Борис Джонсон 9 июля ушел из правительства Великобритании. Министр иностранных дел, ставший в свое время одним из главных лиц "брексита", подал в отставку из-за несогласия с политикой премьер-министра Терезы Мэй, готовой к "мягкому" разводу с ЕС. Русская служба Би-би-си рассказывает, чем известен Джонсон, один из самых харизматичных и спорных политиков Британии - и что его ждет.
Джонсон интересовался политикой и политической карьерой с юных лет. Уже будучи в Оксфорде, где его мало кто знал, кроме одноклассников по Итону - самой престижной частной школе Великобритании, он решил слегка изменить свое имя, чтобы его было легче запомнить. Ради политического имиджа.
Родители назвали его Александром Борисом де Пффефель-Джонсон. Но, поскольку Александров Джонсонов на свете достаточно, он решил выделиться из толпы и стал Борисом.
В том же Оксфорде он был избран президентом Oxford Union - студенческого общества дебатов. На самом деле, это что-то вроде школы для будущих парламентариев, премьер-министров и других политиков - крайне серьезная организация.
Уже тогда Джонсона обвиняли в политической беспринципности (что он отрицает и по сей день). Он выдвигал свою кандидатуру от Консервативной партии, но, зная, что сама партия среди студентов не пользуется особенной популярностью, по слухам, делал вид, что он сторонник социал-демократов и защитников прав геев. Джонсон говорит, что не может припомнить ничего подобного.
В 1987 году Джонсон стал писать аналитические статьи для Daily Telegraph. Он быстро понял, что пишет для пожилых, консервативно настроенных людей, и щедро пересыпал свои материалы несколько архаичными оборотами, цитатами на латыни и тому подобными приемами, которые одобрительно воспринимала его аудитория. Работу в газете он получил, поскольку познакомился с тогдашним редактором Daily Telegraph, когда председальствовал в Oxford Union.
В конце 1980-х годов он стал брюссельским корреспондентом Daily Telegraph. В его задачу входило освещать и анализировать деятельность Европейской комиссии. За время его работы в Брюсселе недоброжелатели подчас винили Джонсона в том, что он либо искажал, либо придумывал факты, каждый раз выставляя Брюссель в неприглядном виде.
До этого антиевропейские настроения в Великобритании царили, в основном, в левой части политического спектра - лейбористов и еще левее. Именно Борис Джонсон своими хорошо написанными материалами, особенно в том, что касается языка и лихо завернутых фраз, сделал антиевропейские настроения все более популярными среди британских правых.
Большая политика
В начале 1990-х Джонсон вернулся в Лондон и продолжал писать аналитические статьи в Spectator - журнал из той же консервативной "семьи", что и Daily Telegraph. Его основными темами были критика Евросоюза, критика Лейбористской партии и прочие традиционные для изданий подобной направленности темы.
Правообладатель иллюстрацииWILL OLIVERImage captionБорис Джонсон стал одним из главных пропагандистов "брексита"
В начале 2000-х Джонсон решил заняться политикой. В отличие от многих других кандидатов он уже был человеком известным - что обычно помогает на выборах. Тем не менее, он дважды безуспешно пытался избраться в парламент от Вестминстера и смог стать депутатом только со второго захода в Хенли, к западу от Лондона.
Само собой, он был депутатом от Консервативной партии.
Многие его коллеги считали эксцентричного Джонсона человеком не слишком серьезным, и такая репутация нанесла удар по его надеждам на быструю политическую карьеру в правительстве. Он так и оставался "заднескамеечником" - то есть рядовым депутатом без особенного веса в парламенте.
В 2008 году он выдвинул свою кандидатуру на пост мэра Лондона. Изначально Консервативная партия скептически относилась к этой идее, но Джонсону удалось заручиться поддержкой прессы и достаточного числа депутатов парламента от тори, и он стал официальным кандидатом.
На выборах он победил - несмотря на то, что избиратели в Лондоне голосуют в основном за Лейбористскую партию. Его репутация среди консервативного истеблишмента резко улучшилась.
На посту мэра Джонсон провел два срока, сталкиваясь с различными вызовами, как, например, организация летних Олимпийских игр, с чем он благополучно справлялся.
При этом были хорошо известны премьерские амбиции Бориса, как его все называют. Чтобы иметь шанс возглавить правительство, необходимо быть депутатом парламента, куда он и был избран в 2015 году после ухода с поста лондонского мэра.
Премьер-министр Дэвид Кэмерон, предшественник Терезы Мэй, сразу же понял, что с политической точки зрения Борис Джонсон для него опасен. Спустя год стало очевидно, почему.
"Брексит"
Дэвид Кэмерон решил подавить евроскептиков в своей собственной партии и объявил о референдуме по "брекситу" - выходу Британии из состава Евросоюза. Борис Джонсон, насколько известно, в течение продолжительного времени не объявлял открыто о своей позиции по "брекситу".
Ближе к референдуму он сделал выбор "за" и стал главной фигурой в кампании за выход Британии из ЕС.
На референдуме в 2016 году победили евроскептики. Дэвид Кэмерон ушел в отставку. Джонсон рассчитывал, что станет следующим премьер-министром, но политический расклад внутри партии сложился тогда не в его пользу. Новым главой правительства стала бывший министр внутренних дел Тереза Мэй.
