НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!

"Вечером в среду, 3 февраля, в иерусалимской больнице "Адаса Ар а-Цофим" скончалась 19-летняя военнослужащая МАГАВ Адар Коэн, получившая пулевое ранение в голову в результате теракта около Шхемских ворот. Состояние ее 20-летней напарницы, получившей множественные ножевые ранения, оценивается медиками как средней тяжести. Адар Коэн выросла в Ор Иегуде, она призвалась в МАГАВ два месяца назад. Время и место похорон уточняется". Из СМИ

 Ничего не понимаю! Бросить девушку 19 лет, после 2 месяцев службы, под пули и ножи арабских тварей, закрыть её телом переднюю линию фронта борьбы с террором, поставить девушку на одно из самых опасных мест в Иерусалиме, у Шхемских ворот, - это, на мой взгляд, - настоящее преступление. Израиль, к счастью. не воюет сегодня. Не верю, что нет опытных бойцов на такие посты, но верю, что есть тупое равнодушие или глупость командиров. Повторяю, преступное равнодушие или глупость. Могу понять. что ЦАХАЛ до сих пор не может отказаться от призыва слабого пола, но никогда не понимал, зачем нужны девушки в боевых частях? Да, когда-то, когда судьба страны висела на волоске, каждая боевая единица была на вес золота. Но сегодня!? Мы так гордимся своим отношением к жизни человека. Мы освобождаем из тюрьмы сотни убийц, чтобы вызволить из плена одного трусливого капрала. И мы же способны ни во что ставить жизнь таких, как Адар Коэн. В молодости, многим из девушек, служба в армии кажется увлекательной игрой. Знаю, что они сами мечтают служить в боевых частях. И дочь моя об этом мечтала, но мало ли, о чем мечтает юность. Взрослые дяди должны знать и понимать, что война, от века, у всех народов мира, не была женским делом. Я смотрю на прекрасное лицо Адар Коэн и думаю о тех жизнях, о прекрасных детях, которые она могла бы дать своей стране и народу. Именно в этом святой долг женщин, а мы, мужчины, должны защищать их, защищать наше будущее, а не бросать преступно и равнодушно на смерть. Я так бы хотел, чтобы безвременная гибель Одар стала предупреждением, уроком. Возможно, послужит  она спасением других девушек, призванных в ЦАХАЛ, сохранит их жизни. Так бы хотелось этого. Больше ничего не могу сказать в утешение родителям Адар Коэн - отважного солдата, достойного звания героя.

США ЗАТЯНУЛИ СССР В АФГАН

Как американцы затянули СССР в Афганистан

03.02.2016

Share|

В 1979 году Бжезинский сделал всё, чтобы не «спугнуть» СССР от введения войск в Афганистан. Он, а затем и другие «ястребы» считали, что это один из действенных способов как погубить Советы, так и восстановить пошатнувшийся после Ирана авторитет США. Также Бжезинский верил, что Афган навсегда отучит СССР от экспансий за рубежом – впредь за такие авантюры Москве придётся дорого платить.

Карен Брутенц в 1998 году написал книгу «Тридцать лет на Старой площади». Автор – бывший первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС. В своей книге он рассказывает о том, чего добивалась политика СССР в развивающихся странах, о её месте в борьбе двух сверхдержав, её растущей неэффективности по мере дряхления режима и его руководства. В этой главе Брутенц пишет, как принималось решение о вводе советских войск в Афганистан, и как влиятельные силы в администрации США делали всё, чтобы «не спугнуть» это решение.

«На заседании американского Специального координационного комитета 17 декабря 1979 года (т.е. ещё до ввода наших войск в Афганистан), на котором присутствовали вице-президент В.Мондейл, министр обороны Г.Браун, заместитель государственного секретаря У.Кристофер, начальник Объединенного комитета начальников штабов генерал Д.Джонс, заместитель Бжезинского, глава службы Совета национальной безопасности (СНБ) по советским делам генерал Б.Одом и сам адмирал Тэрнер, было принято решение «вместе с пакистанцами и англичанами рассмотреть возможность улучшения финансирования, снабжения вооружением и средствами связи повстанцев, чтобы сделать возможно более дорогим продолжение Советами их действий». Об этом напомнил в Осло Геир Люндесталд, генеральный секретарь Комитета по Нобелевским премиям, заметив, что и в мемуарах Бжезинского есть указание на «нечто», происходившее и до декабря.

Одом, человек с репутацией «ястреба», знал: «Вы указали на важные доказательства». Но Тэрнер продолжал маневрировать: «Пакистанцы, конечно, делали, тут нет вопросов, но мы в этом не участвовали». Впрочем, и эта далекая от откровенности фраза, подтвердив то, что раньше адмирал отрицал, дала мне основание заметить: «Я могу рассматривать это как подтверждение моего заявления о том, что вы не нуждались в вовлечении напрямую, потому что кто-то другой делал это для вас».

Бжезинский признаёт в мемуарах, что уже после ввода наших войск в Афганистан на заседании Совета национальной безопасности были сформулированы «планы дальнейшего сотрудничества с Саудовской Аравией и Египтом относительно Афганистана». Уже в самом начале афганской эпопеи стали вырисовываться контуры замысла определённых кругов США: поглубже затянуть СССР в афганское болото и до известной степени сковать его там, заставив заплатить максимальную цену — военную, экономическую, человеческую и морально-пропагандистскую.

В наиболее беззастенчивой манере это сформулировал конгрессмен Гарри Вильсон (лоббист программ финансирования тайных операций в Афганистане): «Во Вьетнаме было 58 тысяч мёртвых американцев, и мы должны вернуть это русским». У.Кристофер, тогда заместитель госсекретаря, ездил на пару с Бжезинским в Пакистан по «афганским делам». Как раз во время этой поездки, в феврале 1980 года, Бжезинский с китайским автоматом в руках позировал фотографам на афгано-пакистанской границе.

Именно в рамках этого замысла всячески стимулировалось повстанческое движение, наращивалась помощь моджахедам. Забегая вперёд, скажу: следуя этому же курсу, влиятельные американские круги, как ни неправдоподобно это выглядит на первый взгляд, были заинтересованы в акции Москвы и ждали ее не без нетерпения, стараясь «не спугнуть». «Уже в декабре 1979 года, говорил в Осло в сентябре 1995 года, ссылаясь на слова Б.Одома, бывший сотрудник госдепартамента Дж.Хершберг, — некоторые в администрации считали, что в американских интересах заставить Советы заплатить максимально возможную цену в Афганистане». Да и сам Одом в беседе со мной на следующий день прямо сказал, что «они» очень хотели, чтобы «советские вползли» в Афганистан, и старались ничего не делать, чтобы этому помешать.

Одом подтвердил это также на конференции, заявив: «Моей реакцией, как и других, было, что, если они заберутся туда, мы сумеем доставить им неприятности. И было бы очень хорошо, если бы это произошло».

Среди людей, занимавших подобную позицию в особенно напористой форме, мы, естественно, находим и 3.Бжезинского. Адмирал Тэрнер колебался, когда перед ним поставили вопрос о массовых поставках оружия моджахедам. Он считал, что это означало бы толкать их — перед лицом 75 тыс. советских солдат — на самоубийство ради американских интересов. Бжезинского же, судя по его заявлениям, эта проблема не волновала. А.Вестад, один из руководителей Нобелевского института мира, рассказал в Осло: «Доктор Бжезинский сказал мне, что не рассматривал афганскую интервенцию даже тогда как трагедию. Он видел также и другие её стороны».

