АЛЕКС ТАРН ОБ АРХИВЕ МИТРОХИНА

Aleks Tarn

8 ч · 

Сегодня повсюду обсуждается статья, опубликованная в «Едиот Ахронот» известным журналистом Роненом Бергманом по итогам его близкого знакомства с ближневосточной частью так называемого «архива Митрохина». Этот архив, попавший на Запад в 1992 году и содержащий рукописные копии из внутренних документов КГБ, долгое время оставался закрытым – пока соответствующие органы соответствующих контрразведок не решили, что выдоили из него все, что требовалось, и можно наконец отдать документы на поживу изнывающей от нетерпения прессы.

Израильтян, естественно, интересует ближневосточная часть архива. Несколько недель назад мы увидели первую ласточку, которая оповестила нас, что Махмуд Аббас (ака Абу-Мазен), возглавляющий ныне арабскую автономию на земле Иудеи и Самарии, был (и наверно остался - ведь чекисты бывшими не бывают) агентом КГБ с кодовым именем «Кротов». В принципе, об этом говорили давно, но одно дело предполагать, пусть даже с высокой степенью вероятности, и совсем другое – получить документальное подтверждение.

Эта ласточка и в самом деле предвещала весну. Опубликованный Бергманом список включает довольно известные имена: 

Моше Снэ – начальник штаба Хаганы, депутат Кнессета от партий МАПАМ (ныне часть партии МЕРЕЦ) и МАКИ (Компартия Израиля, ныне часть арабского Объединенного списка).

Элиэзер Гранот – генсек МАПАМ и депутат Кнессета от этой партии.

Яаков Рифтин – депутат Кнессета от МАПАМ. На могиле этого откинувшегося в 1978 году шпиона написано «Коба» - как видно, он позаимствовал у своего кумира не только мировоззрение, но и кличку.

Людей, не слишком знакомых с историей Страны, это может удивить, но только не тех, кто хотя бы немного интересовался этой тематикой – даже не всерьез, а лишь чуть-чуть глубже школьной программы. Мне хотелось бы привести тут выдержку из моей книги «История, оперенная рифмой», которая, похоже, выходит-таки в московском издательстве Книжники. Вижу-вижу ваши скептические усмешки: я действительно обещал это еще год тому назад, а воз и ныне там. Причина тому: долгие переговоры с правообладателями (издательством «hа-Кибуц hа-Меухад» и внуком Альтермана Натаном Слором), которые сейчас вроде бы подошли к концу.

Отношениям израильской культурной общественности к антисемитским кампаниям Сталина посвящена в этой книге довольно значительная часть. Альтерман писал об этом много и страстно в рамках своей «Седьмой колонки». Сражение разворачивалось преимущественно на страницах двух газет: «Давар» (орган бен-гурионовской партии МАПАЙ) и «Аль hа-Мишмар» (орган сталинистской партии МАПАМ, которая, как стало официально известно сейчас, кишела советскими шпионами). В то время ревизионисты (последователи Жаботинского) были загнаны в полуподполье, и левые партии представляли собой главную политическую силу Израиля (45 мандатов у МАПАЙ + 20 у МАПАМ и коммунистов).

Итак, осень 1951 года. Прошло почти три года после «странной» смерти Соломона Михоэлса. В СССР один за другим «исчезают» еврейские писатели. То есть «исчезли»-то они уже в январе 1949-го – но только для своих соседей по дому; до Израиля же известия о геноциде остатков еврейской культуры на территории России добрались значительно позже. А добравшись, натолкнулись на глухую стену молчания.

Лишь в декабре 1951 года на Конференции ивритских писателей кто-то из участников осмелился предложить резолюцию, которая выражала – не протест, нет! – а всего лишь «боль и гнев в связи с исчезновением еврейских писателей в Советской России». Но и это весьма скромное предложение вызвало резкий отпор со стороны членов группы «Молодая гвардия», связанных с просоветской партией МАПАМ. Один из «молодогвардейцев» в знак протеста покинул конференцию. Резолюция была все же принята большинством голосов, но, к сожалению, не помогла (как, впрочем, и остальные, гласные и негласные, протесты мирового еврейства): «исчезнувшие» писатели Перец Маркиш, Лев Квитко, Давид Бергельсон, Ицик Фефер и их товарищи по Еврейскому антифашистскому комитету были расстреляны сталинскими палачами спустя семь с половиной месяцев, 12 августа 1952 года.

Тогда-то, по следам скандала на вышеупомянутой Конференции, Альтерман и написал колонку с длинным названием «Почему запрещено спрашивать о судьбе еврейских писателей в России?» (газета «Давар», 28.12.1951). Обратите внимание: не протестовать, не защищать – спрашивать!

Осторожно-примирительный тон альтермановского стихотворения наряду с искренним недоумением и возмущением по поводу сути вопроса, вынесенного автором в заголовок, кажется сейчас странным: разве в Израиле не было построено демократическое общество западного типа, свободное от подобных страхов и опасений? В том-то и дело, что нет – не было.

Существующий сегодня уровень свободы мнений и высказываний (сам по себе отнюдь не максимальный) является результатом долгой и сложной борьбы за свободный характер израильского общества. Это теперь, в начале XXI века, тоталитарные убеждения (в форме левых, коммунистических, анархистских и подобных им людоедских взглядов) свойственны лишь незначительному проценту избирателей, но в первые годы существования Израиля ситуация выглядела совершенно иначе. Сталинистские силы («hа-Шомер hа-Цаир», «Ахдут hа-Авода», ПАКАП, МАКИ, МАПАМ и другие группы и объединения), целиком или большей частью ориентированные на Советский Союз, пользовались тогда серьёзным общественным влиянием.

Вот как характеризует тот период известный израильский литератор Хаим Гури (пальмахник, боевой офицер, сам разделявший взгляды левой партии «Ахдут hа-Авода»):

«МАПАМ тогда была силой! 20 депутатов кнессета первого созыва! Она включала в себя "hа-Кибуц hа-Арци", относящийся к партии "hа-Шомер hа-Цаир", большую часть другого кибуцного объединения "hа-Кибуц hа-Меухад", многих рабочих из городов и сельскохозяйственных поселений (мошавов), лучших бойцов Войны за независимость, интеллектуалов, писателей и поэтов. Это был лагерь сионистов-социалистов в сердце молодой Страны Израиля – лагерь, который искал в те дни связь с коммунистическим движением, с революционным миром и всем сердцем желал стать частью этого мира. МАПАМ верила в сионизм, действующий совместно с Советским Союзом, а не против него».

По реакции израильских сталинистов на более чем невинную (учитывая обстоятельства) резолюцию писательской конференции хорошо заметно, что их целью было внедрение сугубо советских тоталитарных методов управления: умолчания, забвения, лживой пропаганды и постоянного «исправления» истории в требуемом духе. Протест Альтермана в тот период стал важной частью борьбы за умонастроения, за общественный облик новорождённого государства. Любопытен довод, которым поэт оправдывает своё право на «неудобный» вопрос: по мнению Альтермана, прояснение ситуации послужит лишь на пользу оплоту социализма – в то время как «умолчанье и взгляды косые», будучи «хуже самых тяжёлых клевет и обид», выгодны лишь врагам Советской России (к которым сам автор никоим образом себя не причисляет).

Ну а нам сейчас очень полезно прочитать это – хотя бы для того, чтобы прочувствовать атмосферу того времени и понять, в какой ад могло превратиться израильское общество, если бы здесь возобладало-таки левое мировоззрение.

Что ж, давайте сегодня сметём со стола

провокации, ложь и доносы,

чтоб на сцене осталась, проста и светла,

лишь конкретная сущность вопроса.

