ЛИЧНАЯ ЗАДАЧА ЕВРЕЕВ

 Сам от себя не ожидал такой реакция. Услышал в очередной и, как обычно, не к месту, юдофобский выпад одного российского активиста на этой ниве и подумал: «Ну, прямо, как ребенок. Честное слово, будто дитя малое». И точно, этот серьезный дядя винил за ушиб не свою неловкость, а стул, с которого шлепнулся на пол. И не только винил, но и бил по ножкам и сидению кулачком, словно желал отомстить невинной мебели за обиду. Сам себя тогда одернул, в том смысле, что слишком добр стал и сентиментален на старости лет… И все же…

  Верно – природа юдофобии иррациональна и стоит за этим пороком банальное зло, свившее крепкое гнездо в натуре человека. Казалось, можно поставить точку, раскрасив мир в две краски, но что-то всегда меня останавливало. Может быть, всего одна фраза в статье Мартина Бубера «Еврейство и евреи». Вот она: «Прошлое народа – его личная память, будущее народа – его личная задача». «Личная память» вряд ли может вызвать ненависть к потомкам Иакова, но в чем «задача»  загадочного в своем упрямстве народа? Юдофобы убеждены: в конечном захвате мира «мировой закулисой». Цель заговора – полная и безраздельная власть над человечеством. Антисемиты, тем самым, подозревает, что вовсе не простая «задача» стоит перед еврейским народом, а СВЕРХЗАДАЧА. Каким-то дьявольским инстинктом они чувствуют, что не может  не быть – этой СВЕХЗАДАЧИ, но в страхе упрощают ее до вульгарного примитива, пригодного лишь для «пятиминутки ненависти».

   Многие раввины убеждены, что во всем виноват Бог, чье имя пишется с  прочерком между первой буквой и последней. А что, если за этим убеждением и стоит правда о «личной проблеме» народа Книги и феномене юдофобии. Бог поставил перед «избранным народом» труднейшую задачу, и, если бы только перед «избранным». Невольно и другие народы стали ломать над ней голову. А задача-то оказалась мучительно трудной, практически неразрешимой. Кто виноват в этом? Понятно кто.

Герой и толпа, вожди и масса – так было всегда и, видимо, будет еще долго. Коричневый, красный, зеленый фюрер способен менять цвет по запросу времени, но суть тоталитарной власти всегда остается неизменной, как и тайная мечта значительной части рода людского по такой власти.  Евреям, со времен Самуила, власть человека над людьми никогда не нравилась. Спор между сладким рабством и горькой свободой всегда шел прежде, продолжается и сегодня. Это и есть СВЕРХЗАДАЧА, поставленная Богом перед теми, кто решился на Исход по призыву Моше: сбрось с себя легкие цепи рабства и иди вперед в тяжких оковах свободы. Перед тобой выбор между уютной неподвижностью неволи и смертельными опасностями неведомой дороги.

  Мы вынуждены все упрощать, сводить к конфликту двух цивилизаций: демократии и пресловутой «вертикали власти». На самом деле, все гораздо сложней и кроется не в борьбе добра со злом, а в битве человека с самим собой. Самой фатальной битве и чреватой гибелью всего живого.

Ошибается тот, кто думает, что враг Израиля и евреев – один лишь Интернационал юдофобов. Увы, здесь все гораздо сложней и глубже. Тысячелетия евреи, и по заветам иудаизма и по судьбе в изгнании, вытравливали из себя веру в идолов и вождизм. Сложность положения, в которое невольно поставили себя потомки Иакова в том, что сделали они попытку восстать против самой, склонной к инфантилизму,  натуре человека. Потомки Адама чаще всего не  хотят взрослеть, не желая взваливать на себя тяжкий груз ответственности за свое бытие в «юдоли печали». Далеко не всем по силам остаться наедине с собой в этом коварном мире.

« В основе человеческой природы лежит неодолимая тяга  к  утрате индивидуальности, - писал Виктор Арлазоров, -   Человек одержим слепой верой в существование  такой религиозной, философской или социальной теории, которая, если ее осуществить на практике, всех обеспечит справедливостью, покоем и порядком. Эта тоска по освобождению от любой ответственности и есть та сила, которая прокладывает путь  изуверам и фанатикам, одержимым мессианским зудом».

 Здесь ключевые слова: «Освобождение от любой ответственности». Проще всего – бегство в детство. Как хорошо быть ребенком в благополучной среде. Тебя кормят, одевают, лечат, воспитывают…. Ты не должен думать о хлебе насущном, о крыше над головой. Ты счастлив и прежде всего потому, что не думаешь о смерти, и жизнь кажется тебе бесконечной. Дни твои полны нехитрыми удовольствиями, вокруг одна радость – и вдруг все это кончается. Детство – это рабство своего рода, когда так не хочется отправиться в тяжкое странствие взрослой жизни.

 Реже - внезапно, чаще - постепенно, но безжалостное время уводит потомков Адама и Евы все дальше от райских кущ. Тора убеждает человека, что он давно уже изгнан из рая и лишен бессмертия, но изгнанные упрямо не хотят верить в это и клянутся, что не ели плодов с Древа познания добра и зла, что они невинны, как и прежде, и не достойны такого сурового наказания, как свобода в ожидании смерти.

 Ничего не поделаешь - корни самой чудовищной, кровавой системы в мире, тоталитарной глубоко человечны - они в нашей личной биографии. Нам так хочется вернуться в детство, под крыло родительского авторитета и силы, где было так тепло, уютно и безопасно. Мы так боимся этого жестокого, страшного мира, известных и неведомых сил, готовых смять нас, лишить работы, здоровья или жизни. Мы так слабы перед ужасом близкой старости и неизбежного конца. Вселенная непознаваема, враг коварен и рок неумолим.

 В России последние годы непрерывно идет скрытый народный плебисцит. Кремль контролирует обычные выборы, но телевизионный референдум свободен. Так вот, примерно 90% зрителей российского телевидения голосуют за возвращение в утраченное могущество сталинской империи, но, на самом деле, их неумолимо влечет не в смертную муку ГУЛАГа, не в голод и бесправие. Они просто хотят вернуться обратно, в «рабство детства», маскируя эту очевидную, чреватую очередными тяжкими травмами старую дорогу, наивным мифом о какой-то особой духовности и предначертанном свыше пути.

В юдофобии мощно работает не сознание антисемита, а подсознание. Когда нынешний иранский фюрер грозит уничтожить Еврейское государство и клянется в любви к «палестинскому народу» - он лжет. Ахмадинежад ненавидит саму идею, отрицающую его право, право его, персонального Бога и аятолл на тоталитарную власть. В том же причина ненависти к евреям таких диктаторов, как Гитлер и Сталин.

 Чем беднее и несчастнее люди, тем сильнее их тяга к началу жизни, где не было ясного сознания своей нищеты, бесправия и обреченности. Вот здесь и появляется дьявол, ловец душ человеческих, чтобы совратить несчастных обратной дорогой в утраченный рай детства. Появляются, как по заказу, «отцы нации» и «вожди народов». Они берут на себя все тяготы власти. Они будут защищать свой народ, указывать на врага, и планировать дальнейшую жизнь своих подданных. В награду за сладость рабства требуют  покорности, послушания и веры во всемогущество и праведность вождя. Что взамен? Жалкий, но стабильный быт, миска регулярных помоев,  спасительное чувство своей национальной исключительности и правоты…. И ненависть к тем, кто не желает довольствоваться всем этим. Ненависть эта, к счастью, и обрекает любой тоталитарный режим на гибель. Раб, живущий ненавистью, не способен строить. Он умеет только разрушать. Не тем  опасно ядерное оружие в руках аятолл, что олицетворяет их власть некое мировое зло врагов демократии. Фанатики ислама – малые дети цивилизации, а смертельное оружие в руках инфантильных подростков крайне опасно. И прежде всего для самих иранцев. Не только евреев спасал Моше исходом, но и родину свою - Древний Египет. Воспитанный во дворце фараона, он был человеком с «двумя сердцами».

