В РОССИИ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ – БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ КАК ТАКОВАЯ – ОБЪЯВЛЕНА ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ.
ОДНОВРЕМЕННО С ЭТИМ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЙ ПРИНЦИП РИМСКОГО ПРАВА “ЗАКОН НЕ ИМЕЕТ ОБРАТНОЙ СИЛЫ” – ОБРАЩЕН ВСПЯТЬ !
ОТНЫНЕ В РОССИИ ЗАКОН ПО ЗАКОНУ ИМЕЕТ ОБРАТНУЮ СИЛУ! Если к примеру, Гражданин Федерации в порыве благотворительности дал какой-то организации, или какому-либо физическому лицу, рубль, а завтра или же через год эта организация (или это человеческое лицо) будет признана экстремистской, даритель становится экстремистом. Со всеми юридическими и криминалистическими последствиями.
С.Пархоменко: “ в поправках, которые предложены вчера к закону, который принят уже в первом чтении, это то, как понимать участие, как понимать причастность людей к деятельности экстремистской организации. В первом варианте речь шла о том, что человек должен быть руководителем или заместителем руководителя, или членом этой организации. Предполагается, что членство это зафиксировано, есть, может быть, какое-то удостоверение или человек платит какие-нибудь взносы, или человек получает зарплату, или человек занимает какую-то должность, у него есть в связи с этим какие-то служебные обязанности. В общем, что-нибудь формализуемое.
Теперь это понятие о причастности расширяется до бесконечности. Это либо непосредственная реализация целей и форм деятельности этой организации, а также выражение поддержки таким организациям или их отдельным мероприятиям. Выражение поддержки как может быть осуществлено? «Высказываниями, например, в том числе, в сети интернет, — это цитата, иными действиями, как предоставление денежных средств, имущественно, организационно методической, консультативной или иной помощи. Что такое консультативная и иная помощь? А опрос ответил? В опросе поучаствовал? Это консультативная помощь. Что такое организационно-методическая — лекцию прочел на семинаре, организованном этой организацией? Или поучаствовал в качестве учащегося на этом семинаре?
Что такое предоставление денежных средств? Это участие в краудфандинге, это данаты где угодно, через любую платформу, любым способом, на сайте, как хотите. Что такое поддержка таких организаций высказываниями? Ну, похвалил, например. «Хорошо было организовано, вовремя очень. Правильный лозунг. Хорошая идея, интересное выступление», — это вот вы поддерживаете высказываниями. Причем вы можете поддерживать организацию в целом, а можете отдельные мероприятия. Принять участие в одном уличном шествии или в одном семинаре, или один раз проголосовать в каких-нибудь внутренних выборах той организации. Или один раз что-нибудь им посоветовать или что-нибудь им послать на одно конкретное дело, одну конкретную цель, которую они себе объявляют.
Любой человек, абсолютно людей может быть признан человеком, который прямо или косвенно высказываясь, или подумав, в голове своей поддерживает организацию, которую завтра — вот что важно; это всё отлично работает именно в сочетании обратной силы — завтра она будет признана экстремистской.
Разумеется, конечно, не отправляйте, не участвуйте ни в какой благотворительности, не принимайте участия ни в каких гражданских проектах. А еще лучше залезьте под кровать. Там немножко пыльно и дохлый таракан. Но в целом безопасно, особенно если забиться к дальней стенке, чтобы вас шваброй не достали и не вытащили оттуда, из-под кровати в случае чего. Не участвуйте ни в каких проектах, ни в каких инициативах. Тогда в ваш дом придет объявлять аварийным, потому что кому-то потребовалась земля под этим домом, а вы попадаете под программу реноваций, не собирайте деньги на адвоката. Откуда вы знаете, не объявят ли экстремистским ваше сообщество квартальное домовое. Завтра объявят. Когда придут вырубать парк у вас под окнами, чтобы построить там мусоросжигательный завод, не пытайтесь организовать какой-нибудь против этого пикет, потому что завтра организаторов этого пикета объявят экстремистами. А вы не пытайтесь, не надо. Сидите тихо. Нюхайте мусоросжигательный завод. В чем проблема? Это же вас не касается, правда же?"
I didn't attend my wedding. True, there was no wedding either-just a
wedding dinner after a secret wedding. I was so used to living underground,
learning Hebrew and Jewish history, reading samizdat, and participating in
secret gatherings, that I could no longer imagine living openly in the USSR.
The marriage palaces smelled badly of Soviet power. Hupa (canopy) and ktuba
(Jewish marriage contract) were a dangerous enterprise, an aggression against
the USSR. So I decided to find out about the situation in the registry offices.
There were many registry offices in Kiev. I chose the darkest, most dilapidated
one, and went with my future wife to that basement. No witnesses were required
there, which suited us, the children of the Jewish underground. The clerk at
the civil registry office asked us what we wanted in their institution. We
explained that we were going to make a request to register our marriage. The
clerk was stunned. She remarked in anger that they only register marriages of
old people and recommended the marriage center. In my wife's dreams I saw a
white wedding dress with a veil, while I pictured pompous palaces with red
carpets on white staircases, marching up and down staircases of Soviet
officialdom, official speeches and the red veil of the hated regime.
