AY AGO

Арабы готовы уступить

Главное, чтобы не дрогнул Израиль!

Александр Непомнящий

Осторожно, но настойчиво власти Саудовской Аравии продолжают форсировать сближение с Израилем. Вслед за состоявшимся в начале месяца официальным визитом в Иерусалим Самеха Шукри, министра иностранных дел Египта — страны, ставшей сегодня важнейшим военным союзником и, фактически, вассалом королевства, неделю назад посетила Израиль и делегация из Эр-Рияда.

Группу представителей академической и бизнес элиты государства возглавлял отставной генерал саудовской армии Анвар Ешки, занимавший ранее высокопоставленные посты в армии и МИДе страны, а сейчас, руководящий Ближневосточным центром стратегических и юридических исследований. Ешки и в прошлом встречался с высокопоставленными израильскими чиновниками, в том числе с гендиректором израильского МИДа д-ром Дори Голдом. Но до сих пор, эти встречи происходили на территории третьих государств.

Теперь же, хотя саудовская делегация, в отличие от египетской, не была официальной, и хотя, глава саудовского МИДа даже заявил впоследствии, что делегация не отражала позицию правительства, её появление в Израиле, особенно, учитывая ранг представителей, очевидно, не могло бы состояться без санкции высших государственных чиновников королевства.

Не случайно правящая в секторе Газы исламская террористическая группировка ХАМАС, опубликовавшая в воскресенье заявление с осуждением визита, призвала власти Саудовского королевства «принять меры по предотвращению подобных визитов, направленных на нормализацию отношений».

А глава ливанской шиитской террористической организации «Хизбалла» Хасан Насралла в минувший четверг посвятил этому своё выступление из подземного бункера, откуда он, опасаясь израильтян, практически не показывается последние десять лет.

Насралла опроверг утверждения о том, что визит не был санкционирован властями, подчеркнув, что без согласия правительства Саудовской Аравии тот просто не мог бы состояться. А затем, горестно отметил, что ошеломлён столь откровенной сменой «секретных каналов общения на общественные», что подобный визит саудовцев является «проблематичным и опасным примером» для других арабских стран, «для многих из которых, Израиль уже перестал быть врагом», и что интересы «палестинцев» преданы.

«Хизбалла», ставшая, по сути, придатком иранской армии, глубоко увязла в разрастающемся на глазах суннито-шиитском конфликте. Её нынешние обвинения саудовского руководства, по большому счёту – лишь часть глобального противостояния Ирана и Саудовской Аравии, возглавляющих шиитский и суннитский лагеря соответственно.

Вместе с тем, трудно не согласиться со сказанным Насраллой. Особенно в свете состоявшегося на днях в Мавритании саммита Лиги арабских государств, чья повестка дня показала, насколько далеки реальные проблемы арабских стран от «палестинского вопроса».

Неуклонное усиление Ирана, рвущегося к региональной гегемонии, рост влияния салафитских группировок, прежде всего, ИГИЛа и его франшиз, угрожающих правящим арабским режимам, прямое военное вмешательство России на стороне шиитов в Сирии и косвенная, но не менее существенная поддержка Ирана американцами – всё это занимает теперь арабов куда больше, чем прожекты по искоренению еврейского государства, с помощью террористических анклавов созданных ООП и ХАМАСом. Особенно, в свете того, что все эти усилия оказались до сих пор крайне малоэффективными.

Поэтому появление в Израиле неофициальной делегации генерала Ешки, как до того официальный визит главы египетского МИДа Шукри говорит лишь об одном – арабам сейчас нужна нормализация гораздо больше, чем израильтянам. Именно они готовы делать первые шаги «бесплатно, — как выразился Насралла, — ничего не получая взамен».

В реальности, не исключено, что они всё же получают взамен от Израиля разведданные, а возможно и некоторые военные технологии, необходимые им в борьбе с Ираном и салафитскими террористами. И это куда важнее лидерам арабских стран, чем «забота» о палестинских арабах, ограничивающаяся теперь общими заявлениями.

В то же время, военную помощь от Израиля арабы при желании могли бы и дальше получать  по секретным каналам. Превращение же своих контактов в публичные, вызвавшее «ошеломление» Насраллы, надо полагать, связано с другой целью, которую они и стремятся достичь.

И цель эта, скорее располагается в политическо-психологической плоскости, заключаясь в том, чтобы показать своим врагам, шиитам, что именно им, суннитам, удалось заручиться поддержкой Израиля.

На следующий день, после выступлением Насраллы, кувейтская газета «Аль-Джарида», ссылаясь на «свои источники», сообщила, что диктатор Сирии Башар Асад передал через Россию письмо главе израильского правительства Биньямину Нетаниягу «готовность оставить Голанские высоты под израильским контролем в обмен на поддержку в гражданской войне».

Арабская пресса, давно скомпрометировав себя шумными, но, как правило, ложными «сенсациями», не может служить источником авторитетной информации. Вместе с тем, выдвижение подобного предложения Асадом, казавшееся ещё недавно абсолютно невозможным, сегодня уже не выглядит столь фантастическим.

Более того, не исключено, что эта «информация» была слита кувейтской газете из Сирии специально, чтобы показать, суннитам, что и шиитский альянс через российское посредничество прощупывает контакты с Израилем.

Еврейское государство, оставаясь посреди полыхающего Ближнего Востока островом экономического благосостояния, военной мощи и политической стабильности, превратилось в желанного союзника для обеих сторон, даже если заявить об этом открыто, они пока не решаются.

И чем больше усугубляется суннито-шиитское противостояние, тем выше поднимаются акции стоящего особняком Израиля.

В этой ситуации для еврейского государства крайне важно не уступать своих позиций, не втягиваться в чужой конфликт, не поддерживать ни одну из двух сторон против другой,  ограничиваясь продажей военных технологий и передачей разведданных о салафитских террористах ИГИЛа и смежных с ним организаций.

Для Израиля одинаково опасна региональная гегемония как шиитов, так и суннитов и ни одна из этих сторон не является сейчас и не станет в будущем стратегическим союзником еврейского государства. Поэтому нет никакого резона ни ссориться с одними ради других, ни идти на территориальные компромиссы ради сближения. Наоборот, именно сейчас Израиль может ясно и чётко добиваться своих интересов и требовать уступок от арабской стороны, в том числе и в вопросе отказа от претензий на реализацию государственности для суннитов Иудеи и Самарии, называемых ими «палестинцами».

До сих пор позиция отказа от формулы «мир в обмен на территории», де-факто занятая израильским правительством в последние годы, оправдал себя полностью. Теперь Израиль готов на «мир в обмен на мир» со всеми своими соседями. И арабским странам, как и их союзникам в левой израильской оппозиции придётся с этим смириться. Главное, чтобы ненужную уступчивость не проявили сами лидеры Израиля.

Август 2016

ЕВРЕИ И ОДЕССА

 

Евреи в истории и в жизни Одессы

Свободолюбивый город у Чёрного моря

Так уж получилось, что среди народов, столь плодотворно трудившихся в организации и строительстве южного города-порта красавицы Одессы, были и евреи.

Потёмкинская лестница

 Одесса щедро и рачительно одарила всех, в том числе и потомков древнего библейского племени. И самое главное, дала возможность вкусить элементы cвободы в той самой империи, которую поэт категорически назвал «страной господ, страной рабов»…

Согласно первой переписи основателя города, Дерибаса, в тогдашней Одессе среди жителей-мещан значилось 106 русских, 213 украинцев, 224 грека и 240 евреев. Право жительства в черте оседлости в Новороссии евреям было дано за четверть века (как минимум) до начала строительства города, еще с середины восемнадцатого столетия. Начало еврейской общине положили шесть евреев-ремесленников с семьями, которые жили еще в турецкой крепости Хаджибей. В 1794 году (год основания) еврейское население Одессы составляло десять процентов всех тамошних жителей.

К началу девятнадцатого века уже «возникли основные структуры, необходимые для постоянной деятельности еврейской общины», где можно было «жить новой жизнью, свободной от цепей традиций, и заниматься торговлей» (Пинхас Минковский, одесский кантор). В Одессе одними из первых появились мигранты из Волыни, Подолья, Белоруссии, из сельскохозяйственных поселений Херсонской губернии. А в двадцатые годы девятнадцатого века в город начали прибывать и просвещенные галицкие, а потом и немецкие евреи.

Приезжающие поселялись по своему выбору и возможностям везде: в центре, на Молдаванке и Пересыпи. Уже при графе Воронцове в город переехали на постоянное жительство богатые австрийские евреи, а также ремесленники и образованные специалисты – врачи, аптекари, адвокаты и купцы. Евреи занимали ведущее положение в торговле (хлопком, шерстью, шелком, солью), в ремесленном производстве, особенно по обслуживанию солдат гарнизона крепости, оптовой торговлей зерна и банковскими операциями.

Участие одесских евреев в местном управлении – привилегия, впервые данная в 1783 году евреям Белоруссии, – в Одессе поощрялось и даже приветствовалось из столичного Санкт-Петербурга.

Одесская еврейская община стала одной из крупнейших, ее даже считали «самой современной в черте оседлости», наиболее «окультуренной» в Европе и наиболее полно отразившей опыт жизни евреев Российской империи. В 1985 году вышла книга американского профессора Стивена Ципперштейна «Евреи Одессы» (история культуры, 1794-1881 годы) – скрупулезное научное исследование, первый фундаментальный труд по истории одесского еврейства. Спустя десять лет книгу перевели на русский язык и выпустили в издательстве «Гешарим» (Москва–Иерусалим). Эта работа охватывает только первое столетие с момента зарождения города. Именно на этот период и приходится расцвет «Южной Пальмиры» Российской империи, которой, как и в средневековье, например, в Испании, евреи способствовали процветанию.

Старая Одесса

Второе столетие существования города – уже сложное, малооригинальное, запутанное время: реакция, погромы, войны, «революционные» преобразования, террор, традиционная несвобода и закат юной столицы Черноморья.

А начиналась Одесса с того, что для быстрого развития и выхода на берега южного (для России) Черного моря столичные и местные власти привлекали сюда, создавая благоприятные условия, свободные поселения и экономические приманки-выгоды… Преимущества от участия в экономической, социальной и культурной жизни были во все времена предпочтительнее разного рода запрещений и ограничений - извечный довод филосемитской политики во всем мире.

ЭПОХА ОДЕССЫ

Все начиналось при Екатерине, которая всячески (и открыто, и секретно) способствовала колонизации юго-запада России. К евреям относились нетрадиционно - с симпатией и теплотой, а они даже называли основателя города Дерибаса одним из своих. Эти добрые либеральные отношения были исключительными в черте оседлости и продолжались примерно до шестидесятых годов девятнадцатого века. Впоследствии уже Александр II обещал даровать всем евреям России такие же преимущества, какие имелись у их одесских собратьев, и все еврейские общины империи должны были стать похожими на «образцовую». Однако это были только обещания - восторги весьма скромными реформами императора быстро улетучились.

