только культуры. Так
вот современная цивилизация на наших глазах разрушается под действием
деструктивного мема, носителя ментальной эпидемии социализма и демократии. По
сравнению с XIX веком цивилизованный мир разительно изменился. Мы лечим те
болезни, которые еще 30 лет назад были неизлечимы, летаем в космос, перерабатываем
необыкновенные объемы информации. Собственно, это результат действия тех самых
положительных мемов, о которых я говорила.
Одновременно
там в цивилизованном мире, особенно за последние несколько десятков лет,
появились и укоренились обычаи, которые для постороннего наблюдателя кажутся
столь же самоубийственными как эпидемия уничтожения скота среди кхоса или,
скажем, привычка древних майя к ритуальному потреблению наркотиков через
клизму.
Во
всех этих обычаях явственно распознается эффект желтого неба. Они
самоубийственны для общества в целом, но они укрепляют статус и полномочия
некоей выделенной и расширяющей себя группы людей. Точно так же, как убийство
скота у кхоса укрепляло статус и власть тех, кто убивает скот.
Вот,
просто посмотрим, как изменилась структура западного социума, скажем, с XIX
века. В XIX веке Запад руководствовался дарвинистским принципом «Кто не
работает, тот не ест». Отсутствие работы считалось разрушительным для души и
тела. И когда в конце XIX века англичане стали помогать жертвам засух в Индии
(до этого периодически засухи там просто убивали несколько миллионов человек и
никто никому не помогал), то в первую очередь они были озабочены тем, как
заставить людей, которых они кормят, работать. И лорд Литтон, вице-король Индии
посещает лагерь близ Мадраса и с ужасом пишет о том, что вот там сидят люди,
которые лопаются от жира и ничего не делают.
Сейчас
ситуация поменялась: если человек не работает, то он не лентяй, а жертва
системы. Какой системы, не важно. Главное, что он жертва. Вот, кто работает, -
это система. А он, бедолага – жертва. Ему надо помогать, и результат этой
помощи, скажем, в Америке выглядит так. До конца 60-х годов бедность в Америке
резко падала, с 32% в 1950 году до 12% в 1969 году. Однако, в 1965-м (ну,
практически она несколько лет начиналась) в США начиналась кампания, которая
называлась «Война с бедностью».
Сейчас
в Америке действует около 200 федеральных и местных программ Вэлфера. В среднем
на одного бедняка тратится 17 тысяч долларов в год, а бедность снова поднялась
до 16,1%. То есть как только объявили войну бедности, так она стала выигрывать,
как заметил кто-то из ехидных правых.
Однако,
одним из главных следствий войны с бедностью было то, что, получив пособия,
бедняки перестали работать. В 1960 году 2/3 глав семейств из самых бедных 20%
населения работали. Уже к 1991 году эта цифра уменьшилась вполовину. Другим
следствием войны с бедностью стал распад семей. До войны с бедностью
афроамериканцы имели крепкие семьи, абсолютное большинство черных детей
рождалось в семьях. В результате войны с бедностью количество детей, рожденных
вне брака, в черных семьях поднялось до 70%, в белых, кстати, до 25%. Пособия
на детей стали основным способом существования для нежелающих работать женщин,
потому что по статистике сейчас только 11 с небольшим процентов черных
американок, имеющих мужа, бедны, а, вот, для черных незамужних матерей эта
цифра 54%.
Вообще-то
для того, чтобы перестать в Америке быть бедным, достаточно сделать 3 вещи –
закончить высшую школу, найти работу или выйти замуж. И, в общем, видно, что
сейчас на Западе бедность стала личным выбором каждого: ты беден, если ты этого
хочешь. Люди не делятся больше на бедняков и богачей, люди делятся на тех, кто
работает, и тех, кто не работает. Причем, вторые существуют за счет первые.
В
Великобритании 20% самых высокооплачиваемых работников (я часто привожу этот
пример, но он не портится от повторения) получают 80 тысяч фунтов в год до
уплаты налогов, 60 тысяч фунтов после. А 20% самых бедных имеют 5 тысяч фунтов
в год до получения пособия и 15 тысяч фунтов после. Никак нельзя сказать, что
это богатые сосут соки из бедных – наоборот, паразиты сосут соки из работников.
Однако, поскольку количество паразитов всё увеличивается, то их представления о
том, что они – жертвы системы, всё уменьшается. И как (НЕРАЗБОРЧИВО) сказал в
одной из своих книг об американском безграничном государстве благосостояния:
«Не важно, как велико государство благосостояния. Либеральные политики и
писатели всегда скажут, что оно недопустимо маленькое».
