Попытка госпереворота в Германии: заговорщики хотели убить Шольца
Расследование попытки государственного переворота в Германии продолжается полным ходом.
Следователи выяснили, что подозреваемые в попытке госпереворота планировали убить немецкого канцлера Олафа Шольца. Об этом сообщает газета New York Times со ссылкой на свои источники.
В ходе обысков по делу правоохранители обнаружили оружие, а также более 100 соглашений "о неразглашении". Подписанты этих соглашений обязались хранить в тайне планы группы.
Также стало известно, что заговорщики планировали штурм парламента Германии и даже убийство канцлера.
В Государственном департаменте США отреагировали на отказ Кремля вывести свои войска с украинских территорий к Рождеству и отметили, как российские власти отвечают на любые мирные инициативы. Сегодня на брифинге в Белом доме на вопрос журналиста Алекса Рауфоглу о том, с чем же теперь мир имеет дело в свете последних заявлений Москвы, пресс-секретарь Госдепа Нед Прайс заявил: "То, что мы слышали из Кремля в последние часы, не сообщило нам ничего такого, о чем бы мы уже не знали".
Прайс пояснил, что в каждом случае россияне отвечают на призывы к справедливому миру еще большей эскалацией и "очень четким признанием того, что Россия не настроена на конструктивный диалог".
"Приведу лишь один пример: во время саммита G20, когда мировые лидеры собрались на Бали, чтобы обсудить насущные вопросы дня, в том числе вопросы мира и безопасности, и, конечно, вопроса об агрессии России против Украины, президент Зеленский изложил свое видение условий прекращения этой войны. Это не встретило ответного видения справедливого мира со стороны Российской Федерации. Вместо этого на украинские города и поселки обрушился дождь бомб и ракет", - сказал Прйас.
Поэтому, по его словам, в то время как Россия продолжает демонстрировать такое отношение, США продолжат делать то, что доказало свою эффективность: предоставлять Украине необходимое содействие в области безопасности, экономическую и гуманитарную помощь."Народ Украины должен пережить эту холодную зиму. Мы помогаем совместно с десятками стран по всему миру", - подчеркнул Прайс.
Накануне президент Украины Владимир Зеленский назвал три шага к миру. Одним из них, по мнению украинского лидера, должна стать "новая дипломатия", в рамках которой он предложил России вывести свои войска с захваченных территорий к приближающемуся Рождеству. "Это обеспечит длительное прекращение боевых действий", – сказал Зеленский.
В Кремле такая мирная инициатива поддержки не нашла. Как заявил журналистам пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков, о выводе российских войск из зоны военных действий "не может быть и речи". По словам Пескова, Зеленскому следует принимать во внимание, что в Российской Федерации появились "новые субъекты" и без учета этих "новых реалий" говорить об урегулировании ситуации на Украине невозможно.
В кругах ортодоксальных евреев это видео стало, что называется, вирусным: распространилось стремительно. В середине сентября, за неделю до Рош а‑Шана, Леви Духман — а этот молодой раввин из Хабада служит растущей еврейской общине в Объединенных Арабских Эмиратах — женился на Лее Хадад. Свадебный обряд был традиционным, хасидским, центральное место в нем, как и на всех еврейских свадьбах, занимала хупа — свадебный балдахин.
Но в историческом плане событие было экстраординарное: свадьбу сыграли в Абу‑Даби. В списке из 1500 приглашенных были как евреи, так и арабы, в том числе члены королевских семей ОАЭ, а раввины приехали из Израиля, Америки и Марокко. Свадьба стала крупнейшим еврейским мероприятием в истории региона Персидского залива.
В одном из видеороликов запечатлен миг после обряда — хупы — танцы с женихом, в которых участвуют все. Меж тем как звучат еврейская музыка и песни, мы видим, как реб Духман, хасид в капоте и черной шляпе, отплясывает в центре хоровода с гостем, арабом из ОАЭ в традиционном для его культуры белом тобе и соответствующем головном уборе; одетые в тех же стилях хасидим и арабы вокруг них, взявшись за руки, кружат в ритме музыки, так что их белые одеяния и черные сюртуки перемешиваются, образуя движущуюся мозаику — символ дружбы и веры. Когда мне впервые прислали это видео, я не мог оторвать глаз от экрана. Увидев эту сцену 10 лет назад, я предположил бы, что это фрагмент из кинокомедии, — сочетание культур показалось бы несусветным до невероятности. Но видео подлинное, сцена реальная, душевная теплота и радость всех, кто танцует вместе, совершенно неподдельны. А дату свадьбы жених и невеста выбрали целенаправленно — 15 сентября, вторая годовщина подписания Авраамовых соглашений .