Новый город на берегу моря сулил богатые «экономические возможности и смену моделей религиозного поведения» (Стивен Ципперштейн). Религиозные отправления там имели тенденцию к ослаблению, а еврейские традиции соблюдались нестрого и несерьезно, что стало так же причиной будущего известного выражения: «На семь верст от Одессы полыхает ад». Приверженцы идеи еврейского просвещения – маскилим – стали лидерами общины и играли главенствующую роль в еврейских делах, что не имело ничего подобного во всей имперской черте оседлости. Ортодоксальные евреи однако полагали, что маскилим «делают первый шаг по пути ассимиляции» (Й.Телушкин), и в чем-то были недалеки от истины.

Хасидизм в молодой Одессе не был особенно популярен, а некоторыми заумными и ассимилированными, далекими от проблем «вечного» народа евреями даже считался «наиболее крайней и законченной формой искажения иудаизма, отражающую всю глубину средневековой деградации». Однако и в Одессе к концу девятнадцатого века наметилось бурное оживление этого движения, которое Й.Айзенберг называл «одним из ведущих направлений в развитии религиозной мысли нашего народа за последние двести лет».

Синагога Бродского в Одессе

Одесская синагогинальная реформа проводилась сразу же вслед за германской. Первая современная синагога нового образца – Бродская – была трансформирована в стиле мавританской архитектуры. Там же на исходе девятнадцатого века появился и орган - эталон еврейского богослужения в городе. В синагоге служил более шестидесяти лет (1841-1903 годы) Нисан Блюменталь. В главной синагоге, открытой в первые годы существования города, в 1795 году, кантором служил уроженец Умани Бецалель Шульзингер, певец классической канторской музыки.

В одесской тюремной больнице честно прослужил главврачом 45 лет(!) еврей Григорий Розен, который дослужился до звания генерал-майора, что было в российских условиях явлением уникальным и, наверное, единственным. Впервые в тюремной практике он использовал в работе медсестер и акушерок, а его сын, Василий, работал в еврейской больнице города, которая, начавшись примерно с десятка коек, уже в 1879 году предоставила места и для 337 христиан. Василий Розен, кстати, был еще и первым президентом сионистского общества «Кадима» («Вперед на Восток»). Внук Г. Розена сегодня живет в США. А среди провизоров города известность получил В.Клефнер.

Еще в 1873 году в Одессе был основан Еврейский приют имени Кагане, куда принимали всех, независимо от происхождения и вероисповедания. В этом же году еврейское население города составило уже более четверти общего числа, а к концу девятнадцатого века – 35 процентов.

«Эпоха Одессы», по определению еврейских историков литературы, охватывает период с 1880 года до Первой мировой войны. С 1860 года происходит русификация еврейской общины города вместо имевших ранее космополитических тенденций. И именно в Одессе евреи для удовлетворения своих культурных, экономических и коммерческих запросов смело вышли к нееврейскому миру, несмотря на имевшиеся различия, стремление к накопительству, предпринимательство, соперничество (особенно, в торговле зерном между ними и греками), настроения некоторых сограждан и сегрегационные каноны. Главным для евреев стало приспособление к духу и атмосфере одесского свободного делового сотрудничества.

Одесса всегда бурлила, баламутилась, хохмилась, балагурилась - с самого рождения. Рассказывают, что очередной генерал-губернатор Новороссийского края после поражения России в войне 1853-56 годов «напугал» веселых одесситов, среди которых было довольно много оппозиционно настроенных и неуемных: «Одесса шумит, я сделаю из нее… Саратов».Очевидно, в последнем было тогда больше, чем в окраинной «деревне Одесса», тихих, спокойных, верноподданных империи граждан.   

СРЕДИ БАНДИТОВ

Одесса зарождалась, когда бандитизм Российской империи уже существовал. На отдаленные от столиц берега Черного моря приходили беглые люди; тут служили и солдаты, среди которых нередко встречались мародеры, бродяги и просто отпетые уголовники - грабители, бывшие каторжане, убийцы, авантюристы, фальшивомонетчики, воры, «халамидники» (базарные жулики), контрабандисты, корсары (пираты), аферисты, шулеры… В эти края попадали и люди с неудачной, несложившейся судьбой, которые, стремясь выжить, часто попадали в цепкие руки уголовного мира. Портовый город, как и все подобные города, развивался параллельно с подпольными притонами разврата, публичными домами и целой индустрией древнейшей на земле профессии.

Евреев называли «людьми воздуха», так как они веками занимались только «воздушной», разрешенной им деятельностью. Но они также занимали видное место среди многотысячной уголовной публики Одессы. Даже очень видное и активное. На это их толкали и бедность, и любовь к острым ощущениям. Известный одесский вор Лев Беркович был сыном богатого купца. А у единственного еврея-декабриста Григория Переца, получившего высочайшим приказом дворянское звание, сын Петр был вором-домушником, уголовным «авторитетом», который был убит в 1859 году при попытке к побегу. В городе «работал» скупщик краденного «по-крупному» и вор по-совместительству Исаак Перельман. Один из его сыновей пошел по стопам отца, а два других... учились в Сорбонне (Франция). Промышляли в Одессе вор-карманник международного масштаба М.Розенберг, аферист Гофман и «пальтовый» вор Розенфельд, «работавший» по ресторанам и кафе города, а также «на выезде» - в Москве, Петербурге, во Франции и Скандинавии.

Мишка Япончик

Главой двухтысячной армии налетчиков был молодой человек с полуанархистскими замашками Мишка «Япончик» (М.Винницкий). Он стал «королем» одесских бандитов в первых десятилетиях двадцатого века. (Один из четырех его братьев поселился в Бруклине, Нью-Йорк, в период последней еврейской иммиграции, в начале семидесятых годов). Во время захвата власти большевиками из молодчиков «Япончика» и под командой последнего был сформирован 54-й полк имени Ленина (комиссар полка - А.Фельдман) в составе 3-й Советской украинской армии.

Эпопея плохо управляемого бандитского воинского соединения и их командира быстро завершилась. «Япончика» вероломно убили. А вот еще один «авторитет» блатного мира Одессы - Хаим Вайсман, аферист, шпион, провокатор, содержатель публичного дома, «воспитавший» своих сыновей Семена и Александра в лучших традициях южно-морских малин. Яркой кометой пронеслась и известная артистичная воровка Сонька «Золотая ручка» (Софья Блювштейн). Она не была рождена в Одессе, но ее авантюристическому характеру была очень близка атмосфера баламутно-неприхотливого одесского криминального мира и доверчивого общества, где она предпочитала «работать» и блистать.

В шестидесятые годы девятнадцатого века евреям приписывали и создание рынка «белых рабынь», в который было практически вовлечено только несколько заблудших личностей. Одним из торговцев «живым товаром» был одесский мещанин Герш Гольдфарб, известны и активные сутенеры Э.Гольдштейн и И.Кернер.

Одесские градоначальники в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков были архивзяточниками и расхитителями городских средств – это вам не Дюк, Ланжерон или Воронцов – первые руководители города. Особенно выделялся генерал Толмачев (1908-11 гг.), отстраненный от власти самим реформатором Столыпиным. Генерал был, вообще, и моральным уродом, и черносотенцем, и откровенным вымогателем-взяточником. Ему, кстати, помогал заниматься поборами в синагогах, молельных домах и у ювелиров редактор «Одесской почты» еврей А.Финкель.

Погромы и беспорядки в городе имели место и в 1821, 1858 и 1859 годах по разным причинам: тут и извечная религиозная вражда отдельных групп, и конкуренция, и простое невежество. К чести городских властей все волнения и бунты мгновенно пресекались и прекращались. Наиболее большим и злобным погромом, нанесшим значительный ущерб в 1,5 миллиона рублей, стал погром 1871 года, но уже без активного и быстрого вмешательства и пресечения власть предержащими. С этого момента выступления «трудящихся масс» стали частью имперской политики и обычным рядовым явлением. А столичная газета «Санкт-Петербургские ведомости» даже считала погромы неизбежными, своеобразной «реакцией на жестокую(!) еврейскую эксплуатацию неевреев и накопления ими (евреями – М.С.) огромных капиталов»… Как будто эксплуатировали и накопляли капиталы одни только евреи! Как будто и не существовала огромная армия еврейской бедноты, которая не имела возможности хоронить своих родных и близких не только в гробах, но даже в саванах!

Сегодня явственно видится, что Одесса и бурная жизнь ее подполья (особенно бандитско-криминальная грань) стала макетом российского государства начала и первых десятилетий двадцатого века, когда победителями переворотов или «революций» стали самые кровожадные, самые «непримиримые» и самые коварные интриганы и злодеи.

«ЕВРЕЙСКАЯ СТОЛИЦА»

Одесса стала не только крупнейшим городом юго-запада империи, но и ее главным культурным центром (если хотите, столицей) евреев. Тут выходили несколько еврейских газет и журналов, в которых сотрудничали многие известные журналисты-публицисты, писатели, литераторы, историки… В Одессу переехал и там работал в 1881-1917 годах крупный писатель, основоположник еврейской литературы Менделе Мойхер-Сфорим (С.Я.Абрамович).

В 1886 году в тридцатилетнем возрасте в Одессе поселился и будущий духовный вождь общества «Бней Моше» Ахад-Гаам (Ашер Гинзберг), один из зачинателей еврейского национального движения, выдающийся публицист, писатель и мыслитель, который оказал большое влияние на творчество поэта Хаима-Нахмана Бялика и сионистского лидера Хаима Вейцмана.

Владимир (Зеев)  Жаботинский

Из Одессы вышел и Владимир Жаботинский, поэт, журналист, дипломат, общественный деятель, оратор и воин - второй видный лидер сионизма после Теодора Герцля. Одесситами были глава палестинофильского движения Лев Пинскер, образованный врач, автор известной работы «Автоэмансипация», и его заместитель, талмудически образованный еврей Моше Лейб Лилиенталь, считавший Одессу «новым городом».

Единственная в России газета на идише в девятнадцатом веке как приложение к первой ивритской газете «Гамелиц» называлась «Кол мевасер» («Голос сообщающий») и выпускалась в Одессе Александром Цедербаумом. Там же выходило – с мая 1860 года – первое в империи еврейское издание на русском языке – газета «Рассвет» (редактор Осип Рабинович), в которой, в частности, открыто писалось кириллицей, что «нечего бояться яркости дневного света… и только через самоуважение мы (евреи – М.С.) приобретем уважение окружающих». Редактор одесской газеты «День» писал в 1879 году, что Одесса представляет собой «нервный центр всего русского еврейства, оказывая свое влияние на всю страну».