  Еврейская жестоковыйность никак не хочет пустить идолов в свой храм. « Мы давно уже не младенцы в пеленках, – веками бормочут евреи. –  Бессмертие лишь в потомстве нашем. Жизнь взрослая тяжелее, но в наших силах сделать ее легче и радостней. Никто не способен взять на себя ответственность за нашу же жизнь и судьбу. Каждый из нас одинок в борьбе с невзгодами. Подлинный вождь решительно уводит нас из рабства, а не приводит к нему фальшивой, лживой и опасной опекой. Пора, пора взрослеть, иначе гибель всему живому на земле. Нет, нет у нас иного выбора. Не Бог должен нам, а мы должны Богу».

ИЗРАИЛЬ - ГАЗ ЕВРОПЕ

Израиль предлагает Евросоюзу проект газопровода через Кипр - чтобы меньше зависеть от России

время публикации: 21 ноября 2014 г., 19:13 последнее обновление: 21 ноября 2014 г., 19:25 Израиль собирается построить трубопровод, который может избавить европейские страны от необходимости закупать в большом количестве российский газ. Как передает Business Insider, который цитирует InoPressa, израильские власти предложили странам ЕС инвестировать в строительство трубопровода для подачи природного газа через Кипр по дну Средиземного моря. Министр энергетики Израиля Сильван Шалом ознакомил с этим масштабным проектом своих коллег из стран европейского Средиземноморья, которые на этой неделе провели встречу в Риме. Проект потребует от Европы многомиллиардных инвестиций для строительства трубопровода, соединяющего средиземноморское побережье Израиля с Кипром, откуда газ будет транспортироваться в Грецию и Италию. Отметим, что Кипр, Греция и Италия поддержали идею Израиля. Официально проект будет представлен странам Европы в Брюсселе через три недели. "Израиль надеется на то, что сотрудничество с Европой в сфере природного газа также укрепит дипломатические отношения с ЕС, ухудшившиеся в связи с серьезными расхождениями по поводу политики по отношению к палестинцам", - говорится в статье. Добавим, что для Европы будет дешевле работать с Египтом в плане поставок газа, однако большие риски несет нестабильная политическая ситуация в этой стране. Кроме того, трубопровод из Израиля в Турцию будет стоить дешевле, однако двусторонние отношения стран пока это исключают, так как турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган известен своей критикой Израиля. Израиль начал разрабатывать месторождение природного газа Тамар в 2013 году. Само месторождение, открытое в 2009 году и расположенное примерно в 90 километрах к западу от Хайфы, содержит примерно 8,5 триллиона кубических футов природного газа. В дополнение к Тамару существует еще месторождение Левиафан, открытое в 2010 году. Оно может дать примерно 16-18 триллионов кубических футов газа. Ожидается, что его начнут разрабатывать в 2016 году. Стоит добавить, что Россия в настоящее время собирается провести в Европу газопровод "Южный поток", чтобы обойти необходимость транзита газа через Украину. "Южный поток" - проект "Газпрома", предусматривающий строительство газопровода мощностью 63 миллиарда кубических метров через Черное море в Южную и Центральную Европу. Межправительственные соглашения по реализации сухопутной части проекта подписаны с Болгарией, Сербией, Венгрией, Грецией, Словенией, Хорватией и Австрией. В настоящий момент работы по строительству начались в Болгарии и Сербии, на очереди Венгрия. "Южный поток" считался конкурентным проектом планируемого газопровода Nabucco, который должен пройти прямо в Европу южнее России и который поддерживают Евросоюз и США. Через Nabucco Иранготовился поставлять газ в Европу, которая заинтересована в том, чтобы меньше зависеть от российского газа. Проект газопровода Nabucco появился в начале 2000-х годов. Планировалось использовать его для поставок иранского газа через Турцию в Европу. Но затем США и Европа наложили на Иран санкции из-за его ядерной программы, и Nabucco переориентировался на поставки азербайджанского газа с месторождения Шах-Дениз. Турция и Азербайджан совместно с консорциумом "Шах-Дениз" во главе с BP решили построить собственный газопровод TANAP через турецкую территорию до Болгарии. Проект Nabucco был урезан и стал рассматриваться как европейское продолжение TANAP от Болгарии до Австрии. Но в Европе возник еще один проект, задуманный как продолжение TANAP, - газопровод TAP через Грецию на юг Италии. Именно его и выбрал консорциум "Шах-Дениз", а от Nabucco отказался.

МЕТОД РОБИНЗОНА. К ПЕРВОЙ АТАКЕ ИЗ ГАЗЫ

Аркадий КрасильщиковМетод Робинзона

Начну с двух цитат: "...если Господь их покинул, если в своей премудрости он рассудил за благо уподобить их скотам, то, во всяком случае, меня он не уполномочивал быть их судьею, а тем более палачом. И, наконец, национальные пороки не подлежат отмщению отдельных людей. Словом, с какой точки ни взгляни, расправа с людоедами - не мое дело". Так рассуждал бедняга Робинзон, пока сам не увидел кровавую трапезу и не понял, что он может быть следующей жертвой. Гений Даниэля Дефо предвидел, что сторонних наблюдателей в таком деле не бывает. Выбора нет: убей людоеда или он сожрет тебя. Вторая цитата: "Израиль" никогда не познает вкуса победы. У нас с населяющим его народом различная психология, различное мировоззрение. Мы, палестинцы, по сравнению с ними, не боимся смерти. Между нашими героями существует даже конкуренция за право умереть первым во имя свободы и родины. Это не сионисты решают, когда придет час моей смерти. Приход ее определен с рождения. Это судьба. Это - наше право! Это - наша сила! И вот поэтому мы победим! И они уже сегодня полны ужаса. Посмотрите, незаконные еврейские поселенцы уже бегут из Сдерота! Другая часть ждет только подходящей минуты, чтобы дать дёру! Никто больше не хочет жить на юге. Мы толкаем их на север палестинских территорий, к "Хизбалле". Сегодня они как сарделька в гамбургере. Пройдет меньше десяти лет, и все они уберутся с наших земель. Они уже начинают понимать, что здесь у них нет будущего!". Абу Харун, командир "Бригад Абу Риша". Не боятся они смерти? Своей, чужой - какая разница. Не боятся, как и всякая кровавая секта язычников-сатанистов, исповедующая человеческие жертвоприношения. Вот теперь я бы хотел спросить у леваков Израиля, каким образом они собираются добиться мира с такими молодцами, как Абу Харун? Он лично, если верить прочитанному, ни о каком мире не помышляет. Он идет к победе, намереваясь из меня лично, из моих детей и внучек устроить "сардельку в гамбургере", которую и собирается сожрать, причем, с аппетитом. Если верить Фрейду, его оговорка весьма показательна. Именно сожрать хотят арабы территорий более пяти миллионов еврейских граждан Израиля, а не добиться их бегства в никуда. Кстати, Адольф Гитлер, тоже начал с попытки очередного переселения потомков Яакова. Чем кончил - известно. Мне лично такое будущее не кажется добрым и светлым. Возможно, означенные господа политики считают, что быть начинкой в арабском бутерброде - большая удача. Я так не считаю. Мне скажут, что пропаганда одно, а действительность - другое, но беженцы из Сдерота никак не виртуальная реальность, снаряды "катюш", падающие на север Израиля, тоже не миф, и угрозы снова начать новую атаку смертников - не пустой звук. Миф, причем, крайне опасный, - миротворческий процесс с язычниками и сатанистами, начатый 15 лет назад. Что делать? "Нет альтернативы миру" - заявляют левые Израиля. Ну, почему же нет? Есть. Прежде всего, всю эту публику нужно посадить на другую диету, желательно вегетарианскую. Кормить их нормальной пищей, пока не вымрет поколение каннибалов, а затем приступить к мирным переговорам. Впрочем, в этом случае никакие "дорожные карты" не понадобятся. С такими соседями мы станем только богаче и счастливей. Мало того, начнем вместе, в одном "Макдоналдсе", с удовольствием потреблять гамбургеры, даже с мясной начинкой. Ну а пока с людоедами нужно поступать так, как это сделал Робинзон Крузо на своем острове. Пятницу, правда, он, гуманист и либерал, пригрел, взял на службу, но при этом отучил жрать человеческое мясо. Copyright ©2007 smile.media

РЕЙТИНГ "АВОДЫ"

"Международное кредитное рейтинговое агентство Fitch снизило долгосрочный прогноз по суверенному кредитному рейтингу Израиля в иностранной валюте с "положительного" до "стабильного".

