Старые девы против нацистов
Материал любезно предоставлен Tablet
Isabel Vincent
Overture of Hope: Two Sisters’ Daring Plan that Saved Opera’s Jewish Stars From
the Third Reich
Увертюра надежды. Смелый план двух сестер по спасению еврейских оперных звезд от Третьего рейха
Regnery History, 2022. — 278 p.
Изабель Винсент, автор недавно изданной книги, возвращается к прямо‑таки оперной истории о том, как сестры Ида и Луиза Кук, «старые девы‑англичанки», спасли от гитлеровских печей 29 евреев.
Книга называется «Увертюра надежды. Смелый план двух сестер по спасению еврейских оперных звезд от Третьего рейха», в ее основе — серьезное исследование биографии двух «обычных/необычных» сестер. Автор опирается на то, что писала сама Ида Кук (Ида оказалась успешным автором любовных романов, что помогало им — финансово — спасать людей), особенно на ее книгу воспоминаний 1950 года. Книга называлась «Мы следовали за звездами». Правда, в 2008 году ее переиздали под новым названием — «Безопасный коридор», на мой взгляд далеко не таким романтичным.
Кстати, я бы дала другое название и замечательной книге Винсент «Увертюра надежды. Смелый план двух сестер по спасению еврейских оперных звезд от Третьего рейха». Сестры Кук, скромные, непритязательные госслужащие, равно далекие от светского общества и от политики, действительно спасали знаменитых евреев от Гитлера — однако большинство этих беженцев были не великие оперные певцы, а обычные граждане.
Ида пишет: «Как увлечение оперой сначала привело нас к работе с беженцами, так и увлечение работой с беженцами стало возможным лишь благодаря поддержке — или, если хотите, подкупу — в виде прекрасных оперных представлений, которые манили нас снова и снова».
Как эти две скучно одетые незамужние женщины с «девичьими» повадками смогли привлечь внимание столь важных, обласканных славой людей? Сестры Кук были страстными (и в то же время дотошными) любительницами и знатоками оперы. Они часами выстаивали в длинных очередях, не пропуская ни одного концерта или представления, их узнавали — «те самые девочки», которые просят «сделать фото» артиста, выпрашивают автограф и шлют длинные восторженные письма и букеты роз им на дом и в гримерные.
Они сумели подружиться с рядом оперных артистов мировой величины, такими как сопрано Роза Понсель, Амелита Галли‑Курчи, Виорика Урсуляк, Элизабет Ретберг; дирижер и автор либретто Клеменс Краус, баритон Тито Гобби, бас Эцио Пинца. Даже после того, как их работа в предвоенной Европе окончилась, они подружились с Марией Каллас, которую потрясли тем, что дали ей откровенный и тем самым полезный совет насчет ее трактовки образа Медеи.
Об упорстве и самоотверженности сестер говорит хотя бы такой факт. Услышав на концерте в Лондоне Амелиту Галли‑Курчи, они целых два года обходились без ланча и пешком ходили на работу, чтобы на сэкономленные деньги съездить в Нью‑Йорк в Метрополитен‑оперу, единственное место, где Галли‑Курчи появлялась в полноценном оперном спектакле.
Великая Галли‑Курчи помахала им со сцены и потом пригласила к себе домой, в квартиру на Пятой авеню. Они были на седьмом небе от счастья. «О счастье, о радость! — писали они родителям. — Галли‑Курчи превзошла все наши ожидания».
Подвигнул сестер Кук спасать евреев их хороший знакомый австрийский композитор Краус — в конце войны его называли нацистским предателем. Его осудили как нациста и соответственно наказали. Но Винсент убедительно доказывает, что на самом деле Краус, используя свое положение и влияние в ближайшем окружении Гитлера, помогал спасать евреев. Краус со своей женой Виорикой Урсуляк помогли сестрам Кук спасти евреев — преподавателей музыки, студентов музыкальных учебных заведений, их семьи, а также известного еврейского дирижера и педагога по вокалу (Георга Малиняка), с которым Краус работал.