Во
время бунтов в Лондоне несчастные обездоленные списывались, какие магазины
грабить, по Блекберри. Но вердикт большинства социальных работников после этих
бунтов гласил, что этим несчастным общество уделяет слишком мало внимания.
Еще
более безумной ситуация выглядит в том, что касается материнских пособий,
потому что любая биологическая стратегия выживания основана на том, что
наилучшие шансы для выживания есть у потомков той особи, которая может это
потомство прокормить. Грубо говоря, если у самки есть ресурс на то, чтобы
выкормить трех птенцов, то плохо будет, если она снесет 5 яиц. Тот же самый
принцип действовал на протяжении тысячелетий: ответственная семья,
располагающая ресурсами, умножала свои гены в потомстве. Потомство
безответственной матери, семьи и матерей-одиночек как правило погибало.
Сейчас
ситуация поменялась прямо на противоположную: чем более ты безответственен, тем
больше тебе будет предоставлено ресурсов. Если семья работает 24 часа в сутки,
то у нее будет один или два ребенка, за воспитание которых она будет платить
сама. Еще половину доходов отдаст государству. Но если вы – мать-алкоголичка, одиночка
и наркоманка, то чем больше вы родите детей, тем больше будет у вас доход.
Различные
бенефиты, скажем... Рассчитав бенефиты для гипотетической семьи из матери и
двух детей одного и четырех лет, институт Катона (это один из ведущих
консервативных think-тэнков Америки) выяснил, скажем, что в 33 штатах США это
принесет больше денег семьи, чем работа из расчета 8 долларов в час. А в таких
штатах как Массачусетс, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси и еще некоторых
других, это пособие принесет в 2,75 раза больше, чем минимальная заработная
плата. В трех штатах такая безработная будет получать больше, чем начинающий
программист.
И я
как-то приводила другие примеры аналогичные европейские. Например, гражданка,
которую зовут «Бедная Карина» из Дании... Бедная Карина была продемонстрирована
депутатом Социалистической партии госпожой Чекич в качестве обездоленной
матери, и выяснилось, что у Бедной Карины, которой 36 лет, у нее двое детей,
она не работала ни часу в жизни в связи с психологическими проблемами, потому
что при мысли о работе она испытывала тревогу. И, вот, ее бедное пособие
составляет около 2700 долларов США, и после уплаты жизненно важных расходов на
спутниковое ТВ, сигареты, содержание собаки и билетов на футбол, бедняжке
оставалось в месяц не более тысячи долларов на еду.
Ну и
другой фантастический пример несчастного человека. Это британский
исламист-фанатик Анджем Чудари, который как раз и прославился тем, что призывал
молодых мусульман в Британии жить на пособия, называя это «пособием на джихад».
А сам обездоленный Чудари получает в год пособий на 25 тысяч фунтов, то есть на
8 тысяч фунтов больше, чем реальная зарплата солдат, сражающихся в Афганистане.
Понятно,
что это абсолютно самоубийственная стратегия. Помимо долгосрочных
катастрофических генетических последствий она имеет краткосрочные
катастрофические социальные, потому что в первом поколении если у вас 90%
населения работает, то там 9 работающих семей еще могут обеспечить Бедную
Карину и бедного Анджема Чудари. Уже через 2 поколения одна работающая семья не
сможет обеспечить существование двух десятков Карин и Анджемов, передавших свои
культурные навыки потомству.
Это
эволюционно нестабильная стратегия, которая ведет к быстрому коллапсу общества.
В частности, она приводит к тому, что в странах Европы мусульманское население
растет опережающими темпами, и к тому, что в США белых детей сейчас рождается
уже меньше, чем испаноязычных и афроамериканцев.
Еще
одной катастрофической стратегией является система всеобщего бесплатного
среднего образования в нынешнем виде. В течение всей человеческой истории
образование служило социальным лифтом. Сейчас система публичных школ фактически
превратилось в систему производства инфантильных взрослых, считающих, что им
все должны. И здесь ситуация в России немногим лучше, чем на Западе.
Результат
этой системы выглядит катастрофически. В Великобритании уровень экзаменов
понижается так, что те задачи, которые раньше решали школьники, теперь решают
уже в университете. Уже к 1993 году в таком славном городе как Детройт 47%
взрослых были практически неграмотны.
