(фрагмент из книги «Посторонние», четвертого тома тетралогии, три первых книги которой: «Безродные патриоты», «Коренные чужаки» и «Урожденные иноземцы»)
В Средние века раввин Моше бен Нахман (Рамбан, или Нахманид) вынужден был вести трудные и опасные для жизни дебаты с еврейскими отступниками, чья ненависть к евреям и иудаизму была более фанатичной, чем ненависть к еврейству со стороны христиан. Еврейская самоненависть как явление стала заметна с расцветом эмансипации евреев. Статья К. Маркса «К еврейскому вопросу» – одно из ярких проявлений идентификации еврея с юдофобами. Автор пишет: «Евреи отравили христианский мир, превратив деньги во всемирную силу. Бог евреев секуляризовался и тем самым стал всемирным Богом». Маркс считал, что главным результатом эмансипации евреев должна быть эмансипация человечества от евреев. Его утверждение о том, что евреи «принципиально не принимали участия в историческом движении, уповая на будущее, не имеющее общего с будущим всего человечества», звучало как исключение евреев из истории. Как и некоторые другие знаменитые выкресты, Маркс вычеркивал евреев из истории; он страдал от нападок антисемитов, причислявших его к этому народу. Ему необходимо было покончить с еврейским вопросом.
В 1840 году в Дамаске на группу местных евреев был возведен кровавый навет. Как обычно в таких случаях, дамасское дело сопровождалось антиеврейскими выступлениями. В этот критический для евреев момент один из основоположников немецкой социал-демократии Фердинанд Лассаль обрушился на свой народ: «Подлый народ, ты заслуживаешь свою судьбу. Червь, попавший под ноги, старается вывернуться, а ты лишь еще больше пресмыкаешься. Ты не умеешь умирать, разрушать, ты не знаешь, что значит справедливая месть, ты не можешь погибнуть вместе с врагом, поразить его умирая. Ты рожден для рабства». Лассаль не скрывал самоненависть: «Есть два рода людей, которых я не переношу – журналисты и евреи. К сожалению, я принадлежу к обоим». Марксисты еврейского происхождения не любили свое происхождение.
В книге «Еврейское государство» (1896) Теодор Герцль критиковал противников плана создания еврейского государства в Палестине, называя их «замаскированными антисемитами еврейского происхождения». Он первый заговорил не только о создании еврейского государства, но и о явлении еврейского антисемитизма. Самоненависть начиналась с ненависти и зависти христианского населения к евреям. Явление еврейской самоненависти, ярко проявившееся в книге психолога Отто Вейнингера «Пол и характер» (1903), проанализировал профессор Ганноверской Высшей технической школы, немецкий философ и публицист еврейского происхождения Теодор Лессинг. В 1930 году он опубликовал книгу «Еврейская самоненависть». Лессинг утверждал, что «трагедия еврейского изгнания» в диаспору подорвала национальную гордость, достоинство и самоуважение. По его мнению, антисемитизм и рабское подчинение идеалу «германства» создали психологию самоненависти. Основную идею книги он, по-видимому, взял из жизни Вейнингера и из его статьи «О Генрике Ибсене и его произведении «Пер Гюнт». В ней Вейнингер писал о Ницше как об индивидууме, испытывавшем особую ненависть к самому себе. В качестве примеров самоненависти Лессинг приводит также биографии Пауля Рэ, Артура Требитша, Макса Штайнера, Уолтера Кейла, Максимилиана Гардена и Отто Вейнингера, людей, чья философия строилась на неприятии собственной еврейской идентичности. Лессинг перенял из этой статьи понятие «ненависти к себе» (Selbsthass), чтобы объяснить психические особенности многих деятелей еврейской культуры, в том числе и самого Вейнингера. Направленная вовнутрь личности агрессивность мотивировала, согласно Лессингу, и переход Вейнингера из иудаизма в протестантизм, и его раннюю гибель – он покончил жизнь самоубийством. Израильский историк Амос Эйлон сообщает, что, по мнению современников, книга породила в Вене поговорку: «Антисемитизм стал серьезным фактором только тогда, кто его заимствовали евреи».
Лессинг причислял австрийского писателя-сатирика Карла Крауса к самоненавидящим евреям, назвав его «наиболее красноречивым примером еврейской самоненависти». Его вывод, видимо, был основан на резко критической позиции Крауса по отношению к венской либральной прессе. Краус нападал на либеральную, космополитическую прессу, в которой заправляли ассимилированные евреи и к которым он сам принадлежал. Краус писал: «Мою ненависть к еврейской прессе превышает только моя ненависть к антисемитской прессе, тогда как мою ненависть к антисемитской прессе превосходит только моя ненависть к еврейской прессе». Представитель Франкфуртской школы Теодор Адорно выразил мнение Лессинга более резко, характеризуя Крауса как «перевернутого, сжигающего себя Шейлока», «который приносит в жертву свою собственную кровь». По словам Брехта, Краус «превратил себя в мерило несостоятельности своей эпохи». Сатира Крауса была пропитана духом космополитического беженца от иудаизма. Из всех маргинальных евреев он был наиболее критичным по отношению к своим знаменитым соплеменникам. В многочисленных статьях он страстно выступал против пересмотра дела Дрейфуса и находил предосудительной симпатию к нему, так как его «вина или невиновность не доказана». По его мнению, кампания в защиту капитана заслуживает большего порицания, чем антисемитские нападки на него. Атаки Крауса на выдающихся соплеменников – Гейне, Дрейфуса, Фрейда, Герцля и коллег из либеральной прессы – выдают юдофобские попытки «очиститься» от еврейства.