Мэй - очевидно, исходя из принципа "держи друзей близко, а врагов еще ближе", - назначила Джонсона министром иностранных дел. Сказать, чтобы он особенно преуспел на этом посту, сложно, учитывая, что еще в недавнем прошлом он регулярно оскорблял лидеров целого ряда стран.
Правообладатель иллюстрацииGETTY IMAGESImage captionБорис Джонсон регулярно критиковал Россию
В вопросе отношения к России Борис Джонсон занимал жесткую линию: критиковал Москву за ее внешнюю политику, в особенности относительно Украины - при этом оговариваясь во время своего визита в Москву, что с Кремлем так или иначе придется иметь дело по целому ряду вопросов.
Именно Джонсон был одним из самых жестких сторонников санкций, наложенных на Россию.
После отравления Сергея и Юлии Скрипалей в Солсбери, в чем Лондон обвиняет Москву, Борис Джонсон сравнил проведение чемпионата мира по футболу в России с Олимпийскими играми 1936 года в нацистском Берлине, что вызвало резкую реакцию со стороны России.
Параллельно Джонсон продолжал продвигать интересы "брексита", заявляя, что Британия должны выйти из ЕС любой ценой.
И вот теперь, когда Тереза Мэй решила предложить Брюсселю компромисс, согласно которому Британия не на 100% выйдет из состава ЕС, Джонсон объявил, что согласиться с этим не может, и ушел с поста министра иностранных дел.
Отставка увеличивает шансы того, что Консервативная партия решит избавиться от Терезы Мэй. Для многих тори очевидно, что она не в состоянии контролировать свое правительство.
А Джонсон, судя по всему, еще не теряет надежды, что в таком случае премьер-министром станет именно он.
С древних времён люди пытались победить смерть, мечтая о жизни вечной. Пока природу обмануть не удалось. Или всё-таки есть надежда? Собственно говоря, из этой самой мечты о вечной жизни и родилась религия – эта сказка об эфирном бессмертии эфемерного духа. Но дух и тот свет – нечто малопонятное. А людям хотелось конкретики. Поэтому один из самых древних мифов – эпос о Гильгамеше − рассказывает нам о путешествии этого шумерского героя в поисках бессмертия. Гильгамеш отыскал некоего Утнапишти – шумерского Ноя, святого человека, который спасся на ковчеге от всемирного потопа. За этот подвиг боги наградили его бессмертием. Утнапишти поделился с Гильгамешем секретом бессмертия. Он, оказывается, заключался в какой-то траве. Добыв сию траву, довольный Гильгамеш отправился домой в рассуждении о том, как бы провести эксперимент – дать народу эликсир бессмертия и посмотреть, что из этого получится. К сожалению, смелым замыслам не суждено было сбыться, потому что Гильгамеш бездарно профукал сию целительную травку (её съела змея, пока герой спал) и вернулся к своему народу ни с чем. У него и у его народа осталось только то, что было раньше, – бессмертие бесплотного духа после смерти. Чтобы хоть как-то утешиться, Гильгамеш пошёл в храм и попросил бога мудрости Эа установить связь со своим недавно умершим другом по имени Энкиду. Бог связь установил. Но лучше бы он этого не делал! Ибо информация, полученная от бесплотного духа Энкиду, была неутешительной – тот сильно переживал об утраченном теле: Смотри! Друг, которого ты обнимал в радости сердца, − Черви его пожирают, как истлевший саван. Моё тело, которого ты касался в радости сердца, В пыль и прах превратилось, В прах и тлен, в прах оно превратилось! «Здесь впервые, − пишет В. Авдиев в книге «История Древнего Востока», − с предельной чёткостью и в то же время с большой художественной силой и яркостью выражена мысль о неизбежности смерти, которой подвластны все люди, даже те, которые готовы на любой подвиг, чтобы преодолеть неизбежную смерть, даже те, в которых, по меткому выражению автора поэмы, «две трети от бога и одна треть от человека». В общем, людям всегда хотелось бессмертия именно в теле, а не в виде чистого сознания, поскольку все радости этому сознанию дарило только оно – тело. Тело могло вкусно есть, заниматься сексом и щекотать себя разными иными радостными способами. А если нет телесных радостей, к чему бессмертие? Для вечной скуки? На фиг! Пришлось религиям вносить коррективы. Ислам прямо обещал павшим воинам райские сады со жратвой и гуриями, христианство тоже сулило своей клиентуре воскрешение и жизнь вечную именно в теле, причём преобразованном – без болячек и прочего геморроя. Однако вера верой, а синица в руках всегда конкретнее журавля в небе. Поэтому на всякий случай алхимики и прочие придворные знахари неустанно искали эликсир бессмертия для своих правителей за казённый счёт, а простой народ бесплатно грезил о «живой воде» в народных сказках. Письменные источники древних Индии, Китая, Египта рассказывают нам о попытках обнаружить омолаживающее организм лекарство из смеси чеснока, ладана, лотоса и разных неорганических веществ − золота, серебра, жемчуга… Затем за поиск решения проблемы взялась современная наука, которая немало преуспела, продлив среднюю продолжительность жизни по сравнению со Средними веками вдвое. Но вот 19 октября 2007 года социологическая служба «Левада-Центр» провела опрос общественного мнения. Исследователей очень интересовал вопрос смерти и бессмертия. Результаты можно счесть шокирующими. На вопрос: «Хотели бы вы жить вечно?» − положительно ответили только 18% россиян. Более того! Если даже допустить, что вопрос о вечности может людей пугать («чёрт его знает, что там