Ещё откровеннее бывший помощник Картера был в разговоре с С. – научной сотрудницей Института Эмори (США). В мае 1994 года Бжезинский ей заявил, что предвидел ввод советских войск в Афганистан и был доволен этой акцией, ибо она была необходима, чтобы СССР развалился.

Какие же «другие стороны» афганской интервенции видели Збиг Бжезинский и его единомышленники в американском истеблишменте? Речь шла не только о том, чтобы заставить «кровоточить» Советский Союз, укрепить внешнеполитические позиции США, особенно, как заявил Г.Сик, бывший сотрудник Совета национальной безопасности США, «среди исламских стран, где доверие к нам почти исчезло», восстановить «стратегическую позицию», разрушенную иранской революцией. Ставилась и более крупная задача: побудить Картера повернуть от разрядки вновь к сдерживанию, на чём уже долго, но безуспешно настаивали «ястребы» в американском политическом бомонде и в самой администрации, вывести из игры сторонников более конструктивной линии в отношении СССР, скажем, госсекретаря Вэнса.

Противоборство этих двух тенденций, этих двух фигур было характерной чертой всего президентства Картера. «Самый важный результат Афганистана, – говорил в Осло М.Шульман, – это укрепление позиции тех, кто рассматривал взаимоотношения с Советским Союзом как неизменно враждебные, конфликтные. Афганистан «подходил» одному из направлений мысли в американском правительстве».

Этой же темы коснулся уже упомянутый Г.Сик: «Афганистан обозначил конец битвы между С.Вэнсом и госдепартаментом, с одной стороны, и 3.Бжезинским и Национальным советом безопасности — с другой. Сайрус проиграл эту битву, и с этого момента Бжезинский стал доминирующей фигурой в том, что касалось отношений между США и СССР». Он же заявил, ставя, так сказать, точки над «i»: «Вы попросту не могли бы получить доктрину Картера до вторжения в Афганистан».

Афганистан дал Бжезинскому возможность материализовать политику, которую он активно пропагандировал уже год. С весны 1979 года Збиг, как он пишет в мемуарах, делал акцент на Афганистане и настраивал Картера в том духе, что Советский Союз, очевидно, стремится через Иран и Пакистан выйти к Индийскому океану. При этом упирал на извечные гегемонистские намерения Москвы. А 26 декабря 1979 года в меморандуме президенту он писал:

«Как я упоминал вам неделю назад или около того, мы сталкиваемся теперь с региональным кризисом. Если Советы добьются успеха в Афганистане (далее в «рассекреченном» документе вымаран изрядный кусок), вековая мечта Москвы о прямом выходе к Индийскому океану осуществится. Иранский кризис привел к крушению баланса сил в Юго-Западной Азии, и это может привести к советскому присутствию у самого края Аравийского и Оманского заливов».

К сожалению, утверждения Бжезинского производили впечатление, и его фантастические конструкции были взяты Белым домом на вооружение. Я имею в виду концепцию «кризисной дуги» на Среднем Востоке и в Южной Азии, якобы возникшей в связи с «советским наступлением» в этом районе, нацеленном на реализацию «великого замысла» («grand design») — захват Саудовской Аравии и других нефтедобывающих государств.

В протоколе заседания СНБ от 2 января 1980 года, где обсуждались меры против СССР в связи с вводом его войск в Афганистан, читаем: «Президент заявил, что он не уверен, что наши сегодняшние решения удержат русских от вторжения в Пакистан и Иран». Правда, Картер в своих суждениях, по крайней мере публичных, колебался. 8 января 1980 года в беседе с конгрессменами он говорил: «Нет сомнения, что, если вторжение Советов в Афганистан останется без отрицательных последствий для СССР, оно будет иметь следствием соблазн продвигаться вновь и вновь, пока они не достигнут тепловодных портов или не установят контроль над большей частью мировых нефтяных ресурсов». Но 10 января на встрече с членами общества издателей газет президент уже заявляет: «Мы не можем знать с уверенностью мотивы советского вторжения».

Решение о вводе советских войск в Афганистан фактически готовилось «тройкой» – Андропов (КГБ), Громыко (МИД), Устинов (Минобороны), тогда уже работавшей на принципах «взаимопонимания». Заручившись благословением Суслова, они сумели получить согласие Брежнева, к этому времени всё больше терявшего дееспособность.

Советские деятели спустя некоторое время обнаружили, к чему привела их афганская затея. Они искали встречи с американским президентом, чтобы объясниться и найти какой-то выход из сложившегося положения.

Многолетний посол СССР в США Добрынин рассказывал о таком эпизоде. Осенью 1984 года Громыко после долгого перерыва был приглашен к Рейгану на встречу наедине. Но они пробыли в Овальном кабинете так недолго, что обслуга забеспокоилась. Выяснилось, что Рейган повёл Громыко в свой туалет, а сам ушел обедать. Громыко же, выйдя от американского президента, в недоумении спросил Добрынина: «Зачем он меня приглашал?» Сотрудники президента потом объясняли Добрынину: «Президент просто забыл, что хотел сказать».

Таким унизительным образом американцы показали, что они не готовы идти ни на какой компромисс с СССР. В США были уверены, что теперь речь должна идти только о полном поражении Советов.

ТОЛКОВАТЕЛЬ

А.К. Наверно, тот же Госдеп затянул Путина в Крым, Донбасс и Сирию... Куда в следующий раз?

СТАРЕЮТ ДАЖЕ ОНИ

В последнее время в Интернете начали чаще мелькать фотографии постаревших звезд Голливуда. Ну не укладывается у меня в голове, что вечно молодого и озорного Джима Керри может украшать посеребренная борода. А когда я вижу своих любимых обаяшек Джоуи и Чендлера из «Друзей» с морщинами на лице, то включаю Станиславского и драматично восклицаю: «Не верю!»

Увы, время безжалостно даже к брутальным голливудским красавчикам. Давайте посомтрим как с годами изменились любимые актеры. Пусть многие из них уже не такие «свежие», как раньше, но харизма, харизма же никуда не уходит! За это мы их и обожаем во все времена.

Арнольд Шварценеггер

Мэтт Леблан

Мэттью Перри

Джим Керри

Вэл Килмер

Николас Кейдж

Леонардо Ди Каприо

Брюс Уиллис

Ричард Гир

Пирс Броснан

Антонио Бандерас

Джордж Клуни

Мэл Гибсон

Рассел Кроу

Джеки Чан

Время, бесспорно, накладывает отпечаток на лица кумиров миллионов женщин. Но блеск в глазах этих знаменитых сердцеедов виден и сейчас, а Гибсону и Бандерасу возраст только к лицу!

