Террористы «Хизбаллы» подготовили в 85 населенных пунктах Южного Ливана боевые позиции для атаки на Израиль. | ||
Согласно информации, опубликованной на англоязычной странице Армии оборны Израиля в социальной сети Facebook, речь идет о складах оружия и военного снаряжения, позициях для пуска ракет, бункерах для пехоты, подземных инфраструктурах, противотанковых позициях, а также командных пунктах.
Карта, обнародованная пресс-службой ЦАХАЛа, сопровождается надписью с напоминанием о том, что использование гражданских населенных пунктов для маскировки агрессии является уголовным преступлением.
Как писал "Курсор", террористическая группировка «Хизбалла» уже подготовилась к новому крупномасштабному нападению на Израиль, в ходе которого буду использованы, в частности, ракеты большой дальности и разрушительной силы, а также многочисленные боевые туннели, по которым боевики Хасана Насраллы ворвутся на территорию Галилеи.
По данным военно-политического обозревателя газеты «Гаарец» Амоса Харэля, командование ЦАХАЛа уже разработало план массовой эвакуации жителей северных приграничных районов Израиля, которая охватит, как минимум, 78 тысяч человек.
Амос Харэль подчеркивает, что «Хизбалла» значительно увеличила и усилила свой арсенал, а также получила уникальный боевой опыт, принимая участия, совместно с военнослужащими России и Ирана, в военных действиях на стороне Башара Асада.
Российское вторжение в арабское государство обогатило террористов «Хизбаллы» неоценимым боевым опытом, которым она, безусловно, воспользуется в ходе будущей войны с Израилем, напоминает военный эксперт.
Как писал «Курсор», в ходе военной операции в Сирии Россия предоставила "Хизбалле" доступ к своему оружию и военному снаряжению в этой стране.
Кроме того, благодаря участию в сирийской войне в союзе с режимом Асада, а также войсками РФ и Ирана, боевики Хасана Насраллы прочно обосновались на Голанских высотах и получили возможность расширить линию фронта в будущей войне против Израиля.
|
понедельник, 23 января 2017 г.
Террористы «Хизбаллы» подготовили в 85 населенных пунктах Южного Ливана боевые позиции для атаки на Израиль.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИЛИ ГЛАС НАРОДА
Виктор ВОЛЬСКИЙ
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИЛИ ГЛАС НАРОДА?
На днях мне в руки попала статья под названием «Мюнхенцы и Гитлеры», перепечатанная из еженедельника «Секрет» (velelens.livejournal.com.). Статья, написанная израильтянином Михаилом Неменовым, представляет большой интерес, всячески ее рекомендую.
Вкратце суть ее такова: М. Неменов считает, что существует особая порода национальных лидеров, именуемых им «мюнхенцами» – в память об архитекторах позорного сговора, достигнутого с Гитлером в 1938 году в Мюнхене и отдавшего ему на растерзание Чехословакию. Автор статьи считает, что «мюнхенцы» по сути своей предатели, хуже того – предающие «без всякой необходимости и себе во вред».
«Придя к руководству своей невезучей страной, – пишет М. Неменов, – мюнхенец совершает предательство за предательством, во вред родине... Ничто не вынуждает мюнхенца к предательству. Его страна сильна, богата и обильна... Ее враги слабы... Однако мюнхенец начинает шаг за шагом загонять свою страну в тупик... Мюнхенец совершенно искренне уверен, что делает все правильно, и не понимает, какие могут быть к нему претензии».
В подкрепление своего тезиса автор подробно излагает историю восхождения Гитлера к вершинам власти и вопиюще бездарной политики западных лидеров, во многом содействовавших успехам нацистского фюрера, и проводит параллели между ними и современными политиками, по его мысли, подпадающими под определение «мюнхенцев». Все эти неоспоримые факты хорошо известны, и я не вижу необходимости повторять их. Однако я не могу согласиться с основной мыслью автора, убежденного в том, что «мюнхенец предает в соответствии с глубинными свойствами своей натуры... Он предает бессмысленно... совершенно без заранее обдуманных намерений...».
Так ли это? Предательство – неотъемлемый атрибут истории человечества на всем ее протяжении. Но это не инстинкт, не продукт слепого подчинения властному приказу нашей натуры, которому мы при всем желании не в состоянии сопротивляться. Предательство – не более чем тактический прием, добровольный сознательный выбор, который во все века и у всех народов неизменно диктовался вполне определенными мотивами: идейными соображениями, корыстью, жаждой мести и т.п.
