Верочке и Нюме
под пятьдесят. Нюма — мужик большой,
объемный, а Верочка — существо хрупкое, с тоненьким голоском.
Все как положено. Нашли они друг друга по любви много лет назад.
Сразу же родили двойню — мальчиков и тихо
жили при хлебном деле в своем райцентре Н.
Потом почти все евреи из этого городка снялись с места, и они уехали
вместе со всеми, В Израиле продолжали жить
семейно
и дружно до самого ухода мальчиков в армию. Но как только остались одни,
начались совершенно не желательные разговоры.
Нюма стал говорить не то, что хотела слышать Верочка,
а Верочкины тирады наводили тоску на бедного
Нюму.
Тишина наступала, когда близнецы приходили
домой на побывку. То есть не тишина, конечно, а визги музыкальные,
вопли и топот. Но все это было нормой и случалось раз в две недели, а
все остальное время Нюма и Верочка терзали друг друга совершенно
ненужными разговорами.
Им постоянно
было жарко — и они открывали для
сквозняка дверь из холла на лестницу. Вот почему разговоры эти и
меня невольно касались — соседа. Жили
мы дверь в дверь.
Утром Нюма собирается на работу. Он по специальности
трудится — в типографии.
- Куда ты меня привез?! — кричит своим тоненьким голоском
Верочка.
— В Израиль, — басит Нюма.
— Послушайте его, а я думала в Америку или Канаду, — с
тем же злорадным напором продолжает Верочка. — Тебе бутерброды с колбасой или сыром?
— С тем и другим, — сухо просит Нюма.
— Может, тебе еще и паюсной икры намазать?
- А она у нас есть? — невинно интересуется Нюма.
Следует смех саркастический.
— Послушайте нашего миллионщика. На твою зарплату как
раз и можно купить одну баночку в месяц.
— Это клевета, — басит Нюма и старается свести все к
шутке. — Не одну, а целых две.
Но и шутка оказывается неуместной. Следует смех издевательский,
въедливый.
— Чао! — торопится смыться Нюма.
— Что за человек?' — напутствует его Верочка. — Даже
попрощаться не может по-человечески.
Я догоняю соседа у автобусной остановки.
— Слышал? — спрашивает он.
— А куда денешься, — отвечаю я.
— Вот скажи, — говорит он, — почему люди так меняются.
Моя Веруня — тишайшей души была человек, а теперь как с чертом спелась, Пилит и
пилит.
— Раньше терпела, а теперь больше не желает, — говорю
я. — Нас по молодости терпят, а потом за этот терпеж мстят.
- Чего ж будет? - спрашивает Нюма.
- У всех по-разному, — говорю я.
- Вот ты один живешь, — говорит Нюма уже в автобусе. —
Лучше одному-то?
— Тоже не сахар, — вздыхаю я.
Домой возвращаюсь через сквер. Знаю, что на третьей
скамейке от угла сидит Верочка в компании с «подшефной» старушкой. Эта старушка
и есть Верочкина работа. Она с ней
гуляет, прибирается в доме, готовит еду...
Старушку зовут Магдой. Ходит она очень плохо, и с
головкой у Магды тоже не все в порядке. Задумчивая она очень, и беседовать с
ней можно только на одну тему.
- Время придет, — тихо говорит Магда.
— А куда денемся, — отвечает Верочка.
— Придет время, — радостно улыбается Магда.
— Непременно, — зевнув, отвечает Верочка,
поворачиваясь ко мне. — Привет, сосед, сядь, отдохни.
Присаживаюсь.
— Время придет? — спрашивает Магда, внимательно
посмотрев на меня.
— А как же, — привычно подхватываю я.
— Ты слышал, что он мне утром сказал? — спрашивает
Верочка,
— Он сказал «чао», — вспоминаю я.
— Придет время, — говорит Магда.
— В свой час, — торопливо, скороговоркой отзывается. —
А про икру не слышал?
— Нет, — говорю я. — Кстати, я за хлебом, тебе не
нужно?
— Да вроде все есть, — говорит Верочка. — Через три дня
мальчишки приедут. Ты знаешь, как они растут? Каждый месяц по сантиметру.
