суббота, 28 января 2017 г.

Путин и Трамп договорились двигаться

Путин и Трамп договорились двигаться к конструктивному взаимодействию

Путин и Трамп договорились двигаться к конструктивному взаимодействию
Сегодня в 20-00 состоялся телефонный разговор между президентом Российской Федерации Владимиром Путиным новым президентом США Дональдом Трампом, сообщается на сайте главы российского государства.
«Российский лидер ещё раз поздравил собеседника с победой на президентских выборах, пожелал ему успехов в реализации предвыборной программы и отметил готовность выстраивать партнёрский диалог с новой администрацией на принципах равноправия, взаимного уважения и невмешательства во внутренние дела друг друга.
В ходе разговора В.Путин и Д.Трамп не только сошлись в оценке нынешнего крайне неудовлетворительного состояния российско-американских отношений, но и высказались в пользу активной совместной работы по их нормализации и выведению в русло конструктивного взаимодействия по самому широкому кругу вопросов. Подчёркнута, в частности, важность создания надёжной основы двусторонних связей путём развития их торгово-экономического компонента.
Отмечено, что в следующем году исполняется 210 лет со дня установления дипломатических отношений между Россией и США, что само по себе должно стимулировать возвращение к прагматичному, взаимовыгодному сотрудничеству, которое отвечало бы интересам двух стран, стабильности и безопасности во всём мире.
В.Путин и Д.Трамп разделили мнение о необходимости объединения усилий в борьбе с общим врагом номер один – международным терроризмом и экстремизмом. В данном ключе обсуждались и вопросы урегулирования кризиса в Сирии.
Условлено продолжить контакты по телефону и в перспективе предусмотреть личную встречу, подготовкой которой займутся представители обеих сторон», — говорится в сообщении на официальном сайте президента РФ.
Как сообщал «ПолитНавигатор», экс-спикер МИД Украины заявил, что если президенты РФ и США не договорятся, то от Украины не останется камня на камне.
Источник: www.politnavigator.net