Это живое доказательство всех достижений, к которым удалось прийти со дня подписания соглашений, — свадьбу праздновала единственная в мире диаспорическая еврейская община, которая, как с гордостью отмечает раввин Духман, теперь может получать кошерные израильские продукты прямо из Государства Израиль, автомобильным транспортом, — получать в стране, чьи отношения с еврейским государством продолжают развиваться.
Фото: Jewish UAE / Кристофер Пайк
На этом фоне просто диву даешься: в то же самое время, когда эта свадьба ознаменовала годовщину исторического соглашения, поразительный успех соглашений продолжают отрицать издания, в чьей «компетентности», собственно, соглашения заставили усомниться. Нас уверяют: тот факт, что в договоре не удалось затронуть израильско‑палестинский конфликт, — неустранимый изъян. Несколько месяцев назад в журнале «Форин афферс» вышла статья с заголовком «Почему Авраамовы соглашения не оправдывают ожиданий». Ее подзаголовок гласил: «Отстранение палестинцев от игры — рецепт насилия, а не умиротворения».
Затем, в годовщину заключения соглашений, другая статья, на сей раз в издании «Форин полиси», известила читателей: «Два года спустя блеск Авраамовых соглашений потускнел», так как «обострение конфликта с палестинцами затмевает» то, что достигнуто в результате соглашений. Далее нам говорят, что соглашения, «возможно, повысили весомость Израиля в регионе, но она не переплавилась в дух благородства для решения проблемы, которая у него прямо перед глазами».
Настрой этих статей вторит язвительному комментарию, который в 2020‑м отпустил Джеффри Голдберг из «Атлантик» в связи с тем, что соглашения названы в честь библейского патриарха: «Я лично предпочел бы приберечь имя этого большого человека — Авраама, отца монотеизма, — для мирного договора между израильтянами и палестинцами — для того, что и впрямь положило бы конец конфликту на Ближним Востоке».
Разумеется, все эти комментаторы попадают пальцем в небо. Нарастающее потепление в отношениях между ОАЭ и Израилем на фоне трений с палестинцами (при всей огорчительности этих трений) отражает мощь соглашений и их мудрую главную мысль, гласящую: чтобы навести мосты в отношениях с остальным арабским миром и с мусульманским миром за пределами региона, нет необходимости в «урегулировании» локализованного конфликта — спора о будущем Иудеи и Самарии, а, как указал экс‑посол Израиля Рон Дермер, дальнейшее развитие уже достигнутого в целях установления официальных отношений с Саудовской Аравией действительно может положить конец «арабо‑израильскому конфликту» — даже если к соглашению с палестинцами лишь предстоит прийти.
Собственно, эта конкретная хасидская свадьба в Абу‑Даби, навеки соединившая годовщину свадьбы раввина с годовщиной Авраамовых соглашений, олицетворяет в самом возвышенном символическом смысле меткое название соглашений. Хупа — балдахин — символизирует дом, который еврейские муж и жена намерены любовно построить вместе в будущем. Но на поверхностный взгляд строить дом такой конструкции было бы довольно странно: общественное и частное пространство в нем никак не разграничены, он открыт ветру со всех четырех сторон. Некоторые объясняют, что конструкция абсолютно логична, если видеть в ней отсылку к Аврааму: в его шатре в пустыне (как гласит талмудическая традиция) были открытые двери со всех четырех сторон.
Раввинистическая литература разъясняет, что открытые бока шатра символизировали радушие патриарха в отношении всех, кто забредет к его дому, а также подчеркивали, что он взял на себя обязательство донести идею монотеизма до всех четырех сторон света. Итак, под хупой еврейские муж и жена, стоя в метафорической тени шатра Авраама, тоже обязуются продолжать авраамическую миссию, а заодно выказывают открытость к общению с теми, кто находится во внешнем мире.
Таким образом, нелегко подыскать еще более удачный символ Авраамовых соглашений, чем эта свадьба: шатер Авраама, который возвел жених‑еврей, радушно обнимающий своих авраамических двоюродных братьев, а те ласково обнимают его в ответ. Причем дальнейшему прогрессу этих замечательных событий в регионе Персидского залива способствовали не только заботы о стратегических интересах, но и дух авраамической веры.
Это заметно и по тому, кого из шейхов Саудовская Аравия выбрала для произнесения главной проповеди во время хаджа — паломничества в Мекку — нынешнего года. Им стал Мохаммед аль‑Исса, известный тем, что в 2020‑м посетил Аушвиц и стал первым крупным мусульманским священнослужителем, который там побывал.