Хрестоматийный предатель в американской истории – Бенедикт Арнольд. Выдающийся деятель американской революции, блестящий полководец, одержавший ряд исторических побед в первые годы Войны за независимость, он пал жертвой интриг со стороны своих коллег, убедивших Континентальный конгресс отказать генералу Арнольду в повышении. Более того, против Арнольда, потратившего почти все свое состояние на дело революции, был выдвинут навет в лихоимстве. Следствие полностью очистило его от обвинений, но Арнольд затаил обиду за такую вопиющую несправедливость и в 1779 году перешел на сторону англичан. Классический случай – человека подсидели, подвергли незаслуженным гонениям, он обиделся и решил отомстить.
Другой, не менее хрестоматийный пример – супруги Розенберги. Этих никто не обижал, но они были всецело во власти коммунистической идеологии, истинной родиной для них была не Америка, а Советский Союз. Впрочем, они считали себя патриотами Америки, но не той страны ужасов капитализма, где им не повезло родиться по воле злой судьбы, а другой, идеальной Америки, которая станет явью, когда в ней восторжествует коммунистическая революция, и жизнь сразу станет прекрасной – как в СССР. Розенберги, вероятно, смертельно обиделись бы, если бы им предложили денежное вознаграждение за их услуги. Подобно практически всем остальным коммунистическим шпионам той поры, они были фанатиками идеи, которой они бескорыстно служили и ради которой не пожалели ни себя, ни друг друга, ни своих детей. Классический случай идейного предательства.
Третий пример – целая плеяда американцев, в последние десятилетия «холодной войны» шпионивших на Советский Союз. Тут идейностью и не пахло, всех этих уокеров, эймсов и хансенов одолевала элементарная пошлая алчность, в которой не было ни грана идеологии. И поскольку единственным товаром, который они могли предложить потенциальным покупателям, была государственная тайна, ею они и торговали. Примечательно, что ни один из них не был завербован, все до одного сами предлагали свои услуги советской разведке, в ряде случаев настойчиво преодолевая недоверие потенциальных клиентов. Классический случай предательства на почве корысти.
Но можно ли приписать какие-либо из перечисленных мотивов «мюнхенцам»? Может быть, Невил Чемберлен нуждался в деньгах и содрал с Гитлера взятку за попустительство его агрессивным планам? Неужто у Даладье были какие-то счеты с Чехословакией, и он решил наказать эту страну, предав ее в руки нацистской Германии? Уж не был ли Шимон Перес тайным агентом Ясира Арафата, предавшим Израиль во имя торжества палестинского дела? Ничего исключить, конечно, нельзя, однако как-то не очень верится. Но если не идеология, не корысть и не мстительность, то что побуждало этих людей на поступки, в которых М. Неменов усматривает предательство? Нет ли у их «предательства» какого-то другого механизма?
Обратимся к истории, точнее, к итогам Первой мировой войны для Англии и Франции (поскольку речь идет о конкретных «мюнхенцах»), которые с моей точки зрения имеют прямое отношение к теме данной статьи.
Накануне войны Англия была центром великой империи, где «никогда не заходило солнце» и проживала четверть населения земного шара. Война вызвала взрыв националистических настроений и породила движения за независимость в колониальном мире, положив начало закату Британской империи.
Англия была также крупнейшим кредитором мира, экспедитором и страховым агентом всей планеты. В ходе разорительной войны она полностью истощила свои кредиты и превратилась в крупную должницу Америки. В результате финансовый центр мира переместился из Лондона в Нью-Йорк.
Английский рабочий класс, вдохновленный 100-процентной занятостью в военные годы, заметно усилился, произошел резкий сдвиг в распределении доходов в пользу бедных. Положение аристократии, чьи позиции до войны были незыблемы, пошатнулось. В политическом плане это нашло отражение в быстром росте влияния Лейбористской партии, бросившей вызов гегемонии тори.
Но, вероятно, самое главное – это то, что Англия понесла огромные, невосполнимые людские потери. Согласно монографии The Longman Companion to the First World War (Colin Nicholson, Longman 2001, p. 248), английская армия потеряла убитыми и ранеными 44% своего состава. О масштабах кропопролития красноречиво свидетельствует хотя бы следующий пример, приводимый Уинстоном Черчиллем в своей книге The World Crisis: в первый день наступления на Сомме 1 июля 1916 года в одной из дивизий, брошенных в атаку, за два часа было выведено из строя 5247 из 8500 рядовых и 218 из 300 офицеров. А всего в этот день было убито, ранено или взято в плен 58 000 англичан.