Австрийский писатель еврейского происхождения Артур Шницлер (1862-1931) вспомнил самоненавидящего венского еврея Луиса Фридмана, красивого мужчину, успешного промышленника, чемпиона по лыжам и известного альпиниста, поклявшегося оставаться холостяком, или по крайне мере бездетным, чтобы не передавать по наследству ненавистную кровь, текущую в его венах. В книге «Путь на волю» (1908) Шницлер описывает своего героя Георга фон Вергентина как человека, который встречает в Вене «только евреев, стыдящихся своего еврейства, или таких, которые гордятся им и опасаются, что кто-нибудь может подумать, что они стыдятся».
Теодор Лессинг был одним из самых ненавистных людей в Веймарской республике. Будучи евреем, он, в отличие от германских патриотов-евреев Вальтера Ратенау и Фрица Габера, был антипатриотом. Во время выборов президента Германии в 1925 году он посягнул на одну из германских святынь – фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга, пациента его отца-врача. В пражской антинемецкой газете “Prager Tageblatt” («Пражский ежедневный листок»), Лессинг опубликовал статью “Zero-Nero?” («Нерон или нуль?»), направленную против заслуженного фельдмаршала, описав его как «простака», «нечеловека», «свирепого волка». Лессинг утверждал, что Гинденбург будет еще одним «Нероном»: «Согласно Платону, вождем народа должен быть философ. В лице Гинденбурга на трон взойдет не философ. Это будет только представительский символ, вопросительный знак, нуль. Скажут, что лучше нуль, чем Нерон. К сожалению, история свидетельствует, что за нулем всегда скрывается будущий Нерон». Фельдмаршал Гинденбург, будущий президент Веймарской республики, был в Германии культовой фигурой. В течение всей Первой мировой войны он был главным военным вождем Германии – командующим Восточным фронтом, позже начальником генерального штаба; и народ, и войска его любили. В возрасте 77 лет он решил помочь разоренной родине. Поведение Лессинга по отношению к герою германской нации вызвало ненависть к нему и повлекло за собой рост народного возмущения против евреев. Лессинг заявлял, что тот, кто проголосует на выборах за Гинденбурга, проголосует за Гитлера. Он предсказал приход нацистов к власти. Он резко разоблачал Гинденбурга и точно описывал скорое установление в Германии диктатуры при содействии фельдмаршала: за «нулем» Гинденбургом стоял «Нерон» Гитлер. За эту статью Лессинг был лишен кафедры профессора философии в Ганновере, которую занимал в течение 18 лет. Обидчик национального героя Гинденбурга, критик нацизма Лессинг стал одним из самых больших врагов новой власти. Когда нацисты победили на выборах 1933 года и президент Гинденбург поручил канцлеру Гитлеру сформировать правительство, Лессинг бежал в Чехословакию. За его голову нацисты обещали большую награду. В ночь с 30 на 31 августа 1933 года он пал от руки наемного убийцы, подосланного к нему нацистами в чехословацком городе Мариенбаде.
Самоненависть Лессинг изучал на себе. В студенческие годы он, типичный немецкий еврей, не получивший еврейского воспитания, под влиянием антисемитизма, пропитался ненавистью к своему народу и принял лютеранство. Почувствовав, что антисемитские атаки на него не стали слабее, он вернулся к иудаизму, выказывая симпатии к сионизму. Отважное поведение Лессинга в истории с Гинденбургом было редким для евреев. Под прессом антисемитизма у многих развивалась самоненависть, которая порой принимала гигантские размеры. Лессинг считал еврейскую самоненависть острым психозом. Прошло время, и явление ненависти евреев к своему народу пришло в литературу: Ирэн Немировски во Франции опубликовала роман «Давид Гольдер».
Французский писатель Мириам Анисимов (Фридман) назвала погибшую в газовой камере Аушвица Ирэн Немировски «еврейкой, ненавидевшей себя». Вышедший в 1929 году в свет роман «Давид Гольдер» сделал автора знаменитой. В нем Немировски описывала социальное возвышение и обогащение евреев в терминах, используемых антисемитами. Евреи в ее произведениях выглядели и вели себя так, как их описывали идеологи антисемитизма во Франции и Германии: курчавые волосы, горбатый нос, влажные руки, крючковатые пальцы и ногти, смуглая, желтоватая или оливковая кожа, близко посаженные черные масляные глаза, тщедушное тело; они обнаруживают страсть к наживе, недобросовестность, умение обхитрить и заработать большие деньги не всегда честным путем, способность «сбыть недоброкачественный товар, спекулировать валютой, быть удачливыми коммивояжерами и посредниками при торговле поддельными кружевами или контрабандой». В романе «Давид Гольдер» Немировски так описывает одного из героев, Фишля: «Этот маленький рыжий розовощекий еврей вид имел комичный, отталкивающий и несчастный одновременно. Глаза за стеклами очков в тонкой золотой оправе блестели, у него был круглый животик, короткие худосочные кривые ноги и руки убийцы». В романе «Собаки и волки» она пишет: «Как еврей он болезненнее и живее, чем христианин, реагировал на присущие евреям особенности. Безудержная энергия, зверская жажда добиться желаемого, полное пренебрежение ко мнению окружающих отложилось у него в голове под этикеткой «еврейская наглость». <…> Таковы они мои; вот, такая у меня семья». В конце романа «Давид Гольдер» она с плохо сдерживаемым презрением пишет о друге Гольдера: «Потом Сойфер должен был умереть в одиночестве, как собака, без друзей, без венка цветов на могиле, похороненный на самом дорогом кладбище Парижа семьей, которая его ненавидела и которую он ненавидел, но которой он тем не менее оставил состояние в тридцать миллионов, доведя тем самым до конца необъяснимую судьбу каждого доброго еврея на этой земле». Даже после прихода Гитлера к власти, в 1937 году, в рассказе «Братство» Немировски продолжает использовать антисемитские клише. Писательница не замечала опасности антисемитизма и не ощущала нацистской опасности. Она писала: «Мы счастливы жить во Франции, где со времени Революции евреям позволено, если они того желают, с легкостью ассимилироваться. Мой муж чувствует себя не больше евреем, чем я, хотя мы поженились в синагоге. <…> Мы чувствуем обязанность всегда демонстрировать, что мы французы прежде, чем евреи, а делает нас евреями мрачное родство, которое скоро исчезнет в тумане времени. Мы удивлены беспокойством, ощущаемым некоторыми из наших друзей с тех пор, как люди начали беспрерывно говорить о движении национал-социализма в Германии, которое действительно является антисемитским; нам это все кажется сильным преувеличением». Ирэн Немировски, ее муж Мишель и их дочери крестились. Но опасность, которую писатель считала преувеличенной, оказалась реальной, а крещение было эфемерной защитой от нее.