За несколько недель до проповеди группа еврейских гостей, в том числе я, встретилась с этим шейхом в Саудовской Аравии. В трогательной и незабываемой беседе шейх поведал, какие тревоги побудили его съездить в концлагерь, как вдохновила его встреча с президентом и студентами Ешива‑университета, как он восхищается сочинениями Маймонида, что общего между иудаизмом и исламом. Если удастся продвинуться еще дальше, то именно благодаря содействию таких духовных лидеров, как этот шейх.
Невозможно предсказать, что и когда именно произойдет дальше. Но единственная уместная реакция на свадьбу, сыгранную в Абу‑Даби в годовщину Авраамовых соглашений, и все, что эта свадьба отражает, — благоговейный восторг. А небольшой экскурс в историю лишь подогреет ощущение чуда. В нескольких статьях отмечено: если рабби Духман сейчас служит еврейской общине в ОАЭ, то его прадеду жилось совсем иначе. Советская власть отправила его в Сибирь, лишив свободы за религиозную деятельность. Именно в Сибири, отсидев четыре года в лагерях ГУЛАГа, он женился. Для обряда использовалось самодельное обручальное кольцо, изготовленное из ложки: жених вручил его невесте под хупой.
Чудеса, свойственные еврейской истории, воплощаются в жизнь внезапно и невероятно. Стоя где‑то в Сибири, на бесплодной обледеневшей земле, еврейская пара возвела хупу в память о своем предке Аврааме, присоединившись к его вере и его семье. Они даже не смогли бы вообразить — хотя, по‑моему, смогли бы поверить, — что когда‑нибудь их потомок возведет другой свадебный шатер Авраама в ближневосточной пустыне, в местах, где совсем недавно еврейская жизнь отсутствовала напрочь, причем ознаменует этот момент совместным ликованием с другими потомками Авраама, и арабы обнимутся с евреями в миг, олицетворяющий радость евреев.
Только совершенно отупевшая или циничная душа не способна на благоговейный восторг перед подобной еврейской свадьбой в Абу‑Даби. И только самый чванливый знаток истории, с которого не сбили спесь даже недавние события, удержится от изумленных размышлений о том, что уже произошло, и том, что еще впереди.
Вочередной раз наступает сезон налоговых деклараций, в очередной раз его продлевают, — это пора, усложняющая жизнь тем, у кого, как у меня, «голова не дружит с числами». Вопреки всем моим усилиям числа ускользают от меня, как стремительно тающие кубики льда.
Если учесть, что евреям часто приписывают способности к математике и считается, что чуть не все они доки по части чисел, то я, наверное, исключение из правил. Но к делу: тот факт, что с количественным мышлением у меня туго, подтолкнул меня выяснить, откуда изначально взялась эта ассоциация, проходящая, словно тектонический разлом, через значительную часть еврейской истории. (Я готова заняться чем угодно, лишь бы увильнуть от расчета налогов.)
В самом разгаре ХХ века и поклонники, и хулители евреев склонны были называть их народом коммерсантов, искусными в учете товаров и составлении табличных сводок. Наших соплеменников считали людьми рационально мыслящими и расчетливыми, предрасположенными к абстракциям, теми, для кого гроссбух — дом родной. Об их религии тоже говорили, что она проникнута теми же качествами, отчего даже завет евреев с Б‑гом носит не трансцендентальный характер, а характер сделки.
Джоанн Халковер, 21‑летняя студентка выпускного курса Стерновского женского колледжа при Ешива‑университете, дает урок в школе. 1961.Bettmann / Getty Images
Эта широко распространенная точка зрения при попытках ее обосновать распадалась на части. Кое‑кто из ее сторонников кивал на еврейские культурные обыкновения — скажем, на гематрию, метод толкования, когда ивритским словам присваивают числовые значения, добавляющие им еще один слой смысла. Другие потрясали «Агадой», подчеркивая, что в ее тексте числа встречаются сплошь и рядом: четыре вопроса, четыре сына, десять казней египетских, песня‑считалка «Кто знает, что такое Один?» . В доказательство приводили и такой почтенный источник, как сама Библия, где многочисленные фразы наподобие «Мафусаил родил Ламеха» обнажают работу количественного мышления.
Однако другие, вдохновляясь тем, что гарвардский историк Дерек Пенслар в своей основополагающей книге «Дети Шейлока: экономика и еврейская идентичность в современной Европе» называет «мутной палитрой экономики, культуры и расы», уверяли, что еврейская способность считать — нечто неизменное и органичное: она в крови, а не в книгах. Любую особенность евреев объясняли их «расовой сущностью», а не обстоятельствами, историей или литературой.