Первая мировая война начисто разрушила традиционное представление о войне как о благородном занятии благородных людей. Место рыцарского поля брани заняла бессмысленная бойня, траншеи сплошными рубцами перерезали Европу от Северного моря до Адриатики, в долгие перерывы между вспышками боевых действий солдаты месяцами гнили в окопах и кормили собой вшей, а когда давался приказ к наступлению, их толпами гнали на колючую проволоку и пулеметы. Счет потерям шел на миллионы. Горы трупов устилали землю ради того, чтобы генералы могли передвинуть флажки на карте на километр-другой, при том что спустя несколько дней противник переходил в контрнаступление и отбивал утраченную территорию.
Дух британской нации был фатально подорван, ее имперской самоуверенности был нанесен сокрушительный удар, страна, считавшая себя центром мира, утратила веру в себя. Особую роль в этом сыграли колоссальные потери, понесенные цветом нации, носительницей ее рыцарского духа – аристократической молодежью, составлявшей костяк младшего офицерства.
На психологическую усталость от войны накладывалась тяжелая экономическая реальность. Всеобщий пессимизм и подавленность усугублялись томительным предчувствием падения империи, которое всегда крайне болезненно отзывается на психике население метрополии (достаточно послушать зубовный скрежет и вопли отчаяния по поводу утраты коммунистической империи, сотрясающие русские «патриотические» сайты).
Англия вынесла из «великой» войны категорическую решимость ни в коем случае никогда больше не воевать; в стране возобладал нерассуждающий, едва ли не инстинктивный пацифизм. Показателен в этом отношении диспут, состоявший 9 февраля 1933 года в Дискуссионном клубе Оксфордского союза по резолюции «Настоящая ассоциация ни при каких обстоятельствах не станет воевать за короля и отечество». Оксфордские студенты поддержали резолюцию 275 голосами против 153. Не следует думать, что они, как водится среди студентов, решили эпатировать общественное мнение. Цвет английской элиты лишь отражал настроения народа, который был полно решимости не воевать ни в коем случае, закрыть глаза, ни на что не обращать внимания – хватит с нас войн!
Лишь ничтожная горстка британских политиков ясно видела надвигавшуюся коричневую угрозу и предупреждала о неотвратимости войны с нацистской Германией. Но их голос был гласом вопиющего в пустыне, их лидер Уинстон Черчилль был отщепенцем и объектом издевок. Над ним потешались газеты, над ним смеялись в парламенте, за ним прочно закрепилась репутация «поджигателя войны». 1930-е годы, вплоть до начала Второй мировой войны, Черчилль провел в полной изоляции и сам называл это время «годами блуждания в пустыне».
Зато соглашение, заключенное Чемберленом с Гитлером в Мюнхене, было исключительно популярно у него на родине. «Я привез вам мир» – эта фраза Чемберлена, восторженно встреченная его соотечественниками, отвечала чаяниям нации. Да даже если бы Чемберлен и был настроен воинственно, воевать ему было бы нечем – парламент при массовом одобрении избирателей отказывался отпускать средства на перевооружение. К тому же денег катастрофически не хватало. Маститый шотландский историк Ниал Фергюсон отмечает, что в течение межвоенного периода 44% британского бюджета уходило на выплату процентов по государственной задолженности. Где уж тут перевооружаться!
Существует даже точка зрения, что Чемберлен все понимал и видел, что его страна не только не хочет, но абсолютно не готова воевать. В силу этого он был вынужден пойти на Мюнхенский сговор исключительно ради того, чтобы получить позарез необходимую передышку, которая дала возможность Великобритании с грехом пополам подготовиться к войне. Во всяком случае, проводя политику умиротворения Гитлера, Чемберлен вольно или невольно выражал волю своего народа. Следует отметить, кстати, что, по свидетельству Грэма Стюарта в его книге «Хороня Цезаря», Черчилль до последних дней жизни Чемберлена с уважением относился к своему предшественнику на посту премьер-министра и не сказал о нем ни единого худого слова.
Еще более сильный удар по национальной психике война нанесла Франции, буквально выкосив целое поколение ее граждан. В предыдущие полстолетия страна переживала демографический спад и к началу Первой мировой войны заметно отставала по численности населения от Англии и Германии. Вследствие этого людские потери оказались для Франции еще чувствительнее, чем для других участников войны. А потери эти были просто ужасны: французская армия потеряла три четверти своего состава. Не забудем также, что военные действия на западном фронте в основном велись на территории Франции, и ее материальные потери просто не поддаются учету.
Во Франции, где обстановка осложнялась чехардой в правительстве, антивоенные настроения были не столь выражены, как по другую сторону Ламанша, но французы тоже не желали трезво смотреть на вещи. Отражая настроения народа, французская армия вложила гигантские средства в строительство, как ей казалось, неприступной оборонительной «линии Мажино». Идея была в том, чтобы в случае нападения немцев принять сугубо оборонительную тактику и вынудить противника истощать свои силы, бесплодно штурмуя самую мощную в мире систему укреплений.