A month later we came to sign a commitment to live a married life. Not
only were we married without witnesses, but we informed almost no one about the
change in our marital status. None of our friends, associates, or relatives,
with the exception of the closest ones, knew of our marriage. On our way back
from the registry office we met my mother's cousin. She asked us how things
were going. We said we didn't know yet, because we had just recently gotten
married̶half an hour ago. My aunt was shocked,
offended, and hurt by my secrecy. I replied that we couldn't celebrate because
we didn't know how this marriage event would end, because people were getting
divorced.
Three days after going to the registry office there was a wedding
dinner. I was introduced by my newlywed wife. I was sick with purulent angina
with a high fever. The sore throat was accompanied by an allergy to ceremonies.
Close relatives who attended the "wedding" were disappointed that
there was no one to shout "bitter." My stepfather and his parents
supported me, believing that to throw a party under Soviet rule would have been
a display of self-respect. I lay at home sick and contemplated the family
situation I had created. When my wife returned from the wedding without her
fiancé, she said that the guests felt sorry for me. I lay sick, tired, but
happy to have escaped the guests and the pompous speeches. Gradually rumors of
my marriage began to leak out. Friends, coworkers, and relatives expressed
amazement and resentment over our secret marriage. But life in the underground
continued. It was divided into two parts: the black under socialism and the
bright future under Zionism, one harsh, material and unpromising, the other
spiritual, full of hope and joyful expectations. The first was the burden of
real concerns on the second. The second peeked out like a blue-and-white
handkerchief, carefully concealed from the uninitiated by plans to ascend Mount
Zion.
In the early days of acquaintance, I informed my wife-to-be of the
clandestine nature of my life. It, my life, is like an iceberg: its main part
is underwater, deep in Zionism. When the wife-candidate first appeared in my
apartment, I turned on the radio, found "The Voice of Israel" and
explained that this was my future address. The candidate had to consider
whether she should choose a hot, oriental and dangerous destination. It was the
only way, in my opinion, to get out of hiding. She told me later that my
Israeli projects initially seemed to her to be preparation for a flight to the
moon.
In family life, one must have a map of the minefields, or the marriage
is in danger. The first danger comes from the daughter-in-law-mother-in-law
relationship. My mother had one son̶me. One can imagine the horror
that gripped her over my marriage. When we went to my mother's house right
after her marriage registration, we found her lying down with a headache from a
hypertensive crisis. It was more or less an understandable condition: not easy
to give the son to a stranger. The situation became less tense after the birth
of my son. A mother's sense of possessiveness was split in half between me and
my son. With the birth of my daughter-already after coming out of hiding̶it
became even calmer: maternal agitation was divided into three.
The second danger is the mother-in-law-son-in-law relationship. My
mother-in-law was born in a Jewish village in Ukraine, into a large, poor
Jewish family where Yiddish was spoken, Ukrainian less often, and almost never
Russian. My mother-in-law was born after the October revolution, which raised
her several steps up the social ladder. As a result, the girl from a Jewish
village graduated from the Kiev Medical Institute, loved Russian literature,
and brushed off her Jewishness. Her Russification was so great that she may not
have been happy about her daughter's Jewish move, but just didn't show it.
There was ideological tension in my relations with my mother-in-law: the
Soviets gave her everything̶ "from
filth to duchess" ̶ while the Soviets broke my family: a cosmopolitan
campaign drove my father out of the house, expelled my mother's sister from
Kiev, and reduced my grandmother, who could not bear the family breakdown̶persecution and expulsion of her daughter and son-in-law. My desire to
take revenge on the Soviets by immersing myself in Zionism did not meet with my
mother-in-law's approval. After her husband's death, she lived in the
Petersburg slums described by Dostoyevsky, with a tiny girl, my future wife,
and an older sister who bore a striking resemblance to the characters from Sholom
Aleichem's Kasrilevka. When her daughter in a Leningrad courtyard, a
stone bag, called loudly for her aunt named Riva, windows and mouths would open
and create a pre-pogrom situation. In Leningrad, during the 1953 case of the
"poison doctors," the "killers in white coats", my
mother-in-law was walking on a knife edge, waiting for a surgical procedure to
be thrown into Birobidzhan. She was ready for Birobidzhan, but not for Israel.
The third danger arose in a somewhat strange but expected way. My
musicologist aunt thought that her former graduate student, who had become my
wife, should certainly continue to do doctorate in musicology. My wife
disagreed with her. I supported her former graduate student not only because
she was my young wife, but also because I considered musicology a field far
removed from music and close to the Soviet ideology that I disliked. The
battles over my wife's future studies in musicology were heated and fed by my
desire to get rid of the Soviet ideological burden and move to Israel. One day
my aunt floated the career idea of burdening my wife with a fancy dissertation
topic on "Lenin and Music" under the guidance of her former student
named Lenina. I had to respond to this Lenina with an Aurora salvo (its salvo gave the signal for the storming
of the Winter Palace on the night of 7-8 November, 1917, bringing the
Bolsheviks to power).