Именно Урсуляк познакомила сестер с фрау Митей Майер‑Лисман, еврейкой и учительницей музыки, в основном оперного пения, попросив их помогать ей, пока сама она ненадолго уедет в Лондон. Сестры Кук не знали, что учительница — еврейка, и на тот момент еще даже не подозревали, что творят нацисты. Они были просто восторженными поклонницами, завоевывающими сердца оперных артистов. Сестры Кук были чудаковатыми, старомодными, приученными к порядку, но при этом хрупкими женщинами, которые, казалось, ни для кого не представляют угрозы, — и эти свойства сослужат им службу в будущих спасательных операциях.
Журналистка Луиза Карпентер пишет в журнале Granta:
Начали бы Ида и Луиза свою работу с беженцами, если бы не любили оперу и оперных исполнителей? Сомневаюсь. Опера была для них превыше всего, и поначалу они просто откликались на просьбы о помощи, когда к ним обращались те, кем они так восхищались, в частности Краус, Урсуляк, Митя Майер‑Лисман. Готовность помочь еще крепче связала их с Краусами и их миром — эта связь стала более глубокой и взаимной, почти на равных, не как у поклонников, обычно толкущихся за кулисами.
Краус сообщал сестрам Кук, когда дирижирует оперным спектаклем. Дождавшись выходных, они на самолете и поездом приезжали из Англии в Европу, чтобы попасть на очередной спектакль с участием Крауса. Ида пишет: «Краус никогда нас не подводил, и у нас всегда были наши оперные спектакли, а кроме того, мы, прикрываясь нашим хобби, выполняли свое задание или задания».
Эти поездки также давали возможность проводить тайные собеседования с испуганными, оказавшимися в опасности, голодающими евреями. Ида пишет:
Оглядываясь назад, я понимаю, что ни война, ни облавы (Блиц) не сравнятся с ужасом тех лихорадочных визитов и отчаянных попыток спасти людей, которые погибнут, если у нас не хватит настойчивости и изобретательности, чтобы найти способ решить их конкретную проблему.
Не раз подвергаясь серьезной опасности, сестры Кук вели себя при этом с апломбом. Они снимали номера в самых дорогих отелях — Adlon или Vier Jahreszeiten, где останавливалось все нацистское руководство. Ида пишет:
К тому же, если вы стоите и восторженно пожираете их глазами, пока они проходят через вестибюль, никому и в голову не придет, что вы не просто очередная пара восторженных дурочек. Вот почему мы с Луизой их всех знали в лицо. Геринга, Геббельса, Гиммлера, Штрайхера, Риббентропа. Мы даже видели Гитлера со спины.
Сестры Кук скрывались у всех на виду. Они подделывали документы, лгали (немножко), загоняли в угол дипломатов и методично «организовывали» небольшие финансовые пожертвования от множества британцев, чтобы «гарантировать» жилье и питание для своих беженцев. А еще они придумали несколько хитроумных ходов.
Евреям не разрешалось вывозить свое имущество из нацистской Европы. Сестры нашли лазейку. После вечера в опере во Франкфурте, Берлине или Вене они наряжались в еврейские меха и нацепляли драгоценности — часы и браслеты на обе руки, кольца на все пальцы, бусы и броши во всю грудь, — а оставшиеся бриллианты, жемчуга и рубины прятали в дамских сумочках. Такой вот изобретательный способ вывезти контрабандой еврейское имущество, чтобы сохранить его для владельцев.
Их истории с переодеваниями и прикрытием под стать комической опере. На случай, если их спросят, у них был готов ответ: «Мы опасливые британские леди и не можем оставить без присмотра наши драгоценности. Мы всюду возим их с собой».
Ида Кук, помимо всего прочего, произносила в Лондоне речи в защиту своих беженцев — в Уголке оратора в Гайд‑парке, в ресторанах, церквах — везде, где можно было найти слушателей. Ида и Луиза давали беженцам приют — столько, сколько это было необходимо, — в своей двухкомнатной квартире на Долфин‑сквер. Иногда там проживало до 15 человек одновременно. Несгибаемые сестры по‑прежнему жили со своими родителями и долгие годы тратили все деньги на свои спасательные работы.