Едва ли Лессинг успел прочесть «Давида Гольдера», могущего обогатить его книгу интересным материалом. Вряд ли Немировски читала книгу Лессинга. Она не интересовалась литературой, описывавшей психологию евреев, подобных ей. Она была занята разоблачением еврейских недостатков. Ее попытки самоочищения от еврейского продолжались вплоть до оккупации Франции нацистами. В 1941 году Ирэн и Мишель надели желтые звезды. В 1942 году они погибли в Освенциме.
Термин «еврейская самоненависть», изобретенный Лессингом, стал особенно популярным после публикации в 1986 году одноименной книги американского историка Сандера Гилмана. Гилман пишет: «Евреи видят то, как титульная нация их воспринимает, и с помощью расщепления проецируют свои заботы на других евреев для самоуспокоения». Это проецирование есть создание дихотомии: «самоненавидящие» евреи стремятся сделать себя «хорошими» и в этом смысле из ряда вон выходящими, евреями-исключениями, отличающимися от стереотипных «плохих» евреев. Для немецких, французских и австрийских евреев восточноевропейские евреи были «плохими» евреями. Самоненависть еврея – копирование отношения антисемитов к его народу. Ненавидящий себя еврей убежден в низкосортности культуры своей нации и стремится заимствовать чужой язык, чужое искусство, чужие традиции. Согласно Гилману, «самоненавидящий еврей» образуется из слияния образов «безумного еврея» и «самокритичного еврея». Высокое напряжение в состоянии бегства от своего народа особенно ярко проявляется в духовной жизни одаренного человека. Талантливый человек, обладающий богатым внутренним миром, особенно сильно подвержен раздвоению сознания и находится под психологическим прессом самоизгнания из народа. Американский психолог Курт Левин, немецкий еврей, бежавший в США в результате прихода нацистов к власти, в статье «Ненависть к самим себе в еврейской среде» (1941) писал: «Чувство неполноценности, присущее еврею, — это не что иное, как свидетельство того, что он смотрит на все еврейское глазами недружественного большинства». Сознание евреев было расколото на две части. В одной заключалось стремление избавиться от несвободы и неравенства, другая была сформирована боязнью расставания с гетто и местечками, с привычным, традиционным миром еврейства. Болезненный стыд принадлежности к еврейству формировал дуальную психику. Самоненависть является результатом отчуждения от своей нации и желания завоевать симпатию неевреев отречением от евреев. Еврейская самоненависть была патологическим результатом поисков «нормальности». Самоненавидящий еврей становится «внутренним преследователем» своих соплеменников. Жертвы принимают облик угнетателей.
Сандер Гилман писал: «Оборотная сторона медали понятна, – умственное развитие евреев лежит в основе антисемитской паранойи с XVI века, когда Лютер утверждал, что еврейские доктора такие умные, что приготовили яд, который может убить христианина меньше, чем за один день». Еврейская самоненависть провоцировалась ненавистью к ним доминирующего населения стран-хозяев, в которых евреи жили, и где они считались меньшинством более низкого ранга – «другими», «урожденными чужестранцами». Самоненависть возникла как ответ на отталкивание титульной нации евреев на задворки общества. Это чувство возникает у евреев как реакция на то, как их видит главенствующая нация. Они излучают беспокойство и тревогу, отодвигая от себя принадлежность к своему народу и искусственно возвышая себя над соплеменниками. Еврейская самоненависть была невротической реакцией на растущую мощь антисемитизма и выражением боязни бороться с ним за духовное национальное самоутверждение. Слияние с окружающей средой и конформизм оказались удобнее вызова еврейства. На языке идиш есть выражение: «трудно быть евреем» (שווער צו זיין א ייד, швэр цу зайн а ид– название пьесы по мотивам произведения Шолома Алейхема).