будет в этой невообразимо далёкой вечности!»), то и просто «жить как можно дольше» согласились всего 22% россиян. То ли жизнь их не радует, то ли, напротив, они слишком ценят качество жизни, а просто «жить подольше» в их понимании – это значит влачить жалкое существование на нищенскую пенсию, болеть и быть немощными? К последней версии склоняет тот факт, что целых 34% россиян предпочли качество жизни её количеству – они сказали, что «готовы жить до тех пор, пока будут сохранять силы и ясность ума». Итак, 82% россиян заявили, что не хотят жить вечно. Не желают! Почему? И стоит ли им верить? Люди иррациональны. Новое их пугает. Так что отрицательный ответ может означать всё что угодно, например протест против нынешней жизни: пусть знают социологи − не нужна нам такая жизнь!.. Так что не стоит, по моему мнению, особо прислушиваться к тому, что люди говорят. А нужно смотреть на то, что они делают. Что же они делают? А вот что. Едва человеку ставят смертельный диагноз, как он ужасается, впадает в депрессию, начинает бегать по врачам, знахарям, отдаёт бешеные деньги и тем и другим, цепляясь за жизнь, как утопающий за соломинку. Ради чего он борется? Ведь он знает, что всё равно умрёт рано или поздно. Ради каких-то лишних двадцати лет? Они всё равно промелькнут незаметно. Вопрос-то непринципиальный!.. Но всё-таки человек упорно хватается за всё, что, по его мнению, может ему помочь пожить хоть ненамного дольше. И вот как раз это – ответ делом на реальную угрозу смерти, а не пустопорожние салонные рассуждения о весьма абстрактной вечной жизни. Что же может предложить нам в этом плане наука? Как сохранить носитель? Наука озаботилась этими вопросами давно. Знаменитый Парацельс полагал, что «нет ничего, что могло бы избавить смертное тело от смерти, но есть нечто, могущее отодвинуть гибель, возвратить молодость и продлить краткую человеческую жизнь». gilgamech.jpg В поисках Утнапишти и секрета бессмертия Гильгамеш преодолевает Воды смерти В начале ХХ века наш соотечественник Илья Мечников впервые ввёл новый термин – геронтология, − который дал название науке о старении организма. Но разные теории старения начали появляться гораздо раньше. Гиппократ полагал, что порча тела (старение) ускоряется невоздержанностью в питании, то есть перееданием, и был прав: современные исследования это подтверждают: крысы, которые находятся на «половинном» рационе, живут до полутора раз дольше. Ну а собственно причиной старости Гиппократ считал некое «расходование тепла» в организме. Аристотель придерживался аналогичной точки зрения: как «тепло» кончается, так человек помирает. То есть люди давно обратили внимание на те ужасающие процессы, которые идут в организме человека и постепенно портят его, приводят в негодность. Старость уродует тело. Но как этого избежать? Первый практический результат омоложения получил старенький французский биолог Шарль Броун-Секар. Он родился ещё когда был жив Наполеон, закончил Парижский университет, был членкором Французской академии медицинских наук, изучал кровь, функцию надпочечников, выдвинул теорию внутренней секреции. И в один прекрасный день ему пришла в голову идея омолодиться путём введения в организм вытяжки из семенных желёз животных. Эксперименты доктор ставил на себе. К тому времени профессор был уже довольно стар и передвигался с трудом. Но в 1889 году научная общественность с удивлением увидела его легко взбегающим на кафедру для доклада о своих экспериментах. Собственно, после столь впечатляющей пробежки старичок уже мог ничего и не говорить о пользе гормональной терапии для омоложения организма – эффект омоложения был налицо. Над миром замаячила заря вечной молодости! Но увы, эффект от гормональной терапии оказался весьма коротким и сменился ускоренным одряхлением. С тех пор прошло больше ста лет. Отгремели революции, по миру прокатились две мировые войны, вспух и сдулся социалистический эксперимент в России и в других странах. Что же изменилось в науке о бессмертии за эти годы? Изменилось многое. Изменилось настолько, что известный британский геронтолог Обри ди Грей утверждает, что нам осталось потерпеть до «бессмертия» всего 20 лет и что уже сейчас на планете живёт первый человек, который благодаря геронтологическим инновациям проживёт 150 лет. А сейчас ему, этому счастливчику, лет шестьдесят. Так сказал известный британский учёный. Чем же он известен? Ну, во-первых, своей бородой. Она у него до пояса. Во-вторых, тем, что создал специальный Фонд Мафусаила, который занимается проблемами борьбы со старением мышей. Ди Грей − весьма колоритный чудак с весёлыми глазами. Понятно, что его лозунги, будто «бессмертия» осталось ждать всего 20 лет, − просто звонкий пиар для привлечения денег миллионеров. Но пиар-то удачный: деньги миллионеров, влекомые посулами и научным авторитетом ди Грея, потекли к последнему. Миллионеры надеются дотянуть до обещанных времён, когда люди, согласно обещаниям ди Грея, «перестанут умирать от старости». А от чего же они тогда будут умирать? Да много от чего можно умереть, товарищи! Именно поэтому геронтологи и не любят говорить о бессмертии, а говорят только о решении проблемы старения. Что, конечно, здорово, но проблему вечной жизни не решает, именно поэтому в предыдущем абзаце я и взял слово «бессмертие» в кавычки. Учёные вечной жизни нам не обещают, они обещают лишь