Вот
прекрасный пример города Нью-Йорка. 12% школьников Нью-Йорка в публичных
школах. Это Children With Special Needs, дети со специальными потребностями.
Дети со специальными потребностями – это не глухие и не калеки, это, грубо
говоря, негодяи, это кто грозит пырнуть учителя ножом, и в ответ на просьбу
написать контрольную, отвечает «Я чё, дурак, что ли?» Это дети, у которых
воспитывают представления о них самих как о жертвах системы, которым все должны.
Этих
детей нельзя отчислить из школы, потому что если дети получают плохие оценки,
это не проблема ребенка, это проблема учителя – это он виноват, что он не может
достучаться до маленького обездоленного сердечка, которое курит наркотики и
кого-то там насильничает в туалете.
Замечательная
история в том же самом Детройте. В 2011 году 90% учеников школы, которая
находилась в Хайленд-Парк, не умели читать. Результат: одна из правозащитных
организаций американских подала иск к штату Мичиган о том, что он отнял у этих
бедных несчастных детей право читать.
Вообще
если вы посмотрите на любую современную книгу, которая рассказывает об
отношении к детям в прошлом, вы почти наверняка обнаружите там примечательную
фразу: «В Средневековой Европе не было понятия детства. К детям относились как
к маленьким взрослым».
Ребят,
ну, ведь, это правильно. Ничего так не хотят дети, чтобы к ним относились как к
маленьким взрослым. Ничего не способствует так воспитанию характера как
отношение к ребенку как к маленькому взрослому. Взрослый – это человек,
принимающий решения. Если вы прочтете все хорошие книги для детей, это книги о
детях, принимающих решения как маленькие взрослые. Гарри Поттер – это книга о
мальчике, принимающем решения. А все плохие для детей – это книги о детях,
которые являются страшной жертвой обстоятельств.
Вообще,
кстати, социалистическая картина мира удивительно противоречит тем ценностям,
которые нам внушают мифы и книги. Я немножко об этом поговорю, если будет
время.
То
есть я обращаю ваше внимание, что система всеобщего и бесплатного образования
формально ставит своей задачей дать всем равные шансы. На самом деле, ее
реальный эффект – это внушение в течение 10 лет ребенку тезиса о том, что он –
ребенок и ему все должны.
А вы
знаете, когда там в 16 лет ребенок знает, что ему все должны, ему уже
бесполезно объяснять, что должен он. Если ребенок не научится нести
ответственность в 12 лет и осознавать последствия, он не научится этому и к
30-ти. И вот так всеобщее бесплатное образование превратилось в идеальный
инструмент формирования инфантильного взрослого, который искренне считает, что
государство должно его содержать, лечить, построить ему дом и обеспечить его
операцией по перемене пола как Бредли Мэннинга, но не смеет, например, читать
его личную переписку в целях защиты от терроризма.
Еще
раз. Я не говорю сейчас о том, что люди должны быть лишены права на
образование. Я говорю о том, что, к сожалению, жизнь устроена так, что то, за
что вы не платите деньги, а) не имеет цены и б) если у вас нет хорошей
дифференцированной системы образования, которая строит с социальным лифтом, то
система образования превращается в свою противоположность, в систему воспитания
идеальных инфантильных граждан.
Четвертым
самоубийственным социальным фактором является система пенсий в том виде, в
котором она существует, кстати, в России и в большинстве западных стран, то
есть распределительная система пенсий, при которой пенсии нынешнему поколению
выплачиваются из тех денег, которые зарабатывает ныне работающее поколение.
Я
знаю, что в этом месте возмущенный слушатель воскликнет «Вот, она еще и против
пенсий. Она хочет, чтобы 90-летние старики стояли у станка?» Я прошу минуточку
внимания. Во-первых, надо твердо отдавать себе отчет в том, что именно система
пенсий является ключевым фактором в падении рождаемости. Вот, рождаемость
высокая в тех странах, где пенсий нет, и низкая там, где она есть, даже если
они копеечные. Исключение – Китай (понятно, почему).
Среднестатистический
сапиенс рожает, потому что видит в детях защиту от старости. Как только защитой
становится пенсия, рождаемость падает. В течение тысячелетий более развитая
цивилизация означала более высокое количество населения. Земледельческие страны
просто тупо могли прокормить больше народу с единицы площади, чем собиратели и
охотники, и поэтому, скажем, когда пришли белые на территорию США, на которой
проживало 2 миллиона индейцев, то результат столкновения одной и другой культур
был предрешен демографией.