В стране с развитой системой классического образования никто не вспомнил мудрые слова спартанского законодателя Ликурга, отказавшегося обвести Спарту стеной. Ликург, заявивший, что лучшей гарантией безопасности государства является мужество его граждан, понимал, что стены лишь подрывают боевой дух защитников государства и порождают у них пораженческие настроения. Но измученная войной Франция не хотела это понимать.
О наступательной стратегии не могло быть и речи, главное – любой ценой беречь живую силу, до предела снизить потери и с Божьей помощью отсидеться от войны за стеной пограничных укреплений. Французские генералы проявили поразительную слепоту, не удосужившись ознакомиться с трудами немецких генштабистов, им и в голову не приходило, что немцы не обязательно полезут взламывать «линию Мажино», а могут ее просто обойти и вторгнуться во Францию через Бельгию, как это они сделали в Первую мировую войну.
И опять-таки страна была глуха к немногим трезвым голосам, предупреждавшим именно о такой возможности. Немецкие генералы старательно штудировали книги видного французского теоретика танковой войны Шарля де Голля, а в его собственной стране от де Голля отмахивались как от назойливой мухи. Вопреки очевидности французское общество видело то, что хотело видеть, а не то, что было на самом деле. Любой ценой избежать войны, и если для того, чтобы отвратить нападение немецкого зверя, нужно бросить ему в пасть Чехословакию – что же, Франция готова пожертвовать этой «далекой страной, о которой мы ничего не знаем» (словами Чемберлена). Подписывая соглашение с Гитлером в Мюнхене, Даладье выполнял наказ своего народа.
Теперь о Шимоне Пересе. Я с недоумением следил за развитием событий, которые увенчались подписанием соглашений Осло и триумфальным возвращением Ясира Арафата на Западный берег. О чем думал главный архитектор этого процесса Перес, спрашивал я себя, зачем ему понадобилось реанимировать дискредитированное, полузабытое, тихо разлагавшееся в тунисском изгнании палестинское движение, которое арабские петробогачи к тому же посадили на голодный паек после того, как Арафат имел глупость поддержать агрессию Саддама Хусейна против Кувейта?
Это было тем более странно, что инициатором этого самоубийственного акта выступил не наивный и невежественный американский президент, которому сам Бог велел ничего не понимать в ближневосточной ситуации, не продажный европеец, заискивающий перед поставщиками нефти и всегда готовый отдать Израиль на заклание, а ветеран израильской политики, который, казалось бы, должен был разбираться в ситуации и не хуже других понимать, что из себя представляет Арафат и его движение.
И тем не менее Перес и его единомышленники с огромным энтузиазмом взялись за дело, старательно лелея ростки новых конфликтов своей страны с палестинцами. Они твердо верили, что, если уступить палестинцам и выполнить их требования, то ближневосточный конфликт сам по себе чудесным образом решится, главное условие арабов – самоубийство Израиля – будет снято с повестки дня, мечи перекуются на орала, палестинский лев возляжет рядом с израильским ягненком, и наступит всеобщий мир и счастье.
При всей очевидной нелепости их затеи Пересу со товарищи удалось провести ее в жизнь. Каким образом? Просто потому, что они отнюдь не были горсткой отщепенцев, их идея получила широкую поддержку. В Кнессете состоялось бурное обсуждение инициативы Переса, депутаты от левых партий поддерживали ее, правые были против. После двухдневных прений 23 сентября 1993 года на голосование была поставлена резолюция о доверии правительству. Резолюция прошла 61 голосом против 50 при 8 воздержавшихся. Израильское общество в лице своих выборных представителей достаточно заметным большинством подписало акт национального самоубийства – иначе назвать договор в Осло просто невозможно.
Каким психологическим вывертом объяснить такую слепоту? Ладно, Бог с ним, с Пересом, все-таки он пожизненный социалист. Но Ицхак Рабин? Как мог поддержать идею, идиотизм которой был очевиден любому наблюдателю, мало-мальски разбиравшемуся в ситуации, этот маститый генерал, славившийся именно трезвостью суждений и реалистическим подходом к действительности. А что сказать о большинстве израильтян – сторонников Осло? Уж им-то, вроде бы, не нужно было рассказывать, какие цели преследуют палестинцы. И тем не менее они предпочли закрыть глаза на реальность.