The fourth threat to family ties comes from children, at some point
becoming the first. It so happened that our child turned out to be a bomb
planted under the well-being of our relatives.
Music was an important part of my family's life. My great-grandmother,
my mother's grandmother, had a great ear and sang songs in Yiddish. My
grandmother also loved to sing. Not surprisingly, my grandmother's daughters
studied music from childhood. Both graduated from music school and college, but
my mother gave up music lessons, while my aunt became a professional musician,
the first head of the department of Russian music history and dean of the vocal
faculty of the Kiev Academy of Music. In our house in Kiev, most of the tenants
were teachers at the Academy and music school. All of them, including their
children, played and competed with each other, pushing aside all non-musical
concerns. After the "cosmopolitan" year of 1949 ("rootless
cosmopolitan" was a
pejorative Soviet epithet referred mostly to Jewish intellectuals as an
accusation of their lack of full allegiance to the Soviet Union), about a third of the Jews in our
musical house were removed from their jobs and expelled from Kiev, including my
non-musical father and my aunt, who took the piano with her. Although I had
absolute hearing and vocal abilities, music lessons were lost to me for lack of
a musical instrument in the house. My "cosmopolitan" aunt took the
"cosmopolitan" grand piano with her and deprived me of the opportunity
to become a musician, making me a recluse in a thoroughly musical home.
However, the atmosphere of love for classical music persisted, becoming a
component of my spiritual life, but not only spiritual life, but also my family
life. I married a musician, even though I had always been bent on the exact
sciences, and I didn't like the frivolous company of musicians. How did this
happen?
Perhaps my aunt decided to compensate me for the loss of my musical
future and arrange a proper family life, from her point of view. One day she
landed in Kiev with her best pupil, whom she had promised to marry me. After a
three-part battle that lasted several months, she got her way. Music captured
me like Prince Igor from Borodin's opera of the same name, the composer and
fellow chemist. My childless aunt had cheated me into a wife, but she boycotted
our wedding, as the victory in entangling me in matrimonial bonds was
dialectically replaced by the disappointment of capturing her only nephew with
another woman.
Two years after we married, we had a son. My aunt, who visited us every
year to correct what we had done without her during the past year, came to see
her grandson born and warned me against trying to dry him up scientifically and
poison him with an anti-Soviet upbringing. She said she was very saddened that
I was unable to give the child a normal, i.e. musical upbringing, and that
music was, after all, the most important thing in life. I agreed that music was
important, but not musicology. My aunt screamed that I was a totally spoiled
person, that family life had not corrected me. She attributed my degradation to
two reasons: the impossibility of having a positive influence on me due to her
distance from where I lived and my failed marriage. Since it was my aunt who
introduced me to her student and contributed much to our marriage, her
criticism might have seemed strange, but not in our family. With us everything
was paradoxical and unusual, and most importantly everyone was against everyone
else, fervently loving each other. This kind of mutually destructive love was
familiar to me from childhood. The affection of a relative was an exotic kind
of relationship. Arguments went on about everything. Criticism was a necessary
basis for communication, and agreement was rare and hard to explain.
The birth of a child hastened our preparations to leave for Israel. I
did not want my son to go the way of my "cosmopolitan" relatives, all
of whom were genuine cosmopolitans, despite, or perhaps even because of, the
fifth-country beating. All my relatives were against the Israeli option. My
aunt said that I wanted to dry my son in the land of sands, camels, and
donkeys. My father declared that I wanted to turn myself and my son into cannon
fodder. A powerful argument of historical significance was made by my uncle, my
father's brother, a staunch communist. He argued that I would bring repression
on all my relatives, and that I was following the vicious path of our relative,
who had gone to Palestine four years before my uncle was born, and who had
become an embarrassment to the whole family. This loser and adventurer,
condemned by the whole family, went to rebuild the desert instead of building
socialism in Russia. Thus I earned the same condemnation as the
"loser" and "adventurer" suddenly discovered by a relative,
the well-known socialist in Israel, Aaron David Gordon. My aunt declared that
she expected nothing good from a country where only Jews lived. My father, my
aunt, and my uncle, who never agreed with each other on anything, came to the
same conclusion regarding my plans: shameful, adventurous, and sabotage against
the family.
While I was fighting with my relatives for the right to repatriate to
Israel, I had to refute my aunt's accusations against my "dry"
scientific method of parenting. I prepared for childbirth very thoroughly. An
important element in the preparations was the purchase of a gramophone and
records of classical music. I believed that as long as a child could not read
and understand texts with patterns of wisdom, he needed to listen to serious
music, so as not to waste time. I put him on records and hummed his favorite
classical music tunes. At the age of three, the child recognized hundreds of
tunes and learned to sing properly long before he learned to speak coherently.
My aunt was pleasantly surprised by such achievements, but said that she did
not believe me and that there was something wrong in my actions. At the same
time, I read a lot of poetry to my son, trying to get him rehabilitated for his
scientific "drying up" tendencies. But when my aunt found out that I
had decided to go to Israel after all, she screamed at me that I was ready to
ruin the child's musical talent for the sake of delusional Zionist ideas.
