Пропагандисты РФ пользуются антисемитскими выдумками Гитлера и Геббельса, но со своим нюансом
Немцам при Гитлере рассказывали об их избранности, а во всех проблемах обвиняли евреев.
Сходны посыли и одинаковые инструменты достижения поставленной цели, но путинская пропаганда все же имеет совершенно другие задачи.
Он называет себя «главным борцом с фашисткой идеологией», а своими кумирами считает советских вождей. владимир путин откровенно ностальгирует по советам и называет распад страны советов – величайшей катастрофой двадцатого века. Но его все чаще замечают за подражанием нацистким правителям – Гитлера и его муртады Геббельса. У них он ворует не только тексты публичных выступлений, но и нарративы пропаганды.
“Нам с вами не оставили никакой другой возможности защитить Россию и наших людей…Кроме той, которую мы вынуждены использовать сегодня. Обстоятельства требуют от нас решительных и немедленных действий»
– это известное обращение российского диктатора к народу, опубликованное за считанные минуты до нападения России на Украину. И эта речь – плагиат – это фактически изложение речи Адольфа Гитлера, которую тот объявил в июне 41-го накануне нападения на Советский союз.
Специалисты заметили, что за почти 25 лет правления Россией путин регулярно пересказывает речи Гитлера и его муртадов Геббельса.
Массовые убийства людей, терроризм, киднепинг и концентрационные лагеря для несогласных и действенная пропаганда…
В Германии в 1933 году Гитлер и его команда уничтожают независимую прессу и начинают фактически с нуля строить пропагандистскую машину. Основной их инструмент – радио. Главный лозунг – приемники должны стоять в каждой семье. С подачи министра пропаганды Геббельса государство запускает производство приемников и предоставляет рядовым немцам беспроцентные кредиты на их покупку.
Немцам по радио рассказывают об их избранности, а во всех проблемах обвиняют евреев. «Геббельс поставил радиоточки на центральных площадях немецких городов и они не просто были на случай гражданской обороны, они стояли до того, чтобы люди постоянно шли и из всех источников, чтобы они слышали ту информацию, которую нужно», — говорят историки.
У путина и его команды таким инструментом стало телевидение. Постепенно кремлевцы отбирают большинство телеканалов у олигархов, несогласных отправляют за решетку или убивают, и создают одну большую телевселенную – параллельный мир со своими героями, проблемами и способами их решать.
Равно как и немцам, россиянам начинают рассказывать о невероятных успехах молодого и перспективного президента. О российских достижениях, которым «аналогов нет», о России, которая шаг за шагом «встает с колен», о богоизбранности русского народа. “Человек слышит, что он хочет слышать. Она слышит хорошие новости. Все прекрасно. Мы работаем. Геббельс подавал свое государство, как развивающееся государство”, — рассказывает историк Игорь Кулик.
“Роспропоганда очень примитивна, потому что она копирует. Нет никаких собственных разработок. То, что Геббельс клал на радио, на плакаты – стало Интернет, телевизор и радио. Если посмотреть российские шоу, они одинаковые. Если сменить ведущих, то все то же”, — добавляет политолог Николай Давидюк.
Когда Гитлер, на пару со Сталиным в 39-м начнет великую войну, за основу своих территориальных претензий он задает языковой вопрос.
Вдруг выясняется, что в середине тридцатых немецкоязычных всех сильно притесняют в европейских странах: Чехословакии, Австрии и в Польше. Защита русскоязычных – эту стратегию Россия начинает опробовать на Грузии. К тому же российская пропаганда убеждает мир в том, что именно Грузия напала на Россию, и никак не наоборот.
Так же, как у Гитлера в Мюнхене, у путина была и своя олимпиада, после которой он напал на Украину. Тогда же он впервые заговорил на языке Гитлера и фактически зачитал спич фюрера после аншлюса Австрии в 1938 году.
Воспевание военных успехов, умалчивание поражений — все это было характерно для Гитлера. За считанные недели до капитуляции он рассказывал немцам о «Вундерваффе» — уникальном оружии, которое должно уничтожить всех врагов. Что-то похожее говорит и его коллега путин.
Вопрос путинской пропаганды вместе со своими коллегами из института социальной и политической психологии изучала и Светлана Чунихина. И выводы специалистов – с гитлеровской все же есть отличия.
«Российское сознание постоянно находится в ситуации раздвоения и в этом есть отличие роспропаганды. Он не просто пропагандирует свой народ, он совершает операцию прикрытия. Он его вербует”, – говорят психологи.
Сходны посыли и одинаковые инструменты достижения поставленной цели, но путинская пропаганда все же имеет совершенно другие задачи.
Нацисты убеждали свое население в том, что не было правдой.
Путинисты убеждают россиян, что правды не существует.
«путин не столько хочет убедить в чем-то общество, сколько убедить, что ни в чем нельзя быть уверенным. Все врут. Мы врем, но и все остальные врут. Вся информация, которую вы получаете, она не стоит доверия. Не все так однозначно”, – говорит психолог.
Адольф Гитлер покончил с собой 30 апреля 1945 года, до капитуляции Германии он не дожил восемь дней. Главный соучастник его преступлений Йозеф Геббельс покончил с собой первого мая 45-го.
Президент Соединённых Штатов Джо Байден недипломатично высказывался в адрес англичан, пишет британская газета Daily Express со ссылкой на экс-министра международного развития Великобритании Рори Стюарта.
По словам собеседника газеты, отношение американского лидера к «основному союзнику» США не отличалось теплотой ещё во времена его вице-президентства при Бараке Обаме.
Стюарт добавил, что, когда Байдена информировали об Ираке в конце нулевых, одна из знакомых британского экс-министра «пришла, чтобы проинструктировать его и попытаться объяснить суннитско-шиитское противостояние в Ираке».
«И он, тогда вице-президент Обамы сказал: «Я полностью понимаю ситуацию. Они ненавидят друг друга. Вот я ирландец. Я ненавижу англичан», — сказал Стюарт.
Ранее президент США Джо Байден не присутствовал на церемонии коронации Чарльза III, которая состоялась 6 мая. Time пишет, что нежелание Байдена присутствовать при дворе вызвано личной неприязнью к британской монархии.
Президент США Байден всегда гордился своим ирландским происхождением по материнской линии. В мемуарах он писал, что его родственники крепко держались за «ирландские обиды» и выражали презрение к британской монархии, колонизировавшей Ирландию на протяжении сотен лет.
Голландская спасительница Мип Гис наиболее известна тем, что помогала скрываться семье Анны Франк. Но она также боролась с немецкими оккупантами Амстердама теми способами, которые не описаны в «Дневнике» молодой девушки, пишет журналист The Times of Israel Мэтт Лейбовиц.
Кадр из сериала «Маленький огонек» (2023)
1 мая начался показ телевизионного мини-сериала под названием «Маленький огонек». Он переносит зрителей в оккупированный нацистами Амстердам, где Мип Гис (которую играет Бел Паули) и ее муж Ян Гис (Джо Коул) рисковали своими жизнями, чтобы помогать евреям и голландским участникам Сопротивления, вынужденным скрываться.
«Даже обычная секретарша, домохозяйка или подросток могут зажечь небольшой свет в абсолютно темной комнате», — позже писала Гис.
Первые серии мини-сериала с участием Лива Шрайбера в роли Отто Франка транслировались одновременно National Geographic, Nat Geo WILD и Lifetime.
Сериал из восьми серий подробно описывает те аспекты жизни семейной пары Гис, которые незнакомы публике. Например, после обыска убежища семьи Франк Гис посетила штаб-квартиру гестапо, предприняв рискованную попытку «выкупить» своих друзей-евреев.
Бел Паули в Роли Мип Гис и Джо Коул в роли Яна Гиса. Кадр из сериала «Маленький огонек» (2023)
Помимо снабжения «убежища», Мип и Ян Гис более двух лет в собственной квартире прятали еще одного еврея. Ян принимал активное участие в голландском подполье, снабжая скрывающихся людей поддельными продовольственными карточками и выполняя задания лидеров Сопротивления.
В глазах Анны Франк элегантная Гис и ее щеголеватый муж были способными и очень полезными. Имея скромные средства, Гис роскошно выглядела, научившись шить платья, которые можно было видеть в витринах дорогих магазинов.
«Мип всегда рядом с нами», — писала Франк в своем дневнике.
«Она совсем как вьючный мул, она так много приносит и таскает», — писала девочка, получив в подарок от Гис подержанные туфли на высоком каблуке.
«Почти каждый день ей удается раздобыть для нас немного овощей и привезти все в пакетах для покупок на своем велосипеде», — далее писала она.
Кадр из сериала «Маленький огонек» (2023)National Geographic for Disney/Dusan Martincek
По словам создателя сериала, исполнительного продюсера и сценариста Джоан Рейтер, «Маленький огонек» помогает ответить на вопрос, почему Гис согласилась помочь Отто Франку прятать его семью.
«Когда Отто попросил Мип спасти им жизнь, она сразу ответила «да»», — говорит Рейтер, которая продюсировала и писала сценарии для более чем 50 серий «Анатомии страсти».