Одесса, конечно, не потянула на статус «города – матери Израиля», но из всех городов черты оседлости она больше всего напоминала «противоречивый индивидуалистический современный столичный город, который… вскоре заменит типичные европейские еврейские общины». В этом городе «евреев ценили как раз по тем самым причинам, по которым их деятельность подавлялась и ограничивалась в других русских городах» (С.Ципперштейн).

Прогрессивные еврейские институты Одессы и, в частности, новая светская еврейская школа, основанная в 1826 году, во главе с директором Бецалелем Штерн стала воистину образцовыми в огромной империи. Посланник тогдашнего российского министра народного просвещения С.Уварова инспектор Макс Лиллиенталь отмечал, что выпускников еврейской школы в Одессе готовят к серьезной реальной жизни: к владению французским, итальянским, немецким, к знаниям в области математики и бухгалтерского учета. А выдающийся русский хирург с мировым именем Н. И. Пирогов, чья профессиональная и общественная деятельность проходила в Одессе, очень верно подметил, что евреи всегда смотрели на образование детей как на священный долг. Творили на переходе столетий в Одессе и известные живописцы иудейского происхождения Ю.Бершадский, Е.Буковецкий, Л.Пастернак, С.Кишиневский и другие.

В Одессе чудодействовал организатор музыкальной спецшколы П.С.Столярский, профессор консерватории, основатель нового скрипичного класса. К музыке евреи (особенно одесские) всегда относились с восхищением, восторженно. А одесситы весьма настойчиво обучали своих питомцев и игре на скрипке да на других инструментах, что, в конце концов, не могло не наводнить страну, Европу и всю планету своими музыкальными дарованиями и гениями. Отсюда вышли и Давид Ойстрах, и Эмиль Гилельс, и профессор М.Вайман - все выдающиеся скрипачи - и создатель советского джаза Леонид Утесов, и многие другие.

Как верно отметил уже упоминавшийся профессор С.Ципперштейн: «Одесса была единственным местом в России, где евреи стремились стать стопроцентными европейцами… и подражали своим нееврейским соседям», город по праву занял центральное место в русско-еврейской культурной жизни «еще в девятнадцатом веке». Забегая несколько вперед, в новый век, отметим, что на берегах Черноморья и родилась та могучая южно-западная (одесская) литературная школа, из гавани которой в первые десятилетия двадцатого века и вышли в плавание поэты Э.Багрицкий, С.Кирсанов, В.Инбер, писатель-гигант И.Бабель и другие, заполнившие просторы одной шестой части суши. В неуютный период войн, переворотов, террора и ломок «трагически создало время российской культурой крещенных еврусских – особое племя евреев, с Россией сращенных». Так в поэтической формуле очень точно подметил автор «Последнего идеалиста», поэт советского периода Е.Евтушенко в самом конце двадцатого века. Конечно, поэт имел в виду не только «одесское чудо» - активный всплеск литературного моря всей красной империи, сменившей империю Романовых.

ПОСЛЕ ОКТЯБРЬСКОГО ПЕРЕВОРОТА

Октябрьский переворот семнадцатого года в империи вообще-то был уголовным не только по сути, но и по содержанию. Тогда фактически и начался красный беспредел, в котором в Одессе участвовали около пятнадцати тысяч криминалов разных ориентаций и три тысячи солдат-грабителей развалившейся царской армии.

Всем местным и присланным по назначению «революционерам» (в том числе и евреям) была уготована соответственная роль в развернувшемся «народном» спектакле длинною более семидесяти лет. Роли часто менялись или совсем видоизменялись. Укажем некоторых наиболее активных евреев: новым комиссаром «народной милиции» (1917 год) стал Н.Шорштейн, комиссаром города – Я.Либерман, временным городским головой - Б.Фридман, руководителем реорганизации одесской тюрьмы для нужд «революции» – Мильман, в среде красногвардейцев выделялся Гольдман…

Зато атаман «против всех» Н.Григорьев придерживался универсальной формулы: «Бей жидов и коммунистов!». Последние его не очень жаловали: чего ждать от бандита-антисемита?! В интернациональном составе следователей ревтрибуналов выделялись местные и приезжие «принципиальные» евреи. Своей непримиримостью отличалась и чекистка-садистка по имени Дора. Начальник иностранного отдела ГПУ Пискер и его подчиненные совмещали основную революционо-бандитскую деятельность с контрабандой, вымогательством и просто воровством.

Евреи, как это не парадоксально, сохранились, благодаря… советской власти, которая в паспортах своих граждан так долго и любовно сохраняла знаменитую пятую графу – указатель национальности. А кроме этого ничего специфически еврейского у этих евреев уже фактически не было. Разве что - невидимая и неистребимая еврейская душа.

Графа «национальность» - результат «мудрой» нацполитики самого «великого» государства – всеобщей тюрьмы, осуществившей на деле ветхий римский лозунг «Разделяй и властвуй!». Лишь незначительная часть окультуренных одесских евреев, подавшись на удочку «революционных» устремлений и обещаний, наивных романтиков, сломя перегретую голову, бросилась «искать правду» и устанавливать новый, справедливый режим. Были честно-заблудшие активисты – были и нелюди с садистскими уклонами, которые по «работе» в красных чрезвычайках заслужили проклятие и презрение. Часть сразу же по возможности – ушла в иммиграцию…

Но основная масса одесских евреев, испытав и увидев бандитские замашки новой власти, была запугана и инертна, хотя внутренне не принимала советские сомнительные идеи, как, впрочем, и большинство населения взбаламученной империи – оригинальности было маловато. Особенно в конце двадцатых и тридцатых годов, когда чувством страха власть пыталась подменить совесть, честь и просто человеческую порядочность – этих основных моральных постулатов иудаизма, да и всех религий.

После победного окончания Второй мировой войны, в которой евреи бывшего Союза вместе со всем народом героически участвовали в смертельной схватке с фашизмом, а Одесса стала первым, мужественно и героически-отчаянно сопротивлявшимся более двух месяцев городом, наступил мир и время надежд и «больших ожиданий».

За годы войны еврейских жителей в Одессе значительно поубавилось. Многие остались навсегда на жарких полях сражений. Десятки тысяч были уничтожены нацистами в период оккупации города (только за один день 17 октября 1941 года было повешено и убито четыре тысячи евреев, а спустя неделю (23 октября) наступил «Черный день» «еврейской Одессы» – массовое уничтожение около ста тысяч мирных граждан: стариков, женщин и детей. Экзекуции еврейского населения проводились в пригородах Одессы, в районе Первомайска, сел Ахметовка, Богдановка и других местах. Часть эвакуированных никуда так и не доехала, а из добравшихся до места не все вернулись в город, продолжая вдали любить и вспоминать милые их сердцу берега Черноморья. Теперь уже наступили времена «социалистических» гонений и преследований, расстрелов и убийств, «дела врачей» - своеобразной расплатой за верность или даже возможность сомнения…

Концентрация или насыщенность евреями жителей приморского города достигла в двадцатом веке «критической массы», что привело к объевреиванию одесситов-неевреев – с одной стороны и к ославяниванию евреев – с другой. Что бы ни говорили, но советско-социалистической системе удалось-таки что-то сделать и из потомков гомо советикуса. Остались, правда, злополучные корни происхождения да очень сомнительные размеры и форма носа. Правда, некоторые носы и на славянских лицах тоже настораживали и наводили на серьезные раздумья…

КОНЕЦ ДВАДЦАТОГО ВЕКА И ИММИГРАЦИЯ

Одесса и стала Одессой именно благодаря удачному сочетанию славянских и европейских народов с древнем иудейским племенем из Ближнего Востока. Причем в разумной, верной пропорции сплава металлов, когда каждый составляющий компонент имеет свое полезно-необходимое значение. Евреи сыграли незаменимую роль, практически слившись и растворившись в сообществе одесситов, придав ему своеобразный шарм, определенные черты портовой деловитости, солнечной легкости, жизнерадостности и мягкого южного юмора.

Иммиграция на Запад, начавшаяся в конце шестидесятых, явилась своеобразным открытием клапана для власти и реальной возможностью приобретения простого человеческого достоинства для евреев бывшего Союза, в том числе и для евреев-одесситов. Некоторые задержались, заблудились. Остались еще половинки, четвертинки, осьмушки… Остался и феномен старой Одессы. Это почти конец истории одесских евреев. Мы говорим «почти», так как среди 3-5% (по разным источникам) оставшихся сегодня намечено некоторое оживление: открытие центров, синагог, проведение всевозможных симпозиумов и другая активность, напрочь забытая в советские годы, когда устанавливались пресловутые процентные нормы, особенно при поступлении в вузы, на работу и многочисленые ограничения и даже преследования экономических «преступников».

С отъездом большого количества евреев Одесса не пропала, но сильно видоизменилась и почти потеряла свое лицо, свой шарм и душу, можно сказать, утратила престижность и привлекателыьность. Гости, приезжая туда, все трудней находят былую приветливость, благожелательность, легкость, юмор, которые так были так характерны для одесситов. А именно остроумием, любовью к анекдотам и всяким хохмам, радушием всегда отличался чудесный город у моря. Ведь недаром местные шутники утверждали, что российсике евреи всегда делились на одесских и... местечковых.

Одесса ныне очутилась на территории «иностранного» государства, а Россия лишилась своей юмористической столицы. Может быть, поэтому сегодня встает вопрос о создании нового российского искусственного центра юмора где-нибудь в другом месте, например, среди чукчей, анекдотами о которых пытаются возместить анекдоты о «рабиновичах», так облегчающих нелегкую жизнь.

ШАНТАЖ ИСЛАМИСТОВ ЕВРОПЫ

Мусульмане Франции осудили теракты, кроме тех, что были направлены против евреев

время публикации: 07:43 | последнее обновление: 07:43  

В воскресенье, 31 июля, французское издание Le Journal du Dimanche опубликовало открытое письмо представителей мусульманской общины Франции, осуждающих теракты.

Авторы письма – писатели, представители академических кругов, известные бизнесмены и политики.

"Мы, французы-мусульмане, готовы взять на себя ответственность за сложившуюся ситуацию", - говорится в заголовке письма, подписанного группой писателей, представителей академических кругов и известных бизнесменов.

"Мы, мусульмане, долгое время молчали, потому что религия во Франции – личное дело каждого. Но теперь пришла пора прекратить молчать, потому что ислам стал публичным делом, и эта ситуация недопустима", - говорится в письме.

В письме, среди прочего, перечисляются совершенные в последние годы во Франции теракты, от нападения на редакцию карикатуристского журнала Charlie Hebdo до убийства священника в Нормандии прямо в церкви. Однако в этом перечне заметно отсутствие упоминания терактов, направленных против евреев. Так, в нем не нашлось места ни нападению на магазин Hyper Cacher, ни убийству школьников и учителя в еврейской школе в Тулузе.