нестареющее тело. Которое может погибнуть, попав под трамвай. Может покончить жизнь самоубийством. Да мало ли что может случиться с нестареющим организмом!.. Мы с вами не боимся (за редким исключением) летать на самолёте. Потому что для нас с вами шанс погибнуть в авиакатастрофе ничтожен. Но для нестареющего существа, которое живёт и летает «вечно», шанс гибели в авиакатастрофе практически равняется единице – если летать вечно, когда-нибудь долетаешься точно!.. Но, скорее всего, погибнешь от чего-то более опасного – от автокатастрофы, удара электротоком, отравления или просто смертельной болезни. Впрочем, техника безопасности − вопрос второй, а нам бы сейчас решить первый и главный − ликвидировать порчу организма старением. Когда я только-только начинал свою карьеру в журналистике, на моём пути попался один восторженный человек, который заявил, что он отрыл секрет бессмертия. «Открыли для себя, откройте и для наших читателей», − радушно улыбнулся я и приготовился слушать, вольготно откинувшись в кресле и поощрительно улыбаясь. Идея была простой, как всё конгениальное... Чтобы её понять, надо кое-что вспомнить. Вот слились сперматозоид с яйцеклеткой. И там и там были половинные наборы хромосом, а после слияния получился полный набор – 46 штук. В этом хромосомном наборе зашифрован весь человек – его будущие склонности, характер, цвет глаз, раннее облысение, рост, склонность к полноте… В общем, вся телесная матрица, на которую потом запишется личность с её воспоминаниями и наученными социальными реакциями. Но до этого пока далеко. Пока что мы имеем только одну клетку. Это клетка чего? Печени? Мозга? Кости? Да ничего! Сам вопрос поставлен некорректно! Это просто клетка – одна-единственная. Универсальная. И вот она начинает делиться. Раз − и уже две такие клетки. Четыре. Восемь… С какого-то момента начинается клеточная дифференциация, то есть специализация. Одни клетки превращаются в клетки печени, другие – в клетки мышц, третьи – нервной ткани, четвёртые – сосудов, пятые – желёз внутренней секреции… То есть клетки перестают быть универсальными и становятся специализированными – из полного набора генов включается именно тот ген, который нужен данной клетке для работы на организм. Все клетки зародыша согласованно делятся, зародыш равномерно растёт, потом рождается на свет и растёт дальше – до самой армии. А потом он расти перестаёт. Но клетки делиться не перестают! Потому что государство под названием «организм» всегда живёт дольше, чем его подданные. У клеток есть срок жизни (у разных клеток он разный), и они постоянно обновляются. Старые клетки убиваются и разбираются на «запчасти», а им на смену приходят новые, молодые и полные сил. Таким образом, человек за свою жизнь несколько раз полностью обновляется на клеточном уровне. «Бабочками-однодневками» нашего организма с полным правом можно назвать клетки кишечного эпителия. Они очень короткоживущие. Срок их жизни – несколько суток. Клетки крови живут подольше. Срок жизни эритроцита составляет 100−120 дней, а лейкоцита − 8−10. Представили себе жизнь этих пролетариев транспортной системы? Эти волки-одиночки плавают в крови, стареют, помирают, после чего разбираются похоронной командой других клеток, которые, в свою очередь, тоже помирают, и так далее… Откуда же берутся в крови новые лейкоциты и эритроциты? Они получаются из универсальных, недифференцированных клеток. Эти клетки выбрасываются из костного мозга и специализируются в крови, превращаясь из универсальной заготовки в узкого специалиста – эритроцит, тромбоцит или лейкоцит. Но универсальной клетке всё равно, в какую клетку превратиться, она же универсальная! Она с таким же успехом может стать клеткой печени или сердца! На этом и была основана идея моего визави о бессмертии. А давайте, говорил он, в наши дряхлеющие сердца, почки и прочие потроха подсаживать культуру универсальных клеток, которые будут превращаться в обновлённые клетки сердца, почек и т.д. Таким образом, мы откроем новую индустрию – индустрию бессмертия! Люди будут периодически приходить в специальные центры ремонтироваться, то есть догоняться новой дозой «молодильных» клеток. А где брать тонны универсальных клеток для индустрии омоложения? На этот вопрос у моего гостя был прекрасный ответ: их довольно много в эмбриональных тканях. И вместо того, чтобы выкидывать абортивный материал на помойку, как это происходит сейчас, его надо по-умному утилизировать, использовать, извлекая из него полезные клетки. А в дальнейшем, быть может, женщины даже наладят продажу эмбрионального материала, нарочно беременея и специально идя на аборт с целью деньжат срубить по-лёгкому. Идея мне понравилась своей смелостью и незамутнённостью моральными предрассудками. Почувствовав интерес, мой собеседник начал с жаром обрисовывать великолепные перспективы: «Через двадцать лет люди перестанут умирать от старости. Мы наладим конвейер омоложения!» Его глаза горели. Со времени нашей беседы прошло ровно двадцать лет. Мой собеседник умер. А бессмертие нам обещают опять через двадцать лет. Это как с нефтью, исчерпание запасов которой нам обещают «через тридцать лет» вот уже тридцать лет… И у меня такое ощущение, что в этом деле геронтологи ещё в самом начале пути. Если проводить технические аналогии − где-то на уровне каменного топора. Хотя очень хочется надеяться, что я ошибаюсь.