«Это побудило нас захотеть понять, почему обычная рабочая женщина ростом 150 сантиметров, недавно вышедшая замуж, сразу же сказала «да» и продолжала говорить «да» каждый день в течение двух лет», — продолжает она.
С тех пор, как дневник Анны Франк впервые был опубликован в 1947 году, тысячи пьес, фильмов, книг, рассказов, мемов и сюжетов «ТикТока» повествуют о 15-летней девочке, которая в конце концов в феврале 1945 года умерла от тифа и голода в Берген-Бельзене вместе со своей сестрой Марго.
Сама Гис также написала мемуары под названием «Вспоминая Анну Франк: история женщины, которая помогла скрывать семью Франк» (1987, в соавторстве с Элисон Лесли Голд). На этой книге основан телевизионный фильм «Чердак: убежище Анны Франк».
Общеизвестно, что 4 августа 1944 года нацисты и голландская полиция совершили налет на убежище семьи Франк в Амстердаме. Из восьми скрывавшихся там евреев только Отто Франк остался живым после Холокоста.
Вскоре после того, как он вернулся в Амстердам из Аушвица-Биркенау, именно Гис передала ему бумаги с сочинениями дочери, в том числе ее дневник и короткие рассказы.
«Во-первых, мы выпьем кофе»
В 1985 году писательница Элисон Лесли Голд прилетела в Амстердам, чтобы провести целый год с Мип и Яном Гис.
Выбранная самою Гис для совместной работы над книгой, Голд провела с этой парой сотни часов в их амстердамской квартире.
Слева направо: Мип Гис, Ян гис, Элисон Лесли ГолдИз личного архива Элисон Лесли Голд
«Воспоминания становятся богаче, такими горько-сладкими, потому что они так значимы для меня, — замечает Голд, автор многочисленных книг и консультант сериала «Маленький огонек». — «Во-первых, мы выпьем кофе» — всегда говорила Мип для начала…»
Каждое утро Голд шла от своего отеля к квартире Гисов на западе Амстердама и всегда приходила в 10:00. Голд вспоминает, что пара уже смотрела вниз, из окна своей гостиной, и нажимала на кнопку, чтобы впустить ее в здание.
«Был запах деревянной лестницы и сигары Яна», — говорит Голд, которая называет себя «спасителем чужих историй».
Она добавляет: «Рядом с квартирой был магазин велосипедов и пекарня, поэтому пахло сначала свежим хлебом, а затем машинным маслом…»
На каждой встрече, по словам Голд, Ян бывал в пиджаке и галстуке, а Мип — всегда «причесана».
Ко времени этой работы Мип уже несколько лет как перестала ездить на велосипеде и изучала английский язык, о чем свидетельствовали словари и картинки, разбросанные по квартире.
«Мип и Ян говорили не на языке «чувств», — замечает Голд. — Скорее они говорили о тех фактах, которые помнили».
«В то время мне пришлось бы спросить их, что они думают по этому поводу», — усмехается Голд: ее повествование начинается с того, что бедные родители Мип отправляют ее из Вены в Нидерланды, чтобы она жила там в приемной семье, у которой есть достаточно еды.
Мип и Ян Гис в день бракосочетания в Амстердаме
И Мип, и Ян Гис были невероятно скромны по сегодняшним меркам. В течение десятилетий после войны ни один из них не стремился к огласке своей истории. Когда их спрашивали, почему они рисковали жизнью ради спасения евреев, они ссылались на свою заурядность.
«Я не герой. Я не особенный человек. Я не хочу внимания. Я сделала то, что сделал бы любой порядочный человек», — заявляла Мип.
После того, как в 1993 году Ян скончался, Голд продолжала поддерживать дружбу с Мип, и та посетила Голд в США. В свою очередь, Голд прилетела в Нидерланды, чтобы посетить Мип уже в Хорне, недалеко от Амстердама.
«Когда она приезжала ко мне в Калифорнию, мы ели китайскую еду и просто развлекались», — рассказывала Голд в книге о своей дружбе с Гис, вышедшей в 2018 году под названием «Найденные и потерянные: рукавицы, Мип и полные лопаты грязи».
Во многих смыслах, по словам Голд, Ян Гис был «невоспетой персоной» в этой истории. В соответствии со своим характером он никогда не делился с Мип или кем-либо еще подробностями о деятельности в рядах Сопротивления.
В 2010 году, за месяц до того, как ей исполнился бы 101 год, Мип умерла в результате падения в своей квартире в Хорне.
Элисон Лесли Голд и Мип Гис Из личного архива Элисон Лесли Голд
Если бы Голд могла задать паре последний вопрос, он был бы о ситуации с едой, если бы вдруг «убежище» не подверглось налету.
«Могли ли они растянуть пайки для двоих, чтобы накормить всех спрятавшихся? — задается вопросом Голд. — Зная их, могу сказать, что они уморили бы себя голодом, стремясь спасти других».
19 апреля 1945 года, через неделю после того как 3‑я армия США под командованием Паттона вошла в Бухенвальд, бывшие заключенные дали концерт для солдат‑освободителей. В ансамбле были чехи, немцы, голландцы, бельгийцы, французы: всего 14 человек. Среди экспонатов лос‑анджелесского Центра Симона Визенталя хранится выцветшая машинописная программка: саксофон, медные духовые, ритм‑секция, один вокалист — француз Роберт Видерман, он спел «В настроении» (In the mood), «Тоска‑кручина, желтая корзина» (A Tisket, A Tasket) и «Жимолость» (Honeysuckle Rose). Еще он выступил в ролях Микки и Минни Маусов в скетче собственного сочинения: прежде этот скетч пользовался успехом у нацистов и капо.
«Мы играли на сцене, в полосатых робах, опьяненные новообретенной свободой, мы дали величайшее представление в жизни, сотни солдат и бывших заключенных кричали, аплодировали нам», — писал Роберт в мемуарах. Завершили концерт развеселым джазовым «Тигром» (Tiger Rag).
Несколько недель спустя, вернувшись в родной Париж, еще совсем юный (ему было 19 лет), но неутомимый Видерман дебютировал в легендарной «Олимпии» на бульваре Капуцинок, одном из многих парижских заведений, реквизированных для развлечения американских солдат. Он выступал четвертым — незавидная очередность, сразу за дрессированными собачками, неизменно вызывавшими восторг публики. Первым номером он исполнил «Плоскостопую проститутку» (Flat Foot Floogie), следом «Дейзи, идем со мной» (Daisy Venez Avec Moi). Слушателям не понравилось. Небрежные хлопки обескуражили певца. «Мне предстояло исполнить еще две песни, и меня прошиб холодный пот: я чувствовал, что провалюсь. Я ничего не понимал: ведь в Бухенвальде меня любили!»
Роберт Клэри на своей бар мицве Париж. 1939
Певец поменял фамилию на Клэри, давал концерты по всему Парижу, работал с утра до ночи, танцевал со светскими львицами и проститутками («Одна врезалась мне в память. Высокая, похожая на Джоан Кроуфорд… она лихо отплясывала джиттербаг. На танцплощадке нам не было равных».) Клэри выступал, загримировавшись под чернокожего. Водил дружбу с Шарлем Азнавуром. Клэри перебрался на юг Франции и работал круглые сутки.
В 1947 году американские музыканты устроили забастовку, и музыкальные продюсеры из США отправились за талантами в Европу. Гарри Блюстоун, один из самых толковых сотрудников звукозаписывающей компании, занимавшийся поиском новых исполнителей, побывал во Франции и сразу приметил Клэри, он тогда гастролировал на Ривьере. Именно Блюстоун и зажег звезду Клэри. Тот записал несколько песен, и они — без его ведома — обрели популярность на другом конце земли, в США. Было продано полмиллиона пластинок с композицией «Обуйся, Люси» (Put Your Shoes on, Lucy) в его исполнении, он попал в хит‑парады журнала Billboard.
Клэри предложили вид на жительство США, и он сразу же согласился; мужественно сдерживая слезы, распрощался с Францией, перебрался в Нью‑Йорк, оттуда в Лос‑Анджелес. Его любимая сестра Никки — единственная его родственница, все прочие сгинули в концлагерях — вышла замуж за техасца и поселилась в пригороде Далласа, где и прожила долгую счастливую жизнь. Клэри навещал сестру, выступал перед ней и руководством компании Pepsi (желающих было много, не всем нашлось место в зале), в том числе адвокатом Ричардом Никсоном и женой президента компании Джоан Кроуфорд, накануне убийства президента Кеннеди и продолжал выступать в этом же заведении до середины ноября — правда, зрителей по понятным причинам было уже негусто.
Убийство Кеннеди потрясло, но не повергло в уныние человека, несколько лет засыпавшего на лагерных нарах бок о бок с товарищами, которые утром оказывались мертвы. Клэри твердо решил опустить завесу забвения над своей трагической юностью. Он смотрел в будущее, надеялся попробовать силы в музыке и комедии. Его альбомы, смесь жизнерадостных джазовых стандартов на английском и французском языке, продавались хорошо.
