Власть считает, что в нападениях на активистов и журналистов нет вины современного российского телевидения. Специалисты уверены, что агрессия взращивается именно в телеэфире, и рассказывают, какими методами это делается.
Одной из тем, вновь возникших в связи с нападением на журналиста «Эха Москвы» Татьяну Фельгенгауэр, стало влияние современного телевидения на русском языке на телезрителя. Может ли просмотр телепередач, в которых в том числе «Эхо Москвы» клеймят как «врагов» и «предателей», стать спусковым крючком для психически неустойчивых людей к непоправимым действиям? У власти на это есть вполне очевидный и ожидаемый ответ — не может. Так сказал, в частности, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. «Подобные трагические случаи — они вызывают глубочайшие сожаления. И, скажем так, действия безумца — они и есть действия безумца. Пытаться с чем-то увязывать, окрашивать в какой-то цвет — это абсолютно нелогично и неверно», — сказал Песков журналистам на вопрос о влиянии телевидения на психику людей, подобных Борису Грицу.
Надо сказать, что на неделе с главным рупором Кремля заочно не согласился сам патриарх Кирилл, который заявил, что ему «страшно» при просмотре российских телеканалов (но у патриарха своя песня: он считает, что, несмотря на такой трэш по телевидению, верующих стало больше). На долгой дистанции с суждением Пескова и всей российской власти спорят специалисты — психиатры, телекритики и лингвисты. С их помощью «Новая газета» попыталась составить некую методологию рождения агрессии в телевизионном эфире и проникновения ее в зрительское сознание.
Метод «Свой-чужой»
Один из основных приемов, которым пользуются почти все современные телепередачи-«дискуссии», — это разделение героев на «своих» (по образу мыслей, по общности интересов, по нации даже) и «чужих». Как правило, это маскируется под объективность: якобы дается возможность высказаться всем сторонам. Но есть нюансы.
«В общественно-политическом ток-шоу к участникам «с правильной точкой зрения» ведущие подчеркнуто уважительны, дают им договорить фразу, всем своим видом показывают, что они стоят на этой же позиции, — объясняет телекритик Ирина Петровская. — Когда же они предоставляют слово противоположной стороне (человеку, который придерживается как бы «антигосударственной» точки зрения), они начинают его перебивать. Аплодисменты в студии явно дирижируются каким-то специальным человеком [в нужный момент]. Но также ведущие дают своим «правильным» гостям перебивать, орать, оскорблять собеседников». Это позволяет добиться эффекта, что человек с «чуждой» точкой зрения мелок, в явном меньшинстве и часто не совсем адекватный.
В качестве бонусного «оружия» может использоваться снисходительная улыбка ведущего или героев с «правильной» точкой зрения в кадре, когда говорит «инакомыслящий»: мы же, мол, все понимаем, что оппонент несет чушь. Таким, к слову, нередко пользуется Владимир Соловьев, однако он точно не пионер в этом жанре. Профессор Высшей школы экономики, филолог Гасан Гусейнов вспоминает эфир 2011 года на Первом канале, когда сатирик Михаил Задорнов пришел в студию к Александру Гордону, чтобы отстоять перед учеными свою «теорию» о происхождении языков. Тогда ему противостоял филолог Виктор Живов, и именно при помощи ведущего, считает Гусейнов, Живова поставили в неудобное положение.
«У матадора Задорнова были бандерильеро и пикадоры, помощники, несшие, если можно так выразиться, еще большую околесицу, чем сам этот клоун, — вспоминает Гусейнов. — Это был как бы голос народа, ни на чем не настаивавшего, а так, размышлявшего вслух, мол, а может, все эти ученые зря свой хлеб едят? И этот бессмысленный говорок смехом и прибаутками сопровождал так называемый телеведущий. Живову, который полагал, что его всерьез пригласили в качестве эксперта по научной дисциплине, эмоционально было с этим не справиться. Ученый вспылил, взорвался, начал браниться — и тут же получил отповедь уже от Задорнова, который начал играть роль арбитра теперь уже в споре между Живовым и одним из своих бандерильеро».
