Израиль. Осень 2005 г. Придумался разговор Христа с Каифой. Каифа
готов отпустить смутьяна, не видит он греха в его ереси, но сам Ешу не желает
свободы и жизни. Он уверяет первосвященника, что ожидание абстрактного,
«долгоиграющего» Машиаха ни к чему не приведет. Он предлагает свой образ, как
конкретность, осязаемость искупления, пришествия. Он уверяет Каифу, что
распятие необходимо, чтобы люди поверили в его грядущее возвращение на землю с
великой миссией освобождения и возрождения.
Каифа не согласен. Он не верит, что мучительство живого, - должный
путь, но, в конце концов, соглашается выдать Ешу Пилату, но после распятия
понимает всю пагубность своего согласия.
Сколько было восторгов по поводу знания Булгаковым реалий древней
Иудеи. Вот и роман мастера начинается с красивой фразы: «Тьма, пришедшая со
Средиземного моря…» Вот уж точно: ради красивого словца не пожалеешь и законов
природы. Тьма приходит с востока, а на западе свет, вместе с заходом солнца,
умирает последним. Никак не могла прийти тьма в Иерусалим со стороны
Средиземного моря, расположенного на запад от Израиля». Хамсин? Но идет апрель.
Да и Хамсин, как правило, атакует Израиль с юга и юго-востока, а не с Запада.
Еще одна нелепица: неделя Песаха, но это не мешает Левию Матвею найти работающую хлебную лавку, где он и похищает
нож.
Булгаков имя Христа меняет, а вот Иуду оставляет Иудой, так как
прекрасно знает, что большая часть евреев - потомки колена Иуды. Юдофобская,
печальная традиция в православии, основанная на «кровавом навете» должна быть
соблюдена. Все остальное, включая критику Нового завета, допустимо.
Впрочем, официальную позицию православной церкви иеромонах Иов
(Гумеров) обозначает так: «Для христианина любой конфессии демонизм романа М.
Булгакова очевиден. Мы получили истину священной истории, свидетельство о нашем
искуплении из рук богодухновенных апостолов – учеников Спасителя мира. В романе
М. Булгакова новозаветная история рассказана устами сатаны. Автор путем
продуманной и четкой композиции предлагает нам вместо Священного Писания взгляд
на Сына Божия, Спасителя мира, и на евангельскую историю глазами того, кто сам
называет себя профессором черной магии».
Здесь явное передергивание: Воланд в романе всего лишь свидетель
всей этой истории с распятием, подтверждающий гипотезу Мастера. Булгаков
перечеркивает не только еврейство Христа, но еврейское звучание (от Матфея)
Евангелия. Верно, он неразборчив в поисках свидетелей. Точнее, его выбор
зиждется на авторитете пусть «князя тьмы», но все-таки Князя, а не какого-то
жалкого сборщика налогов. Здесь чисто
национальная вера в Хозяина и презрение к плебею.
Иов закономерно не касается причины булгаковской ереси. И суть ее
в извечной муке православия при
осознании еврейской природы Христа. Отсюда, и только, страсть к ревизии Нового
Завета. Судьба обрезанного в положенный срок сына Божьего напрочь перечеркивает
религиозный догмат веры, связанный не только с антисемитизмом, («кровавый
навет»), но и с претензией на «Третий
храм». Претензией, кстати древней. Еще Иван Грозный писал Курбскому: «Россия
есмь Израиль».
Иосиф Бродский был невероятно далек от православной ортодоксии, но
и он в разговоре с Петром Вайлем почти соглашался с иеромонахом:
« - В двадцатом веке был еще русский
писатель, вплотную занимавшийся евангельским сюжетом, - Булгаков.
- Этот господин производит на
меня куда меньшее впечатление, чем кто-либо.
- Чем кто-либо из трактующих на эту
тему?
- Чем кто-либо из известных русских прозаиков. Это относится ко
всему, за исключением «Театрального романа». Что касается евангельских дел, то это
у него в сильной степени парафраз Мережковского и вообще литературы того
времени. Лучшее, что я могу сказать, - хороший коллаж. И потом, в этих делах
Булгаков чрезвычайно себя скомпрометировал своими развлечениями с чертом».
Насчет трактовки Булгаковым Евангелия – все верно. Вполне возможно
(Бродский не говорит об этом прямо) и его раздражала банальность религиозной
юдофобии Булгакова, но упомянутый «черт» говорит о том, что Бродский не до
конца отдавал себе отчет в том, что жил Михаил Афанасьевич во времена
дьявольские, в годы пришествия Сатаны. Раскрашивая Воланда в разные цвета, он,
тем самым, пробовал спастись от ужаса ада на земле, уйти от абсолютной власти
большевицкого сатанизма.
В любом случае, М. Булгаков, угодив читателям, не угодил писателям
и философам, причем совершенно разным по интеллекту, уму и таланту.