«Роберт Клэри пел, сколько себя помнил, — говорится в аннотации к его альбому 1955 года “Знакомьтесь: Роберт Клэри” (Meet Robert Clary). — Он мечтал стать певцом, но война вырвала его из привычной жизни, он надолго попал в концлагерь. Когда настало мирное время, он выступал на французских радиостанциях, в кафе… и даже в парижском концертном зале “Олимпия”: так начиналась его карьера».
В Лос‑Анджелесе Клэри снимал небольшую квартирку на Оркид‑авеню, за Китайским театром Граумана на Голливудском бульваре. Клэри обходил продюсеров и агентов, выступал в ток‑шоу, порой кутил в «Свинье с дудочкой» или «У Муссо и Фрэнка». Клэри привык к тому, что во Франции подают несколько блюд по отдельности и небольшими порциями, и удивлялся, когда в Лос‑Анджелесе ему приносили огромную тарелку с горой «всего и сразу». Он радовался, что в Америке у него нет друзей‑французов: это вынуждало его совершенствоваться в английском.
«Я всегда любил “Париж” Ива Монтана, — признается Роберт Клэри в собственноручно написанном примечании к аннотации альбома “Знакомьтесь: Роберт Клэри”». Они с Монтаном стремительно ворвались на американскую сцену примерно в одно и то же время. Клэри гремел на Бродвее в музыкальном ревю «Новые лица 1952 года» (там в числе прочих участвовали Эрта Китт, Элис Гостли и Пол Линд, Клэри влюбился в обеих, и Эрту, и Элис, а вот Линд, по его воспоминаниям, был «жестокий» и «антисемит», особенно подшофе), Монтан же снимался в собственной музыкальной передаче. И тот, и другой восхищались послевоенной Америкой: жизнь здесь била ключом. Перед чарами Нового Света не устояла даже Симона де Бовуар, несмотря на левацкие взгляды: она отметила в воспоминаниях о путешествии по США, «Америка день за днем», что Лос‑Анджелес «размером с весь Лазурный берег», а мартини здесь «так же отличается от парижского, как идеальный круг от нарисованного на доске».
Роберт Клэри в роли капрала Луи Лебо и Синтия Линн в роли Хельги в фильме «Герои Хогана». 1965.CBS при посредстве Getty Images
Наезжая в Нью‑Йорк и Монреаль, Клэри встречался с Азнавуром, но французский Голливуд тех лет состоял преимущественно из роскошных жен актеров, и Клэри трудно было войти в их круг. Монтан с женой Симоной Синьоре дебютировали в светском обществе Лос‑Анджелеса, как писала в автобиографии Синьоре, благодаря «трем французским дамам Голливуда» — Энн Дуглас, Кики Журдан и Вероник Пек. Кирк и Энн Дуглас устроили Монтанам вечеринку, чтобы познакомить их с Джуди Гарланд, Джорджем Кьюкором, Дином Мартином и Уолтом Диснеем (Монтан весь вечер пенял ему, что тот не ответил на письмо, которое он в 13 лет отправил ему.) Клэри же в ту пору еще учил английский и выступал в кабаках, но вскоре затмил популярностью едва ли не всех вышеперечисленных знаменитостей.
Клэри подружился с Мервом Гриффином , тот был своим в Голливуде и познакомил его с Натали, дочерью Эдди Кантора: десять с лишним лет Клэри и Натали были лучшими друзьями, но в конце концов поженились. Гриффин со смехом вспоминал, как Клэри, очутившись впервые в гостях у его матери, растерялся, не зная, как правильно есть початок вареной кукурузы: во Франции кукурузой кормят скот. Но вкус кукурузы ему очень понравился и, желая добавки, Клэри — в апокрифическом пересказе Гриффина — протянул обглоданный початок хозяйке, рассчитывая, что та превратит его в целый.
В тот век невинности, когда все французское казалось американцам милым, соблазнительным и шикарным — Бардо, влюбленный скунс Пепе ле Пью в мультфильмах Warner Brothers, шуточки Боба Хоупа о пляс Пигаль с рефреном «о‑ля‑ля», блинчики Сюзетт в модных французских ресторанах, о которых в 1960‑х мечтали американские парочки в каждом ситкоме, от «Я люблю Люси» до «Пит и Глэдис», — Роберт Клэри представлялся эталонным французом. Он сыграл в музыкальном ревю «Новые лица 1952 года», на основе которого кинокомпания XXth Century Fox сняла фильм — первый мюзикл в синемаскопе . Фильм стал хитом и первым настоящим прорывом Клэри: этот мюзикл привел его к следующему решительному прорыву.
Клэри не желал играть роль типичного француза, поначалу даже отказывался исполнить в «Новых лицах» полюбившуюся публике песенку «Счастливчик Пьер», хотя в конце концов согласился и преуспел так, как не смел и мечтать. На закате актерской карьеры, в 1980‑х, в мыльной опере «Молодые и дерзкие» Клэри отверг предложение продюсера Билла Белла: не захотел, чтобы его незадачливого персонажа звали Французик. «Ни за что. Пожалуйста, не зовите меня Французик», — умолял Клэри. Он смертельно устал от клише. Забавно: сошлись на том, что персонажа будут звать Пьером. В автобиографии Клэри писал: «На моем имени стоит огромная печать. На ней крупными буквами написано: “ФРАНЦУЗИК”».
А потом вышел пилот ситкома «Герои Хогана», действие происходило в нацистском лагере для военнопленных, и Клэри сыграл в нем свою коронную роль — француза‑коротышки Луи Лебо, тот был не просто храбрец, но и шеф‑повар (кто же еще). В некоторых сериях на Луи не привычный béret Basque , а белый toque повара‑француза. В следующих сезонах персонаж Клэри развивался, Клэри было что играть, и в мемуарах, озаглавленных, нравится вам это или нет, «От Холокоста до “Героев Хогана”», он подробно останавливается на вопросах, которыми его донимали уже не одно десятилетие: нет, он был не против сыграть пленника немцев. Немцы в ситкоме — люфтваффе, необязательно нацисты, в шталаге соблюдали Женевскую конвенцию, это не концентрационный лагерь. Актеры, сыгравшие полковника Клинка и сержанта Шульца (Вернер Клемперер, сын дирижера Отто Клемперера, и Джон Баннер), были евреями, Клэри обожал их, считал своими лучшими друзьями, они общались и на съемках, и позже, когда мирно старились в Лос‑Анджелесе. Айван Диксон, сыгравший Кинчлоу, был великолепным актером, в 1964 году он уже снял проникновенный черно‑белый фильм «Всего лишь человек» (Nothing but a man), он — один из всей съемочной группы — покинул ситком ради более серьезных актерских и режиссерских задач. Разногласия — да и то небольшие — у Клэри случались разве что с Бобом Крейном, единственным республиканцем из всего актерского состава.
Клэри отмечает, что «Герои Хогана» еще долго не утратят популярности по всему миру, даже в Германии: там их показывали под названием «Лагерь героев».
Третий акт Клэри, после драм молодости, выдался тихим. Прежде он предпочитал не говорить о Холокосте, но в 1980‑х изменил своему правилу: ужаснувшись антисемитизму Патрика Бьюкенена и Дэвида Дюка
(мягкому у первого, откровенному у второго) в теленовостях, Клэри начал рассказывать о пережитом. В 2015 году в интервью журналу Hollywood Reporter он признался: «Это лучшее, что я сделал в жизни». Кошмары о Холокосте, преследовавшие Клэри с 1940‑х, наконец отступились от него.
По словам Клэри, было время, когда бежавшие от Второй мировой войны, встретив на вечеринке в каком‑нибудь крупном городе Европы или Америки, в том числе и в Лос‑Анджелесе, таких же, как они сами, старались не распространяться о пережитом. Где вы были во время войны? В лагере? Я тоже. А где именно? В каком лагере? Бухенвальд. Равенсбрюк. Треблинка… Долго? Да. И разговор переходил на новости, сплетни, спорт.
Но куда более сильный катарсис он пережил в 1981 году в Иерусалиме, посетив Всемирный съезд евреев — узников Холокоста. Он проникся инстинктивной симпатией и к Израилю, и к Иерусалиму, и к сообществу узников Холокоста — пожилым, с брюшком, израильтянам, которых он помнил тощими юными парижанами. Клэри посетил «Яд ва‑Шем», дал интервью для документального фильма: тогда он впервые не выдержал и расплакался. Он не мог ни успокоиться, ни объяснить интервьюеру, доктору Уильяму Радеру, почему плачет; чуть погодя Клэри задумчиво произнес: «Может, и жаль, что я не погиб».