Прогноз по рейтингу в местной валюте остался на уровне "стабильный".

- Герцог: снижение рейтинга Fitch - еще одно доказательство слабости курса Нетаниягу". Из СМИ

 Вот, если бы Израиль покорно, годами ежился, не отвечая на удары, под градом ракет и мин из Газы - Fitch, вместе с главой партии Авода были бы премного довольны. Мало того, Герцог униженно стал бы просить о мире убийц и людоедов. И тогда "положительный" рейтинг  у Еврейского государства никто бы не смел понизить. Вот тебе и "рабочая партия"! Честь, достоинство, национальная безопасность - пустяк. Деньги - вот что превыше всего.

ИОСИФ БРОДСКИЙ И НЕЗАВИСИМАЯ УКРАИНА

Иосиф Бродский "На независимость Украины".     Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой, слава Богу, проиграно. Как говорил картавый, "время покажет Кузькину мать", руины, кости посмертной радости с привкусом Украины. То не зелено-квитный, траченный изотопом,-- жовто-блакытный реет над Конотопом, скроенный из холста, знать, припасла Канада. Даром что без креста, но хохлам не надо. Гой ты, рушник, карбованец, семечки в полной жмене! Не нам, кацапам, их обвинять в измене. Сами под образами семьдесят лет в Рязани с залитыми глазами жили, как при Тарзане. Скажем им, звонкой матерью паузы медля строго: скатертью вам, хохлы, и рушником дорога! Ступайте от нас в жупане, не говоря -- в мундире, по адресу на три буквы, на все четыре стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы. Как в петлю лезть -- так сообща, путь выбирая в чаще, а курицу из борща грызть в одиночку слаще. Прощевайте, хохлы, пожили вместе -- хватит! Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит, брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый кожаными углами и вековой обидой. Не поминайте лихом. Вашего хлеба, неба, нам, подавись мы жмыхом и колобом, не треба. Нечего портить кровь, рвать на груди одежду. Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду. Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом? Вас родила земля, грунт, чернозем с подзолом. Полно качать права, шить нам одно, другое. Это земля не дает вам, кавунам, покоя. Ой да Левада-степь, краля, баштан, вареник! Больше, поди, теряли -- больше людей, чем денег. Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза -- нет на нее указа, ждать до другого раза. С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи! Только когда придет и вам помирать, бугаи, будете вы хрипеть, царапая край матраса, строчки из Александра, а не брехню Тараса.

РОССИИ НЕ НУЖНЫ "ВЫСШИЕ СПОСОБНОСТИ"

«Режиссер Манский: «До тех пор, пока меня не посадят в тюрьму или не лишат гражданства, я буду делать „Артдокфест“»

Накануне вечером на встрече с журналистами, посвященной ситуации вокруг Музея кино, министр культуры Мединский неожиданно заговорил о фестивале документальных фильмов «Артдокфест», который курирует известный режиссер документалист Виталий Манский. «Ни один проект Манского, в том числе и „Артдокфест“, не получит никогда никаких денег, пока я являюсь министром культуры», — приводит слова Мединского «Интерфакс».  Министр объяснил, что эта позиция обусловлена политическими заявлениями Манского — по мнению министра, режиссер «наговорил столько антигосударственных вещей», что должен делать фестиваль за свой счет». СМИ 21 ноября 2014 года.

 Но вновь ничего нового.

 «Бесу Нечаеву будет принадлежать грядущий ХХ век в России, и победа большевиков станет его победой. В большевистской России люди с ужасом будут читать «Бесов» и монолог героя книги Петра Верховенского (то бишь Нечаева) об обществе, которое он создаст после революции:

 «… каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить. Все рабы и в рабстве равны… Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей. Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами… Их изгоняют или казнят. Цицерону отрезается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями».

 И призыв главного теоретика большевиков Бухарина – «об организованном понижении культуры", и высылка знаменитых философов, и равенство в рабстве, и всеобщие доносы – все случилось. Большевики усердно претворяли в жизнь роман Достоевского…

 И в Советской России в 1920-х годах родился анекдот: «Большевики поставили памятник Достоевскому. И на пьедестале кто-то написал: «Федору Достоевскому от благодарных бесов». Э. Радзинский «Александр Второй»

 Ничего не поделаешь, обществу, построенному на страхе и лжи, не нужен «высокий уровень наук и талантов». Но это, в свою очередь быстро губит подобное общество, потому что с помощью низкого уровня наук и талантов можно построить только бездарное, нищее, слабое государство.

  Очередной «Философский пароход» все еще стоит на причале в России и ждет своих пассажиров.

ЗАГАДКА НАЦИОНАЛЬНОГО ГЕНИЯ

Нобелевская премия и евреи: загадка национального гения

09:55 , Октябрь 15 , 2013

Шимон Бриман

Израиль

Как один маленький народ сумел собрать такое гигантское количество самых престижных международных премий? Это вопрос волнует как евреев, так и их недругов. Каждый год момент присуждения Нобелевских премий становится настоящим «фестивалем гордости» еврейского народа.

Вот результаты 2013 года: Нобелевская премия по химии была присуждена трем евреям – Мартину Карплусу, Майклу Левиту и Арье Варшелю, причем Левит и Варшель являются гражданами Израиля. В области медицины Нобелевская премия-2013 была присуждена двум американским евреям, Джеймсу Ротману и Рэнди Шекману. Нобелевская премия по физике была присуждена бельгийскому еврею, профессору бельгийского Свободного университета Франсуа Энглеру, который чудом выжил во время Холокоста и посвятил свою жизнь физике элементарных частиц.

Загадка успеха евреев, получивших за 112 лет вручения медалей имени Альфреда Нобеля непропорционально большое число этих премий, не имеет чисто рационального объяснения. Давайте обратимся к фактам и упрямой статистике. 

Нобелевская премия – это ежегодный международный приз, присуждаемый с 1901 года за успехи в физике, химии, физиологии или медицине, литературе и за миротворческую деятельность. Премия по экономике дополнительно присуждается с 1969 года.  Нобелевские премии были присуждены 850 людям, из которых 173 были евреями, а у еще 20 лауреатов один из родителей был евреем. Таким образом, евреи являются обладателями 22 процентов всех Нобелевских премий, составляя менее 0,2 процента населения земного шара. Получается, что доля евреев среди Нобелевских лауреатов в 100 (!) раз превышает их долю в населении планеты.

Еще более интересно выглядит статистика по каждой из областей награждения. Евреи составляют 9 процентов награжденных «нобелевкой» за мир, и почти 12 процентов – среди лауреатов по литературе. По фундаментальным наукам евреи резко вырываются вперед: 21,7 процента всех премий по химии, 26 процентов – по физике, 27 процентов по медицине и физиологии, 39 процентов всех Нобелевских премий по экономике. 