Самоненависть, однако, нуждается в иной, маскирующей ее идеологической платформе, – например, в марксизме. Еврейская самоненависть, звучавшая в трудах Маркса и Лассаля, нашла место в трудах марксистов и в ХХ веке. В 1954 году Исаак Дойчер, британский журналист и политический деятель, родом из Польши, марксист, бывший троцкист и автор трехтомной биографии Л. Троцкого, выдвинул термин «нееврейский еврей». Этот термин означает тип еврея, заимствовавшего универсальный облик человека, который возвышается над «незначительностью» еврейских проблем и отбрасывает еврейскую идентификацию, чтобы достичь глобальных, часто революционных целей. Только став революционерами, разрушителями существующего порядка и учредителями нового, нееврейские евреи преодолевают национальные комплексы. Они одинаково не любили титульную и еврейскую нации. В Веймарской республике они составляли заметную и яркую часть левых радикалов. Выдающимся представителем нееврейских евреев в тогдашней Германии был публицист и писатель-сатирик Курт Тухольский. Он писал: «Эта страна, которую я предаю, – не моя страна; это государство – не мое государство; эта законодательная система – не моя законодательная система. Ее знамена для меня лишены всякого смысла, как и ее провинциальные идеалы. <…> Мы предатели. Но мы предаем государство, которое не признаем и отрицаем, в пользу земли, которую любим ради мира. Она и есть наша истинная родина – Европа». Современный немецкий историк еврейского происхождения Георг Мосс (1918-1999), преподававший в американских, немецких, английских, голландских и израильских университетах и изучавший историю Веймарской республики, заметил: «Они хотели быть не евреями, а частью – прогрессивного братства всего человечества. <…> Это сделало их страстными врагами сионизма».
Дойчер относил к нееврейским евреям Б. Спинозу, Г. Гейне, К. Маркса, Л. Троцкого, Р. Люксембург, К. Эйснера, Г. Зиновьева, Б/ Куна и многих других. «Всех их объединяет то, что условия, в которых они жили и работали, не позволили им примириться с идеями, которые были национально и религиозно ограниченными и вынудили их стремиться к универсальному Weltanschauung (мировоззрению – немецкий. – А. Г.)» – писал Дойчер о нееврейских евреях. Он находил своих героев положительными, внесшими большой вклад в человеческую мысль: «Все они вышли за пределы еврейства. Все они – Спиноза, Гейне, Маркс, Роза Люксембург, Троцкий и Фрейд – находили еврейство слишком узким, слишком архаичным и слишком ограничивающим. Все они, искавшие идеалы и их воплощение за пределами еврейства, представляют суть всех достижений современной мысли, суть самых глубоких переворотов, имевших место в философии, социологии, экономике и политике в последние три столетия. <…> Они жили на окраинах и на задворках своих наций. Они находились внутри общества и одновременно вне его, принадлежали ему и одновременно выходили за его пределы. Именно это позволило каждому из них интеллектуально возвыситься над своим обществом, нацией, эпохой и поколением, освоить новые горизонты и проникнуть далеко в будущее». Нееврейские евреи противопоставляют узость «микроскопических» иудейских проблем макроскопическим проблемам справедливого устройства человечества. В их среде рождались разрушители старых миров и демиургов новых.
Вряд ли можно отнести Спинозу и Гейне к нееврейским евреям. Это видно из дальнейших рассуждений Дойчера, которые применимы к Марксу, Розе Люксембург и Троцкому, чьи взгляды он разделял и в компании которых видел и себя: «Как и Маркс, Роза Люксембург и Троцкий совместно с товарищами-неевреями боролись за универсальное против частного, за интернационалистические – в противовес националистическим – решения проблем своего времени». Ни Спиноза, ни Гейне не боролись за универсальное и интернациональное. Подобный лексикон относится к Марксу, Люксембург и Троцкому, которым Дойчер правильно приписывает колоссальную активность: «Почти все эти мыслители разделяли еще одну философскую идею – они полагали, что подлинное знание должно быть активным. Это повлияло и на их этические воззрения, ведь если знание неотделимо от действия, от Праксиса, который по природе своей относителен и противоречив, то мораль, знание о том, что хорошо, а что плохо, также неотделима от Праксиса и также относительна и противоречива. <…> Отсюда всего один шаг до слов Маркса: «До сих пор философы только объясняли мир, задача же заключается в том, чтобы изменить его».
Дойчер воспринимает нееврейских евреев как оригинальных и глубоких мыслителей, гениев, продвинувших человечество далеко вперед. По его мнению, их выход за пределы еврейства дал им необходимую широту взглядов для достижения идейного прогресса и возвысил над современниками. Разрыв с еврейством, ассимиляция вывели нееврейских евреев в области, в которых они стремились преобразовать человечество с позиций универсализма и интернационализма, и тем самым, этими претензиями всемирного масштаба вызывали на себя и на свой народ недовольство, зависть, огонь, волны ненависти и вместо решения еврейского вопроса обостряли обстановку вокруг еврейского народа. Они полагали, что их полеты мысли и работа на благо человечества освободят их от ярлыков евреев и засчитают им заслуги вселенского значения. Солидарность Дойчера с нееврейскими евреями не могла быть полной, ибо он уже знал о Холокосте. Поэтому он внес поправку в определение своего статуса, требуемое ввиду несчастий, постигших еврейский народа во время Второй мировой войны: «Еврейство – религия? Я атеист. Национальность? Я интернационалист. В религиозном и национальном смысле я не еврей, однако, я еврей в силу безусловной солидарности с преследуемым и уничтожаемым народом. Я еврей, поскольку чувствую импульс еврейской истории, поскольку хотел бы сделать все, чтобы обеспечить реальную, не поддельную безопасность и самоуважение евреев».