С помощью звукорежиссуры создается эффект того, что представителя нужной точки зрения все слушают с благоговением, а основной шум начинается как раз там, где в нормальной дискуссии все слушали бы убедительные аргументы. «Поскольку никакого положительного, рационального содержания в идеологии такой корриды нет, зрительские массы и напитываются только самой атмосферой, этим веселящим газом ненависти к умному человеку, все несчастье которого состояло только в том, что он дал себя поймать и вывести на арену, — продолжает Гусейнов. — Его пригласили для развлечения и для того, чтобы показать: «Неважно, какую ложь и какую чушь мы будем нести, и неважно, какие умные вещи скажешь ты! Это — неважно. Важно, что мы одолеем тебя — ничтожного одиночку и умника, если ты попрешь против нас!»
Метод перевода во враги
Высмеивание чужеродной точки зрения — это первый и, если так подумать, низший уровень рождения агрессии. Следующая стадия — повышение градуса нетерпимости к человеку. Недостаточно его просто увести в фоновый шум, нужно увеличить уровень агрессии через грубость, вербальную и невербальную. «Так называемый ведущий играет своего в доску, честного, патриотически настроенного мужика, который не может стерпеть фальши и лицемерия со стороны Запада и любого представителя Запада, — Гасан Гусейнов объясняет систему на примере Артема Шейнина и Первого канала, но это — с оговорками — работает и в других случаях. — Шейнин, как и Соловьев или Киселев, может выступать только в полностью подконтрольной ему студии, окруженный помощниками и бригадами подкупленных граждан, где он — д'Артаньян, а все остальные в лучшем случае тупые слуги гвардейцев кардинала. Отсюда — фальшивая эмоция, возбужденная попыткой скрыть ложь первого порядка».
Когда градус нужно повысить еще, допустимо и прямое насилие в кадре. Психологическое — это когда тот же Шейнин выносит ведро с «фекалиями» для противника (вопрос, почему ведущий считает кого-то противником, в принципе риторический). И физическое — когда человека просто берут за грудки или бьют.
Какая это может быть эмоция? В первую очередь злоба. «На этих ток-шоу часто используются такие обороты, как «заткнись», «заткни свою пасть», «хорош орать», — перечисляет Ирина Петровская. — Такие вещи вообще недопустимы в обычном диалоге цивилизованных людей, а тут — публичная дискуссия на телеканале. Например, Андрей Норкин (которого почему-то считают интеллигентным человеком — видимо, потому что он в очках) может позволить себе самолично вытолкать гостя со словами «пошел на хрен» и «баран». Это может быть и наигранно — «формат требует», — и вполне искренне (см. комментарий Артема Шейнина).«Шейнин реально применил физическое воздействие к гостю-американцу Майклу Бому, — напоминает телекритик. — Он схватил гостя за шею и оскорбительным жестом начал наклонять его голову в сторону. Он дал ему шлепок по шее со словами: «Ты чего меня провоцируешь?»
Такими поступками создается ролевая модель для будущего поведения телезрителя в похожих ситуациях. «Когда ведущий ток-шоу, который для обывателя звезда, почти Бог, позволяет себе взять кого-то за грудки, выгнать из зала, грубость в отношении аудитории, зритель думает: «Он же может. Почему я не могу? И я могу так сделать по отношению к человеку с иностранным акцентом, мне ведь говорят, что в Америке все враги», — объясняет психиатр Андрей Бильжо. А с учетом того, что герои — как правило, зарабатывающие на своем позоре, — не дают никакого отпора, в «правильности» этой стратегии поведения обычные люди утверждаются дополнительно.