В ассоциации еврейских организаций Франции (CRIF) выступили с осуждением подобного подхода. "Может, вы и готовы взять на себя ответственность за ситуацию, но вы плохо начали. Вам предстоит проделать еще долгий путь, чтобы понять, что вы не можете игнорировать проблему антисемитизма", - ответил на открытое письмо заместитель председателя организации Робер Эжени.

Позднее одна из авторов письма, парижский политик Бариза Хиари, опубликовала на своей страничке в социальной сети Facebook дополнительное заявление, в котором подчеркнула, что нет никакой разницы между терактами против еврейских объектов и другими терактами, и что бороться против терактов нужно всем – евреям, мусульманам, христианам, агностикам и неверующим.

А.К. Исламский нацизм мало чем отличается от немецкого. Прежде всего, он тоже ставит перед собой главную цель - уничтожение Израиля и геноцид евреев. Европа просто обязана помочь исламистам в этом, как она это делала в прошлом веке, не мешая германскому нацизму проводить Холокост. Судя по тому, что властные социалисты Запада по-прежнему активно озабочены помощью "палестинскому народу", исламистам удается откровенный шантаж, так как, о чем они и сообщают откровенно, жертвы среди других народов неизбежны до той поры, пока совместными усилиями либералов и исламистов не будет окончательно решен "еврейский вопрос".

ХОРОШО ДЛЯ ИЗРАИЛЯ

Хорошо для Израиля Автор: Александр Непомнящий Борис Джонсон, новый глава британского МИДа, мог бы репатриироваться в Израиль. Правда, только вместе с родителями, поскольку сам он уже является лишь правнуком литовского еврея, ставшего знаменитым американским палеографом. Впрочем, точно так же является он и правнуком турецкого министра внутренних дел в правительстве последнего Великого визиря Османской империи. Но если бы право на репатриацию зависело от отношения к Израилю, у голубоглазого блондина со всклоченной шевелюрой на голове не было бы ни малейших проблем. В одном из своих выступлений Джонсон однажды заметил, что восхищается Израилем за "дерзость, храбрость и готовность рисковать, идя на подвиги с возмутительным безрассудством".А в ноябре, накануне окончания своего восьмилетнего пребывания в должности лондонского мэра, во время своего последнего, к слову, одного из многих посещений еврейского государства (в молодости он даже жил и работал в кибуце), Джонсон сообщил, что британская столица является "естественным партнёром для стремящихся расти израильских компаний". Когда же его спросили про движение бойкота Израиля (BDS), он, не стесняя себя ложной политкорректностью, назвал антиизраильских активистов "левыми грамотеями в вельветовых куртках", заметив, что "трудно придумать что-либо более дурацкое, чем бойкотировать единственную демократическую страну в регионе, одно на весь регион плюралистическое открытое общество…" Откровенное заявление Джонсона вызвало спазмы бешенства в лагере врагов Израиля. Ряд арабских организаций отменил с ним встречи, но, похоже, это не слишком расстроило британского политика. Впрочем, отношение Бориса Джонсона к еврейскому государству навряд ли связано с его дальним предком. Надо полагать, он поддерживает Израиль, просто ясно осознавая то, что он [Израиль], как, впрочем, и Британия, является форпостом в противостоянии варварству, тоталитаризму и рабству, будь они красных, коричневых или зелёных оттенков. Борис Джонсон — последовательный консерватор, не боящийся высказываться остро и хлёстко. Упоминая нынешнего американского президента, он как-то раз описал его как "немного кенийца с врождённой нелюбовью к Британии", в Хиллари Клинтон углядел черты "садистской медсестры в психиатрической больнице", а говоря о целях Евросоюза, сравнивал их с целями Гитлера. Естественно, Джонсон был лицом и символом кампании по выходу Британии из ЕС. Однако, победив, внезапно отказался возглавить Консервативную партию, как показалось вначале, уходя из политики, прямо на вершине своей популярности. К счастью для Британии, а также и для Израиля, все вышло совершенно иначе. Как истинный джентльмен, уступив место даме, — Терезе Мэй, ставшей главой британского правительства (к слову, тоже стороннице Израиля, хоть и не такой откровенной, как Джонсон), — он согласился принять её приглашение и возглавил МИД Соединённого Королевства. Его назначение ожидаемо породило приступы неконтролируемого гнева в стане глав Евросоюза. Теряя лица и дипломатический лоск, холёные адепты религии политкорректности не могли сдержать своих чувств. Лжецом назвал его министр иностранных дел Франции Жан-Марк Айро, встретившийся на этой неделе в Ливане с делегацией "Хизбаллы". А председатель Европарламента Мартин Шульц, с трибуны Кнессета, упрекавший Израиль за то, что тот мучит жаждой арабских жителей Иудеи и Самарии, раскритиковал кабинет Мэй, утверждая, что он, мол, стал результатом "раскола внутри партии, а не национальных интересов", призвав "разорвать порочный круг, опасно влияющий на остальную Европу". Вероятно, Шульц намекал на то, что вслед за Британией о выходе из ЕС стали задумываться и в Нидерландах, и в Австрии. Нервозность глав Евросоюза ясна. Джонсон в роли министра иностранных дел Британии, вообще сам выход Англии — это только начало необратимого крушения ЕС. Процесс пошёл, и его уже не остановить. Англия, как и прежде, вновь поднимается на борьбу за свободу Западного мира и против наступления диктатуры. На сей раз, правда, не коммунистической и не нацистской, а бюрократической власти брюссельских еврокомиссаров, опутавшей своими регуляциями европейские страны подобно спруту и всё теснее сплетающейся с теми, кто мечтает выстроить на обломках западной цивилизации исламский халифат. Критика Джонсона и нового британского кабинета со стороны лидеров ЕС очень напоминает их высказывания в адрес израильского правительства, отказывающегося форсировать уступки арабскому террору. Те же люди, что отрицают право Израиля на Храмовую гору, на Иерусалим, Иудею и Самарию, теперь ополчились на Бориса Джонсона. Не случайно пресс-секретарь Барака Обамы Джош Эрнест косвенно сравнил Джонсона с послом Израиля в США Роном Дермером. На вопрос, как администрация США сможет работать с Джонсоном, он сообщил, что получал подобные обращения, когда был назначен Дермер, но "особые отношения США и Великобритании выходят за рамки какой-либо одной личности". А вот Борис Джонсон как глава британского МИДа, скорее всего, не будет укорять Израиль за строительство домов в еврейских посёлках Иудеи и Самарии или в восточных кварталах Иерусалима. И вряд ли позволит продолжить перевод денег подрывным структурам, разрушающим израильскую демократию и государственность, вроде "Шоврим штика" или "Бецелем", а уж тем более в автономию на пенсии террористам, отбывающим сроки в израильских тюрьмах за многочисленные убийства. В отличие от европейских политиков, он не станет требовать от Израиля уступок, несовместимых с дальнейшим существованием государства. Борис Джонсон за Израиль и против ЕС, потому что точно знает, что еврейское государство и Соединённое Королевство по одну сторону баррикад в борьбе за свободу, демократию и вообще западные ценности. А вот варварские идеологии коммунизма, нацизма или радикального ислама вкупе с диктатурой лживой политкорректности и брюссельских бюрократов — по другую. Он поддерживает Израиль просто потому, что любит свою Британию. Джонсон — это хорошо для Израиля, как, впрочем, и для Англии, и для Западного мира вообще.

ЕВРЕИ ПОЛЬШИ. ФОТО ОБРЕЧЕННЫХ

СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ АЛЬТЕРА КАЦИЗНЕ

Суббота, 14 Мая 2016 г. 13:37 + в цитатник 

 

Польские евреи глазами Альтера Кацизне. Потрясающие снимки

Жил на свете человек со смешным именем Альтер Кацизне. Был он писатель и драматург, и даже в чем-то поэт. Пара его пьес шли на варшавской сцене, он был председателем еврейского пен-клуба, ему доверили распоряжаться своим наследием такие люди, как С. Ан-ский и Ицхок-Лейбуш Перец. Но любимейшим из искусств для него была фотография. Его фотостудия в Варшаве была достопримечательностью, его архив насчитывал сотни портретов польских знаменитостей и простых граждан, сценических фотографий и городских зарисовок. Кроме того он часто отправлялся в путешествия с фотоаппаратом по стране. А еще у него была премиленькая семья – жена и дочка, вот они все трое

Жена Альтера Кацизне погибла скорее всего в одном из лагерей смерти, а Шуламит спаслась. Я не знаю, кто спас ее, но она пережила оккупацию, а после войны вышла замуж за посла Италии в Польше, уехала в Италию и жила там до самой своей смерти в 1999-м году.
Я вам покожу фото евреев его глазами

Хане Кольски сто шеть лет. Каждый вечер она исповедуется в грехах и кушает печенькy. Ее восьмидесятилетний сын в Америке не верит, что она еще жива. Варшава, 1925.
(*** в грехах всего Израиля - ежедневно читает видуй ***)

Хон Шлейфер, восьмидесяти пяти лет. Точильщик, механик, изготовитель зонтиков и знахарь. Ломжа, 1927.

Арон-Нохем за своей шевейной машинкой. Кутно, 1927.

Эстер за работой. Семь лет назад муж ушел от нее и оставил ее с пятью детьми. Она работает портнихой. Парысув, 1927.

Новое поколение учится "лить воду". Отвоцк, 1927.

Плотник и его внучка. Чортков, 1925.

За что он боролся? Фейвл Табакмен, бывший политзаключенный, не может найти себе работу слесарем. Поэтому он точит по улицам ножи. Варшава, 1928.

Религиозная школа для девочек. Ласкажев.

Намёк. Люблин, 1924.

В девяносто три года этот деревенский портной может без очков вдеть нитку в иголку. Парысув, 1926.

Слесарь Элиогу. Двенадцать лет был слеп на один глаз, но согласился на операцию только после того, как ослеп на оба глаза. Замбрув.

Старый замок и синагога, связанные подземным ходом. Острог, 1925.

Жена и внучка Мейера Гурфинкеля. Ее отец живет в Вашингтоне, а мать умерла. Карчев.

Азриельке, Shabes-klaper. По пятницам вечером он стучит по ставням, объявляя о начале Субботы. Бяла-Подляская, 1926.

Вольф Нахович, могильщик, учит читать своего внука, а довольная бабушка наблюдает. Бяла-Подляская, 1926.

Отец и сын. Кузнец Лейзер Бавул не говорит, сколько ему лет, боясь сглаза, но ему должно быть больше ста лет. Теперь кузнечным дело занимается его сын, а отец стал доктором - вправляет сломанные руки и ноги. Бяла-Подляская, 1926.

Жена шорника. Воломин.