Эти люди как будто пропали в дыму,

словно канули в тёмную Лету.

Испарились… – куда, отчего, почему? –

ни ответа, ни весточки нету.

Ну, а кроме того, я никак не пойму:

эта тема у нас под запретом?

Отчего невозможен простейший вопрос

о судьбе запропавшего друга

без того, чтоб не вызвать всеобщий психоз,

и плевки, и глумленье, и ругань?

Отчего тут же следует окрик: «Не смей!»

будто помыслы наши нечисты,

будто прячем в мешке скорпионов и змей,

будто впрямь мы враги и фашисты…

Кто-то скажет: слова резолюции той

с выражением «гнева и боли»

были слишком резки – не совсем клеветой,

но, допустим, вмешательством, что ли.

Коли так, то признаем вину, господа,

поменяем слова и мотивы

и со всей осторожностью спросим тогда:

эти люди мертвы или живы?

Чтоб не приняли этот вопрос за нажим, 

спросим шёпотом, тихо и кратко,

не желая обидеть советский режим,

злобных чувств не питая украдкой.

Потому что, друзья, не бывает нигде,

чтобы пласт богатейшей культуры

вдруг исчез, словно камень в болотной воде,

словно брошенный в яму окурок.

Да и кто ещё спросит о них, как не мы –

их коллеги по вере и слову?

Отчего ж мы бежим, как от чёрной чумы,

от вопросов прямых и суровых?

Тот, кого от таких разговоров знобит,

должен знать: для Советской России

хуже самых тяжёлых клевет и обид 

умолчанье и взгляды косые.

Тем, кто честен, негоже таить и скрывать –

мы обязаны этот вопрос задавать!

(перевод с иврита Алекса Тарна)

ЧТО УБИЛО МАРИНУ ЦВЕТАЕВУ

«Цветаева повесилась из-за предложения НКВД стучать»

05.10.2016

Советский разведчик Кирилл Хенкин в своих мемуарах пишет о причинах самоубийства поэтессы Марины Цветаевой. Сначала ей отказали в помощи вельможные советские писатели Асеев и Фадеев. Но окончательно усугубило ситуацию предложение сотрудника НКВД в Елабуге «помогать органам».
Кирилл Хенкин в раннем детстве, в 1919 году, был увезён родителями из России во Францию. В Париже он подружился с мужем поэтессы Марины Цветаевой, сотрудником НКВД Сергеем Эфроном. Последний направил его в 1937 году воевать в революционную Испанию, где Хенкин стал сотрудником ИНО НКВД. В начале 1941 года он возвращается в СССР, где зачисляется в отряд диверсантов НКВД. Его лучшими друзьями становятся знаменитые советские разведчики Вилли Фишер и Рудольф Абель. После войны — сотрудник Иновещания Московского радио. В середине 1960-х близко сходится с академиком Сахаровым и становится фактически его агентом по связям с зарубежной общественностью. В 1973 году Хенкин эмигрирует на Запад. Он пишет, что в 1970-е КГБ открыл еврейскую эмиграцию с одной целью — насытить Запад своими агентами взамен ушедшей в 1960-е «старой школы», завербованной НКВД в 1920-30-е. Хенкин умер в Мнюнхене в 2008 году в возрасте 92 лет.
Кирилл Хенкин написал книгу «Охотник вверх ногами» (в России вышла в 1991 году), в которой в основном рассказывается о советских разведчиках на Западе (в частности, о миссии его друга Вилли Фишера в США). Хенкин также упоминает в книге версию причины самоубийства Марины Цветаевой, с семьё которой он был хорошо знаком ещё по Франции.
«В ту же зиму 1941/1942 года я узнал, что в Елабуге, куда она эвакуировалась с сыном Муром, повесилась Марина Ивановна Цветаева.
Повесилась… Дочь её, Ариадна (Аля), с которой мы в детстве дружили, уже мыкалась в то время по лагерям и тюрьмам. Муж, Сергей Яковлевич Эфрон, направивший когда-то мою судьбу по извилистому руслу, которое привело меня в ученики к Вилли Фишеру, был уже расстрелян.

(Кирилл Хенкин — крайний справа, в тёмных очках. Начало 1970-х)
О жизни Цветаевой пишет Ивинская, многолетняя подруга Бориса Пастернака: «Ужасающий, пожирающий все время и силы быт, постоянная болезненность и неустроенность мужа. Причём, отношения её с эмиграцией все ухудшались».
Верно. Ухудшались. Многолетнее сотрудничество Сергея Яковлевича сГПУ мало для кого было тайной. Знала ли Марина? Совсем не знать не могла, но как-то себе это объясняла, чтобы не тревожить совесть и не нарушать ростановское видение себя и мужа: бескорыстие, рыцарство, чувство чести.
Все в ней замечали «…неумение и нежелание бороться за свое благополучие». Скажу даже, что бытовым неустройством Марина Ивановна упивалась. Неуют и грязь в доме всегда были ошеломляющие. При таком неистовом равнодушии к низменным житейским благам особенную ценность приобретают блага моральные, душевный комфорт. Чувство правоты и красота позы.
…Наша последняя встреча. Москва. Начало июня 1941 года, канун войны. Где-то около Чистых прудов. Не повернуться в странной треугольной комнатёнке — окна без занавесок, слепящий солнечный свет, страшный цветаевский беспорядок. Самого разговора не помню. Но хорошо помню его тональность. Непонятные мне взрывы раздражения у сына Мура. Не только на мать, но и на уже исчезнувшего, расстрелянного (хотя этого еще не знали) отца, на арестованную Алю. Невысказанный упрёк. Я тогда решил: злоба на тех, кто привёз его в эту проклятую страну. Так оно, вообще говоря, и было. Но было и другое.
Я лучше понял настроение Мура, подружившись несколько лет спустя с одним его сверстником и соседом Эфронов по даче в Болшево. Там, после бегства из Франции, поселили рядом две русские эмигрантские семьи, участвовавшие в убийстве Игнация Порецкого (Рейса; партийная кличка — Людвиг).
— Удивительно, — сказал мне мой друг, — что их всех не пересажали раньше. Они только и делали, что с утра до ночи грызлись между собой.
Мур не мог простить, что ради этой грязной возни погубили его жизнь. Хотя шпионаж был, возможно, следствием, вторичным явлением. Средством вернуть Марину в Россию.