Архетип нееврейского еврея, введенный Дойчером, не нов. Он хорошо известен евреям с древних времен и давно хранится в национальном сознании и в национальном бессознательном. Его описание можно найти в старинном сказании, которое евреи читают на праздник Песах, праздник Исхода из Египта, исхода из рабства на свободу. В сказании (Агаде) упоминаются четыре сына, один из которых («нечестивый», или «злодей») иронически спрашивает: «Что у вас за курьезные обычаи и воспоминания? Пришло время забыть «старые предрассудки». Этот еврейский мальчик исключает себя из еврейства, отталкивает от себя еврейские заботы, стыдится своего происхождения и устремляется к делам всеобщего значения. Чем больше стыд, чем сильнее комплекс неполноценности от принадлежности к еврейству, тем бóльшего значения нееврейские проблемы пытается решать этот еврей. Он равнодушен не только к евреям, но и к нациям, среди которых живет. Он предан лишь абстрактному «человечеству». Он не чувствует ответственности за разрушительные последствия «универсальной» активности, наносящей вред его стране. Согласно ритуалу пасхальной вечери, такому сыну нужно «притупить зубы». Но этот сын настолько оторвался от еврейства, настолько равнодушен к своему народу, что критика евреев в его адрес ему безразлична. Он отрезанный ломоть, готовый отрезать евреев от человечества и принести их в жертву «общечеловеческим целям», нередко бросить их на алтарь революции. «Что у вас за обычаи?» «У вас» – выдает самоненависть. Такие «дети» в лучшем случае были обречены быть аутсайдерами в своих странах либо подвергались остракизму, в худшем случае они были уничтожены, некоторые покончили с собой, как Тухольский. Их характеризовала неприязнь к своему еврейству и к народу вообще. Советские и немецкие власти считали, что эти евреи участвуют в маскараде, рядятся в местных, коренных, играют роль патриотов и крадут у тех отечество. Власти, конечно, не интересовались второй частью трагического уравнения – уходом евреев из своего национального дома и отказом от солидарности и общности, служивших им защитой от чужой и враждебной окружающей среды. Эти евреи не смогли уравняться в правах с местными и коренными. Они не получили заветного признания со стороны арийцев и лишились национального «мы», коллективного бытия, защиты, которую давал им традиционный еврейский мир.
Идея универсального переустройства мира создавала иллюзию гармонического разрешения еврейского вопроса: когда всем будет хорошо, будет хорошо и евреям. Возможно, именно евреи выдвинули идею мировой социалистической революции. Национальные революции звучали для них неудобно и недостаточно масштабно. Национальные революции подходили коренным нациям. Евреям нужны были наднациональные революции, с которыми было легче солидаризироваться. К. Маркс, А. Парвус и Л. Троцкий были идеологами мировой перманентной социалистической революции, то есть революции, происходящей, как цепная реакция, в разных странах. Только под эгидой мировой и постоянно захватывающей все новые и новые нации революции можно было замаскировать еврейскую энергию, направляемую угнетаемой нацией против своего угнетения. Если революция идет перманентно, то есть с постоянным ростом числа наций-участниц, то ее совершение не бросает тень на евреев, желающих освободить себя в каждой, отдельно взятой стране, и выдать свои локальные цели за международные. При этом динамика процесса такова, что лозунги должны быть как можно более общими и как можно менее еврейскими. Активное участие евреев в социалистическом и коммунистическом движениях было результатом их бегства от собственного утомительного и неудобного еврейства и следствием ассимиляции в универсальном нееврейском мире. Их разрыв с национальными традициями превращал их в радикалов, действующих во имя универсализма и против еврейства, склоняющего к национальным ценностям. Не относя себя ни к одной нации, евреи-социалисты-коммунисты не были озабочены последствиями своих радикальных действий по отношению к любой нации, в том числе и к еврейской. Согласно марксизму-ленинизму, евреи должны были ассимилироваться. Эта идеология обязывала их способствовать исчезновению еврейской нации. Вожди-евреи должны были стряхнуть с себя принадлежность к еврейству и выглядеть как можно более преданными интернациональному пролетариату. Они должны были пройти ритуал очищения от еврейства окунанием в интернационализм. Евреи-революционеры, естественно, не любили нацию, из проблем которой образовалась их мотивация действовать на благо мировой революции. Отталкивание от сугубо национального, еврейского, вело их к противоположному, интернациональному полюсу. Чтобы приобрести энергию для требуемых превращений революционеры-евреи нуждались в культивировании ненависти к миру, в котором они были изгоями, и к среде, которая породила их и вынудила ненавидеть себя за неудачное рождение.
Еврейское революционное сознание претерпело существенные изменения в конце 20-х, начале 30-х годов ХХ века. Революция оказалась слишком резким и опасным оружием. После убийства Вальтера Ратенау, министра иностранных дел Германии, еврея по национальности, и резкого обострения борьбы между правыми и левыми, во Франкфурте была создана «мастерская» по созданию нового средства исправления человечества, не такого обоюдоострого и драматического, как социалистическая революция. Это была Франкфуртская школа. Первые франкфуртцы пришли к выводу об ошибочности теории Маркса, так как пролетариат, постепенно превращающийся в средний класс, не был способен играть роль авангарда революции. Трудящиеся начали жить намного лучше, чем полагалось по марксистской теории. Франкфуртская школа трансформировала марксистскую теорию, выдвигая на первый план культурную революцию. Главным врагом, по этой теории, стала западная культура. В начале 1930-х годов музыкальный критик Т. Адорно, психолог Э. Фромм, социолог и психолог В. Райх, философ, литературный критик и писатель В. Беньямин присоединились к Франкфуртской школе, у основания которой были Д. Лукач и М. Хоркхаймер. Позже к ним примкнул философ Г. Маркузе. Все названные лица были евреями. Ими была разработана так называемая «критическая теория» или «критическая социология». Главным ее положением была критика всех без исключения элементов западной культуры, в том числе христианства, капитализма, авторитета семьи, патриархата, иерархической структуры, верности традиции, сексуальных ограничений, патриотизма, национализма, этноцентризма и консерватизма. Франкфуртская школа была единственной в истории философской школой, участники которой были исключительно евреями и считали евреев Маркса и Фрейда своими предшественниками. Они внесли большой вклад в создание нового левого движения в Европе и в Америке. Антизападный нигилизм Франкфуртской школы, овладевший сознанием европейской молодежи, был трансформирован и в экстремизм. Торжество «критической социологии» привело к образованию критической массы разрушителей, желавших сломать западную демократию, западную цивилизацию. Новое оружие, выкованное теоретиками-евреями, стало, в соответствии с одиннадцатым тезисом «Фейербаха» Маркса, «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его», средством производить изменения в «несправедливо» устроенном обществе. Они считали, что западное общество должно стесняться своего богатства, своего благополучия. С подачи франкфуртских мыслителей, общество начало выдвигать экономически отсталых и мало образованных людей в элиту, которая должна была произвести «прогрессивные» изменения.