The only relative who defended the idea of repatriation was my son
himself. He got into a lot of trouble musically. He sang symphonies and arias
everywhere, and the children would smack him around because they didn't like
classical music. Another circumstance that encouraged us to leave was my son's
pronunciation: he pronounced the "r" in a Yiddish manner. Either he
was copying one of our relatives who could not say the resounding Russian
"r," or he had some sort of Jewish birth defect. He would come back
from the street crying after children teased him about his Jewish accent. With
such an accent, a sad fate awaited him in the USSR. Children would yell at him
to get out to Israel. Our son was so young that no one in the family argued
with him. He did not understand the complex anti-Zionist arguments, and from
the street he brought convincing arguments in favor of packing for the
trip.
The anti-Semitism in Kiev in the 1970s was so powerful that it eclipsed
my childhood memories. And I had a lot to remember. When I was three years old,
my mother sent me to a Jewish private kindergarten. The group consisted of
about six children. The teacher read books to us at home, sorted out our
childhood conflicts, organized games, and took us for walks in the Botanical
Garden and Shevchenko Park near the university where I later studied. It was a
warm home, devoid of Soviet officialdom, an oasis of kindness. There was
nothing specifically Jewish in the educational conversations, there were no
Jewish holidays. There was pre-school education following the example of German
educator Friedrich Fröbel. Such educators in Russia in the late 19th and early
20th centuries were called "Frebelichkas". It was teaching and human
communication based on respect. There were several such underground Jewish
groups in Kiev. Parents protected their children from rampant Kiev
anti-Semitism by placing them in children's groups. However, I was not able to
hide from the anti-Semitism in Kiev. Eventually, after leaving the
"ghetto," I plunged into life unvarnished. Kiev was not only the
capital of Ukraine, but also the capital of Soviet anti-Semitism. I did not
want my son to take refuge from the inevitable anti-Semitism in the children's
ghettos. Our little son proved to be a decisive argument in the battle for and
against Zionism.
When he arrived in Israel, he continued to show great musical promise.
He sang, incorporating into his repertoire songs in Hebrew. His "r"
sounded as if he had been born in a Jewish state or in a place where his
maternal grandmother lived. He was found to have absolute hearing. He began to
play the piano and guitar and compose music. Apparently, however, the process
that my aunt had predicted, who mistrusted me so much, began. The child began
to be exposed to the desiccating influence of science. He began to do
experiments at home in chemistry, physics, and electronics. His room became a
laboratory. These scientific pursuits culminated in an explosion and fire
during one of his experiments, which resulted in him making gunpowder and
injuring his eye at the age of fifteen. These events, however, did not turn him
away from science. He became a doctor of physics, as I did. There was less and
less music in the house and more and more science. My son turned out to be a
musical Trojan horse, launched into our family for its evacuation to the
country of Israel. He became the leitmotif of our coming out of hiding.
Для начала преамбула. У моего знакомого свекровь с невесткой не могли ужится в одной квартире. Старшая-ашкеназка твердых убеждений. Молодая- девушка сефардка горячих кровей. Не могли поделить кухню, воспитание детей-внуков, соблюдение традиций. Постоянные скандалы и войны отравляли жизнь не только им обоим, но и окружению. Вольно не вольно в конфликт были вовлечены все члены семьи, а соседи со злорадством слушали за стенкой.
Конфликт то утихал, то разгорался с новой силой, пока, однажды, не пролилась кровь. В разгар очередного конфликта горячая невестка, в знак протеста деспотизма свекрови, разбила хрустальную вазу и тут же об осколки порезались дети. Все обошлось, но знакомый решил. Все! Хватит. Снял новую квартиру, семьи разделились. Каждый стал жить в своей квартире. Через некоторое время свекровь и невестка стали… закадычными подругами. На расстоянии, живя каждый в своем доме.
К чему это я? Лучшее решение арабо-израильского конфликта-это разделение народов. Какие города были самыми беспокойными в последней волне насилия? Со смешанным населением: Иерусалим, Лод, Яффо, Акко, Хайфа. В каких городах не был стычек и раздоров? В тех, где живут евреи без арабов, а арабы без евреев.
«Если же не изгоните жителей той страны, то будут те из них, кого вы оставите, колючками в глазах ваших и шипами в боках» -Тора. 33:55 Книга Бамидбар. Глава «Маасэй». Все логично. Недоработка отцов-основателей, помешаных на идолах социализма.
План разделения, который я уже озвучивал, казалось бы прост, на первый взгляд. Начнем с того, что Биби удалось договорится с Эмиратами, Бахрейном, Суданом о мире с подписанием соответствующих договоренностей. Я вообще, почему то уверен, что если Нетаниягу и дальше будет у власти, то мир, спокойствие и процветание нам обеспечены. Но это к слову и мое личное мнение.
Итак, если Нетаниягу, с помощью американских посредников, удалось заключить мир без отдачи территорий с вышеупомянутыми странами, то, скорее всего, ему будет по силам проделать тот же трюк с Оманом, Кувейтом, Катаром и с лидером арабского мира-Саудовской Аравией.
