САМУИЛ МАРШАК "СИОНИДЫ"

СТИХИ МОЛОДОГО САМУИЛА МАРШАКА О ПАЛЕСТИНЕ НАЧАЛА ХХ ВЕКА

СТИХИ МОЛОДОГО САМУИЛА МАРШАКА О ПАЛЕСТИНЕ НАЧАЛА ХХ ВЕКА

Из Сионид

Снится мне: в родную землю
Мы войдем в огнях заката,
С запыленною одеждой,
Замедленною стопой...
И войдя в святые стены,
Подойдя к Ерусалиму,
Мы безмолвно на коленях
Этот день благословим...

И с холмов окинем взглядом
Мы долину Иордана,
Над которой пролетели
Многоскорбные века...
И над павшими в пустыне,
Пред лицом тысячелетий,
В блеске жёлтого заката
Зарыдаем в тишине...

А назавтра, на рассвете
Выйдет с песней дочь народа
Собирать цветы в долине,
Где блуждала Суламифь...
Подойдёт она к обрыву,
Поглядит с улыбкой в воду,
И знакомому виденью
Засмеётся Иордан!

* * *

Иду за первым караваном.
Поют бегущие звонки,
И золотистым океаном
Чуть слышно зыблются пески.

Полдневный путь в истоме зноя
Я вспоминаю, как во сне,
Но помню сладкий час покоя
И шелест листьев в тишине.

Бежит из камня ключ прохладный,
Журчит невинно, как в раю.
И пьет, склонившись, путник жадно
Его прозрачную струю.

И открывается нежданно
За пыльной зеленью оград
Лимонов сад благоуханный,
Растущий пышно виноград.

* * *
Мы жили лагерем - в палатке
Кольцом холмов окружены.
Кусты сухие, в беспорядке
Курились, зноем сожжены.

В прибытья час мой спутник старый
Мне указал на ближний склон
С селом арабским. Это - Цара.
Здесь жил в младенчестве Самсон.

Теперь там нужен труд Самсонов!
С утра до поздней темноты
Там гонят змей и скорпионов,
Сдвигают камни, жгут кусты.

Колодезь роют терпеливо,
Чтоб оживить заглохший дол...
И в тишине ревёт тоскливо,
Весь день работая, осел.

Но веет вечера прохлада...
Горят венки закатных роз.
Легко бежит по склонам стадо
Прохладой оживлённых коз.

Луна встаёт в молочном блеске,
Созвездья светлые зажглись,
Мы раздвигаем занавески
И, отдыхая, смотрим в высь.

Как тихий ключ, струится пенье:
В порыве сладостном застыв,
Араб, наш сторож, в отдаленье
Поёт молитвенный мотив.

Стоит он белый, озаренный...
И в царстве сонной тишины
Напев простой и монотонный
Растёт, как ясный блеск луны.

Душа светла и благодарна,
А ночь таинственно-нема...
И ждёшь, что ангел светозарный
Слетит с небес на край холма.

Там он стоял во время оно,
Когда он землю посетил
И скромной матери Самсона
Рожденье сына возвестил...

* * *

Иерусалим

По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим
И на святом его пороге
Стою, смущён и недвижим.

Меня встречает гул знакомый:
На площадях обычный торг
Ведёт толпа. Она здесь дома,
И чужд ей путника восторг.

Шумят открытые харчевни,
Звучат напевы дальних стран,
Идёт, качаясь, в город древний
За караваном караван.

Но пусть виденья жизни бренной
Закрыли прошлое, как дым,
Тысячелетья неизменны
Твои холмы, Иерусалим!

И будут склоны и долины
Хранить здесь память старины,
Когда последние руины
Падут, веками сметены.

Во все века, в любой одежде,
Родной, святой Иерусалим
Пребудет тот же, что и прежде, -
Как твердь небесная над ним.

* * *

На верблюде (Реховот-Экрон)

Когда верблюд, качаясь, ёес
Тебя песчаною дорогой
И ты на скат и на откос
Смотрела издали с тревогой.

Сверкал песок и солнце жгло.
И только небо ликовало.
А неуклюжее седло
Тебя толкало и бросало.

И был в глазах твоих туман,
И ты ждала: вот-вот и сбросит, -
Казалось, яростный шайтан
В пустыню пленницу уносит.

На тощий горб её взвалив,
Шагает он в песчаном море,
А там - стремительный прилив -
Пески несутся на просторе...

Давно ль верблюд, качаясь, нёс
Тебя пустынею убогой,
А я, как опытный матрос,
Тебя удерживал дорогой?

/21 августа 1912, Оллила/

* * *

Я был в английском лёгком шлеме
И в сетке, тонкой и сквозной,
А то бы мне и грудь и темя
Прожёг палящий южный зной.

А ты была в легчайшей шляпке,
На бледный лоб бросавшей тень, -
На удивленье той арабке,
Что нам попалась в этот день.

Нас было много. Тут был целый
Весёлый дружеский ферейн:
Ханани - малый загорелый
И оголтелый Айзенштейн.

Твоя сестра Алида с мужем...
Была Алида так томна!
А на верблюде неуклюжем
Совсем измучилась она!

Но погоди. Мы о верблюде
Ещё расскажем в свой черёд.
Мы шли, как опытные люди
Идут в томительный поход:

Не торопясь, спокойным шагом
Мы долго шли. Но вдруг без слов
Решили всем ареопагом
Найти верблюдов иль ослов.

Ханани, шедший с карабином,
Ханани, храбрый человек,
Дорогу неким бедуинам
И их верблюдам пересек.

"Эй, мархаба! - он рек. - Кив халик?" -
"Мархабатэн!" - "Мапсуд?" - "Мапсуд!"
А тот взглянул на свой кинжалик
И на тугой, тяжёлый жгут.

"Как поживаешь и откуда?
Я друг твой! Вот тебе рука.
Дай нам до Экрона верблюда
За целых три металика".

Казалось, будет перестрелка
И не уступит бедуин,
Но совершилась эта сделка
Довольно быстро - в миг один.

Верблюда дернули за повод,
Но он колена не склонил
И некий, очень веский довод
Нам по-английски изъяснил.

Он нам сказал: "Иисусе Христе!
Конфуций! Будда! Магомет!
Зачем вы дёрнули за кисти?
Какой неслыханный привет!

И разве можно джентльмена
Заставить вдруг и без причин
Склонить во прах свои колена
Пред группой дам... Да и мужчин!"

Дав волю тысяче укоров,
Он наконец умерил пыл.
Потом, без лишних разговоров,
Склонил колена и застыл.

И мы, сконфуженные люди,
Полезли робко по горбу...
Лишь восседая на верблюде
Его узнаешь худобу.

Да, было жёстко, неудобно!
Но подошел другой верблюд.
Пробормотал он что-то злобно,
Но опустился - и капут.

Итак, мы сели. Боже, боже!
Какой сюрприз, какой испуг,
И сколько криков, сколько дрожи,
Когда верблюд поднялся вдруг.

О, как стремительно вознёс он
Свой горб проклятый в вышину.
Он невоспитан, неотесан,
Но мы простим ему вину.

Потом мы двинулись неслышно
Вдоль по дороге - по пескам.
Как беспорядочно и пышно
Лежали платья наших дам!

Нам было весело сначала,
Хоть и качало нас чуть-чуть.
Но так потом нас закачало,
Что стал нам страшен дальний путь.

Мы на верблюде, как на дыбе,
Лежали мертвенно-бледны.
Недаром призрак мёртвой зыби
Пугает утлые челны!

Но мы привыкли понемногу...
Пусть нас тошнило иногда,
Но всю дальнейшую дорогу
Мы совершили без труда.

Порой журчал нам ключ обильный,
Поя кувшины смуглых дев.
Темнел в оградах кактус пыльный,
Как запылённый барельеф.

И, ветви легкие раскинув,
Мелькали пальмы в высоте,
И в тихих рощах апельсинов
Прохладно было, как в мечте...

Вдали закат вставал, как чудо -
Пылали розы в синеве...
Когда спустились мы с верблюда,
Слегка кружилось в голове.

Потом в гостинице дорожной
Нам блюдо подали маслин,
И чай мы пили невозможный
В стране плодов и сладких вин...