Отец Клэри Мойше Видерман, ортодоксальный еврей, эмигрировал из Польши во Францию, но французский так и не выучил, хотя и женился на местной. Отец к детям относился с прохладцей, а вот мать, Байла, не чаяла в них души. Беззаботное детство Роберта в большой семье кончилось после того, как их услали в Дранси, а потом на грузовиках повезли через всю Германию, и немецкие подростки кричали перепуганным детям, сидевшим в кузове грузовика: «Грязные евреи!» По прибытии в лагерь Клэри чудом удалось избежать немедленной селекции и неминуемой гибели — из‑за слишком юного возраста («Мне было 16. А выглядел я на 12»). Последнее, что сказала мама Роберту в лагере смерти, прежде чем их разлучили, было «Веди себя хорошо». Она понимала: если ее норовистый, острый на язык сын скажет хоть одно неверное слово, его тут же отправят в газовую камеру. Не прошло и недели, как обоих родителей Клэри убили, и он навсегда потерял веру.
В Иерусалиме тоска его усилилась не только из‑за нахлынувших воспоминаний, но и из‑за логистики конференции:
«Кульминацией всего стала моя депрессия — нас возили на автобусах в Тель‑Авив, я очутился в этом большом городе, мне казалось, будто я снова в лагере, исполняю приказы (иди к двери G, а не H, стой в шеренге, жди своей очереди, встань, сядь, отдай честь, спой, замолчи, похлопай, заплачь). Для меня это было невыносимо».
Однако это событие отнюдь не отбило у Клэри желание ворошить болезненные воспоминания: оно лишь укрепило его в решимости рассказывать людям о пережитом и, вернувшись в Калифорнию, он продолжал выступать от имени Центра Симона Визенталя, особенно перед старшеклассниками. И вновь увлекся рисованием.
В 2020 году я через Ноаха Поллака и раввина Авраама Купера обратился к Клэри с просьбой об интервью: ему было 96 лет, он жил в Беверли‑Хиллз. Клэри очень вежливо отказал мне: он больше не давал интервью. Последнее публичное выступление Клэри состоялось под эгидой Американской телевизионной академии; он тогда предупредил, что это интервью станет для него заключительным: «Хватит болтать, хватит трепать языком! Я буду свистеть, танцевать, а болтать больше не буду».
16 ноября 2022 года Роберта Клэри не стало.
«Все, что я делал, — отвечал он на вопрос, каким из своих достижений гордится больше всего, — я делал для того, чтобы нравиться людям. Это приносило мне удовлетворение. Я любил театр». Когда интервьюер подводил беседу к «последнему вопросу, который нам хотелось бы задать», Клэри морщился от слова «последний» и притворно хныкал: мол, ему жаль, что разговор вот‑вот завершится. «Как! Последний?!» Он уморительно оттопырил нижнюю губу и застонал точь‑в‑точь как в «Безумных мелодиях» (Looney Tunes), Мел Бланк позавидовал бы. Но, услышав вопрос: «Каким бы вы хотели запомниться людям?» — посерьезнел.
«Мне все равно. Я не шучу. Мне правда все равно. Запомнят меня славным малым? Отлично. Запомнят меня грязным евреем? Отлично. Мне все равно, меня ведь уже не будет. И я не буду из‑за этого переживать. Умер и умер, кому какое дело? Я никогда этого не узнаю. И мне никто об этом не расскажет, даже Б‑г. Неужели Б‑г станет мне рассказывать: “А ты знаешь, что о тебе говорят?!”»
Недавно Израиль отпраздновал 75‑летие своей независимости. В ближайшие дни палестинцы проведут свой очередной «День Накбы» — официальную мемориальную церемонию, которую организуют ежегодно 15 мая в качестве протеста против создания Израиля. Отмечанию годовщины этой предполагаемой «катастрофы» («накба») наверняка уделят большое внимание элитарные СМИ в своих аналитических материалах об израильской памятной дате. Тем самым оно станет очередным пиар‑триумфом палестинцев — а также победой обмана и дезинформации.
Уже четверть века лидеры Палестинской администрации уверяют, что в 1948 году их народ стал безвинной жертвой исторически беспрецедентного преступления, преступления, часто упоминаемого в одном ряду с Холокостом. Их версия — образчик явления, которое называется «большая ложь». Собственно, это, пожалуй, самая упорная большая ложь последних 75 лет. Но она заслуживает внимания, так как предполагаемым торжественным актом национального поминовения, вероятно, воспользуются, чтобы устроить далеко не мирные демонстрации против еврейского государства.
Бои за Иерусалим. 1948Фото: Роберт Капа
В «нарративе Накбы» основание Израиля изображается как катастрофа, повлекшая за собой выселение коренного народа страны. Ясир Арафат, в то время председатель ПА, придумал «День Накбы» 15 мая 1998 года, когда Израиль праздновал свое 50‑летие. Из своей штаб‑квартиры на Западном берегу Иордана Арафат зачитал перед микрофоном своего рода «приказ на марш» в тот день, речь транслировалась радиостанциями ПА и по уличным громкоговорителям:
«Накба вышвырнула нас из наших домов и рассеяла по земному шару. Сколько бы историки ни искали, им не найти ни одного народа, который подвергся бы еще сильнейшим мучениям. Мы многого не просим. Мы не просим луну с неба. Мы просим раз и навсегда подвести черту под Накбой, чтобы беженцы вернулись и построили независимое палестинское государство на своей земле — на своей земле, на своей земле, точно так же, как другие народы».
В тот день было убито девять палестинцев. За последующую четверть века в ходе беспорядков, возникавших в дни Накбы, погибли еще сотни людей (в том числе израильтян).
Но первый «День Накбы» приобрел историческое значение вовсе не из‑за смертельного кровопролития. Причина иная: во времена, когда мирное Соглашение Осло от 1993 года все еще оставалось в силе и все еще сулило шанс на урегулирование конфликта по принципу «два государства», Арафат решил превратить палестинский нарратив в оружие, в объявление Израилю бессрочной войны. Ключевой элемент этой речи в «День Накбы» — утверждение Арафата, что на тот момент насчитывалось 5 млн палестинских беженцев, имевших священное «право на возвращение» в свои дома в Яффо, Хайфе и десятках бывших арабских городов, поселков и деревень в Израиле.
За три десятка лет с гаком в качестве лидера палестинцев Арафат не добился для своего народа ничего конструктивного. Но «День Накбы» действительно помог Арафату приблизиться к его цели — а именно продлить благородную, по его уверениям, борьбу с сионизмом. Теперь ПА утверждает, что беженцев 7 млн. Махмуд Аббас, преемник Арафата, столь же непреклонно полагает, что конфликт должен продолжаться, пока всем беженцам не предоставят право на возвращение в их прежние дома в Израиле. Летом прошлого года Аббас даже выдвинул обновленную версию «нарратива Накбы», публично заявив в Германии, что страдания палестинцев от рук евреев равняются «50 Холокостам».
В мае сотни тысяч, если не миллионы палестинцев изольют свое возмущение существованием Израиля, присоединившись к уличным беспорядкам в «День Накбы». Также мы можем ожидать, что 25‑е по счету ежегодное мероприятие в память о Накбе удостоится еще более горячей, чем обычно, поддержки со стороны международной коалиции левых: та превозносит палестинцев как уникальных жертв западного расизма, колониализма и сионистского вероломства. На уличных демонстрациях и в студенческих городках активисты будет скандировать лозунг, выражающий конечную цель «нарратива Накбы» — «От реки до моря Палестина будет свободной».
Тема Накбы проникла даже в залы заседаний палаты представителей конгресса США — в резолюции, которую внесла конгрессмен Рашида Тлаиб, и поддержали шесть ее коллег‑демократов. Резолюция призывает правительство США «отмечать Накбу путем официального признания и поминовения», а также «отражать все усилия склонить правительство США к одобрению отрицания Накбы, к участию в ее отрицании или к иной солидаризации с этим отрицанием».
Чего‑чего, а опасности отрицания Накбы их коллегам по конгрессу опасаться не стоит. Проблема диаметрально противоположная. Слишком уж многие здравомыслящие люди, включая немало либеральных израильтян, похоже, готовы не замечать смертоносных последствий «нарратива Накбы», так как боятся, что их обвинят в равнодушии к страданиям другого народа.
Если слово «накба» значит просто «катастрофа», оно вполне уместно. Несомненно, в 1948 году в жизни палестинцев произошла ужасная трагедия. Около 700 тыс. мужчин, женщин и детей потеряли дома, унаследованные от предков, и палестинское гражданское общество распалось. Беженцы разбрелись кто куда — на оккупированный Иорданией Западный берег, в оккупированный Египтом Сектор Газа, в соседние арабские страны. С тех пор 90% этих людей завершили свой земной путь, но примерно 2 млн их потомков влачат жалкое существование в убогих лагерях беженцев. Спустя 75 лет эту огромную армию тех, кто остается без пристанища, следует переселить в новое жилье и выплатить им компенсации за все утраченное. Именно путем переселения были урегулированы все остальные катастрофические ситуации с беженцами после Второй мировой войны (в том числе с 13 млн беженцев — столько их насчитывалось в одной только Европе).
Но у слова «Накба» есть и другие значения. В версии, которую теперь продвигают палестинские лидеры и их сторонники, вся вина за катастрофу 1948 года возложена исключительно на евреев, а проблему предлагается решить абсурдным способом, который означал бы самоубийство еврейского государства. Именно это теперь и значит палестинский нарратив.
