Террор был неотъемлемой частью советской власти с самого начала и вплоть до смерти Сталина. Однако репрессии 1937–38 годов стояли особняком и отличались беспрецедентной массовостью и жестокостью. Управления НКВД по всей стране почти полтора года работали в режиме спецоперации. Некоторые управления получили функции расстрельных с приведением приговоров в исполнение непосредственно в стенах этих «заведений». С началом Большого террора органам НКВД нужно было в кратчайший срок подготовить помещения для расстрелов, продумать логистику и организовать специальные группы внутри тюрем управлений госбезопасности и управлений НКВД для выполнения поставленной задачи. За время проведения операции, находясь в постоянном физическом и нервном напряжении, спецгруппы расстрельщиков, как правило, деградировали, морально опускались, занимались пьянством и мародерством.
В 1939–41 годах в СССР военные трибуналы рассматривали несколько уголовных дел над спецгруппами «исполнителей», часть из которых в итоге получила наказание в виде лишения свободы.
Благодаря тому, что Украина открыла архивы НКВД, несколько таких дел сейчас доступны для изучения. В этом материале мы приводим прямую речь самих участников спецгрупп и исполнителей расстрелов советских граждан. Они расскажут о том, как работал конвейер расстрелов, кто входил в круг участников, как им с этим жилось.
Без комментариев.
Из материалов выступления в военном трибунале сотрудника НКВД Игнатенко (г. Житомир).
«…Работая в Житомире с 1931 г. в НКВД, я поступил стрелком ОСНАЗа (Отряда специального назначения.— Ред.), затем меня выделили на оперработу по исполнению приговоров, и все время я был на этой работе…
Когда начались массовые операции, я доставлял арестованных и использовался на подсобной работе, а потом меня назначили в 1937 г. на исполнение приговоров.
Тогда приводили по 150–200 чел., заводили их поодиночке и так расстреливали. Заводили всех сначала в большую комнату, говорили, что их отбирают на работы, и оттуда по одному выводили и заводили к нам, а мы расстреливали их. Никаких нарушений тогда при Шатове не было.
Когда операциями стал руководить Стругачёв, были грубые ошибки, и назначили вместо него Лебедева. Потом приехал Гришин, и он ежедневно стал нас посещать при исполнении приговоров.
Если раньше женщин не раздевали, то потом их стали раздевать. Я тогда работал на погрузке трупов, т.к. все боялись их брать в руки. Когда стреляли, мы раньше трупы складывали в кучу, а потом их выносили.
Помню, женщин стали раздевать тогда, когда Гришин приехал, и из-за того, что женщин раздевали, неудобно стало их грузить.
Когда увеличилось число осужденных, Лебедев сказал, что Гришин велел всех связывать, и их вязали человек по 50 и сразу по 50 чел. заводили в комнату, но связаны они были каждый отдельно. Когда первый раз завели сразу 50 чел., они услышали выстрелы, а возле них стояли наши люди с палками. Я стал их по одному подавать в двери, а Гришин в это время обходил их и бил палкой по голове. Люди падали, сами вставать не могли, т.к. они были связаны, и я должен был их выносить на руках для расстрела. Я устал, начал возражать против этого, а Гришин смеется.
Кое-как этих людей расстреляли, я 2 машины нагрузил и до того устал, что не мог больше таскать трупы, а никто не хочет мне помочь. На кладбище пока приехали, опоздали немного, сразу из-за этого напали на меня. Я сказал, что меня заставили не только трупы носить, но и людей на расстрел носить, потому и задержалась погрузка.
Потом стали раздевать женщин догола, и я возражал против этого, т.к. тяжело брать голых и носить, а потом ведь нужно их еще сбросить с машины и закопать. Я возражал, а надо мной стали смеяться, но потом стали такую вещь делать: старух пропускают одетыми, а молодых женщин раздевают. Когда я возражал и приводил прошлые примеры, когда никого не раздевали, мне отвечали, что то было при Ягоде…
…Я не могу говорить цифры, но я сам перестрелял тысячи людей. Это стало отражаться на здоровье. Дошло до того, что два раза я пытался стрелять в себя.