В книге «В плену времени» Ивинская пишет о встрече в 1935 году в Париже двух великих русских поэтов. «Семья её (Цветаевой), — пишет Ивинская, — была тогда на перепутье — ехать на родину — не ехать? Вот как отозвался на это сам Пастернак: «Цветаева спрашивала, что я думаю по этому поводу. У меня на этот счёт не было определенного мнения. Я не знал, что ей посоветовать».
«А ведь Пастернак, — добавляет Ивинская, — в обстановке массовых репрессий, последовавших за убийством Кирова, мот бы посоветовать Марине что-то более ясное и определённое».
Представим себе, однако, на мгновение, что Пастернак говорит Марине правду о том, что происходит в России, о миллионах репрессированных, об удушающей атмосфере, о невозможности для неё печататься. Представим себе! И Париж гудит: «Пастернак отсоветовал Цветаевой ехать в Россию!» По возвращении у Пастернака могли быть неприятности. А героем Пастернак никогда не был.
Не ради Сергея Яковлевича, человека по-своему талантливого, но оставшегося до конца дней лишь «мужем Марины Цветаевой», возвращалась семья в Москву. Возвращалась ради встречи Марины Ивановны с русским читателем. Этой встречи семья добивалась любой ценой. Цена оказалась высокой. Сначала, шпионя, вербуя, убивая, платил Сергей. И наконец доплатил головой. Шестнадцатью годами лагерей и ссылок заплатила дочь Ариадна. Жизнью заплатили Марина и Мур.
День, когда Пастернак ничего не нашёл сказать Марине «ясного и определённого», предопределил все остальное. Правда, ещё был момент в начале войны: Марина почему-то решила, что Пастернак пустит её пожить к себе на дачу в Переделкино, даст ей там передохнуть от бездомности и нищеты. Но Борису Леонидовичу это было почему-то не с руки. И Марина Ивановна уехала с сыном в эвакуацию в Елабугу. На гибель.
О конце Марины Цветаевой говорят глухо. В воскресенье 31 августа, спустя десять дней после приезда её из Москвы, хозяйка дома, Анастасия Ивановна Бредельщикова, нашла Марину Ивановну Цветаеву висящей на толстом гвозде в сенях с левой стороны входа. Она так и не сняла перед смертью фартука с большим карманом, в котором хлопотала по хозяйству в это утро, отправляя Мура на расчистку площадки под аэродром.
После смерти Марины Цветаевой оставались привезённые ею из Москвы продукты и 400 рублей. Хозяйка дома говорила: «Могла бы ещё продержаться… Успела бы, когда всё съели». Могла, конечно. Сколько людей в России выдержали, потому что ждали пайку или банного дня.

(А.Крученых (сидит слева), Георгий Эфрон (Мур), Марина Цветаева (слева), Л.Либединская Кусково, лето 1941 года)
Узнав, что перед самоубийством Марина Цветаева ездила в Чистополь к поэту Асееву и писателю Фадееву, Пастернак позже ворчал: «Почему они ей не дали денег? Ведь я бы им потом вернул».
Но я еще тогда узнал, что не за деньгами ездила Марина Ивановна в Чистополь, а за сочувствием и помощью. Историю эту я слышал от Маклярского (также сотрудника ИНО НКВД и друга Хенкина — БТ). Мне её глухо подтвердила через несколько лет Аля. Но быстро перестала об этом говорить.
Сразу по приезде Марины Ивановны в Елабугу, вызвал её к себе местный уполномоченный НКВД и предложил «помогать». Провинциальный чекист рассудил, вероятно, так: женщина приехала из Парижа — значит в Елабуге ей плохо. Раз плохо, к ней будут льнуть недовольные. Начнутся разговоры, которые позволят всегда «выявить врагов», то есть состряпать дело. А может быть, пришло в Елабугу «дело» семьи Эфрон с указанием на увязанность её с «органами».
Рассказывая мне об этом, Миша Маклярский честил хама чекиста из Елабуги, не сумевшего деликатно подойти, изящно завербовать, и следил зорко за моей реакцией.
Ей предложили доносительство.
(В дневнике Мура написано, что 20 августа Цветаева была в Елабужском горсовете – искала работу. Ей предложили место переводчицы с немецкого в НКВД)
Она ждала, что Асеев и Фадеев вместе с ней возмутятся, оградят от гнусных предложений. Это от чего же оградить? Чем возмущаться? Осень 1941! Сталин правит страной! Да сотрудничество с органами, если хотите знать, величайшая честь! Вам, гражданочка, если уж на то пошло, выразили доверие!
И потому, боясь за себя, боясь, что, сославшись на них, Марина их погубит, Асеев с Фадеевым сказали самое невинное, что могли в таких обстоятельствах сказать люди их положения. А именно: что каждый сам должен решать — сотрудничать ему или не сотрудничать с «органами», что это дело совести и гражданской сознательности, дело политической зрелости и патриотизма. Совет не лучше и не хуже того, что дал ей когда-то Пастернак. Борис Леонидович, вероятно, вообще сделал бы вид, что не понял, о чём она говорит, пролепетал бы что-нибудь невнятное. Как в знаменитом телефонном разговоре со Сталиным о Мандельштаме.

«Ах, почему они ей не дали денег?» В самом деле — почему? В Елабугу Марина вернулась оцепеневшая от отчаяния. Не знаю, что сказал ей тогда сын Мур.
(Знала ли Марина, что когда друзья Сергея Эфрона убивали Игнация Порецкого, то по чистой случайности не отравили цианистым калием его жену и маленького ребёнка? Не была ли она все эти годы с палачами?)
Тяжко было жить, а стало совсем невмоготу. И вместо встречи с русским читателем — единственный выход: гвоздь в сенях и обрывок веревки. Письмо её прощальное изъято властями бесследно.
ТОЛКОВАТЕЛЬ

ВО ЧТО ВЕРИТ Б-Г?

actual

Во что верит Б-г?

28.10.2016

С первых библейских страниц мы видим, как Создатель день за днем ткал этот мир, превращая неживую материю в живую, а хаос – в порядок, творя флору и фауну во всем их удивительном многообразии. И вроде было все хорошо, но потом что-то пошло не так и в мир пришло зло, смешавшее всю картину. Как оно пришло? Ответ лежит на поверхности: его принес человек, Homo sapiens как вид.

Мы – единственная известная форма жизни, обладающая свободой воли, способностью выбирать и моральной ответственностью. Кошки не обсуждают этические аспекты ловли мышей. Летучие мыши из семейства вампиров не могут стать вегетарианцами. Коровы не беспокоятся по поводу глобального потепления. Именно способность думать и выбирать между альтернативными вариантами делает нас людьми, может служить нам во благо, но чаще является источником стыда. Зачем же тогда Создатель пошел на такой риск – дать жизнь силе, которая разрушит его порядок? Зачем он создал людей?

Примечательно, что на каждом этапе творения, согласно библейскому тексту, Творец произносил: «Да будет так», и так становилось. Когда же дело дошло до сотворения человека, то применен совершенно другой стилистический оборот: «Сотворим же человека по образу и подобию нашему». Интересно, кто эти «мы»?

Еврейские мудрецы в талмудическом трактате «Санхедрин» пришли к выводам, что «мы» – это Творец и ангелы, к которым он обратился за советом по вопросу создания человека. И те ангелы, которые ожидали от людей добрых и порядочных поступков, выступали за сотворение человека, а те ангелы, которые опасались, что человек принесет в мир убийства и войны, были против. В результате Б-г всё же сотворил человека, но когда родилось греховное поколение Потопа, а за ним поколение Вавилонской башни, то ангелы вопросили: «Разве мы тебя не предупреждали, до чего падет человечество?» На что Создатель, согласно книге пророка Йешаягу, ответил: «Я создал их и буду носить, поддерживать и охранять до седин их».

Творец привел в этот мир единственную, за исключением его самого, форму жизни, обладающую свободой выбора. Именно это подразумевается в словах: «Сотворим человека по образу и подобию нашему» – у человека есть выбор. При этом надо понимать, что «образ» тут не более чем аллегория. И дело не только в том, что Б-г не имеет никакого образа, и даже не в том, что он принципиально не может быть олицетворен в каком-либо объекте. Отсутствие образа у Творца на самом деле гораздо более глубокая идея. Она означает, что мы никогда не сможем концептуализировать Его, познать, предсказать Его деяния. Именно об этой великой абстракции сам Создатель поведал величайшему из пророков, Моисею, у неопалимой купины: «Я-Тот-Кто-Я-Есть». Это значит: «Я буду тем, чем Я сам выберу быть».