Почему? Разгадку следует искать в человеческой психике. Люди, доведенные до крайней черты, изнуренные непосильной психологической нагрузкой, готовы на любой, самый иррациональный поступок в отчаянной надежде на избавление. А вдруг?.. Общество охватывает массовая истерия, в которой все разумные доводы заглушаются воплями безумной надежды. Так и израильское общество, измотанное десятилетиями непрерывных войн, живущее в непрерывном ожидании, что в любой момент может грянуть беда, уговорило себя, что чудо возможно, – вопреки очевидности, презрев опыт и заглушив в себе голос инстинкта самосохранения. Перес и его компания отнюдь не были белыми воронами, за ними стояло большинство израильтян.
(Аналогичный механизм прослеживается, между прочим, и в избрании Барака Обамы президентом Соединенных Штатов Америки. Левая пропаганда десятки лет неустанно внушала американцам чувство вины перед их чернокожими согражданами, и довела общество до такой степени самобичевания, что люди были готовы на все, только чтобы искупить свой «великий грех». И когда им предложили выбрать в президенты Обаму, большинство избирателей с энтузиазмом проголосовало за этого человека, невзирая на его темную биографию и радикальное окружение, невзирая на полное отсутствие у него опыта и знаний, невзирая даже на то, что он не особенно скрывал свое намерение переделать страну на социалистический лад («Достоянием надо делиться»). Все что угодно – лишь бы избавиться от гнетущего чувства вины, от этого позорного клейма. И избрали – себе на горе.)
Резюмируя: «мюнхенцы», которых заклеймил М. Неменов, безусловно заслуживают осуждения. Но при этом нужно отдавать себе отчет в том, что их действия не следует квалифицировать как предательство, они не были продиктованы злобой или врожденной подлостью. Эти люди искренне считали себя патриотами, самоотверженными тружениками на ниве общественного служения. И у них были все основания так полагать! Это черчилли плыли против течения, а истинными выразителями народных чаяний были чемберлены. И если история их осудила, они могут в свое оправдание сказать, что в меру своих сил служили обществу, выполняя его волю.
Февраль 2011 года
ИГРА В БИРЮЛЬКИ
Виктор ВольскийЙорктаун, Вирджиния
Веб-сайт: volsky.us
Веб-сайт: volsky.us
ИГРА В БИРЮЛЬКИ
«Лучше убеждать, чем принуждать». Уинстон Черчилль, обожавший звонкую фразу и наплодивший множество афоризмов, вероятно, был бы поражен, узнав, что одно из его изречений ляжет в основание «прогрессивного» видения мира. И ясно почему. Либералы в массе своей принадлежат к сословию гуманитарной интеллигенции, красноречие – козырной туз в их колоде, не в последнюю очередь потому, что это, пожалуй, единственное, что они умеют. Когда либералы затевают какое-либо практическое дело, можно не сомневаться, что их ждет скорый и неизбежный провал. (Потому-то они категорически против того, чтобы их проекты оценивались по результатам, для них важны только «благие намерения» .) Зато когда полем битвы становится дискуссионный стол или трибуна, либерал чувствует себя как рыба в воде и обычно без труда расправляется с консервативным оппонентом.
Но, помимо этого, страстная приверженность идее переговоров как панацее от всех бед является одной из священных коров либерализма, стержнем либеральной идеологии, коренящейся в их несокрушимой убежденности в изначальной добродетельности человеческого существа. С легкой руки французских просветителей XVIII века либералы прониклись убеждением, что в каждом человеке, сколь бы мерзким он ни был в своих речах и поступках, сидит святой, который рвется наружу – нужно только создать для этого соответствующие условия путем просвещения. Либералы не сомневаются, что переговоры превыше всего, что нет таких проблем, которые нельзя было бы решить за столом переговоров.
Но так ли это? Действительно ли болтать всегда и при любых обстоятельствах лучше, чем стрелять? Я не исключаю, что в веках бывали случаи, когда одной только силы красноречия было достаточно, чтобы решить реальный конфликт, но только мне ни одного такого примера не известно. Льва можно заставить возлечь рядом с ягненком, но – если исключить божественное вмешательство – только силой принуждения, а отнюдь не убеждения.
На протяжении всей истории человечества конфликты неизменно решались силой оружия, и лишь потом следовали переговоры, чтобы победитель мог продиктовать условия капитуляции побежденному, а тот попытался выговорить себе какие-то поблажки. Иногда побежденным удавалось добиться существенных уступок, о чем свидетельствует, например, блистательный успех Талейрана на Венском Конгрессе 1815 года. Но для того, чтобы министр иностранных дел наполеоновской Франции смог восхитить мир своим хитроумием и красноречием, его император должен был сначала потерпеть поражение в битве при Ватерлоо и сдаться на милость победителей.