Сторонников Израиля часто просят доказать их чистосердечие, признав реальность Накбы. Что ж, от таких вызовов не стоит уклоняться. Однако необходима серьезная криминологическая экспертиза нескольких палестинских нарративов: что в них соответствует истине, что лживо, а что сеет ненависть. А начинать расследование следует с самого первого текста о Накбе, увидевшего свет в Бейруте 75 лет тому назад.
Палестинские женщины в лагере беженцев Нахр эль‑Баред неподалеку от портового города Триполи на севере Ливана. 1950‑еАрхив ООН / Reuters
5 августа 1948 года, спустя два с лишним месяца после вторжения пяти арабских армий в новорожденное Государство Израиль, в Бейруте вышла и была тепло встречена широкой читательской аудиторией небольшая книжка «Маана аль‑Накба» (позднее это название перевели на английский как «Значение катастрофы»). Написал ее Константин К. Зурайк, известный профессор, специалист по истории Востока, вице‑президент Американского университета в Бейруте. В арабском научно‑университетском мире Зурайк был кем‑то вроде вундеркинда. Он родился в Дамаске в 1909 году в зажиточной семье православных греков, в возрасте 20 лет его отправили продолжать учебу в аспирантуре в США. За год он окончил магистратуру Чикагского университета. Еще через год защитил диссертацию на степень доктора в области восточных языков в Принстоне. А затем вернулся в Бейрут и в местный Американский университет.
Вскоре Зурайк стал одним из ведущих поборников либерального, секуляристского извода арабского национализма. После того как в 1945 году Сирия добилась независимости, Зурайка назначили в первое дипломатическое представительство новорожденной страны в Вашингтоне, он также был членом сирийской делегации на Генеральной Ассамблее ООН.
Книга Зурайка отразила негодующую реакцию образованных арабов на резолюцию ООН 1947 года о разделе Палестины и создание еврейского государства. У Зурайка были и личные причины негодовать, поскольку он участвовал в дискуссиях по палестинскому вопросу в ООН. Впоследствии его 70‑страничная книга стала своего рода реперной точкой для следующих волн пропалестинских историков и публицистов. Йоав Гелбер, выдающийся израильский историк войны 1948 года, сослался на труд Зурайка, объясняя мне, что, по его мнению, заявление Арафата в 1998 году о «Дне Накбы» не было таким уж новаторским. «Накба с самого начала была основой палестинского нарратива, — сказал Гелбер. — Этот термин ввел в оборот в 1948 году Константин Зурайк».
В более ранних работах об израильско‑палестинском конфликте я не имел возможности прокомментировать книгу Зурайка. В английском переводе «Маана аль‑Накба» была издана небольшим тиражом в 1956 году в Бейруте, но в США не публиковалась никогда. Лишь недавно я нашел эту редкость в библиотеке одного университета и наконец‑то прочел не пересказ, а первоисточник.
И обнаружил не то, что ожидал прочесть. На деле книга «Значение катастрофы» — не о трагедии палестинского народа. По мнению Зурайка, преступление, которое представляла собой Накба, было совершено против всего арабского народа — романтически понимаемого политического образования, в которое пылко верили Зурайк и его собратья — арабские националисты. А Зурайк, оказывается, вовсе не был поборником независимого палестинского государства.
Во вступительном абзаце Зурайк пишет о «разгроме арабов в Палестине», а затем называет это событие «одним из самых суровых испытаний и несчастий, постигших арабов на всем протяжении их долгой истории». Единственное замечание Зурайка о палестинских беженцах таково: мол, во время боевых действий «четыреста тысяч или еще больше арабов [были] вынуждены сломя голову бежать из своих домов». (Курсив везде мой. — С. С.)
Зурайк предрекал, что международный сионизм и в дальнейшем будет нести угрозу всем арабам: «За свою долгую историю арабская нация никогда не сталкивалась с более серьезной опасностью, чем та, которая нависла над ней сегодня. Силы, контролируемые сионистами во всех частях света, могут, если позволить им укорениться в Палестине, стать угрозой для независимости всех арабских стран и постоянной, пугающей опасностью для их жизни».
Также, по словам Зурайка, арабы столкнулись с колоссальной мощью западного империализма, но она окажется на деле лишь «временным злом». Напротив, «цель сионистского империализма — обменять одну страну на другую и истребить один народ, чтобы можно было на его месте поселить другой. Это неприкрытый и устрашающий империализм в его подлинном обличье и наихудшей форме».
Зурайк не только уверяет, что у евреев нет никаких национальных прав в Палестине, но и отрицает историческую связь между еврейским народом и древней землей Израиля. «Евреи‑сионисты, иммигрирующие сейчас в Палестину, — пишет он, — не имеют абсолютно никакого отношения к евреям‑семитам». Чтобы подкрепить эту лживую историографию, Зурайк вытаскивает на свет развенчанную теорию, согласно которой восточноевропейские евреи происходили от хазарских племен, принявших иудаизм в VIII веке.
Константин ЗурайкWikidata
И все же Зурайк вынужден задаться вопросом, как получилось, что соединенные арабские армии, имевшие огромное количественное превосходство над евреями, не смогли воспрепятствовать сионистам, и те достигли в Палестине своих военных целей. Объяснение Зурайка, опирающееся на антисемитские утки и конспирологические теории, заслуживает пространной цитаты:
«Не все причины этой катастрофы можно объяснить ошибками самих арабов. Враг, противостоящий им, настроен решительно, располагает обильными ресурсами и огромным влиянием. Шли годы и даже сменялись поколения, а он все готовился к этой схватке. Он расширил свое влияние и могущество до краев земли. Он получил контроль над многими источниками могущества в великих державах, так что эти державы либо были вынуждены давать ему привилегии в ущерб другим, либо покорились ему.
Сионизм состоит не только из этих групп и колоний, разбросанных по Палестине; это всемирная сеть, хорошо подготовленная в научном и финансовом плане, господствующая во влиятельных странах мира и бросившая все свои силы на осуществление собственной цели — а именно на строительство национального очага для еврейского народа в Палестине ».
Свойственный Зурайку национализм либерального, секулярного извода был отчасти вдохновлен Соединенными Штатами, где Зурайк прожил несколько лет. Но в представлениях Зурайка о евреях и сионизме нет даже примеси либерализма. Его замечания об американских евреях вполне могли бы выдвинуть в своих статьях 1930‑х годов Генри Форд или преподобный Чарльз Кофлин :
«Те, кому не доводилось прожить какое‑то время в этой стране [т. е. в США] и изучить обстановку в ней, не в силах судить о подлинном размахе этого могущества и воочию представить себе ужасающую опасность [сионизма]. В руках евреев находятся многие американские отрасли экономики и финансовые учреждения, не говоря уже о прессе, радио, кино и других средствах пропаганды или о еврейских избирателях в штатах Нью‑Йорк, Иллинойс, Огайо и других существенных для президентских выборов штатах, особенно нынче, когда конфликт демократов с республиканцами достигает пика».
Зурайку было недостаточно изобразить евреев как коварных манипуляторов, чьи рычаги — могущество и богатство. Этот секулярист отважился углубиться в сферы теологии, чтобы угостить читателей гротескной клеветой на иудаизм. «Идея “избранного народа”, — пишет он, — ближе к идее нацизма, чем к любой другой идее, и [в конце концов] она потерпит неудачу и крах так же, как это случилось с нацизмом».
Коллеги по университетскому миру превозносили Зурайка как великого ученого, который прозорливо призывал арабов провести модернизацию и раскрыть объятия науке. Благодаря этим ценностям его взгляды якобы отличались от ретроградного исламизма. Но трудно себе представить, чтобы какой‑нибудь исламист зашел еще дальше, чем Зурайк, в демонизации евреев и сионизма.
После выхода его книги о Накбе карьера Зурайка в университетском мире сложилась весьма удачно. В конце концов он стал ректором Сирийского университета в Дамаске, преподавал в качестве приглашенного профессора в Колумбийском университете, Джорджтаунском университете и Университете штата Юта. Также Зурайк один срок — то есть на протяжении пяти лет — был президентом Международной ассоциации университетов. В 1988 году издательство Университета штата Нью‑Йорк выпустило юбилейный сборник в честь Зурайка со статьями 18 ведущих арабских ученых. В сборнике не было практически ни слова о его скандально антисемитской книге «Маана аль‑Накба» — книге, где речь идет вовсе не о палестинцах.
Домысел Константина Зурайка — версия, что от Накбы пострадала «арабская нация», — продержался недолго. В ходе арабо‑израильской войны в июне 1967‑го три арабских государства снова попытались уничтожить свершения сионизма. После того как они потерпели неудачу и потеряли еще больше территорий, перешедших к Израилю, арабская коалиция, созданная с целью уничтожения Израиля, распалась. Две из трех стран‑участниц в конце концов подписали сепаратные мирные договоры с еврейским государством. Панарабский национализм изжил себя.