Человеку он дал такую же свободу, в этом и подобие: в свободе выбора, в непредугаданных поступках, в том, что люди тоже будут тем, чем захотят. С тем лишь исключением, что человек конечен и смертен. И эта свобода выбора неизбежно повлекла за собой насилие: мы видим, как уже первый человеческий ребенок, Каин, убивает второго – Авеля, и в течение короткого времени мир наполняется насилием. И дальше читаем в Священном тексте: «Раскаялся Г-сподь, что создал человека на земле, ибо ко злу направлены все человеческие помыслы, и стало Ему скорбно». Поэтому заданный еще ангелами вопрос: для чего тогда было создавать существо, которое будет постоянно восставать против мира и его Творца, опустошать окружающую среду, уничтожать другие виды и угнетать своих ближних? – более чем легитимный.

Талмуд, пересказывая сценарий возможного «разговора» между Б-гом и ангелами, намекает на невероятное милосердие Создателя: «Буду охранять их до седин их». Иными словами – Он готов хранить терпение и ожидать исправления человечества до конца, сколько бы поколений для этого ни потребовалось и сколько бы раз люди ни разочаровывали его. Однажды он уже отчаялся и наказал мир Великим потопом, а затем увидел, что и вновь рожденные – всё те же, что и прежде. Люди – такие, какие они есть, Он сам их такими создал. И наказания, и бедствия их не исправят.

Творец создал человечество потому, что верит в него, и гораздо больше, чем человечество верит в Б-га. Это единственно возможное объяснение, почему добрый, всевидящий и всесильный Б-г создал таких несовершенных и склонных к разрушению существ, как мы. На протяжении многих столетий теологи и философы рассматривали религию не с того конца: подлинное чудо – это не наша вера в Б-га, а вера Б-га в нас.

Лорд Джонатан Сакс

Материал подготовил Роберт Берг

БАЛЛАДА О ЧУХРАЕ

culture

jewish.ru

Баллада о Чухрае

28.10.2016

Он сражался за Днепр и освобождал Сталинград, а сразу после, еще студентом ВГИКа, помог Михаилу Ромму доснять «Адмирала Ушакова». «Сорок первый» сделал молодого режиссера героем Каннского кинофестиваля, а фильм «Баллада о солдате» принес номинацию на «Оскар». Но чем больше мир восхищался киногением Григория Чухрая, тем больше в СССР его хотели посадить.

Он родился 23 мая 1921 года в городе Мелитополе на Украине. «Это был голодный год. Недавно окончилась Гражданская война. Родители, отец Наум Зиновьевич Рубанов и мать Клавдия Петровна Чухрай, принимали в ней участие на стороне красных, – вспоминал Чухрай. – Когда мне было три года, родители разошлись. У отца образовалась другая семья. Я остался с матерью». Мама, ее отношение к людям и работе, по признанию Григория Наумовича, и стали главными берегами по жизни: «Она учила меня уважать тех, кто трудится, и презирать тех, кто наживается на их труде; учила, что плохих национальностей не бывает, что стыдно судить о людях по их национальности, что везде есть хорошие и плохие люди».

Первые четкие воспоминания Чухрая – коллективизация, а затем и голод на Украине. Люди умирали целыми семьями, голодали и они с матерью, обивавшей пороги, чтобы добиться разрешения на выезд, который в то время из Украины был запрещен. В итоге им все-таки удалось уехать в Пятигорск. Прожив некоторое время на Кавказе, вслед за матерью, получавшей новые разнарядки по работе, он переехал в Баку, затем в Одессу, после чего оказался в Москве. Мать с отчимом через три года вернулись на Украину, а юный Чухрай остался в Москве заканчивать школу.

До выпускного оставалось меньше года, а Чухрай так и не решил, кем же он станет. Одно время он мечтал быть врачом, затем пристрастился к технике, позже стал завсегдатаем школьных драмкружков. А затем «на экранах один за другим появлялись подлинные шедевры: “Машенька”, “Мы из Кронштадта”, “Щорс”, “Веселые ребята”... И в прежние годы выходили хорошие фильмы, но в эти пошли косяком», – вспоминал Чухрай.

Не пропускавший ни одной киносеанса и уже не просто смотревший, а оценивавший картины, представляя про себя, как проходил сам процесс съемки, он решил поступать во ВГИК. Документы были им сданы, к экзамену он был допущен, но пришедший на подготовительные курсы представитель военкомата объявил, что юноши, родившиеся в 1921 году, должны уехать к месту постоянного жительства, где их призовут в армию. «Это меня нисколько не огорчило, – писал Чухрай. – Тогда отношение к службе в армии было совсем другим, нежели теперь. Я даже был рад призыву. “Какой из меня режиссер? – думал я. – Что знает о жизни десятиклассник? А вот послужу полтора года, получу опыт, возмужаю. Тогда можно учиться искусству…”». Конечно же, он навряд ли догадывался о масштабах того опыта, который получит совсем скоро. Вернувшись на Украину в январе 1940 года, он был прямиком направлен в армию, а вскоре началась война.

«Война явилась для меня действительно хорошей школой, – писал Чухрай. – На второй день войны я был первый раз ранен. Воевал на Украине, на Тамани, защищал Сталинград, выходил из окружений, прыгал в тыл врага (я служил в воздушно-десантных войсках), был четырежды ранен. Последнее ранение получил в апреле 45-го в бою у города Папа, на пути к Вене. День Победы встретил в госпитале. Демобилизован в конце декабря 1945-го по ранению. На войне я не стал героем, каких было немного. Я был обыкновенным солдатом, а потом и офицером, каких были миллионы. Я любил свою армию. В ней не было национализма. Солдаты ценили друг друга не по национальной принадлежности, а по уму, смелости и умению воевать. О такой гадости, как дедовщина, мы и слыхом не слыхали. На войне мне везло: у меня были верные друзья, которые не предадут и не бросят в беде. Я мог тысячи раз погибнуть, но мои ранения не сделали меня калекой (во всяком случае, внешне)».

Возможно, вся жизнь Григория Чухрая могла сложиться по-другому. Ведь война, как правило, коренным образом меняет не то что планы, но и в принципе мироощущение людей, видевших все ее ужасы. На фоне настоящей, страшной и опасной реальности Чухрай забыл о кино, пока не случилось вот что. Во время нахождения в госпитале Харькова после ранения от рук диверсанта Григорий Наумович, лишь только немного поправившись, вышел в город. Проходя мимо разрушенных от бомбовых ударов домов, он случайно остановился возле одного из них, обломки которого были усеяны книгами. 

Машинально читая их названия, он вдруг наткнулся на толстую книгу, от которой, по его признанию, сердце его содрогнулось: «На ней было написано: “Л.В. Кулешов. Уроки кинорежиссуры”. Сердце мое дрогнуло. Меня так захватила война, что я забыл о своей мечте стать режиссером, но, увидев эту книгу, я снова вспомнил все, и во мне с новой силой возгорелась мечта. Я подобрал книгу. Книга была тяжелая, килограмма полтора-два, но я не мог с ней расстаться и долго носил ее в своем вещмешке. Эта книга определила всю мою дальнейшую жизнь. Много позже, уезжая после формирования на фронт, я оставил ее у своей любимой девушки, обещая возвратиться за ней. Любимая девушка, Ирина Пенькова, ее сохранила. Потом были оккупация и освобождение. Я возвратился за книгой и женился на девушке».

С этой книгой в вещмешке и поступил Чухрай во ВГИК, где его учителями были знаменитые Станислав Юткевич и Михаил Ильич Ромм, у которого он и проходил практику в качестве ассистента режиссера на картине «Адмирал Ушаков». Ромм пригласил его в тот момент, когда из-за обострения полученных на фронте ранений Чухрай не успел доснять дипломный проект. А выйдя из больницы, не нашел уже ни приготовленных декораций, ни актеров. На организацию новых съемок у Чухрая тогда не было ни сил, ни денег. Но дипломная работа была все же защищена и именно благодаря Михаилу Ромму, который поручил ему «доснимать» часть «Адмирала Ушакова», а сам уехал в Москву.