Ходишь по улице и вдруг начинаешь бежать — кажется за тобой гонятся расстрелянные.
Приходишь на работу и работать не можешь, пойдешь убьешь птичку или кошку и потом работаешь. При массовых операциях я около полутора лет спал здесь не раздеваясь. Проспишь пару часов и опять сразу за работу берешься…
Из материалов допроса мл. лейтенанта госбезопасности Томина (НКВД г. Умань).
«…ВОПРОС: Расскажите, какой существовал порядок приведения в исполнение приговоров над осужденными к ВМН в период работы в Уманской оперследгруппе?
ОТВЕТ: В 1937 году было распоряжение руководства областного управления НКВД приводить приговора в исполнение в гор. Умани. Для этой цели был приспособлен подвал на территории хоз. двора Уманского РО НКВД под клубом, состоявший из 3-х комнат, а также отдельное помещение бывшей сапожной мастерской, находящееся приблизительно в 20 сажень от подвала. Списки лиц, приговоренных к ВМН, получал бывший нач. РО НКВД Борисов, он же нес персональную ответственность за исполнение приговоров. Подготовку к исполнениям приговоров проводил бывший начальник тюрьмы гор. Умани Абрамович. Последний фотографировал лиц, подлежащих расстрелу, и доставлял их на территорию РО НКВД в помещение бывшей сапожной мастерской. Перед исполнением приговора Борисов сам лично проверял лиц, приговоренных к ВМН, т.е. Борисов проверял их по анкетным данным, а также согласно фотокарточек удостоверялся в личности. После проверки Борисовым, осужденных по одному человеку водили в подвал и там исполнялись приговора.
Для работы по исполнению приговоров были привлечены работники РО НКВД: нач. тюрьмы Абрамович, работники ОО Пивонов и Щербина, шофер РО НКВД Зудин, комендант Карпов, вахтер Кравченко, фельдъегерь Верещук, уполномоченный СПО Данилов, начальник РО Петров, участвовали и другие работники, но фамилий их я не могу вспомнить. Из следственных работников для исполнения приговоров был привлечен и я…»
Показания подсудимого Кондрацкого (г. Житомир)
«…На работу в комендатуру я попал впервые в августе 1937 г. Попал я таким образом. Все интересовались, как это происходит, а людей не хватало, и Шатов велел взять меня, Бланка и других работников Особого отдела.
Привозили осужденных машинами, брали по 10 чел., вводили в тюрпод (тюремный подвал. — Ред.), вязали им руки, и, чтобы они не догадывались о расстреле, мне предложили объявлять им, что якобы я их беру на строительство и буду возить машинами. Так их заводили в гараж. Брали по одному, стреляли по одному, но выстрелы все слышны были, несмотря на работу автомотора.
В каких условиях мы тогда работали. Помещение не было приспособлено.
Нам чуть ли не план давали, если сегодня 100, завтра нужно расстрелять 200 чел. Я работу совмещал, всю ночь работал здесь, а днем вел следствие.
Всю ночь стоишь по колено в крови, в гадости, и дошло до того, что я чуть не забастовал и потребовал отдыха.
Случалось, что весь вывозишься, и поэтому с себя мы начали сбрасывать одежду… Лучшую одежду с расстрелянных снимали, в ней грузили трупы и закапывали их…»
Показания вахтера НКВД Кравченко (г. Умань).
«ВОПРОС: Вы принимали участие в приведении приговоров в исполнение над осужденными за время работы в Умани межрайследгруппы в 1937–38 гг.
ОТВЕТ: Да, принимал. Кроме того, я также участвовал в предании земле расстрелянных. Бригада, приводившая приговора в исполнение и убиравшая осужденных, состояла из семи человек, возглавлял ее бывш. нач. Уманской тюрьмы Абрамович, в настоящее время арестован.