ЕВРЕИ. ОШИБКА ГЕНЕРАЛА ГРАНТА

В этот день 153 года назад был отменен, пожалуй, самый суровый антисемитский указ за всю историю США, заключавшийся в принудительном изгнании евреев из мест их проживания. Указ действовал всего две недели, однако от него успели пострадать более сотни еврейских семей. За это подписавший указ генерал Грант всю оставшуюся жизнь вымаливал прощение у еврейской общины. В итоге, став президентом и сделав для евреев больше, чем кто-либо из его предшественников, он его заслужил.

Пятого января 1863 года был отменен приказ, за время которого несколько сотен еврейских семей были принудительно выселены из мест проживания, порой не имея даже возможности собрать или распродать нажитое имущество. Конечно, вопреки мнению о том, что и до момента образования государства Израиль Соединенные Штаты Америки всегда были радушным домом для евреев, притеснения в той или иной степени происходили и раньше, случались они и позже. Однако только приказ № 11, просуществовавший в США всего чуть более двух недель, вошел в историю как самый суровый ограничительный акт, направленный против еврейского населения страны.

Другое дело, что в США, благодаря стараниям общин либо отдельных личностей, подобные факты, как правило, быстро пресекались, ошибки признавались, а их последствия исправлялись, порой теми же, кто первоначально им и способствовал. Многими история этого приказа, подписанного 17 декабря 1862 года генералом Улиссом Грантом (ставшим впоследствии президентом США), сравнивается с историей прорицателя Валаама, который, согласно Библии, ослушался Б-га и отправился к моавитскому царю, чтобы по его повелению проклясть израильский народ, но Б-г не допустил этого.

Отменен же он был по личному распоряжению президента Линкольна, узнавшего о существовании подобного распоряжения от пробившегося к нему на прием еврейского предпринимателя Сезаря Каскела, жителя Падуки, штата Кентукки. Находясь на приеме, он представил президенту полученное им от начальника военной полиции города уведомление следующего содержания: «Падука, Кентукки, 28 декабря 1862 года. Надлежащим, в соответствии с Генеральным приказом № 11, выпущенным штаб-квартирой генерала Гранта, от вас требуется покинуть город Падука в течение 24 часов после получения настоящего приказа». К уведомлению прилагалась и копия самого приказа: «Евреи как класс, нарушающий все правила торговли, установленные Министерством финансов, а также распоряжения по Департаменту (Департамент Теннесси – военная зона, находившаяся под командованием генерала Гранта. – Прим. ред.), изгоняются с территории Департамента в течение 24 часов после получения настоящего приказа. Командиры на местах должны проследить за тем, чтобы все, принадлежащие к этому классу, были обеспечены пропусками и получили уведомление о выселении, а также за тем, чтобы любой из них, кто посмеет вернуться после его вручения, был арестован и содержался под арестом, пока не представится возможность их высылки как военнопленных, если только штаб-квартира не выдаст подобающее разрешение. Никаких пропусков не должно выдаваться этим людям для посещения штаб-квартиры с целью подачи личных заявлений на выдачу разрешений на торговлю. Генерал-майор У.С. Грант».

Причиной же данного приказа стал обычный хлопок, ценившийся в те годы в США никак не меньше, чем «черное золото» ныне. Такую ценность хлопку придали военные действия между федералами и конфедератами – Севером и Югом. До начала Гражданской войны проблем с хлопком, из которого шилась, по сути, вся одежда, не было, но произрастал он только на Юге. Поэтому с началом войны поставки хлопка резко сократились, вслед за чем его цена на Севере резко выросла. Юг же, в свою очередь, лишился ранее импортировавшихся с Севера лекарств, одежды и обуви. Введенные запреты на торговлю с противником и блокада Севером портов Юга способствовали контрабанде указанных товаров с обеих сторон по стоимости во много раз выше их первоначальной цены. По сведениям, на каждых 100 долларах контрабандой зарабатывалось еще по две тысячи долларов и более. Вот почему все, кто имел возможность такого заработка, удержаться от соблазна просто не могли. Правда вот, евреев среди нелегальных торговцев, как потом выяснится, было не более пяти процентов.

К моменту процветания подобной нелегальной торговли генерал Грант оккупировал территории Конфедерации на реке Миссисипи, разграничивающей две противоборствующие стороны. Президент Линкольн, желая улучшить экономическую ситуацию на захваченных территориях и тем самым укрепить отношения с местным населением, разрешил всем закупать у генерала Гранта хлопок. Но на каждую такую сделку должно было выдаваться специальное разрешение, причем выдавалось оно лишь тем, кто присягнул на верность правительству в Вашингтоне. Помимо того, что выдача таких разрешений сама по себе породила чудовищную коррупцию, проблему нелегальных продаж она тоже, конечно, не решила. В связи с этим генерал Грант и потребовал от правительства право самому выкупать хлопок за фиксированную цену, а всех нелегальных торговцев – гнать. Причем в нелегальные торговцы были записаны исключительно евреи – во многом благодаря присутствию в правительстве Юга влиятельного еврея Джуды Бенджамина.

Позже многие гадали, почему все-таки генерал Грант издал свой приказ. Как считали многие, делал он это из корыстных побуждений – дескать, именно успешные еврейские торговцы хлопком существенно снижали обороты продаж его отца, который также зарабатывал на нем, а как следствие, уменьшали и благосостояние самого генерала. Однако интересно, что незадолго до этого генерал Грант отменил очень похожий по отношению к евреям приказ. Издан он был одним из подчиненных ему полковников, и говорилось в нем о выселении в 24 часа «всех спекулянтов хлопком, евреев и прочих бродяг» из городка Холли-Спрингс. Причем ходили слухи, что отменить приказ своего подчиненного генерала Гранта попросил как раз отец, действительно занимавшийся продажей хлопка. Говорили, что отец Гранта приехал в его штаб-квартиру в компании трех еврейских предпринимателей из Цинциннати, «пробивая» им разрешение на право покупать хлопок. И по свидетельству очевидца сцены, генерал обрушился на отца с бранью за попытку нажиться на его статусе, а еврейских бизнесменов приказал отправить обратно первым же поездом. Тем не менее позже приказ полковника отменил. Однако, как уже известно, вскоре сам подписал распоряжение об изгнании евреев из собственных домов на территории от Падуки на Севере до Нового Орлеана на Юге.

С этим приказом, сев на пароход, и отправился в Вашингтон на прием к президенту Сезарь Каскел. Конечно, он был не единственным. Весть о подобном приказе разлетелась по всей Америке, и многие из еврейских лидеров уже ехали в столицу. Раввин из Цинциннати Исаак Мейер Вайс опубликовал во многих изданиях статью-призыв, где говорилось: «Израэлиты, граждане Соединенных Штатов, над вами совершено надругательство, ваши права как мужей и граждан растоптаны в пыли, ваша честь опозорена, вы как класс официально унижены. Это ваш долг, долг самозащиты, долг первейший – недвусмысленно поднять этот вопрос перед президентом Соединенных Штатов и потребовать наведения порядка, удовлетворения, положенного гражданам, которые претерпели обиду и оскорбление». На этом фоне последствия возможных раздумий или промедлений президента могли быть непредсказуемы. Но Каскел, достигший Вашингтона 3 января, быстро добился с помощью знакомого политика приема в Белом доме и рассказал о приказе № 11 президенту. А уже 4 января генералу Гранту была направлена телеграмма: «Если такой приказ был выпущен, его следует немедленно отменить», – что им и было исполнено.