/21 августа 1912, Оллила/

А.К. КАКОЕ СЧАСТЬЕ, ЧТО РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ

Израиль Сила – в «Узи»

Ровно 66 лет назад, 20 октября 1949 года, боец еврейских отрядов сопротивления, офицер и конструктор Узиэль Галь предложил концепцию нового автомата. Сегодня более двух миллионов стволов «Узи» состоит на вооружении армий и спецслужб 95 стран. Объем его продаж за это время превысил 3 миллиарда долларов. История пистолета-пулемета «Узи» неразрывно связана с жизнью его создателя, израильского оружейника-самоучки подполковника Узиэля Галя, или, как его еще звали близкие, – Узи. В его честь и было названо изобретенное им новое оружие. Биография гениального оружейника не менее сложна и запутанна, чем история его детища, и неразрывно связана с историей государства Израиль. Будущий конструктор автомата Узиэль родился в 1923 году в еврейской семье в городе Веймар в Тюрингии. Там же он и провел детство, правда, звали его тогда Готтард Гласс. В 1936-м, спасаясь от нацистских преследований, семья переехала в подмандатную Палестину. С четырнадцати лет Готтард начал работать в слесарной мастерской: ремонтировал сельхозоборудование, трактора и, втайне от англичан, изготовлял оружие для отрядов еврейской самообороны. Тогда же он, как это было модно в ту пору, и сменил имя, назвался на новый израильский манер – Узиэлем Галем. В то же время он впервые задумался над конструкцией пистолета-пулемета нового образца. Летом 1949 года, спустя год с небольшим после основания государства Израиль, лейтенант Узи Галь проходил обучение в офицерской пехотной школе. Утром 20 октября он направил начальнику школы подполковнику Меиру Зору письмо с детальным описанием своего пистолета-пулемета. А также выразил готовность продемонстрировать первую работающую модель. Подполковник Зор сразу же оценил новое оружие и понял, какую пользу оно может принести воюющей армии молодого еврейского государства, если получит распространение в войсках. Зор обратился к начальнику учебного отдела ЦАХАЛа полковнику Хаиму Ласкову с рекомендательным письмом. И уже 31 октября 1949 года, спустя всего 10 дней, начальник Генштаба Израиля генерал Яаков Дори отдал приказ о создании комиссии по изучению вопроса производства нового пистолета-пулемета. После первых же испытаний и пристрелки оказалось, что новый автомат оказался идеальным оружием для израильской армии. У него были небольшие габариты, не боялся ни воды, ни песка, ни грязи, при этом обладал внушительной огневой мощью. Узи Галь получил в свое распоряжение двух рабочих и мастерскую, где наконец полностью отдался работе над делом своей жизни. Уже через год был готов первый опытный образец пистолета-пулемета. Производитель, компания «Ха-таасия ха-цваит», дала новому автомату имя его конструктора, подчеркнув, что на иврите «Узи» – это еще и аббревиатура слов «Моя сила в Б-ге». Опытное производство «Узи» началось в 1951 году, а в 1955-м они были окончательно приняты на вооружение в ЦАХАЛ. Первая серийная партия в 700 штук была передана в штурмовые батальоны воздушно-десантных войск. Боевое крещение новое оружие получило в ходе Суэцкого кризиса 1956 года, годовщина которого также приходится на середину октября. А вскоре началось триумфальное шествие «Узи» по всему миру. В течение короткого времени «Узи» стал не только основным оружием ЦАХАЛа, но и одной из важнейших статей израильского экспорта. Десятки государств закупали его для своих армий, отрядов полиции и спецподразделений. Первым крупным заказчиком «Узи» стала армия Нидерландов. Любопытно, что сделка эта была до такой степени засекречена, что тогдашний премьер-министр Давид Бен-Гурион даже не известил о ней комиссию Кнессета по иностранным делам и обороне. Вслед за голландской армией значительные партии автомата приобрел и Бундесвер. Сегодня более двух миллионов стволов «Узи» состоит на вооружении армий и спецслужб 95 стран. Объем продаж автомата «Узи» за полвека превысил 3 миллиарда долларов. Наряду с базовой выпускались также специализированные версии «Узи», например, гладкоствольная для подводных пловцов или автоматическая версия, действующая без человека и известная под именем пулемет «Шмемит». Он представлял собой спарку из двух стандартных «Узи» и фотоэлемента с нажимающим механизмом. Напротив, на расстоянии до 150 м, должен был находиться ИК-излучатель. При пересечении луча фотоэлемент давал команду механизму, который нажимал на спусковые крючки, и система начинала стрелять. В 1981 году Галь предложил еще одну новинку – «мини-Узи», представлявший собой уменьшенную на 27% обычную модель. Этот автомат любой телохранитель легко мог спрятать под пиджаком. Именно «мини-Узи» использовали телохранители президента США Рональда Рейгана в тот момент, когда на него было совершено покушение. *** Общаться с журналистами конструктор Узи Галь, как правило, отказывается. Лишь однажды, в 1993 году, он дал интервью газете «Гаарец». На вопрос, что главное в его работе, ответил: «Конструирование оружия – это капелька таланта в море пота. Это, главным образом, рутинная работа. Ты постоянно оказываешься в тупике, из которого нужно искать выход. У конструктора нет фиксированного рабочего дня. Практически круглые сутки он думает об оружии». В 1976 году подполковник Узи Галь вышел в отставку. Для его тяжелобольной дочери Ирит требовалась медицинская помощь в США, куда и переехала семья. В Штатах Галь продолжил конструирование стрелкового оружия. Он скончался 9 сентября 2002 года на 79-м году жизни. И был похоронен в Святой Земле со всеми причитающимися ему воинскими почестями рядом со своей женой и дочерью на кладбище киббуца Ягур. Однако история «Узи» на этом не закончилась. В 2010 году была представлена усовершенствованная версия «мини-Узи», которую назвали «Узи-про» – идеальное оружие для телохранителей, охранников и всё тех же гангстеров. Судя по всему, «Узи» еще послужит как хорошим, так и плохим парням в самых разных точках планеты. Различные модификации «Узи» по-прежнему выпускаются израильским концерном «Ха-таасия ха-цваит» и пользуются широкой популярностью у агентов спецслужб, голливудских звезд, а также (чего греха таить) у представителей организованной преступности. Но сам автомат уже более десяти лет назад был признан в Израиле устаревшим и сегодня в основном состоит на вооружении тыловых и вспомогательных частей. Но навсегда остался одним из главных брендов еврейского государства. Роберт Берг Источник: http://www.jewish.ru/hist... Автор: Роберт Берг

САМУИЛ МАРШАК. ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ. ФИЛЬМ

https://www.youtube.com/watch?v=tg2oDdO6yBQ

КАК ВОЕВАЛИ ГОРСКИЕ ЕВРЕИ

«Не дожидаясь приказа» Горские евреи воевали по-кавказски дерзко.