А дальше-немного сложнее, но тем более интереснее: Договорится с новыми союзниками о выделении и застройки участков, в той же Аравии, где земель- тьма непаханная, для приема новых репатриантов, которые возвращаются на историческую родину. «Арабы в Аравию»? По моему, звучит логично, если не сказать органично. Как «англичане в Англию», «французы во Францию», «евреи в Израиль», и т.д.
Как уговорить? Каждой семье, согласной на переезд, высокую денежную компенсацию, с уже готовой единицей жилья на новых территориях. Спонсоры? Прежде всего США и Израиль, но возможно присоединение и других ко-спонсоров: Австралии, Канада, частично, Евросоюза, стран Персидского залива.
Как убедить? Кораном, где в определенных сурах указывается, что наша Земля дана Аллахом-Элохим евреям, а не языческим грекам-«филистимлянам». (Сура Al-Ma’ida, verse 21, и Сура Al-Shara’a, verse 59)
Да, при Байдене это, наверное, маловероятно. Будем надеяться на возвращение Трампа или другого консервативно-евангелистки настроенного американского президента.
Ну и в конце об очередном витке кровавого противостояния с Газовым анклавом. Многим возможно не понравится, то что я скажу, но на данном этапе свержения власти Хамаса в Секторе Газы является нецелесообразным. Почему? Потому что «свято место пусто не бывает». Ну захватим Газу, свергнем Хамас, как предлагают особо ретивые, положим тысячи израильских парней, выкосим цвет нашей молодежи, а на смену Хамасу придут более радикальные группировки, такие, как Исламский джихад или бригады Аль-Кудса, да мало ли кто еще. И тогда, вдруг, выяснится, что все это было зря…
Но самый худший вариант-это передать власть в Газе «Организации Освобождения Палестины» во главе с Абу Мазеном.
Тогда правящая партия на «западном берегу» и в Газе будет одна и легитимная с точки зрения «мирового сообщества». А значит пойдет беспрецедентное давление с целью создания «Палестинского государства». И если «Блок Шинуй» Лапида-Либермана в коалиции с Аводой, Мерец и РААМ доберется до власти, тогда можно ожидать Осло-3 со сдачей территорий, отступлением и да, созданием «Пал.государства».
Как Хамас взял власть в Газе путем всенародного голосования, так и в предполагаемом «Палестинском государстве» власть захватит либо Хамас или нечто подобное, радикально-нечеловеческое. И тогда это уже не только сотни ракет. Это десятки тысяч ракет, это авиация, это артиллерия, которые рано или поздно так долбанут, что дым только дым будет кружится над уже еврейским анклавом.
Поэтому, со всех сторон, лучше держать Хамас в Газе, а ООП на «западном берегу» в противостоянии друг другу, строить и развивать поселения, создавая новую реальность, преобразуя идею создания «Пал. государства» в призрачный фантом. А Хамасу давать понять, как это сделали сейчас, что главари и боевики поплатятся жизнью, здоровьем, имуществом, недвижимостью за ракетные обстрелы. Но не только Тель Авива, Ашдода или Ашкелона, но и любого маленько поселка или городка, прилегающего к газовому гнойнику.
Деньги, направляемые в сектор от Катара и других спонсоров, должны строго контролироваться и идти на развитие гражданской инфраструктуры и экономики. Сингапур не Сингапур, но люди реально смогут стать зажиточнее, а таким есть, что терять. И тысячу раз задумаются, а надо ли лишний раз расчехлить пусковую ракетную установку.
Известный российский телеведущий объяснил, почему в России "болеют" и за Израиль, и за арабов
22 МАЯ 2021
19:10
Журналисты, собравшиеся на конференцию под названием "Петербургский уикенд", обсудили в числе прочих тем и обострение арабо-израильского конфликта.
Как сообщает "Федеральное агентство новостей", ведущий ток-шоу "Время покажет" на Первом канале Артем Шейнин объяснил, что Россия действительно заинтересована в том, чтобы события в Израиле закончились хорошо, поскольку она "стала единственной страной, у которой выстроились хорошие отношения как с Израилем, так и с Палестиной".
Шейнин рассказал, что россияне в этом вопросе уподобились спортивным болельщикам: кто-то считает "своим" Израиль, а кто-то – арабов.
"Там есть много бывшего нашего народа, если мы говорим про более возрастную аудиторию. Кто за кого — кто-то болеет за Израиль. Но есть содержательная составляющая, они обсуждают, потому что в силу исторических и ментальных причин это матч, где у народа есть своя команда. То есть кто за Израиль — присылали ужасы и говорили, как ты, кровавая скотина, вообще можешь. Другие присылали то же самое", – сказал телеведущий.
Гендиректор телеканала "Санкт-Петербург" Александр Малькевич полагает, что война с ХАМАСом вызвана внутренними политическими причинами в нашей стране. "Такой момент: каждый раз, когда в Израиле начинается сложный процесс выбора правительства, веет войной. У Израиля проблемы в законодательстве, за два года — четыре выбора президента, причем переходное правительство, по сути, мандат на формирование правительства передали оппозиционным силам", - считает Малькевич.
Он также увязал нынешние события с тем, что "Израиль рекламирует "Железный купол", танковые армады, группировки".