ЖЕЛЕЗНЫЙ КОМАНДАРМ

history

jewish.ru

Железный командарм


27.01.2017

Комиссар Гражданской войны, он заново создал Красную армию, мечтая вместе с Тухачевским осоветских танковых  армадах, покоряющих Европу. И ушёл от судьбы, обманув Сталина, за несколько часов до ареста. Ян Гамарник – легендарный красный командарм.
Перед мясорубкой 1937 года Ян Гамарник занимал уже очень высокое положение – первый заместитель наркома обороны, начальник политуправления Красной армии, комиссар первого ранга. Формально он считался вторым человеком после Ворошилова в армии. Правда, особенностью 1930-х было то, что реальный вес военных вельмож не соответствовал их должностям. К примеру, от другого замнаркома обороны, Тухачевского, перед арестом осталось лишь звонкое имя – он давно был отстранён от реального командования войсками. Под рукой Гамарника тоже не было верных ему дивизий, но в Красной армии его любили и уважали – он был одним из её создателей. «Мы его слушали», – крикнут из зала о Гамарнике, когда Сталин, уже после арестов по делу Тухачевского, соберёт высшую военную номенклатуру на совещание.
К тому времени Гамарник уже был объявлен «запутавшимся в связях с антисоветскими элементами», а потом и «врагом народа». Реабилитировали его уже в начале 1970-х, выпустили посвященный ему приторный и малоинформативный сборник воспоминаний. И Гамарник, в отличие от многих большевистских вождей, остался фигурой умолчания. Любителям истории гораздо интереснее злодеи, основательно вымазавшиеся в крови, сполна отразившие все ужасы и противоречия эпохи.
Гамарник же был человеком приличным, корректным и сдержанным, в массовых казнях времен Гражданской войны не замеченным, в ЧК не служившим и номенклатурным хамством не отличавшимся. Среди военных его отличал внешний вид – плохо сочетавшаяся с униформой окладистая борода, среди коллег по ЦК – образование. Потомственный интеллигент, сын бедняка-учителя, он окончил житомирскую гимназию с серебряной медалью, репетиторством накопил денег на поездку в Петербург и поступил в психоневрологический институт Бехтерева – будущий шеф красных комиссаров хотел стать психиатром.
В революцию судьба человека зависела от его темперамента: история делалась на площадях, карьеры были стремительными. В 1915 году Гамарник переводится на юридический факультет Киевского университета, и к тому времени, как и положено настоящему студенту-голодранцу, он бескомпромиссно, стопроцентно левый. Черта оседлости, погромы и процентные нормы выковывали из евреевреволюционеров, и Гамарник не стал исключением. Будь у него другое окружение – он пошел бы за эсерами и погиб бы значительно раньше, но друзья познакомили Гамарника с большевиками. Так у него появились партийные псевдонимы: «Борода» и «товарищ Ян». Подпольщиком Гамарник оказался отчаянным – упрямым, не знающим страха. А потом вышел из подполья на митинги и стал блестящим оратором: сыграли роль образование и кругозор, редкие в большевистской среде.
Он делает стремительную карьеру: воюет, возглавляя Киевский ревком и Одесский губком, а затем становится первым секретарем Дальневосточного крайкома – фактически генерал-губернатором огромного края.
Когда в 1929-м Гамарника возвращают в Москву и назначают первым заместителем наркома обороны, он уже опытный управленец – эффективный, деловитый, но всё такой же упрямый. Высшее армейское руководство делилось в те годы на несколько группировок, и Гамарник примыкает к людям Тухачевского. Большую роль здесь играют личные симпатии, однако дело не только в них, но и в стратегии. Как СССР встретит следующую мировую войну, которая уже в 1930-х опытным военачальникам казалась неизбежной? Группа командарма Иеронима Уборевича – блестящего военного, успешно стажировавшегося в Германии – ориентируется на рейхсвер. Тухачевский скорее близок к французской военной школе, и в 1936 году его отправят на Запад – зондировать почву для будущего европейского военного союза.
Гамарника и Тухачевского начинает сближать размах планов: оба мечтают об артиллерийских дивизионах, армадах самолетов, огромных танковых армиях. Короче – о походе на Европу. И их обоих не любят «кавалеристы» – бывшие командиры Первой конной, Буденный, Тимошенко и Кулик, которым покровительствует Ворошилов. При этом и Уборевич, и Тухачевский презирают Ворошилова за некомпетентность. Кончится всё это плохо: дельные и прогрессивные будут расстреляны,а «кавалеристы» выживут и спустя несколько лет пойдут с шашками наголо на немецкие танки.
В реальности чистки в армии шли с конца Гражданской войны. Поначалу Красная армия в профессиональном отношении не слишком отличалась от Белой: бывших царских офицеров в ней насчитывалось едва ли не больше, чем пролетариев, учеба шла по стандартам, принятым ещё в николаевских войсках, а дисциплина была железной. Первое обстоятельство для новой власти было опасным – армию решили превратить в классово однородную. Для начала из неё вычистили бывших гвардейцев, а их там было немало. Высшего руководства это не коснулось – бывший поручик Семеновского полка Тухачевский ещё оставался замнаркомом обороны СССР и даже в ранге красного военачальника восстановил своё родовое имение, отказавшись, к слову, платить с него налоги, в том числе и партийные. Такая фронда не могла остаться незамеченной.
В это время его друг, Гамарник, создавал новую армию, где отношения между командирами и подчиненными должны были стать принципиально иными, невиданными прежде в мире. Он создавал демократию в армии – и это стало одной из величайших утопий, когда-либо претворявшихся в жизнь. Он хотел, чтобы солдаты разбирали на собраниях приказы командира и обсуждали тактику ведения боя. Да вот только человеческий материал сопротивлялся: выпускники советских военных училищ не понимали элементарных вопросов по тактике. В такой ситуации достаточно было уничтожить вполне квалифицированную советскую военную верхушку, и любая война превратилась бы катастрофу. Это и произошло в 1937-м, когда в несколько ударов был выкошен весь вменяемый генералитет. Высокопоставленные чекисты, опасавшиеся ареста, случалось, бежали и уходили на нелегальное положение, красные генералы – покорно ждали, когда за ними придут.
Гамарник ушел не так, как другие его коллеги. Он был решительным человеком и заступился за арестованного Тухачевского. И это во времена «большого террора», когда люди тонули в одиночку, а бывшие соратники от них отрекались. Поведение Гамарника было самоубийственным. При этом никаких иллюзий к тому времени он уже не испытывал и последствия хорошо осознавал. Он просто не мог поступить иначе.
31 мая 1937 года домой к сидевшему на больничном Гамарнику явился старый знакомый, управляющий делами наркомата обороны, и сообщил, что тот снят со всех должностей и уволен из армии. У хорошего образования имелись свои преимущества: в житомирской гимназии, психоневрологическом институте и на юридическом учили логически мыслить. Рассчитывать ему было не на что, надежды не осталось, а решимости Яну Гамарнику было не занимать.
Машину и шофера у него отобрать не успели, и он съездил за город в последний раз посмотреть на весенний лес. А потом застрелился, нарушив загодя разработанный сценарий показательного суда. Его жену расстреляли, дочь отправили в детский дом, но он избавил всех от пыток и унижений и никого не оговорил. Психотерапевт из него, наверное, вышел бы лучший, чем военный вельможа, но в судьбе Яна Гамарника есть величие, и его не умаляет то, что цель, которую он перед собой ставил, была неосуществима.