Горские евреи Фото: New York Public Library В Великой Отечественной войне против нацистской Германии принимали участие все народы бывшего СССР, в том числе и горские евреи. Вторая мировая война забрала жизнь каждого восьмого представителя этого немногочисленного народа.  О вкладе горских евреев в Победу «Лента.ру» поговорила с президентом горско-еврейского благотворительного фонда «СТМЭГИ» Германом Захарьяевым. «Лента.ру»: Расскажите, пожалуйста, об участии горских евреев в Великой Отечественной войне. Герман Захарьяев: Во-первых, горских евреев было очень мало. В Советском Союзе перед войной провели перепись населения. Так вот, по состоянию на 1939 год в СССР — а значит и во всем мире — жили около 35 тысяч горских евреев. Преимущественно, в Азербайджане, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Чечне.  Сколько из них пошли воевать, доподлинно неизвестно. Зато известно количество погибших и пропавших без вести: это около 4000 человек, то есть примерно 12% всего народа. В горско-еврейском поселке Красная Слобода в Азербайджане, где я родился, не было ни одного дома, который война обошла стороной. В наших семьях традиционно много детей. Поэтому в поселке были женщины, проводившие на фронт мужа и пятерых-шестерых сыновей, а потом по очереди на каждого получившие похоронки. Отправился на фронт и мой дед Хагай Захарьяев, которого призвали в самом начале войны, в 1941 году. Ему повезло — он прошел всю войну и вернулся домой с орденами и медалями. Дед прожил долгую жизнь и всегда был для меня образцом стойкости и мужества. В чем причина того, что об участии в войне горских евреев почти ничего неизвестно? Герман Захарьяев Фото: «Коммерсантъ» Это уже не совсем так. Были времена, когда не только по этому вопросу, но и по многим другим, касающимся горско-еврейской общины, информацию найти было просто невозможно.  Сегодня ситуация совсем другая. Информация хоть и собирается по крупицам, но выкладывается на тематических сайтах в интернет. В нашей общине очень трепетно относятся и к старикам, и к ветеранам, мы собираем материалы о героях Великой Отечественной войны, архивные документы, издаем книги. Помнят ли о подвиге своих земляков в Азербайджане? Уделяет ли официальный Баку внимание этому вопросу? Что касается официального Баку и любых других властных структур, я не думаю, что они должны уделять нашим ветеранам внимания больше, чем любым другим. Все ветераны заслуживают безмерного уважения и внимания, особенно сейчас, в год 70-летия Великой Победы.  И в Азербайджане, и в России активно готовились к этому празднику. Пусть властные структуры оказывали почести всем ветеранам. А особое отношение к своим старикам мы постарались обеспечить сами. В чем особенность горско-еврейских солдат как воинов? Они ближе к другим кавказцам или к своим европейским собратьям? Мы — кавказский народ и жили в окружении других кавказских народов: кабардинцев и балкарцев, чеченцев, дагестанцев, азербайджанцев.  У каждого народа своя ментальность. Человек любой национальности частично заимствует ментальность окружающих, ценности и манеру поведения. Так что, да, горские евреи — лихие, доблестные воины.  В нашей общине было два Героя Советского Союза, это Исай Иллазаров и Шатиэль Абрамов (в моей махачкалинской школе ном. 1 висел его портрет  -  Б.Ш).  И это немало, учитывая, что нас всего было 35 тысяч, включая женщин и детей. Так что, в процентном отношении это получается больше, чем у многих других больших народов. Приведу один пример. Дело было в Нальчике. На 4 января 1943 года фашистские оккупанты запланировали уничтожение всей уцелевшей еврейской общины города. Советские войска стояли неподалеку, и нацисты торопились. Известие о надвигающейся трагедии разведка донесла до командира полка, горского еврея Хискиля Пинхасова. Полк в это время вел бои в близлежащем поселке Кызбурун. Не спрашивая разрешения и не дожидаясь приказа, Пинхасов бросил свои подразделения на Нальчик и освободил город за несколько часов до расстрела евреев. Это был дерзкий поступок.  Уроженцы Нальчика до сих пор считают этот день своим вторым днем рождения. Вот такое проявление кавказского характера. Остались ли горско-еврейские ветераны в России, в Азербайджане, Израиле? Как они отмечают праздник Победы? Конечно, остались. Как бы тяжело ни было, они стараются принимать участие во всех мероприятиях, особенно в тех, что связаны с Великой Победой. И я с уверенностью могу сказать, что таких мероприятий было множество — парады, концерты, конференции. Большая часть еврейского народа живет в Израиле, и я очень хочу, чтобы евреи, особенно молодежь знали о великой победе над нацизмом и о тех, кто ее добыл.  С конца 1990-х годов День Победы отмечается в Израиле как официальный праздник. Однако все ограничивается шествием, к сожалению, уже немногочисленных ветеранов и их родственников в Иерусалиме (в этом году массовые мероприятия в честь 70-летия Победы прошли также у мемориала советским воинам в Нетании и в танковом музее в Латруне — «Лента.ру»).  Но ведь миллионы людей ничего, по сути, не знают, ни о той войне, ни о той победе. Я выступил с инициативой включить День Победы в еврейский религиозный календарь в качестве памятной даты и был поддержан многими видными еврейскими религиозными, общественными и политическими деятелями.  9 мая 1945 года выпало на дату 26 ияра по еврейскому календарю. Уйдут ветераны, праздник 9 мая постепенно начнут забывать. Пусть его забудут все народы мира, но евреи не имеют на это права. Это день нашего спасения от тотального уничтожения. Поэтому, если нам удастся добиться того, чтобы день 26 ияра вошел в календарь еврейских памятных дат и праздников, который будут отмечать в детсадах, школах и ешивах (религиозных учебных заведениях — «Лента.ру»), мы сделаем большое дело. В традиционном еврейском календаре он сохранится на тысячелетия. Какие основные памятные праздничные мероприятия, посвященные победе в Великой Отечественной, были запланированы общиной горских евреев? Наши общины разбросаны по свету, но я вам скажу, что везде находятся люди, готовые увековечивать героев и оказывать им почести по жизни. Так, в Израиле, в городах, где проживает много горских евреев, проходят мероприятия с участием ветеранов, и в США ежегодно проводятся похожие мероприятия, и в Азербайджане, и на северном Кавказе, и, конечно, в Москве.  В этом, юбилейном году передвижную выставку, посвященной горским евреям — участникам Великой Отечественной войны, увидели в десятках городов. "С добрыми пожеланиями"   Борис Шапиро

  В 1990 г. снимал фильм в "Красной слободе" - в последнем, еврейском местечке Европы. Там был удивительный мир, пропитанный подлинным, еврейским духом.

НОЖ - МОЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Израиль. Нож – моя реальность

Я уже давно живу в параллельных мирах. В одной моей реальности – то, что я вижу своими глазами, в чем я так или иначе участвую. А потом я захожу в интернет, читаю западные и российские СМИ и полностью теряю ориентацию в пространстве. Люди, ау! Где я? Так недалеко и до шизофрении… В моем мире на улицах, в автобусах, на автовокзалах разных городов орудуют люди с ножом. Арабские террористы. Они бросаются с ножом на евреев, не разбирая, кто перед ними – женщины, мужчины, старики, дети, забрасывают машины камнями, сбивают на автомобилях прохожих. Они безжалостно пытаются добить раненых ножом или тесаком. Некоторые из террористов выживают, и их потом, до суда, лечат в израильских больницах. Хотя многих, и всё чаще, убивают, но их это не останавливает. Они – убийцы и самоубийцы. Признаюсь с некоторым стыдом: я хожу по улицам с ножом, рискуя, что меня саму по подозрению в подготовке к совершению теракта арестуют, но так мне спокойнее. Я выполняю указания служб безопасности: стою у стенки остановки, стараясь отслеживать всё, что попадает в поле моего зрения, не смотреть на экран телефона, не читать, сидя в автобусе, не потерять бдительности. Звоню по сто раз в день близким и друзьям, живущим, как назло, в местах, где у них больше шансов, чем у меня, попасть в передрягу. Хотя угадать невозможно, это рулетка, и иногда возникает ощущение, что ты в буквальном смысле ходишь по лезвию ножа. Теракт произошел в нескольких минутах езды от меня, в спокойном, тихом городке, и я часто бываю на той роковой автобусной остановке. Но что мои переживания по сравнению с чувствами тех людей, которые хоронят своих близких! А еще я слышу подстрекательские лозунги со стороны палестинских лидеров. Ну, про ХАМАС всё ясно, они часто призывают к интифаде на экранах, но вот и лидер Палестинской автономии Махмуд Аббас обращается к своим согражданам: «Мы обнимаем наших братьев, которые встали на защиту священной аль-Аксы и страдают в ходе борьбы». И как же они защищают святыню, на которую, кстати, никто не нападает? Правильно, с ножом в руке. А вот что рассказывают мне из «зазеркалья», из параллельной реальности: всё это, оказывается, не террор против мирного населения и даже не нападения, а просто «уличные беспорядки». Беспорядки. Уличные. Ну да. И со стороны Израиля следует «непропорциональный ответ» – хмурят брови ООН и европейские СМИ. И госдеп США тоже недоволен Израилем, госдеп «скорбит о потерянных жизнях невинных палестинцев». Хотелось бы понять, о каких именно «невинных палестинцах» идет речь? Да, в Израиле есть свои еврейские экстремисты, это правда, как есть экстремисты в любой стране. Но, по сравнению с безумным количеством арабских террористов, их очень мало. К счастью. «Ваша проблема в том, что вы, евреи, не умеете убивать!» – услышала недавно реплику в фильме из уст нацистского врача. И вздрогнула. Боюсь, евреи быстро учатся. Нет, я, правда, боюсь, потому что нормальный, не озверевший человек не может требовать суда Линча. Но к этому всё идет. И российский МИД призывает Израиль к сдержанности, и представитель России в ООН возлагает ответственность за конфликт на Израиль. А на кого же еще? И это в то время, когда в пропагандистских роликах на палестинских сайтах имамы машут в мечетях ножами и подробно рассказывают, как лучше и правильнее зарезать еврея. Заботливо отмечают точки на теле. «А вы – сдерживайтесь. Будьте взрослее», – наставляет евреев мировая общественность. А можно, мы всё же не будем так уж сдержанны в этой связи? Можно ли представить сдержанных американцев, если на улицы Нью-Йорка вдруг выйдут арабы с ножами? Но пресса «миротворит» по мере сил. Это началось сразу после первых же случаев нападений на евреев в Иерусалиме, когда некоторые американские информационные агентства выдали сообщения о «гибели палестинца… а также и других жертвах». Это обычный ход – сочувственно сообщить о погибшем нападающем, а потом уж о тех, на кого он нападал. И еще посетовать, что застреленных в нападениях террористов больше, чем погибших евреев. Или вот в только что опубликованной статье в New York Times читаю: «Палестинские родители боятся выпускать на улицу детей, держат их дома из опасений, что на улице они будут арестованы или расстреляны…» То есть плохие израильские парни вдруг нападут на мирных палестинских детей и расстреляют их без суда и следствия? Да, понимаю, что палестинские родители страдают. Но кто посылает 13-летнего ребенка с ножом убивать евреев? Кто делает из них шахидов? Об этом в статье ничего не говорится. Главный редактор оппозиционного русскоязычного СМИ тоже в тренде и объясняет удивленным читателям-израильтянам, что во всех англоязычных источниках используются словосочетания «серия атак» и «нападения». Значит, о терактах можно не говорить. То есть, когда двое людей врываются в автобус и начинают расстреливать и резать ни в чем не повинных пассажиров, и в результате один убитый и 15 раненых – это просто «нападение»? Сегодня в очередной раз арестовали одного из лидеров ХАМАСа, известного подстрекателя Хасана Юсуфа. «Израильские силовики» арестовали, как написали в российских СМИ. Интересно, что сын этого деятеля когда-то работал на Израиль, давно сбежал в США и объяснял всё происходящее так: «Шестьдесят лет палестинцы боролись за уничтожение государства Израиль, а не за строительство собственного. Простым палестинцам надоело страдать от политики их лидеров, их эгоизма и амбиций». Но эта точка зрения в мире непопулярна. Да, происходит странное: каждый раз, когда начинается очередная волна террора жаждущих освобождения от «оккупации» палестинцев, или из Ливана и Газы летят ракеты, и Израиль вынужден реагировать, то в ответ мгновенно поднимается волна антиизраильских, а вернее, антисемитских настроений в Европе, США, мировых СМИ. Как так вообще получается? Неужели не хватает еврейских лоббистов, пиарщиков, имиджмейкеров и прочих консультантов, чтобы предотвратить этот всплеск? На все другие случаи еврейских пиарщиков хватает, более того – именно их для проведения избирательных кампаний или на работу все в мире и приглашают. А вот на этот случай не хватает. Или, может, правительство Израиля недостаточно активно в этой информационной войне? И не только в информационной? …Я собираюсь в дорогу. Телефон – позвонить, если что; зарядка для телефона – вдруг он разрядится; а также, извините, нож. Пистолетом пока не обзавелась. Это – моя реальность. Автор о себе: Я родилась и училась в Ленинграде, а работала уже в Санкт-Петербурге. После окончания Педагогического университета им. Герцена сменила несколько профессий: учитель, экскурсовод, журналист. Стажировалась на факультете журналистики Иллинойского университета (США). Работала в газетах «Известия», «Невское время», «Вечерний Петербург», «Смена». Потом издавала журналы и руководила работой информагентства «БалтИнфо». Сотрудничала со многими федеральными и западными изданиями, вела колонки и блог на сайте радиостанции «Эхо Москвы», получила премию Союза журналистов Санкт-Петербурга «Золотое перо». В ноябре 2013 года репатриировалась в Израиль и продолжаю писать отсюда.  Мнения редакции и автора могут не совпадать. Алла Борисова Источник: http://www.jewish.ru/colu... Автор: Алла Борисова