Ближе к нашему времени британскому премьеру Невиллу Чемберлену не удалось в Мюнхене разрядить нацистскую угрозу и отвратить призрак войны. Все, чего он добился, это кратковременной отсрочки, за которую он отдал Гитлеру Чехословакию («далекий народ, о котором мы ничего не знаем» – так Чемберлен оправдывал свое предательство), да еще бесконечное презрение со стороны нацистского фюрера: «Наши враги – ничтожные черви, я убедился в этом в Мюнхене». В конечном итоге гитлеризм был побежден, но лишь ценой 50 миллионов жизней. Переговоры не смогли решить конфликт, для этого понадобилась война. Как отметил по этому поводу Черчилль, в то время лидер смехотворно малой партии войны в британском парламенте, Чемберлен «ради мира пошел на бесчестье, но утратил честь, не получив мира».
Но что плохого в переговорах, вы можете сказать? Пусть себе говорят и спускают пар. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Какой вред от пустой болтовни? К тому же, даже если переговоры бесплодны, все равно какая-то польза от них есть: узнаешь врага, проникаешь в его психологию, знакомишься с его переговорной тактикой. Все это, безусловно, так, хотя надо отметить, что враг тоже не встает из-за стола переговоров с пустыми руками: он тоже присматривается к тебе, изучает твои болевые точки и слабости. Следует учесть к тому же, что циник всегда одержит верх над идеалистом, хотя бы потому что трезво смотрит на мир и не отягощен этическими тормозами.
Но все это пустяки в сравнении с гигантским вредом, который причиняют переговоры. Ибо они создают суррогат динамики, иллюзию движения. Они подменяют собой реальные действия и тем самым позволяют закрыть глаза на действительность и избежать трудных решений. Пока идут переговоры, либералы заверяют общественность (в том числе и самих себя), что проблема будет вот-вот решена, что нужно только еще чуть-чуть потерпеть, и все устроится наилучшим образом.
И даже если до них паче чаяния дойдет, что переговоры зашли в тупик, они все равно будут уверены, что никогда не нужно отчаиваться; пока стороны говорят друг с другом, всегда есть надежда на счастливую случайность. Античные драматурги называли это «Бог из машины»: в самом конце пьесы сверху на сцену спускалось нечто вроде лифта, из него выходило божество, волшебным образом распутывало клубок коллизий, и наступал голливудский хэппи-энд.
Но увы – мы живем не в бутафорском, а в реальном мире, где веру в грядущее вмешательство Провидения никак нельзя назвать выигрышной тактикой. И тем не менее либералы во всех случаях предпочитают говорить и говорить, бесконечно оттягивая момент истины, когда придется взглянуть в лицо реальности, трезво оценить предмет конфликта и взвесить все наличные альтернативы – реальные, а не иллюзорные. Потому что в таком случае им придется признать истину, очевидную для любого здравомыслящего человека, а именно: некоторые проблемы просто не имеют решения, и посему искать его – пустая трата времени. Или, если выразиться более афористично, если не существует решения, не существует и проблемы.
Прошу мне объяснить, какая польза проистекла от всех попыток вовлечь Иран в диалог, которым с такой страстью предавались западные лидеры все последние годы в уверенности, что иранцев можно пристыдить и заставить отказаться от ядерной программы – стоит только найти правильные слова и как следует постараться. Все, что дала такая стратегия, – это выигрыш во времени для иранцев и дымовую завесу, под прикрытием которой они спокойно и без помех занимались своим делом.
Но и Запад не остался в накладе – переговоры дали Соединенным Штатам и их союзникам предлог ничего не делать и предаваться сладким мечтам о том, как иранцы чудесным образом образумятся и добровольно поставят крест на своих планах приобретения ядерного оружия и превращения в державу мирового значения. Да еще втайне нетерпеливо ждать, когда, наконец, Тегеран добьется своего: тогда проблема разрешится сама собой, что позволит западным лидерам облегченно вздохнуть и сокрушенно развести руками – дескать, ничего не поделаешь, ядерный Иран – не фикция, а реальность, придется с ним сосуществовать.
Другой пример: какие выгоды получены от многолетних переговоров с Северной Кореей? Пхеньян равнодушно принял взятку, предложенную Биллом Клинтоном (полмиллиона тонн мазута и обещание построить несколько легководных атомных реакторов) и, не прерывая переговоров, невозмутимо продолжал разрабатывать ядерное оружие и средства его доставки. Позднее планы Ким Чен Ира несколько расстроились, но отнюдь не из-за искусства переговорщиков, а вследствие нескольких неудачных ядерных и ракетных испытаний. И что же принесли все эти годы переговоров? Северная Корея ныне грозит Америке ядерной войной и собирается запустить баллистическую ракету «в сторону Гавайских о-вов». Тот еще успех!