Когда имеешь дело с расиализацией экономического поведения евреев, велик соблазн сбросить ее со счетов как домыслы полоумных конспирологов, но некоторые из виднейших и известнейших экономистов своей эпохи, в том числе Вернер Зомбарт (в 1941 году, когда он скончался, «Нью‑Йорк таймс» назвала его «непогрешимым первосвященником экономической истории»), рьяно отстаивали эту теорию в плане интеллектуальном и культурном.
В своей высоко оцененной и активно обсуждавшейся книге «Евреи и хозяйственная жизнь» (вначале, в 1911 году, она вышла на немецком, а спустя два года на английском, под названием «Евреи и современный капитализм») Зомбарт отмечал: хотя некоторые предположительно «еврейские характерные особенности» можно сразу же отбросить — «подобно пушинке на пиджаке, легко сдуть», зато черты, связанные с экономическим поведением, особенно те, которые наиболее созвучны прерогативам капитализма, «глубоко укоренены» и передаются у евреев из поколения в поколение. И, начав с этого огульного утверждения, пустился во все тяжкие…
Теория Зомбарта — одновременно трезвая и причудливая, даже фантастическая, — свалила в одну кучу пустыню и мегаполис, кочевничество и космополитизм, верблюдов и наличные, веру и рассудок. Немецкий экономист, убежденно полагавший, что каменистая пустыня, откуда изначально появились сыны Израиля, развила в них некую особенную форму «еврейской интеллектуальности», а также склонность к перемене мест, не только унаследованные, но и сохраненные их потомками в религиозных традициях и народных обычаях, провел прямую, никуда не отклоняющуюся линию между древностью и современностью. Сложив все кусочки мозаики в единую теорию, Зомбарт пришел к неизбежному выводу: «…какова пустыня, таков и город <…> большой город оттачивает интеллектуальные способности (еврея), помогающие ему выискивать, высматривать, организовывать, налаживать» и «вскорости стать основателем монетарной системы и монетизированного образа жизни, который называют капитализмом».
В США, как и в Германии, где широко распространялись расиализующие теории Зомбарта, американские евреи сочли их палкой о двух концах: ободряющими и настораживающими одновременно. Их беспокойство публично выразил в «Нью‑Йорк таймс» и «Америкэн хибру», в двух пространных рецензиях на книгу в жанре «отповедь», Джозеф Джейкобс — ведущий еврейский интеллектуал периода, предшествовавшего Первой мировой войне, прекрасно разбирающийся во всех новациях на темы евреев и расы. А хорошая новость, отметил он, такова: во времена, когда капитализм превозносят как двигатель современного общества, уверенность Зомбарта, что это развитие питают энергией евреи, установление связи между капитализмом и евреями, побуждает их гордиться своей ролью в мире: не маргинальной, а неотъемлемой.
Плохая новость, продолжал он, это «не слишком лестное описание их расовых и религиозных особенностей» Зомбартом: в нем вся сложность иудаизма сведена к череде деловых предложений, а сами евреи — лишь к совокупности своих коммерческих способностей.
Хотя Джейкобс не стал ставить под сомнение мотивы Зомбарта и утверждать, что его оценки порождены предубежденностью против евреев, другие представители американской еврейской общины, в том числе Сэмюэл Шульман, раввин нью‑йоркской синагоги «Бет‑Эль» и президент Центральной конференции американских раввинов, приняли мнение немецкого экономиста в штыки. «Мы зрим раздвоенное копыто антисемитизма в этой книге, где наукообразные рассуждения о евреях и иудаизме фантастичны, но ее предубежденность — факт, от которого не отмахнешься», — припечатал он и добавил, что в своем труде экономист характеризовал иудаизм как «холодную, абстрактную, искусственную, расчетливую, приземленно материалистическую религию», но это всего лишь «карикатура», да к тому же «злобная».
Со своей стороны, автор «Евреев и хозяйственной жизни» заверял, что никакой он не антисемит и его теории порождены не предубеждением против евреев, а пересечением «общего еврейского вопроса» с «расовой проблемой», взбаламутившими европейское общество на рубеже XIX–ХХ веков. Зомбарт, не преминув признать, что «у еврейской расы, как и у любой другой, есть недостатки», в то же время заявил, что сам «абсолютно свободен от какой‑либо предвзятости». Его трудами, неоднократно разъяснял он публично, «движут не ненависть и не любовь, а просто желание открыть миру истину так, как он ее понимает».