Рассказанная в книге Винсент история во многом оказалась мне близка. Как и сестры Кук, я тоже очень люблю оперу. Даже когда‑то училась музыке и дважды работала над либретто для будущих опер: одна была о Марии Каллас, другая — о Соль Хачуэль, марокканской мученице‑иудейке, отказавшейся принять ислам. Кроме того, я периодически выступала в передаче Лу Сантакроче «В опере» на NPR . До сих пор с теплотой вспоминаю наши с ним разговоры.
Хоть я и непримиримая феминистка, я все равно люблю оперу, хотя большинству героинь предстоит мучительный конец. Они сходят с ума (Лючия , Маргарита, Леди Макбет), умирают от туберкулеза (Виолетта, Мими ), погребают себя заживо (Аида), их душат (Дездемона), возводят на костер (Норма, Азучена), или они просто умирают неожиданно (Изольда, Абигайль). Других закалывают (Кармен), или они сами закалывают себя (Джоконда, Баттерфляй), выпивают яд (Леонора , Джульетта) или разбиваются насмерть (Тоска, навеки застывшая над бездной в нашем воображении).
Верно и то, что судьба их мужчин зачастую не менее трагична. Опера в этом смысле почти как жизнь.
Где еще, кроме оперной сцены, можно увидеть, как темнокожая, угнетенная, отверженная, языческая жрица (Аида, Кармен, Виолетта , Норма) «поет песнь сопротивления»? Где еще, кроме оперы, можно увидеть сильных, эмоциональных, страстных и одухотворенных женщин, которые вызывают такое уважение, или как представители правящих классов во фраках оплакивают вольнолюбивую цыганку (Кармен) или жену, которая убивает своего новоиспеченного мужа в знак протеста против навязанного брака (Лючия)? Возможно, трагические концовки — именно то, что помогает дивам играть неукротимых героинь.
А еще сестры Кук любили прекрасные голоса, уносящие в мир фантазий, далеко от Баттерси, где они прожили с родителями всю свою жизнь. У них никогда не было ни радио, ни телевизора. Впервые услышав оперную арию, Луиза сразу же купила граммофон с двадцатью пластинками, и это стало их жизнью.
Как только сестры Кук поняли, что творят нацисты, не только юридически и экономически, но и в смысле того, что Уильям Ширер называл «разгулом садизма», они стали действовать. Возможно, опера дала сестрам необходимое ощущение трагедии жизни, но она же придала им сил делать свое дело.
Возможно даже, это все было предопределено. Вот что пишет Ида о своем первом дне в школе:
История про Адама и Еву впервые потрясла мое воображение. Я рыдала громко до неприличия, мне было жаль нарушителей. (Через много лет кто‑то заметил) нечто символическое в том моем плаче по первым в мире беженцам.
При всей своей смелости и щедрости сестры Кук были очень скромными. В интервью 1967 года для радио Би‑би‑си Ида сказала: «Придавать какое‑то особое значение тому, с чего все началось для нас, я не могу. Самое забавное, что мы были вовсе не из того теста, что Джеймс Бонд, — просто добропорядочные госслужащие‑машинистки…»
Винсент воспроизводит разговор, состоявшийся в Нью‑Йорке. Одна женщина спросила сестер Кук, сколько евреев они спасли. «Двадцать девять, непосредственно», — сказала Луиза. «Ого, как много!» — воскликнула эта женщина, явно потрясенная. «Как мало», — сказала Ида.
В 1965 году Государство Израиль удостоило сестер Кук почетного звания Праведников народов мира — «за их доброе сердце, решимость, редкостное упорство (и готовность пожертвовать собственной безопасностью, не жалея времени и сил)».
Книга Винсент затрагивает много непростых вопросов. С одной стороны, наше отношение к Британии периода Шоа едва ли можно назвать положительным, учитывая, что Британия ограничивала иммиграцию евреев в Палестину; встала на сторону арабов, нападавших на евреев; а ее флот жестоко, безжалостно стрелял по изголодавшимся еврейским беженцам на борту так называемых «нелегальных судов», пытавшихся доставить выживших европейских евреев в Палестину.
