ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ рассказ

 Они арендовали  жилье в грязном районе Бат-Яма, заселенном шумной и подозрительной публикой. Им понравилось, что квартира находилась на первом этаже. У Зои очень болели колени. Что-то им еще понравилось, они уже не помнили что…. В любом случае, Древины оказались именно в этой точке Израиля, а не в каком-то другом месте.

 Однажды, месяца через четыре после приезда, в жуткий хамсин, они сидели  потные на потертом диване перед телевизором и под жужжание бесполезного вентилятора смотрели документальный фильм о России. И вдруг на экране замелькали кадры их родного города, города, которому они отдали лучшие годы своей жизни: сорок лет несли школьникам доброе, светлое и вечное - родную литературу и язык.

 За окном, прикрыть которое было невозможно, оглушительно гремела протяжная, дикая музыка, кто-то на улице истошно орал на чужом, непонятном языке - и Древин вдруг заплакал, заплакал навзрыд, наверно в первый раз в своей спокойной и, в общем-то, благополучном жизни. Он рыдал, сорвав очки и лихорадочно шаря по карманам в поисках платка, а Зоя все старалась обнять его седую голову, погладить и утешить мужа.

-         Черный день! - вдруг выпалил, глотая слезы, Древин. - Черный день!

 Они студентами познакомились, на третьем курсе. Матвею понравилась Зоя, а Зое понравился Матвей. Они не стали долго хороводиться и через месяц после знакомства зарегистрировали свой брак в ЗАГСе. Состоялось что-то вроде бедной, комсомольской свадьбы - и Древины стали жить вместе за платяным шкафом в общежитии. Случилось это в 195б году, когда вся России надеялась на лучшее. Хрущев разоблачил культ личности и начал строить дома для простых людей, а не только для начальства.

 Так получилось, что после защиты дипломов  Матвея и Зою определили на работу в большой и промышленный подмосковный город. Там они и стали учительствовать в одной школе.

 Молодожены очень любили свой предмет - литературу и неплохо ее знали. В те годы уже начали пробиваться робкие ростки диссидентского движения. Древины тайком, самиздатовскую копию, читали "Доктора Живаго", спорили о романе Дудинцева и мечтали о том времени, когда у них появится возможность и ученикам своим рассказывать об этих книгах.

 Первый год молодые педагоги прожили на съемной квартире, но скоро им предоставили жилье в новом четырехэтажном, блочном доме. Это была огромная радость. Своя квартира! Комната в 18 квадратных метров, ванная, совмещенная с туалетом, и кухня с небольшой прихожей! Их дворец находился на четвертом этаже, и вид вокруг на окрестные леса открывался прекрасный.

 Древины были молоды, отсутствие лифта их не смущало. Они придумали свой персональный подъемник. Матвей устроил на подоконнике лебедку, и тяжелые вещи они поднимали с помощью троса, корзины и коловорота.

 Надо сказать, что Древин любил не только литературу, но и разный, ручной труд. Он мог смастерить все, что угодно, даже мебель, и талантом своим очень радовал жену- Зою.

 Потом у них родился ребенок - мальчик. Снова была большая радость. И жизнь Древиным казалась наполненной смыслом, гармонией и справедливостью.

 Вокруг них жили такие же бедные люди, как и они, а потому бедность казалась нормой и, будто бы, не была таковой.

  В шестидесятом году Древины купили телевизор, но на экране никакой другой жизни они не увидели. Точно такие же люди, как и они, радовались, пели, любили друг друга, спорили из-за производственных показателей и отправлялись на стройки очередной "пятилетки".

 Ребенка Древины назвали Ефимом в честь отца Матвея, погибшего в сорок втором году под городом Ростов. Матвею и Зое очень хотелось родить девочку, но как-то не получалось у них это. В остальном  все в их семействе ладилось. Ссоры случались редко. Молодые продолжали любить друг друга, а потому быстро находили пути к примирению.

  Педагогами они были талантливыми, дети их любили, и в школу Древины ходили, как на праздник.

 Иногда они позволяли себе некоторое вольнодумство, упоминали фамилии Мандельштама, Цветаевой или Ахматовой. И даже декламировали на уроках стихи этих поэтов.

 В конце шестидесятых годов Древины осмелились на неслыханную дерзость. Они чудом, и с большими приключениями, достали серо-голубенький номер журнала "Москва" и стали читать своим старшеклассникам роман Булгакова "Мастер и Маргарита", чем невероятно напугали добрейшего директора школа Ивана Павловича Зеленского. Пришлось чтение прервать, но дело было сделано. Древины заразили своих детей любовью к Булгакову, и сами они стали фанатиками его творчества.