ЭТО НЕ Я, ГОСПОДИ!

Это не я!

С того времени как люди начали документировать исторические события, они стали приписывать собственные неудачи различным внешним факторам, не имеющим отношения ни к свободе воли человека, ни к личной ответственности. В прошлом люди обвиняли в своих бедах несговорчивых богов и нечистую силу или сетовали на превратности судьбы. Сейчас – винят родителей, окружение, дурную наследственность, систему образования, политиков, банкиров и журналистов, а когда все другие аргументы уже исчерпаны, то евреев.   Мы видим, как Тора начинается с того, что Адам отказывается от личной ответственности за поступки, заявляя: «Это не я, это всё она». Потом Каин отверг моральную ответственность, совершив первое убийство. Время после Потопа стало периодом отказа от коллективной ответственности, а история Вавилонской башни олицетворяет отказ от онтологической ответственности – идеи, что существуют закономерности, находящиеся за гранью человеческого понимания, Нечто вечное и сущее, против чего бессмысленно восставать. Есть такой старый еврейский анекдот о том, как учитель в хедере ведет занятия, а в конце урока спрашивает одного из учеников: «Так кто разрушил стены Иерихона?» И получает мгновенный ответ: «Господин раввин, это не я!» «Нет, что вы, это был не я» – вот девиз современного общества. Однажды в американском суде рассматривалось дело по обвинению двух братьев в убийстве своих родителей, и адвокат пытался оправдать их поступок тем, что отец и мать оказывали на них психологическое давление. В другом деле об убийстве адвокат настаивал на том, что его подзащитного нельзя было обвинять в жестокости: подсудимый накануне преступления что-то не то съел, у него разболелся желудок, он пришел в злое и агрессивное состояние, и в произошедшем убийстве в конечном итоге виноват производитель некачественной еды. Поначалу это воспринималось окружающими как шутка, но вскоре стало приметой времени. С тех пор такая линия защиты получила широкое распространение и свое название – защита в стиле junk food (мусорная еда). Чтобы вызвать сочувствие, современному человеку необходимо представить себя жертвой. Эта позиция дает массу преимуществ: люди начинают сопереживать такому человеку, всячески его поддерживать и главное – перестают критиковать за ошибки. Очень удобная позиция, но у нее есть существенный недостаток, помимо того что она очень быстро развращает человека, – жертва утрачивает субъектность. Жертва всегда объект чьих-то действий и манипуляций, но никогда не субъект. А какая тут может быть свобода выбора, если вы даже не субъект? Выставляя себя жертвой, человек пытается избавиться от ответственности, хотя бы в своем восприятии, но, теряя ответственность, он отказывается от своей субъектности и свободы выбора. Культура виктимности навечно запирает его в этой тюрьме и выбрасывает ключ. *** Три еврея перевернули европейскую мысль, а вместе с ней и весь мир. Первым из них был Барух Спиноза, заявивший, что любые поступки человека можно объяснить причинно-следственными связями, изначально заложенными в его природе. Сегодня мы называем эту концепцию генетическим детерминизмом. Вторым таким евреем стал Карл Маркс, утверждавший, что вся история человечества развивается, главным образом, под влиянием материальных факторов. А третьим был Зигмунд Фрейд, считавший, что все поступки человека – результат работы подсознания, основа которого закладывается в первые годы жизни. Я не буду касаться вопроса, в какой степени соответствуют духу иудаизма три выше представленные теории – их основоположники, как известно, были выходцами из вполне себе традиционных еврейских семей, но со временем их отношение к вере, мягко говоря, перестало быть традиционным – однако три эти теории вкупе представляют блестящий и очень тонкий комментарий к первому стиху недельной главы Лех Леха, определившему будущее еврейского народа. Стих этот звучит так: «И сказал Г-сподь Аврааму: “Уходи из страны твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе”». Маркс объяснил, что поведение человека диктуется экономическими факторами, а для того времени главный актив – право собственности на землю. Потому и «уходи из страны твоей», из земли своей – откажись от старых материальных связей. Спиноза считал, что определяющим являются закладываемые генетикой и родом факторы, потому «уходи от родни твоей», вырвись из этой изначально заложенной данности. Фрейд считал, что основополагающее влияние на человека оказывают отношения с родителями, потому Всевышний и говорит Аврааму: «Уходи из дома отца твоего». Повеление, которое Всевышний дал Аврааму, было призывом к абсолютной свободе, наказом разорвать застарелые мифы, шаблоны, установки и стереотипы. Свобода не дается человеку априори по праву рождения. Как и любое другое достижение духовного порядка – а свобода, безусловно, духовное достижение, – она требует работы и, прежде всего, над собой. Одни утверждают, что у человека есть свобода выбора, другие – что он ее лишен. Но все эти теории о природе человеческих поступков ложны. И смешны. Свобода – это не одно из двух. Свобода – это процесс, который начинается с состояния тотальной зависимости и затем медленно, постепенно перерастает в осознанность и способность не попадать под влияние и давление других и действовать, основываясь на понятиях справедливости, мудрости и морали. Повеление «уйти» – это значит оставить позади влияние извне, превращающее тебя в жертву обстоятельств, на которые ты никоим образом не можешь повлиять, и идти навстречу себе. Это и есть путь Авраама. Джонатан Сакс

ЛЮТЫЕ "ДРУЗЬЯ" ИЗРАИЛЯ

Лицемерие и премия за террор: Израиль критикует решение ЕС разрешить маркировку товаров, произведенных в поселениях

время публикации: 14:45 | последнее обновление: 15:06

  

Депутаты от оппозиции и от коалиции подвергли резкой критике решение Евросоюза разрешить маркировку израильских товаров, произведенных за пределами так называемой "зеленой черты".

Министр обороны Яалон назвал это решение "форменным лицемерием". "Из всех стран региона и из всех конфликтов, сотрясающих его, Евросоюз решил сфокусироваться именно на Израиле, демократическом государстве, которое стремится к миру и является частью свободного западного общества", - добавил Яалон.

А.К. В большинстве стран ЕС у власти левые. Они действуют, согласно партийной дисциплине либеральных фашистов - банды фанатиков, наподобие ленинцев-большевиков. Их цель - социализм во всем мире.  Еврейское государство, по завету юдофоба - учителя Маркса, они ненавидят, и стремятся превратить Израиль в некое подобие ЮАР - нищее, пропитанное криминалом, больное СПИДом, некогда процветающее государство. А мы в вечном удивлении: почему наши "друзья" ведут себя так странно. В сотый раз готов повторить: ХРАНИ НАС БОГ ОТ ЭТИХ "ДРУЗЕЙ". С ВРАГАМИ МЫ РАЗБЕРЕМСЯ САМИ.