Но ничто не показывает бессмысленность тупиковых переговоров настолько выпукло, как пресловутый «ближневосточный мирный процесс» – ритуальный танец с бубном, который исполняется десятилетиями, не принося никаких результатов. Одна за другой американские администрации, невзирая на партийную принадлежность, устремлялись на поиски этого миража. Немыслимое количество времени, энергии и капитала, как финансового, так и политического, было потрачено в тщетном стремлении примирить Израиль с палестинцами, в основном путем попыток вырвать у Израиля все новые уступки, а палестинцев взятками «убедить» в том, что они жаждут мира и собственного государства.
Но для успеха переговоров необходимо обоюдное желание договориться и найти решение проблемы, разделяющей стороны. Иначе какой прок от переговоров? То, что израильтяне мечтают о мирном урегулировании, не подлежит сомнению. Они доказали это в 2000 году, когда израильский премьер Эхуд Барак пошел на беспрецедентные уступки, приняв практически все требования Ясира Арафата. В ответ палестинский лидер категорически сказал «нет» (в частном порядке Арафат пояснил Биллу Клинтону, что в противном случае ему «не жить»).
Элементарная истина, которая должна была бы, наконец, дойти до всех, даже самых упертых оптимистов, заключается в том, что палестинские лидеры не хотят примирения с Израилем. Их вполне устраивает статус-кво, у них нет никакого желания сменить героические куфии на пошлые цилиндры, превратиться из кумиров «арабской улицы» в заурядных государственных деятелей и править крохотным, нищим, засиженным мухами «палестинским национальным очагом», оспаривающим сомнительную честь считаться самой черной дырой мира у таких несчастных побирушек, как Гаити или Бенин, способных вызывать лишь презрительную жалость.
Только состояние перманентной войны с еврейским государством дает палестинским лидерам легитимность и чувство своей значимости, приносит им международное признание и, не в последнюю очередь, неиссякающие денежные потоки международной помощи, которые, оседая на их личных банковских счетах, позволяют им наслаждаться красивой жизнью. (История свидетельствует, что революционные вожди, как правило, не заражены вирусом аскетизма и щедро компенсируют себя за жертвенную готовность вести за собой народные массы, хотят они того или нет.)
Египту и Иордании конфликт позволяет играть на международной арене роль, несоизмеримую с их истинной важностью, и получать громадные американские субсидии за поддержание видимости нормальных отношений с Израилем. Что они будут делать, если палестинская проблема будет решена? Золотой дождь внезапно иссякнет, мир перестанет их замечать. А разве заинтересована в урегулировании Сирия, которая наслаждается своей ролью главного препятствия на пути к миру на Ближнем Востоке? Посланцы ведущих держав теснятся в передней сирийского президента Асада, суля ему золотые горы за уступчивость. Кто же захочет поступиться таким завидным положением?!
Устраивает статус-кво и арабских нефтяных эмиров с шейхами. Пока существует Израиль, у них всегда есть возможность направлять недовольство своих подданных в русло ненависти к «сионистскому врагу». «Бедствия палестинского народа» – великолепный лозунг для мобилизации черни, заставляющий ее забыть о своих собственных тяготах. Не говоря уже о том, что каждый раз, когда на Ближнем Востоке сгущаются тучи, на нефтяном рынке вспыхивает паника, и цены подскакивают вверх к вящей радости экспортеров нефти.
К тому же «ближневосточная проблема» дает арабским лидерам сильный козырь в отношениях с Америкой, всегда готовой на серьезные политические уступки в обмен на туманные обещания вести себя прилично и не требовать немедленного истребления всех евреев. И еще одно, крайне важное соображение: Израиль, которого арабы на самом деле ничуть не опасаются, играет важнейшую роль противовеса Ирану – истинного врага арабов, которого они боятся до холодного пота. Словом, с точки зрения арабских нефтяных богачей, если бы Израиля не было, его –перефразируя известное высказывание Вольтера о Боге – нужно было бы придумать.
С точки зрения исламских террористов и их спонсоров ближневосточный конфликт – манна небесная, эффективное средство привлечения в свои ряды новых добровольцев, великолепное орудие пропаганды. Для «Аль-Кайды» палестинская проблема носит чисто утилитарный характер. Усама бин Ладен ни словом не обмолвился о ней, когда его репутация взлетела до небес после удачных нападений на Америку 11 сентября 2001 года. Но стоило событиям принять неблагоприятный оборот для террористов, как с их глаз спала чешуя, они внезапно узрели страдания своих «палестинских собратьев» и преисполнились великого негодования.