Сейчас
ситуация ровно наоборот. В развивающихся странах рожают по 6-8 детей, в
развитых многих на семью приходится в среднем меньше 2-х.
А
во-вторых, социалисты в свое время объясняли нам, что труд – это и есть, да,
главная доблесть человека. Но, в общем, идея пенсии состоит в том, что труд –
это страшная тяжелая вещь, от которой человека надо непременно освободить. Вот,
я категорически не согласна с этой идеей. Есть масса профессий, которым возраст
не помеха. Никто не слышал, чтобы Уоррен Баффетт уходил на пенсию. Есть масса
профессий, для которых возраст имеет свои плюсы, потому что старый учитель
лучше молодого. И, кстати, старый врач, если это не хирург, у которого начинают
дрожать руки, имеет гигантский опыт, который часто нельзя превзойти никакими
новыми технологиями. Вообще уход на пенсию человека сколько-нибудь творческой
профессии часто оборачивается для него человеческой катастрофой. Если учитель
любит детей, пусть учит, пока может. Если не любит, не надо его подпускать к
детям ни в старости, ни в молодости. И здравый смысл подсказывает, что в
благополучном обществе система пенсий лучше всего в системе собственных
сбережений, в системе, при которой человек в течение всей своей жизни сам
зарабатывает все деньги, которые перечисляются на его индивидуальный пенсионный
счет. При этом он может как в Сингапуре брать под этот счет кредит на жилье, и
идеально было бы, если бы он имел право сам определять сроки своего выхода на
пенсию и имел право завещать этот счет как любое другое имущество.
В
большинстве случаев пенсионная система действует по-другому: она превращает
деятельного члена общества одним махом в инфантильного иждивенца. И к инфантильным
взрослым, которые продуцируются системой всеобщего образования, она добавляет
инфантильного старика, который зависит не от себя и не от семьи, а от
государства. И, конечно, если учесть, что пенсионеры составляют там в развитой
стране 40-45% населения, прибавьте к ним безработных, люмпенов,
матерей-одиночек с пособиями, мигрантов, беженцев с пособием на джихад, плюс
бюрократов, врачей и учителей, которые заведомо работают на государство, у вас
получается инфантильное паразитическое большинство, которое заинтересовано в
расширении государства.
Очень
часто можно услышать, что преимущество демократии в том, что в случае неудачи
одного правительства к власти приходит другое. К сожалению, это неправда.
Другим может быть имя политика или название партии, но поменять вектор развития
выборы не могут. Петр Первый, придя к власти, мог вздернуть Россию на дыбы.
Если 60-70% ваших граждан так или иначе зависят от государства, они никогда не
проголосуют за систему, при которой роль государства станет падать. Европейский
финансовый кризис вот как раз прекрасная иллюстрация: каждый политик обещал
избирателю больше, чем тот зарабатывал, большинство политиков прекрасно
понимало, что надо делать, но понимало, что если они будут делать то, что надо,
их не изберут
Еще
несколько историй, о которых я бы хотела вам сказать. Я как-то уже приводила
этот пример. В 2013 году ожидаемый ВВП США составит около 16 триллионов
долларов, а общий ВВП стран Евросоюза составит около 20 триллионов долларов.
При этом общий размер золотовалютных резервов в суверенных фондах, а также
дочерних их инвестиционных компаниях, контролируемых, в основном, странами
третьего мира, составляет 20 триллионов долларов. То есть размер средств,
имеющихся в распоряжении Китая, Сингапура, Южной Кореи и арабских шейхов
превышает весь ВВП США. И мы имеем сейчас парадоксальную систему, при которой
весь XIX-й век страны третьего мира были должниками Европы. Сейчас ситуация
ровно наоборот: Запад становится должником Китая, Сингапура, Кореи. И если
раньше государственный долг возрастал из-за войны, то сейчас госдолг
складывается из социальных расходов, который, в принципе, безнадежен. Потому
что если демократическая страна занимает деньги, чтобы выплатить пенсии, то у
нее никогда не появятся деньги на выплату этих пенсий.
Или
возьмем другой пример. Внешняя политика. Когда читаешь любую историю Второй
Мировой войны, допустим, ту ее часть, которая посвящена битве за Африку, то
испытываешь странные чувства. Читаешь там: «8 декабря четвертая индийская
дивизия захватила Сиди-Амар» или там «Англичане быстро продвигались к
Киренаике. Роммель прилетел в Триполи».