 В общем, жили Древины духовными интересами, часто посещая московские музеи, театры и консерваторию. На материальную сторону своей жизни они обращали мало внимания, полагая, что аскетизм, кристальная честность и бескорыстие - высшая добродетель человека. И Зоя, и Матвей были уверены: счастлив бывает только тот, кто умеет довольствоваться тем, что имеет.

 В годы армейской службы, еще до института, Матвей вступил в  КПСС, а Зоя так и осталась беспартийной, хотя ей и предлагали примкнуть к  рядам строителей коммунизма.

 Необходимо отметить, что Матвей Древин был евреем, а Зоя носила титульную национальность, но разговоров на эту тему у них не было никогда. Оба, и Зоя и Матвей, были просто советскими людьми, и упоминание национальности в разных документах считали пережитком былых и недобрых времен.

  Свое же время они считали добрым и умным, а очевидные недостатки политической системы и быта легко устранимыми в ходе промышленного и социального прогресса СССР - передовой страны, завоевавшей Космос и освоившей целину.

  Как и большинство соседей Древины жили от получки до получки. Иногда им удавалось скопить некоторую сумму - и тогда покупалось что-нибудь из одежды, обувь, велосипед сыну и так далее.

 Родители Зои и Матвея жили обособленно. Зоины - в провинциальном городишке под Тамбовом, а мама Матвея после войны снова вышла замуж за состоятельного человека, какого-то начальника. Отчим не понравился Матвею. Он рано ушел из дома, стал работать на заводе, потом армия, институт… Древин изредка навещал мать и свою сводную сестру, но делал это, как бы, по принуждению. В глубине души не мог Матвей простить матери измены погибшему мужу, его отцу. Он плохо помнил этого человека, но боготворил его и считал настоящим героем.

 Только однажды мать Древина посетила скромную квартиру сына. Две ночи она спала на раскладушке, и два дня молча наблюдала за жизнью семьи Матвея, но перед ее отъездом состоялся не очень приятный разговор.

 Ребенок заснул, просмотрев передачу "Спокойной ночи малыши", а взрослые сидели на тесной кухне, и пили чай.

-         Нельзя так жить, - вдруг сказала мама Матвея.

-         Вот интересно, - нахмурился сын. - И что тебе не понравилось?

-         Мне все понравилось, - сказала мама Матвея. - Только нельзя жить так. Нельзя тратить все деньги. Необходимо откладывать на черный день.

 Зоя улыбнулась такой простоте и наивности свекрови, а Матвей рассмеялся.

-         Мама, дорогая, - сказал он. - Ты о чем? Какой такой "черный день". Если война, от атомной бомбы никакие деньги не спасут, а при мире мы и так не пропадем. Нам много не надо. Правда, Зоя?

-         Состаримся - пенсию дадут, - сказала верная жена Матвея Древина. - Нам хватит.

-         Черный день, - поднявшись, вздохнула гостья. - Вы дети, хоть у вас и есть  свой ребенок.  Черный день всегда стоит за спиной человека, и приходит он незвано.

-         И что ты нам советуешь? - возмутился Матвей. - Фарцевать, спекулировать валютой, покупать брильянты? - он произнес последнее слово с нескрываемым отвращением.

-         Это ваши проблемы, что делать, - пожала плечами мама Матвея, но черный день придет обязательно, и тогда вы вспомните мои слова.

  Потом она уехали, заказав такси по телефону, а через год умерла скоропостижно от болезни сердца. Матвей был на похоронах. Он по-прежнему не мог примириться с отчимом. Его тронуло неподдельное горе этого человека, но и на этот раз между ними не проскочила искра контакта.

 Отчим хотел вручить Матвею три тысячи рублей (по тем временам большие деньги). Он сказал, что делает это по завещанию мамы Матвея, но Древин отказался от денег, и даже оскорбительно намекнул, что  предпочитает честно заработанные рубли сомнительным тысячам. Отчим не стал спорить и доказывать чистоту происхождения денег. Он просто спрятал их в ящик письменного стола и повернул ключ в замке.

 На этом они и расстались.

 Потом время  незаметно ускорилось, и Древины стали людьми пожилыми. Это случилось как-то неожиданно. Вот были люди молоды и вдруг - старость.

