Инна Найдис
Редактор журнала "Мигдаль-Таймс"
Еврейский след на ОМКФ
Нужен ли Одессе международный кинофестиваль? Возможен ли такой фестиваль, когда в стране идет война?
На эти вопросы уже дан ответ. В прошлом году. Нужен! Потому, что «пир во время чумы», если вспомнить «Декамерон» Боккаччо, - это еще и возможность выжить, отрицая смерть, жизнью ее поправ. Рассказывая истории… Не этим ли занимается кино?
В этом году ОМКФ важен еще и потому, что он стал ответом тем, кому очень хотелось сорвать туристический сезон в нашем городе.
Фестиваль не только наполнил кинозалы (более 120 тыс. зрителей), гостиницы, рестораны и улицы города. Он создал Одессе имидж европейского культурного центра – и программным наполнением, и представителями киноиндустрии мирового уровня, пожаловавшими ОМКФ своим присутствием, и потрясающей атмосферой праздника интеллекта и творчества.
Оглядывая прошедшие девять фестивальных дней, с удивлением обнаруживаю, что в их спирали раскручивались и складывались в пазл некие символы.
Человек, взявший в руки камеру, получает возможность прокричать миру свою правду, остановить и повторить мгновение, разбить или создать стереотипы и, в конце концов, изменить мир. Он становится Властелином времени, пространства и дум.
Решив отследить еврейскую составляющую шестого Одесского международного кинофестиваля, я не подозревала, до какой степени «еврейский след» пройдет практически через все фильмы и события, на которых я успею побывать.
Отправляясь на Потемкинскую лестницу, я отдавала дань масштабности события – не каждый день побываешь в кинотеатре под открытым небом на 15 тысяч зрителей. Немое кино – фильм Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом» - привлек мое внимание разве что раритетностью и живым сопровождением «Майкл Найман бэнда».
Памятный знак на Потемкинской
За несколько часов до просмотра на Потемкинской лестнице произошло знаменательное событие: ей был присвоен статус «Сокровище европейской кинокультуры». На церемонии открытия мемориального знака представитель Совета европейской киноакадемии Марек Розенбаум сказал: «…я увидел сцену с Потемкинской лестницей из «Броненосца Потемкина» около 50 лет назад, а сегодня впервые вижу воочию. Для меня огромная честь выступать сегодня от имени Совета киноакадемии».
Но вот зажегся экран, с которого нас сразу предупреждают, что это эксперимент «из дневника кинооператора», без титров, без сценария, без декораций и актеров, работа, направленная «к созданию подлинно международного абсолютного языка кино на основе его полного отделения от языка театра и литературы». 1929 год, фабрика ВУФКУ.
Давид Абелевич Кауфман (1895/1896-1954) родился в Белостоке Гродненской губернии (ныне Польша), и псевдоним его в переводе с польского означает следующее: «дзига» - «волчок» (дрейдл), «вертов» от слова «вертеться» - вертящийся волчок.
В фильме рефреном возникают бешено вращающиеся катушки на швейной фабрике – нить жизни раскручивается, завораживает и не дает передохнуть.
Каждый взгляд в сторону от экрана – на перемещающихся по узкому проходу людей или фантастические, движущиеся навстречу друг другу фуникулеры - заставляет пожалеть о пропущенных кадрах.
Все то, что умела делать кинокамера в докомпьютерную эпоху, заложено в этом фильме. Хотите стать кинооператором – вот он, учебник, больше не надо ничего. Разве что монтаж, который тоже герой этого фильма. Человечек с киноаппаратом появляется и исчезает среди людей, событий, нависает над городом, прячется за пивной кружкой, выскакивая чертиком из табакерки. Впрочем, шалит не только человек с камерой, но и пятящийся с тарелки вареный рак и самостоятельная коробка от камеры.
А иногда камера живет своей жизнью, она сама поворачивается, подсматривает, открывая око во весь экран и зашторивая его, как змея.
А еще она подсматривает за другой камерой – снимает, как снимают кино (этот же прием мы увидим потом в итальянском фильме «Моя мать» и услышим о тактике расположения камер на встрече с Дарреном Аронофски).
Кстати, вытворяет все это брат Дзиги Вертова – Михаил (Моисей) Кауфман, оператор фильма.