Возможно, так и было. Однако несомненно и бесспорно одно: выводы Зомбарта применяли в гнусных целях, в особенности нацисты — они воспользовались их налетом научной достоверности и высоким положением их автора ради своих злокозненных задач.
Задолго до прихода нацистов к власти Джейкобс предостерегал: последствия тезиса Зомбарта могут быть пагубны, советовал тем, кто изучает историю серьезно, держаться от него подальше. «Вся книга — образчик безумных преувеличений, и автор может себе такое позволить, лишь если предпочтет довериться своему воображению, а не фактам», — предупредил он, заключив, что книга Зомбарта — поучительный пример того, «как не следует писать историю», и в этом ее единственное оправдание.
Что же остается в сухом остатке? Все просто, как дважды два: теория Зомбарта не выдержала проверки временем, но в качестве отдельного исторического явления отбрасывает длинную тень на то, как мы оцениваем себя… и других.
На землях Аравии, где когда-то жили евреи, упорный исследователь то тут, то там может найти остатки народа, сметенного песками времени и политической напряженностью, пишут журналистки The Media Line Сара Миллер и Дебби Монблатт.
Ирскские евреи молятся у гробницы Иезекииля в Аль-Кифл, Ирак. 1932 годLibrary of Congress
В Сане есть руины синагоги, в Каире стоят потрескавшиеся надгробия еврейского кладбища, свидетельствующие об общинах, в которых бурлила жизнь, которые сосуществовали в счастливой гармонии с мусульманскими друзьями и соседями. Все изменилось в 1948 году с созданием Государства Израиль: арабские соседи посчитали это государство «вторгшимся» в мусульманский мир, нежеланным узурпатором, создание которого привело к изгнанию живших здесь палестинцев. Арабские страны и их жители отныне стали относиться к своим когда-то уважаемым еврейским общинам с антипатией, обвиняя их в большей лояльности возрожденному еврейскому государству, чем своей родине. Враждебность переросла в преследования на государственном и личном уровне, не оставляя евреям арабского мира иного выбора, кроме как бежать. Некоторые отправились в Израиль, другие нашли убежище в Европе или Северной Америке; они бросали почти все, чем владели.
В то время как мир принимал палестинских беженцев, бедственное положение евреев, изгнанных из стран, которые они веками считали своим домом, окружила международная стена молчания. Эту стену понемногу удается разрушать в последние годы, но истории арабских евреев во всем мире остаются малоизвестными, малораспространенными и малоинтересными кому-либо. Ситуация меняется очень медленно. Новая книга Генри Грина и Ричарда Штурсберга под названием «Голоса сефардов: нерассказанное изгнание евреев из арабских земель» стремится привлечь внимание к историям людей, рассказывая о событиях недавней главы ближневосточной и еврейской истории глазами тех, кто там жил. Грин признает неожиданной ту ситуацию, что пишут историю евреев-сефардов канадский еврей-ашкеназ (он сам) и католик (Штурсберг). Но утверждает, что авторов мотивировало полное незнание тяжелого положения этих людей. «История евреев-сефардов закончилась для меня в 1492 году», — признается Грин, имея в виду изгнание евреев из Испании после столетий преследований.
Генри ГринCourtesy
Однако, приехав в Израиль в 1970-х годах, Грин оказался вовлечен в движение за социальные права под названием «Черные пантеры»: он думал, это то же самое движение, что и в США, от которого его члены позаимствовали свое название. «Я познакомился с невероятным населением, составляющим Израиль, о котором ранее понятия не имел, — рассказывает он. — Это было так странно. Они познакомили меня с другой культурой, другой едой и музыкой. Я почувствовал, что от меня скрывали тайну, которая оказалась очень красивой». Грин стал первым человеком, написавшим по-английски о программах, которые реализовывала тогдашний премьер-министр Голда Меир с целью интеграции сефардских евреев в израильское общество. Углубляясь все дальше
Будучи директором отдела еврейских исследований в Университете Майами, Грин углубился в тему сефардов, развивая и расширяя свои исследования. Кульминацией стал проект «Голоса сефардов», объединяющий историю примерно миллиона евреев, некогда проживавших между Атлантическим океаном и рекой Тигр, чье присутствие в этих местах почти свелось к нулю за одно поколение. «Я понял, что истории всех этих перемещенных лиц никогда и никем не были услышаны, им нужен был голос», — замечает Грин. Он ни на кого не возлагает вину за недостаточную осведомленность общества об этой трагической главе современной еврейской истории, но пытается понять и объяснить, как такое произошло. «Израиль в первые годы просто пытался выжить, не было ресурсов, — замечает он. — Америка не поставляла военную помощь до 1968 года; не оказывала она и экономической помощи. Израиль зависел от диаспоры, чтобы выжить. Нужны были репатрианты. Но когда их привезли, не оказалось ресурсов. Репатрианты не говорили на иврите; они говорили на арабском, ладино и других языках, в то время как евреи, приехавшие из Европы после Холокоста, говорили на идише или по-немецки». Более того, считает он, «европейские евреи были более образованы». Они