Учение, обращенное против национальных и религиозных идей, против традиций и консерватизма, оказалось соблазнительным приобретением для израильских левых. Евреи, родившиеся в Израиле, стали ощущать отчуждение от ценностей своих отцов и дедов, почувствовали себя коренными чужаками в своей стране. Еврейская самоненависть приобретала разные формы – от христианских до социалистических, от философских до литературных, от универсальных до антисионистских. Гилман пишет: «Одна из наиболее недавних форм еврейской самоненависти – это яростное сопротивление существованию государства Израиль». «Яростное сопротивление существованию государства Израиль» имеет место и в еврейской диаспоре, и в Израиле. Израиль мешает самоненавидящим евреям Запада, так как его действия не позволяют завоевать популярность и любовь мировой общественности к еврейскому народу, выглядящему «неприличным» и «нереспектабельным». Однако Израиль хочет существовать, а не угождать. Он ведет себя не comme il faut (как следует. – французский), не идет на требуемые уступки палестинским арабам. Современные западные евреи левого толка видят в линии самообороны еврейского государства препятствие для победы либеральных ценностей. Израиль хочет сохранить свое существование и потому борется за осуждаемые левой идеологией идеалы – патриотизм, верность историческим традициям, то есть за идеалы, низвергаемые марксистами и неомарксистами. Израиль стоит поперек дороги самоненавидящих евреев к любви по отношению к другим народам и завоеванию престижа для себя, как стоящих над националистическими соплеменниками, «ретроградами», тормозящими прогресс, мир и победу «света» над «тьмой». Владимир Жаботинский писал: «Наша главная болезнь – самопрезрение, наша главная нужда – развить самоуважение». Создание Израиля не излечило от «главной болезни». Стремление к миру и прогрессу не освобождает ни от национальной гордости, ни от национального самоощущения. «Крещение» в вере либерализма не обязательно должно лишать инстинкта национального самосохранения. Страх перед национальным суверенитетом преследует самоненавистников и ярко проявляется в их борьбе с государством Израиль. Жаботинский видел эту борьбу евреев за «спасение мира» как отступление от человеческих ценностей. Он писал: «Сионизм – это воплощение национальной гордости и суверенного самоуважения, органически несовместимых с тем, чтобы судьба евреев была менее важна, чем другие вопросы мирового значения. Для каждого, кто так чувствует, всякое «спасение мира» – позорная ложь, пока нет у евреев своей страны, как у других народов». У евреев есть теперь своя страна, как у других народов, но некоторым евреям мешает существование еврейского государства. Они борются за «спасение мира», в котором нет Израиля. Они все еще обсуждают, необходимо ли еврейскому народу иметь свое государство.
Неомарксисты, чье учение родилось в 1920-х годах в стенах Франкфуртской школы, бежали от нацизма в США. Спасение от нацистов, обретение работы в США не помешали одному из лидеров Франкфуртской школы Маркузе назвать эту страну фашистской. Философия франкфуртцев покорила американские университеты и стала передовым учением Демократической партии США. Среди новых сторонников Франкфуртской школы естественным образом выделяются самоненавидящие евреи. Исаак Дойчер ввел термин «нееврейские евреи»; в ситуации, сложившейся после создания государства Израиль, стала формироваться категория, которую уместно назвать «антиеврейские евреи».
Рут Вайсс писала: «Нет такой вещи, как арабо-израильский конфликт. <…> Есть война арабов против Израиля. Есть арабская война против права еврейского народа на государство». 40 лет назад к арабам в требовании ликвидации еврейского государства присоединились персы, точнее к суннитам присоединились шииты. «Палестинская проблема» прошла канонизацию как главная причина планетарных бед. Достижение консенсуса в выдвижении этой проблемы в центр бед и несчастий человечества стало возможным только благодаря введению евреев в это ближневосточное уравнение, ставшее мировым. «Успех» глобализации этого конфликта определяется только участием в нем евреев. Каждый, кто отказывается понимать истинную причину вулканизации арабо-израильской проблемы, обманывает себя и/или других. Евреи, рассматривающие данный конфликт как территориальный, как проявление апартеида израильтян в отношении арабов, заслуживают присуждения им звания «антиеврейских евреев».