Mолитвеники на продажу:

Синагога. Люблин

Дом прeстарелых в Ровно

Интересно, этот спор - на богословскую тему?

А этот стол накрыт к Субботе.

Земля Израиля в пригороде Варшавы. Халуцимвозделывают поля в Грохове.

Это был знаменитый киббуц. Рингельблюм рассказывает о нем такую байку. Один человек купил в рассрочку два кинопроектора, но разорился и не смог погашать долг, и остался и без денег и без кинопроекторов. Производителем кинопроекторов был еврей. И наш герой, натурально, возненавидел евреев - виновников всех бед. Прошло много лет, и этот кондовый уже такой антисемит побывал в киббуце в Грохове -... и остался там навсегда. Оказалось, это единственное место, где ему хорошо жить, и где он по настоящему получает удовлетворение от работы.



Там же, в Грохове.

Воскресенье в Чорткове - выходной день. Евреи, праздносидящие под объявлением о лекции Альтера Кацизне на тему "Литература как национальное сокровище" :)

 Кресмен Тейлор 

Адресат выбыл

Рассказ. Перевод с английского Р. Облонской

Адресат выбылРассказ

Кэтрин Кресмен Тейлор. Перевод с английского Р. Облонской

Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США
12 ноября 1932 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Дорогой Мартин,
ты снова в Германии! Как я тебе завидую! Хотя я не видел ее со школьных дней, но до сих пор помню все очарование Унтер ден Линден - широту и вольность мысли, споры и разговоры, музыку, беззаботное товарищество. А прежнего юнкерского духа, прусского высокомерия и милитаризма теперь уже нет. Ты вступаешь в жизнь демократической Германии, страны подлинной культуры, которая делает первые шаги на пути к политической свободе. У тебя будет хорошая жизнь. Твой новый адрес звучит впечатляюще, и я с удовольствием узнал, что морское путешествие доставило такое удовольствие Эльзе и вашим юным отпрыскам.
Что же до меня, невесело мне. Воскресным утром я ощутил себя одиноким холостяком, которому некуда податься. Мой воскресный дом переместился теперь за моря и океаны. Вспоминаю большой старый дом на холме и твое гостеприимство, означавшее, что не полон день, пока мы снова не оказались вместе! И нашу замечательную Эльзу, которая сияя выходит навстречу, и сжимает мне руку, и радостно восклицает "Макс! Макс!", и спешит в комнаты, чтобы открыть мой любимый шнапс. И славных мальчишек, особенно юного красавца Генриха; когда я снова его увижу, он уже будет взрослым мужчиной.
А обед - доведется ли мне еще поесть когда-нибудь, как едал у тебя? Теперь я хожу в ресторан, и над моим одиноким ростбифом витают видения исходящего паром gebackner Schinken в бургундском соусе, и Spatzlе , ах, эти Spazle и эта Spargel! Нет, мне теперь нипочем заново не привыкнуть к моему американскому столу. А вина, которые так быстро и бережно доставляли на берег с германских кораблей, и обеты, что мы давали, когда стаканы наполнялись до краев в четвертый, пятый, в шестой раз!
Ты, разумеется, прав, что уехал. Американцем ты так и не стал, хоть и преуспел здесь, и теперь, когда дело так хорошо налажено, самое время вернуть твоих крепышей на родину, чтобы дать им образование. К тому же Эльза истосковалась по своим родным за эти долгие годы, и они, конечно, будут вам рады. Некогда нищий молодой художник стал теперь благодетелем семьи, так что тебя встретят с распростертыми объятиями.
Дела наши по-прежнему идут хорошо. Миссис Ливайн купила маленького Пикассо по нашей цене, с чем я себя поздравляю, а старую миссис Флешмен я заинтересовал той ужасной Мадонной, и старуха теперь призадумалась, не купить ли ее. Никто не дает себе труда сказать ей, что та или иная из ее картин нехороша - они ведь все хуже некуда. Однако у меня нет твоего подхода к этим старым еврейским матронам. Я могу убедить их, что это превосходное помещение капитала, но твое изысканно-возвышенное отношение к произведению искусства их обезоруживает. Кроме того, они, вероятно, никогда полностью не доверяют другому еврею.
Вчера получил письмо от Гризель и с удовольствием его прочел. Она пишет, что очень скоро я смогу гордиться своей сестренкой. Ей дали главную роль в новой пьесе в Вене, и отзывы в прессе замечательные - безрадостные годы, проведенные в маленьких труппах, начинают приносить плоды. Бедняжка, ей было нелегко, но она никогда не жаловалась. У нее возвышенная душа, она хороша собой и, надеюсь, талантлива. Она спрашивает о тебе очень по-дружески, Мартин, и без малейшей горечи - когда молод, как она, горечь проходит быстро. Всего несколько лет миновало, а только и осталось, что память о былой травме, и, разумеется, ни ты, ни она ни в чем не виноваты. Это точно неожиданно налетевшая буря - хлынул дождь, разразилась гроза, и вы совершенно беспомощны перед ними. А потом засияет солнце, и хотя ни тот, ни другая не вовсе забыты, остается лишь нежность и никакого горя. И у меня было бы точно так же. Я не писал Гризель, что ты в Европе, но, пожалуй, напишу, если, по-твоему, это разумно, она ведь нелегко завязывает дружбу, и наверняка ей будет радостно чувствовать, что друзья не за тридевять земель.
Четырнадцать лет со дня окончания войны! Ты отметил эту дату? Какой долгий путь отделяет нас, народы, от той горечи! Позволь, дорогой Мартин, снова мысленно обнять тебя. С самыми нежными воспоминаниями об Эльзе и мальчиках
неизменно преданный тебе

Макс

Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия
10 декабря 1932 г.

М-ру Максу Эйзенштейну
Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой старина Макс,
чек и отчет пришли своевременно, спасибо. Ты напрасно ставишь меня в известность о таких подробностях сделок. Ты ведь знаешь, я вполне согласен с тем, как ты ведешь дела, а здесь в Мюнхене у меня предостаточно иных занятий, только успевай поворачиваться. Мы уже на новом месте, но пока еще все вверх дном! Как ты знаешь, этот дом давно был у меня на примете. И он достался мне неправдоподобно дешево. Веришь ли, тут тридцать комнат и парк около десяти акров; но ты и представить не можешь, как она бедна сейчас, моя печальная земля. Помещения для слуг, конюшни и надворные постройки обширнейшие, и подумай только: мы платим десяти слугам столько же, сколько платили двум в нашем доме в Сан-Франциско.
Благодаря гобеленам и разным произведениям искусства, которые мы привезли сюда, а также прекрасной мебели, которую мне удалось сохранить, дом выглядит великолепно и вызывает всеобщее восхищение, я бы даже сказал - чуть ли не зависть. Я купил четыре больших сервиза тончайшего фарфора и много хрусталя, а также полный набор серебра, от чего Эльза в совершенном восторге.
А для Эльзы - ты, конечно, посмеешься вместе со мной, - для Эльзы я приобрел огромнейшую кровать. Размер небывалый, вдвое больше двуспальной, и с резными столбиками, а вернее сказать, с настоящими столбами. Простыни пришлось заказывать, готовых подходящего размера не было. Простыни льняные, тончайшего льна. Эльза без конца смеется, а ее старая Grossmutter качает головой и ворчит: "Nein, Мартин, nein. Устроил такое, теперь смотри в оба, как бы она не растолстела, чтоб кровать была по ней".
"Ja, - говорит Эльза, - еще пятеро мальчишек, и мне в ней будет уютно, в самый раз". Так оно и будет, Макс.
Для мальчиков здесь три пони (малышам Карлу и Вольфгангу еще рано ездить верхом) и домашний учитель. Немецкий у них никуда не годится, смесь немецкого с английским.
Родные Эльзы сейчас переживают не лучшие времена. Братья работают по своей специальности и пользуются большим уважением, но вынуждены жить под одной крышей. Родным кажется, что мы американские миллионеры, и хотя нам до этого далеко, благодаря нашему американскому доходу мы принадлежим к людям состоятельным. Хорошие продукты здесь дороги и политическая обстановка неспокойная, даже теперь, при президенте Гинденбурге; он истинный либерал, и я немало им восхищаюсь.
Старые знакомые уже настаивают, чтобы я принял участие в делах городской администрации. Подумаю об этом. Возможно, если стану каким-нибудь должностным лицом, нам это пойдет на благо.
Что до тебя, милый мой Макс, оставили мы тебя одного, но только смотри не заделайся мизантропом. Заведи себе славную полненькую женушку, она возьмет на себя все твои заботы и станет кормить тебя так, что ты всегда будешь в хорошем настроении. Это мой тебе совет, добрый совет, пусть я сейчас и улыбаюсь.
Ты пишешь о Гризель. Итак, она добилась признания, наша красавица! Радуюсь вместе с тобой, хотя даже теперь негодую, что девушке одной приходится пробивать себе дорогу. Любому ясно - она создана для роскоши и обожания, для красивой и сладостной жизни, которая позволяет давать волю чувствам. В ее темных глазах - тонкая, прекрасная душа, но есть в ней и железная твердость и отвага. Она из тех женщин, которые ничего не делают бездумно. Увы, дорогой Макс, я, как всегда, предаю себя. Но хотя во время нашего бурного романа ты молчал, ты знаешь, решение мне далось нелегко. Когда твоя сестренка страдала, ты ни разу не упрекнул меня, твоего друга, но ты знал, что я тоже страдаю, и еще как; я всегда это чувствовал. Что я мог поделать? У меня была Эльза и маленькие сыновья. И значит, никакой возможности поступить иначе. Но я думаю и еще долго буду думать о Гризель с нежностью - даже когда она выберет себе в мужья или в любовники человека много моложе меня. Старая рана зажила, дружище, однако время от времени шрам дает о себе знать.
Пожалуйста, сообщи ей наш адрес. От Вены до нас рукой подать, пусть чувствует, что совсем рядом у нее есть дом. К тому же Эльзе ничего не известно о нашем давнем чувстве, и сам понимаешь, какой теплый прием она окажет твоей сестре - как тебе самому. Да, непременно напиши Гризель, что мы здесь, и пусть поскорее свяжется с нами. Передай ей наши самые теплые поздравления с ее замечательным успехом. Эльза шлет тебе поклон, и Генрих тоже сказал бы "Хелло, дядя Макс". Мы помним тебя, Максель.
Сердечный привет!