ОДИНОЧНЫЙ ДЕВИЧИЙ ПИКЕТ

АНГЛИЯ. ЗАХВАТ ГОРОДОВ.

https://www.facebook.com/zaza.zaalishvili.79/videos/1645659769022908/

СМОТРЕТЬ ДО КОНЦА! 

БУХГАЛТЕРЫ СМЕРТИ И ЖИЗНИ

Два бухгалтера.                            

Борис Гулько

Крупнейший английский философ 19 века Дж.С.Милл писал, что в основе каждого государства должно быть «нечто установленное, нечто постоянное, что неоспоримо; нечто, что по всеобщему согласию имеет право быть в основании, и защищено от посягательств». Идея хороша. Однако ничего постоянного, не поддающегося деформации, в природе не существует. Надежда на такую основу – иллюзия. Сейчас через процесс отказа от своих базовых принципов проходит вся Западная цивилизация.

Новые времена в христианском мире начались сто лет назад Первой мировой войной. Людям – многим миллионам мужчин – было разрешено и приказано вспарывать животы штыками, душить отравляющими газами, убивать любым способом анонимов, ничего плохого никому не сделавших. Эта война стала началом ломки базиса, на котором покоился Западный мир –христианской морали.

Во время и после той войны два народа – русские и немцы – кардинально поменяли свою основу, о которой писал Милл. Отринутой стала Библия, формализовавшая десятью заповедями мораль. Русские и немцы постановили, что в запрете на убийство ничего абсолютного нет.

Тут дело не в конкретной идеологии. Замены христианских основ морали у немцев и русских различались. У немцев этой заменой стала форма националистического язычества, у русских – материалистическая квазинаука. И группы людей, которых убивали те два народа, не были похожи. Общее для обеих стран: когда государственная идеология отменяет базовую мораль, разрешая и понуждая убивать – широкие народные массы принимают новую мораль всем сердцем.

Десятки миллионов жертв коммунизма требовали многих миллионов доносчиков, «следователей», конвоиров, охранников, исполнителей и воспевателей убийств, согласного с террором народа. Историк Даниэль Гольдхаген в своих книгах показывает, что подавляющее большинство немцев и немок охотно участвовали в свершении Холокоста. Изменение моральных норм обществ оказалось делом несложным.  

Сын церковного старосты Адольф Эйхман в родной Австрии работал бухгалтером. Вступив в СС, перед войной он занимался организацией эмиграции евреев из Рейха. После Ванзейской конференции 20 января 1942 года, принявшей программу «окончательного решения еврейского вопроса», на которой Эйхман был секретарём, он в невысоком звании подполковника был переброшен в сектор уничтожения евреев. Эйхман заведовал отделом гестапо, занимавшимся депортацией нас в концлагеря. Работа почти бухгалтерская: расписания, сметы, графики. В августе 1944 Эйхман представил Гиммлеру доклад о проделанной работе – об уничтожении 4 миллионов евреев. В последнем слове перед казнью, 1 июня 1962 года, провозгласив славу Германии, Эйхман объяснил: « Я был обязан выполнять правила войны и служил своему знамени».

Понятно, Эйхман лгал – правила войны запрещают убивать мирное население. Но он следовал морали, возложенной на него обществом. В его – крайнем случае – эта новая мораль должна была полностью соответствовать природе его душу.

Иная история другого бухгалтера – лондонского банковского служащего Николаса Винтона. 23-го декабря 1938 года он с другом вместо Швейцарских Альп почти случайно оказался в Праге. Винтона попросили помочь вывезти из Чехословакии еврейских детей. Никки взялся за дело.

В Англии в это время функционировала организация, добившаяся разрешения ввозить в страну еврейских детей из Германии и аннексированной ею Австрии. Детьми из Чехословакии эта организация заниматься отказалась. Спасением этих детей занялся Винтон.

Организационная работа оказалась почти как у Эйхмана: Никки составил списки (около двух тысяч имён), обеспечил транспорт и нашёл места для прибывающих детей. Напечатав на листах бумаги «Британский Комитет Помощи Беженцам, Детская Секция», Винтон разослал на этих бланках запросы по всем мыслимым адресам: кто готов принять еврейского ребёнка из Чехословакии? Согласных нашлось достаточно.

15 марта 1939 года Прага оказалась оккупированной, но немцы не препятствовали вывозу детей. Николас Винтон спас 669 жизней.

3 сентября 1939 года должен был быть отправлен самый большой транспорт – 250 детей. Дети уже были в вагонах. Их ждали в 250 семьях. Но в этот момент Англия объявила войну Германии...

Винтон совершил подвиг. Подвиг не звонкий: он не прыгал в ночь на парашюте, не перекусывал щипцами колючую проволоку. Всего лишь составил списки, нашёл адреса, отправил письма… Что поместило двух бухгалтеров из двух цивилизованных стран, занимавшихся своим бухгалтерским делом, на разные края человечества – одного среди чудовищнейших злодеев, другого – среди праведников? Уверен – рационального ответа на это вопрос нет. Объяснение нужно искать в мистике.

Читали ли вы книгу выдающегося раввина современности Адина Штайнзальца «Роза о тринадцати лепестках»? Если нет – очень советую. Рав разъясняет, что «физический мир, в котором мы живем и который воспринимают наши органы чувств, – всего лишь часть невообразимо огромной системы миров. Большинство их духовны по своей природе…  они существуют в других областях пространства – точнее было бы сказать, что они существуют в других измерениях бытия… происходит настолько глубокое взаимопроникновение и взаимодействие различных миров, что они становятся как бы составными частями друг друга… каждый из них служит отражением другого… – сам отражается в ином мире, стоящем выше или ниже его, – изменяясь, преобразуясь и даже искажаясь под влиянием такого взаимодействия».

Мир, в котором мы находимся, зовущийся каббалой «миром действия», – «всего лишь часть общей системы мироздания, включающей в себя четыре различных мира… именуемых, по нисходящей, – «излучение», «творение», «созидание» и «действие»… Существа, населяющие мир созидания (следующий к нашему) и функционирующие в нем так же, как мы – в мире действия, обычно называют ангелами».

Симметрично к названным мирам святости находятся противоположные миры: «существуют возможности контактов между нашим миром и мирами, расположенными под ним, которые называются «сферами зла», «мирами клипы»... в которых имеются свои иерархические системы зла, одна над другой (вернее, одна под другой), причем зло становится все более сильным и очевидным на каждом последующем уровне...  хотя сам по себе мир действия – мир нейтральный, в определенном смысле он принадлежит мирам зла…»

Из картины, представленной равом, становится понятным, что все духовные явления в нашем «мире действия» связаны или с высшими «мирами святости», или с низшими «сферами зла». Духовные системы нацизма, коммунизма, многочисленные исламские течения – «Мусульманские братья», Аль Кайда, «ИГ» и прочие – принадлежат, очевидно, к сферам зла. И поэтому из представлений каббалы становится ясным, что обречены на неудачу попытки найти с ними компромисс. Такой компромисс окажется также принадлежащим сферам зла. Подписавшие «Мюнхинский сговор», «Ословский аккорд», «Иранский ядерный договор» переместились в эти сферы.

Душа человека может находиться в нейтральном мире «клипа но’га», и разными своими импульсами связываться с разными духовными мирами. Так, в известном фильме «Пианист» нацист, восхищённый игрой еврея на рояле, спасает того. Любовь к музыке связала нациста в этом его действии с миром святости. Хотя другие его импульсы могли быть из «сфер зла».

Наверное, корень иных душ находится априорно не в нашем мире, а в мирах святости или зла. Иной человек рождается святым, другой злодеем. Последним был рождён, например, Иван Грозный, который ребёнком, пишет историк, развлекался тем, что забирался на башню Кремля и сбрасывал оттуда вниз кошек и собак.

Но душа человека может соединиться со «сферами зла» и под влиянием общества. Это происходит в периоды, когда деформируется духовная основа общества, о пагубности чего предупреждал Дж.С.Милл.

Вернёмся к нашим бухгалтерам. То, что мы читаем о личности Эйхмана вне его службы, не ужасает. После войны, рискуя, он вернулся из Аргентины в Европу, чтобы выручить свою семью. По поверхностной оценке Ханны Арендт, «Эйхман не был чудовищем или какой-то психопатологической личностью. Он был ужасно, невероятно нормальным человеком…» Только организовал убийство 4 миллионов евреев…

Корень его души, или его ангел (вероятно, это разные названия одного и того же, трудно определяемого) вёл Эйхмана в 1932 году в члены СС, затем, по ступеням карьеры, в руководители уничтожения евреев. Этот его ангел поднялся в наш мир из глубин сфер зла.

Социально и профессионально Николас Винтон принадлежал к тому же слою общества, что и Эйхман. Также являлся христианином, хоть по крови был евреем. Но его ангел, как проявилось зимой 1938-39 годов, пришёл в наш мир из сфер святости.