Но, с другой стороны, в книге упоминается большое число обычных/необычных, тихих и добропорядочных британцев, вовсе не богатых или влиятельных, которые вызвались приютить или принять в свои семьи еврейских детей и взрослых из Австрии и Германии, а также гарантировать финансово их переезд.
Представьте, если бы таких, как эти сестры, были тысячи не только в Англии, но и во всех странах Северной и Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии!
История сестер Кук преподносит нам множество уроков. Никогда не следует недооценивать обычную удачу или желание простых людей сделать доброе дело. Но, притом что спасение даже одного еврея спасает мир, простым гражданам, добровольцам, просто не под силу спасти большое количество людей. Только имеющие деньги или политический вес способны это сделать — и они делали.
Винсент рассказывает о таких героях: например, о британском консуле во Франкфурте Роберте Таунсенде Смоллбоунзе — он вместе с женой, дочерью и своим помощником Дауденом сумели «оформить 40 тысяч виз… превратив (консульство) в сияющий оазис посреди пустыни ужаса и отчаяния».
Сэр Николас Уинтон, британский биржевой маклер, организовал спасение 699 еврейских детей. По состоянию на 2015 год, 6 тыс. человек были «обязаны ему своей жизнью». Он никому никогда не рассказывал об этой своей деятельности, даже жене.
Как пишет Норман Лебрехт в книге «Гений и беспокойство. Как евреи изменили мир, 1847–1947)», китайский генеральный консул в Вене доктор Фэншань Хэ получил указания от своего правительства «не тратить время на евреев». Но он нашел выход. Он знал, что Шанхай на пороге анархии. И начал выдавать визы венским евреям, сначала сотнями, затем тысячами. Эти визы мало что значили в плохо контролируемом Шанхае, но виза служила для нацистов подтверждением, что эмигранту есть куда ехать. Шанхай принял 18 тыс. евреев, из них 4 тыс. приехали по визам, выданным доктором Хэ.
Лебрехт также пишет: «Представьте, если бы было больше таких, как он».
Конечно, следует подумать и о тех, кто спасся, что происходило с ними: ведь они оказались навеки оторваны от родного языка, родной страны, лишились своего состояния, своих (бывших) друзей и родных — и прежде всего своей профессии. Да, они продолжали жить, но часто сталкивались с нищетой, болезнями, безысходностью. Германия до сих пор не начала выплачивать репарации, а многие из тех беженцев жили в условиях крайней нищеты. Как в опере, жизнь не всегда предлагает нам счастливый конец.
Как правило, многие взрослые еврейские беженцы, особенно мужчины, преуспевшие в какой‑то области, были не способны начать все заново на новом месте. Когда‑то всемирно известные писатели, такие как Стефан Цвейг, или дирижеры, как Георг Малиняк (его спасли сестры Кук), кончали жизнь самоубийством — но по разным причинам. Мне кажется, Цвейг больше не хотел жить в мире, допустившем Шоа, в мире, где он больше не мог говорить по‑немецки с единомышленниками‑немцами. Малиняк отчаянно искал возможность дирижировать оперными спектаклями в Англии, но все безуспешно. А без своей профессии он не мыслил жизни. Как пишет Винсент:
Дождавшись, когда жена и дочь выйдут из квартиры, он доставал свой старый дирижерский фрак… «Злой рок сделал меня нищим». Это слова непокорного Эрнесто из «Дона Паскуале»… Однажды летним вечером, в четверг, Малиняк отвернул вентиль газовой плиты «Аскот» и сел в шезлонг. Спасшись от газовых камер Третьего рейха, убивших его мать, Малиняк покончил с собой в своей кухне.