Алексей Филиппов

Александр Гордон и безродные патриоты

Александр Гордон
и безродные патриоты
Д-р Елена Биргауз, Неве-Даниэль

В эпиграфе к своей книге «Безродные патриоты» Александр Гордон пишет: «Памяти моих родных, жертв кампании по «борьбе с безродными космополитами»: бабушке Х.-Р.О. Поволоцкой–Хинчин, маме Д.Я. Хинчин-Дейген, отцу Я.И. Гордону, тёте Л.Я. Хинчин; памяти моего отчима М.Ф. Дейгена, спасшего меня от «безродного патриотизма»; моей супруге Инне и моим детям Ариэлю и Дине, которых я спас от «безродного патриотизма», посвящается эта книга». 

В «Предисловии» автор упоминает советскую (конец 1940-х гг.) кампанию против «безродных космополитов», в ходе которой лишались работы, подвергались внесудебным преследованиям тысячи евреев, трудившихся в сфере науки и культуры. Они объявлялись носителями «иностранщины», которых язвительно «изобличал» Сергей Михалков: «А сало русское едят…». Под влиянием семейных историй, автор решил показать нам не просто «трагический и волнующий мир еврейства». Но точнее - раздвоенность жизни европейских евреев в диаспоре - на примерах ряда «выдающихся представителей нации», для которых психологическая дуальность стала своего рода «национальной экзистенцией». 

Об авторе. В стране с 1979 г. 13 лет прослужил резервистом в боевых частях. Участвовал в 1-й Ливанской войне. Получил медаль за участие в военных действиях. 

В мирной жизни: Полный профессор физики в Хайфском университете. 

В литературе: печатался в 51 изданиях 12 стран, всего около 500 публикаций. 

Новая книга Алексадра Гордона 

О данной книге… Книга горькая, может быть, потому, что правдивая… По поводу автора всплывает, прежде всего, Маяковский: «Ассенизатор и водовоз…» Главная отличительная черта авторского метода – парадоксальность. Лично мне это очень импонирует. Вот, например, резюме очерка о З. Фрейде: «З. Фрейд при жизни снискал огромную любовь и бездонную ненависть, обожание и презрение…Он был атеистом, основавшим религию…Он был рационалистом, впадавшим в грех иррационализма…Он гордился принадлежностью к еврейству и атаковал иудаизм за «упрощённый» рационализм…». 

Не знаю, почему, но особенно запал в душу очерк о Генрихе Гейне (Heinrich Heine), может быть, потому что в школе мы учили немецкий язык с 3-го класса. И вот с 3-го класса я помню его «Лорелею» («Lorelei»: «Ich weiss nicht, was soll es bedeuten, Dass ich so traurig bin…» «Не знаю, почему я так печален…»). Стихотворение было настолько любимо в народе, что фашисты не посмели выкинуть его из хрестоматий, но только сделали приписку: «Народная песня». 

Но Гейне, которого мы так любили и гордились, что он еврей, оказывается, желая стать «как все», крестился, о чём сожалел потом до конца дней… (Это только один из трагических примеров «безродного патриотизма»). 

Так вот, Гейне – как вам этот парадокс? - помимо всего прочего, написал замечательную книгу о великом средневековом еврейском поэте и философе Иегуде Галеви, который создал глубокий трактат «Кузари» о знаменитом хазарском хане, принявшем иудаизм. Александр Гордон написал очерк о Г. Гейне, а я пишу статью об А. Гордоне. А дома у меня есть книга Галеви, есть томик Гейне и есть, конечно, исследование Гордона. И вот мы, пять благоверных евреев: Кузари, Галеви, Гейне, Гордон и я, Елена Биргауз (а мне с ними по росту!), - сидим за накрытым еврейским столом – шульхан арух (помните?!), пьём тирош и лучшее вино Гуш-Эциона и беседуем «о доблестях, о подвигах, о славе», «о времени и о себе», но, прежде всего, конечно, о величии Кадош Баруhу… И так нам хорошо, и такое это необычайное, незабываемое пиршество духа – впятером. 

Очень тепло написан очерк про Баруха (Бенедикта – латинская калька с ивритского имени Барух - «благословенный») Спинозу. В маминой библиотеке была небольшая книжка про Спинозу. В 5-м классе я выучила её наизусть и очень полюбила этого огранщика линз, который был велик и в малом, и в большом. С одной стороны, он делал философические выводы, просто наблюдая жизнь. Говоря же о высоком, утверждал, что именно способность евреев как нации уцелеть без Храма является залогом возрождения еврейского государства. Так же правдиво, но совсем в другом ключе сделан очерк о Б.Пастернаке, «который страдал от своего еврейства…, и по отношению к своему народу вё л себя отчуждённо…, а порой неприязненно». 