Приведу интересные факты по еврейским «нобелевцам». Первым евреем-лауреатом стал немецкий химик Адольф фон Байер, получивший премию в 1905 году за синтезирование краски индиго. Любопытно, что он сам не считал себя евреем, так как его еврейская мама еще в молодости крестилась.

Еврейские лауреаты Эли Визель и Имре Кертес выжили в немецких лагерях смерти во время Холокоста. Такие ученые, как Уолтер Кон, Отто Стерн, Альберт Эйнштейн и Ганс Кребс должны были сбежать из нацистской Германии, чтобы избежать преследования. Другие ученые, включая Риту Леви-Монтолкини, Герберта Хоптмена, Роберта Ферчготта, Артура Корнберга и Джерома Карла испытали антисемитизм в своих карьерах. Российский еврей Борис Пастернак был вынужден отказаться от Нобеля по литературе 1958 года – под давлением советских властей. 

Самым пожилым еврейским обладателем Нобелевской премии был Леонид Гурвич, польско-американский еврей, который получил приз 2007 года по экономике, когда ему было 90 лет. Итальянская еврейка Рита Леви-Монтолкини была, до ее смерти в 103 года, самого пожилой из живущих лауреатов этой премии.

Среди евреев, обладателей Нобелевской премии, 12 израильтян. Из них шестеро – по химии, трое – за мир (Менахем Бегин, Ицхак Рабин и Шимон Перес), двое – по экономике, и один (уроженец Украины писатель Шмуэль-Ицхак Агнон) – по литературе. Кстати, Агнон является первым израильским нобелевцем. Говорят, что если бы он не получил Нобелевскую премию 1966 года, то уже в следующем году Нобелевский комитет ни за что не присудил бы ему эту награду по политическим соображениям – из-за победоносной для Израиля Шестидневной войны 1967 года.

Отметим также, что первые Нобелевские премии по наукам израильтяне стали получать только с 2002 года, но зато после этого через каждые год-два гражданин Израиля становится обладателем новых премий. Это говорит о том, что израильские инвестиции в науку дают свои великолепные плоды. 

И еще данные статистики: большинство «нобелевских» евреев проживали или продолжают работать в США. Евреи составляют 38 процентов среди обладателей Национальной медали США за научные достижения, хотя евреев насчитывается всего 2 процента в населении Соединенных Штатов.

Подавляющее большинство Нобелевских лауреатов, родившихся или работавших в границах Российской империи и СССР, являются евреями. Так, например, Харьков как крупный научный центр гордится имена трех Нобелевских лауреатов, родившихся, учившихся или работавших в этом городе. Все они являются евреями – Илья Мечников (премия по физиологии), Лев Ландау (премия по физике) и Саймон Кузнец (премия по экономике).

Необъяснимо огромное число еврейских нобелевцев еще долго будет волновать умы и порождать споры о еврейском национальном гении.

ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ

https://www.youtube.com/watch?v=wkUDRf6XnRE

ПРАВИЛО БУМЕРАНГА

Лет десять назад напечатал статью о юдофобии известного юдофила, русского религиозного философа Владимира Соловьева. Парадокс этот вызвал гневную реакцию некоторых читателей . Был, казалось, убежден в своей правоте и, тем не менее, в глубине души не мог не согласиться с рядом доводов разгневанных читателей, а потому старался с тех пор читать те сочинения Вл. Соловьева, которые имеют хоть какое-то отношение к еврейскому вопросу, и недавно в статье «Три силы» обнаружил любопытную трактовку ислама. Дана она была 135 лет назад, но читатель без труда обнаружит по ряду признаков ее злободневность, а потому прошу меня простить за обширную цитату из этой статьи:

«Что касается исламского Востока, то не подлежит никакому сомнению, что он находится под преобладающим влиянием первой силы – силы исключительного единства. Все там подчинено единому началу религии, а притом сама эта религия является с крайне исключительным характером, отрицающим всякую множественность форм, всякую индивидуальную свободу. Божество в исламе является абсолютным деспотом, создавшим по своему произволу мир и людей, которые суть только слепые орудия в его руках; единственный закон бытия для Б-га есть Его произвол, а для человека – слепой неодолимый рок. Абсолютному могуществу в Б-ге соответствует в человеке абсолютное бессилие.

Мусульманская религия прежде всего подавляет лицо, связывает личную деятельность, вследствие же этого, разумеется, все проявления и различные формы этой деятельности задерживаются, не обособляются, убиваются в зародыше... Все социальное тело мусульманства представляет собой сплошную безразличную массу, над которой возвышается один деспот, соединяющий в себе и духовную, и светскую высшую власть. Единственный кодекс законов, определяющий все церковные, политические и общественные отношения есть Алкоран… В мусульманском мире, собственно говоря, совсем не существует ни положительная наука, ни философия, ни настоящая теология, а есть только какая-то смесь из скучных догматов Корана… Как в сфере общественных отношений, так и в сфере умственной, а равно и в сфере творчества подавляющая власть исключительно религиозного начала не допускает никакой самостоятельной жизни и развития.

Если личное сознание безусловно подчинено одному религиозному принципу, крайне скудному и исключительному, если человек считает себя только безразличным орудием в руках слепого, по бессмысленному произволу действующего божества, то понятно, что из такого человека не может выйти ни великого политика, ни великого ученого или философа, ни гениального художника, а выйдет только помешанный фанатик, каковы и суть лучшие представители мусульманства».

Мы, конечно, не можем так безапелляционно судить о религии наших соседей. Нынешнее состояние умов либералов и демократов не позволяет нам подобной размашистости и непререкаемости в суждениях. Нельзя обвинять сотни миллионов землян в том, что они заблуждаются, даже в том случае, когда заблуждения эти грозят утопить земной шар в море человеческой крови. Такова нынешняя мода в морали и этике. Так называемая пресловутая «политкорректность».

Но ошибется читатель, решивший, что тупику ислама Владимир Соловьев противопоставлял динамику цивилизации Запада. Ничего подобного! И любопытно, что критиковал он Запад с позиций современного ислама. Привожу цитату из той же статьи:

«И в сфере общественной жизни, и в сфере знания и творчества вторая историческая сила, управляющая развитием Западной цивилизации, будучи предоставлена сама себе, неудержимо приводит под конец к всеобщему разложению на низшие составные элементы, к потере всякого универсального содержания, всех безусловных начал бытия. И если мусульманский Восток, как мы видели, совершенно уничтожает человека и утверждает только бесчеловечного бога, то Западная цивилизация стремится прежде всего к исключительному утверждению безбожного».

Иудаизма в этой статье Вл. Соловьев не касается, но не составляло труда в иных работах этого философа найти еще одно доказательство его «любви» к евреям. В статье «Национальный вопрос в России» читаем: «Ставить выше всего исключительный интерес и значение своего народа требуют от нас во имя патриотизма. От такого патриотизма избавила нас кровь Христова, пролитая иудейскими патриотами во имя своего национального интереса! “Аще оставим Его тако, вси уверуют в Него: и придут римляне, и возьмут место и язык наш… уне есть нам, да един человек умрет за люди, а не весь язык погибнет”».

Правда, абзацем ниже Соловьев слегка поправляет сам себя, не желая быть причастным к навету кровавому: «Озлобленное преследование и умерщвление Христа было делом не народности еврейской, для которой Христос (по-человечески) был ее высшим расцветом, а это было дело узкого и слепого национализма таких патриотов, как Каифа».

Здесь мы видим очередную несообразность. Дело ведь не в Каифе, отринувшем Христа, а как раз в народе еврейском, который по какой-то причине не понял и не принял идею своего «высшего расцвета», к великому разочарованию того же Вл. Соловьева. Народу этому, как философ неоднократно отмечал, надо было презреть не только свою государственность, своих пастырей, но и свою веру. Как при таких условиях евреи сохранили бы себя как народ? Этим вопросом, естественно, Вл. Соловьев не задавался. С его точки зрения, понятие народности во многом связано с национализмом и ложно понятым патриотизмом. Однако не во всех случаях. Некоторые народы, как мы увидим ниже, имеют полное право оставаться отдельной нацией, народом, самостоятельным во всех своих проявлениях.

