Голова Олы
Борис Гулько
Рассказ
Облако за окном
зацепилось за вершину горы, соорудив загадочный мистический знак. Эйтан,
пытаясь разгадать его смысл, отвлёкся от работы. Он мысленно разворачивал небесную
конфигурацию рогом и вправо, и влево, но ощущение тревоги, исходившее от знака,
не проходило.
Эйтан был
критиком вин. Его эссе о новых винах перепечатывали многие газеты в Колорадо,
да и по всей Америке. Сейчас Эйтан, опробовав новинку, присланную ему из южной
Калифорнии, пытался выдавить из сознания ассоциации, соответствующие букету
напитка и поводу его употребления, достойному немалой цены вина.
Раздался
телефонный звонок. Звук сулил беду,
какой-то стороной связанную, показалось Эйтану, с конфигурацией облака за
окном. Прочтя на индикаторе источник звонка, Эйтан снял трубку.
Услышанное
оглушило критика вин. Звонили из больницы. Эйтану сообщили, что его жена,
грациозная, изящная, стремительная Ола, зимой – горнолыжный инструктор, летом –
прогрессивная активистка, попала в дорожную катастрофу. Маршрутное такси (несколько
лет назад горожане согласились, с целью снижения выброса углекислого газа в атмосферу,
передвигаться по городу в маршрутках, а не на частных автомобилях), в котором Ола
ехала на митинг в защиту свободы иммиграции, сорвался с моста «Орлиный глаз».
С этим мостом
была сущая беда. С него всё время кто-нибудь падал. Город был достаточно богат,
чтобы заменить «Орлиный глаз» новым, надёжным мостом. Но «Орлиный глаз» был признан
историческим сооружением, самым старым мостом в Колорадо. Считалось, что он когда-то
сменил висячий мост, сооружённый индейцами ещё в доколумбову пору. «Орлиный
глаз» охранялся ЮНЕСКО как мировое сокровище, и какие-либо изменения лишили бы
его этого статуса. Горожане на такое были решительно не согласны. Всё, на что
сподобились отцы города, это построить больницу в лощине, которую пересекал
мост. Благодаря этому свалившийся путник незамедлительно попадал на
операционный стол. Местные жители гордились, что время от падения горемыки до начала
операции над ним было рекордно коротким и даже оказалось занесено в Книгу Гиннесса.
К тому же город, разжиревший за счёт прибыльных окрестных горнолыжных курортов,
собирал для работы в больнице лучших хирургов мира.
Пока мы
обсуждали историю моста, Эйтан выслушал перечень несчастий, свалившихся на
свалившуюся Олу: перелом позвоночника – в трёх местах, разрыв печени – в двух,
переломы малых и больших берцовых костей… Чтобы прервать горестное
перечисление, Эйтан спросил: «Что с селезёнкой?»
С селезёнкой
неожиданно оказалось всё в порядке. Как и с головой. Всё остальное тяжело
пострадало. Ола, как человек прогрессивных взглядов, уже давно подписала
согласие, в случае попадания в летальную катастрофу, на имплантацию своих
органов нуждающимся или для исследований. Эйтан, торопливо собираясь в
больницу, в которой уже шла операция, пропустил мимо ушей её детали, донесённые
звонившим. Возможно из-за того, что слишком глубоко вник в достоинства
южнокалифорнийского вина, которое рецензировал перед звонком.
По дороге – Эйтан предпочёл не
пересекать злосчастную лощину по мосту, а спуститься к больнице по крутой горной
тропе – в сознании Эйтан проносились картины трёх лет их совместной жизни с
Олой. Девушка была феминисткой, поэтому их роман протекал по её сценарию.
Недавно, увлёкшись прогрессивным движением #metoo, Ола проанализировала их с Эйтаном отношения на предмет привлечения его к
ответственности за поведение в период ухаживания. Но это поведение оказалось
безукоризненным – в ту пору все шаги в их любовной игре инициировала Ола.
Эйтан гордился
альтруистичной прогрессивностью жены. Ола, он знал, также ценила духовность его
занятия. Брак их был гармоничным.
* * *
У ярко освещённого
входа в больницу было оживлённо. Эйтан приметил несколько машин новостных
телеканалов. Сновали операторы. Выяснилось, что в данный момент происходит
уникальная операция. Второй раз в истории производится пересадка головы. Итальянский
хирург, впервые совершивший такую в Китае несколько месяцев назад, оказался
любителем-горнолыжником и принял предложение контракта от администрации
больницы. Он и совершал пересадку.
Оказалось, что
пересаживаемая голова принадлежит Оле. Благодаря оперативности медработников мозг
после падения не успел умереть, голову удалось отсоединить от изувеченного тела,
и сейчас её соединяли с телом женщины, которая находилась в той же маршрутке,
приземлилась при падении на голову, но сохранила в целости тело.
В комнате
ожидания Эйтан узнал от энергичной женщины – социального работника больницы,
что происходящая операция не столь сложна, по сравнению, скажем, с пересадкой
печени, когда приходится соединять сотни протоков, кровеносных сосудов, нервов
и прочего. Здесь же – сонная артерия от сердца в
мозг, вена назад к сердцу. Конечно, ещё нужно соединить спинной мозг реципиента
с головой донора. «Как они определяют – кто реципиент, кто донор?» – кольнуло в
сознании Эйтана.