Вот,
речь идет (вдруг ты понимаешь) о тех самых географических пунктах – Сомали,
Ливия, Египет, Судан, - которые сейчас, видите ли, являются крупными геополитическими
игроками. В них происходят революции, в них штурмуют американские посольства, в
них берут власть салафиты. А когда ты читаешь об операциях английских,
немецких, итальянских войск в Северной Африке и на Ближнем Востоке в 1940 году,
то всех этих замечательных людей просто нет. Их нет ни с одной, ни с другой
стороны – есть просто дивизии Роммеля и О’Коннора.
Это
хороший пример того, что, на самом деле, нет никакой проблемы исламского
фундаментализма, там, ислама, молодой религии и так далее, и так далее. Есть
проблема самоубийственной слабости Запада. У Роммеля и О’Коннора не было
никаких проблем с исламским фундаментализмом. У Наполеона в Египте не было
проблем с исламским фундаментализмом. И не то, чтобы фундаментализма не было
вообще. Он был, и пророк Махди в Судане в 1885 году вырезал войска генерала
Гордона. Ну, через 14 лет войска Махди были выкошены пулеметами в битве при
Андурмане, и этим всё закончилось, потому что, как сказал поэт, «we have got:
The Maxim gun, and they have not», «У нас есть пулемет Максим, а у них – нет».
И в
своей прекрасной книге «Мир стал плоский» Томас Фридман пишет о глобализации
мира. О том, что сейчас можно приехать в Боливию, Китай и огненную Землю, и
встретить в магазинах те же продукты, а в руках людей те же iPhone’ы. К
сожалению, это не только так. Цивилизованный мир сокращается как шагреневая
кожа. Еще недавно ЮАР была процветающей страной первого мира. Теперь это страна
не третьего даже, а четвертого мира, и в Йоханнесбурге можно снимать
фильм-катастрофу о гибели цивилизации.
30 лет
назад Ливан был ближневосточной Швейцарией. Теперь это страна шейха Насралы,
дающего Russia Today интервью знатному борцу против американского тоталитаризма
Джулиану Ассанжу.
30 лет
назад Багдад или Каир были западными городами. Сейчас в Багдаде женщину,
которая оденется так, как ее мать одевалась 30 лет назад, просто убьют. В
современном мире больше нет Советского Союза, финансирующего Третий
интернационал, любая страна может стать рыночной экономикой, но абсолютное
большинство стран третьего мира предпочитают этого не делать, и за это они не
несут никакого серьезного ущерба. Наоборот: часть этих стран манипулирует
странами свободного мира как Саудовская Аравия Америкой или Россия Европой.
Всё
это было бы совершенно невозможно без соответствующей идеологии. Такая
идеология есть – это, собственно, старый добрый социализм, разве что с
некоторыми другими оборочками. Там в начале XX века нам рассказывали, что
капиталисты плохие, потому что они эксплуатируют рабочих. То теперь мы знаем,
что капиталисты плохие, потому что они загрязняют окружающую среду и
способствуют глобальному потеплению.
Идея
глобального потепления в этом смысле особенно прекрасна, является замечательной
иллюстрацией парадокса желтого неба. Потому что чтобы получить власть и статус,
ты должен утверждать, что небо желтое, а от потепления людям хуже. Если ты
рассказываешь, что оно синее, ты власти и статуса не получишь.
Собственно,
из всего вышесказанного вытекает главная стратегическая проблема для России и
других стран третьего мира, не являющихся в настоящий момент частью
цивилизации. Я еще раз напоминаю, что употребляю слово «цивилизация» в значении
«западная цивилизация».
Перед
нами нет идеала цивилизации, которая отвечает здравому смыслу, и российским
властям ничего не угрожает, если они этой цивилизацией пренебрегут. У
реформаторов отсталых стран в XIX веке был очень простой ориентир – «Делай как
в Европе». Петр Первый брил головы, Ататюрк отменил арабский алфавит, революция
мэйдзи сделала церемониальной одеждой при дворе японских императоров фрак.
Современному реформатору, который мечтает вытащить свою страну из болота
невежества, отсталости и иждивенчества. современный Запад не может предложить
ничего подобного.
Отечественные
обычаи – это драгоценные местные обычаи, которые надо сохранять во что бы то ни
стало, вплоть до ношения паранджи, многоженства и обрезания девочкам клитора.