Историю на этом можно было бы и закончить, если бы не получившие продолжение взаимоотношения генерала Гранта и еврейского населения. Когда в 1868 году он стал рассматриваться как реальный кандидат на выдвижение в президенты от Республиканской партии, реакция американского еврейства была резко отрицательной. «В случае его выдвижения на президентский пост, которое, будем надеяться, не произойдет, – писал раввин Исаак Мейер Вайс, – мы сочтем своим долгом выступить против него и против партии, которая его выдвинет... Хуже, чем генерал Грант, никто в 19-м веке в цивилизованных странах не преследовал и не оскорблял евреев». А экс-конфедерат Мозес Эзекиель из Ричмонда говорил: «Еврей, который всем своим сердцем, душой и средствами не противостоит избранию этого второго Фараона, заслуживает публичного осуждения как отступник от веры». И такие высказывания были повсеместны.

Сторонниками Гранта были предприняты серьезные меры для смягчения ситуации. В газетах появились многочисленные статьи, в которых сообщалось, со слов беседовавших с Грантом, о том, что он «раскаивается» в содеянном. А когда в 1869 году Грант стал 18-м президентом США, он дал разрешение на публикацию своего частного письма, в котором, среди прочего, говорилось: «У меня нет предубеждения ни к каким расам, и я хочу, чтобы каждого оценивали по его собственным заслугам. Приказ № 11 не поддерживает это мое заявление, что я всецело признаю, но и я больше абсолютно не поддерживаю этот приказ».

А дальше Грант как будто старался загладить свою вину перед евреями. Он стал назначать их на зарубежные консульские и местные административные должности, на которых раньше их просто не было. Он произвел таких назначений больше, чем любой его предшественник, – более 50 за восемь лет. Он опротестовал внесение в Конституцию страны поправки со словами «христианское правительство». Грант выступил с осуждением притеснений евреев в Румынии и назначил туда генеральным консулом еврея Бенджамина Франклина Пейксотто, введя румынское правительство в замешательство и остановив притеснения. Грант добился и приостановления указа царя Российской империи Александра II о депортации евреев из пограничной зоны на юго-западе России. Он же стал и первым президентом в истории Америки, который присутствовал на открытии и освящении синагоги в Вашингтоне 9 июня 1876 года.

Еврейская община чувствовала это отношение и простила его. Поэтому, когда он умер 23 июля 1885 года, скорбь евреев была неподдельной. Смерть Гранта почти совпала с уходом из жизни крупнейшего еврейского филантропа и благотворителя Мозеса Монтефиоре, и в некоторых синагогах их портреты были вывешены вместе.

 

Алексей Викторов

Источник: http://www.jewish.ru/hist...

ИЗРАИЛЬ. ПРЕДАТЕЛЬСТВО ДРУЗЕЙ.

Не потерял ли Израиль моральное право на Аллею праведников мира?Мы до слез гордимся праведниками народов мира и храним о них память — о людях, которые спасали евреев во время нацизма, нарушая, разумеется, закон и рискуя своими жизнями. И при этом, к моему огромному ужасу, мы сами, евреи, в похожей ситуации не соответствуем этому моральному уровню.

Как сообщили вчера СМИ, израильские власти не сумели — или не захотели, или вообще не собирались — защищать араба, который продал евреям дома в Хевроне, зная, что по палестинским законам ему грозит за это смертная казнь. Израильские власти ничего не предприняли, когда палестинская полиция арестовала родственников этого человека, и он был вынужден сдаться, чтобы из-за него не пострадали другие.

Этот случай является, по-моему, самым отвратительным действием Государства Израиля за весь период его существования. Нет ничего хуже, чем предательство тех, кого не просто преследуют, но преследуют именно за то, что они общаются с нами.

Какое моральное право мы имеем держать в Яд Ва-Шем Аллею праведников народов мира, если сами в аналогичном случае отдаем человека на расправу?

Я уже не говорю о том, что некоторые израильские левые писатели — "моральные ориентиры" высказались в том смысле, что "раз у палестинцев такие законы, мы поступили правильно". То есть понятно, что если бы эти люди были не евреями, а немцами, в аналогичной ситуации они бы преспокойно выступили за то, что если по закону евреев нужно сажать в концлагеря, то надо выполнять закон. Но в данном случае омерзительно говорят левые — а поступают омерзительно все.

В этом омерзительном деянии виноваты мы все, весь еврейский народ — не только потому, что правительство поступает плохо, но и потому что никто особенно не протестует. Не только члены правительства или Кнессета не заявили, что им стыдно за поведение евреев и государства Израиль — но это все происходит без всякой реакции со стороны раввинов, от имени которых я тоже не слышал выступлений на эту тему.

Еще раз повторю, что это действие Израиля представляется настолько отвратительным, что оно подрывает наше моральное право держать в Яд Ва-Шем Аллею праведников мира.

Пинхас Полонский

А.К. Не совсем понятно, причем тут праведники мира и их аллея в Яд Ва-Шем, и причем тут раввины, но спасти этого араба нужно было или, хотя бы, сделать попытку, чтобы спасти.

ИЗРАИЛЬ В "ГРАНИЦАХ АУШВИЦА"

Три альтернативы Израиля

Лев Фрейдман

ДВЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ СО ЗНАКОМ «МИНУС»

Многолетний отказ Израиля противостоять врагу в информационной войне дал вполне ожидаемые результаты.

Не встречая сопротивления, агрессивная и лживая арабская пропаганда, направленная на мир — особенно на страны Запада, сделала своё дело. Мировое общественное мнение приняло арабский взгляд на арабо-израильский конфликт, включая как этический, так и юридический аспекты. Люди поверили и в «зверства израильской военщины», и в то, что «Израиль украл у арабов их землю». Это неминуемо отразилось на политике западных стран, особенно чувствительных к общественному мнению: она стала антиизраильской и проарабской. Началась дипломатическая война всего мира, включая Запад, против государства — «грубого нарушителя этических и юридических норм, принятых в цивилизованном мире».

Как показывает практика (история ЮАР), и, согласно элементарной логике, в такой войне небольшое изолированное государство-изгой обречено на полное поражение.

В данном случае схема поражения выглядит так:

1) Проигрыш в информационной войне арабам.

2) Как результат — дипломатическая война со всем миром, включая Запад.

3) Проигрыш в дипломатической войне: принуждение (с помощью бойкотов, санкций и т.д.) к т.н. «границам 1967г.».

4) Проигрыш в классической войне врагу — ввиду незащитимости навязанных границ («границ Освенцима» — Абба Эбан) и потери западной поддержки.

Таким образом, альтернативы, стоящие сейчас перед Израилем в его дипломатической войне со всем миром — весьма печальны:

1. Немедленно согласиться на «границы Освенцима».
2. Потянуть с согласием — с тем же конечным результатом.

Повторим: первопричиной такого положения является многолетний упорный отказ Израиля противостоять врагу в информационной войне (причём и при левых, и при правых правительствах).