Ныне поражённый мир наблюдает удивительный феномен: многочисленные молодые арабы и арабки жертвуют жизнью за возможность пырнуть ножом старика-еврея или женщину –  зеркальное отражение понятия подвига из мира традиционной морали, опрокинутое в мир зла. При этом, так как святость проявляется в мире действия зачастую через евреев – через наши духовные поиски, через наше богослужение, то проявление сфер зла в нашем мире также часто направлено против евреев. Так было и во времена нацизма, и коммунизма, и, ныне, агрессивного исламизма.

Евреи всегда понимали это. В ежевечерней молитве мы просим Всевышнего: «Защити нас от Сатаны (это, очевидно, какое-то концентрированное проявление сил зла), который перед нами и позади нас». Поэтому не должно надеяться на химеры «мирного процесса», «двух государств для двух народов». Соглашения со злом – также в сферах зла.

 Сферы зла – метафизическая реальность. Это надо понимать и быть готовыми противостоять этим сферам, как противостояли им, когда более успешно, когда менее – наши предки во все времена. Выбора нет – такова структура миров.   

ПАСТЕРНАК И МАНДЕЛЬШТАМ. ИСКУШЕНИЕ ЗЛОМ

                               Иероним Босх "Корабль дураков"

«Надо помнить, что за победу зла в мире в первую очередь отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра». Фёдор Степун.

 Чужими стали небеса: погасли звезды на небе мировой словесности. Сегодня, когда власть измельчала до полной невидимости, и вместе с ней исчезли настоящие служители муз, хочется думать, что все это во благо рода людского. И не нужны людям больше Бетховен и Моцарт, Рабле и Толстой, Пушкин и Гюго, Гоголь и Булгаков… А вдруг научится «мыслящий тростник» жить по-человечески: в мире и согласии без опоры на культурный слой, накопленный тысячелетиями? Без «озонового слоя» высокого искусства над головой.

 Злая власть уничтожила добро гения, но и гений, сопротивляясь, уничтожил эту власть. Мы живём в опустевшем мире.

  Сам по себе был он подозрителен,  слой прежней культуры, зыбок и ненадежен, слаб и труслив, атакованный злом. Слишком легко «духовно зрячие» превращались в слепых…  Туда ему и дорога – слою этому.

«Хочется думать». Да мало ли, что тебе хочется при мысли о своих детях, внуках и возможных правнуках… Жестокая, греховная власть погасила те звезды на небе твоей родины – это верно, но кто погасил их в мире свободы? Чудовищное, кровавое безумие ХХ века? Может, может быть… Как же, все-таки, все сложно в том мире, где исчезли злые гении власти и добрые – словесности, но не исчезли зависть и тщеславие, насилие и ненависть…

 Так получилось, что пришлось вплотную заняться темой, которая и прежде меня интересовала. Были в истории СССР три удивительных парохода. На двух, «философских», Ленин согнал в вечную ссылку «мозг нации», как «говно», противное идее строительства коммунизма во всем мире. На третьем - чекисты и Сталин, как рабов на галере, отправили сотню лучших писателей, поэтов, драматургов в путешествие по Беломорканалу, построенному теми же рабами - заключенными. «Инженеры человеческих душ» должны были написать книгу, с оправданием их рабства и рабского труда на строительстве упомянутой «пирамиды».

 Кстати, современные археологи считают возможным применение неких высоких технологий в строительстве пирамид в Древнем Египте. Беломорканал был построен одними лишь лопатами, тачками, пилами, топорами и ломами. Тем самым перо писателя было приравнено не к штыку, о чем мечтал Маяковский, а к лопате и тачке.

 Вл. Маяковский убил себя в 1930-ом, а то бы и его отправили рабом на галеру. Сам же «поэт революции» писал за пять лет до гибели: «Не хочу, чтоб меня, как цветочек с полян, рвали после служебных тя́гот. Я хочу, чтоб в дебатах  потел Госплан, мне давая  задания на́ год».

 Если «философским пароходом» всё достаточно понятно. Слава Богу, что всего лишь выслал «мозг» Ленин, а не убил, чем активно занимался его ученик и последователь, то с «писательским пароходом» все не так просто. Что заставило, например, Михаила Зощенко написать целую главу в этой книге о «перековке» зеков в новых людей, а потом он же, Зощенко, не раз изображал этих «новых», как моральных уродов, тупиц и ничтожеств. За что, в конце концов, он был «списан на берег», без права ставить зеркала перед обывателем страны, почти победившего социализма.

 Толстой Алексей, Ильф и Петров, Катаев, Олеша… Все они были прикованы к веслам той галеры. Цвет отечественной словесности тех времен, греб по команде, дружно и с песней, прославляющей тех, кто их приковал к галере.

 Потомкам трудно, если вообще возможно, судить предков. Не знаю, как бы повел себя сам, попади в волчий капкан сталинских репрессий. Знаю, что во времена, гораздо более вегетарианские, тоже пытался протиснуться в щель между добром и злом, ложью и правдой. До сих пор все бока в крови. Прав был Бенедикт Сарнов, когда писал: «Российским интеллигентам, вступившим в жизнь на заре нашего века, досталось пройти через такие испытания, какие не снились их отцам и дедам. Нет на свете казней и пыток, которые не были бы им знакомы по личному опыту».

 Дело не в суде, не в оценке поведения тех или иных служителей муз в годы сталинизма, а в попытке понять характер того, что вновь стало происходить на русскоязычном пространстве земного шара. И сделать это, хотя бы по той причине, что понять прошлое – значит догадаться о характере будущего и быть готовым к его «прыжкам и гримасам», если такая готовность вообще возможна.

 Поэтам проще, чем прозаикам уйти от политических реалий общества, где им приходиться жить и работать, но не там, где тоталитарная власть стремится подчинить себе всё: от обычной природы до мира людей. И вот здесь случай Бориса Пастернака и Осипа Мандельштама - двух мастеров высочайшей пробы - необыкновенно интересен.

 Почему то или иное  ничтожество уходит от своих корней и своего народа – не так уж важно. Уходит – и слава Богу. Любопытен, как мне казалось, феномен национального перерождения значимых, ярких, талантливых людей. Вот почему не раз старался найти причины упорного бегства Бориса Пастернака от своего еврейства. Увы, в написанных прежде заметках слишком увлекся национальным вопросом, упустив проблемы социальные, политические, характер сделки с режимом, неизбежный в годы сталинизма для каждого «инженера человеческих душ».  А он гораздо существенней и, кстати, злободневней  и  важней, чем причины крещения Гейне, Феликса Мендельсона или Людмилы Улицкой.

 Художник и власть – вот тема-тем, за которой и рабство и свобода, и жизнь, и смерть мира нашего. Другое дело, что в странах юдофобских национальность и лояльность вождям пребывают в неразрывной связи. В особенности, само собой, у тех, для кого родной язык и родина – звук не пустой, а повод к творчеству.

Осип Мандельштам, судя по всему, не нуждался в удобствах быта, в душевном покое, в мире с народом, на языке которого он писал и с государством, где ему пришлось жить и погибнуть. Борис Пастернак был совсем другим человеком: миротворцем и мифотворцем. Оба великих поэта писали «с голоса», но Пастернак жил радостями простой жизни, а Мандельштам и жить пытался в неразрывном единстве с правдой «голоса». Представить автора «Египетской марки» на огороде у своей дачи или в президиуме какого-либо писательского собрания – совершенно невозможно. Он был рожден для одиночества, для жизни певчей птицы без гнезда.

 Крещение Мандельштама в первой попавшейся кирхе, а не в церкви – было, во многом, формальным, вынужденным актом. Христианство Пастернака - естественной, искренней формой перерождения.

 Кем был Мандельштам: язычником, иудеем, христианином? Не столь это важно – он был поэтом, ищущим родства с братьями не по крови, а по слову, по мастерству.

«Наследство чужих певцов по Мандельштаму важней (блаженней!) кровного родства и соседства, - пишет Наум Вайман. - Он считает себя вольным выбирать и язык, и родину. Ну а согласится ли с ним народ, что живет не в языке, а на земле-матери и свое родство, родину и язык не выбирает, – это проблема сего народа».

 Пастернак так не считал. Б.Л. был убежден, что это его проблема – родство с народом, на языке которого он творил. К родству этому он и стремился всю жизнь. Мандельштаму не было свойственно обожествлять само определение «народ». Пастернак – толстовец – был согласен с величием этого понятия. Он так хотел, чтобы чернь была не врагом поэзии, а её заказчиком, хотя весь строй его поэтики был враждебен массовому сознанию, вкусам толпы.

 Мандельштам, лишь в страхе перед неизбежным, смертельным насилием над ним, сделал робкую, слабую попытку перейти в большевицкую веру, примкнуть к большинству. Пастернак и здесь не кривил душой, подписав кровью некое соглашение с дьяволом.

 Оба великих поэта были волшебниками русского слова, оба,  далекие от еврейской ортодоксии, и жили в русле русской культуры, но Мандельштаму, кроме самой музыки слов, не нужны были идеологические и религиозные подпорки. Пастернак, увы, не мог обойтись без этой суеты сует. Ему необходима была легитимация в тоталитарном государстве, в котором настоящему художнику нет, и не может быть места.