  Сын их, Ефим, окончив школу, поступил в Московский университет на Ленинских горах, защитил диплом с отличием, был оставлен в аспирантуре, до срока защитил диссертацию и принят на работу в крупный центр по разработке космических технологий.

 Древины очень гордились своим сыном. Только и печалились постоянно, что Ефим очень занят, и видят они его крайне редко. Здесь необходимо признаться:  и прежде сын рос необщительным и даже угрюмым сверх меры ребенком, любил одиночество, и никогда особенно не ценил родительский очаг и ласку.

 А Древины, по-прежнему, любили друг друга. Их авторитет в школе был высок, Матвей даже опубликовал небольшую книжку по вопросам воспитания, и его, после публикации, дважды приглашали на Центральное Телевидение в передачу о педагогике.

 Супруги  были сравнительно здоровы и после шестидесяти лет даже не думали уходить на пенсию.

  Жизнь, тем временем, раскручивалась по невиданной спирали. Казалось, сбывались их самые смелые мечты. Началась перестройка, заговорили о плюрализме, свободе слова и печати. Толстые литературные журналы начали публиковать фантастические по смелости, ранее совершенно закрытые цензурой тексты.

 Зое и Матвею казалось, что поток великой литературы не иссякнет никогда. В эйфории свободы, в книжном изобилии, они  как-то не сразу заметили, что опустели полки магазинов и возникли серьезные проблемы с заполнением небольшого холодильника "Саратов". Впрочем, они никогда не баловали себя деликатесами, излишествами разными, и теперь не очень горевали, отправляясь на "охоту" за костью со следами мяса или десятком яиц.

 В 91 году ушел на пенсию прежний директор школы, а новый и молодой решил устроить некое коммерческое заведение и назвал его "лицеем". Места в этом "Лицее" Древиным не нашлось, да им, если честно, и не понравились новые веяния, и платная система преподавания.

 Первое время пенсию им спускали регулярно,  потом начались перебои, и Древины поняли, наконец, что такое настоящая нищета. В магазинах появились продукты, по телевизору показывали роскошь иноземной жизни, а они питались одной лапшой и картошкой, поджаренной на подсолнечном масле.

 Да и книжный поток как-то вдруг иссяк. Оказалось, что замечательных, некогда запретных произведений не так уж много, и толстые журналы уже не радовали Древиных так, как прежде. Да и денег на внезапно подорожавшую подписку у них не было. Даже в Москву они перестали ездить. Билеты на электричку и в театр стали предметом роскоши. Износились купленные давно вещи. И в дождливый, осенний день Зоя поняла, что ей не в чем выйти из дома.

 Матвей сделал попытку найти работу, уроки, но работы не было и для молодых. Они обратились к сыну за единовременной помощью, но Ефим  в это время был за границей. Он преподавал в каком-то университете на севере Европы. На письмо ответила его жена. Она написала, что ждет ребенка, денег лишних у нее нет, и старикам придется рассчитывать только на самих себя.

 Однажды к ним в гости пришел старый директор Иван Павлович Зеленский. Он сказал, что теперь навещает только  тех, у кого есть лифт и кто живет на первых этажах, но к Древиным он забрался на четвертый, потому что увидел однажды у магазина Матвея и понял, что его бывшим коллегам и друзьям совсем худо.

 Иван Павлович сказал Древиным, что им нужно срочно ехать в Израиль, используя национальность Матвея, а иного выхода у них нет.

-         Сейчас, - сказал он. - Все едут за границу, кто может, потому что новой России не нужны дети и старики. Ей вообще не нужны больше люди, а нужны только полезные ископаемые, которые можно продать и на эти деньги содержать кремлевский двор и придворных жуликов.

 Древин спросил у старого директора, почему так получилось, но директор только пожал плечами, и положил на стол конверт.

 - Вот, - сказал он. - Там немного денег. Вам хватит, чтобы уехать.

-  Нет, нет и нет! - запротестовал честный Древин.

-  Да, да, да, - сказал, тяжело поднимаясь, старик. - Это долг. Там старикам дают хорошую пенсию. Вернете.

 И они уехали, захватив с собой жалкий скарб и два десятка самых любимых книг.  И вот теперь Матвей Древин рыдал на плече у верной жены - Зои. Холодильник их был полон, причитающиеся  деньги старики получили, и пособие ежемесячное пополняло их бюджет, да к тому же им удалось за 7 тысяч долларов продать свою квартирку в Подмосковье. И эти деньги были с ними, и, тем не менее, старики были глубоко несчастны в Израиле. Все вокруг им казалось чуждым, враждебным, опасным.