Но нас дурачат! Фильм не про это – не про эксперименты с камерой.
Фантасты не раз мечтали создать некую информационную капсулу для инопланетян, емко и сжато повествующую о землянах. Она уже создана! В 1929 году. Весь цикл человеческой жизни - во всех его социальных, явных, тайных и даже интимных проявлениях, психологические трюки, ассоциативный ряд и юмор – все уложилось в полтора часа концентрированного зрелища.
Экран гаснет, зрители встают со ступеней сертифицированной лестницы и долго хлопают. А когда они поворачиваются спиной к экрану, чтобы разойтись, снова звучит музыка и на экране – легендарные кадры из «Броненосца Потемкина». Это – новый саундтрек к знаменитому фильму - подарок Майкла Наймана и «Майкл Найман бэнда» – зрителям, лестнице, городу.
Кадр из фильма Человек с киноаппаратом
Британский композитор – первая знаменитость, явленная фестивалю. Он родился в семье польских эмигрантов, отец был меховщиком, и значительную часть своей жизни Майкл Найман (р. 1944 г.) вынужден был экономить. Слава пришла с началом сотрудничества с Питером Гринуэйем. Майкл написал музыку к двум десяткам его фильмов. Его же музыка звучит в «Пианино».
Первый саундтрек к «Человеку с киноаппаратом» Найман создал в 1995-м, а потом – совершенствовал и совершенствовал. По отзывам профессионалов оркестр создает какой-то непостижимый эффект с помощью запаздывания инструментов. На пресс-конференции Найман сказал, что Дзига Вертов, будучи сам композитором, вряд ли согласился бы с его саундтреком. Но, как по мне, лучшего и представить невозможно: музыка держит в напряжении, почти не развиваясь, но и не отпуская, подчиняет, создает узкий коридор и вдруг смягчается до человечности и опять задает жесткий ритм крутящегося волчка.
А «волчок» фестиваля набирает обороты, накручивая круги. И в конце ОМКФ тему истории кинопроизводства, как рондо, замыкает показ 98 очень-коротко-метражек братьев Люмьер с неподражаемыми остроумными комментариями месье Тьерри Фремо – генерального директора Каннского кинофестиваля. Глядя на набирающие смелость эксперименты братьев Люмьер, понимаешь, что так же, как и впоследствии Дзига Вертов, они познавали и изобретали возможности - и не просто камеры, а вообще – кино. Почти каждый следующий одноминутный фильм, из отснятых с 1895 по 1905 гг., являет изобретение нового жанра и покорение нового пространства и времени. Подумать только, что до появления кино люди пользовались лишь пересказами очевидцев - другие страны, различные явления, известные люди, флора и фауна – все это воочию доставалось лишь единицам.
На мастер-класс Дариуша Яблонски «Быть независимым продюсером в восточно-европейских странах» я пошла потому, что знала, что он продюсер запрещенного в Польше фильма «Колоски». (Фильм повествует о том, как двое братьев расследуют историю сожжения поляками своих односельчан-евреев).
Мастер-класс Дариуша был выстроен логично и убедительно – руководство к действию, аж самой захотелось попробовать. Но главное – я увидела человека, казалось бы, не очень героической внешности, заражающего непреклонной честностью и чистотой. Вот лишь несколько из его высказываний:
• Я – восточный европеец, и очень этим горжусь. Вы можете многого достичь, даже будучи восточным европейцем
• Я решил быть умным, но бедным. Я решил снимать артхаусные фильмы
• Я очень хочу делать фильмы, которые меняют чью-то жизнь
• Только сильные нации могут оглянуться назад на свою историю и признать ошибки
О фильме «Колоски» Дариуш сказал, что гордится им, и тут же поведал аудитории, что, лишившись поддержки в Польше, нашел еще большую поддержку за ее пределами, то есть, честное и «неудобное» кино делать, как ни странно, выгодно.
И если уж мы заговорили о польских киномастерах, то перейдем к польско-шведско-украинскому фильму режиссера Кшиштофа Копчински «Диббук. История странствующих душ». Он признан на ОМКФ «лучшим полнометражным фильмом» Национальной конкурсной программы по версии жюри Международной федерации кинопрессы (FIPRESCI).