Владимир ПастуховДоктор политических наук. University College of London
7 16370
«Случай Антоновой»
Ирина Антонова. Фото: РИА Новости
Это текст не об Ирине Антоновой, но, если бы она не приехала недавно в Лондон, он бы не появился на свет. Мы живем на пределе возможностей эпохи, когда последние из поколения могикан, родившихся после революции, но успевших войти во вторую мировую войну в «возрасте рефлексии», ставших при этом свидетелями рождения и гибели «биполярного мира», покидают нас. Почти одновременно ушли Пайпс и Коржавин, казавшиеся бессмертными. Не то даже страшно, что они уходят, — никто не вечен, — а то, что их место остается не занятым. Уже по одной этой причине лекция Ирины Антоновой в британской Национальной галерее априори была для меня событием года в культурной жизни русского Лондона.
Я не был знаком с Ириной Антоновой, не особенно осведомлен о ее работе в качестве руководителя Музея имени Пушкина, не являюсь знатоком музейного дела в целом и даже не могу назвать себя компетентным в вопросах изобразительного искусства, — но все, что я слышал или читал о ней (конечно, включая ее интервью), всегда вызывало глубокий интерес и уважение к ней как к выдающейся личности с неординарной судьбой, поэтому я шел в этот раз в Национальную галерею не столько прослушать лекцию о современном искусстве, сколько встретиться с русской историей. Впрочем, полезным оказалось и то, и другое.
Владимир Путин с Ириной Антоновой. Фото: РИА Новости
Мне захотелось написать об этой лекции сразу, но множество важных, а еще больше — совсем не важных дел мешали этому желанию воплотиться в жизнь. Тем не менее, с лагом более чем в месяц, я взялся за текст, но не потому, что хочу выразить свое восхищение Антоновой, — ни она, ни читатели в моих восторгах не нуждаются, — а потому, что эта лекция в силу масштаба ее личности оказалась своего рода культурным «перфомансом», позволившим обнажить и выставить в гротескном виде скрытые комплексы, терзающие сегодня самосознание русского политического класса и не позволяющие ему стать органичной частью русского культурного (образованного) сообщества.
О том же самом можно было, как все, написать на примере футбола, но «случай Антоновой» позволяет до крайности заострить проблему —
если «интеллигентному человеку» нельзя радоваться победе футбольной сборной над Испанией, то нельзя также восхищаться Антоновой, ведь и то, и другое — на пользу Путину.
А попробуйте…
«Ненашизм» как зеркало русской несвободы
К моему удивлению, лекция Антоновой породила нездоровый ажиотаж у значительной части прописавшихся в Лондоне «профессиональных борцов с путинским режимом», и особенно у тех, чей собственный вклад в русскую культурную, да, в общем, и в политическую жизнь может быть установлен только с помощью взятых в аренду у «Роснано» специалистов по микроизмерениям. Малоизвестные люди развернули кампанию в сети по поводу того, что Антонову нужно изгнать из Лондона, потому что она является доверенным лицом Путина. К слову сказать, сразу по возвращении из Великобритании Антонова, словно издеваясь над ревнителями либеральной чистоты (которая сродни расовой), получила из рук Путина очередную государственную награду.
На самом деле, совсем неожиданной эту реакцию назвать нельзя, такого рода истории случаются в Лондоне регулярно, стоит кому-то из деятелей шоу-бизнеса, из не пренебрегающих просьбами Кремля поучаствовать в той или иной политической акции властей (почти все из сколько-нибудь известных и живущих в России), пожелать посетить Королевство. Перед их гастролями либеральствующая общественность осаждает офисы местных правительственных учреждений, требуя не допустить выступления лиц, скомпрометированных порочащими связями с режимом.
Помню, какой обструкции со стороны либеральных обывателей был подвергнут несколько лет назад только что освободившийся из десятилетнего заключения Ходорковский за то, что сфотографировался вместе с Пригожиным (не тем) и Валерией (той самой), которых случайно встретил в ресторане в центре города. К чести Ходорковского, надо сказать, что он проигнорировал весь этот «хайп» и демонстративно вывесил фото на своей странице в Интернете, но так бывает далеко не всегда.