Главный редактор "Петербургского дневника" Андрей Смирнов сообщил, что между полноценным прекращением огня и перемирием имеется существенная разница, и сейчас "введен второй вариант", поэтому "сериал не закончился".
Террористам есть что предложить. Это следует прямо из их названия.
Бизнес-модель терроризма — убивать людей, а затем требовать оплаты. Это всегда работает одинаково. Террористы атакуют, их цели дают отпор, и третья сторона посылает дипломатов вести переговоры от имени террористов, пока те не пострадали слишком сильно.
Террористическая война исламистов против Израиля велась именно так на протяжении многих поколений.
Как в популярной песне, которая звучит каждый раз, когда вы идете в супермаркет, вы знаете следующий куплет и можете предсказать следующий такт раньше, чем он начнется, независимо от того, насколько вы ненавидите эту музыку.
То же самое и с регулярными мини-войнами, которые начинаются со сфабрикованной политической провокации, в которой можно обвинить Израиль (на этот раз решение суда о выселении незаконных мусульманских сквоттеров, занимающих дома, захваченные во время этнической чистки евреев в Иерусалиме в 48-м году), за которой следуют террористические атаки с обычной схемой нападения и эскалации.
ХАМАС и несколько его союзников обстреливают израильские города и поселки, используя новейшие иранские технологии и некоторые из своих более грубых поделок. В ответ Израиль расчетливо уничтожает террористические структуры, которые ХАМАС, тоже расчетливо, снабдил живыми щитами из гражданских.
Особенно детей.
Политики, СМИ и социальные сети (три разных, но не отличающихся участника) бросаются атаковать Израиль, сильно завышая и без того завышенные цифры потерь, объявленные террористами, лгут о природе конфликта и делают все возможное, чтобы еще немного легитимизировать антисемитизм.
Администрация Байдена делает несколько публичных заявлений, в очень общих словах поддерживающих право Израиля на самозащиту, абсурдный момент, и отправляет посредников для переговоров о выплатах террористам.
Израиль получит короткую передышку от Америки, выступающей в роли кассира и связного террористов.
Эта полезная пауза, особенно для всех детей, которые не будут подвергаться бомбардировкам, домов, крыши которых не будут разбиты ракетами, и солдат, в которых не будут стрелять, нужна только для того, чтобы переговорщики Госдепартамента могли сообщить Израилю текущие ставки за прекращение атак.
Исламские террористы не глупы и не сошли с ума. Таким может быть среднестатистический террорист-смертник, но их руководство ничего не делает без выгоды.
Исламский терроризм против Израиля приносит прибыль двумя способами.
Во-первых, в нападениях на Израиль террористов поддерживают Иран, Катар, Турция и остальная часть исламистской банды. Во-вторых, террористы получают вознаграждение от США, Европы и Израиля за прекращение атак.
Это никогда не приведет к миру, потому что, продолжая вознаграждать террористов за прекращение насилия, вы говорите им, что если они будут делать это снова и снова, то получат прибыль от насилия.
Платить террористам за то, чтобы они не нападали на вас, на самом деле, то же самое, что платить им за то, чтобы они напали на вас.
Но суть «миротворческой» игры — забыть о реальности. Это означает верить в то, что есть коренные причины, устранив которые можно устранить основные претензии. Однако первопричина — это существование Израиля.
Террористы хотят уничтожить Израиль, Израиль не хочет быть уничтоженным.
И переговорщики пришли к компромиссу, который никого не устраивает: решение о двух государствах, которое уничтожит только часть Израиля. Решение, которое ничего не решило и ничего не решит, постепенно разрушая Израиль по частям, передавая их террористам.
Размер территории Израиля, разрушаемой в результате этого процесса, продолжает расти с тех пор, как Билл Клинтон, Ясир Арафат и Ицхак Рабин отпраздновали первоначальное фальшивое мирное соглашение в Белом доме. Каждый обмен ударами ведет к стремлению к новому мирному «компромиссу», который уничтожит еще больше Израиля, передав большую территорию террористам.
Поскольку этот процесс не дает террористам никакого стимула прекратить насилие, он потерпел неудачу.
Администрация Трампа опровергла общепринятое мнение, признав, что проблемой являются террористы, которые неоднократно отвергали и саботировали мирные переговоры на протяжении двух поколений, а не израильтяне, которые участвовали в каждой недобросовестной попытке переговоров.
Вместо того, чтобы отбирать территорию у Израиля и передавать ее террористам, президент Трамп начал признавать претензии Израиля на части Израиля, прекратив при этом финансовую и политическую поддержку террористов. Террористы не стали пацифистами, но они отказались от насилия, понимая, что госсекретарь Майк Помпео, в отличие от Керри, не будет их спасать.
Администрация Байдена возвращается к прежней политике поддержки террористов. И первое, что вам нужно сделать, поддерживая террористов — это дать им какие-то рычаги воздействия.
Рычагом террористов является терроризм.
Для перезагрузки старого переговорного процесса нужна война. И поэтому администрация Байдена снова открыла доступ к деньгам террористам и их иранским спонсорам. Она дала понять, что Саудовская Аравия, ОАЭ и антииранская коалиция, связанная с Соглашением Авраама, вышли из моды в Вашингтоне.