Этот отказ парадоксален и, на первый взгляд, абсолютно не понятен. Как показывает анализ, он является следствием двух вещей:

1) признания израильскими левыми арабской позиции по одному из главных вопросов конфликта: о правах сторон на Иудею, Самарию и Газу. Эта позиция стала основой политического курса левых, поэтому вести информационную войну c арабами левые не могут;

2) огромной фактической внепарламентской власти левой верхушки, существенно ограничивающей властные полномочия выборных органов: парламента и правительства, в том числе правого.

 ТРЕТЬЯ АЛЬТЕРНАТИВА

Здесь интересно хотя бы коснуться вопроса, каковы потенциальные возможности Израиля в информационной войне — как в этическом, так и юридическом аспекте.

Этический аспект арабо-израильского конфликта («зверства израильской военщины»).

Полковник Ричард Кемп, бывший командующий английскими войсками в Афганистане:

 — в последних асимметричных войнах соотношение числа погибших гражданских лиц и боевиков в кампаниях западных стран в среднем 3:1, у Израиля это соотношение 1:1. Т.е., согласно этому эксперту, «зверства» Израиля втрое меньше «зверств» западных стран, постоянно осуждающих его за «применение чрезмерной силы».

Юридический аспект арабо-израильского конфликта, имеющий непосредственное отношение к «границам 1967г.».

Тема юридических прав арабов и евреев на Иудею, Самарию и Газу, а также законности еврейских поселений на этой территории, разработана в юридической литературе досконально.

Общие выводы:

Судья Эдмонд Леви, возглавлявший комиссию по выработке рекомендаций для правительства о правах Израиля на Эрец Исраэль

а) Арабы, как индивиды, проживающие на этой территории, обладают гуманитарными правами. Никаких других прав (в частности, на образование государства) у них нет.

б) Еврейский народ уже почти сто лет, прошедших после конференции в Сан-Ремо и известных решений Лиги Наций, является де-юре сувереном всей территории западной Палестины от моря до реки Иордан, а, значит, и территории Иудеи, Самарии и Газы — как её части.

в) Строительство еврейских поселений на этой территории после Шестидневной войны — законно.

Сказанное позволяет дать юридическую оценку «границ 1967г.», в которые хотят загнать Израиль. Эти границы означают, что арабам, компактно проживающим на небольшой части территории Иудеи, Самарии и Газы, передаётся вся(!) территория Иудеи, Самарии и Газы для образования на ней арабского государства(!). Более грубого нарушения международного права представить трудно.

Если отвлечься от политических игр и верить юристам, ситуация настолько ясна, что Израилю для признания своих суверенных прав на всю западную Палестину достаточно даже не доказывать, а только официально заявить о них. Однако, могущественная левая верхушка препятствует правительству Израиля сделать такое официальное заявление — в каком свете предстанет тогда вся её политика последних десятилетий, одно «Осло» чего стоит!

Теперь можно ответить на вопрос, поставленный в начале пункта: потенциальные возможности Израиля в информационной войне достаточно впечатляют.
Но если это так, потенциально у Израиля, кроме указанных выше двух гибельных альтернатив, есть третья альтернатива: вступить в информационную войну и победить.

Как реализовать третью альтернативу?

ПРОТИВОРЕЧИЕ ИНТЕРЕСОВ

Авраам Бург (из Парижа): «Даешь в Европу!»

Для ответа на этот вопрос заметим сначала следующее.
Левая верхушка не может не понимать, что её капитулянтская политика в информационной войне ведёт страну к гибели — по схеме, указанной в пункте 1. Это значит, что на горизонте уже замаячил «час икс», когда «униженные и оскорблённые» (в данном случае арабы) одержат свою неправедную победу. Как они поступают с поверженным врагом — хорошо известно из истории. И, разумеется, известно людям левой элиты. Отвергая версию, что эти люди — самоубийцы, остаётся предположить, что они планируют к «часу икс», мягко говоря, «покинуть страну» (предварительно выжав из неё всё, что можно).

Но оперативно «покинуть страну» не так просто. Для этого нужны: пристанище за рубежом, капитал, связи, точная информация о развитии ситуации. Дети «покидающих» должны быть к этому моменту уже вывезены.

Многие ли в Израиле обладают такими возможностями? Вряд ли больше 5% всех еврейских семей. А что будет с остальными 95%?

Таким образом, развитие событий привело к тому, что основным политическим противоречием еврейского населения Израиля является сейчас не «левые против правых» и не «сионисты против постсионистов», а «те 5% евреев, кто в «час икс» смогут «покинуть страну» против тех 95%, которые не смогут».

РЕАЛИЗАЦИЯ ТРЕТЬЕЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ

Из этих 95% евреев очень большая часть голосует за левые партии, видимо, считая, что их «левизна» гарантирует симпатию к ним со стороны арабов, т.е. в любой ситуации арабы им не страшны — у них иммунитет.

Им не мешало бы ознакомиться с тем, что в начале сентября 2015г., в порыве откровения и гнева, поведал арабский депутат кнессета Джемаль Захалка депутату кнессета от «Аводы» ультралевой Став Шафир: ненависть арабов к израильским левым не знает границ и «несопоставимо больше», чем к правым. При этом товарищи Захалки не скрывали, что полностью разделяют его мнение. (Подтверждается известная вещь: «полезные идиоты» часто становятся первыми жертвами «униженных и оскорблённых».) Откровения Захалки должны произвести переворот в сознании левого электората.

Из сказанного следует, что реализация третьей альтернативы — жизненный интерес 95% евреев Израиля (и правых, и левых) — тех, которые в «час икс» не планируют «покинуть страну».

Понятно, что первое и необходимое условие этой реализации — ограничение власти левых. Поскольку с засильем левых в невыборных органах власти сделать пока ничего нельзя, надо хотя бы дать правым партиям подавляющее преимущество в кнессете. (Что можно сделать при соотношении мандатов 61:59 — как сейчас?)

И тогда появится шанс. Ключ к этому шансу находится в руках тех, кто традиционно голосует за левых. Поменять позицию этого электората должно естественное чувство самосохранения. Пусть за левых голосуют только те 5% еврейского населения, которые в «час икс» планируют «покинуть страну», остальным стоит отказать им в доверии.

Избавившись от парализующего влияния левых, Израиль должен преодолеть их наследие: признание миром лживой арабской позиции по арабо-израильскому конфликту — и, по возможности, повернуть мировое общественное мнение в сторону Израиля. При всей трудности этой задачи решение её необходимо. Это не только сняло бы прямую угрозу, нависшую над страной (поражение в дипломатической войне и его гибельные последствия), но и кардинально изменило бы её общее положение. Потерявшим всякую меру врагам Израиля пришлось бы поубавить свой пыл.

Жизнь требует, чтобы запущенный и заброшенный фронт информационной войны с врагом стал, наконец, главным фронтом борьбы Израиля за его будущее. Возможно, это одна из основных задач, стоящих сейчас перед еврейским государством.

МАОФ

Январь 2016

ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ. ЛИЧНОСТЬ И ИГРОК В КОМАНДЕ

Реувен МИЛЛЕР

27 января 1891 г. родился Илья Григорьевич Эренбург

(ИЗ АРХИВНОЙ ПЫЛИ, ПЕРЕИЗДАНИЕ К ЮБИЛЕЮ)

С трепетом душевным приступаю я, бедный школяр занятий литературных, дилетант — попросту, к заметкам о моих субъективнейших впечатлениях, ощущениях, точнее, о любимом авторе и о любимых стихах.