И таких биографических очерков – 32: от Спинозы до Ионеско. Книгу отличает высокая степень информативности и напряжённый характер повествования, порой на уровне детектива. Чего стоит, например, приведённый в очерке о Парвусе некролог К. Радека: «Парвус – это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь» («Правда», 1924). Это же надо было раскопать и так уместно процитировать! Ну чем не новый жанр – «биографическая археология»?! 

Ну а теперь самое время для нашего традиционного интервью, где А. Гордон готов повторить Владимира Маяковского: 


«Профессор, снимите очки-велосипед,
Я сам расскажу о времени и о себе…» 


Л.Б. Саша, как складывался нынешний план исследования? 

А.Г. Я начал писать биографические очерки о знаменитых евреях в 2006 году. Первые этюды появились в приложении «Окна» к газете «Вести» и в еженедельнике «Новости недели». Первая книга «Еврейские вариации» вышла в 2007 году, вторая – «Этюды о еврейской дуальности» – была опубликована в 2010 году, третья книга «Двойное бремя», появилась в 2013 году, а книга, на которую Вы обратили внимание, «Безродные патриоты», вышла в свет в 2016 году. В предыдущих книгах было много тем: рассказы, автобиографические очерки и размышления о нашем ближневосточном конфликте. Эта книга монолитна: в ней только ЖЗЛ, жизнь замечательных людей, историко-биографические очерки о выдающихся евреях. 

Вы спрашиваете о том, как сложился план этой книги. Я написал 39 эссе о выдающихся евреях, но в книгу включены 32. Есть люди, коллекционирующие монеты, картины, этикетки, статуэтки и т. д. Я «коллекционирую» евреев, точнее – трагические судьбы сложного народа со сложной судьбой. Вы называете мою книгу исследованием. Я не исследую, а описываю. Моя книга - не научная работа, а литература, историко-биографические эссе. У меня нет явных выводов. Приход к ним – дело читателя. Это сочинение – не «Руководство заблудших» по типу книги Маймонида. Я не учу жить, а сопереживаю героям, талантливым, необыкновенным людям, повествую об их мыслях, надеждах, иллюзиях, триумфах и трагедиях. Моим первым героем был немецкий поэт Генрих Гейне. Это личное дело. Может быть, у меня получится поведать Вам эту семейную историю. 

Л.Б. Как Вам удаётся совмещать профессорско-преподавательскую работу и такую интенсивную литературно-историко-биографическую деятельность? 

А.Г. Вы, конечно, знаете, что мозг человека состоит из двух полушарий. Основная сфера левого полушария - логическое мышление, специализация правого – интуиция. Другими словами, одно полушарие ответственно за точные науки, другое – за гуманитарную сферу. Вот я и решил, что жизнь намного интереснее, если интенсивно функционируют оба полушария. 

Л.Б. По какому принципу вы отбираете своих героев? 

А.Г. У меня нет принципов подбора героев. Я начал с собственных переживаний. В 1998 году я подвёл своего сына к двери дома на Болькерштрассе, 53, в Дюссельдорфе и сказал: «Здесь родился и вырос человек, который разрушил семейную жизнь моих родителей и лишил меня отца». Мой отец писал о немецком Генрихе Гейне, и его объявили «агентом иностранной разведки» по делу о «безродных космополитах», уволили с работы и выслали из Киева. В мемуарах отец писал: «Моей ахиллесовой пятой оказался Гейне. В статьях, посвящённых мне, пафос обличения Гейне и меня несколько приглушался, но в устных выступлениях он был весьма сильным. Ни один оратор-писатель не забывал упомянуть, что Гейне – еврей и что я осмелился говорить о влиянии «третьеразрядного» немецкого поэта на «великую» поэтессу Лесю Украинку: «Гейне ему дорог, а наши отечественные поэты ему чужды». Отца уволили из университета, из редакции киевского литературного журнала, из Театрального института и оставили нас без куска хлеба. 

Мы с мамой по разным причинам остались в Киеве. Родители разошлись. В начале 1990-х годов я издал на свои средства автобиографию отца «Исповедь «агента иностранной разведки». Он вёл двойную жизнь как еврей, который желал быть, как все, но не мог это сделать. Но и независимо мыслящий, один из самых остроумных людей Европы, Генрих Гейне вёл двойную жизнь немца и еврея. Гейне – первый дуальный образ в моей «коллекции». 