Михаил Ходорковский (в центре) встретился с Алексеем Венедиктовым (второй слева), Валерией и Иосифом Пригожиным (третья и второй справа)
Случай Антоновой отличается от других аналогичных инцидентов только тем, что масштаб ее личности делает эти усилия откровенно карикатурными: разница культурных потенциалов «критикующих» и «критикуемой» оказалась столь значительной, что разом выявила всю плоскость и пошлость критики со стороны либеральных активистов, пытающихся бороться с «путинским режимом» зеркальными ему методами и зачастую не замечающих того, что они стали политической пародией на этот самый режим.
Мало кто усомнится в том, что получающая из рук Путина награду Антонова останется великой, несмотря на всю критику в ее адрес. И это реальность, с которой надо научиться жить всем тем, кто не любит Путина и желает смены режима в России, — можно не ругать и даже хвалить Путина и быть достойным человеком, а можно всю жизнь посвятить критике Путина и ничего из себя не представлять как личность. Вот такая сложная картина мира получается…
И, конечно, дело не только в Антоновой. Стала ли непревзойденная Тарасова менее великой от того, что ищет и находит общий язык с кремлевскими чиновниками и видит в современной России (на словах, по крайней мере) только то, что ей хочется увидеть? Перестала ли Навка быть великой фигуристкой, выйдя замуж за пресс-секретаря Путина? Являются ли сомнительные связи Кобзона и его «ура-патриотизм» причиной для того, чтобы перестать считать его великим певцом? Значит ли, что не следует ходить на концерты Гергиева, демонстративно подчеркивающего свою дружбу с Путиным? Можно ли и дальше слушать арии в исполнении Нетребко, получающей от Алиева награду прямо на сцене лондонского Альберт-Холла? Нужно ли выключать телевизор, когда в хоккей играют Ковальчук и Овечкин? В конце концов, нужно ли желать поражения хотя бы российской сборной по футболу (о ней чуть позже), пока нет под рукой подходящей войны?
Русская, на словах либеральная и демократическая, оппозиция все больше становится похожа на тоталитарную секту, для которой все, кто не разделяет ее «символа веры», являются непримиримыми врагами и еретиками.
Она не видит градаций зла, не различает причину и следствие, не отличает ведомых от ведущих, но ожидает ото всех соответствия максимально высокому этическому стандарту, хранителем которого она сама себя произвольно назначила. Не будучи сама святой, она требует от окружающих безупречной святости. Это обрекает ее на одиночество и изоляцию, которые делают все ее планы на политическую победу иллюзорными. Впрочем, никакая победа ей на самом деле и не нужна — смысл ее существования сегодня состоит в экзистенциальном переживании своей либеральной избранности.
Фото: РИА Новости
Вопрос об отношении к тем, кто, не являясь частью режима, поддерживает его, чаще словом, но иногда и делом, стал камнем преткновения для русской «либеральной» мысли. Лучшей иллюстрацией ее ступора стал прогремевший в свое время как пустое ведро, брошенное с лестницы, блог Аркадия Бабченко с проклятиями в адрес погибших в катастрофе над Черным морем артистов Ансамбля имени Александрова и Лизы Глинки. Кстати, тем же рейсом летела замечательная художница Ирина Гурар, картину которой я, возвращаясь с работы, случайно купил на вернисаже на Крымском валу лет 25 тому назад, когда о Гурар никто еще толком не знал. Она просто работала последние годы в каком-то выставочном центре Министерства обороны, летела в командировку. Ее «Сирень» висит у меня дома в Москве — я мечтаю перевезти ее в Лондон. Бог — не фраер, сегодня Аркадий может на собственном опыте оценить, что такое нравственный максимализм «общественности».
Похоже, что рожденному на волне путинской контрреволюции «нашизму» часть русской интеллигенции, как внутри страны, так и особенно в эмиграции, решила противопоставить
революционный «ненашизм» — весьма спорное интеллектуальное увлечение, состоящее в том, чтобы записывать во «враги демократии» всех, кто не встал открыто в оппозицию к режиму и тем более тех, кто продолжает с ним сотрудничать.
Хотя мотивы такого поведения понятны, а поводы зачастую являются вескими, в конечном счете, нравственно-политический максимализм ведет русскую оппозицию в тупик. Нельзя ставить знак равенства между властью, режимом и русским культурным классом, который традиционно выстраивается вокруг власти и предпочитает не вступать с нею в пререкания, что бы эта власть ни вытворяла. В русских условиях избыточная «принципиальность» может очень дорого стоить и закончится полной самоизоляцией русского политического класса.
Русская оппозиция между «трагедией» и «фарсом»
Когда этот текст был уже наполовину написан, в российском сегменте Сети развернулась напряженная дискуссия о том, должен ли истинный русский либерал и противник режима желать поражения российской сборной на чемпионате мира по футболу?
В наиболее выразительной форме позицию радикальной либеральной оппозиции в этом вопросе была озвучена искренне мною уважаемой и всегда читаемой Кариной Орловой:
«Как же интеллектуальное меньшинство может чувствовать гордость за страну, в которой сотни политзаключенных, в которой пытают в тюрьмах, в которой декриминализируют домашнее насилие, в которой цензура, отсутствие свободных выборов и сырный продукт, потому что импортозамещение?»