Пока успешность
подобных операций – 100%, – обнадеживающе сообщила
соцработник. – Но ведь до сих пор
состоялась всего одна пересадка головы, – неубедительно возразил Эйтан. – Да, одна – охотно согласилась соцработник. На проценты количество голов не влияет.
Когда соцработник
удалилась, Эйтан оказался в компании экзотичного типа в голубой майке и
голубых, сильно рваных джинсах. Было непросто определить –
порвались ли джинсы от старости или были задуманы такими. Шею и грудь парня покрывали
вытатуированные женские груди, весьма пышные. А правую руку обвивала голубая,
под цвет майки, змея. Тоже вытатуированная. Змееносец оказался мужем женщины, к
телу которой хирург в данный момент присоединял голову Олы.
Эйтан был
настроен помедитировать, соединиться в астральном пространстве с душой жены,
которая проходила в данный момент столь магистральное переселение (если считать
прибежищем души – голову, а не какую иную часть тела), но ему пришлось
переключиться на выслушивание переживаний татуированного мужа. Эйтан узнал, что
Джон – так звали парня, был «близок» с Гейл – это
имя … э-э-э… нового тела Олы – с шестого класса. В старших классах у Джона и
Гейл были другие партнёры. А потом она вообще жила в коммуне. – «Вы знаете, что это значит?» – спросил Джон. Эйтан
утвердительно кивнул головой, хотя только догадывался.
Джон вновь
сошёлся с Гейл лишь полтора года назад. Красочные рассказы татуированного напомнили
Эйтану, что у многих брак – это главным образом секс. У них с Олой семейный
союз заключался в духовной близости, в медитациях, в политических дискуссиях. В
совместной поддержке прогрессивных начинаний. На интимные отношения Ола
соглашалась редко и неохотно, сообщив однажды Эйтану, что, по мнению какой-то
выдающейся феминистки, гетеросексуальные отношения – это всегда изнасилование.
Впрочем, ревность, стоило Эйтану взглянуть на кого другого, Олу посещала.
«В последнее
время мы увлеклись свингерством – сообщил Джон. – А
вы… Почуяв неуместность вопроса, Джон его
не закончил.
Чьей женой
будет женщина, составленная из головы Олы и тела неведомой ему распутной Гейл? –
засвербело в сознании Эйтана. Гордая Ола, конечно, отвергнет вульгарного Джона
с его обвивающей руку змеёй. Хотя новое тело её по праву должно принадлежать
мужу этого тела – Джону. С другой стороны – улыбается ли ему, Эйтану, обнимать
тело Гейл, даже если это позволит ему голова Олы? А позволит ли – с её ревностью – большой вопрос. Будут ли у головы
Олы резоны ревновать его к телу Гейл? Может быть, каждая часть новой женщины
должна сохранить своего прежнего мужа?
Тут ход мыслей
Эйтана сбился, вернувшись к южнокалифорнийскому вину, которое он рецензировал в
то ужасное утро. Эйтану пришла в голову метафору, которая достойно завершит
эссе, над которым он трудился.
Социальный
работник сообщила Эйтану и Джону, что операция завершилась успешно, и пациент
(имя «пациента» она не назвала) переведён в камеру интенсивной терапии. Хирург
устал, отдыхает, и с мужьями «пациента» будет беседовать завтра.
Впечатлений за
день было больше, чем достаточно. Эйтан поплёлся к выходу. Лощину накрыла туча,
возможно, та самая, что в начале нашего повествования цеплялась за гору и
сулила беду. Сейчас она сыпала мелкий, но частый дождь. Карабкаться вверх по
тропе не хотелось, да было и небезопасно. К тому же у дверей больницы только
что остановилась маршрутка. Джон, опередив Эйтана, уже садился в неё, и махал
дегустатору татуированной рукой, предлагая следовать за ним. Парень достаточно
надоел Эйтану за часы совместного ожидания, и Эйтан не сел рядом с Джоном,
благо у противоположной стенки маршрутки было свободным отдельное сидение.
Сон сразу накатил
на утомлённого Эйтана. Ему стали видеться стёкла, отделяющие его от загадочного
мира, какие-то лица за стёклами. Раздражало, что никак не распозналось – чьи
это лица. Они удалялись, терялись в глубине, и вновь всплывали. Но не
узнавались.
Тяжёлый удар прервал
видения. Болевой шок лишил Эйтана почти вернувшегося к нему сознания. Неясные образы
промелькнули в мозгу, потом наступило забытье.
* * *
Проснулся Эйтан
в больничной палате. Из окна с видом на лощину струился вечерний свет,
освещавший загадочное оборудование, заполнявшее большую часть комнаты.
Эйтан догадался,
что маршрутка, в которой он ехал, сорвалась с проклятого моста. Насколько
серьёзна травма?
Нечего было и мечтать
– пошевелить головой. Шея была забинтована и зафиксирована. Не сломал ли он
шею? Эйтан пошевелил пальцами ног. Ощущение было необычным, но пальцы, кажется,
шевелились. Левая рука была вся повязана какими-то датчиками. Эйтан пошевелил
правой. Потом, проявив усилие, поднял её. Вокруг руки извивалась голубая змея.
Вытатуированная.