В одном из писем Гейне утверждает, что в его переезде во Францию главную роль играли «не столько страсть к блужданию по свету, сколько мучительные личные обстоятельства, например, ничем не смываемое еврейство...». Он считает, что нанёс себе вред переходом в лютеранство: «Едва я выкрестился – меня ругают как еврея... Я ненавидим теперь одинаково евреями и христианами. Очень раскаиваюсь, что выкрестился: мне от этого не только не стало лучше жить, но напротив того – с тех пор нет у меня ничего, кроме неприятностей и несчастья». Выкрест Маркс скрывал своё еврейское происхождение. Выкрест Гейне его не только не скрывал, но всячески критиковал выкрестов-антисемитов: «Среди евреев-выкрестов есть многие, которые из трусливого лицемерия преступно говорят о еврействе. Они ведут себя хуже, чем евреененавистники от рождения... Известные писатели, для того, чтобы им не вспомнили их еврейского происхождения, наносят вред евреям или замалчивают их. Это известное, печальное и смехотворное явление». 

В поэме о Иегуде Галеви Гейне вспоминает юные годы, когда он жил и чувствовал, как еврей. Ослабленный тяжкой и неизлечимой болезнью, немецкий поэт погружается в мир еврейских образов и обычаев, в котором рос и пребывал в первые годы жизни. Возможно, что в год написания «Романсеро» (1851), находясь в «матрацной могиле», – так поэт определил своё состояние в послесловии к сборнику – он хотел обрести силы, прикоснувшись к народу, от которого отошёл в зрелые годы. В 1850 году он сказал: «Я никогда не делал секрета из своего еврейства, к которому я не вернулся, так как никогда его не оставлял». Будучи равнодушным и порой циничным по отношению к религии и часто иронизируя над верующими всех вероисповеданий, Гейне ценил цельность духовного мировоззрения евреев, их идеологическую стойкость и душевную отвагу: «Евреи были единственными, кто отстоял свободу своей религии в то время, когда Европа становилась христианской». Изобличая религиозное ханжество новых единоверцев, поэт писал «Sie trinken Heimlich Wein und praedigen oeffentlich Wasser» – «Они тайно пьют вино, а открыто проповедуют воду». 

Остальные герои книги появлялись путём экзистенциального переживания, появившегося из созерцания соблазна эмансипации евреев, истинной или ложной, их мечтаний, борьбы за равенство в правах с не евреями, за переустройство мира, недружелюбного, враждебного к евреям, порой делающего их враждебными к нему. 

Л.Б. Большой ли материал остался "за кадром"? Если "да", то что Вы намерены с ним делать? 

А.Г. Я написал уже 39 эссе (32 вошли в книгу), пишу 40-е, но удастся ли завершить намеченное, не знаю, ибо в творчестве бывает всякое. Поэтому не хочу заранее раскрывать планы. В данной книге уже около 50 героев. Десятки других толпятся «за обложкой» и ждут своей очереди. Я ведь пишу не просто биографические очерки, но по существу - «биографию народа в лицах». 

Я перевёл и опубликовал некоторые эссе на других языках, перевожу и дальше, но идёт трудно, так как я не профессиональный переводчик. Впрочем, я и не писатель, хотя написал ряд рассказов. Я и не поэт, хотя написал стихотворение на иврите (на слова которого мой друг, композитор Б. Левенберг сочинил песню с названием, заимствованным из поэзии И. Галеви «Моё сердце на Востоке»), а в самой книге написал о пяти поэтах – Гейне, Галеви, Бялике, Пастернаке и Мандельштаме. 

Презентация новой книги А.Гордона в Реховоте 10 октября 2016 


Л.Б. Как проходят Ваши презентации, Вы довольны? 


А.Г. Я представлял книгу «Безродные патриоты» уже шесть раз: пять раз в Израиле и один – в Германии. Я доволен, когда у меня появляются новые читатели. Много книг ушло в США. Хотя книга расходится хорошо, я думаю, она могла бы распространяться быстрее, если бы я лучше был знаком с литературной средой Израиля и имел бы литературного агента. В основном, ко мне попадают читатели (и почитатели) благодаря рецензиям в газетах, но, главным образом, - в международном интернет-журнале «Мы здесь». Я не знаю, каковы тиражи наших газет, но подсчёт прочтений на интернет-сайтах даёт миллион. Кроме того, в Израиле есть толстые литературные журналы. Некоторые меня печатали. В этих журналах меня интересуют, прежде всего, их «качественные» читатели. Но, к сожалению, эти читатели практически не выходят за рамки своей журнальной «прописки». 