Метод нагнетания
После этого (хотя чаще всего параллельно) в дело вступает интонационное оружие агрессии. «Поддающихся гипнозу людей довольно много, порядка 86 % (очень забавная цифра — Ред.), — говорит Бильжо. — Я не знаю, откуда телеведущие научились поразительным порой закадровым интонациям тревоги и ужаса даже в те моменты, когда говорят о какой-нибудь ерунде. Даже спортивные новости сегодня анонсируют так, что возникает чувство тревожности, как будто кто-то умер на футбольном поле. Домохозяйка, которая готовит, может даже не смотреть в экран, но она слышит голос, и ей уже страшно, учащается пульс. Это влияет на людей с неустойчивой психикой — не психически больных, а впечатлительных, неспособных анализировать, что им говорят».
За счет такой интонации, акцентов на определенных словах (это четко видно в фильмах из серии «Анатомия протеста», а также в сюжете «Эхо Госдепа», где в том числе говорилось и о Татьяне Фельгенгауэр) люди с личными проблемами соединяют в голове одно с другим, получая поразительный по силе воздействия результат.
«Люди с социальными проблемами сначала ведут личный поиск причин, почему им нехорошо. А потом им по телевизору говорят, что тут у нас красно-коричневый, тут либералы — и так далее, — поясняет механизм принятия рокового решения заведующий отделом медицинской психологии научного центра психического здоровья РАМН, психолог Сергей Ениколопов. — И тут человек понимает, кто виноват в его бедах, а если есть источник зла, в голову может прийти идея его уничтожить».
Ениколопов добавляет, что создается определенная картина мира, и человек, получивший сценарии поведения в различных ситуациях, будет думать именно так, как его запрограммировало телевидение — «я же знаю, я видел такое». «Еще одна проблема, что телевидение сильно снижает порог сочувствия к жертве. На экранах нам показывают итог: жертва уже мертва, она не сильно мучилась. После такого меньше реагируешь на чужую боль, именно физическую», — говорит психолог. А когда это соединяется с тем, что жертвой является «враг», на выходе мы получаем историю про «Фельгенгауэр сама виновата».
Метод доминирования
Наконец, чтобы создать у зрителя ощущение единственно верной стратегии поведения — той, которая навязана телевидением, — нужно обеспечить тотальность такой повестки. «Передачи, которые выходят в пятничный прайм-тайм, рассчитаны на массовую аудиторию, — говорит Ирина Петровская. — Днем, например, «60 минут» и «Норкин» — это для домохозяек и пенсионеров, которым тоже нужно давать картину мира, потому что они являются главным электоральным ресурсом сегодня. Это ведь самая внушаемая и привлекательная аудитория».
Вечером начинается новостной блок, в котором доминируют «вечерние ток-шоу», которые уже — «оружие массового поражения». К ним добавляются сериалы: в тех же «Спящих» о похождениях «оппозиции» журналистке перерезают горло — вкупе с остальными деталями телевизионной агрессии вполне себе детонатор.
А скрепляется это все «информационными» сюжетами вроде «Эха Госдепа». «Это — пример абсолютной безнаказанности лжи. Те, кто соучаствует в этом, совершенно напрасно думают, что их имена просто забудутся, и они либо выйдут совсем сухими из воды, либо потом отмоются. Все их ходы записаны», — говорит Гасан Гусейнов.
Единственным средством сопротивления цунами телевизионной агрессии все, не сговариваясь, называют уход от него. «К сожалению, не все понимают, что единственное средство сопротивления в данном случае — тотальный бойкот государственного телевидения со стороны гражданского общества», — формулирует Гусейнов. Беда лишь в том, что бойкот ему объявлен очень давно — но лишь со стороны небольшого количества людей. Остальных же вполне устраивает происходящее. Два ведра ток-шоу этим господам!