Как позже выяснилось, мастер и не думал включать эту часть в свой фильм, а дал возможность защитить диплом Чухраю. После защиты, несмотря на предложение остаться работать на «Мосфильме», Чухрай уехал работать в Киевскую студию художественных фильмов в качестве ассистента и второго режиссера. Но в 1955 году все тот же Ромм перевел его на «Мосфильм», где Чухрай приступил к съемкам своего первого фильма «Сорок первый».

Рассказывать о нем, как и обо всех последующих фильмах Григория Наумовича, наверное, излишне. А если основываться на воспоминаниях самого Чухрая, то «за первый мой самостоятельный фильм “Сорок первый” меня отдавали под суд. За “Балладу о солдате” исключали из партии, за “Чистое небо” пытались посадить за решетку, за “Трясину” чуть не разогнали руководство студии, а меня хотели лишить права на профессию». Каждой из этих и других его картин посвящены десятки рецензий. Но куда характерней всех этих суждений то, что, в отличие от сотен «умерших» фильмов, его картины до сих пор не сходят с телеэкранов. И по-прежнему волнуют зрителя. Возможно, потому, что Григорий Наумович Чухрай, ушедший из жизни 29 октября 2001 года, относился к каждому фильму, как к поступку, за который не должно быть стыдно.

Алексей Викторов

ПРЕДЕЛЬНАЯ ГНУСНОСТЬ ОТ АЛЬБАЦ

НЕИЗБЕЖНОСТЬ ХИЛЛАРИ

24.10.2016 | Евгения Альбац | №35 (423) от 24.10.16Печать страницы

Ну вот, кажется, и все: как и предсказывал The New Times еще в августе в репортажах с партийных конвенций в Кливленде и Филадельфии, победитель президентской гонки-2016 определился по итогам телевизионных дебатов чуть меньше, чем за три недели до выборов 8 ноября. Если, конечно, ничего не случится. Чего исключить тоже нельзя

КЛИНТОН

Хиллари Клинтон появилась на сцене университета штата Невада в Лас-Вегасе в ослепительном белом брючном костюме от Ralph Lauren ($2200, если верить модным американским журналам) с пиджаком, застегнутым на большие белые пуговицы под горло, — весьма отдаленно, но все же напоминающим военный френч. Брючные костюмы практически ее униформа (благородный сине-голубой с белыми отворотами и белой блузкой — на вторых дебатах, чуть простоватый красный на первых — тоже были от Lauren, хотя во время кампании она появлялась в пиджаках и других известных брендов с ценниками до $12 300 (Армани). Было видно, что для своего последнего телевизионного сражения с Трампом она выбрала имидж дорогой, ухоженной, знающей себе цену женщины — не только имеющей достаточный политический опыт, чтобы принять на себя полномочия верховного главнокомандующего (отсюда — пиджак-френч), но и готовой ответить на вызов обожающего себя бонвивана, уверенного, что любая женщина — его, его — по праву миллиардного состояния и телевизионной популярности. В тоне, в повороте головы, в выражении лица Клинтон проскальзывало легкое презрение, едва улавливаемая брезгливость к человеку, претендующему на Овальный кабинет Белого дома и — не способного держать ширинку застегнутой, а руки при себе: в преддверии дебатов целый ряд американок совершили камингаут, рассказали о личном опыте, связанном с сексуальной несдержанностью Трампа.

Карикатура из журнала The New Yorker. Фото: Benjamin Schwartz/The New Yorker

В ТОНЕ, В ПОВОРОТЕ ГОЛОВЫ, В ВЫРАЖЕНИИ ЛИЦА КЛИНТОН ПРОСКАЛЬЗЫВАЛО ЛЕГКОЕ ПРЕЗРЕНИЕ, ЕДВА УЛАВЛИВАЕМАЯ БРЕЗГЛИВОСТЬ К ЧЕЛОВЕКУ, ПРЕТЕНДУЮЩЕМУ НА ОВАЛЬНЫЙ КАБИНЕТ БЕЛОГО ДОМА И — НЕ СПОСОБНОГО ДЕРЖАТЬ ШИРИНКУ ЗАСТЕГНУТОЙ, А РУКИ ПРИ СЕБЕ

Практически каждая женщина хотя бы раз в жизни пережила эти потные руки, это собачье дыхание, это наваливающееся тело, а потому — глядя на Трампа — видела того, которого не сумела с себя снять и от которого потом долго отмывалась в душе, давя слезы злости и омерзения и воображая, как найдет, и — наотмашь. Хиллари и била его наотмашь: пора-зительно, но это торжество сатисфакции — оно передавалось через экран и вызывало восторг: «Ах, молодец, ну, еще его, гниду, еще!» Она была обречена победить, и она это сделала: умно, стильно, даже с некоторым шиком. Кстати, ни в начале дебатов, ни в конце их Клинтон руки Трампу так и не подала.

А.К. То, что красным шрифтом - это не о своем муженьке, а о Трампе, как и все остальное. Есть предел лживости, лицемерию и ханжеству? Мне даже показалось, что этим безвкусным, пошлым бредом Альбац топит свою героиню.

ПРЕДЕЛЬНАЯ ГНУСНОСТЬ ОТ АЛЬБАЦ

НЕИЗБЕЖНОСТЬ ХИЛЛАРИ

24.10.2016 | Евгения Альбац | №35 (423) от 24.10.16Печать страницы

Ну вот, кажется, и все: как и предсказывал The New Times еще в августе в репортажах с партийных конвенций в Кливленде и Филадельфии, победитель президентской гонки-2016 определился по итогам телевизионных дебатов чуть меньше, чем за три недели до выборов 8 ноября. Если, конечно, ничего не случится. Чего исключить тоже нельзя

КЛИНТОН

Хиллари Клинтон появилась на сцене университета штата Невада в Лас-Вегасе в ослепительном белом брючном костюме от Ralph Lauren ($2200, если верить модным американским журналам) с пиджаком, застегнутым на большие белые пуговицы под горло, — весьма отдаленно, но все же напоминающим военный френч. Брючные костюмы практически ее униформа (благородный сине-голубой с белыми отворотами и белой блузкой — на вторых дебатах, чуть простоватый красный на первых — тоже были от Lauren, хотя во время кампании она появлялась в пиджаках и других известных брендов с ценниками до $12 300 (Армани). Было видно, что для своего последнего телевизионного сражения с Трампом она выбрала имидж дорогой, ухоженной, знающей себе цену женщины — не только имеющей достаточный политический опыт, чтобы принять на себя полномочия верховного главнокомандующего (отсюда — пиджак-френч), но и готовой ответить на вызов обожающего себя бонвивана, уверенного, что любая женщина — его, его — по праву миллиардного состояния и телевизионной популярности. В тоне, в повороте головы, в выражении лица Клинтон проскальзывало легкое презрение, едва улавливаемая брезгливость к человеку, претендующему на Овальный кабинет Белого дома и — не способного держать ширинку застегнутой, а руки при себе: в преддверии дебатов целый ряд американок совершили камингаут, рассказали о личном опыте, связанном с сексуальной несдержанностью Трампа.