Соловьеву, как и многим другим умам XIX века, казалось, что он постиг истину в конечной инстанции, понял доподлинно, что хорошо и что плохо в сфере человеческих идей. Именно эта убежденность и привела, на мой взгляд, к торжеству в веке XX-о­м коммунизма и фашизма. Достаточно было остановиться на ложном приеме, уйти в догму мысли, как сразу же извечная порочность рода людского была готова обратить напиток с внешне безобидным содержимым в чашу со смертельным ядом.

Читаем Соловьева, все ту же статью «Три силы»: «Итак, третья сила, долженствующая дать человеческому развитию его безусловное содержание, может быть только откровением высшего, божественного мира, и те люди, и тот народ, через который эта сила проявится, должен быть только посредником между человечеством и тем миром, свободным, сознательным орудием последнего».

Ну и, конечно, незамедлительно религиозный философ такой народ находит: «А эти свойства (перечисляется ряд достоинств души человеческой – прим. авт.), несомненно, принадлежат племенному характеру Славянства, и в особенности же национальному характеру русского народа. Но и исторические условия не позволяют нам искать другого носителя третьей силы вне».

Далее Соловьев подробно доказывает свой тезис, полагая, что «рабское состояние народа русского и бедность» не только не опровергают тезис о несомненном превосходстве славян над другими народами, но неопровержимо доказывают его.

Нам, с высоты опыта бурного XX века, легко осудить попытки Соловьева и иных ученых найти повод для оптимистических прогнозов, рецепт всеобщей гармонии, но в суде этом не вижу никакого смысла.

После чудовищных войн, Холокоста, нынешней террористической войны очевидно, как мне кажется, лишь одно: высшая доблесть ума человеческого – признать свое несовершенство в поисках абсолютной истины и понять, что нет и быть не может единого ключа, способного открыть врата рая каждому. Знаю и то, что любая сомнительная идея подобна бумерангу: оружие, направленное как будто в бесконечность истории, к потомкам, возвращается к тебе же, к твоему эго, по замысловатой кривой.

Мне ближе, родней и понятней специфика иудаизма. В монотеизме моих предков меня ничто не колет, не задевает, нет в нем для меня сомнительных, спорных вопросов, но мне и в голову не приходит убеждать соседа-инородца в непогрешимости моих суждений, верности моих устремлений и спасительности пророчеств моей веры. И как только меня стараются убедить в обратном, сразу же прячусь под панцирь защиты от насилия над душой.

Только наивный человек верит, что фанатикам ислама всего мира мешает отсутствие собственности на считанные тысячи квадратных километров у берега Средиземного моря. Я твердо знаю, что это не так, как знаю и то, что нацизму не мешала легенда о заговоре «сионских мудрецов» и реальная еврейская собственность, а виделась помехой в кровавых своих делах сама идея еврейского Б-га и Закона, данного им.

Мне совершенно безразлично, во что и как верят мои соседи. Я готов согласиться с любым образом их жизни и мыслей, но до тех пор, пока этот сосед не сочтет себя высшим существом, знающим истину в конечной инстанции, а меня и мой народ – заблуждающимися и подлежащими перевоспитанию или уничтожению.

Я знаю, что сегодня «первая сила», как ее назвал Соловьев, не желает признавать за мной, за моими детьми, за моим народом право оставаться самими собой… Впрочем, и к несчастью, не только «первая», но «вторая» и «третья»…

ЕВРЕЙ НА ВОЙНЕ

"Запах тот не забыть – едкий от горящих факелов, смешанный с запахом пота. Голова кружилась, все казалось нереальным. Четко – лишь слова "старой присяги" – замкнуто, на повторе, будто игла в проигрывателе моего деда прокручивали одни и те же борозды на пластинке: "Я сын своего народа. Я сын своего народа. Я сын своего народа…"

Наш командир шагнул из темноты. Его крупная, крепкая фигура показалась в свете факелов еще больше… Резкий удар в предплечье – и я прихожу в себя.

-          Добро пожаловать в наши ряды, - произносит командир и вкладывает в мою руку "крылья" морского спецназа.

В эту минуту исчезло все лишнее: тяжесть снаряжения, усталость и боль во всем теле. Последняя неделя подготовки морских десантников была самой тяжкой, самой страшной. Нет в ЦАХАЛе тиронута сложней. Говорят, нигде в мире не дают солдатам такую нагрузку.

-          Спасибо, командир, - говорю я, сжимая "крылья" в кулаке, и острые их концы врезаются в ладонь.

Поворачиваю голову. Совсем забыл, что не один я в строю, рядом мои товарищи. Они измучены не меньше меня, еле стоят на ногах, но также горды своей победой.

Из ста двадцати нас осталось тридцать. Остальные не выдержали, сошли с дистанции. Се6годня только тридцать парней швыряют свои береты в воздух, сбрасывают на землю снаряжение, обнимают налегке друг другу и орут от неземной радости.

Цахи, прозванный за внешность Кинг-Конгом, плашмя падает на землю и орет диким голосом: "Зеу зэ нигмар! Все кончилось!".

После душа мы сбрасываем форму и через два часа сидим в пабе на берегу моря. Хозяин этого заведения и сам, в прошлом, спецназовец. Он понимает нас. Выпивка идет практически бесплатно… Еще через час мы прямо в одежде лезем в воду, горланя на весь берег песни и пугая редкие парочки на ночном пляже.

Симха и Арье прямо в воде, под аккомпанемент песни Шломо Арци в своем исполнении, отплясывают марокканский танец. Мы стояли вокруг танцующих в соленых брызгах, ржали от восторга и били в ладоши. И на этой бешеной пляске, как помнится, и кончился тот наш первый, по-настоящему, веселый праздник… Нас тогда было тридцать. Потом счел шел только на убыл. Но тогда, под волнами и звездами, мы не думали об этом, не могли думать. Нам тогда было все равно, что будет с нами завтра. В ту ночь мы были победителями.

Ранним утром вернулись на базу, и не раздеваясь, не обсохнув толком, рухнули на постели. Мы проспали, так нам казалось, целую вечность. А проснувшись, сразу после официальной церемонии, разъехались по домам. Предстоял отпуск – целая неделя.

Каждый вылет я повторял, как заклинание, эти имена: Алеша, Эмбаль, дедушка. В тот первый вылет сидел в вертолете, сжимая в руках снайперскую винтовку и повторял, как молитву: "Леша, Эмбаль, дедушка". Ради этих, самых дорогих для меня людей, я в морском спецназе. Ради них я стал снайпером в "легионе смерти". Всегда повторяю эти имена. В тирануте падал от изнеможения на горячий песок, в самую тяжкую минуту повторял: "Леша, Эмбаль, Дедушка". И всегда, после этого, находил силы, чтобы подняться и шел дальше. Знал, что иду к своей цели, а моей целью была месть… Леша, брат мой, Эмбаль, моя любимая, дедушка – самое дорогое существо на свете, - их больше нет на свете…

Помню лицо мамы, когда ей сообщили, что Леша погиб. "Ваш сын, офицер воздушно-десантных войск Израиля, погиб в бою". Все это было для мамы лишним. "Лешенька", - только и смогла произнести мама. Дед тогда повернулся молча и ушел. Он умрет от разрыва сердца через сутки после этого известия. Лешу, он любил больше, чем меня и моего старшего брата…. Лицо моей любимой – Эмбаль. Нет, это было уже не ее лицо, целованное, желанное, родное. Только то, что от него осталось после взрыва бомбы в Дизенгоф-центре. Я отошел всего лишь на минуту за мороженым – и эта минута разделила нас навечно…

Клянусь, я был добрым, веселым, жизнерадостным человеком. Арабы – террористы убили во мне меня.