Тем временем значение термина «Накба» уже изменилось, так как палестинские активисты и историки начали изображать события 1948 года исключительно как трагедию своего народа. В середине 1950‑х известный палестинский журналист и историк Ареф эль‑Ареф, в период иорданской оккупации занимавший пост мэра Восточного Иерусалима, издал шеститомную историю борьбы палестинцев «Иерусалимская Накба и потерянный рай». За последующие четыре десятка лет вышло много других книг о Накбе, сфокусированных исключительно на теме палестинцев, в том числе несколько романов, получивших высокую оценку критиков.
Самое большое влияние, особенно на западную аудиторию, возымел «Вопрос Палестины» Эдварда У. Саида, вышедший в 1979 году. Саид, популярный профессор английской филологии из Колумбийского университета, член Палестинского национального совета, стал в либеральных интеллектуальных кругах в некотором роде культовой фигурой благодаря более ранней книге «Ориентализм». В ней Саид изложил историю колониализма в арабском и исламском мире, вписав ее в систему западной расистской мысли.
Обложка первого издания книги Эдварда У. Саида «Вопрос Палестины». Times Books, 1979
В «Вопросе Палестины» автор утверждал, что все было устроено несправедливо — по правилам, которые ущемляли коренных палестинцев и были выгодны белым сионистам, а первопричиной были одни и те же господствующие расистские идеологии. Саид осудил «прочно устоявшееся в культуре отношение к палестинцам, порожденное вековыми предубеждениями Запада в отношении ислама, арабов и Востока. Это отношение, из которого сионизм, в свою очередь, черпал материал для своих представлений о палестинцах, дегуманизировало нас, низвело нас до статуса несносных людей, которых еле‑еле терпят».
«Безусловно, с точки зрения Запада, — продолжает Саид, — Палестина — это территория, где относительно передовая (ввиду ее европейского происхождения) новоприбывшая группа населения — евреи — совершила чудеса строительства и насаждения цивилизации, а также вела с блестящим успехом технические войны против группы населения, которую всегда изображали туповатой и, в сущности, омерзительной, — против далеких от цивилизации арабов‑туземцев».
То есть он дал суровую оценку сионистскому движению и изобразил его в искаженном свете. И все же Саид выражался относительно сдержанно, если сопоставить его слова с позднейшими заявлениями палестинских лидеров: те сравнивали Накбу с Холокостом. Но у ранних исследований Накбы есть общая черта — стремление возложить на евреев вину за выселение палестинцев, в то же время не выявляя абсолютно никаких провинностей палестинской стороны. Несколько израильских историков‑ревизионистов и экспертов‑«постсионистов» тоже одобрили некоторые аспекты «нарратива Накбы».
Но другие специалисты по истории израильско‑палестинского конфликта отвергли этот нарратив. Именно так обычно происходит полемика между учеными в открытых обществах. Например, в США периодически вспыхивают яростные дебаты о различных ревизионистских интерпретациях американской истории, в том числе о работах Чарльза Бирда в 1930‑х и трудах радикального историка Говарда Зинна в 1980‑х. Если говорить о недавних явлениях, то «Проект 1619» газеты «Нью‑Йорк таймс» — новый «контрнарратив» основания американского государства — разжег бурные споры между исследователями.
Напротив, в тоталитарных обществах версии национальной истории навязываются правящим режимом. До середины 1990‑х существование какого бы то ни было официально одобренного палестинского нарратива было попросту невозможно, поскольку у палестинцев не было никаких государственных институтов. По иронии судьбы именно смелая дипломатическая инициатива, предпринятая правительством Израиля ради мира с палестинцами, нечаянно породила официально одобренный «нарратив Накбы».
В январе 1993 года представители Израиля тайно вступили в контакт с высокопоставленными деятелями Организации освобождения Палестины (ООП) в Осло, столице Норвегии. Консультации переросли в шаги, получившие название «процесс Осло», а этот процесс в сентябре того же года увенчался знаменитым рукопожатием Ясира Арафата и израильского премьер‑министра Ицхака Рабина на газоне Белого дома.
Президент США Билл Клинтон приветствует рукопожатие президента Израиля Ицхака Рабина и палестинского лидера Ясира Арафата. Вашингтон. 13 сентября 1993Википедия
В то время Арафат прозябал в Тунисе, вдали от Палестины, находясь в чрезвычайно шатком положении. В 1970‑м его вместе с соратниками по ООП выдворили из Иордании, в 1982 году израильская армия выгнала его из Бейрута, а затем сирийцы спровадили его из ливанского Триполи . Репутация Арафата в глазах правительств многих арабских стран донельзя испортилась оттого, что он поддержал вторжение Саддама Хуссейна в Кувейт. Это привело к сильному оскудению финансовой помощи, которую ООП получала от стран Персидского залива.
Подписав Соглашение Осло, правительство Рабина бросило Арафату спасательный круг. Позднее в Израиле и других странах политики спорили, было ли это мирное соглашение по‑настоящему мудрым и прагматичным решением. Однако в контексте нашей темы мы ограничимся замечанием, что документ, подписанный Рабином и Арафатом, был довольно‑таки прозрачной политической договоренностью, чем‑то вроде обмена услугами.
В соответствии с первой частью договоренности Арафата вызволили из тунисского изгнания и привели к власти на Западном берегу, чтобы он возглавил первое в истории палестинское правительство. Вот услуга, которую оказали Арафату. По истечении пятилетнего промежуточного периода, в результате переговоров об окончательном статусе, палестинцы должны были обрести свое независимое государство, а оно, в свою очередь, признало бы Израиль. Вот ответная услуга, которой ждали от Арафата.
К сожалению, Арафат «стребовал авансом» все выгоды, которые принесло ему соглашение (а именно триумфально вернулся в Палестину и получил должность председателя ПА). Затем, когда он отказался выполнять свои обязательства перед Израилем, оказалось: надежного механизма, который обеспечил бы возврат к прежнему положению дел, не существует. Арафатовский «нарратив Накбы», используемый как оружие, стал для Арафата предлогом (который он сам же и сфабриковал), чтобы абсолютно безнаказанно нарушить Соглашение Осло.
Весной 1998 года, когда Израиль готовился праздновать свое 50‑летие, Арафат и его приближенные обсуждали на совещаниях это приближающееся событие, а также другую безотлагательную проблему, стоявшую перед палестинцами. Пятилетний срок промежуточного соглашения истекал, и, по идее, следовало надо начинать переговоры об окончательном статусе. По вопросу беженцев на Арафата давили две фракции его движения, и каждая добивалась какой‑то своей цели. Самой сильной была фракция, которую иногда называли «заграничные», поскольку ее составляли люди, с 1948 года жившие в изгнании. Салман Абу Ситта, член Палестинского национального совета, беженец первой волны и один из самых активных членов фракции «заграничных», убеждал Арафата непреклонно добиваться права на возвращение. В начале 1998 года Абу Ситта составил открытое письмо на имя Арафата по вопросу беженцев, которое подписали десятки видных палестинских деятелей. В частности, в письме говорилось:
«Мы абсолютно не приемлем и не признаем любой результат переговоров, который может повлечь за собой договоренность о хотя бы частичной утрате беженцами и выселенными права на возвращение в их бывшие дома, из которых их изгнали в 1948 году, или на надлежащую компенсацию; вдобавок мы не признаем компенсацию как замену возвращения».
Письмо подписал и Эдвард Саид, к тому времени искренне уверовавший в самый крайний вариант «нарратива Накбы» и права на возвращение. В интервью израильскому журналисту Ари Шавиту Саид разбранил Арафата — пусть, мол, даже не думает, что «может скрепить своей подписью прекращение конфликта». Саид продолжал: «И вообще, он не имеет права это делать, когда условия для этого создает Билл Клинтон в Кэмп‑Дэвиде». Почтенный университетский профессор, живущий с комфортом в Морнингсайд‑Хайтс , теперь призывал собратьев‑палестинцев, уже полвека запертых в убогих лагерях беженцев, бороться до победного конца, несмотря на обнищание.
Но в ПА была и более умеренная фракция, среди членов которой были те, кто все это время жил в Палестине и не покидал ее в качестве беженцев. Некоторые из этих людей были местными чиновниками в период иорданской оккупации Западного берега. Одним из лидеров этой фракции был Сари Нусейбе, президент Университета Аль‑Кудс и главный представитель Арафата в Иерусалиме. В своих мемуарах «Жила‑была страна» Нусейбе описывает совещание с Арафатом и Махмудом Аббасом по вопросу о праве беженцев на возвращение. Нусейбе пересказывает нижеследующий диалог с Аббасом:
«Нусейбе: Вы должны говорить с нами начистоту. Что вы хотите получить — государство или право на возвращение?
Аббас: Почему вы так говорите? Что вы подразумеваете под этим “или/или”?
Нусейбе: Потому что к этому все, по сути, сводится. Либо вы хотите получить независимое государство, либо вы хотите, чтобы был взят курс на возвращение всех беженцев в Израиль. Вы не сможете получить то и другое сразу».