Вячеслав Половинко, Татьяна Васильчук, Вера Юрченко, «Новая»
ПО ТУ СТОРОНУ ЭКРАНА
«Уверяю вас, если бы на такой язык не было запроса — меня бы там просто не было»
Ведущий программы «Время покажет» на Первом канале Артем Шейнин — о современном языке российского телевидения
— Я действительно в определенной степени являюсь одним из тех, кто привнес этот новый язык, но тут очень важная оговорка: я привнес его не на телевидение, а в тот формат, в котором я работаю и в котором меня смотрят. Есть передачи, которые ведет Михаил Швыдкой. Их язык не изменился: он остался прекрасным, мягким, неагрессивным. И есть Познер, чей язык тоже не изменился и чьи программы — это тоже сегодняшнее телевидение. Каждый из них работает в своем формате и на свою аудиторию, и зрители могут выбрать вот это.
А есть аудитория другая, для которой существует возможность… другого языка. Причем даже если говорить о том, что это язык дневных общественно-политических ток-шоу — это тоже будет слишком большое обобщение. В том же самом формате и примерно в то же время, что и я, работают мои коллеги Ольга Скабеева и Евгений Попов, язык которых совершенно другой. Параллельно со мной в том же формате практически работают Андрей Норкин и Ольга Белова, у которых язык уже совсем другой — не как у Скабеевой и Попова. Их (Норкина и Беловой — Ред.) язык более разговорный, там больше жаргонизмов и больше свободы в формулировках.
Вот, например, YouTube полнится нарезками анекдотов Норкина внутри программы. И слова, используемые им в этих анекдотах, непривычны для того телевизионного языка, о котором пишет, например, Петровская. Может, не совсем уместно для такого языка будет звучать анекдот Норкина о том, что Путин залезает в холодильник, и там трясется холодец, а Путин говорит: «Не ССЫ! Я за сыром!»
Я — в силу того, кто я есть и что я могу себе позволить, — добавляю еще больше жаргонизмов, возможно, немного больше агрессии, чем тот же Норкин. Но это соответствует потребностям людей, которые хотят и готовы в это время смотреть материал на такой энергетической и эмоциональной волне.
«Я ничего этого не изображаю и не играю. Я на самом деле такой».
Уверяю вас, что если бы на такой язык не было запроса — меня бы там просто не было. Что касается разговоров вокруг Фельгенгауэр (того, что триггером нападения стали сюжеты на ТВ — Ред.), на мой взгляд, это часть провокативного дискурса.
Когда на нее нападает совершенно невменяемый человек с мотивами совершенно невменяемого человека и когда называющие себя журналистами люди начинают подтаскивать под это идеологические или политические контексты, я лично это ничем, кроме провокации, назвать не могу. Я до такой же степени могу спровоцировать агрессию в другом человеке, насколько у этого человека агрессию спровоцировала сама Татьяна Фельгенгауэр. Он постоянно слушал ее эфиры, он не мои программы по телевизору смотрел, и, видимо, ее программы в силу особенностей психики спровоцировали у него такую агрессию.
Наверное, в каких-то нездоровых людях может спровоцировать немотивированную агрессивную реакцию все что угодно. Но никакой линейной зависимости в этом нет, потому что мы рассуждаем о людях нездоровых. А если мы рассуждаем о людях здоровых, то взрослые, ответственные люди в состоянии сами решить, что их заряжает положительной энергетикой, а что — отрицательной.
Если бы с утра до вечера на всех каналах шли передачи в стилистике и манере Артема Шейнина, я бы с тезисом об агрессии на телевидении согласился.
«Но у здорового человека есть пульт, и он, щелкнув им, может выбрать спокойных и классических Скабееву и Попова, или чуть более раскованного Норкина с Беловой, или более энергичного и, если угодно, агрессивного в какие-то моменты Шейнина».
А на все разговоры о том, что моя энергетика кого-то на что-то толкает, я могу вам сказать только, что пока толкает только энергетика Татьяны Фельгенгауэр. Но эта логика мне кажется неправильной.
Записал Вячеслав Половинко