Мартин

Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

21 января 1933 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Мой дорогой Мартин,
с радостью отправил твой адрес Гризель. Она скоро должна его получить, если еще не получила. Как она обрадуется, увидев вас всех! Мысленно я буду с вами, раз уж не могу присоединиться к вам во плоти.
Ты говоришь о том, какая у вас там бедность. Этой зимой и у нас положение было скверное, но, разумеется, мы не испытывали ничего похожего на те лишения, что выпали на долю Германии.
Нам с тобой повезло, что наши постоянные покупатели люди такие платежеспособные. Они, разумеется, сокращают свои покупки, но даже если они станут покупать вдвое меньше прежнего, мы будем обеспечены вполне прилично. Картины, которые ты прислал, превосходны, и цены поразительные. Я мигом их сбуду с большой выгодой. И безобразная Мадонна продана! Да, старой миссис Флешмен. Я не знал, какую назначить цену, но она сама с поразительной проницательностью определила, сколько стоит это полотно. Она заподозрила, что у меня есть другой покупатель, и я назвал некую малопочтенную личность. Миссис Флешмен хитро улыбнулась и подписала чек. Только ты способен понять, как я ликовал, когда она унесла с собой это страшилище.
Увы, Мартин, когда я радуюсь таким незначительным победам, мне часто бывает за себя стыдно. Ты в Германии покупаешь загородный особняк и выставляешь свое богатство напоказ перед родней Эльзы, а я в Америке радуюсь, что сумел обвести вокруг пальца легкомысленную старуху и всучил ей это чудище. Вот каких вершин мы достигли, двое сорокалетних мужчин! Неужто на это мы тратим жизнь - ловчим ради денег, а потом задираем нос перед всеми и каждым? Я вечно кляну себя, но продолжаю действовать в том же духе. Всех нас, увы, перемалывает один жернов. Мы тщеславны и бесчестны, потому что должны взять верх над такими же тщеславными и бесчестными людьми. Если я не продам миссис Флешмен наше страшилище, другой продаст ей что-нибудь похуже. И никуда от этого не денешься.
Но есть иной мир, где всегда можно найти подлинные ценности, - у камелька друга мы отбрасываем наше жалкое самомнение и обретаем тепло и понимание, там нет места мелкому себялюбию, там вино, и книги, и беседа придают существованию иной смысл. Там мы создали что-то, чего не может коснуться никакая фальшь. Мы дома.
Кто этот Адольф Гитлер, который, похоже, набирает силу в Германии? То, что я читаю о нем, мне не нравится.
Обними за меня всех ребятишек и нашу изобильную Эльзу.
Твой неизменно любящий

Макс

Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

25 марта 1933 г.

М-ру Максу Эйзенштейну
Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой старина Макс,
ты, конечно, слышал о нынешних событиях в Германии и хочешь знать, какое впечатление они производят на нас здесь. Сказать по правде, Макс, мне кажется, во многих отношениях Гитлер хорош для Германии, но уверенности у меня нет. Сейчас он настоящий глава правительства. Очень сомневаюсь, что даже Гинденбург мог бы сейчас отстранить его от власти, так как был практически вынужден посадить его на это место. Гитлер - словно удар электрическим током, в нем есть убежденность, свойственная только великолепным ораторам и фанатикам. Но так ли уж он разумен, спрашиваю я себя. Его отряды коричневорубашечников - настоящий сброд. Они мародерствуют и начали преследовать евреев. Правда, это, может быть, мелочи, пена, поднятая на поверхность могучей волной. Ибо говорю тебе, дорогой Макс, здесь сдвиг, резкий сдвиг. Народ повсюду оживился. Это ощущается на улицах, в магазинах. Прежнее отчаяние отброшено в сторону, как старый пиджак. Люди уже не охвачены стыдом, они снова надеются. Быть может, удастся положить конец бедности. Что-то, сам не знаю что, непременно произойдет. Страна обрела вождя! Однако я предусмотрительно задаюсь вопросом: а куда он поведет, этот вождь? Преодоленное отчаяние нередко направляет нас по безумному пути.
На людях я, естественно, сомнений не выражаю. Я теперь должностное лицо, сотрудник нового режима и, конечно, громко им восторгаюсь. Все мы, чиновники, кто дорожит своей шкурой, поспешили присоединиться к национал-социалистам - так называется партия господина Гитлера. Но это не только выгодно, есть в этом нечто большее, ощущение, что мы, живущие в Германии, обрели свою судьбу и на нас катит неодолимая волна будущего. Нам тоже надо двигаться. Надо идти с ним в ногу. Даже и сейчас творится зло. Штурмовики торжествуют победу и в доказательство победы могут предъявить окровавленные головы и опечаленные сердца. Но это проходит; если цель, что маячит впереди, правильна, это проходит и забывается. История открывает чистую, новую страницу.
Лишь об одном спрашиваю я себя и могу сказать тебе то, чего никому не могу сказать здесь: а цель правильная? К лучшей ли цели мы стремимся? Знаешь, Макс, когда я вернулся, я увидел этих людей одной со мной крови и узнал, что им пришлось пережить: они голодали, превращались в скелеты, теряли надежду, погружались в трясину отчаяния, которая уже готова была их поглотить. И вдруг, за миг до смерти, явился человек и вытащил их. И теперь они знают одно - они не умрут. Спасение привело их в экстаз, они чуть ли не боготворят его. И каков бы он ни был, их спаситель, они вели бы себя так же. Хорошо, если тот, за кем они так радостно следуют, истинный вождь, а не злой гений. Тебе одному говорю, Макс, я не знаю, так ли это. Не знаю. Однако надеюсь.
Ну, хватит о политике. Что до нас самих, мы наслаждаемся нашим новым домом и устраиваем приемы. Сегодня у нас в гостях бургомистр, и мы даем обед на двадцать восемь персон. Должно быть, мы излишне "выставляемся", но это простительно. У Эльзы новое платье синего бархата, и она в страхе, вдруг оно окажется мало. Она опять в положении. Знаешь, Макс, есть способ поддерживать у жены хорошее настроение - постараться так обременить ее детьми, чтобы у нее уже не хватало времени сердиться.
Наш Генрих удостоился светского признания. Едет он на своем пони, тот его сбрасывает, и кто его поднимает? Не кто иной, как барон фон Фрайше. У них была долгая беседа об Америке, и однажды барон к нам пожаловал и мы посидели за чашечкой кофе. На следующей неделе Генрих отправится к барону на ланч. Каков мальчуган! К сожалению, по-немецки он говорит еще плохо, но зато всех очаровывает.
Так мы живем-поживаем, друг мой, и то ли станем частью великих событий, то ли будем следовать нашим нехитрым семейным путем, но всегда останемся верны дружбе, о которой ты пишешь так трогательно. Через моря и океаны сердца наши открыты тебе навстречу, и когда наши бокалы полны, мы поднимаем их "За дядю Макса".
C нежным приветом
всегда твой

Мартин

Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

18 мая 1933 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Дорогой Мартин,
я в отчаянии от газетных сообщений, которые сыплются на нас из Отечества. И естественно, что я обращаюсь к тебе за разъяснениями, ибо у нас нет ничего, кроме противоречивых рассказов о происходящем. Я уверен, не может быть, чтобы дела обстояли так скверно, как у нас изображают. Американские газеты единодушно твердят о чудовищном погроме.
При твоей широте взглядов и отзывчивом сердце ты, конечно, не станешь мириться с жестокостью, и, надеюсь, от тебя я узнаю правду. Сын Аарона Зильбермана только что вернулся из Берлина и, говорят, едва унес ноги. Его рассказы о том, чему он был свидетелем, невыносимы - людей истязают, силком, через стиснутые зубы вливают в них бутыли касторки, и потом они медленно умирают мучительной смертью от разрыва кишок. Возможно, так оно и есть, и, возможно, как ты уже писал, это лишь всплывающая на поверхность жуткая пена крутой ломки человеческих душ. Увы, для нас, евреев, это знакомая горькая история, повторяющаяся из века в век, и трудно поверить, что эти извечные страдания приходится испытывать сегодня, по воле цивилизованного народа. Напиши мне, дорогой Мартин, и успокой мою душу.
Спектакль, где играет Гризель, пользуется огромным успехом и будет идти примерно до конца июня. Она пишет, что получила приглашение еще на одну роль в Вене и на осень - на очень интересную роль в Берлине. Пишет она все больше об этой последней, но я посоветовал ей повременить, пока там не улягутся антиеврейские настроения. Выступает она, разумеется, под другим именем, не еврейским (для сцены фамилия Эйзенштейн все равно не подходит), но ее происхождение ясно отнюдь не только из-за фамилии. Как бы она себя ни называла, ее черты, жесты, взволнованный голос выдают в ней еврейку, и если эти настроения там действительно существуют, лучше ей не рисковать и сейчас в Германию не ездить.
Прости, друг мой, за такое сумбурное и краткое письмо, но мне не найти себе места, пока ты меня не успокоишь. Я знаю, ты напишешь мне с полной откровенностью. Умоляю тебя, ответь сразу.
С самыми горячими заверениями в неизменной преданности и дружеских чувствах к тебе и твоей семье
Твой

Макс

Deutsch-Volkische Bank und Handelsgesellschaft, Munchen

9 июля 1933 г.

М-ру Максу Эйзенштейну
Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой Макс,
как видишь, я пишу на почтовой бумаге моего банка. Делаю это по необходимости - у меня к тебе просьба, и я хочу избежать цензуры, которая теперь чрезвычайно строга. Нам придется пока перестать писать друг другу. Для меня сейчас невозможно переписываться с евреем, даже независимо от моей должности. Если тебе будет необходимо связаться со мной, вложи письмо в конверт с банковским чеком, а на домашний адрес больше не пиши.
Что же до суровых мер, которые так тебя огорчают, мне самому они поначалу тоже не нравились, но потом я понял, что, как это ни горько, они необходимы. Евреи - тяжкий крест для любого народа, который дал им прибежище. Я никогда не ненавидел ни одного еврея, а тобой всегда дорожил как другом, но поверь мне - говорю тебе с полной откровенностью, - не потому я тебя любил, что ты еврей, а вопреки этому.
Евреи всегда и везде козлы отпущения. Такое не бывает без причины, и им не доверяют вовсе не из-за того, что они будто бы распяли Христа. Но эта беда с евреями - всего лишь мелкий эпизод. Здесь вершится нечто куда более значительное.
Имей я возможность показать тебе, имей ты возможность увидеть собственными глазами рождение этой новой Германии под руководством нашего Благородного Вождя! Мир не вечно будет подминать под себя великий народ. Потерпев поражение, мы четырнадцать лет жили с опущенной головой. Мы ели горький хлеб позора и пили жиденькую кашицу бедности. Но теперь мы свободные люди. Наша мощь растет, и мы глядим на все народы с высоко поднятой головой. Мы очищаем нашу кровь от низкопробных элементов. Мы с песней шагаем по долинам, и наши могучие мускулы гудят в предвкушении работы, а с гор доносятся голоса Водана и Тора - древних могучих богов германской расы.
Я пишу, и это новое видение вызывает у меня огромный душевный подъем, но я уверен, что тебе не понять, как все это необходимо для Германии. Ты поймешь только, что твой собственный народ в беде. Тебе не понять, что ради спасения миллионов меньшинство должно пострадать. Ты будешь прежде всего евреем и станешь оплакивать свой народ. Что ж тут удивительного. Такова натура семитов. Вы сокрушаетесь, но вам недостает мужества ответить ударом на удар. Вот чем вызваны погромы.
Увы, Макс, я знаю, тебе будет больно, однако ты должен знать правду. Есть движения куда более значительные, чем те, кто их создал. Что до меня, я вхожу в это движение. Генрих - офицер юношеских частей, которые возглавляет барон фон Фрайше, - наш дом теперь купается в лучах его славы, ибо он часто у нас бывает, приходит повидаться с Генрихом и Эльзой, от которых он в полном восторге. Я же по уши в работе. Эльза мало интересуется политикой, только обожает нашего Благородного Вождя. Последнее время она быстро устает. Наверно, она слишком часто рожает. Когда дитя появится на свет, ей станет легче.
Мне жаль, Макс, что наша переписка должна прекратиться таким вот образом. Быть может, в один прекрасный день мы станем лучше понимать друг друга и снова найдем общий язык.
Как всегда твой

Мартин Шульце

Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

1 августа 1933 г.