Это, конечно, не жесть, как у Бабченко, но тоже жестко: какая уж, действительно, гордость, если «отсутствие свободных выборов и сырный продукт»…
Остается только в очередной раз восхититься афористичной мудростью Гегеля, заметившего, что великие исторические события и личности повторяются дважды — один раз как трагедия, а другой раз как фарс. Чуть более века назад упершийся в ту же стену еще широко не известный политический эмигрант Ульянов (Ленин) смотрелся более монументально:
«Мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий. Именно потому, что мы хотим ее, мы говорим: нельзя в XX веке, в Европе (хотя бы и дальневосточной Европе), “защищать отечество” иначе, как борясь всеми революционными средствами против монархии, помещиков и капиталистов своего отечества, т.е.. худших врагов нашей родины; — нельзя великороссам “защищать отечество” иначе, как желая поражения во всякой войне царизму...»
В войне все-таки — не в футбольном матче…
В чем разница между Лениным и Орловой? Она есть, и существенная. Ленин осознает и подчеркивает свой «национализм», но противопоставляет его «национализму» режима. Поэтому, придя к власти, он вывернул все им же написанное наизнанку и превратил СССР в еще большую «тюрьму народов», чем Империя Романовых, оправдывая это прогрессивностью большевистского режима. Орлова и солидарные с ней либеральные публицисты не осознают и даже стыдятся своего «национализма», и поэтому мы никогда не узнаем, что будет, когда они придут к власти — потому что они никогда к ней не придут.
В то же время, в рамках формальной логики, и Ленин, и Орлова безупречны. Если последствия тех или иных действий способствуют укреплению режима, противником которого ты являешься, то, будучи последовательным в своих взглядах, ты обязан препятствовать наступлению этих последствий, в чем бы они ни заключались, будь то победа на поле брани или победа на футбольном поле. Оставаясь внутри этой логики, спорить с ними бесперспективно, потому что, в конечном счете, они всегда окажутся правы. Проблема в том, что реальная, а не бумажная жизнь протекает, сообразуясь не столько с формальной, сколько с диалектической логикой, и поэтому «живая» эмпирика без спроса вторгается в абстрактную дискуссию и разрывает в клочья формальную правоту.
Что делать в таком случае со Второй мировой войной? Сталинский режим был еще круче нынешнего. Означает ли это, что «интеллектуальному меньшинству» не пристало гордиться победой над фашизмом, потому что она объективно способствовала укреплению коммунистической диктатуры не только в России, но и в Восточной Европе? А что делать с освоением космоса, не говоря уже о создании советского «ядерного щита», ставшего сегодня непреодолимым препятствием для «революционного» разрешения «украинского вопроса»? Должны ли мы вычеркнуть Гагарина, Курчатова и даже Сахарова (который, кстати, никогда не каялся в том, что участвовал в разработке водородной бомбы для «империи зла») из пантеона «великих», потому что все они способствовали укреплению того режима, прямым наследником которого является нынешний?
В конце концов, что делать с Пушкиным, восславившим подавление польского восстания и отрицавшим право иностранцев критиковать свое Отечество?
Он вообще одним уже своим существованием объективно способствовал укреплению в России трех диктаторских режимов подряд, последовательно включавших его стихи в официальную школьную программу. Кто тогда вообще останется в этом пантеоне, кроме наследников Герцена и Чернышевского, чьи «либеральные» подвиги в XX веке так хорошо всем известны…
Это искусственно навязанные обществу вопросы, возникающие исключительно вследствие того, что все богатство реальной и полной внутренних противоречий жизни кто-то пытается втиснуть в прокрустово ложе формальной политической геометрии. Политическая геометрия Евклида позволяет легко и быстро находить ответ на первый главный русский вопрос — «Кто виноват?». К сожалению, она совершенно беспомощна в поиске ответа на другой, гораздо более важный русский вопрос — «Что делать?» Здесь необходима политическая геометрия Лобачевского, в которой, как известно, даже параллельные прямые сходятся. В этой геометрии русский политический и русский культурный классы, существующие сегодня в параллельных мирах, должны, наконец, сойтись.
Как русский политический класс воюет с русским культурным классом
Здесь самое время вернуться к Ирине Антоновой, точнее, к ее лекции о современном искусстве в лондонской Национальной галерее. Антонова была демонстративно аполитична, не критиковала власть, не делала реверансов в сторону либеральной общественности (например, не требовала освободить Сенцова или прекратить уголовное дело Серебренникова), но это не значит, что у нее нет своей внутренней позиции. Сама лекция была выстроена как сравнительный анализ творческой эволюции изобразительного искусства в России и во Франции приблизительно за последние два столетия, причем культура России и культура Франции рассматривались как неразрывно связанные друг с другом части единой европейской «экосистемы».
В поле зрения Антоновой естественно находились все культовые художники этой переломной для изобразительного искусства эпохи, но их «подача» была весьма «авторской», не оставляющей сомнений в том, какие именно ценности находятся в центре ее внимания. Первой планшетник Антоновой (а она сама управляла проектором) выдал на экран картину Делакруа «Свобода, ведущая народ»… В дальнейшем русское искусство оказалось представленным картиной Николая Ге «Совесть. Иуда».