— Время придет, — говорит Магда.
— Ты не помнишь — долго люди растут? — спрашивает
Верочка,
— Лет до двадцати, — говорю я.
— Время придет! — нервно и требовательно кричит Магда.
— Придет время!
— Придет, придет, — торопится подтвердить Верочка, и
старушка успокаивается.
Вечером жду обязательного взрыва. Я думаю — вот тоненький
голосок у женщины, нежный, а проникает даже сквозь стены.
— Что ты сказал? Котлеты холодные?! Я же при тебе их
грела! Это невыносимо. Не могу больше жить с этим человеком!
Мне не нужна соль, но я иду за солью. Дверь, по обыкновению,
открыта. Верочка сидит у телевизора, включенного без звука. Нюма вяло
пережевывает остывший ужин.
— Соседи, — говорю я, — сыпните белого яду.
— Мы тебе вчера сыпали, — хмурится Верочка.
— Все съел.
— Садись, — говорит Нюма. — Хочешь котлету? Очень
вкусная котлета, только холодная.
— Еще одно слово — и я уйду, — решительно заявляет Верочка.
Беру котлету,
пробую.
— Нормально горячая пища, — говорю я. – Ты не прав.
С дивана доносится всхлип-стон, победительный и
страдательный одновременно. Котлета быстро кончается.
— Очень вкусно, спасибо, — благодарю я.
— Хочешь еще одну? — предлагает Верочка.
— Нет, воздержусь. Хватит мозоль отращивать.
— Ты слышал, — говорит Верочка Нюме. — Человек думает
о себе, о своем здоровье. Понимает, что обжорство не доведет до добра. А ты на
себя в зеркало посмотри. Вот встань и посмотри сейчас же!
— Самый толстый человек на свете весит триста шестьдесят
килограммов, — говорю я. — Рекорд Гиннеса.
- Мы скоро перекроем, - усмехается Верочка и тянется
за пультом. Телевизор становится говорящим. Сейчас начнется очередная серия
«мыльной оперы». Я могу быть свободен. Минут сорок у соседей будет тихо, если
не считать страданий экранных. Ухожу. —
Может в шахматишки? — останавливает меня Нюма тихим вопросом.
- Можно, — говорю я.
Мы странно играем в шахматы. Мы сидим перед доской, на
которой расставлены фигуры, не трогая ни одну из них.
- Что делать? — спрашивает Нюма. — Так дальше жить нельзя.
Ее все раздражает. Ну, абсолютно все: как я говорю как молчу, как зубы чищу и
как одеваюсь— Только иногда ночью, все нормально.
— Значит, уладится, — говорю я. — Есть шанс.
— Ты думаешь?
— Уверен.
— Не надо было нам уезжать, — вздохнув, говорит Нюма.
— И стареть тоже не надо, — говорю я.
— Это точно, — соглашается Нюма. — Вот скажи, зачем
человек на свет родится?
— Чтобы жить, ~
говорю я. - И все? А что тебе еще нужно?
— Ну, не знаю... Все-таки одной жизни человеку мало.
— Хочешь прожить две?
— Да не в этом дело... В радости жить хочется. Жизни
вовсе не получается, если в ней радости нет... Вот она не понимает.
— Ей в радость тебя пилить, в удовольствие, — говорю
я. — Бывает и так. Ты потерпи.
— Я терплю, — вздыхает Нюма. — Сам видишь... Только
опять же в радость жить хочется.
— Тогда давай пива выпьем? — предлагаю я.
— Давай, — соглашается Нюма.
Однажды безумной Магде удалось выскочить из дома без
сопровождения. Я встретил ее на автобусной остановке. Вокруг Магды собрались люди. Они хотели помочь
«русской» старухе, но не знали чем.
— Время придет! — отчаянно кричала Магда дрожащим
голосом, и по ее морщинистым щекам текли неестественно крупные слезы. — Время
придет!
— Извините, — сказал я, протиснувшись к Магде, и сел
рядом с ней.
— Время придет?! — с надеждой повернулась ко мне
старуха.
— Придет, - сказал я. — Куда мы денемся, обязательно
придет.