 Тот мир предал их, а новый не принял. И, как им казалось, не мог принять.

-         За что, - говорил Матвей Древин. - Мы честно работали. Мы не воровали, не грабили, не мошенничали. Мы учили наших ребят только хорошему: доброму и светлому их учили. Что случилось? В чем наша вина?

-         Наверно, в этом, - отвечала Зоя. - Мы не так жили и не тому учили наших школьников. Им, наверно, теперь также трудно, как и нам. Они тоже бедны, потому что пришло время, когда честность и достоинство не нужны людям.

-         Но почему? - вопрошал Древин. - Разве Пушкин, Толстой и Чехов зря писали свои книги. И Булгаков зря спасал своего Мастера и самого себя?

-         Наверно, зря, - говорила Зоя. - Что-то было не так в том нашем мире.

-         А в каком мире все  т а к? - спрашивал Матвей.

-         Этого я не знаю.

  Древины записались в русскую библиотеку, но, как ни странно, посетили ее зал всего лишь дважды, а потом и вовсе перестали туда ходить. Книги, привезенные с собой, были читаны неоднократно. Телевизор - это изобретение человеческого гения стало их окном в мир. В мир, который они оставили.

 Старики жили делами России, думали о России, спорили о России. Иногда им начинало казаться, что они и не уезжали никуда, а жили все там же, только с четвертого этажа перебрались на первый.

 Однажды, вечером, у телевизора, они вдруг стали спорить о будущем правительстве Российской Федерации. Матвей называл одни фамилии, а Зоя - другие. Супруги внезапно перешли на крик и набросились друг на друга с непривычной и необычной злобой.

-         Господи! - замолчав вдруг, тихо сказала Зоя. - Мотя, что с нами происходит. Если мы потеряем друг друга, мы потеряем все. Тогда и жить не надо.

 Они обнялись, но память о той ссоре занозой застряла в сердцах Древиных. И сердца их теперь болезненно ныли от страха и предчувствия новых размолвок.

 И тут случилось непредвиденное: их телевизор сломался. Срок гарантии не истек. Старики отвезли свой аппарат в мастерскую - и вернулись в опустевший дом.

 По привычке сели на диван, как раз напротив исчезнувшего экрана и молча уставились в пустоту.

-         Знаешь, - наконец, сказал Матвей Древин. - Страшно сознавать, что жизнь прожита зря.

-         Глупости, - сказала Зоя. - У нас есть сын. Он большой ученый. И придумает что-нибудь замечательное  для людей.

-         Еще одну атомную бомбу, - сказал Древин. - Или газ, способный убить все живое на земле … А, может быть, способ, как из одной яйцеклетки вырастить сразу полк солдат в касках и с оружием … Слушай, давай разом кончим это. Устал я жить, честное слово. Пойдем на море, возьмемся за руки и уйдем в воду. Вот и все.

-         Идем, - просто согласилась Зоя.

  Уже стемнело, когда они добрались до пляжа.

-         Я думаю не нужно раздеваться, - сказал Древин.

-         Конечно, - ответила Зоя. - Мы что - купаться пришли? Давай только посидим немного.

 И они сели на песок у самой кромки моря. Чуть слышно шелестел накат волн, вдали, в море, мерцали огни, а со стороны набережной слышались приглушенные звуки восточной мелодии.

-         Ну, пошли! - поднялся Древин.

-         Идем, - сказала Зоя.

Они не заметили этого человека во всем черном и в шляпе. Он стоял спиной к ним. Между ними и морем. Он стоял неподвижно, сгорбившись.

-         Откуда он взялся? - раздраженно прошептал Древин.

-         Не знаю, - отозвалась Зоя.

Матвей опять сел на песок.

-         Подождем, пока уйдет, - сказал он.

Они ждали пять минут, десять, ждали час… Человек в черном не уходил. Он, казалось, застыл в одной позе и на одном месте.

-         Знаешь, - тихо сказала Зоя. - Мне не нравится все это. Давай утопимся завтра - без этого страшного человека. Он наверняка броситься нас спасать. А нам не нужны спасатели.

-         Хорошо, - согласился Матвей, и они направились обратно, к набережной.

Шагов через сорок Древин невольно обернулся, но никого не увидел у кромки волн. Пляж был пуст.