обладали навыками, необходимыми новорожденному и осажденному государству для укрепления и расширения. И в окружении врагов то, что начиналось как целесообразность для находившейся в отчаянном положении страны, превратилось в то, что Грин называет «институциональной дискриминацией». Во вновь созданном Государстве Израиль евреи-ашкеназы стали элитой, а их братья-сефарды считались низшим классом. «Люди, которые могли бы помочь построить страну, отправлялись в городские районы, а тех, кто не понимал, что происходит, отправляли в сельские районы, потому что Израилю нужно было их развивать», — объясняет Грин. Хуже того, существовал страх перед теми, кто выглядел и говорил как враги Израиля, поклявшиеся его уничтожить. «Люди, приехавшие из европейского мира, были белыми. А те, кто приехал из арабского мира, выглядели как арабы и говорили по-арабски, — рассказывает он. — Из соображений безопасности, когда не знали, кто есть кто, возникал страх иного рода». Грин подчеркивает, что, хотя истории евреев Ближнего Востока и Северной Африки похожи, индивидуальный опыт людей был разным. Евреи региона подвергались преследованиям в разной степени, в разном стиле и в разные сроки. «Ближний Восток и Северная Африка не монолитны, — заявляет он. — Их права отбирали по-разному». Он приводит пример Ирака, который присоединился к Египту, Сирии, Ливану и Иордании в объявлении войны Израилю сразу после его возникновения в 1948 году.
Еврейские иммигранты из Ирака в аэропорту Лода. 1951 годПресс-служба правительства Израиля
«Ирак занял позицию, что евреи наносят ущерб стране, поэтому они денационализировали их, забрали их собственность, многих убили или сделали их жизнь невыносимой, — говорит Грин. — Израильское правительство также проводило тайные операции, чтобы усилить страх среди тамошних евреев, потому что им нужны были олим. Эта комбинация привела к тому, что в 1950-1951 годах в Израиль выехали 150 тыс. иракских евреев». Целенаправленные взрывы
Грин имеет в виду взрывы в еврейских кварталах Багдада в те годы. Некоторые приписывают их Израилю, стремившемуся стимулировать алию евреев, хотя Иерусалим отрицает свою причастность. Взрывы непосредственно предшествовали израильской операции по переброске евреев из Ирака по воздуху. В ходе этой операции, известной как операция «Эзра и Нехемия», около 130 тыс. иракских евреев были вывезены в Израиль через Иран и Кипр. Многие из тех, кто бежал, до сих пор живы и могут вспомнить свою жизнь до изгнания. Одним из подобных людей, фигурирующих в книге Грина и Штурсберга, является британский филантроп Дэвид Дангур.
Родившийся в 1948 году, он жил со своей семьей в Багдаде, пока его отец, Наим Дангур, не увез семью в Великобританию в 1959 году. Его семья может проследить свою почтенную родословную в Ираке вглубь веков, но это не спасло их от угнетения, которое последовало за созданием Государство Израиль. «У отца были документы, свидетельствующие как минимум о восьми поколениях, начиная с Ниссима Дангура, родившегося около 1700 года», — рассказывает Дэвид Дангур. Его отец, известный на родине бизнесмен и второй по возрасту человек, когда-либо получивший рыцарское звание в Великобритании, был внуком главного раввина Багдада хахама Эзры-Рубена Дангура и сыном Элиагу Дангура, который в свое время был мировым лидером в качестве издателя книг на арабском языке. «Отец вывез нас в 1959 году, но попытался продолжить свой бизнес, пока в 1963 году не счел это окончательно невозможным. Тогда он потерял гражданство, все свои предприятия и активы в пользу иракского правительства», — свидетельствует Дэвид. Дангур, который живет в Лондоне, говорит, что не питает враждебности к иракскому народу, признавая его тяжелую историю и страдания: «Я испытываю доброжелательность к иракскому народу и желаю, чтобы он обрел мир и стабильность и признал своих бывших еврейских граждан, признав также Израиль, где проживает подавляющее большинство из них». По словам Дангура, «многие иракцы, особенно более образованные и прозападные, регулярно выражают ностальгические чувства в отношении евреев, которые, по их мнению, оказались потеряны для Ирака». Видеоролик на ютьюбе о том, как его семья и большая еврейская община вынуждены были покинуть Ирак, «набрал почти 20 тыс. просмотров и получил множество теплых комментариев на арабском языке от иракцев». В одном из комментариев к арабоязычной версии видео даже говорилось: «Приветствую вас, моя любовь и мое уважение, вы настоящий и верный иракец». Права на показ 69-минутного фильма под названием «Воспоминания о Багдаде» в Европе ныне приобретены Netflix сроком на пять лет. Для Дэвида аспекты иракской культуры все еще важны в его жизни, как и те качества, которые он передает молодому поколению: «Важность семьи, сообщества и традиций». Все изменилось
В Египте евреи тоже ощутили на себе удар национальной ненависти к Израилю, как только возникло государство: их стали лишать прав. Тем не менее, как бы плохо это ни было, говорит Генри Грин, ситуация еще ухудшилась, когда Гамаль Насер в 1956 году, спустя четыре года после того, как сыграл решающую роль в свержении короля Фарука I, стал президентом. «Все изменилось», — резюмирует Грин.