Что же касается иранских шиитов, они, безусловно, ненавидят евреев (а кто в Третьем мире их любит?!) , но суннитских «еретиков» – в частности, палестинцев – они ненавидят никак не меньше, а то и больше, учитывая, что внутрирелигиозные распри всегда носят особенно обостренный характер, не говоря уже об историческом антагонизме между арабами и персами. Тегеранским муллам на палестинцев наплевать, они используют их в своих собственных экспансионистских целях. Уйдет конфликт, и плакал их плацдарм на Ближнем Востоке. Так с какой стати иранцы будут болеть за его решение?
Итак, как видим, ни один из членов антиизраильской команды не заинтересован в мирном урегулировании, из чего нетрудно заключить, что переговоры абсолютно бесперспективны. И тем не менее, невзирая на непрерывную цепь неудач, переговоры продолжаются, и конца им не видно. Но почему бы Израилю не взять на себя инициативу и не объявить во всеуслышание, что хватит, мол, толочь воду в ступе? Увы, израильтяне ничуть не менее Запада склонны к самообману в том, что касается переговоров.
В 1982 году израильские войска вторглись в Ливан, который палестинцы превратили в свою колонию. В ходе недолгой войны армия Арафата была наголову разгромлена, и лишь вмешательство Америки спасло ее от полного уничтожения. Остатки дискредитированной поражением Организации освобождения Палестины были вывезены в Тунис и начали тихо загнивать. А после того, как в 1990 году Арафат допустил грубейшую тактическую ошибку, приняв сторону Ирака, совершившего агрессию против Кувейта, он и вовсе стал парией в арабском мире. Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты отрезали ему субсидии, ООП увядала на глазах.
И в этот самый момент, когда непримиримый враг дышал на ладан, Шимон Перес и его единомышленники в израильском правительстве, отряхнули ООП от нафталина, реанимировали ее, пересадили на Ближний Восток и в обмен на подпись Арафата под соглашением в Осло дали ему и его организации новую жизнь. Как сказал упомянутый Талейран о расстреле Наполеоном герцога Энгиенского: «Это хуже, чем преступление. Это – ошибка».
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы видеть грандиозную глупость этой затеи. Первый завет политики гласит: «Падающего противника – подтолкни». Уж кому-кому, а израильтянам-то полагалось бы знать, с кем они имеют дело. Неужели кто-либо из них мог усомниться в том, что для Арафата и его шайки «мирное соглашение» с Израилем – не более чем «удна», т.е. тактическое перемирие, которое его ни к чему не обязывает? (Коран разрешает мусульманину, оказавшемуся в невыгодных для себя условиях, ради передышки заключить с неверным перемирие, которое он может в любой момент нарушить.) В конце концов можно было посоветоваться с любым израильтянином – выходцем из арабской страны, который не понаслышке знаком с мусульманскими нравами.
И однако же у правительства был народный мандат на это безумие. Столь сильно было у рядовых израильтян стремление к миру, миру любой ценой, что иллюзии восторжествовали над реальностью, и большинство населения страны поддержало соглашение (как, кстати, поддержал и британский народ мюнхенское соглашение в 1938 году). Словно мучимый жаждой путник в пустыне, которому мерещатся водопады, израильтяне убедили себя в реальности фаты-морганы мирного договора, сулившего нормальную жизнь, без постоянной угрозы терактов и войны.
Что же говорить о Западе, который может, ничем не рискуя, тешить себя призраком прогресса на переговорах? «Мирный процесс» превратился в квазирелигию, постулаты которой слепо принимаются на веру вопреки подавляющим доказательствам их ложности.
Более того, этот процесс институализирован. Он обрел свою собственную жизнь и оброс людьми, чье благополучие всецело зависит от его существования. Тысячи «экспертов» неустанно трудятся на ближневосточной ниве, разрабатывая стратегии, публикуя ученые доклады, выступая с речами. Что произойдет с ними, если будет достигнуто мирное урегулирование? Двинутся толпой регистрироваться на бирже труда? Что будет делать Ближневосточный отдел Госдепартамента? Объявит о самоликвидации за ненадобностью и распустит своих сотрудников по домам? Да ведь страшно даже помыслить о такой ужасной перспективе!
Впрочем, судя по тому, как обстоят дела, всем этим людям не о чем беспокоиться. Администрация Обамы, похоже, столь же привержена «мирному процессу», как и все ее предшественницы, и намерена неуклонно двигаться по проторенной тропе. Так было, так есть, так будет. Священная корова «мирного процесса» может по-прежнему спокойно пастись на пышном лугу ложных надежд и неоправданных ожиданий. Ее благополучию ничто не угрожает.
Июль 2009 г.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)