Берни Сандерс, кандидат Демократической партии на пост президента США в 2020 году, недавно заявил, что правительство Израиля расистское. В январе 2019 года он отметил: «Мы будем стоять за мусульманских братьев и сестер». Когда еврей объявляет о своей готовности «стоять за мусульманских братьев», он показывает, что не понимает значение термина «мусульманские братья». У мусульман не может быть братьев вне ислама; представители других религий естественным образом считаются нижестоящими. Премьер-министр Израиля переизбран на свой пост большинством граждан Израиля. Заявление о расистском характере правительстве Израиля эквивалентно утверждению о расистском характере большинства еврейского населения Израиля. Политика израильского правительства мешает Сандерсу, принадлежащему к еврейскому народу, чувствовать себе комфортно. Еще в 2016 году, в дебатах в Бруклине он заявил: «Я верю, что США и остальной мир должны работать вместе, чтобы помочь палестинскому народу». Откуда взялась такая уникальная вера в исключительное положение «палестинского народа»? Почему палестинская проблема стала важной ценностью для еврейских либералов? Как «палестинский народ» стал для них избранным народом? Не сила любви стала тому причиной. Есть много борющихся за независимость народов. «Палестинский народ» занял центральное место в сердцах либералов из-за его борьбы с еврейским народом в Израиле. Либеральные евреи требуют от Израиля сверхчеловеческого поведения, готовности рисковать своей безопасностью ради того, чтобы они, либеральные евреи, как представители еврейского народа, респектабельно выглядели в любой аудитории. Превращение палестинской проблемы в священную реликвию еврейских либералов объясняется не любовью, а ненавистью к «неприличной» борьбе израильтян против врагов. У либералов народно-освободительная война палестинских арабов священна, даже если она угрожает безопасности евреев в Израиле. Но где были американские интеллектуальные, либеральные евреи во время Холокоста? Они жадно, с волнением и тревогой ловили новости о положении своих преследуемых еврейских братьев и сестер в Европе, в которой заправляли нацисты? Они равнодушно отнеслись к судьбе «братьев и сестер». Об этом с горечью писал американский писатель еврейского происхождения, лауреат Нобелевской премии по литературе С. Беллоу: «Мы должны разобраться более полно, более глубоко с Холокостом. Никто в Америке не принимал его всерьез, и только немногие евреи где-то (как Примо Леви) были способны понять его. Все партии тогда несли ответственность, и каждый честный человек чувствует стыд за это». Американские евреи не сделали ничего для того, что бегущие из Европы, терпящие бедствие евреи получили въездные визы и спаслись в США. Ирвинг Хау, американский демократический социалист еврейского происхождения, позже назвал это игнорирование Холокоста в США «серьезным нравственным провалом с нашей стороны». Сандерс спешит на помощь «мусульманским братьям и сестрам». Его либеральные предшественники не выступили в защиту своих уничтожаемых братьев и сестер в Европе под нацистской пятой.
В очерке «Моральный провал американских еврейских интеллектуалов», помещенном в книге «Евреи против самих себя» (2015), профессор университета имени Вашингтона Эдвард Александер пишет о молчании «американских еврейских интеллектуалов» и отмечает их «глухоту» к опасности Холокоста и к значению возрождения еврейского государства. Автор исследует вклад средневековых еврейских ренегатов, как например Пабло Христиани, игравшего главную роль в антиеврейском диспуте с Нахманидом в Барселоне в 1263 году, в антисемитизм. Он проводит аналогию между ними и современными еврейскими отступниками, такими, как американские интеллектуалы Ноам Хомский и Норман Финкельштейн, готовыми принести в жертву еврейское государство ради «справедливости», а на самом деле, ради того, чтобы эти отступники хорошо выглядели. Александер использует термин «еврейское самоубийство». Однако этот термин относится к поведению еврейских отступников, готовых пожертвовать только «неправильными» израильскими евреями. В очерке «Почему евреи должны вести себя лучше, чем другие» Александер исследует «фальшивую моральную симметрию и двойные стандарты», которые обычно применяются к Израилю, но «не к другим нациям, по меньшей мере, ко всем арабским государствам». Он пишет: «Отводя глаза от уничтожения европейских евреев, еврейские интеллектуалы «первого ранга», не смотрят и на одно из наиболее впечатляющих проявлений воли к жизни народа-мученика». Он имеет в виду Израиль.
Либеральные евреи не любят Дни Памяти еврейского народа. Они предпочитают начать национальную историю с нуля, респектабельно, без надрыва, отбросив вековые погромы и преследования и отставляя в сторону неприятные воспоминания. Они желают начать с чистого листа взаимоотношений с гонителями и/или их потомками. Ноам Хомский даже приветствовал «работу» французского отрицателя Холокоста Робера Фориссона: «Я не вижу антисемитизма в отрицании существования газовых камер или Холокоста. Я также не вижу антисемитизма в заявлениях, что Холокост (независимо от уверенности заявляющего в его существовании) используется апологетами израильских репрессий и насилия». Журнал «Экономист» описывает Хомского следующим образом: «Аврам Ноам Хомский — крупнейший интеллектуал западной цивилизации. Профессор лингвистики, совершивший революционный прорыв в своей области. Философ, политический активист. Яростный критик западной идеологии, борец против мирового насилия, видящий будущее за либертарианством. <…> Самый цитируемый ученый современности». Американский юрист Алан Дершовиц так охарактеризовал позицию Хомского по еврейскому вопросу: «Я просто не в состоянии понять, как еврей, детство которого пришлось на период Холокоста и который называет практически все, с чем он не согласен, «расизмом», может не видеть даже намека на антисемитизм в сочинении человека, который описывает Холокост как «обман» и «фальшивку», сфабрикованную евреями. Я не могу понять, и как еврей может говорить о Холокосте: «вне зависимости от того, был ли он на самом деле или нет», — предполагая тем самым, что разумные люди могут верить, что он был или не был на самом деле». До какого круга «Ада» Данте надо было спуститься, чтобы достичь такого уровня ненависти к своему народу? Идеология Хомского – результат национальной амнезии, выражающей стремление вырезать историю из памяти евреев и вырезать евреев из памяти истории. В недавнем интервью Александер сказал: «Большинство в мире отворачивает взоры от намерений и способностей Иранской теократии совершить геноцид; антисемитизм, заработавший недоброе имя в результате Холокоста, снова проявляется как сбой идеологии Европы, которая может стать юденрайн, материком без евреев, в течение десяти лет; ангельская социология либералов, включая еврейских, «объясняет» явление террористов-самоубийц как неизбежный результат израильского «притеснения». Александер сосредоточен на «новых формах еврейского отступничества, когда существованию евреев грозит наиболее страшная и немедленная опасность со времени войны нацистов против евреев». Он распространяет свое определение «евреи против самих себя» и на Израиль: «израильтяне против самих себя». По его мнению, некоторые израильские евреи «присоединяются к повестке дня евреев, устремленных назад, в Средние века, к тем евреям, «которые клеветали на собственный народ, покидали его и вредили ему».