Дэвид ШамаCourtesy
Дэвид Шама родился в Каире в 1945 году и вырос в Александрии, где, по его словам, семья его принадлежала к местной элите и была прозападной. Но опять же, высокий статус не спас их от преследований, и это причиняет ему боль даже сегодня. «У меня теперь нет большой любви к Египту или египтянам, — заявляет он. — Мы были частью египетской среды, мой отец был успешным бизнесменом. Он знал многих людей, и многие люди знали его, но когда его арестовали и обвинили в шпионаже в пользу Израиля и Англии, никто не пришел ему на помощь, никто! А это были люди, которым он помогал, одалживал деньги, когда им было нужно, просто давал деньги… Это жестоко — быть вот так преданным». Шама описывает обращение с ними в те годы в самых суровых выражениях: «Покидая страну, мы чувствовали себя преданными. Над нами надругались, лишив всего, что у нас было. Мой отец был заключен в тюрьму как британский и израильский шпион, его пытали, в то время как моя мать, сестра и я оставались в нашем доме в Александрии под домашним арестом. Это была очень жестокая в эмоциональном плане ситуация». Дэвид Шама живет сейчас в Канаде. После ухода из фирмы по производству детской одежды он основал компанию по уходу за собаками. Его отвращение к Египту и египтянам живо до сих пор. «Я полагаю, это была ситуация, при которой широкие массы присоединились к нападению на евреев, — говорит он. — У них не было причин делать то, что они делали». Страшные воспоминания
Когда началась Шестидневная война 1967 года, она вернула его к ужасающим воспоминаниям детства. «Я видел, через что прошел мой отец, с детства помню, через что я сам прошел на улице, — рассказывает он. — Бывало, когда мы шли по улице куда-то с няней, они выливали на нас мочу, это было отвратительно…» Даже мирное соглашение между Израилем и Египтом в 1979 году, которое действует по сей день, не уменьшило враждебности Шамы: «Я не думаю, что мир был заключен потому, что египтяне хотели мира… Скорее, у них не было альтернативы». По мнению Шамы, в незнании истории евреев Ближнего Востока и Северной Африки много виновных: «Люди не знают об этом, потому что об этом не говорилось. Это была ситуация, когда евреев загоняли в загон, как животных, и всем было наплевать, а евреи молчали». Он говорит, что, в отличие от того внимания, которое уделялось Холокосту, «мы не получали поддержки со стороны средств массовой информации, в которой нуждались, чтобы рассказать обо всем этом, чтобы мир знал, что происходит». То, что сегодня это становится более обсуждаемым, хорошо, продолжает он, поскольку «очень важно, чтобы молодое поколение понимало, что произошло». И это особенно важно, учитывая нынешнее очернение Израиля. «Все эти молодые люди, которые в своих университетах заносят Государство Израиль в «черный список» как «государство апартеида», — у них просто нет достаточного образования, и они не хотят получить образование по этому предмету!» — считает Шама. Грин объясняет безразличие к судьбе евреев региона еще одним фактором: неспокойным состоянием планеты после Второй мировой войны. «ООН действительно признала наличие двух групп беженцев», — замечает он, но в результате свою роль сыграла геополитика. «Когда был основан Израиль, в ООН было около 70-80 стран. Одиннадцать из них — арабские страны, и в условиях «холодной войны» возникало ощущение, что приходится иметь дело только с арабскими беженцами, — говорит он. — С точки зрения всего мира, в период с 1948 по 1967 год внимание не было приковано к Израилю. Европа была опустошена Второй мировой войной. Израиль не привлекал особого внимания». В отличие от Дангура и Шамы, уроженец Бейрута Эди Коэн Халала покинул свою страну в 1990 году в возрасте 17 лет, спустя десятилетия после создания государства, в котором он сейчас живет. Но, как и они, семья его могла проследить свои корни на протяжении поколений, а ее отъезд был вызван антисемитизмом.