Herrn Martin Schulse
(с любезной помощью Дж. Ледерера)
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Мартин, дорогой мой друг,
посылаю это письмо через Джимми Ледерера, который отправляется в отпуск в Европу и скоро будет проездом в Мюнхене. После твоего последнего письма я потерял покой. Оно так на тебя не похоже, я думаю, его можно объяснить только твоим страхом перед цензурой. Человек, которого я любил как брата, чье сердце всегда было исполнено сострадания и дружелюбия, вряд ли может, пусть даже пассивно, поддерживать бессмысленные и жестокие убийства невинных людей. Я надеюсь, ты не станешь ничего объяснять мне в письмах; прошу тебя, не делай этого, не подвергай себя опасности - мне будет довольно простого "да". Тогда я пойму, что тобой движет практическая необходимость, но в душе ты не изменился и я не обманывался, считая, что ты человек высокой пробы, либеральных взглядов, для которого зло есть зло, от чьего бы имени оно ни совершалось.
Цензура, преследование всех свободомыслящих людей, костры из книг и нравственное падение преподавателей и студентов были бы неприемлемы для тебя, даже если бы ни единого сына моего народа в Германии никто пальцем не тронул. Ты либерал, Мартин. Ты всегда отличался дальновидностью. Массовое движение, в котором так много дурного, каким бы мощным оно ни было, конечно же, не может сбить тебя с толку.
Мне ясно, почему немцы бурно приветствуют Гитлера. Это их реакция на те безусловные несправедливости, которые им пришлось претерпеть после военной катастрофы. Но ведь в те годы ты стал, можно сказать, американцем. Нет, не мой друг Мартин написал это письмо, у меня еще будет возможность убедиться, что это лишь голос осмотрительности и практической необходимости.
С нетерпением жду того единственного слова, которое успокоит мою душу. Поскорей напиши "да".
Привет всем вам!

Макс

Deutsch-Volkische Bank und Handelsgesellschaft,
Munchen

18 августа 1933 г.

М-ру Максу Эйзенштейну
Галереи Шульце-Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

Дорогой Макс,
получил твое письмо. Мое слово - "нет". Сентиментальный ты человек. Не понимаешь, что люди скроены вовсе не по твоему образу и подобию. Наклеиваешь на них милые ярлычки и ждешь, что они станут поступать так-то и так-то. Но ты ошибаешься. Итак, по-твоему, я американский либерал? Нет! Я немецкий патриот.
Либерал - это человек, который не считает нужным действовать. Он разглагольствует о человеческих правах, но только разглагольствует. Он любит поднимать шум по поводу свободы слова, а что такое свобода слова? Просто возможность сидеть сложа руки и все, что бы ни совершали люди действия, объявлять злом. Либерал - самый пустой человек на свете. Я хорошо его знаю, прежде я сам был либералом. Он осуждает бездеятельное правительство за то, что оно ничего не меняет. Но стоит появиться сильной личности, стоит человеку действия приняться осуществлять перемены, и как ведет себя либерал? Он против этого. Любые перемены либерал считает злом.
Он называет это дальновидностью, на самом же деле он просто в панике, что ему самому придется что-то делать. Его хлебом не корми - дай поговорить и торжественно кого-нибудь наставить, но он совершенно бесполезен для тех, кто делает мир таким, какой он есть. Только они и важны - созидатели. И здесь, в Германии, появился созидатель. Человек, исполненный жизненной силы, меняет весь порядок вещей. И сразу меняется само течение жизни - оттого, что пришел человек действия. И я присоединяюсь к нему. Я не просто подхвачен течением. Бесполезной, бездеятельной жизни, которая состояла из одной только болтовни, я кладу конец. Я всеми силами поддерживаю это великое новое движение. Я действую - значит, я человек. Иначе я просто голос. Я не спрашиваю, какова цель наших действий. В этом нет необходимости. Она, конечно же, справедлива, ведь она так насущна. На дурные дела люди не устремляются с такой радостной готовностью.
Ты пишешь, что мы преследуем свободомыслящих людей, разрушаем библиотеки. Очнись, отбрось свои косные сантименты. Разве хирург жалеет раковую опухоль, когда приходится ее вырезать? Мы жестоки. Конечно, жестоки. Все роды грубы, грубы и роды нашего нового движения. Но мы радуемся. Среди народов мира Германия шествует с высоко поднятой головой. Она следует за своим Благородным Вождем к торжеству победы. Как можешь ты судить об этом, ты, который сидит сложа руки и предается мечтам? Ты понятия не имеешь, что такое Гитлер. Это обнаженный меч. Это белое сиянье, но горячее, как солнце занимающегося дня.
Убедительно прошу тебя, не пиши мне больше. Нам обоим надо осознать, что мы перестали понимать друг друга.

Мартин Шульце

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

5 сентября 1933 г.

Herrn Martin Schulse
c/o Deutsch-Voelkische Bank
und Handelsgesellschaft
Мюнхен, Германия

Дорогой Мартин,
посылаю тебе чек и отчет за месяц. По необходимости посылаю также короткую записку. Гризель уехала в Берлин. Она чересчур смела. Но ей пришлось так долго дожидаться успеха, не станет она им жертвовать, и она смеется над моими страхами. Она будет играть в Королевском городском театре. Ты должностное лицо. Умоляю тебя, во имя старой дружбы, пригляди за ней. Съезди в Берлин, если можешь, и посмотри, не угрожает ли ей опасность.
Ты огорчишься, увидев, что мне пришлось вычеркнуть твое имя из названия нашей фирмы. Тебе известно, кто наши главные клиенты, и они теперь не притронутся ни к чему, что им предложит фирма, в названии которой есть немецкое имя.
Твою новую позицию я обсуждать не могу. Но пойми меня. Я ждал, что ты встанешь на защиту моего народа не потому, что это мой народ, но потому, что ты всегда был за справедливость.
Препоручаю тебе мою безрассудную Гризель. Девочка не понимает, как она рискует. Больше писать не буду.
Прощай, мой друг.

Макс

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

5 ноября 1933 г.

Herrn Martin Schulse
с/o Deutsch-Voelkische Bank
und Handelsgesellschaft
Мюнхен, Германия

Мартин,
пишу снова, по необходимости. У меня дурное предчувствие. Едва я узнал, что Гризель в Берлине, я ей написал, и она коротко мне ответила. Репетиции проходят блистательно, вскоре состоится премьера. В своем втором письме я не столько остерегал ее, сколько подбадривал, но письмо вернулось невскрытым, и на конверте всего два слова - "адресат выбыл". Страшная загадка таится в этих словах! Это, конечно же, знак, что она в беде. Они знают, что с ней случилось, об этом говорят слова на штампе, но мне это знать не положено. Она канула в какую-то пропасть, и искать ее бесполезно. Все это они сообщают мне двумя словами - Adressat unbekannt.
Мартин, надо ли мне просить тебя отыскать ее, прийти ей на помощь? Ты знал ее, такую красивую и нежную. Тебе, единственному из мужчин, она отдала свою любовь. Не вздумай писать мне. Я знаю, мне даже не надо просить тебя о помощи. Довольно сказать, что дело приняло дурной оборот, что она, должно быть, в опасности.
Доверяю ее тебе, ибо сам я бессилен.

Макс

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

23 ноября 1933 г.

Herrn Martin Schulse
с/о Deutsch-Voelkische Bank
und Handelsgesellschaft
Мюнхен, Германия

Мартин,
обращаюсь к тебе в полном отчаянии. Я не в силах ждать следующего месяца, так что посылаю тебе кое-какие сведения относительно твоих капиталовложений. Возможно, ты захочешь что-нибудь изменить, а я таким образом могу вложить в банковское письмо свою мольбу.
Она касается Гризель. Два месяца от нее не было известий, а теперь до меня стали доходить кое-какие слухи. Из уст в уста, от одного еврея к другому из Германии постепенно передаются рассказы, наводящие такой ужас, что я рад бы заткнуть уши, да не могу себе этого позволить. Я должен знать, что с ней случилось. Должен знать наверняка.
Она играла в берлинском спектакле неделю. Потом публика ее освистала из-за того, что она еврейка. Она так своевольна, так бесстрашна, чудесная наша девочка! Она бросила им в лицо это слово. С гордостью сказала, что да, она еврейка.
Кое-кто из публики кинулся за ней. Она скрылась за кулисами. Кто-то, должно быть, ей помог, ей удалось убежать, хотя за ней гналась целая свора, и на несколько дней спрятаться в погребе вместе с каким-то еврейским семейством. Потом она постаралась как можно больше изменить внешность и направилась на юг в надежде пешком вернуться в Вену. Сесть в поезд она не решилась. Тем, у кого она пряталась в погребе, она сказала, что, если сумеет добраться до друзей в Мюнхене, она будет в безопасности. Только на это я и надеюсь, потому что в Вену она не вернулась. Дай мне знать, Мартин, и если она не появилась у тебя, осторожно наведи справки. Душа моя не знает покоя. Я мучаюсь днем и ночью, представляю, как это храброе создание устало одолевает милю за милей по враждебной стране в надвигающихся зимних холодах. Дай бог, чтоб ты мог мне послать утешительную весть.

Макс

Deutsch-Volkische Bank und Handelsgesellschaft,
Munchen
8 декабря 1933 г.