Ощущениях, не покидающих меня уже почти полвека…

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Впервые я прочитал эти стихи еще школьником, в конце 50-х, купив, по случаю, сборник статей-эссе И.Г. Эренбурга «Французские тетради». С романистом и публицистом Эренбургом я был уже неплохо знаком, неоднократно перечитывая полюбившуюся эпопею «Буря» и яростную публицистику в сборнике «Люди хотят жить!».

В 1960-м году, как я понимаю, шла энергичная подготовка к 70-летию знаменитого литератора – поэта, прозаика, эссеиста, горячего журналиста и публициста, лауреата сталинских премий, как в области литературы, так и «за укрепление мира между народами»… В «Новом мире» пошли первые главы исповедальных мемуаров писателя – сериала «Люди, годы, жизнь» (вот какие сериалы были востребованы тогдашней образованной публикой!), издательство «Художественная литература» готовило шеститомник избранных произведений. Подписка сопровождалась выдачей первого тома, который приоткрыл нам лик неизвестной литературы 20-х годов… Мои сверстники зачитывались «Хулио Хуренито» и «Трестом Д.Е.». Культовость этих книг у студентов была сопоставима с восторгами от выпущенной годами четырьмя ранее дилогией про Остапа Бендера и – через десяток лет – великого булгаковского романа.

Хрущевская оттепель (бренд — «оттепель», опять же, эренбурговский), приближалась к своему зениту – XXII съезду КПСС, на котором Хрущев впервые всенародно и всемирно, в прямом эфире, он-лайн, приподнял завесу над преступлениями Сталина…

…Сегодня, разменяв седьмой десяток, и прожив, в общем-то, нескучную жизнь, я, разумеется, многое вижу иначе. Например, так называемую «борьбу за мир». Прописной банальностью стал факт, что это была одна из форм имперско-коммунистической советской экспансии, направленная на зомбирование левого полушария Мозга Запада в нужном советской империи направлении, акцией, управлявшейся из Кремля и с Лубянки. И надо сказать, сыгранной довольно успешно, оценивая результаты из современности. Эренбург, безусловно, был одним из серьезнейших игроков в советской команде. Но только ли он? Кого только и как Кремлубянка не использовала в своих целях, особенно, впоследствии, когда сменила управляющий пряник для фаворитов на кнут для диссидентов? Кстати сказать, и это изменение ее методов Эренбург испытал одним из первых, на хрущевском 8-мартовском погроме творческой интеллигенции 1963 г…

Мне, однако, любопытно, прежде всего другое – еврейское да израильское. Например, как бы Илья Григорьевич, скончавшийся через два с половиной месяца после великой победы Израиля в Шестидневной войне и не оставивший, похоже, никаких свидетельств своего отношения к этому событию, доживи он до наших дней и будь в физической форме, скажем, 50-х годов, как бы он относился к событиям вокруг нашей Страны? На чьей стороне оказался бы он, с одной стороны, упорно отстаивавший «общечеловеческие ценности», а с другой, никогда не отрекавшийся от нашего народа и своего происхождения?

Увы, ответа не будет. Можно лишь гадать, что не слишком продуктивно.
Даже зная его провидчества 1921 г. («Хулио Хуренито») о развернувшемся десятки лет спустя кровавом всемирном джихаде, зерна которого разглядел он во взбудораженной большевистским переворотом «национально-освободительной борьбе» народов Востока, и там же предсказанной Катастрофе европейского еврейства, зная эренбурговскую антиутопию «Трест Д.Е.» 1929 г., повествующую о будущей гибели Европы, роман, где Франция, страна поголовных импотентов, погибает от нашествия завезенных из колоний черных гигантов секса, все равно, невозможно спрогнозировать его отношение к событиям в еврейском мире и в нашей Стране на стыке тысячелетий.

Нормальные люди естественным образом меняются в предлагаемых обстоятельствах. А некоторые – даже очень резко. И наблюдаем мы в последние десятилетия свободолюбцев, переполюсовавших свои воззрения, а то — и не раз, ошалев от свалившейся на них иллюзорной автономности от власти, или, наоборот, от немыслимого прежде доступа к ее развратным прелестям, и имя им – легион. А Илья Григорьевич обладал редкой силы талантом приспособляемости и выживаемости… Если воспользоваться образами «Хуренито», то он ухитрялся быть и провидцем — Учителем Человечества, и автокарикатурой по имени Илья Эренбург, продававшим билетики в кассе борделя… Но нам ли судить его?

Могу лишь сказать, что из русских писателей еврейского происхождения той эпохи, по концентрации актуального еврейского материала, еврейской ментальности в произведениях, лишь И.Бабель, на мой взгляд, обходит Эренбурга. Разве что еще, быть может, В.Гроссман, в 40-50-х изолированный от читателя фактическим домашним арестом, мог бы с ним конкурировать.

И это – при том, что Эренбург вырос в сравнительно ассимилированной среде: в Киеве, в Москве, а не в Одессе и не в Бердичеве… По его собственному признанию, он не знал ни идиша, ни иврита. А далее — богемная жизнь в Париже, но рядом, «почему-то» много евреев (именно из рассказа Эренбурга о Модильяни я узнал когда-то, что бывают еще какие-то евреи-сефарды!), потом возвращение в Россию, где еврейство вздымается на волне революций, калейдоскоп новых знакомств… Затем — двадцатилетние метания между СССР и Францией, Испания… И здесь – в среде писателя множество евреев.

Случаются парадоксы, недоступные пониманию простых смертных. Публикация мемуаров «Новым миром» прекратилась сразу после вышеупомянутого хрущевского погрома и возобновилась лишь незадолго до смерти писателя в «Науке и жизни» Р.Н.Аджубей, дочери опального к тому времени Никиты Сергеевича. В предисловии к новым главам Эренбург парировал комментаторов, критиковавших его за то, что большинство друзей, о которых он пишет в мемуарах, евреи. Что делать, писал он, в моей жизни чаще встречались евреи, чем, скажем, австралийцы… (Привожу по памяти, но смысл именно такой).

Еще одной устойчивой идеей писателя, внеконъюнктурной и пронесенной через его долгую и калейдоскопическую жизнь, была идея единства мировой культуры, сплетенной из культур национальных.

Половину, наверно, сознательной жизни И.Эренбург провел во Франции, которую, не без основания называл своей второй родиной. И он немало сделал для открытия загерметизированному советскому читателю французской культуры, особенно, близкой ему культуры ХХ века, многие творцы которой были его друзьями и уж, как водится, собутыльниками. Вместе с тем, он писал и о французской классике — как о сравнительно недавнем Стендале, так и о средневековых авторах: Дю Белле, Вийоне.

Именно эренбурговские «Французские тетради» познакомили меня с увиденными лишь через несколько лет импрессионистами и Франсуа Вийоном, привив стойкую, уже почти полувековую любовь к их творчеству.