Эди Коэн ХалалаCourtesy
«Мы жили в Ливане как минимум 120 лет, — рассказывает Халала. — Мы говорили дома по-арабски. Да, я вырос в арабской стране, ходил в арабскую школу, говорил по-арабски со своими друзьями и соседями». Халала вырос в стране, раздираемой кровавыми междоусобицами: «Гражданская война в Ливане длилась с 1975 по 1991 год. Так что почти все годы моего пребывания в Ливане я видел, как страна разрушает себя гражданской войной. Я не видел Ливана до гражданской войны, я не жил в Ливане в то время, когда его называли Швейцарией Ближнего Востока». Тем не менее, семья Халалы оставалась в стране вплоть до прихода к власти поддерживаемого Ираном шиитского ополчения «Хезболла» — ныне одной из самых влиятельных политических сил в Ливане. «Хезболла» похитило его отца. «Еврейская община страдала от антисемитизма, и в 1985 году «Хезболла» начала похищать евреев, в том числе моего отца. Они убили 11 евреев, включая отца, и в этот момент мы почувствовали наконец, что должны уехать. Вы просто не можете оставаться в стране, где вас открыто преследуют», — замечает он. Тем не менее, его воспоминания детства остаются окрашены сожалением о том, что теперь посещение страны, в которой он родился, невозможно из-за сохраняющегося конфликта с Израилем. «Вы не можете забыть страну, в которой родились и прожили почти 18 лет, — говорит Халала. — У меня все еще есть воспоминания, друзья, мой родной язык… Как вы никогда не сможете забыть свою мать, так не можете забыть и родной язык. К сожалению, между Ливаном и Израилем идет война, я не могу поехать туда». Он говорит, что без «Хезболлы» Ливан был бы совсем другим: «Ливанская проблема не решится до полной демилитаризации этой террористической организации. Ливан по-прежнему будет опасен для евреев». Халала кратко резюмирует историю евреев региона после создания Государства Израиль: «Миллион евреев, живущих на арабских землях, исчез. Это этническая чистка. Быть евреем в мусульманской стране в ХХ веке оказалось невозможно». Однако его не пугает то, что его называют «арабским евреем», в отличие от многих, кто, как и он, родился в арабской стране и был вынужден оттуда бежать. «Мы не мусульмане, но мы евреи арабского происхождения, — заявляет Халала. — Есть люди, которым не нравится это выражение, но я чувствую себя с ним комфортно, потому что это правда». Грин говорит, что опыт евреев арабских стран начал всплывать в информационной среде в последние два десятилетия: люди стали более охотно говорить, откуда они или их семьи прибыли в Израиль. «За последние 20 лет многое изменилось с точки зрения политики идентичности; теперь вы получаете силу, привнося свою индивидуальность, — считает он. — С этим пришло признание того факта, что ряд культур нуждается в поддержке».
Еврейский хор в синагоге в Александрии, ЕгипетNebi Daniel Association Public Photo Collection
По его словам, это больше относится к Израилю, чем к диаспоре, в которой до сих пор доминирует «ашкеназское большинство». «Сефарды в 1948 году составляли 15% населения Израиля. Сегодня они составляют от 55 до 60% населения страны, демография изменилась. Сефардская еда и музыка являются теперь частью израильской культуры. В Израиле речь идет скорее не о «плавильном котле», а о мультикультурной идентичности». Если когда-то в ближневосточном регионе жил и процветал почти миллион евреев, то сегодня, по самым оптимистичным оценкам, их осталось около 23 тысяч. По словам Грина и Штурсберга, общая сумма оставленных евреями активов, включая предприятия, дома, фермы и банковские счета, в сегодняшних деньгах составляет более 100 млрд долларов, что соответствует размеру экономики Йемена, Ирака и Туниса вместе взятых. Ни одно из государств, из которых были изгнаны евреи, не выплачивало репараций.
В своей книге Грин, его словами, «пытается позволить другим пройти через то же открытие», которое он совершил еще в Израиле в 1970-х годах, когда наткнулся на движение евреев-сефардов, борющихся за свои права: «Книга пытается сказать: «Проснитесь!» Здесь есть еще одна история, и эта история о виктимизации, но также и о стойкости. История людей, которые начали новую жизнь в Израиле и в диаспоре».
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