Карикатура из журнала The New Yorker. Фото: Benjamin Schwartz/The New Yorker

В ТОНЕ, В ПОВОРОТЕ ГОЛОВЫ, В ВЫРАЖЕНИИ ЛИЦА КЛИНТОН ПРОСКАЛЬЗЫВАЛО ЛЕГКОЕ ПРЕЗРЕНИЕ, ЕДВА УЛАВЛИВАЕМАЯ БРЕЗГЛИВОСТЬ К ЧЕЛОВЕКУ, ПРЕТЕНДУЮЩЕМУ НА ОВАЛЬНЫЙ КАБИНЕТ БЕЛОГО ДОМА И — НЕ СПОСОБНОГО ДЕРЖАТЬ ШИРИНКУ ЗАСТЕГНУТОЙ, А РУКИ ПРИ СЕБЕ

Практически каждая женщина хотя бы раз в жизни пережила эти потные руки, это собачье дыхание, это наваливающееся тело, а потому — глядя на Трампа — видела того, которого не сумела с себя снять и от которого потом долго отмывалась в душе, давя слезы злости и омерзения и воображая, как найдет, и — наотмашь. Хиллари и била его наотмашь: пора-зительно, но это торжество сатисфакции — оно передавалось через экран и вызывало восторг: «Ах, молодец, ну, еще его, гниду, еще!» Она была обречена победить, и она это сделала: умно, стильно, даже с некоторым шиком. Кстати, ни в начале дебатов, ни в конце их Клинтон руки Трампу так и не подала.

А.К. То, что красным шрифтом - это не о своем муженьке, а о Трампе, как и все остальное. Есть предел лживости и ханжеству? Мне даже показалось, что этим безвкусным, пошлым бредом Альбац топить свою героиню.

КАК И ПОЧЕМУ УБИЛИ ГРИБОЕДОВА?

Был ли Грибоедов убит из-за того, что оставил в российском посольстве на ночь жен персидского Шаха?

В семидесятые годы прошлого века из разговора с иранцем, учившимся в Ленинграде, я с удивлением узнал, что в Тегеране все знают и не сомневаются: Грибоедов был убит вовсе не из за дикого взрыва ярости исламской толпы (как учат учебники русской литературы), а из-за того, что, будучи большим шалуном, оставил в посольстве на ночь двух жен иранского Шаха: грузинку и армянку. Национальность которых для иранцев не имела значения, важно было что жен Шаха. Что, согласно исламским воззрениям, являлось ужасным кощунством. И (если верить народной иранской молве) Грибоедов, а также другие сотрудники Российского Посольства в Персии, обошелся с женами шаха как бы выразиться помягче... с нарушением этикета. Но так ли это?  В последние годы на интернете появилось несколько статей, проливающих новый свет на этот щекотливый вопрос. Приводим их без купюр и цензуры. А чем являются эти версии: антироссийскими выдумками или в основе их лежат лежат реальные факты, пусть судят читатели.

Ю.М. 20 сентября 2015

 

Из воспоминаний графа И.О. Симоновича:

В одном предшествовавшем замечании я сказал, что катастрофа эта не должна быть приписываема причинам политическим. Лица различных партий и различных вероисповеданий, коих я расспрашивал, все единогласно сходились на одном весьма важном обстоятельстве, именно, что мой несчастный друг, покойный Грибоедов, в отношении к шаху принял надменный тон, доходивший до безрассудства. Фетх-Али-шах, после каждой аудиенции, которую он ему давал, уходил столь раздраженным, что весьма легко было предвидеть какое-либо несчастье. Часто при своих придворных случалось ему вскрикивать: «Кто меня избавит от этой собаки христианина?» Мирза-Абул-Гассан-хан, министр иностранных дел, главный деятель при всяком случае, когда что-либо касалось европейцев, ибо при дворе шаха не было никого, знавшего наши обычаи, — один говорил о нас с некоторой опытностью, как человек, бывавший несколько раз посланником в С.-Петербурге, Вене, Париже и Лондоне. Итак, Абул-Гассан-хан однажды вечером у Эмин-ед-Довлета, в присутствии большого общества, где разговаривали о дневных происшествиях и толковали об удобнейших средствах для избавления шаха от столь докучливого гостя, предложил образовать род возмущения: «Мы заставим народ сильно кричать, — говорил он, — и после этого напишем в Петербург: вы прислали нам человека, который не умеет себя вести у нас, — смотрите, чего он придерживается, как бы не случилось великого несчастия! Отзовите его, если желаете сохранить доброе согласие между двумя странами. Поверьте мне, — прибавил он, — я знаю Европу и особенно Россию: он будет отозван». Совет, 
207 предложенный Абул-Гассан-ханом, не имел немедленных последствий, но идея была дана, и многочисленная прислуга, всегда присутствующая на всех собраниях персидской знати — все слышала. 

Наступает дело двух женщин, выдачи коих требовал русский посланник как наших подданных и военнопленниц, хотя они приняли исламизм и находились в гареме Асиф-ед-Довлета. Это был слишком сильный удар, нанесенный магометанскому фанатизму и уважению к могущественной личности. Несмотря на это, он добился, чего требовал. Но и тут еще Грибоедов сделал большую неосторожность, заставив этих женщин перевести к себе на дом, где кроме мужчин никого не было. Следовало бы их поместить, до отправления в Грузию, в какой-нибудь армянский и еще лучше в мусульманский дом, и во всяком случае в ином месте, но не у себя. Это произвело огромный скандал, и надо сознаться, что везде в другой стране было бы то же самое, ибо благонравие не допускает, чтобы молодые женщины жили под одною и тою же кровлею с кучею молодежи. В Тегеране же вмешалась еще религия и совершенно справедливая дурная репутация христиан, составлявших прислугу посланника. 

Волнение было сильное между населением, и во всем городе только и толковали о позоре видеть женщин мусульманок, перешедшими в руки гнусных русских. Грибоедов, повидимому, не знал, что происходило, ослепленный судьбою или избытком гордости. При этом положении дел, он дал еще приют одному шахскому евнуху, который, пользуясь своим происхождением из Эривани, бежал из шахского гарема и просил возвращения на родину. Когда кто знает святость гарема, род благоговения, с которым окружают его персияне, стыдливость, с которою они выражаются, говоря об этом месте, тому легко понять, как Фетх-Али-шах сильно был оскорблен в сане неограниченного монарха и ревнивого мужа. Но спросят, может-быть, мог ли министр русский нарушить свой долг, отказывая в убежище подданному своего государя? Разумеется нет, ежели б человек этот пришел внезапно, желая самопроизвольно стать под его покровительство; но тут ведь были предварительные интриги, переговоры 
208 между евнухом и армянами, окружавшими посланника. Грибоедов имел время сообразить, какое унижение он готовил шаху, ободряя предприятия этого человека. Русский посланник должен был также знать, что так как в продолжение двух лет Персия и ее монарх перенесли много испытаний, вследствие побед наших и мирных трактатов, нами на них наложенных, то государству — победителю более славы уступать побежденному в его мелочных самолюбивых интересах. Он должен был бы предложить евнуху мирзе Якубу отложить на некоторое время свое предположение побега, тем более, что неизвестно, имел ли он право считаться в числе русских подданных, ибо был взят на службу к шаху и принял мусульманскую религию в отдаленную эпоху, когда Эривань принадлежала Персии. Как бы то ни было, Фетх-Али-шах еще не дал разгуляться своему гневу, он старался договориться и искал под различными предлогами выдачи беглого. Грибоедов стоял на своем, за что его можно похвалить, ибо, раз решившись принять его к себе, он не мог без стыда возвратить его обратно персиянам. 