Л.Б. Как прошла поездка в Германию? Вы устали? 

А.Г. Поездка в Германию была научной командировкой, а не гастролями, но в рамках командировки я сделал презентацию книги в Вюрцбурге. Там произошёл следующий эпизод. Моё описание неудачных попыток немецких евреев стать немцами, европейцами, людьми мира с середины девятнадцатого до 30-х годов двадцатого века произвело «тягостное впечатление» на одного члена общины. Слушатель сказал, что был в Израиле и услышал от израильтян то же, что от меня: у евреев в Германии нет будущего. Я ничего не говорил о жизни современных евреев в Германии и её перспективах. Я излагал историю выдающейся общины, её крах. Это поражение никак не связано с сегодняшним днём. Более того, немецкие евреи прошлого не желали быть евреями, но им это не удалось. У бывших советских евреев, принятых в Германии, на первый взгляд, совершенно другая задача: они должны стать евреями, а не немцами, европейцами или людьми мира. Им построили великолепные общины. Правительство Германии говорит им: будьте евреями! Раз у них мой рассказ о неудачах их предшественниках вызвал депрессию, значит, они хотят быть немцами, а не евреями, вопреки желанию правительства Германии. Возможно, я неоправданно обобщаю, и бывшие советские евреи выполняют своё назначение. Время покажет. 

Л.Б. Вы Хотели бы поехать с такой же программой в Россию, в США? 

А.Г. Провести презентацию за рубежом я могу лишь во время командировки. В США это реально. Но ведь командировка может быть и в такой район, где попросту не будет моих читателей… 

Л.Б. Саша, а как Вы сами оцениваете свою работу, своих героев и антигероев (т.е. тех, кому Вы всё-таки сочувствуете, и тех, кому Вы вовсе не сочувствуете)? 

А.Г. Лена, Вы задали несколько вопросов «в одном флаконе». Согласно воззрению британского писателя и философа Томаса Карлейля, всемирная история есть биографии великих людей. Еврейскую историю можно рассматривать сквозь призму биографий известных представителей нации. Жизнь и судьба выдающихся людей даёт богатый материал для изучения истории евреев в диаспоре после их выхода из гетто и местечек. В книге дана панорама духовной жизни замечательных евреев - ЖЗЕ. В ней нет морализации. Я не поучаю, хотя желающие могут узреть в моих очерках элементы еврейского воспитания, прочитав описание неуспехов евреев на нееврейских путях в христианской Европе. 

Вы спрашиваете, как я оцениваю своих героев и антигероев («т.е. тех, кому Вы всё-таки сочувствуете и тем, кому вовсе не сочувствуете»). 

О своей оценке героев и антигероев я написал книгу. Мне кажется, читатель заметит, как много страниц я посвятил «оценке», о которой Вы говорите. Я сопереживаю всем своим героем. Каждый очерк начинался с тесного контакта, тщательного изучения жизни, мыслей, творчества, надежд, мечтаний и иллюзий героя, со скрытого диалога с ним. Сочувствую я всем, но не всех оправдываю. 

Один парадокс хочу подчеркнуть особо. Среди героев, которых я описываю критически, мои любимые авторы: в частности, Б. Пастернак и О. Мандельштам. 

* * *


Помимо биографических очерков автор включил в книгу, следуя своему правилу парадокса, нешуточное эссе о печальном еврейском юморе – «По ту сторону еврейских шуток». «In vino veritas» - считали латиняне. «Истина в шутках» – утверждал З.Фрейд. В них он усматривал важнейшую черту еврейского самосознания – самокритику. Вот и получается «смех сквозь слёзы». Немецкий еврей Г. Гейне был одним из самых бедных, но и самых остроумных людей светской Европы. К наиболее значительным изобретениям евреев он относил «векселя и христианство». Я как обществовед хочу напомнить, что непреложным законом общественной жизни является общественное мнение. В Союзе его усиленно выталкивали за дверь. Но оно упорно лезло в окно - в виде многочисленных анекдотов, в основном - еврейских. Польский еврей Станислав Ежи Лец в «Непричёсанных мыслях» утверждал: «Самые богатые на свете - евреи. Ведь они за всё расплачиваются». Такова «ирония судьбы». 

Как читатель и почитатель таланта А. Гордона хочу высказать здесь несколько пожеланий ко 2-му изданию книги (надеюсь, оно будет). 1. Фотографии героев лучше поместить непосредственно перед очерками. 2. Очень уместен «Указатель имён». 3. Весьма желательно осветить – в разрезе заданной темы – поздний советский период и такие его «соответствующие» имена как И. Эренбург, Г. Померанц и З. Миркина, но особенно – А. Мень. (Хотя есть и «обратные» примеры – скажем, председатель израильского Кнессета, мой односельчанин Ю. Эдельштейн). 