Тогда я выжил, не сошел с ума, только потому, что дал клятву отомстить проклятой банде убийц. Тогда я бы не смог жить без этой клятвы. Только она наполнила смыслом мое будущее.

Лишь одну страницу Торы я был готов читать бесконечно: "Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь…"Вот что стало моей верой, моей религией. Бог смог допустить такое! Он не заметил, не вмешался. Я стану ангелом возмездия. Я буду решать судьбы этих убийц точно также, как они решили мою судьбы.

Тогда, во время первого вылета на вертолете, я думал об этом в ясности и простоте. Тогда я еще не знал, что такое возмездие. Рядом сидели мои друзья. Арье, закрыв глаза, насвистывал песенку. Цви, по обыкновению, чисти свой "калаш", Гриша, еще один "русский" в нашем взводе, точил свой любимый нож. Каждый делал то, что считал единственно нужным, необходимым. "Старики" снисходительно поглядывали на нас. Они ничего не делали, они просто летели вперед, навстречу бою.

-          Все готовы! – могучий бас подполковника перекрыл  рев мотора.

Янив мирно, как-то по – будничному, поинтересовался: "Куда летим, командир, чем займемся?"

- Заткнись! – рявкнул на него Хаим и уставился на Янива бешеными глазом. У него один глаз всегда светился каким-то холодным огнем, а второй был улыбчив и спокоен.

Янив испуганно притих.

-          Через час все сами узнаете, - сказал подполковник. – Все  ясно?

Был воздух, потом море. Резиновые лодки мягко ткнулись в песок. Мы высадились, в тылу, за двадцать километров до переднего края зоны безопасности в Ливане. По берегу двинулись к цели, деревне Сахам там были склады оружия террористов из "Хизбаллы".

Хаим шел с группой передового дозора. Внезапно он остановился и сделал знак: в нашу сторону двигаются люди.

Мы приготовились к бою, залегли, заняв позицию полумесяцем… Вскоре на дороге показались три парня с вязанками хвороста. На шее одного из них висел старый "калашников". Командир повернулся ко мне и сделал знак: уничтожить.

Всегда боялся, что в первый раз будут дрожать руки, но они не дрожали. Надел на свой С.В.Д. глушитель, взял голову автоматчика на прицел. Легкий хлопок по моему плечу мог означать только одно: стреляй!… Араб рухнул на землю. "За Лешу!" – подумал я… Этого – за Эмбаль, а этого – за дедушку". Мои первые три шага на проклятой дороге ненависти. Никогда не забуду, как падали те трое. Разрывные пули на любом расстоянии делают смерть наглядной…

К цели мы подошли около часа ночи. К северу от нас гремели выстрелы. Вновь между нашими пограничниками и боевиками велась перестрелка.

Мы заняли боевые позиции. Одна группа приготовилась к штурму казармы "Хизбаллы", другая приготовилась к атаке складов.

Мне приказали снять охрану у ворот. Там трое – пулеметная точка. Вдруг один из боевиков покинул пост, сказал что-то веселое оставшимся и побежал к казарме. Это спасло его от ножа, но не от пули…

Тиранут часто проходит по ночам. В темноте мы проходили школу рукопашного поединка. Мне тогда и те бандиты показались куклами для тренажа.

Со стороны склада гремели взрывы. Это был сигнал нам – группа подполковника взялась за дело.

-          Вперед! – и мы ворвались в здание казармы, сняв двумя очередями охрану в коридоре. Все, как на учениях. Дверь приоткрывается, в щель – граната,  и, после взрыва, все пространство за выбитой дверью поливается свинцом… Вперед по коридору… Крепки двери заперты. Это работа Хаима. Он берет свой "калаш" с подствольником. Ложимся. И через секунду вместо двери черная, дымящаяся дыра.  "Добро пожаловать морской десант!" Там, за дверью, пробуют наладить оборону. Слишком поздно. Пулеметные очереди быстро делают свое дело…

Все, похоже, мы установили в казарме полную тишину. Остается поднять на воздух само здание. Саперы быстро и умело минируют казарму. Новые террористы поселятся здесь не скоро.

-          Все, уходим!

Метров 50 до казармы. Командир нажимает кнопку взрывателя. Казармы нет больше. В пламени взрыва вижу глаза Хаима, оба они улыбчивы и нормальны.

Таким был мой первый день на тропе мести. Он остался в памяти весь, до последней детали, обрызганной кровью. Мы тога сделали свою работу, выполнили приказ и не потеряли ни одного бойца. Подобное случалось потом редко. Я терял друзей постоянно. "Легион смерти" – не только потому, что несли мы смерть врагам, но и потому, что всегда были готовы погибнуть сами.

Тогда в клубе, после штурма складов и казармы, было весело.

Рэси курил, развалившись в продавленном кресле. В таком положении он имел право разговаривать с командиром на равных.

-          Что нового, брат Хаим?

-          Скука, ничего не слышно, - командир, развалившись рядом с ним, выбивает из пачки сигарету. – Не волнуйтесь, парни скоро вернемся в "родные края". Там нас уже ждут, не дождутся.

С топотом и матерщиной вваливается в наше прокуренное тепло Симха:

-          Гады, кто взял мой нож? Голову оторву!

-          Так, - говорю я. – Начинаем поисковую операцию. Ты где его видел в последний раз?

-          В спине бандита, - зевнув, напоминает Хаим.

-          Стоп! – поворачивается к нему Симха. – В столовой оставил. Точно! – он убегает и вскоре возвращается счастливый и с потерей.

-          Гони по сигарете за хамство, - требую я.

Симха охотно "расплачивается". Для него это чертов нож, как брильянты на подвесках королевы.

Хаим поднимается, идет к выходу из клуба, бросает мне по дороге:

-          Алекс, ты завтра едешь домой.

-          Спасибо, Хаим. Большое спасибо, брат.

-          Не за что, брат. Отдохни по полной программе….

Если в программу входила та драка, тогда она вполне могла считаться полной. Автобус сделал остановку на десять минут. Я взял бутылочку колы в маленьком кафе. За единственным столиком сидел, в компании, круглолицый парень с заметным брюшком и жирной грудью, украшенной золотой цепью. Он куражился перед соседями. Он просвещал их по-русски: "С меня пример берите. Умные люди в армии не служат. Кончил курсы – сижу в конторе. Кондиционер, кофе, девочки, что еще нужно. Только идиоты ползают по дерьму и грязи с автоматом.

До столика всего два шага. Подошел.

-          Чего тебе надо, служивый? – спросил толстяк, поднимаясь. Он был выше меня на голову. Он наверняка понял, что мне надо. Может быть и говорить стал в расчете, что я услышу.

Этому удару научил меня Хаим. Он говорил так: "У каждого мужчины должен быть свой удар".

Мальчишки, из компании того парня, испуганно на меня уставившись, жались к стеклянной витрине. Их приятель очухался через минуту. Сел на полу.

-          Ты - урод, - сказал я. – Ты хуже террориста, потому что в тебе сидит трус и предатель. Мы умираем за эту землю, а ты используешь ее, чтобы набить брюхо. Ты сейчас встанешь если сможешь, и попросишь прощения у меня, у погибших за нашу страну, у всех, кого ты походя замарал свои грязным языком… Иначе пристрелю тебя и рука не дрогнет.

Он неловко поднялся и сразу заговорил каким-то другим тоном. Я тогда подумал, что в одном человеке много людей прячется, и у каждого голос свой.

-          Извиняюсь, - сказал он, пошатнувшись. – Больше не буду, - и он снова опустился на пол.

Водитель автобуса дал сигнал к посадке. Поднявшись по ступеням, я обернулся. Этот негодяй снова пробовал поднять свою тушу на ноги. Никто не протянул ему руку….