Почти открытое неприязненное положение между русским министром и двором; партия духовенства, которую раздражал до крайности увоз двух женщин; партия Асифа, которая по той же причине искала только случая мщения; наконец, челядь придворная, которая старалась угодить ненависти шаха; эта прислуга вельмож, которая вспомнила совет мирзы-Абул-Гассан-хана, все это вместе поднялось вдруг, побуждением ли двора, или Асиф-ед-Довлета, или муштанда, все равно, толчек был дан, и толпа понеслась и окружила дом, занимаемый русскою императорской миссией. Сначала были только крики и повторение требования о выдаче евнуха и двух женщин. Я глубоко убежден, что если бы покойный Грибоедов имел достаточно терпения и хладнокровия, чтобы оставить шуму увеличиваться и разноситься в воздухе; если бы он удержал всех своих дома, не позволяя им показываться ни вне, ни у окон, я, как сказал, глубоко убежден, что эта толпа разошлась бы к вечеру сама по себе, не осмелившись нарушить неприкосновенность посольского дома, если бы даже эта толпа не была разогнана войсками, которых бы, наконец, прислал шах. — Я в этом убежден, зная хорошо характер 
209 персиян по совершенно схожим случаям, кои я видел, даже по совершенно подобному случаю, происшедшему в нашем посольстве в Тавризе лет 20 тому назад. Но предопределение как бы подтолкнуло Грибоедова: он велел казакам стрелять по народу, была пролита кровь, одного жителя убили. Его тело понесли в мечеть. Муштаид, с высоты кафедры, приказал народу итти отомстить кровь — кровью же. Известен последовавший результат. 

Наши, подавленные многочисленностью, после героической обороны, пали, заставив заплатить дорого за свою жизнь. Сарбазы (регулярная пехота), посланные из Орека Зели-султаном разогнать сборища, прибыли, когда все уж было кончено. Это замедление, которое хотели об’яснить соучастием двора, об’ясняется гораздо проще, именно тем, о чем мы только что говорили. Когда шах узнал о движении, он не желал его остановить, ибо думал проучить посланника. Зная свой народ, он никогда не думал о могущей случиться катастрофе. Он не мог предвидеть, что посланник будет столь неосторожен, что решится атаковать целое народонаселение своими казаками. — Смущение Фетх-Али-шаха и его двора было великое после происшествия. Шах собрал совет из своих министров и великих сановников, и мне известно от очевидца-свидетеля, что в первые минуты собрание представляло вид весьма печальный. Монарх и каждый из предстоявших чувствовали себя обремененными ответственностью, которая повисла над ними; они полагали, что Россия воспользуется этим случаем для блистательного мщения, где они первые будут жертвою. Наконец, Фетх-Али-шах начал речь и после восклицаний: «Ио-Аллах! Ио-Али!» — он сказал: — «Что сделано, того переделать нельзя. Богу это было угодно. Теперь нам остается только готовиться к войне, и готовиться победить или умереть. Чтобы весь мой народ поднялся, я сам стану во главе его, возьму с собою мои сокровища и все, что я имею. Господь будет нашим судьей». Потом он приказал похоронить тела, поручив исполнение этого армянам, повелев положить отдельно тело министра, как будто он предвидел, что его вытребуют. 

Старик армянин, который распоряжался тогда похоронами, говорил мне, что им похоронены сорок тел. Персияне никогда не хотели сознаться, сколько народу они потеряли. Из наших, между прочими, находился князь Меликов из Тифлиса, который не принадлежал к посольству. Он был племянник Манучар-хана, который послал его для предупреждения Грибоедова о готовящемся волнении. Несчастный не успел вернуться к своему дяде. Один католический священник из исфаганской миссии, находившийся тогда в Тегеране, говорил мне, что один мусульманин, живший по соседству с домом нашего министра, также предупредил его, предлагая даже убежище у себя; по словам священника, услужливый предвестник был из посольского дома позорно выгнан. Непонятная судьба!

http://feb-web.ru/fe...29/simon_29.htm 
Edited by Dismiss, 10 February 2006 - 18:22.

=======================================

30 января (11 февраля) 1829 года возбужденная толпа персов-фанатиков разгромила и разграбила Русскую миссию в Тегеране. Все сотрудники дипломатического корпуса, 37 человек, были зверски уничтожены – чудом уберегся только один человек.

"Детонатором" для толпы стало то, что в стенах русской миссии попросили убежище две женщины-христианки, грузинка и армянка. "Вас защитит русский флаг", - сказал им 34-летний посол Александр Грибоедов. Он надел парадный мундир с орденами и вышел к толпе: "Опомнитесь, на кого поднимаете руку, перед вами – Россия". Но его забросали камнями и сбили с ног.

Над телом посла было учинено самое изощренное надругательство. Труп волокли по мостовым, а изуродованные останки выбросили на помойку и засыпали известью. Грибоедова едва опознали по пальцу, простреленному на дуэли, сообщает РИА "Новости".

После этого инцидента персидский шах прислал в Петербург вместе со своим сыном, в дар царю Николаю I, в качестве "откупной" за убийство посла легендарный алмаз "Шах". Это - редкой красоты камень, более тысячи лет ходивший по рукам многих царей, о чем свидетельствуют надписи на гранях. 90 карат, 18 грамм весом, 3 см длиной, желтого цвета, необыкновенно прозрачный. Сегодня драгоценный самородок хранится в Алмазном Фонде России, находящемся в Кремле.

========================================

Грибоедова убили из-за жен персидского шаха

По случаю годовщины гибели Грибоедова корреспондент газеты Speed-Инфо отправился в Иран, где ему удалось выяснить неизвестные подробности, при которых погиб русский писатель и дипломат.

В городе Язд репортер встретился с 65-летним иранцем по имени Парвиз Хусейни-Барари, который утверждает, что является потомком (праправнуком) Александра Грибоедова. Парвиз, говорящий по-русски, написал книгу о своем великом предке, которая должна выйти в Иране в ближайшее время.

По его словам, прапрадед был "большим шалунишкой". В Персии он продолжал "шалить", плевал на обычаи, не снимал калоши во дворце шаха и откровенно пользовался женщинами, говорит Парвиз.

В книге Парвиз описывает эпизод со своей прапрабабушкой, Нилуфар, женой шаха, у которой, как он утверждает, была связь с Грибоедовым. Парвиз говорит, что Фатх Али Шах стремился задобрить посла и устраивал ему "ночи любви".

"15 октября 1828 года Александр Сергеевич пришел на аудиенцию к шаху. Но Фатх Али улыбнулся: не угодно ли расслабиться? В покоях на коврах, плавно изгибаясь, вибрировала бедрами тоненькая наложница Нилуфар. На ее щиколотках в такт музыке позвякивали браслеты. Александр и не заметил, когда удалился шах. Уж больно девушка напоминала жену Нину: те же черные глаза, тонкие брови. Даже возраст - 16 лет. Вот только беременная Нина осталась в пограничном Табризе. Подойди, милая... - Александр коснулся талии Нилуфар, похожей на стебель эсфанда. Девушка, изогнувшись, встала на колени, и совсем рядом он увидел ее детскую шейку с бьющейся синей жилкой и нежную грудь. А слуги все подносили блюда с пахлавой, фруктами, дынями..."

В своем труде Парвиз описывает не совсем лицеприятные подробности жизни представителей России в Тегеране: "Молочный брат Грибоедова Александр Дмитриев и слуга Рустам-бек затевали пьяные драки на базарах, устраивали оргии в посольстве, хватали девок, приличных персиянок и насиловали. К тому же посольские здорово пили. Как-то, захмелев, Грибоедов прижал к себе Нилуфар: - Хочешь уйти из гарема?"