Сари Нусейбе на книжной ярмарке Лейпциг. 2012Википедия
Больше никто из палестинских лидеров не признавал столь открыто, что если в «нарратив Накбы» включено право на возвращение, это уничтожает все шансы и на умиротворение, и на создание независимого палестинского государства. И для Израиля, и для администрации Клинтона, помогавшей обговаривать Соглашения Осло, условие о возвращении беженцев было непреодолимой помехой договоренности.
В 2000 году президент Клинтон в конце концов, чуть ли не на аркане, приволок упиравшегося Арафата в Кэмп‑Дэвид на переговоры об окончательном статусе, но их исход был предрешен заранее. Председатель ПА вознегодовал и ушел с заседания, отклонив великодушное предложение создать независимое государство. По словам советника Клинтона Денниса Росса, ради успеха этого саммита в Кэмп‑Дэвиде «палестинцам пришлось бы отказаться от своего “права на возвращение” в Израиль».
После неудавшихся переговоров в Кэмп‑Дэвиде администрация Клинтона, а затем администрация Буша продолжали требовать, чтобы Арафат пересмотрел свою позицию. Но председатель ПА лишь сильнее упирался. В речи на «День Накбы» в 2004 году он еще откровеннее поклялся отстаивать право беженцев на возвращение: «Вопрос о беженцах — это вопрос о народе и земле, дело борьбы за родную землю и за судьбу нации в целом, никаких компромиссов, никаких урегулирований, только священное право каждого палестинского беженца вернуться на родину, в Палестину».
Еще один раунд мирных переговоров состоялся четыре года спустя, на сей раз напрямую между премьер‑министром Израиля Эхудом Ольмертом и председателем ПА Махмудом Аббасом. За семь месяцев у них состоялось 35 встреч с глазу на глаз в Иерусалиме. На последнем заседании 16 сентября 2008 года Ольмерт предложил Аббасу создать независимое палестинское государство со столицей в Восточном Иерусалиме. Он показал Аббасу проект границ двух государств: согласно этой карте палестинцы путем обмена территориями получили бы почти 100% той территории Западного берега и Газы, которую арабы контролировали до войны 1967 года. Ольмерт согласился впустить в Израиль из соображений гуманности какое‑то количество беженцев — чисто символическое, но заявил, что договоренность должна положить конец всем притязаниям палестинцев на право на возвращение.
Аббас сказал, что рассмотрит предложение и через несколько дней вернется с ответом. Но так и не вернулся, и переговоры внезапно прервались. Когда спустя несколько лет я брал у Ольмерта интервью, он четко сказал, что камнем преткновения для Аббаса стало право на возвращение.
Аббас отказался брать на себя ответственность за провал мирных переговоров. Когда карту, где наглядно отображено предложение Ольмерта, предали огласке, Аббас заявил, что руки у него связаны, так как беженцы согласятся на договоренность только если им предоставят право на возвращение, и точка. «Как я мог пойти против своего народа?» — вопрошал он жалобно. При этом умалчивалось о том факте, что Аббас (как до него Арафат) занимался распространением лжи о Накбе и разжиганием ненависти в лагерях беженцев, а оттуда огонь воинственности перекинулся на широкие массы палестинцев — как раз на тех, кто, по утверждениям Аббаса, воспрепятствовал соглашению с Ольмертом.
Лагеря беженцев на Западном берегу и в Газе стали постоянным местом жительства для более чем двух миллионов палестинцев. Административные функции в лагерях возложены на Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР), созданное ООН в 1949 году для урегулирования этого, как считалось, временного гуманитарного кризиса. Однако обширная сеть лагерей БАПОР стала постоянной — этаким государством в государстве. После заключения Соглашений Осло ООП, возглавляемая Арафатом, смогла взять власть в лагерях — правда, в подчинении у сохранившейся юридически‑правовой «зонтичной» структуры БАПОР.
В видеоролике, спродюсированном Центром ближневосточных исследований, можно видеть, как дети в летнем лагере БАПОР распевают песни о мученичестве и восхваляют террористов‑смертников. Учитель, сотрудник БАПОР, обещает в классе, где собрались дети не старше десяти лет: «Мы вернемся в свои деревни с могуществом и честью. С божьей помощью и опорой на собственные силы мы будем вести войну. И с образованностью и джихадом мы вернемся». Девочка‑подросток объявляет на камеру: «Я мечтаю о том, что мы вернемся на свою землю и с Божьей помощью [Аббас] добьется этой цели, и мы не разочаруемся».
Аббас знает, что этот день никогда не наступит. Напротив, распространяемый его правительством «нарратив Накбы» гарантирует, что эта юная палестинка застрянет на десятки лет в своем беженском гетто. А вот председателю ПА вечное существование несбыточной мечты дает много выгод. Благодаря этой мечте он может рассказывать о беспрецедентных мытарствах и отстаивать на международной арене справедливое, как представляется на первый взгляд, дело. Вдобавок эта мечта, так сказать, подтверждает неподдельность его воинственной позиции на внутрипалестинской политической арене — там воинственность служит козырем.
Давайте резюмируем. Ясир Арафат и Махмуд Аббас видоизменили первоначальную версию Константина Зурайка — утверждение, что сионизм совершил преступления против всей «арабской нации». Но в то же время они вдохнули новую жизнь вбольшую ложь Зурайка о Накбе — его утверждение, что «цель сионистского империализма — истребить один народ, чтобы можно было на его месте поселить другой». Продолжив распространять этот нарратив, сеющий ненависть, палестинские лидеры давали и дают понять, что борьба идет не только за пересмотр последствий июньской войны 1967 года. Также все это значит, что борьба Израиля за независимость и легитимность до сих пор не завершилась.
Израиль и его сторонники не очень эффективно противостояли палестинской «войне нарративов». Это в чем‑то простительно. Еврейское государство до сих пор сталкивается на своих рубежах с угрозами своему существованию — ракетами из Газы, дальнобойными ракетами и подземными туннелями для атак «Хизбаллы» с севера, иранскими беспилотниками со стороны Голанских высот и, разумеется, с самим Ираном, этой потенциальной ядерной державой. На фоне этих прямых, осязаемых опасностей многие вполне благонамеренные и патриотичные израильтяне обычно не воспринимают нарратив Накбы всерьез — мол, это лишь слова и рассказы. Однако именно еврейский народ, как никакой народ мира, должен был бы всего проницательнее сознавать силу слов, рассказов и тем паче национальных нарративов: их сила, к счастью и к несчастью, совершенно реальна.
Напротив, среди израильских левых довольно много тех, кто относится к Накбе серьезно и принимает рассказы за чистую монету: они заходят так далеко, что призывают свое правительство признать ответственность за колоссальные несправедливости, причиненные палестинскому народу в войне 1948 года. Предполагается, что такое признание вины приблизит примирение и заключение мирного договора с палестинцами. Самым влиятельным рупором этого подхода к конфликту с палестинцами — установки на извинения — является «А‑Арец», израильская либеральная газета, пользующаяся международной репутацией, которая совершенно несоразмерна ее крайне малочисленной аудитории в Израиле.
«А‑Арец» регулярно публикует целую серию статей, где одобрительно описываются разные аспекты «нарратива Накбы». Подписчикам цифровой англоязычной версии газеты даже приходят специальные оповещения по электронной почте, как только в газете появляется очередной рассказ о злодеяниях израильской армии в 1948‑м. Есть также параллель с «Проектом 1619» «Нью‑Йорк таймс»: «А‑Арец» сходным образом предлагает изучать в израильских школах Накбу — в качестве противовеса небезупречной «патриотичной истории» в текущей школьной программе. Главный редактор «А‑Арец» Алуф Бенн выдвинул эту идею в пространной статье в январе 2021 года.
Начинает Бенн скорбным тоном, обращаясь к символам Накбы и напоминаниям о ней: они, точно призраки, витают в районах, где Бенн теперь живет и работает. «Еду по стране на машине и вижу следы, живые изгороди из сабр, отмечающие границы земельных участков в деревнях, превращенных в руины, — пишет Бенн, — одинокий дом, сохранившийся на холме близ 4‑го шоссе, декоративные арки на фасадах на улице Саламе неподалеку от здания редакции “А‑Арец”. Еду и гадаю, долго ли еще еврейская общественность Израиля будет упорно не замечать этих воспоминаний».
Затем Бенн переходит к практическим задачам: «Пора перестать бояться, пора сказать правду. Израиль возник на руинах палестинской общины, жившей здесь до 1948 года. Мы должны говорить о Накбе не только на мемориальных шествиях палестинцев, навещающих деревни своих отцов и матерей… но и на уроках в старших классах школы и в университетских аудиториях». Редактор «А‑Арец» оправдывает включение Накбы в школьную программу, ссылаясь на нижеследующий благородный принцип: «Страна не должна бежать от своего прошлого, даже когда заглядывать в него неприятно и оно наталкивает на непростые нравственные вопросы».
В этой декларации нравственных принципов довольно много чванства своей нравственностью. Здесь взято за аксиому, что отважные израильские журналисты, такие как Бенн, готовы взглянуть в лицо реальности Накбы, а почти все остальные боятся правды. Но в действительности то, что «А‑Арец» хочет включить в школьную программу, — отнюдь не истинная правда о войне 1948 года, а скорее элементы официального палестинского нарратива по поводу этого события.