Николая Ге. «Совесть. Иуда»
Франция «ответила» замечательной литографией Домье «Этого можно отпустить. Он уже не опасен» (врач и полицейский в тюремной больнице у постели умирающего каторжанина). Валентин Серов был обозначен вовсе не как автор «Девочки с персиками», а как создатель гораздо менее известного полотна «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава…», в основе сюжета которой — разгон революционного митинга казаками.
Моей целью не является пересказать лекцию Антоновой, с ее помощью я лишь хотел проиллюстрировать, что базовые ценности «корневого» русского культурного класса, той образованной части общества, которая на протяжении последних четырехсот лет является становым хребтом русской цивилизации и государственности соответственно, были и остаются европейскими в своей основе, несмотря на то, что она большую часть этого времени сохраняла лояльность власти, насаждавшей в России совсем иные ценности. Хотя русский культурный класс не последователен в отстаивании своих принципов и не готов открыто бороться за свои идеалы, он, как и прежде, в основной своей массе сориентирован на индивидуальную свободу, в том числе и политическую, на толерантность и гуманизм, он чужд насилию и произволу и, конечно, имеет мало общего с той архаикой и обскурантизмом, которые являются сегодня доминирующим государственным трендом.
К сожалению, то же самое вряд ли можно сказать о русском политическом классе, в том числе и о той его очень активной фракции, которая сделала своим лозунгом борьбу «за европейский выбор России».
Российская оппозиция прорубает для России окно в Европу с поистине азиатской одержимостью, и в этом она, к сожалению, недалеко ушла от своего антагониста — русской власти.
И та, и другая проповедают «тотальный диктат», реализуя на практике принцип: кто не с нами, тот против нас. В итоге обе оказываются постепенно в культурной изоляции в собственной стране, но власти такая ситуация выгодна, потому что, выражаясь модным сегодня футбольным языком, ее устраивает ничья. А вот русскому оппозиционному политическому классу, наоборот, нужна только победа, которая будет для него недостижимой целью, пока он не прекратит бессмысленную и бесперспективную войну с русским культурным классом и не сделает последнего своим союзником.
Не надо много ума, чтобы козырять перед другими своей либеральной святостью. Гораздо больше его требуется, чтобы проявить выдержку и лояльность по отношению к тем, кто блуждает в темноте, часто демонстрирует непоследовательность и конформизм, а иногда и просто малодушие, но при этом является в России единственным носителем тех самых ценностей, за которые на словах вроде бы и идет борьба. Одной из главных проблем режима, которая в долгосрочной перспективе неизбежно приведет его к гибели, является то, что он находится в ситуации когнитивного диссонанса с достаточно мощным и обширным культурным классом России. Парадоксальным образом главный оппонент режима — либерально настроенный русский политический класс — столкнулся сегодня с зеркальной проблемой, что может иметь для него аналогичные последствия в будущем.
Перспектива реальной демократизации России появится лишь тогда, когда русских политический класс убедит русский культурный класс в том, что является его союзником, а не антагонистом.
Как победить политических дальтоников
Русской культуре свойственна «политическая микроцефалия». В отличие от других европейских народов, русский политический класс не совпадает по своим границам с образованным классом, а составляет его ничтожную часть — в России аполитичны даже те, для кого политика является повседневной работой: бюрократия, олигархи, топ-менеджеры госкорпораций. Поведение русского политического и русского культурного класса особенно в периоды кризисов рассинхронизированы. По мере углубления кризиса русский культурный класс становится демонстративно аполитичным, гротескно лояльным власти, температура его политической активности резко снижается, он замирает, как ящерица в предчувствии катастрофы. Русский политический класс, напротив, раскаляется добела, превращаясь в искрящую политическую плазму, изрыгающую из себя громы и молнии во всех направлениях.
Перегрев политического класса приводит к появлению синдрома черно-белого мышления. В мире русской оппозиции нет красок и полутонов, в нем существуют только карикатурные злодеи и былинные герои. К счастью, реальная жизнь и сложнее, и многообразней, и поэтому интересней. В ней демоны лишь «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», а ангелы сплошь и рядом оказываются падшими. Для того, чтобы стать реальной политической силой, русскому политическому классу нужно поступиться принципами, расширить свои границы и принять в свои ряды тех, кто застрял между небом и землей. А для этого ему надо перестать высчитывать, что хорошо или плохо для Путина, а сосредоточится на том, что хорошо или плохо для России.
Война на Украине и в Сирии — это плохо для России, и против этой войны надо бороться. Победа в матче над Испанией и достойная игра с хорватской сборной — это хорошо для России, и такой игрой можно гордиться. Строительство стадионов к чемпионату мира — это хорошо для России, а воровство и ненужное расточительство — это плохо. Поэтому с показухой и коррупцией надо бороться, а стадионам — радоваться.
Не все, что делает Путин, плохо для России, и сам Путин — личность для истории неоднозначная (а кто однозначен?), но это не повод, чтобы он правил Россией вечно,
и это не снимает с него ответственности за правовой беспредел и беспрецедентный в новейшей истории России фаворитизм. И, если Путин награждает Антонову, то это не повод записывать Антонову во враги свободы. Небо не упадет на землю от того, что кто-то разделит вместе с Путиным удовольствие от игры футбольной сборной. Пора уже нам всем научиться видеть мир цветным.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
AFP
WILL OLIVER
GETTY IMAGES