 Миф о технократической сущности социализма тешил Андрея Платонова, миф об общности революции с авангардом мирил с Октябрём Мейерхольда и Эйзенштейна, Вертова и Маяковского. У Мандельштама не было платформы для согласия с большевицким режимом.  В декабре 1917 года он писал:

 Когда октябрьский нам готовил временщик

 Ярмо насилия и злобы,

 И ощетинился убийца-броневик

 И пулеметчик узколобый.

 Мандельштам не принял Октябрь на вкусовом уровне и как явную победу узколобой черни – врага поэзии.  Отсюда и долгое, мучительное его изгойство и только незадолго до смерти попытка побега в «спасительную» силу толпы, той же враждебной поэзии черни, где, как ему казалось, можно спрятаться, уйти от самосуда государства, от одиночества.

  При большевизме образованные люди, люди чести и совести, утешали, успокаивали себя мифическим духом революции, идеей построения нового, неведомого прежде, общества - светлого будущего, где будут жить новые же, особые люди, избавившиеся от пороков и черных страстей минувшего.

 Они, мастера слова, стали верить словам, не замечая чудовищных, уродливых, кровавых дел, стоящих за этими красивыми словами. Они же придумали слова-оправдания земного ада, вроде, кровавых родов будущего и неизбежных щепок при рубке леса. Щепки – нечто обычное, понятное, простое, а не головы человеческие, не умирающие  с голода дети.

 Оправдывая жестокое время, в котором жили, они оправдывали сами себя, свою работу на строителей «нового мира». На самом деле, в глубине души многие из них понимали, что империя и они сами, вместе с толпой  подданных, движутся не вперед, а назад – в язычество, к жестокому аморализму первобытного строя. Идут не к идеалам Великой французской революции, а в рабство, к людоедству и нищете пещер. 

 Но жить в сознании подобного ужаса - сродни самоубийству. Пастернак благополучно выиграл свой поединок со своим, неудобным, тревожным и трагическим еврейством, став РУССКИМ ПОЭТОМ, о чем он не раз сообщал современникам. Мандельштам и не думал о таком перерождении. Он был ПРОСТО ПОЭТОМ, пишущим стихи и прозу на русском языке, языке страны, где ему пришлось родиться и жить.

 Пастернаку, в поисках мира и покоя, пришлось выиграть еще один поединок. Здесь ему, убежденному толстовцу, пришлось и вовсе тяжело. Он должен был принять тот мир, в котором жил. Принять, при ясном сознании его греховности, насильственной, богоборческой сути. Но и здесь Борис Леонидович нашел выход: он обрел гармонию в душевной связи, в некоем родстве с «вождем и учителем». Он нашел в себе силы почитать, глубоко уважать и даже любить товарища Сталина. После раскулачивания, голодомора, убийства Кирова, первых политических процессов, ужасов рабского труда по строительству Беломорканала, он пишет Сталину: «Теперь, после того, как Вы поставили Маяковского на первое место, с меня это подозрение снято, я с легким сердцем могу жить и работать по-прежнему, в скромной тишине, с неожиданностями и таинственностями, без которых я бы не любил жизни. Именем этой таинственности горячо Вас любящий и преданный Вам. Б. Пастернак».

 Не могу представить себе Мандельштама, пишущего письмо не только Сталину, но и любому из «пролетарских вождей». Немыслим Мандельштам, любящий Сталина и преданный ему.

 «Парнок бросился к нему, как к лучшему другу, умоляя обнажить оружие.

- Я уважаю момент, - холодно произнес колченогий ротмистр, - но, извините, я с дамой, - и ловко подхватив свою спутницу, брякнул шпорами и скрылся в кафе».

 Парнок в «Египетской марке» пробовал спасти несчастного от самосуда. В 1926 году, когда поэт писал удивительную по силе, пророческую вещь, он уже знал, что самосуд стал обычной, государственной практикой в стране победившего Октября, подозревая, что и он сам станет жертвой самосуда. Знал он и то, что большая часть его коллег, с «оружием» и без,  окажется «с дамой» и «брякнув шпорами, скроется в кафе».

 Д.Сегал отмечает в исследовании «Сумерки свободы»: «… характерной чертой Кржижановского у Мандельштама является ложь, то самое неразлечение правды и лжи – виноватых и невинных, которое печать обличала как характерные черты большевизма, да и вообще русской революции, и которое, согласно преданию процветало в библейских Содоме и Гоморре».

 Не стоит забывать о самосудной сущности еврейских погромов в Российской империи. Еврей в империи всегда был не под судом, а под самосудом. Для Мандельштама эта тема была существенной, можно сказать, что существовала она на уровне подсознания. Пастернак – столичный житель – был и здесь далек от «еврейского вопроса».

 И Борис Леонидович ушел от страхов самосуда, убедив себя в том, что он истинно РУССКИЙ ПОЭТ точно так же, как сумел увидеть за ложью большевизма некую силу правды Иосифа Сталина. Осип Мандельштам, судя по всему, был ближе к текстам Торы и помнил о страшном конце Содома и Гоморры.

 Бенедикт Сарнов пишет в своём эссе: «Мандельштам и Сталин»: «В тот год, когда Пастернак «мерился пятилеткой» и самобичевался, проклиная свою интеллигентскую косность, Мандельштам открыто провозглашал готовность принять мученический венец:

 Мне на плечи кидается век – волкодав,

Но не волк я по крови своей.

Запихай меня лучше, как шапку в рукав

Жаркой шубы сибирских степей, -

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых костей в колесе,

Что б сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе.

Разница между отношением Пастернака и Мандельштама к «веку», в котором им обоим выпало жить и творить, была огромной».

 О какой любви к «рябому черту», по словам того же Мандельштама, могла идти речь. Он написал свое классическое, самоубийственное стихотворение в год начала массового угара любви к вождю, в ноябре 1933 года:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

- Там помянут кремлевского горца…

 Вполне возможно, что безумной отвагой этого стихотворения Мандельштам лечил себя от близкого безумия страха. Михаил Зощенко – один из несчастных гребцов на галере, плывущей по Беломорканалу, писал, что испуганный писатель – потеря квалификации. Мандельштам до последнего часа страшился этой потери, но не смог ее избежать в стране, оцепеневшей от страха.

 «Ездили и в Малый Ярославец… Они приехали в этот неосвещенный, глинистый город поздно вечером – ни фонарей, ни прохожих, на стук в окна – искаженные страхом лица: оказалось, что в последние недели город накрыла волна арестов – и наутро Мандельштамы в ужасе бежали в Москву» Павел Нерлер «С гурьбой и гуртом».

 В Москве и Питере фонари все еще горели, но и там:

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

В столице, примерно в это время, Михаил Булгаков позволил себе беспощадное пророчество о возможности внезапной смерти. Атеисту Берлиозу повезло – смерть его под трамваем – и в самом деле оказалась неожиданной и внезапной. Раз – и нет головы.  В 1937 году граждане страны советов, наделенные хоть с какой-то фантазией,  ждали, как смерти, внезапных визитов «гостей дорогих», а следом пыток, как паузы перед гибелью.

  В конце концов, Мандельштам не выдержал тяжести страны, парализованной страхом. Он был ей раздавлен.

 По-своему, доступным ему способом, лечился от грядущего ужаса Пастернак. Приведу известный пассаж из дневника Корнея Чуковского:

«Вчера на съезде сидел в 6-м или 7-м ряду. Оглянулся: Борис Пастернак. Я пошел к нему, взял его в передние ряды (рядом со мной было свободное место). Вдруг появляются Каганович, Ворошилов, Андреев, Жданов и Сталин. Что сделалось с залом! А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали — счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой — все мы так и зашептали. «Часы, часы, он показал часы» — и потом, расходясь, уже возле вешалок вновь вспоминали об этих часах». Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: «Ах, эта Демченко, заслоняет его!»

 Нынешний, высокий рейтинг товарища Сталина в России подняла не одна лишь чернь, и дело здесь не только в тоске по прошлому «величию» империи. Здесь еще и возвращение к привычным, сладким страхам: потери работы, крыши над головой, каторги, голодной смерти, казни без суда и следствия - некоей внезапности, способной поставить точку в тягостной маяте обычной жизни. Именно под этими страхами и жил несчастный народ веками. Привык, сроднился.

 Галера с высоколобыми талантами  плыла все дальше и дальше по нитке Беломорканала, по Ладоге и Онеге. Писатели не были прикованы к тяжелым вёслам. Кормили их, как на убой (многих, кстати, в прямом смысле слова), поили лучшими винами и коньяками. Они не видели надсмотрщиков с бичами и не хотели понимать, зачем и куда их везут. Летописцы «великой эпохи» тоже бежали от страха.

 Ильич ошибался, полагая, что он избавился от мозга нации. От мозга и таланта народа избавиться невозможно. Вот от мужества нации, и ее совести – легко.