Не знаю, была ли какая-то связь между 70-летием И.Эренбурга и изданием в начале 60-х сборника Вийона, где часть переводов принадлежала Эренбургу, а часть – Феликсу Мендельсону (1926-13.01.2002, Израиль). Я держал в руках эту книгу лишь однажды — был у меня такой однокурсник, сын директора книжного магазина, он принес ее в университет похвастаться. За тот час, что усевшись подальше от преподавателя, долдонившего у доски что-то из аналитической геометрии, успел я эту книгу пролистать, попались мне в ней знакомые стихи из «Французских тетрадей» и переводы других стихов, но уже Ф.Мендельсона. И что я тогда успел заметить, — переводы Эренбурга и Мендельсона отличались, как бы сказать, акустикой, тональностью. Слова Мендельсона казались по-европейски жесткими, а у Эренбурга же я слышал привычные с детства интонации речи моих домашних.

Спасибо интернету, он, хотя бы частично позволил мне проверить эти давние ощущения. В Сети удалось разыскать и оригиналы Вийона на французском, и переводы И.Эренбурга, Ф.Мендельсона, О.Мандельштама, других переводчиков, включая современные, датированные 2004 годом…

Вийон пришел к русскоязычному читателю лет сто назад, в эпоху «серебряного века» русской поэзии. Первопроходцами переводов были С. Пинус, В. Брюсов, Н. Гумилев и И. Эренбург, издавший первые переводы в 1916 г.  Из более поздних работ литературоведы выделяют также переводы Вс. Рождественского и упомянутого Ф. Мендельсона, сотрудничавшего с Эренбургом, особенно, при подготовке второго издания их совместного вийоновского сборника, ставшего для Эренбурга посмертным (1969 г.)

Я уже писал в «Прощальных прогулках по Парижу» о том, что пик моих познаний во французском языке пришелся на годы студенчества. После сдачи госэкзамена, а лет через 15 – кандидатского минимума, изредка случались короткие вспышки обращения к нему: то чтение «Нувель де Моску» в первые годы перестройки, когда «Московские новости» вдруг стали интересными, русский вариант было не достать, а французский – пылился на прилавках, то — общение в Израиле с франкоговорящими репатриантами, то – мучительные языковые контакты с парижанами (см. в тех же «Прогулках»). И мне представлялось, что язык вийоновских стихов 15-го века окажется для меня непостижимым.

Но, как говорил Наполеон, главное, ввязаться в бой… Сохранившиеся навыки фонетики позволили услышать исходную музыку стихов, характерные силлаботонику и прононс французского языка. Несмотря на определенные трудности с орфографией, несколько изменившейся за полтысячелетия, изменениями, однако, почти не мешающими чтению вслух, ибо, заметные на письме, они, на мой взгляд, не отразились существенно на звучании. Именно – взгляд, а не слух, ибо читал я, видимо, на языке, который ближе Мирей Матьё, чем Вийону. И, скажем, замена привычных «s» на «z», «ou» на «u», абсолютно не мешали — звучание то же или близкое…

И оказалось, что язык Вийона, за исключением стихов, написанных на тогдашней французской разбойничьей «фене», она же – «арго», гораздо ближе к хрестоматийному языку советских школьных учебников, чем к языку газеты «Юманитэ», из которой мы переводили в университете! Представляете иностранца, изучающего русский язык по «Задонщине», «Повести о Мамаевом побоище», переписке Ивана Грозного с Курбскими или, в лучшем случае, по указам Петра Великого или Тредиаковскому? А нас, похоже, французскому учили именно так. А ведь еще полтора века назад В.Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» изощрялся стилизациями под язык близкой к Вийону эпохи! Впрочем, быть может, французский язык просто консервативнее русского?..

… И вот, я, школяр бедный, дилетант нахальный сопоставил, как мог, те из стихотворений, которые нашел во французском оригинале и в переводах и Эренбурга, и Мендельсона, и Мандельштама. Что могу сказать?

К сожалению, не удалось найти и сравнить в оригинале и трех вариантах переводов именно те стихи, что когда-то мне запали в душу, и о которых, собственно, хотелось написать. Но я, повторяю, пишу не литературоведческий анализ, а просто субъективное эссе…

Если судить о переводе по его степени конгениальности оригиналу, то поэтическое состязание Мандельштама с Эренбургом представилось мне матчем гроссмейстера со второразрядником.

Мандельштам, Поэт милостью Божьей, что признавал и Эренбург, относивший самого себя к литераторам средним, исхитрился, оперируя многоударным длиннословным русским языком, сохранить силлабику французского стиха, его музыку, короткие вийоновские слова, фразы и строки. И очень-очень близко к авторскому тексту. Высший класс перевода!

Великолепно воспроизведены музыка стихов, французская силлаботоника и у Мендельсона, хотя текст им нередко передается достаточно вольно.

Но, что главное, Вийон, воссозданный ими, показался мне сухим и скучноватым. Так, нормальный литературный памятник, не более того… Впрочем, и собственные стихи Мандельштама так же не резонируют в моей душе, великий поэт, но не мой, ничего не могу поделать…

Да и пишу я, в общем-то, не о нем, а об Эренбурге и о Вийоне, Эренбургом созданном…

Меня заинтересовало наблюдение современного исследователя творчества Вийона Г.К.Косикова в статьях «О литературной судьбе Вийона» и «Франсуа Вийон»:

«Эренбургу удалось ввести Вийона в орбиту русской культуры как живое поэтическое явление. Переводы, подобные “Четверостишию” (“Я — Франсуа, чему не рад. / Увы, ждет смерть злодея, / И сколько весит этот зад, / Узнает скоро шея”), которое любил повторять Маяковский, могут считаться классическими. Однако в целом у Эренбурга прозвучали не только не свойственные Вийону интонации трагической искренности, но и вовсе уж чуждые ему нотки чувствительности (в том числе и религиозной) и даже слезливости…»

«…В этом смысле Вийон не только не предвосхищает тех лириков XIX — XX вв., с которыми его так часто сравнивают, но является их прямой противоположностью (в т.ч., и вышеупомянутых переводчиков, надо полагать? Р.М.).. В отличие от них Вийон совершенно не знает рефлексии, не умеет всматриваться в себя, перебирать собственные переживания и наслаждаться страданиями, чтобы затем ласкать ими «чужие души»;  короче, Вийону чужда всякая эстетизация своей личности, превращение ее в предмет рассматривания, любования или недовольства. Ни в каком смысле Вийон не «воспевает» себя. Он весь поглощен внешним миром и своими — нелегкими — отношениями с ним, но отнюдь не самосозерцанием.»

Эти выводы сделаны автором не просто так, а после текстологического анализа оригиналов и переводов, и сделаны, в отличие от меня, специалистом. Остается только согласиться с ним, анализ убедителен.

Как же объяснить тогда «нотки чувствительности (в том числе и религиозной) и даже слезливости», рефлексию, перемывание собственных переживаний, эстетизацию, нередко эпатажную, своей личности у эренбурговского Вийона? Откуда в французе еврейская грусть?

Полагаю, образно говоря, что юному неприкаянному эмигранту-поэту, прячущемуся под эпатажной личиной бордельного кассира Ильи Эренбурга, попалась в развалах антиквариата на берегу Сены в Латинском квартале личина поэта-разбойника Вийона, и она стала другой его маской, не менее эпатажной… Но и из-под нее упрямо выступали черты русского поэта, еврея Ильи Эренбурга, которому ничто еврейское не чуждо.