Синопсис: «Ребе Нахман, святой лидер брацлавского хасидизма, родился через четыре года после большого крестьянского восстания под руководством казаков Гонты и Зализняка, когда было убито 20 000 жителей Умани – как евреев, так и поляков. Каждый год тысячи хасидов из 70 стран приезжают на могилу Ребе Нахмана в Умани. Толпы хасидов поддерживают большую часть экономики города, но не всех в городе это устраивает. Украинские националисты агитируют против иностранцев и обвиняют местные власти в продажности. Большой христианский крест воздвигнут на берегу озера, куда крупнейшая группа хасидов приходит помолиться каждый год».
Сопродюсер фильма Геннадий Кофман на пресс-конференции сказал, что в фильме «поднимается тема, которую мы все время прикапываем, присыпаем. …это прорывается где-то на радикальных сайтах, еще в каких-то ситуациях. Но у нас все хорошо, ничего нет… Очень часто звучит, что это …израильская оккупация Умани. И мне кажется, очень важно начать этот разговор»
.
«Диббук» снимался в течение семи лет, и за эти годы авторы успели отследить динамику происходящих процессов и вникнуть во множество проблем, мнений и эксцессов.
Как сказал Кофман, очень важно, что фильм снимался третьей, незаинтересованной стороной.
Этот нейтральный взгляд через объектив предельно остро обрисовал проблему, и хочется верить, что фильму удастся сдвинуть решение конфликта с мертвой точки, что разрешение его начнется на государственном уровне, потому что местной администрации это уже явно не под силу.
Но мне хотелось бы рассказать о тех процессах, которые происходили во время просмотра и обсуждения фильма.
Камера знакомит нас с некоторыми реалиями и героями фильма. И в какой-то момент мы вместе с ней «заходим» в зал, где идет молитва. И в этот момент в моем сознании появляется жуткое: «Тараканы!» Тысячи черных шляп и костюмов, они раскачиваются, нависают, бубнят… Странные, дикие, непонятные существа. Я думаю: «Какой ужас! Как можно показывать это чужим, если у меня, еврейки, это вызывает такие чувства?»
Фильм приобретен для показа одним из украинских каналов, правда, в сокращенном виде. И это значит, что его увидит широкий украинский зритель.
А потом я начинаю понимать, что именно на этих кадрах люди в своем высшем духовном состоянии, они молятся, разговаривают с Б-гом. Почему же у Котеля (Стены плача) я не отшатываюсь и не испытываю стыд? Да потому что здесь, в Галуте, я смотрю на своих соплеменников глазами своих соотечественников, нет, больше – глазами погромщиков (как те, например, кто намеренно установил на берегу водоема распятье – даже без благословения церкви), которые не поймут этого экстаза «фарисеев», высмеют и даже побьют. Мы, галутные евреи, очень гордимся, что мы европейцы и стыдимся своих собратьев, глядя на них «с точки зрения цивилизации и прогресса».
Да, эти люди странно одеты и прически у них странные. Но разве рясы, сутаны, длинные бороды, тонзуры и камилавки вызывают у кого-нибудь чувство стыда и отчуждения? А ведь они тоже «пережиток прошлого».
В фильме один из украинцев, наконец, членораздельно объясняет, за что украинский герой Гонта и сотоварищи вырезали евреев и поляков: паны-шляхтичи ставили евреев управляющими поместий, а те сдирали три шкуры с украинцев. Мне очень хочется спросить (только некого): все 20 тысяч были панами и их управляющими? Или они были такой же, только еще более бесправной голотой, как их односельчане? До каких же пор национальными героями народа будут люди с руками по локоть в крови? Неужели на этом можно построить нацию? Как по мне – так только шайку.
Диббук. История странствующих душ
После просмотра фильма, во время его обсуждения первым взял микрофон американский еврей и объявил, что ему стыдно за своих соплеменников. А когда микрофон достался израильтянину, то он поспешил заверить зал, что не все евреи такие, как те, которых только что показали – это уже секулярный стыд за религиозных собратьев. Перед кем он оправдывался? Наверное, перед теми в зале, кто хлопал, когда жители Умани жаловались, что хасиды скупили все на корню и даже надписи вокруг - на иврите. Я думаю, эти зрители не остались на обсуждение фильма, но мне хочется спросить их: хасиды приехали с автоматами? Нет, они приехали с деньгами. Я понимаю чувства патриотов – не все продается, но все продают, и не вина хасидов, что в Украине так. Когда в маленький городок приезжает 20 тысяч туристов, в любом цивилизованном государстве к их приезду будет готов радушный сервис и обеспечен порядок. И деньги пойдут в казну, а затем – на развитие города.