Байден также назначил Хади Амра, ветерана центра Института Брукингса в Катаре, государстве-спонсоре ХАМАС, своим «ответственным лицом» по «палестино-израильскому конфликту», который тогда был вялотекущим.
По крайней мере, конфликт был вялотекущим, пока Байден не начал действовать.
Амр, антиизраильский активист ливанского происхождения, не скрывал своей маниакальной ненависти к Израилю и поддержки террористов.
«Меня вдохновила палестинская интифада», заявил Хади Амр, когда был антиизраильским активистом.
«У меня есть новости для каждого израильтянина», говорит Амр в одной колонке, написанной после того, как шейх Салах Шахада, глава бригад ХАМАС «Изз ад-Дин аль-Кассам», был уничтожен израильским воздушным ударом.
У арабов «теперь есть телевизоры, и они никогда, никогда не забудут того, что израильский народ, израильские военные и израильская демократия сделали с палестинскими детьми. И будут тысячи людей, которые будут стремиться отомстить за эти жестокие убийства невинных людей».
В наши дни Амр мстит за нападения Израиля на ХАМАС.
Амр неоднократно выступал за сделку с ХАМАС. В 2019-м году он стал соавтором статьи, в которой утверждал, что ХАМАС должен предложить Израилю прекращение огня через ООП, выступающей в качестве посредника в сделке, в обмен на «значительный шаг к израильско-палестинскому миру» со стороны Израиля. Это дипло-мафия выступает за умиротворение террористов путем передачи им большей территории, которую они смогут использовать для нападений на Израиль.
Но вы не можете прекратить огонь, пока не начнете войну. Вот сейчас и бушует война.
Это знакомая модель, уже использовавшаяся террористическими организациями, которые делают вид, что их политическое и военное крылья являются отдельными организациями.
Политика администрации Байдена заключается в том, чтобы ООП играла роль политического крыла при военном крыле ХАМАСа. ХАМАС начинает войны, а ООП получает территорию и уступки за прекращение боевых действий, отрицая при этом всякую ответственность за насилие. А администрация Байдена контролирует процесс шантажа со стороны террористов, настаивая на том, чтобы Израиль пошел на дополнительные уступки ради «мира». Дипломаты и эксперты ходят по кругу, давая все те же ложные обещания, что умиротворение Израилем ООП дискредитирует ХАМАС и позволит израильтянам и террористам, убивающим их, жить в мире.
Цель этой политической стратегии — изолировать Израиль, создать систему, которая даст возможность получать прибыль от терроризма, сохраняя при этом возможность достаточно правдоподобного отрицания, чтобы поддерживать фальшивый мирный процесс.
Продолжения этого шоу ужасов в течение поколений не хватило, чтобы его дискредитировать. Ни среди дипломатов, которые продолжают распространять большую ложь, ни среди американских евреев, которые, сталкиваясь с выбором между обвинениями против Израиля или против политиков, которых они поддерживают, всегда предпочитают обвинять Израиль.
Байден возобновляет ту же самую старую аферу после того, как заполнил свою администрацию такими назначенцами, которые, как и Амр, не скрывали своей ненависти к еврейскому государству.
Старший директор по разведке Совета национальной безопасности Байдена Махер Битар был заснят танцующим в куфии перед транспарантом с надписью «Избавьтесь от израильского апартеида».
Рима Додин, заместитель директора Управления по законодательным вопросам Белого дома Байдена, утверждала, что «террористы-смертники — это последнее прибежище отчаявшихся людей».
Сара Маргон, помощник госсекретаря Байдена по вопросам демократии, прав человека и труда, выступала за бойкот Израиля и приветствовала предложение уничтожить еврейское государство.
Администрация Обамы укомплектовала свою внешнеполитическую команду сторонниками Ирана, а администрация Байдена пошла еще дальше, заполнив ее сторонниками ХАМАСа.
Администрация Байдена пытается обвинить Израиль в конфликте, для которого она сама создала мотив — получение прибыли.
Боевые действия в Израиле начались после того, как администрация Байдена дала сигнал о возобновлении поддержки террористов. Насилие — это прелюдия к переговорам. А люди Байдена уже изложили свои планы, как заставить Израиль расплатиться с террористами. Все, что нужно было сделать террористам — это напасть на Израиль и ждать, пока команда Байдена сделает за них грязную работу.
Администрация Байдена хотела войны в Израиле. В этой войне нужно было обвинить Израиль. И теперь она получила все, что хотела. Следующим этапом является антиизраильская кампания, объединяющая внутреннее антиизраильское лобби, такое как J Street, и радикальных левых, таких как Окасио-Кортес и Уоррен, с целью оказать давление на американские еврейские организации, чтобы они отказались от их и без того слабой поддержки еврейского государства. А затем, изолировав Израиль, они перейдут к решительным мерам, сделав большой шаг в сторону террористического государства.
Все это плохо для Израиля, но также ужасно для Америки.