 Но и здесь абсолютная победа невозможна. Как раз тогда, когда распределяли каюты писательской галеры, Осип Мандельштам всё еще жил «с голоса», бормоча страшные, самоубийственные свои строчки:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина

И широкая грудь осетина.

Мало того, что Мандельштам написал всё ЭТО. Он нашел тех, кому ЭТО можно было ПРОЧЕСТЬ. И пусть тот же Пастернак в ужасе бежал от собрата, с криком: « Ты ЭТО не писал, а я это не слышал!». Но бежал-то он с тайным сознанием, если не правоты Мандельштама, но его права на свободный голос.

 После 1937 г., убийства зятя и травли дочери – Лидии – отношение Чуковского к «задумчивому и величавому» стало иным.  Пастернак, судя по всему, до самой смерти остался верен «восторженным словам» в адрес Сталина. И даже арест любимой женщины не смог изменить его отношения к вождю.

 Иван Павлов, в своей знаменитой лекции о русском мозге, произнесенной в 1918 году, говорил, что мозг этот склонен слепо верить словам и не замечать действительность. «…русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует».

 Можно предположить, что в своем перерождении Борис Пастернак достиг совершенства: даже его мозг уподобился уму коренного народа. Великий мастер слова и сам стал  жертвой слов, жертвой пустой демагогии и лжи. Факты тревожили, мучили, слова утешали, баюкали и даже во сне не тревожили совесть.

 Мозг Мандельштама так и остался еврейским, не способным принимать черное за белое, убийственную ложь за спасительную правду. Он знал разницу между словом поэта и словом политика.

 Но если эта жизнь – необходимость бреда,

 И корабельный лес – высокие дома –

 Лети, безрукая победа –

Гиперборейская чума!

И в декабре семнадцатого года

 Всё потеряли мы любя:

 Один ограблен волею народа,

Другой ограбил сам себя

…

 На площади с броневиками

 Я вижу человека: он

 Волков горящими пугает головнями:

 Свобода, равенство, закон.

 «Закон», надо думать, пошел в рифму, вместо хрестоматийного – братства. Стихотворение «Кассандра» посвящено Анне Ахматовой, но кто ограблен волею народа, кто ограбил сам себя? Пастернак, Мандельштам? В любом случае, ограблены были оба.

 Пастернак всё же смог примириться с «чумой» и «необходимостью бреда». Мандельштаму «перековка» не удалась. Верно, на пороге насильственной смерти его уговорили написать «разрешенные» стихи о Сталине. С мукой он изобразил некие стансы, но здесь дело не только в том, что стихи Пастернака о вожде были искренни и талантливы, а Мандельштама - безлики и невзрачны, а в том, что к 1937 году время утверждения культа личности прошло. «Рябой черт» уже поверил в  своё божественное происхождение и в подтверждениях даже таких мастеров, как Мандельштам, он  не нуждался. Поэт был отправлен в кровавое, пыточное колесо и смерть в то время, когда большинству «инженеров человеческих душ» вовсе не хотелось покидать «пароход современности», с доступными удобствами и привилегиями на его борту.

 Мандельштам остался за бортом, Пастернак плыл дальше, выиграв время, чтобы подарить человечеству замечательные стихи и блистательные переводы Шекспира. Впрочем, не только: он и сам себе смог подарить то, что, с возрастом, казалось ему необходимым и важным.

«И полусонным стрелкам лень

Ворочаться на циферблате,

И дольше века длится день,

И не кончается объятье».

 Пастернак написал это о женщине, которую любил. Ольга Ивинская была моложе Б.Л. на 22 года. Поэт, тем самым, продлил молодость тела и души, продлил свой «день».

 Мандельштам и женщина – тема особая, но и здесь представить Осипа Эмильевича, доживи он до преклонных лет, в мире с постаревшей  женой и в «объятиях»  молодой красавицы, второй, по сути, женой, - трудно, если вообще возможно. Одна жена была у Мандельштама, а он с ней «одна плоть», как и заповедано в Библии.

 С первой супругой, Евгенией Лурье, Пастернак развелся, и дело здесь, думается, не только «в  несходстве характеров». РУССКИЙ ПОЭТ и жена – еврейка – союз, скажем так, не совсем правильный.

 В двух поединках: со своим еврейством и палаческим режимом большевиков – Пастернак оказался победителем, но судьба ему преподнесла третий, решающий бой – с «Хрущевской оттепелью».

 Пастернак не лгал, не лицемерил, когда клялся в любви к вождю. Через 9 дней после похорон Сталина он пишет письмо Фадееву с очередным описанием причин своего преклонения не только перед  образом «величия и необозримости»  «гения всех веков и народов», но что самое удивительное: он клянется в любви к времени под властью вождя: «Какое счастье и гордость, что из всех стран мира именно наша земля, где мы родились и которую уже раньше любили за ее порыв и тягу к такому будущему, стала родиной чистой жизни, всемирно признанным местом осушения слез и смытых обид».

 Как после таких строк отнестись к антисоветскому пафосу «Доктора Живаго» - не знаю. Зато мне понятна реакция Пастернака на разоблачения ХХ съезда: «И каждый день приносит тупо,/ Так что и вправду невтерпёж,/ Фотографические группы/ Одних свиноподобных рож.

 Сколько ненависти за развенчание его героя, но и времени, которым Б.Л. гордился. Свиноподобные рожи покусились на всю жизнь Бориса Леонидовича, а то, что пришел конец ГУЛАГу, «Делу врачей» с возможным геноцидом его народа, кончилось деревенское рабство, стали строить дома для простых людей – все это не имело значения для великого гуманиста, верного заветам Льва Толстого.

 Впрочем, насчет «его народа» я оговорился. В список подписавших страшное письмо о «врачах убийцах» Сталин включил, несмотря на отчаянное сопротивление даже Лазаря Кагановича, а Бориса Пастернака, высочайшей волей, из евреев исключил, оставив ему чин РУССКОГО ПОЭТА. Он и здесь проявил исключительное «родство душ». Впрочем, даже тогда проявил, когда Пастернак, рискуя всем на свете, включая жизнь, не стал по его же приказу подписывать палаческое письмо с одобрением казни «врагов народа». До сих пор гадают, почему Сталин всё-таки не убил, пожалел тогда Пастернака? Догадок множество, как, видимо, и достаточно было причин такой милости. Мне же кажется, что инстинктом зверя, вождь уловил, что поэт – не враг ему, как те же генералы и маршалы, приговоренные к казни, а искренний друг, способный осветить своим гением его эпохальное значение в истории мира. Не враг, но и не раб, как большая часть «полулюдей», по определению того же Мандельштама. При всей любви к вождю, рабом его Борис Леонидович не был. Это к рабам, даже к самым преданным, хозяин был беспощаден. Он казнил каждого, кто под пытками подписывал «царицу доказательств» - добровольное признание. Тем, кому хватало мужества, здоровья и воли, отказаться от подписи – давал шанс выжить в ГУЛАГе. Тем же «добровольным признанием» было рабство даже самых близких к «трону» друзей и соратников вождя. Пастернаку удалось не только сохранить дистанцию, но и не стать рабом Сталина.

 Прямое тому доказательство: Ягода и Сталин не включили Б.Л. в бравую компанию лучших писателей, поэтов, драматургов СССР - упомянутых рабов на галере по Беломорканалу. Пастернак явно не годился для коллективного выражения одобрения политики партии и правительства, как не годился для рабского труда и «перековки».

 Тоже НЕ РАБСТВО, возможно, «спасло» Мандельштама от расстрела сразу после «суда». Он получил всего лишь пять лет лагерей. Срок, по тем временам, «детский». Великому поэту было позволено умереть не сразу, а на каторге - от голода, вшей и безумия.

 «Свиноподобные рожи» прощать Пастернаку ненависть к ним не захотели, и великий поэт стал жертвой очередной, партийной травли. Любимого, беспощадного Сталина не смел бояться Борис Леонидович, а Хрущева, большевиков с расшатавшимися зубами, испугался, струсил, отказавшись от Нобелевской премии, но, вернее всего, от угрозы высылки за бугор и, главное, лишения его звания РУССКОГО ПОЭТА. Глядишь, и  кремлёвская власть насильно определит его обратно- в евреи, вернув туда, откуда он бежал всю свою жизнь. Понятно, что вынести всего этого Борис Пастернак не смог, как не смог при жизни догадаться, что еврейское происхождение и звание великого поэта отнять у него было не по силам никому. Таким уж произвели его на свет Божий Исаак и Розалия, в девичестве - Кауфман.

 «Погасли звёзды»? Что за пошлость пришла тебе в голову. Да нет же! Ничего подобного - раз ты думаешь, пишешь о них, читаешь тех же, Пастернака и Мандельштама. Избавься от гордыни – много таких, как ты… Всё еще много. Звезды не гаснут. Может быть, уходят всё дальше в глубины Вселенной. Уходят всё дальше, до полной невидимости с Земли.