Тогда, в автобусе, мне было стыдно, что я "русский". Впервые в жизни устыдился этого. Теперь, мне кажется, хоть в какой-то степени я способен понять того урода. Он просто случайный человек в нашей стране. Ему бы в Канаду или куда еще… Он искал сытый, тихий уголок, а приехал в государство, которое всегда сражалось, сражается и сегодня, и, боюсь, обречено на драку завтра. Нравится нам это или нет.

Протер окуляр своего прицела. В нашем климате делать это приходится постоянно. Слева от меня взвод соседей готовился к штурму входной двери. Мой командир с ребятами перекрыл левую часть дома. Это они должны были проникнуть в помещение через окна.

Голос Хаима в передатчике:

"Алеф 1, здесь Алеф 2. Мы готовы. 20 секунд до начала операции".

Потом голос подполковника:

" Помните, кого брать живым? Вперед!"

Первыми выстрелами снимаю охрану у центральной двери. Вокруг здания гремят автоматные очереди. Из пристройки выскакивает араб с гранатометом.

-          Алекс, слева! – хрипит подполковник.

Стреляю вместе с командой. Ребята Гая были уже у входа в здание. Минута промедления – и мы бы потеряли их всех.

Теперь вперед! На полу, у входа, трупы мужчин с автоматами. Дальше, дальше… Больше никого. Нет, в последней комнате человек двадцать стариков, женщин и детей. Проклятые бандиты! Они всегда прячутся за гражданских лиц. Живой щит – их любимая оборона.

Мы искали в этом доме командира крупного формирования "Хизбаллы". Он ушел, оставив нам свою семью.

Связываемся с военной разведкой. Вскоре прилетает военный вертолет. Несколько офицеров спрыгивают на землю. После короткого совещания с ними, подполковник идет к нам.

-          Нужно срочно узнать, где командир этих бандитов. Есть сведения – его отряд готовит крупную акцию против наших войск в зоне безопасности, а так же обстрел северных районов Израиля… Сделайте все, что в силах.

-          Приказ понял, командир, - улыбается Хаим, и левый его глаз становится холодным, как стекло.

Летом, лет десять назад, семья нашего взводного жила в Кирьят-Шмоне, а Хаима отправили в школьный лагерь за день до обстрела города арабами. Мина из "катюши" убила всю семью Хаима: отца, мать, брата и сестру. С двенадцати лет он воспитывался в чужом доме. Узнал я это от других людей. Сам взводный никогда не говорил о своем сиротстве.

Семью командира террористов выводят на улицу. Следом вытаскивают во двор все вещи арабов. Все барахло до последней тряпки.

Хаим медленно подходит к старику.

-          Мы должны знать, где твой сын Абдала. Сейчас только от тебя зависит судьба твоего дома и жизнь твоих женщин, детей и внуков.

Старик ведет себя достойно. Он еще крепок и, похоже, совсем недавно носил оружие.

-          Будь ты проклят, еврей, - еле слышно отвечает старик. – Мой сын – воин Аллаха. Он всех вас, кто останется жив, утопит в море. – Тут он срывается на крик. – Аллах ахбар!

-          Сжечь все это! – негромко приказывает Хаим, кивнув на ковры, мебель, тряпье. Канистра бензина, спичка – все пылает… Выдержав паузу, Хаим снова поворачивается к старику.

-          Так где же твой сын?

В ответ старик плюет в лицо взводному. Тот вытирает щеку рукавом.

-          Ты смелый человек, - говорит Хаим. – Видит Бог, я не хочу рушить твой дом, я не хочу смерти твоим детям. Все, кроме Абдалы. Он убийца наших детей. Не люблю стрелять в безоружных, но у меня нет выхода, старик. Ты все понял?

Араб молчит, демонстративно отвернувшись.

Дом к этому времени заминирован. Взводный машет Симхе рукой, и тот нажимает кнопку взрывателя… Старик падает на колени. Взрывная волна поднимает вверх черный пепел от сгоревших вещей.

-          Теперь у тебя нет дома, - говорит Хаим. – Но есть жены, дети и внуки.

-          Ты – шайтан! – вопит старик. – Аллах испепелит твою семью.

-          У меня нет семьи, - пристально смотрит на старика Хаим, – Я даже не женился, чтобы казнить бандитов, не думая о своем доме. Ты прав – я дьявол…

Не хочу рассказывать об этом. Сейчас не хочу, но тогда воспринимал все просто: работа есть работа.

После второго прицельного выстрела из пистолета старик заговорил…Он отдал нам своего старшего сына, чтобы сохранить остальных детей. Куда и зачем пойдут эти дети старика нам было ясно.

-          Где вертолеты, черт побери! – орет подполковник в микрофон рации. – Бандиты сели на хвост, человек сто. Это серьезно. Вытаскивайте нас отсюда!

Его последние слова тонут в грохоте взрывов.

-          Минометы! – кричит Цахи.

Тот день начался скверно и плохо заканчивался. Задание, правда, мы выполнили, но потом все пошло наперекосяк. Завязался бой – и вертолеты в условленном месте сесть не смогли. Двенадцать часов мы шли до запасного пункта, чудом оторвавшись от бандитов, но попали в саду. Арабы выследили нас и открыли огонь из автоматического оружия и минометов.

Минут через тридцать у нас стали подходить к концу боеприпасы.

-          Гриша! – ору я. – Сколько магазинов осталось?

-          Держи пару, но это все.

Взводный выпускает последнюю гранату по холму, где засели бандиты. Гриша переносит пулеметный огонь на тех, кто пытается отрезать нам от волн прибоя.

Море – вот наш последний шанс, если не отправимся до того маршрутом небесным. Сигнал наш принят. Знаю, вертолеты и корабли спешат  нам на помощь. Остается пустяк – продержаться минут сорок. Разбившись на небольшие группы,  мы занимаем оборону так, чтобы бандиты не смогли отсечь нас от побережья. Снова сыплются мины.

Арабы не высовываются. Решили уничтожить нас способом самым безопасным. Он эффективен, когда противник неподвижен в обороне, но подполковник приказывает:

-          Вперед! По – пластунски"

Идем в атаку. Пусть ползком, но в атаку. Наш командир прав: нельзя отдавать инициативу. В бою с арабами это равносильно поражению. Бандиты лупят из минометов, боясь высунуться, и теряют контроль над нами.

Как только слышим голоса террористов, вскакиваем на ноги.

-          Вперед!

Мы расстреливаем в упор, последним боезапасом, минометные расчеты.

-          А шастан а-ля камалы! Дьяволы моря! – орут те, кому повезло остаться в живых. Узнали, наконец-то. Нет лучшего оружия в борьбе против арабов, чем страх, смертельный ужас, когда одно наше имя обращает профессиональных террористов в бегство.

Тот автоматчик будто из-под земли вырос рядом со мной. Моя винтовка разряжена. Осечка араба спасает мне жизнь. Приклад его автомата скользит по моему плечу. Отскочив, успеваю метнуть нож.

-          Хорошая работа, брат, - это Хаим. Он такой большой, он сильный. Взводный будто закрывает меня от  автоматной очереди и медленно оседает на землю. Падаю рядом с ним.

-          Брат, ты что?

Не отвечает, и оба его глаза одинаково холодны. Вытаскиваю бинт, пробую перевязать рану.

-          Санитар! – хриплю я. – Взводный ранен!

Ну вот, санитар рядом. Его рация раскалывается, будто нужна помощь всему миру.

-          Что с ним, парень?

-          Его убили, брат.

Я плачу. Мне кажется я не плакал даже тогда, когда узнал, что нет больше Леши, когда увидел изувеченную Эмбаль, когда умер дедушка. Теперь я плачу. Но плакать нельзя во время боя. Слезы делают тебя бесполезным в бою…

Потом, с юга, шум моторов. Три вертолета "Апачи" открывают огонь по остаткам банды. К берегу подходят ракетоносцы.. Мы видим, как моряки снаряжают лодки. Вот он, путь нашего отхода.