Постсионисты, уроженцы страны, критикуют не только израильскую политику, но и отрицают сионистский проект и саму легитимность существования Израиля как еврейского государства. Они воспринимают сионизм как колониализм. Хотя постсионизм является, на первый взгляд, новым движением, он представляет собой давно забытый старый антисионизм религиозных и секулярных евреев, протестовавших против «лжемессианского» движения или против конкурирующей идеи разрешения еврейского вопроса. Постсионизм – это в сущности предсионизм, не продвижение вперед, а возвращение на десятки лет назад, поворот от еврейского государства к рассеянию, отступление в исторический тупик, в котором евреи находились до создания Израиля. Еврейская самоненависть перешла из наследия европейских евреев в обиход уроженцев Израиля. Из среды евреев вышли выдающиеся антисемиты. Урожденные израильтяне стали выдающимися антисионистами. Стремление к «улучшению» еврейского народа провоцировало некоторых его представителей стать врагами нации. Стремление к «усовершенствованию» Израиля толкает постсионистов в лагерь противников его существования.
Стремление либеральных евреев к «норме», к норме чужих народов, к удовлетворению потребностей других наций, к выполнению требований популярных учений за счет Израиля вызвано страхом нести общую национальную ношу и разделять «старомодные» традиции. Религия либеральной «нормализации» стала сливаться с еврейской самоненавистью в невроз. В книге «Моисей и монотеизм» (1939) Фрейд объявляет Моисея египтянином, лишая еврейский народ основателя его религии накануне уничтожения трети евреев. Внесение разного рода «импортных», модных идей характеризует поведение нееврейских евреев. Фрейд «забирает» у евреев Моисея, Маркс «забирает» у них Бога, заменяя его деньгами. Либеральные евреи изымают избранный народ из цивилизации, подменяя его избранным «палестинским народом». Невроз, образованный страхом перед принадлежностью к евреям, представляется его обладателям как категорический императив прогресса. Течение, занимающееся изъятием израильтян из цивилизованного мира, – яркое выражение демократического социализма и либерализма – насчитывает в своих рядах немало самоненавидящих евреев. Нееврейские евреи не любят Израиль за то же, за что не любят еврейство: Израиль показывает успешный национальный путь решения еврейского вопроса, тогда, как проповедуемый ими интернациональный путь потерпел неудачу. Крушение собственной идеологии вызывает наибольшее негодование интеллектуалов, ее разделяющих и развивающих. Отсюда возникает тенденция стать во главе антиизраильских течений. Нееврейские евреи не могут простить Израилю свое поражение.
Библиография
- А. Я. Гордон. «Безродные патриоты». “Scripta Publications”, Иерусалим, 2016.
- А. Я. Гордон. «Коренные чужаки». “Gala Studio”, Иерусалим-Хайфа, 2018.
- А. Я. Гордон. «Урожденные иноземцы». “Gala Studio”, Иерусалим-Хайфа, 2019.
- А. Дершовиц. «Слово в защиту Израиля». Издательство «Текст», Москва, 2011.
- В. Жаботинский. «Избранное». Издательство «Библиотека Алия», Иерусалим, 1978.
- E. Alexander. “Jews Against Themselves”. New Brunswick, New Jersey, Transaction Publishers, 2015.
- G. Aly. “Why the Germans? Why the Jews?”. Picador, New York, 2011.
- A. Elon. “The Pity of it All. A History of Jews in Germany, 1743-1933”. Henry Holt and Company, New York, 2002.
- S. Gilman. “Jewish Self-Hatred: Anti-Semitism and Hidden Language of the Jews”. Johns Hopkins University Press, Baltimore, 1986.
- P. Johnson. “A History of the Jews”. Harper and Row Publishers. New York, 1987.
- K. Lewin. “Self-Hatred Among Jews” in Resolving Social Conflicts. Selected Papers on Group dynamics”, pp 186-200. Harper and Brothers, New York, 1948.
- D. Prager and J. Telushkin. “Why the Jews? The Reason for Antisemitism”. Simon and Schuster, New York, 1983.
Вышел в свет четвертый том биографических очерков “Посторонние”. Желающие приобрести книги тетралогии могут обратиться к автору по адресу: algor.goral@gmail.com
11.04 21:26 MIGnews.com