В реальном мире реформа образования, предложенная «А‑Арец», деморализовала бы еврейское государство, но не принесла бы никаких позитивных результатов, обещанных газетой. Израильским подросткам внушали бы, что они должны чувствовать свою вину за предполагаемые жестокие поступки их дедушек, бабушек, прадедушек и прабабок во время Войны за независимость 1948 года. Тем временем «нарратив Накбы», который вдалбливают подросткам в лагерях палестинских беженцев, по‑прежнему будет штамповать джихадистов, жаждущих мести. Если вам покажется, что я преувеличиваю, рассмотрим реакцию «А‑Арец» на нападение, которое не так давно совершил в центре Тель‑Авива палестинский террорист.
7 апреля 2022 года 27‑летний палестинец Раад Хазем, родившийся и выросший в лагере беженцев Дженин, решил, что пора применить на практике полученное им образование — а именно то, что ему рассказали о Накбе. Он пересек границу с Израилем, по дороге получил на руки оружие и к вечеру сумел добраться до тель‑авивской улицы Дизенгоф. Какое‑то время сидел на скамейке у дверей бара «Илка», где веселились молодые израильтяне. Затем встал, расчехлил две винтовки и открыл беспорядочную стрельбу. Погибли три израильских еврея, в том числе двое молодых мужчин, почти ровесников Хазема. Хазем ускользнул, но позже полиция выследила его и ликвидировала в соседнем Яффо.
Раад ХаземСкриншот
Редакционный совет «А‑Арец» не увидел в этом инциденте ничего, что заставило бы его членов усомниться в благоразумии распространения газетой «нарратива Накбы». Однако спустя три дня ведущий обозреватель газеты Гидеон Леви вступил в дискуссию, объявив, что кровожадное неистовство Хазема вообще‑то можно понять, так как он всю жизнь маялся в лагере беженцев.
«Хазем хотел жить так, как жили его жертвы, — написал Леви. — И не имел на это ни малейшего шанса. Он тоже хотел бы изучать нейробиологию или машиностроение или тренировать байдарочников. Ему тоже хотелось бы посещать бары в “счастливый час”… Но он родился в реальности, из которой просто невозможен побег в миры людей, погибших от его рук на Дизенгоф. Он не мог даже добраться до Дизенгоф напрямую — ведь ему, заточенному в лагере беженцев, воспрещалось въезжать в Израиль. Вероятно, он никогда не видел моря и определенно не видел байдарок».
Эти строки были написаны, когда семьи трех жертв убийства соблюдали шиву, традиционный семидневный траур. Леви, растравляя раны родственников погибших, добавил: «по воинственности, вооруженности до зубов и храбрости лагерь беженцев Дженин не имеет себе равных».
На месте теракта на улице Дизенгоф. Тель‑Авив. 7 апреля 2022Фото: Israel Police / Википедия
То, что написал Леви, попросту неприлично, и «А‑Арец» не может обелить себя стандартными отговорками, что это, мол, лишь один из многочисленных авторов газеты, знаменитой своей толерантностью ко всем мнениям. Факт тот, что среди ее обозревателей Леви — настоящая звезда. Два раза в неделю его материалы помещают на самом заметном месте на редакционной полосе. А в конце недели он непременно пишет длинный отчет с хроникой новейших несправедливых деяний Израиля на оккупированных палестинских территориях.
Когда «А‑Арец» в редакционной статье отмахнулась от убийств на улице Дизенгоф, я (надо сказать, тогда я жил в нескольких кварталах от места преступления) окончательно уяснил: никто не должен воспринимать всерьез все, что говорится в этой газете об изучении Накбы в учебных заведениях. И все высказывания других групп и людей, полагающих, что взглянуть в глаза предполагаемой правде о Накбе — нравственный долг, тоже нельзя принимать всерьез. Всех искателей правды о Накбе следует игнорировать, пока они не признают правду о намерениях и действиях палестинских и арабских лидеров во время войны 1948 года.
Чтобы чистосердечно рассказать истинную правду, для начала можно было бы внимательно прочесть книгу 1948 года, с которой все началось, — «Значение катастрофы» Константина Зурайка. Это своего рода Розеттский камень , проливающий свет на непризнание Израиля и антисемитизм, заложенные в нарративе Накбы, но почти никто из тех, кто в наше время высказывается о Накбе, включая журналистов «А‑Арец», не знает, что именно в этой книге говорится о евреях. Итак, если «А‑Арец» действительно хочет, чтобы израильтяне признали реальность Накбы, вот мое смиренное предложение: пусть газета издаст книгу «Маана аль‑Накба» в переводе на иврит (напомню, в ней всего 70 страниц) и распространит ее широко, в том числе среди израильских учителей, в учебных заведениях и среди учащихся, доросших до чтения подобной литературы. Посмотрим, как это повлияет на желанную «А‑Арец» общенациональную дискуссию об истории конфликта с палестинцами.
Версия Накбы, которой придерживаются израильские левые, повествует только об одной из сторон — об израильской стороне конфликта. Лишь изредка заходит речь о том, чем занимались во время войны два печально известных палестинских лидера — Хадж Амин аль‑Хусейни и Фавзи аль‑Кавукджи. Оба были коллаборационистами, пособниками нацистов, в годы Второй мировой жили в Германии, где оказывали гитлеровскому режиму услуги политического и военного характера. В книге 2010 года «Нацистская Палестина: Планы уничтожения евреев» немецкие историки Клаус‑Михаэль Маллманн и Мартин Купперс документально подтверждают, что, если бы нацисты победили в битве при Эль‑Аламейне и завоевали Палестину, Хусейни доставили бы на самолете домой, чтобы он возглавил выполнение «окончательного решения» в отношении евреев Палестины.
Обложка книги Клауса‑Михаэля Маллманна и Мартина Купперса «Нацистская Палестина: Планы уничтожения евреев»N. Y.: Enigma Books, 2010
В Югославии Аль‑Хусейни объявили в розыск как военного преступника, но в 1946 году он бежал в Египет, а затем был избран председателем Верховного арабского комитета — политического органа, в послевоенный период представлявшего интересы палестинских арабов. Лига арабских государств назначила Аль‑Кавукджи на пост командующего боевыми частями Арабской освободительной армии — то были палестинские нерегулярные военизированные формирования, сражавшиевшися вместе с пятью арабскими захватническими армиями. Оба лидера в случае победы арабов в 1948‑м планировали устроить евреям Израиля настоящую Накбу. Случились бы массовые убийства, а не просто исход волны беженцев.
В начале 1948 года случилось кое‑что, предвещавшее уже задуманные массовые убийства и выселение евреев. То были действия иорданского арабского легиона (офицерские должности в нем занимали британцы) в окрестностях Иерусалима. Самое душераздирающее описание этого эпизода войны вышло из‑под пера ныне покойного израильского писателя Амоса Оза, лидера движения за мир. В мемуарах «Повесть о любви и тьме», ставших классикой, Оз размышляет о Войне за независимость, очевидцем которой он был в Иерусалиме:
Амос Оз Фото: Michiel Hendryckx / Википедия
«Все еврейские поселения, захваченные арабами в ходе Войны за Независимость, были стерты с лица земли — все без исключения! А их еврейские жители все были либо зверски убиты, либо успели бежать, либо оказались захваченными в плен. Ни одному еврею арабы не позволили вернуться на его прежнее место жительства после окончания военных действий. Арабы провели “этническую чистку” тех территорий, которые были ими захвачены, намного более основательную… чем та, которую провели евреи… Поселения были стерты с лица земли, синагоги и кладбища были разрушены» .
Оз также цитирует заявления двух арабских лидеров, суливших покончить с еврейским государством. Азам‑паша, генеральный секретарь Лиги арабских государств, в начале 1948 года поклялся: «Эта война будет войной на уничтожение и грандиозной бойней, о которой будут рассказывать точно так же, как о резне, устроенной монгольскими завоевателями, и Крестовых походах». Также, по словам Оза, «глава правительства Ирака Музахим аль‑Баджаджи призвал евреев “собрать чемоданы и убраться, пока не поздно”, ибо арабы уже поклялись после своей победы оставить в живых лишь тех немногих евреев, которые жили в Палестине до 1917 года» .
Сейчас, в дни 75‑летия Израиля и накануне 25‑го по счету «Дня Накбы», нам следовало бы привлекать внимание к словам Амоса Оза и всем документальным свидетельствам, изобличающим кровожадные замыслы арабских оккупантов и их палестинских союзников в 1948 году. Израильтяне никогда не должны извиняться за свою победу в Войне за независимость и предотвращение второго Холокоста. Хотя мы по‑прежнему протягиваем руку палестинцам в знак примирения, в то же время наш долг — почтить память молодых мужчин и женщин, которые сражались на той неизбежной войне и сделали возможным чудо современного Израиля.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
12 мая 2023, 5:16,