Заключительная глава книги «Пути еврейские» демонстрирует диалектику и нынешние итоги персонального и социального развития еврейства. Автор показывает, как в ХХ веке на развалинах Британской, Германской, Австро-Венгерской, Османской и Советской империй создавалось Еврейское государство, крепла еврейская независимость. По мере всестороннего развития Еврейского государства укрепляются и его международные позиции. Так, 18.12.15. в штаб-квартире ООН в результате голосования еврейский религиозный праздник Йом Кипур был признан в качестве официального праздника ООН. Посол Израиля в ООН Дани Данон заявил по этому поводу: «Международное признание теперь – вместе с Йом-Кипуром – получил и весь иудаизм. Справедливость восторжествовала: еврейская религия, культура, традиция и духовность, наконец, официально признаны мировым парламентом как часть мировой истории». 

* * *



Ближайшая презентация новой книги Александра Гордона «Безродные патриоты»
состоится 4 февраля, на исходе субботы, в 20.00 в Хайфе (ул. Трумпельдор, 37,
центр «Толдот Ицхак», в здании, в котором расположено турагентство «Грайвер»)
МЫ ЗДЕСЬ

Вы думали, что уже видели ВСЁ?! ****************************** ****************************** **********

Вы думали, что уже видели ВСЁ?!
 
 



 














 