Все, что команда сторонников терроризма из администрации Байдена делает с Израилем, она также намерена сделать с Америкой. Если вы считаете, что цены на горючее сейчас высоки, подождите, пока Иран действительно не начнет действовать. И хотя люди Байдена, демонтируя нашу контртеррористическую систему, настаивают на том, что единственная реальная угроза терроризма носит внутренний характер, джихад придет.
Аль-Каида превратила свои сети в огромную международную машину убийств при Клинтоне, а ИГИЛ пришло к власти в то время, когда Обама создавал «арабскую весну». Мы не знаем, какие террористические кошмары породит Байден, но они, вероятно, будут хуже любого из предыдущих.
Сейчас в бомбоубежищах находятся израильтяне, но после нескольких лет правления Байдена американцы тоже могут оказаться там же.
Минтруда Газы: ущерб, причиненный сектору, оценивается в 150 миллионов долларов
время публикации: | последнее обновление:
Наджи Сархан, высокопоставленный чиновник министерства труда и жилищного строительства Газы, заявил 22 мая, что, согласно предварительной оценке, ущерб, причиненный сектору последним витком противостояния с Израилем, оценивается в 150 миллионов долларов.
Согласно этой оценке, за 10 дней противостояния, в результате действий ЦАХАЛа, были полностью разрушены 2000 домов, более 15000 были повреждены. Сархан добавил также, что разрушены (полностью или частично) четыре мечети, десятки полицейских участков, большинство производственных помещений в промышленной зоне сектора Газы.
А.К. Была когда-то ЮАР богатой и процветающей страной, пока там не победили Рамафосы.
"Несмотря на отмену апартеида, миллионы чёрных южноафриканцев до сих пор живут в бедности. Это связано с тем, что из-за исторических причин по уровню образования, социальной ответственности и производительности труда большинство коренных негров на текущем этапе объективно неспособно соответствовать стандартам развитого постиндустриального общества. Крайне высок уровень уличной преступности, в том числе процент тяжких преступлений...Последствия отмены апартеида коснулись и белых, их стали преследовать, для собственной защиты африканеры стали объединяться в общины, защищённые колючей проволокой, КПП и охраной на въезде. Территории белых анклавов патрулируют отряды самообороны[17]. Но специалисты отмечают продолжающееся увеличение насильственных смертей африканеров[18]. Спасаясь от произвола, многие белые бегут в другие страны, в том числе и в Россию[19].
ТЕРМИН АРАБО-ИЗРАИЛЬСКИЙ КОНФЛИКТ – ЯЗЫКОВАЯ ЛОВУШКА
Люди попадают в языковые ловушки. То, как сформулировано понятие, так оно и воспринимается.
То что называют арабо-израильским конфликтом, так и воспринимается как конфликт. Потому что слово “конфликт” имеет определенные связи, ассоциации, смыслы, во всех языках примерно одни и те же.
КОНФЛИКТ В СОЗНАНИИ АССОЦИИРУЕТСЯ С СИТУАЦИЕЙ, КОГДА ВИНОВАТЫ ДВОЕ. А на самом деле ракетные обстрелы Израиля не являются арабо-израильском конфликтом или результатом конфликта. Происходящее - террористическая атака, осуществленная террористической организацией Хамас. Признанной террористической организацией кроме Израиля Канадой, США, Японией, Европейским Союзом, и полностью запрещённый в Иордании и Египте. В Австралии и Великобритании террористическим признают только военное крыло ХАМАС. Россия не причисляет ХАМАС к террористическим организациям, но и не поддерживает его радикальных методов ведения политики, так же как и его непризнания Израиля.
Атака Хамаса направлена на государство Израиль с целью его уничтожения. А это никакой не конфликт!
• Можно ли говорить о конфликте между Аль Каидой, разрушившей World Trade Center, и американским народом?
• Можно ли говорить о конфликте между серийным убийцей Чикатило и правосудием Федерации?
• Говорить о конфликте между Хамасом, признанным террористической организацией Евросоюзом и США, и государством Израиль, столь же абсурдно !
Если рассматривать ракетные обстрелы Израиля ракетами, поставленными из Ирана, как террористическую атаку и террористической атакой и называть, то она в сознании людей будет отождествляться с тем, чем является на самом деле. Она будет рассматриваться в одном ряду с организациями ИГИЛ, учившей отрезать головы даже детей и показывавшей обезглавливания по интернету, «Аль-Каидой» Бен Ладена, разрушившей World Trade Center, и им подобными.
То как мы называем вещи явления и понятия, так они в сознании людей и отражаются. Неверное слово создает неправильное представление. За которым следуют неверные оценки, действия и поступки.
Мудрец сказал: НЕ МЫ ГОВОРИТ ЯЗЫКОМ А ЯЗЫК ГОВОРИТ НАМИ. В данном случае использование неверного термина разрушает и убивает. Переводя лингвистическую проблему в человеческую трагедию. И это относится не только к Израилю. Использование неправильных слов для характеристики происходящего – общемировая общечеловеческая проблема. Порождавшая войны, геноциды и смерть.
Израильская художница, в настоящий момент находящаяся в Иерусалиме под ракетным обстрелом
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..