Британцы, которые запрещали самосожжение вдов, - это проклятые колонизаторы,
разрушившие самобытные культуры. Частная собственность – это эксплуатация
человека человеком и жадность Уолл-Стрит. Наука – эти ученые кровавые пособники
мирового заговора загрязнителей природы, которые хотят устроить нам глобальное
потепление и отравить нас ГМО.
Вэлфер
– каждый человек должен иметь право получить от государства 2500 швейцарских
франков вне зависимости от того, работает он или нет, как сказали 126 тысяч
человек, поставивших недавно в Швейцарии свои подписи под петицией на
соответствующем референдуме.
Что,
ваш подушевой ВВП меньше 2700 долларов в год? В России он, например, равен 500
долларов. Ничего не знаем. Простите, 2700 долларов не в год, конечно, а на
месяц человека.
В
результате возникает тотальный идеологический вакуум. Потому что маргинальная
демшиза, которая воображает себя вершителями человеческих судеб (на Западе,
кстати, таковыми и является) всерьез рассуждает о западной демократии,
толерантности и социальной защищенности, и обрушивается с уничижительной
критикой на любого, кто посмеет как, например, только что Михаил Ходорковский
осторожно напомнить «Мы завоевали Кавказ».
Российская
деловая элита, по счастью, не политкорректна. Покупая в Европе виллы и обучая
там детей, она без всяких иллюзий наблюдает за ее закатом и, я надеюсь, с
сожалением. На этом фоне путинские идеологи мощным свиным клином движутся в
наступление, рассуждая о посконном превосходстве невежества, взяточничества и
низкопоклонства над наукой, рынком и свободой, пугают нас европейскими геями,
хотя по моему личному мнению толерантность к гомосексуализму – это единственное
бесспорно положительное идеологическое достижение современного Запада.
Ужас
заключается в том, что у современного реформатора в стране третьего мира нет
мандата на рынок и свободу. Если он попытается проводить свои реформы,
оставаясь в рамках всеобщего избирательного права, то как Саакашвили он будет
сметен негодующим люмпеном. Если он станет авторитарным правителем как Пиночет
или Ли Куан Ю, то на его голову каждый день будут сыпать навоз.
Более
того, в современном мире у правителя нет никаких рациональных мотивов улучшать
свою страну, потому что 2 века назад страны, которые управлялись так, как
Россия сегодня, просто не выживали. Их разрывали на куски более удачливые
соседи, если элита страны, там, спохватившись, не устраивала какому-нибудь
Петру Третьему карачун.
Вот,
западники и славянофилы любят порассуждать о XIX веке, какая бы была Российская
империя без реформ Петра. Ответ заключается в том, что для начала бы ее не
было, а было бы Московское царство, там, север от Балтики принадлежал бы
какой-нибудь Шведской империи, Запад, включая Украину и Смоленск, - Королевству
Польскому, Армения, Грузия, Крым, Ставрополье были бы там (НЕРАЗБОРЧИВО) Турции
или мусорными мусульманскими государствам. Это условная картина, но смысл того,
что я хочу сказать, вполне понятен: без войска и государства европейского
образца России бы просто не существовало. Обзаведение европейскими войсками,
наукой и ремеслами было в XIX веке для страны, граничащей с Европой, вопросом
выживания.
Сейчас
это больше не вопрос выживания. Ты можешь устроить в своей стране что угодно –
коррупцию, люмпенизацию, дебилизацию населения – и ничего. Более того,
коррупция и люмпенизация помогают упрочнять базис власти в такой стране. Чем
беднее люмпен, зависимый от государства, тем выше степень обожания им
альфа-самца.
И как
я уже сказала, еще в 90-х годах нам казалось, что с одной стороны рынок и
демократия, а с другой стороны плановая экономика и тоталитаризм. Увы, теперь
ясно, что рынок и демократия в стратегической перспективе несовместимы,
страшное противоречие для любого современного реформатора.
С моей
точки зрения, его преодолеть невозможно. Я знаю, что реформаторы часто делают
невозможное. Собственно, тем государственные деятели и отличаются от политиков,
что они часто делают невозможное. Я очень надеюсь, что такие люди как Михаил
Ходорковский и Алексей Навальный могут что-то с этим противоречием поделать. Но
я не государственный деятель, я даже не политик, я не представляю себе, как это
можно сделать – я могу только констатировать проблему.
Всего
лучшего, до встречи уже в Новом году.