ВОПРОС: Кто в тот период являлся нач. оперследгруппы?
ОТВЕТ: Нач. межрайследгруппы в Умани, когда приводились приговора в исполнение, был Томин — мл. лейтенант Госбезопасности.
ВОПРОС: Известно, что вы являлись свидетелем преступных действий при приведении приговоров в исполнение со стороны Абрамовича и Томина. Расскажите подробнее об этих фактах.
ОТВЕТ: За время существования указанной выше бригады по приведению приговоров в исполнение я был свидетелем преступных действий со стороны Абрамовича, Томина и др. лиц, имело место массовое мародерство, хищения ценностей, издевательство над осужденными, граничащее с садизмом, инициатором этого являлся Абрамович, а в этом ему потворствовал Томин. Все это сводилось к следующему:
Деньги осужденных, которые выдавались им на руки тюремной канцелярией, перед приведением приговоров в исполнение Абрамович забирал себе, в РО НКВД не сдавал, на следующий день он в конвертах персонально вручал участникам бригады, в том числе и мне, суммы не превышающие 50 р., львиная доля изымаемых денег шла в пользу Абрамовича…
…Вещи осужденных систематически расхищались Абрамовичем и Щербиной, последний ценные вещи первым забирал, эти два лица являлись первыми инициаторами хищения вещей. Неценные вещи они также давали рядовым участникам бригады, в том числе и мне.
Наряду с этим я хочу отметить такой факт, он был не единственным.
Абрамович однажды в моем присутствии у одного расстрелянного рукояткой револьвера из челюсти выбил золотые зубы и завернул их в платок, в моем присутствии показывал Томину, последний на эти действия Абрамовича ничего не сказал, а дал ему понять продолжать это дальше…
…Кроме изложенного мне известны факты садизма, имевшего место по отношению к арестованным. Так напр. при уборке трупов, я видел молодую женщину, в половой орган которой была воткнута палка, кто сделал это, мне неизвестно, но полагаю, что это дело рук Абрамовича, об этих издевательствах по моему мнению было хорошо известно Томину, он как правило присутствовал при исполнении приговоров…»
Показания подсудимого Гришина-Шенкмана (НКВД г. Житомир)
«…Я хочу сказать о системе, которая должна обеспечить охрану, расстрел тех, кого нужно, конспирацию и т.д. Какой была система. Я хочу сказать, как у нас было это поставлено.
Система была такой: раньше всего был старший Лебедев, отвечающий и за размещение арестованных после их доставки, и за проверку, кого расстреливали, но Лебедев опрос производил поверхностно, кроме установочных данных, о чем я не раз докладывал. Он взял людей и сопровождал их в гараж. Палки эти при такой операции обязательны, т.к. нигде в них стрелять нельзя до места, где они должны быть расстреляны, а при надобности пускать их в ход, т. е. если осужденный догадается и может поднять шум, то палкой нужно его оглушить. Расстрел производили 4 человека: Тимошенко и Бланк стреляли, а двое других подавали людей.
Самое важное — проверка трупов была возложена на одно лицо, которое ничем больше не занималось, уборка следов — они неминуемо могут остаться и во дворе, и по дороге, поэтому Лебедев в легковой машине ехал сам за машиной с трупами и проверял все следы, дальше — кладбище и гробовщики. На кладбище привлекли двух гробовщиков, и их обязанностью было выкопать с утра одну–две–три ямы, и задание им давал только комендант. Кладбище играло самую решающую роль, т.к. оттуда могла начаться расшифровка операций, и весь состав знал, что с весны кладбище нужно подсыпать, сравнять и засеять травой…
…Я прошу учесть, что Тимошенко и Бланк из-за постоянных расстрелов стали почти ненормальными людьми, и я не раз говорил, что нужно уже их освободить от исполнения приговоров.
Теперь о вырывании зубов. Соснов говорит, что этим занимался Игнатенко. У него же найдено 36 зубов, значит, он их не за один раз вырвал у трупов…»
Константин Богуславский