Ярчайший пример — «Баллада поэтического состязания в Блуа», с цитирования которой я начал статью.

Вдумайтесь в смысл эренбурговского рефрена «Я всеми принят, изгнан отовсюду», сравните его с оргиналом: «Bien recueully, debouté de chascun», что переводится буквально, как «Принят хорошо, прогнан каждым». Или, тем более: «Куда бы ни пошел, везде мой дом, / Чужбина мне — страна моя родная», родившееся из вийоновского «En mon pays suis en terre loingtaine», то есть, «И моя страна находится в земле отдаленной». Откуда это «Я всеми принят, изгнан отовсюду»? Из кочевой жизни-судьбы человека по имени Илья Эренбург, или шире, отражение кочевой жизни-судьбы нашего народа в двухтысячелетнем изгнании?

Прочтем же «Балладу поэтического состязания в Блуа» до конца:

Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз — я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер — и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
А сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Не знаю, что длиннее — час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Здесь ведь, что ни фраза, что ни строка – все о нас, о нашем национальном характере…

Кто, как не мы, евреи вообще, и израильтяне, в частности, скупы по мелочам на базаре и легкомысленно расточительны в большом, главном, именуемом Эрец Исраэль?

А эта черта — ждать чего-то далекого и неясного, не ожидая ничего в ближайшем, сомневаясь в явном и веря чуду, — чья она?

А как Вам это: «Я по земле с опаскою ступаю, / Не вехам, а туману доверяю. / Глухой меня услышит и поймет.»? Особенно, во время обострения террористической «национально-освободительной борьбы» наших «партнэров».

Или вот: «Не знаю, что длиннее — час иль год, / Ручей иль море переходят вброд?». Узнаете мучения мыслителей, пытающихся рационально объяснить Тору: Сотворение мира, чудо Исхода?

А это узнаёте, очень для нас характерное: «Отчаянье мне веру придает»?

«Трещит мороз — я вижу розы мая» — это где-то в галуте, на Севере. Песах, завершение чтения Агады: «В будущем году – в отстроенном Иерусалиме!»…

И — «Долина слез мне радостнее рая» — где долина, подле Стены плача?

«Зажгут костер — и дрожь меня берет» — память об Инквизиции?

Вот уж, действительно, поэзия еврейской души…

Даже про нас, мельников, не забыто: «Я ночью бодр, а сплю я только днем»!

Можно было бы скрупулезно и доказательно, цитируя построчно, показать, что перевод далек от подстрочника, баллада, написанная Вийоном как экзерсис на тему предложенной заданием конкурса парадоксальной первой строчки, перелопачена, перетасована и перелицована Эренбургом. Только вот, нужны ли эти филологические изыски? По-моему важно, что перед нами не перевод, а переложение, «по мотивам», самостоятельное произведение, получившее смысл философский, в отличие от оригинала, лишь эпатажно-остроумного.

А вот еще один совершенно еврейский сюжет. «Баллада и молитва», как бы, пародируя «аннотации к недельной главе Торы», начинается у эренбурговского Вийона со слов:

Ты много потрудился Ной,
Лозу нас научил сажать,
При сыновьях лежал хмельной.
А Лот, отведав кружек пять,
Не мог понять, кто дочь, кто мать…

В оригинале: «Pere Noé, qui plantastes la vigne, / Vous aussi, Loth, qui bustes  ou rocher / Par tel party qu’Amours, qui gens engingne, / De voz filles si vous fist approucher». Подстрочник, как я разобрался, примерно такой: «Отец Ной, который выращивал виноград, / И вы, Лот, поглотивший / Такую дозу, любовного напитка, что обрюхатили / Своих дочерей, которых вы поимели…».

Эренбург, как видим, вводит упоминание о сыновьях  Ноя, отсутствующее у Вийона и, целомудреннее, нежели в оригинале, следуя  ханжистой русской традиции, лишь намекает на лотов инцест. Век назад библейские истории были известны каждому ребенку, и достаточно было намеков. Зато в воинственно-атеистические 60-е эти начальные строчки баллады пробуждали интерес к библейским сказаниям: кто же они такие, эти Ной и Лот?

Пародийный двойник Эренбурга, тот самый кассир, рассказчик «Хулио Хуренито», в одном из монологов цитирует Книгу Коэлет (Екклесиаст): «…как сказал мой прапрапрадед, умник Соломон: «Время собирать камни и время их бросать”». И вот — переложение стихов из вийоновского цикла «Большое завещание», в которых слышится пришедший из тысячелетий голос царя Соломона, его горькие размышления об итогах жизни:

Я знаю, что вельможа и бродяга,
Святой отец и пьяница поэт,
Безумец и мудрец, познавший благо
И вечной истины спокойный свет,
И щеголь, что как кукла разодет,
И дамы — нет красивее, поверьте,
Будь в ценных жемчугах они иль нет,
Никто из них не скроется от смерти.

Остается лишь добавить в рифму соломоново: «Все суета и суета сует».

А вот, из насмешливой «Баллады истин наизнанку», совсем горячее, подходящее для политического театра абсурда:

Лентяй один не знает лени,
На помощь только враг придет,
И постоянство лишь в измене.
Кто крепко спит, тот стережет,
Дурак нам истину несет,
Труды для нас — одна забава,
Всего на свете горше мед,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Многогранный литератор Илья Эренбург прожил долгую, растянувшуюся почти на шесть десятков лет, творческую жизнь, да и человеческую не малую по тем  временам – 76 лет. Энергия до последних лет бурлила в этом человеке. Из далекого детства всплывает воспоминание о дружеском шарже крокодильцев к его 60-летию: «Илья Лохматый» с трубкой в зубах и авторучкой наперевес. Кто нарисовал? Бор.Ефимов, Кукрыниксы? И стишок (чей?) «…Ему, товарищи, сейчас, не шестьдесят, а трижды двадцать!».

Но эта энергия, порою, бешеная, как в его военных корреспонденциях, никогда не затеняла характерную, быть может, галутную еврейскую грусть, еврейский скепсис. И даже прожив всего лишь чуть больше первых двадцати, он вложил в уста созданного им Вийона, вовсе не юношеское, а, видимо, накопленное исторической, генетической памятью:

Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю — богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю — нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю все, но только не себя.

В одной из глав «Хуренито» Эренбург говорит устами Учителя:

«…Наш еврей остался в одиночестве. Можно уничтожить все гетто, стереть все «черты оседлости», срыть все границы, но ничем не заполнить этих пяти аршин, отделяющих вас от него… Евреи пришли — и сразу в стенку бух! «Почему так устроено?”…

…Но как не любить мне этого заступа в тысячелетней руке? Им роют могилы, но не им ли перекапывают поле? Прольется еврейская кровь, будут аплодировать приглашенные гости, но по древним нашептываниям она горше отравит землю. Великое лекарство мира!

И, подойдя ко мне, Учитель поцеловал меня в лоб.»

27 января — 125 лет лет со дня рождения русского литератора еврейских кровей, еврея по духу, Ильи Григорьевича Эренбурга. В этом же году его воплощению под ником Франсуа Вийон стукнет 100.

Автор выражает глубокую благодарность направлявшим его писание своей критикой, советами, вопросами и просто намеками.

Иерусалим, 2002-2016.