Хайль Гитлер! Очень сожалею, что у меня дурные новости. Твоей сестры нет в живых. К сожалению, как ты и сказал, она была на редкость безрассудна. С неделю назад она появилась здесь у нас, а за ней гнались штурмовики. В доме было неспокойно - после того как в прошлом месяце Эльза родила маленького Адольфа, она плохо себя чувствовала, и при ней был доктор, две сиделки, а слуги и дети метались взад-вперед.
По счастью, дверь открыл я. Сперва мне показалось, что передо мной старуха, но потом я увидел ее лицо, а потом, в воротах парка - штурмовиков. Удастся ли ее спрятать? Один шанс на тысячу. В любую минуту нас может заметить кто-нибудь из слуг. А это значит, что дом, где Эльза лежит больная, начнут обыскивать, что меня арестуют за укрывательство еврейки и я потеряю все, что у меня есть. Мог ли я рисковать? Как немцу мне, разумеется, следовало исполнить свой долг. Она выставила себя, еврейку, напоказ на сцене перед чистыми германскими юношами. Я должен был задержать ее и передать штурмовикам. Но я был не в силах это сделать.
"Ты всех нас погубишь, Гризель, - сказал я ей. - Беги подальше в парк". Она посмотрела на меня с улыбкой (она всегда была не робкого десятка) и сделала собственный выбор.
"Я не причиню вам вреда, Мартин", - сказала она, сбежала со ступеней и кинулась к деревьям. Но она, видно, устала. Бежала недостаточно быстро, и штурмовики ее заметили. Я ничего не мог поделать. Я вошел в дом, и через несколько минут она перестала кричать, а утром я велел отправить ее тело в деревню, чтоб его похоронили. Это было безрассудство - приехать в Германию. Бедняжка Гризель. Я скорблю вместе с тобой, но, как видишь, я был бессилен ей помочь.
Теперь я настоятельно прошу тебя больше мне не писать. Каждое слово, приходящее на мой домашний адрес, просматривается, и я не знаю, когда именно они начнут вскрывать почту, поступающую в мой банк. Отныне я не стану заключать никакие сделки с евреями, ограничусь распиской в получении денег. Для меня и так не очень-то хорошо, что в моем доме пыталась укрыться еврейка, поэтому наши дальнейшие отношения невозможны.
Здесь формируется новая Германия. Скоро мы покажем миру, какие великие дела вершатся под руководством нашего Доблестного Вождя.

Мартин

КАБЛОГРАММА
МЮНХЕН 2 ЯНВАРЯ 1934

МАРТИНУ ШУЛЬЦЕ
ТВОИ УСЛОВИЯ ПРИНЯТЫ ДВЕНАДЦАТОГО НОЯБРЯ АУДИТОРСКАЯ ПРОВЕРКА ПОКАЗЫВАЕТ ТРИНАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ РОСТА ВТОРОГО ФЕВРАЛЯ ЧЕТЫРЕХКРАТНО ЗАСТРАХОВАННАЯ ВЫСТАВКА ПЕРВОГО МАЯ БУДЬ ГОТОВ ОТПРАВИТЬСЯ МОСКВУ ЕСЛИ НЕОЖИДАННО ОТКРОЕТСЯ РЫНОК ФИНАНСОВЫЕ ИНСТРУКЦИИ ОТПРАВЛЕНЫ ПОЧТОЙ НОВОМУ АДРЕСУ

ЭЙЗЕНШТЕЙН

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США
3 января 1934 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Дорогой наш Мартин,
не забудь про день рождения бабушки. 8-го ей будет 64. Американские жертвователи поставят 1000 кистей для твоего Германского союза юных художников. Мандельберг тоже будет поддерживать твой союз. Пришли 11 репродукций Пикассо, 20 на 90, для филиалов галереи к 25-му, не раньше. Должны преобладать красные и голубые. В настоящее время мы можем предоставить тебе $ 8000. Начни новую бухгалтерскую книгу N2.
Мы ежедневно молимся за тебя, дорогой брат.

Эйзенштейн

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

17 января 1934 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Мартин, дорогой брат!
Хорошие новости! Пять дней назад наши акции достигли 116. Флейшмены ссудили еще $ 10000. Это составит месячную долю твоего Союза молодых художников, но дай нам знать, увеличатся ли ваши возможности. Швейцарские миниатюры становятся популярны. Следи за рынком, и если появятся неожиданные возможности, отправляйся в Цюрих после 1 мая. Дядя Соломон будет рад тебя повидать, и ты, безусловно, сможешь положиться на его мнение.
Погода стоит хорошая, и ураганов в ближайшие два месяца не обещают. Подготовь для своих студентов следующие репродукции: Ван Гог 15 на 103, красные; Пуссен 20 на 90, голубые и желтые; Вермеер 11 на 33, красные и голубые.
Мы будем с надеждой следить за твоими достижениями.

Эйзенштейн

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

29 января 1934 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Дорогой Мартин,
твое последнее письмо по ошибке доставили на Джири-стрит 457, комн. 4. Тетушка Реба говорит, скажи Мартину, пусть пишет короче и яснее, чтоб его друзья понимали все, что он хочет сказать. Все готовы приехать к тебе 15-го на семейную встречу. После этого торжества ты будешь утомлен и, наверно, захочешь взять с собой в Цюрих свое семейство.
Но, имея в виду предстоящую в мае или раньше совместную выставку, перед отъездом все-таки приобрети для филиалов Союза юных германских художников следующие репродукции: Пикассо 17 на 81, красный; Ван Гог 5 на 42, белый; Рубенс 15 на 204, голубой и желтый.
Мы за тебя молимся.

Эйзенштейн

Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия
12февраля 1934 г.

М-ру Максу Эйзенштейну
Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

Макс, старый мой друг!
Господи, Макс, ведаешь ли ты, что творишь? Я попытаюсь переслать это письмо тайком, через одного американца, с которым здесь познакомился. Взываю к тебе в таком отчаянии, что ты и представить не можешь. Эта бредовая каблограмма! Эти твои письма. Мне пришлось держать за них ответ. Письма мне не доставили, но вызвали меня и потребовали, чтобы я раскрыл шифр. Шифр? Как мог ты, мой старый друг, поставить меня в такое положение?
Понимаешь ли ты, имеешь ли хоть малейшее представление, что губишь меня? Последствия твоего безумия ужасны. Мне было сказано без обиняков, что я должен отказаться от должности. Генрих больше не состоит в юношеских частях. Ему сказали, что дальнейшее пребывание в частях вредно для его здоровья. Господи боже мой, Макс, понимаешь ли ты, что это значит? А Эльза, которой я не решаюсь ничего рассказать, приходит в замешательство от того, что чиновники не принимают ее приглашений и барон фон Фрайше при встрече на улице не разговаривает с ней.
Да, конечно, я знаю, что тобой движет, но неужели ты не понимаешь - я же ничего не мог поделать. Я и попытаться не смел. Прошу тебя, не ради меня, но ради Эльзы и мальчиков - подумай, что с ними станется, если меня заберут и они не будут знать, жив ли я. Представляешь ли ты, что значит оказаться в концентрационном лагере? Готов ли ты поставить меня к стенке и нацелиться из ружья? Умоляю тебя, остановись. Остановись, пока еще не все погибло. Я опасаюсь за свою жизнь, Макс, за свою жизнь.
Неужели все это натворил ты? Нет, не может быть, чтобы ты. Я любил тебя как брата, Макси, старый мой друг. Господи, неужели у тебя нет ни капли жалости? Умоляю тебя, Макс, хватит, хватит! Остановись, пока еще не поздно. Из глубины сердца, полного многолетней любовью, прошу тебя.

Мартин

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

15 февраля 1934 г.

Herrn Martin Schulse
Schloss Rantzenburg
Мюнхен, Германия

Дорогой наш Мартин,
за 18 дней здесь выпало 7 дюймов атмосферных осадков. Ну и пора! К концу этой недели в Берлинский филиал для твоих художников должна прибыть партия из 1500 кистей. Тем самым будет время попрактиковаться перед большой выставкой. Американские меценаты помогут со всем необходимым для художников, что смогут предвидеть, но о последних приготовлениях должен будешь позаботиться ты. Мы слишком давно утратили связь с европейским рынком, а твое положение позволяет тебе оценить, какую поддержку эта выставка может получить в Германии. Подготовь к 24 марта для транспортировки: Рубенс 12 на 77, голубой; Джотто 1 на 317, зеленый и белый; Пуссен 20 на 90, красный и белый.
Молодой Блам выехал в пятницу, взяв с собой спецификацию по Пикассо. Картины он оставит в Гамбурге и в Лейпциге, а затем прибудет в твое распоряжение.
Успеха тебе!

Эйзенштейн

Галереи Эйзенштейна
Сан-Франциско, Калифорния, США

3 марта 1934 г.

Брат наш Мартин,
у кузена Джулиуса двое мальчиков по девять фунтов. Семья счастлива. Мы уверены в успехе твоей предстоящей выставки. Последняя партия холстов задержалась из-за сложностей международного обмена, но вскоре поступит к твоим берлинским партнерам, так что времени у них будет предостаточно. На мой взгляд, собрание репродукций уже не нуждается в пополнении. Самую большую поддержку ты получишь от горячих поклонников Пикассо, но не пренебрегай никакими другими направлениями.
Что касается последней стадии, то мы полагаемся на твое благоразумие, однако настоятельно просим сделать все, чтобы выставка состоялась как можно раньше - тогда успех ей обеспечен.
Да поможет тебе Господь Моисея.

Эйзенштейн

---

От переводчика

По словам автора рассказа Кэтрин Кресмен Тейлор, "Адресат выбыл" - невыдуманная история, основанная на нескольких подлинных письмах. Письма случайно попали ей в руки и так ее потрясли, что она впервые в жизни написала рассказ. Здесь нет никаких авторских рассуждений и комментариев, только письма. Переписка двух друзей, двух бывших партнеров.
Рассказ появился в журнале "Стори" осенью 1938 года. В далекой от европейских потрясений Америке этот номер был раскуплен мгновенно. Рассказ читали, перечитывали, переписывали, посылали друзьям. А уже в 1939 году он вышел отдельной книжкой огромным по тому времени тиражом 50 тысяч экземпляров. Затем появился в "Ридерс дайджест".
Шли годы, но жгучая тема не устаревала, а в последнее десятилетие XX века зазвучала в мире с новой силой. Не устарел, не утратил своей остроты и рассказ "Адресат выбыл". И в 1992 году журнал "Стори" напечатал его вновь, а в 1995 году он еще раз вышел в Америке отдельной книжкой. Переведенный на французский язык, он в 2000 году оказался в списке бестселлеров Франции, где в последнее время вспышек ксенофобии, антисемитизма особенно много. В 2000 году рассказ вышел отдельным изданием и в Германии. "Наше время снова нуждается в таких книгах" - эта мысль звучит во многих откликах, рецензиях немецкой прессы на "лаконичный, превосходный рассказ в письмах" Кэтрин Кресмен Тейлор. Рассказ вновь востребован. Он словно набатный колокол. И так хочется верить, что он разбудит многие души.