Мы сидели в клубе. Все, кто остался в живых. Все, кроме Хаима и еще двоих наших братьев. Мы просто сидели и молчали. Десять минут, двадцать, полчаса. Даже Цахи не решился закурить. Мы потеряли не только взводного. Мы потеряли друга и будто осиротели. Мы в тот момент не знали, как будем жить дальше.

Вошел подполковник.

-          Алекс! – позвал он меня.

-          Да, Йоси, - я впервые назвал командира по имени.

-          Сейчас на совещании решили, - сказал он. – Ты будешь моим сержантом. Ты будешь сержантом нашей команды.

Он протянул мне приказ о назначении. Я знал, что ответить:

-          Спасибо за доверие, командир… Только не знаю, смогу ли заменить Хаима.

-          Заменить Хаима не может никто, - ответил подполковник и вышел.

Еще год мы продолжали выполнять боевые задачи: высаживались в разных точках Ливана, проводили боевые операции даже в Бейруте. Везде мы сеяли смерть, уничтожая террористов. Мы мстили за Хаима, за наших родных, за истерзанную землю Израиля. Мы теряли бойцов, но к нам приходили новые братья. И почти у каждого были свои счеты с террором… Гриша оставил нас, ушел на офицерские курсы. Кто-то, "сходил с дистанции", не выдержав напряжения, но страшная слава "морских дьяволов" нас не оставляла никогда.

Арабы не считали нас людьми. Они говорили, что евреи вызвали из ада демонов и заставили их служить себе.

88 бойцов, целая банда "Хизболлы", была уничтожена нами без единого выстрела. Хватило ножей… На прикладе моей снайперской винтовки было уже 85 зарубок. И мы были готовы идти дальше…

"Все, задание выполнено, возвращаемся в точку эвакуации", - прозвучал в передатчике голос подполковника.

Через пять часов мы подошли к цели. Скоро послышался шум моторов.

Слышу приказ командира: "Алекс, организовать прикрытие!"

Расставил своих ребят по местам.

Вертолеты сели. Все, кроме нас, начали погрузку. Вот один из вертолетов поднялся в воздух. Нас поджидал второй. Отдаю приказ – бежим к машине. Вдруг рядом взрыв, следом еще один и еще. Мины ложились рядом с вертолетом. Все, кажется, все успели забраться внутрь.

-          Взлетай! – заорал я, удерживаясь на широкой станине вертолета. Машина стала отрываться от земли. Новый взрыв. Боль пронзила руку. Не удержавшись на станине, лечу вниз.

Падая, слышу крик Йоханана: "Командир упал! Алекс ранен!

На земле потерял сознание. Наверно, через несколько секунд очнулся. Вертолет надо мной дымился, но тянул к морю. Я понял: он не сможет сесть и подобрать меня. Но вторая машина резко пошла на снижение. Ребята сверху открыли огонь, прикрывая меня. Приземлились, и подполковник снова повел свою команду в бой.

"Алекс, где ты?" – слышу хрип в своем передатчике, но ответить не могу, голова раскалывается от боли, рука словно горит на медленном огне, и я снова теряю сознание.

И тут, будто из густого тумана, передо мной –подполковник. Он бежит на меня. В крике открыт рот, и автомат изрыгает огонь. Он нагибается, хватает меня за бронежилет. Резкое движение – и я на плече командира. Он бежит назад к вертолету. Позади взрывы. Я понимаю – это наши корабли открывают заградительный огонь, и тут теряю сознание уже надолго…

Госпиталь. Мне тогда показалось, что отделался легко: осколочное ранение в левую руку, легкая контузия и сломана лодыжка в результате падения. Так мне казалось…

-          Нам очень жаль, Алекс, - сказал командир нашей базы, - ты не сможешь вернуться в строй. Так говорят врачи.

Тогда подумал: все – жизнь кончена. Только мама считала, что это не так. Она улыбалась и плакала.

-          Все, мы не потеряем тебя никогда, - говорила мама.

А ребята? Что ребята? Они приволокли в палату бутылку водки. В утешение, значит.

Так я стал инструктором в центре подготовки морских командос. Инструктором по снайперской подготовке, по ножам и рукопашному бою. Я перестал мстить и стал учить науке мести других. Так и хочется именно здесь поставить точку в моем рассказе, но не могу сделать это.

Прошло четыре месяца новой службы. В три часа ночи звонок дежурного. Приказ: срочно вернуться на базу. Прислали машину. Увидел лицо водителя – и грудь сдавило от страшного предчувствия. "Кто-то из моих ребят погиб", - решил я. Я даже и подумать не мог, что погибли все. Весь мой взвод погиб в бою, погибли все мои друзья, все мои братья. Снова я остался один. И уже не смогу никому отомстить за них: за подполковника, за Хаима, за Симху, за Арье – за всех".

Я записал рассказ солдата, но он положил передо мной лист бумаги, заполненный им самим. Попросил передать записанный текст, как можно ближе к оригиналу. Я делаю это:

"Все события, о которых я рассказал, имели место. Все рассказанное – правда. Иногда у меня не хватило сил на всю правду. Я долго колебался, прежде чем начать рассказывать о том, что случилось со мной за последние годы. Теперь я вижу, что в моем рассказе много того, во что трудно поверить, во что не хочется верить.

Иногда я сам себе кажусь убийцей, садистом, чудовищем. Я лечу сам себя мыслью о святости мести. Но иногда мне кажется, что нахожусь в замкнутом круге. Мстящий порождает месть. Я спасаюсь сам, но делаю несчастными других людей. И не только арабов. Может быть, даже моих родных, моих друзей и товарищей по оружию. Одно я теперь знаю точно: нет ничего в мире страшнее войны. В кровавой драке находят свой конец и победители и побежденные.

Я рассказал все это, чтобы хоть как-то облегчить свою душу, чтобы хоть как-то избавиться от кошмара, которым жил и живу. Завидую обычным людям. Когда им снятся ужасы, они просыпаются, думают о чем-нибудь приятном – и снова засыпают. Я обречен жить в кошмаре, который будет таким же долгим, как и моя жизнь".

ПОСЛЕСЛОВИЕ К РАССКАЗУ СОЛДАТА

Алекс, на счету которого почти сотня убитых прицельным огнем террористов, не смог стать палачом и убийцей. Он лечил себя от безумия в горе – местью и ненавистью. Он понял, что этим он почти разрушил себя. В тот год этого рассказа о себе он ждал прощения и понимания. В нашем злосчастном мире нет ничего трудней.

Страшная необходимость убивать, отстаивая клочок своей земли, - вот подлинная проблема Израиля. Другой, по большому счету, не существует вовсе.

В отчаянии серьезные мыслители, глубоко религиозные люди, вроде Иешаягу Лейбовича прокляли саму израильскую государственность и сионизм, потому что появилась проблема защиты страны, а защищать что-либо невозможно без нарушения Закона, табу на убийство. Давным – давно дети Иакова не знали страха и сомнения м по велению Бога взяли себе то, что им было им завещано Всевышним. Но шли века знаний, основанных на гуманистической традиции священных книг и требование: " Не убивай намеренно" – стало абсолютным. Две тысячи лет галута и жертвенность еврея возвели в абсолют.

Это прекрасно понимают соседи Еврейского государства – арабы, вот уже на протяжении 55 лет провоцирующие израильтян на зло. В этом, в конце концов, и невозможность справиться раз и навсегда с террором на Ближнем Востоке, решительно и бесповоротно.

Израиль устал от бесконечной войны, вовсе не потому, что несет слишком уж большие жертвы. Сама необходимость убивать - отвратительна для еврея. История солдата Алекса - еще одно подтверждение этому.

 2003 г.