 
****************************** ****************************** **********
 

Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

Неразрезанные страницы

Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

Юрий Бит-Юнан и Давид Фельдман 27 января 2017
Поделиться119
 
Твитнуть
 
Поделиться
Новая книга «Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте» продолжает монографию Юрия Бит-Юнана и Давида Фельдмана, посвященную жизни знаменитого писателя. Авторы реконструируют биографию Гроссмана, «попутно устраняя уже сложившиеся мифы». «Лехаим» публикует предоставленный издательством «Неолит» фрагмент книги, речь в котором идет об истории «путевых заметок по Армении». Это лишь небольшой «осколок» той сложной мозаики литературных и политических интриг, в эпицентре которых оказался Василий Гроссман.
Обложка готовящегося издания
…Второй вопрос гораздо сложнее. Ответ на него получил Перельмутер — в частной беседе с Гончар-Ханджян. Год спустя она рассказала историку литературы о боряновской методике обхода цензорских запретов. Тогда еще не было возможности ее описывать в печати, не ущемив интересы кого-либо из коллег.
Перельмутер же и нам объяснил суть боряновской методики. Для начала, чтобы уяснить причины и характер запретов, ереванскому главреду нужно было увидеть итоговую новомирскую верстку. Тот самый вариант, что Твардовский планировал отправить в типографию — после согласования с Гроссманом.
Борян, по словам Гончар-Ходжян, учитывал редакционную специфику: цензоры использовали цветной карандаш, а главред «Нового мира» вносил правку чернилами. Стереть ее уже нельзя: решение Твардовского — окончательное.
По версии Гончар-Ходжян, воспроизведенной Перельмутером, фрагмент верстки, который Твардовский и объявил противоречащим цензурным установкам, вычеркнут чернилами. Следовательно, это было решение вовсе не цензора, а новомирского главреда. И причина не вызывала сомнений — «еврейская тема».
Установка минимизировать «еврейскую тему» была введена издавна. Насколько и каким образом — ​приходилось решать самим редакторам. В данном случае Твардовский по собственной инициативе решение принял. Надо полагать, в разговоре с автором ссылался на волеизъявление «главлитчика». А Гроссман поверил, только все равно не согласился. Предпочел отказаться от публикации.
Когда смысл вмешательства Твардовского был уяснен в «Литературной Армении», верстку заново перепечатали. Устранили правку новомирского главреда и — ​предъявили ереванскому «главлитчику». Тот крамолу не обнаружил, впрочем, московский цензор тоже не усмотрел там ничего предосудительного.
Версия Гончар-Ханджян объясняет, почему Борян не поплатился должностью, игнорировав пометы в новомирской верстке. Именно потому, что правка была не цензорская. Твардовский принимал решение.
Не первый случай такого рода в его редакторской практике. Сообразно политическим установкам, Твардовский пытался и в романе «За правое дело» минимизировать «еврейскую тему». Удалось не все, и в ходе антигроссмановской кампании пришлось терпеть унижения. Потому остался, можно сказать, травматический синдром.
Он, кстати, обусловил и конфликт с К. Г. Паустовским. Уже после XX съезда КПСС тот передал «Новому миру» рукопись мемуарной повести «Время больших ожиданий». Так характеризовалась нэповская эпоха. Но в итоге автор от публикации отказался, возмущенный произволом редакции.
Письмо новомирского главреда Паустовскому опубликовано еще в 1983 году. Оно вошло в собрание сочинений Твардовского.
Аналогично и ответ Паустовского — в его собрании сочинений. Соответствующий том издан тремя годами позже.
Но советские литературоведы не анализировали суть конфликта. Причины были, конечно, политические. Это видно при сопоставлении писем.
26 ноября 1958 года Твардовский сообщил Паустовскому, что публикация невозможна, если не будет внесена новая правка. В частности, отмечалось, что не может «не вызывать по-прежнему возражений угол зрения на представителей “литературных кругов”: Бабель, апологетически распространенный на добрую четверть повести…».
Высказывались и другие претензии. Но Твардовский, резюмируя, подчеркнул, что настаивает на сокращении «апологетического рассказа о Бабеле, который, поверьте, не является для всех тем “божеством”, каким он был для литературного кружка одесситов…».
7 декабря Паустовский в ответ потребовал срочно вернуть рукопись. Обсуждать тему дальнейшего сотрудничества отказался. И добавил: «Что касается Бабеля, то я считал, считаю и буду считать его очень талантливым писателем и обнажаю голову перед жестокой и бессмысленной его гибелью, как равно и перед гибелью многих других прекрасных наших писателей и поэтов, независимо от их национальности» (курсив наш. — Ю. Б-Ю., Д. Ф.).
Речь шла о литераторах, осужденных в сталинскую эпоху. Но в этом абзаце несколько странно выглядит оборот «независимо от их национальности». По крайней мере, неочевидно, при чем тут этническая принадлежность жертв.
Однако прагматику указывает контекст. Бабель — еврей, как большинство его персонажей. Объявлен «контрреволюционером» в 1939 году, осужден, расстрелян, все упоминания о нем запрещались. Признан невиновным семнадцать лет спустя, что помнили в редакции «Нового мира». Были также памятны там антисемитские кампании сталинской эпохи. И, разумеется, скандал с романом «За правое дело».
Паустовский вполне прозрачно намекнул Твардовскому, что в 1958 году требование сократить «апологетический рассказ» о Бабеле обусловлено только инициативой главреда, его боязнью подразумевавшейся «еврейской темы». И счел вмешательство аморальным. Для полной ясности добавил: «Если редакция “Нового мира” думает иначе, то это дело ее совести».
Василий Гроссман
Сходный конфликт был в 1960 году, когда новомирский главред вторично прочел роман «Жизнь и судьба». В дневниковой записи 6 октября Твардовским характеризовал как весьма опасное сопоставление СССР и нацистской Германии. Не меньше внимания уделено другой опасности: «Вторым тяжким моментом всей вещи является откровенно и до предела развитая тема “трагедии еврейского народа”, антисемитизма (опять же — и там, и там), решение всей сложности мирового побоища схватки социализма с фашизмом в свете этой особой, определяющей проблемы. Здесь — главный пункт, и автор не притворяется объективным, он как бы уверен, что представление интересов трагического народа и есть высшая объективность. Не то чтобы он не любил русских людей, нет, среди них он находит прекрасных людей, воспевает их, но ни одному не простил бы малейшей недооценки или несогласия с ним в этом вопросе…».
Твардовский пытался доказать себе, что его претензии уместны. А далее — словно бы спохватывался: «Но, кажется, я уже себя взъяриваю, “отмобилизовываюсь” против этого необычного по силе, искренности и правдивости произведения…».
Итог обсуждения с Гроссманом романа «Жизнь и судьба» известен — «250 лет». Неизвестно, воспроизвел ли Твардовский свою аргументацию, изложенную выше. Три года спустя он с автором вообще не стал полемизировать, а попросту вычеркнул из очерка то, что считал опасным. И сослался на цензора.
Гроссман, видимо, поверил. Ямпольский тоже. Ну а к 1980-м годам репутация Твардовского исключала предположения о его инициативах цензурного характера. И Липкин сочинил историю про то, как он сумел исполнить «завет Гроссмана».
Анализ истории очерка интересен, главным образом, в аспекте репутационном. Липкин — по ходу повествования — характеризовал упоминаемых литераторов и всего чаще — нелестно. Ссылался при этом на мнения Гроссмана или других знаменитостей, либо попросту выдумывал обстоятельства и ситуации. Авторитетному мемуаристу верят и ныне. Характеристики, например, Симонова, Некрасова, Боряна и многих других уже десятилетиями воспроизводятся критиками и литературоведами. Вопреки давно опуб­ликованным и отнюдь не труднодоступным источникам.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..