О трагических событиях, предшествовавших гибели Грибоедова, Парвиз повествует следующим образом:

"1 января 1829 года в дверь русской миссии в Тегеране постучали: Я - Мирза-Якуб, армянин. Много лет назад меня оскопили, отправили в гарем к шаху. Хочу вернуться на родину. Я буду полезен, знаю много секретов. Бледная Нилуфар стояла рядом: О, прошу, мой господин! С нами еще Мариам, Ширин, Эльназ...Грибоедов понимал: вывезти с собой такого шпиона, как Мирза-Якуб, - это подарок самому Николаю I. Но главное... Нилуфар! Оставить! Всех оставить в посольстве! - скомандовал он. Утром женщин повели в баню. Пока Нилуфар нежилась в опочивальне Грибоедова, Сашка с Рустам-беком заваливали шахских жен прямо на горячие лавки.Весть, что в русском посольстве бесчестят жен Фатх Али Шаха, мгновенно облетела Тегеран, и к Грибоедову явился посланник из дворца: "Господин посол, вы обязаны вернуть женщин. Они его жены. Значит - собственность. Как и евнух Мирза-Якуб!"

На требование посланника Грибоедов ответил резким отказом, а 30 января (11 февраля) толпа взбешенных мусульман ворвалась в посольство и отбила женщин".

Что касается Нилуфар, то, по словам Парвиза, она бежала из гарема. Скиталась по деревням и затем родила сына от Грибоедова - Резу.

Парвиз сожалеет, что нет возможности провести генетическую экспертизу. Дело в том, что останки Грибоедова захоронены в Тбилиси в монастыре святого Давида и об эксгумации не может быть и речи.

"В России так и не поняли, за что расправились с посланником", - говорит Парвиз. "Все свалили на политику. А причем здесь она? Ищите женщину!", - заключает он.

==========================================

Биографическая справка

Александр Грибоедов родился в 1795-м году, в Москве, в старинной дворянской семье, ревностно сохранявшей патриархальный дух. Получив хорошее домашнее образование, одаренный юноша поступил сначала в Благородный пансион при Московском университете, а вскоре стал его студентом, обучаясь сразу на трех факультетах – словесном, юридическом и физико-математическом. В этом учебном заведении всегда царил дух свободомыслия и новых идеалов, созвучный натуре Грибоедова. Он обратился к литературе, стал сочинять стихи, писать комедии, острые публицистические статьи. Но все было лишь пробой пера. Первый драматургический опыт – комедия "Молодые супруги", оказалась неудачной и не оставила следа.

Получив по окончании университета ученую степень кандидата словесности, зная шесть языков, Грибоедов намеревался продолжить карьеру ученого, но жизнь повернулась иначе, и он поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Молодого дипломата направили в Персию, в Тавриз, секретарем Русской миссии при шахе. Именно там он и начал писать "Горе от ума". В 1824 году, когда произведение было закончено, прочитано в салонах и разошлось в рукописях, ее автор необыкновенно прославился.

В 1828 году он сыграл большую роль в подготовке и заключении выгодного для России Туркманчайского мира с Персией. Царь оценил это и присвоил ему звание полномочного министра в Персии.

33-летний Грибоедов страстно влюбился в 15-летнюю Нину, дочь своего тифлисского знакомого, грузинского писателя князя Александра Чавчавадзе. С юной женой, ожидающей ребенка, Грибоедов отправился на службу. На время он оставил Нину в приграничном Тавризе, а сам отправился в Тегеран, где его и поджидала страшная смерть. У потрясенной страшным известием Нины начались преждевременные роды. Новорожденного мальчика в этот же день окрестили и назвали в честь отца, Александром. Но недоношенный младенец не выжил и отправился за своим отцом.

16-летняя вдова, красоту которой сравнивали с красотой Натальи Пушкиной, больше не вышла замуж и оплакивала свое горе всю жизнь. Она прожила 53 года и ежедневно проделывала непростой путь из дома - до горы Мтацминды, где в пантеоне у церкви Святого Давида был похоронен ее муж и ребенок. Нина поставила часовню на могиле, а в ней - памятник, на котором изобразила плачущую себя. Рядом - надпись: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?.." 

Источник

http://www.newsru.com/russia/10feb2006/gribok.html

=============================================

Так что же происходило на самом деле в Российском Посольстве в Персии в 1929 году? Верна ли версия, изложенная в учебниках русской литературы: Грибоедов был убит в результате беспричинного взрыва ярости исламской толпы (что, как мы знаем из недавних событий, в самом деле бывает)? Или же рассказы о том, что причиной возмущения жителей Тегерана было то, что Российский Посол сотоварищи "утром женщин повели в баню. Пока Нилуфар нежилась в опочивальне Грибоедова, Сашка с Рустам-беком заваливали шахских жен прямо на горячие лавки."? Допустим, что версия убийства Российского Посла в Персии Грибоедова, которая в Иране рассматривается как общепринятая, имеет под собой основания. В таком случае описанные события могут быть основой романа и фильма, обреченных на мегауспех. Изложим краткое очевидное содержание, соответствующее исторической правде - не такой, какой она представляется глядя из Русь-Матушки, а такой, какой она представляется глядя из Тегерана. Россия одерживает военные победы над Персией. Захват Тегерана представляется совершенно реальным. В этих условиях посол России, писатель и драматург Грибоедов ведет себя вызывающе. Входит в мечети и дворец Шаха, демонстративно не снимая калош. Укрывает в российском посольстве нескольких жен Шаха, где он и его окружение тешатся с суперкрасавицами. Ведут жен Шаха в баню, заваливают прямо на лавки... Эммануэль (главный секс фильм 20-ого века) отдыхает в сравнении с таким эротическим рядом. К тому же, вроде бы, не совсем вымышленным...

     Слух о том, что жен Шаха обесчестил Российский Посол мгновенно облетает столицу Персии. К посольству сбегаются толпы разгневанных мусульман. Грибоедов приказывает открыть огонь по толпе. Убитых среди жителей столицы Персии много. Но все сотрудники посольства (кроме одного, который и поведал подробности) растерзаны. Труп Грибоедова удалось опознать лишь по мизинцу, простреленному на дуэли (прекрасная кинематографическая деталь!) Шах Персии в ужасе: разврат развратом и бесчестье бесчестьем, но в наказание Россия может пойти войной и завоевать Персию европейским оружием, которого у Персии нет. Не было ли вызывающее поведение Росийского Посла сознательной провокацией, чтобы начать войну - наподобие убийства Эрцгерцога Фердинанда, с которого началась Первая Мировая Война, и провокацией по захвату польской радиостанции переодетыми в польскую форму гитлеровцами, которым началась Вторая Мировая Война?! Не слишком ли дорогая цена за бесчестье: присоединение Персии к России? Может быть сделать вид, что унижения не было, и утереться, сохранив свою жизнь и государство? Шах шлет посольство в Санкт-Петербург с богатыми дарами во главе со своим сыном. В дар царю Николаю I, в качестве "откупной" за убийство российского посла Грибоедова вручается легендарный алмаз "Шах". Это - редкой красоты камень, более тысячи лет ходивший по рукам многих царей, о чем свидетельствуют надписи на гранях. 90 карат, 18 грамм весом, 3 см длиной. Николай "великодушно" (с кавычками или же без кавычек великодушно) соглашается забыть инцедент. Хотя кем должно было быть проявлено великодушие: Шахом, жен которого кощунственно обесчестили русские, или русским царем - глядя из двухвекового удаления вопрос на засыпку. Может прав был Александр Сергеевич Грибоедов, может так с ними "дикарями" и надо, может знай наших? Или Посол России Грибоедов Александр Сергеевич, позволив развлечься с женами Шаха Ирана сотрудникам посольства (а, возможно, и сам развлекавшийся) все-таки был немножко неправ? Вопрос, ответ на который выходит за рамки романа и кинофильма.