Впрочем, имеющий уши да услышит, авторы фильма все для этого сделали.
А по поводу стыда за неподобающее поведение некоторых из моих соплеменников я хочу сказать: разве не имеет право мой народ на своих святых, гениев, юродивых и негодяев – такое же право, как и любой другой народ?
И быть может, становится понятным, почему фильм Евы Нейман «Песнь песней» признан лучшим сразу в двух номинациях – национальной и международной программы. В этом фильме красивые евреи отталкиваются от своих смешных местечковых предков и на крыльях любви уносятся в мир прекрасного. Вот таких евреев мы все вместе и любим.
Жаль, что на фестивале не присуждали приз за лучшую операторскую работу: оператор «Песни песней» Риммвидас Лейпус по праву ее заслужил – графикой и живописью каждого кадра.
Израильский кинематограф был представлен фильмом «Человек в стене», сценарист и режиссер - Евгений Руман, выходец из Беларуси. Старый, как мир, сюжет о скелетах в семейном шкафу оживлен удачным детективным ходом: зритель почти до самого конца не понимает, куда же делся муж, который вышел погулять с собакой. Надо сказать, что не только это держит на крючке зрителя, но и очень убедительная и естественная игра Тамар Алкан, получившей «Золотого Дюка» за лучшую актерскую работу.
Интересно, что действие фильма могло происходить в любой стране и лишь одна черта делает эту ленту национальной: разные герои фильма (даже нерелигиозные) желают друг другу хорошего Шабата.
На фильм Алексея Германа младшего «Под электрическими облаками» я пошла еще и потому, что его сопродюсер тот самый Дариуш Яблонски, и дважды не прогадала. Страшный, безысходный и рвущий жилы постмодерн автор умудряется завершить элегически-сюрреалистическим хэппи эндом.
«Патамушта эльф». Одному из героев все время снится его юность, где однажды умного мальчика, покупающего умные книжки вдруг спрашивают: ты еврей или армянин? Парень теряется, и ответ совершенно ясен – армянину легче признаться, значит, он не армянин. И тогда он говорит: я эльф.
Мы еще встретимся с эльфами – в другой новелле этого фильма, где приблудившегося к толкинистам архитектора (помеченного крупным пятном на лице – как Фантом Оперы, Горбачев или просто отмеченный печатью свыше…) принимают за «эльфа». Таковы игры современных умных мальчиков и девочек…
Этот фильм надо смотреть и пересматривать, но ощущение, что это настоящий артхауз приходит сразу.
В намеченной мною программе был еще один фильм – «Сын Саула» венгерского режиссера Ласло Немеша – о зондеркоманде в Освенциме. Я так и не смогла заставить себя пойти на этот фильм. Во мне уже нет живого места от Холокоста. Мы знаем, помним и детям передадим. А смотреть такие фильмы нужно тем, кто способен все это повторить.
В ретроспективной программе был итальянский фильм 1942 года «Одесса в огне» - о том, как румыны освобождали от советской оккупации Одессу и жителей Бессарабии, захваченных в плен.
Иногда интересно заглянуть – что же делалось в их головах, тех, кто находил оправдание войне и массовому истреблению людей. И было ли известно маститому итальянскому режиссеру Кармине Галлоне о тысячах бессарабских евреев, бежавших от антисемитского румынского режима в Одессу, чтобы погибнуть в учрежденной «освободителями» Транснистрии?
Еще была встреча с супер-известным американским режиссером Дарреном Аронофски, чьи корни гнездятся в Одессе, а детство – в Бруклине. Если отбросить ажиотаж и профессиональные байки, то самым интересным для меня было то, что свой фильм-хоррор «Черный лебедь» он задумал по прочтении «Двойника» Достоевского.
Не относятся к теме этой статьи два впечатляющих иранских фильма «Такси» и «Атомное сердце» и не вмещается сюда интервью с Катриэлем Шори, директором Израильского кинофонда. Возможно, мы еще к этому вернемся, как и фестиваль - в Одессу.