Винсент рассказывает и о судьбе Вальтера Керра — «блестящий, выдающийся немецкий интеллектуал… он брал интервью у Эмиля Золя, произносил речь на похоронах Ибсена, написал либретто для песенного цикла вместе с Рихардом Штраусом и был близким другом Альберта Эйнштейна, Герберта Дж. Уэллса и Джорджа Бернарда Шоу». Когда у него иссякли деньги, а он жил тогда в Лондоне, «от него осталась буквально одна тень. В 1948 году, через год после того, как Керр получил гражданство Великобритании, он покончил с собой».
Я считаю, что в самоубийстве этих людей повинен Гитлер.
Многие еврейские беженки смогли устроиться на работу домработницами, поварихами, модистками и швеями; возможно, они были молоды или никогда не достигали вершин в своей профессии, а потому им нечего было терять. Митя Майер‑Лисман вернулась к преподаванию музыки — но не в прежних масштабах. Ее дочь Эльза стала педагогом по вокалу.
Однако не все молодые женщины‑беженки смогли устроиться в жизни. Луиза Карпентер отыскала Лизу Баш в Нью‑Йорке — той шел 95‑й год, но она была еще в полном здравии. Ее спасли сестры Кук — но «спасение не гарантировало ей дальнейшего счастья. Дальше была жизнь, в случае мисс Баш — путаный клубок любовных дел, алкоголя и сожалений». Баш рассказала Карпентер, что на границе ее подвергли строгому досмотру: «Искали бриллианты и жемчуг в вагине. Подтверждений у меня нет, но я не слышала, чтобы других женщин так осматривали».
О сестрах Кук Карпентер пишет так: «Их мало интересовало то, что можно назвать “реальностью”, главное, что отличало этих двух сестер, — их сестринская дружба, вера в духовный мир и длительная погруженность в сладостный мир оперы и женских романов».
И все же эти мечтательницы, живущие словно в мечтах, стали звездами реальной драмы, как если бы это была опера.
Я пыталась, и это было непросто, установить имена и профессии людей, спасенных сестрами Кук, но 29 имен обнаружить мне не удалось. Вот чьи имена я нашла:
Митя Майер‑Лисман и ее дочь Эльза; Лиза Баш и ее мать; Алиса Шрайбер; Фридль Бамбергер; Ирма и Ильза Бауэр; Фердинанд Стифель; Герда и Георг Малиняк; Мауль Майер; Вальтер Штифель (деятель антигитлеровского подполья). Кук в своих мемуарах упоминает еще несколько «случаев», не называя имен.
Отчасти это можно объяснить поступком тихой, временами поступающей необдуманно Луизы. Ида писала: «Я хранила все письма тех ужасных лет. Они толком не разобраны… сейчас я убрала их подальше в ящик, но, как они ни трагичны, я не могу заставить себя вычеркнуть эти страницы из истории». За нее это сделала сестра:
Однажды Ида, придя домой, увидела в камине кучу обуглившихся писем военных лет… Ида пришла в ужас, она не понимала, как такое могло случиться, и кипела от негодования, когда рассказывала об этом Эльзе. Никто ничего не объяснил, и поступок этот выглядит слишком опрометчивым для тихой и сдержанной Луизы.
Может, Луизе тоже было больно смотреть на письма и фотографии «и видеть, одно за другим, лица людей, которым мы ничем не могли помочь». Потому что среди той корреспонденции, которую Ида так и не собралась упорядочить, были письма от «двух мальчиков, восьми и десяти лет, они сами вызвались написать им, старательно выводили буквы. Их письма пришли слишком поздно — сестры уже никак не могли их спасти».
Ида написала сценарий, в Голливуде его не приняли. Насколько я знаю, сейчас готовится фильм по книге Винсент. Надеюсь, он будет такой, который понравился бы Иде.
А сейчас дирижер откладывает дирижерскую палочку. Опускается занавес. Бурные аплодисменты. Сестры Кук, Краус, Урсуляк, Смоллбоунз, сэр Николас Уинтон, доктор Фэншань Хэ, оперные дивы, спасенные евреи — и все те, кого они не смогли спасти, — выходят на поклон.
Оригинальная публикация: Spinster Sisters Versus Nazis