 Эту историю рассказали мне сами Древины. Они так и не решились утопиться. Постепенно начали привыкать к новой жизни. Матвей даже устроился на работу по уборке, а Зоя нашла добрую подругу: такую же учительницу литературы из Вологды.

 Телевизор старики смотрят гораздо реже, а вот к морю прогуливаются чаще, особенно после заката. Сидят там, у воды, на теплом песке, под высокими звездами и ждут чего-то. Наверно, того человека во всем черном. Но он ни разу больше не появлялся на пляже города Бат- Яма. Видимо, не было в том нужды.

 Из книги «Рассказы о русском Израиле».

ОТДАТЬ ТЕРРИТОРИИ -ОТДАТЬ ЖИЗНЬ

Пинхас Полонский

Отделение от палестинцев приведет к взрыву атомной бомбы над Тель-Авивом

Когда в 2005 году, во время Размежевания и отдачи Газы арабам, правые

предупреждали, что это приведет к стрельбе ракетами по Сдероту и Ашкелону, левые только смеялись. Сегодня такие обстрелы — реальность, которая может повториться в любой день.

Если мы, вместо автономии, дадим палестинцам независимое государство, то на нас полетят не просто ракеты, а ракеты с ядерными боеголовками. Потому что купить “грязную бомбу” ничего не стоит, а на самоубийство, даже общенацио-нальное,палестинцы пойдут с удовольствием ради уничтожения евреев.

Предвыборные обещания “отделиться от палестинцев” хорошо действуют на

недостаточно думающих избирателей. Они рассуждают эмоционально: “Зачем нам

нужны эти получатели пособий от "Битуах Леуми"? Пусть их обеспечивает палестинское государство. Зачем нам вообще контролировать палестинцев и оккупировать их?

Давайте разделимся: мы здесь, они там, и всем будет хорошо”.

Но пусть те, кто просто хочет, чтобы назавтра все арабы от нас улетели, посмотрят, как в реальности выглядит это "отделение от палестинцев". Эта реальность — Газа.

Израиль отделился, изгнал евреев из поселений, угробил огромную кучу денег, а в результате мы получили ракетные обстрелы — сначала по Сдероту и Ашкело-ну, а потом и по Тель-Авиву.

До передачи арабам сектора Газа ничего такого в Израиле не было и близко. Террор мы принесли себе сами, под красивым лозунгом “Отделимся от палестинцев”.

Как только мы сделаем для палестинцев государство, то уже не сможем препят-ствовать получению сектором Газа любых грузов по морю. Мы перестанем их досматривать, и палестинцы без всяких проблем смогут завезти к себе ядерное оружие. Причем им не обязательно иметь настоящую атомную бомбу, хотя, конечно, они смогут ее купить у Северной Кореи на деньги Ирана или же у самого Ирана, если только левые помогут ему получить ее. Но иметь настоящую бомбу, с взрывателем, им не обязательно —достаточно иметь “грязную бомбу”, т.е. просто высокорадиоактивную смесь, которая разбрасывается над врагом. Запустив десяток таких бомб в сторону Тель-Авива — а ракеты для этого у них есть — палестинцы получат то, что они хотели: Тель-Авив превратится в зараженный Чернобыль. Израиль ничего не сможет сделать: сбивать такую ракету “Железным куполом” бессмысленно: от того, что грязная бомба взорвется на высоте нескольких сотен метров, ничего не изменится, радиация все равно

проникнет в города. Для того чтобы очистить их от радиации потребуется много лет перенапряжения всех ресурсов государства, денег не будет хватать не только на решение социальных проблем, но и вообще на жизнь, и страна рухнет.

Отставные военные публикуют сегодня в прессе платные объявления о том, что,

дескать, они точно знают и профессионально заявляют, что “единственный путь к миру

— это создание палестинского государства”. Только эти военные почему-то не

вспоминают, как 7 лет назад они печатали такие же платные объявления с

профессиональными уверениями, что от Размежевания и ухода из Газы Израиль сильно выиграет в вопросе безопасности. Когда им говорили о ракетах из Газы, они поднимали сомневающихся на смех. В результате из Газы стреляют, мы про-водим там одну операцию за другой, ситуация с безопасностью ухудшилась — а эти военные почему-то не посыпают головы пеплом с криком: “Как мы ошиба-лись!”. Наоборот — они продолжают лгать точно так же, как раньше.

Бывшие военные действуют вовсе не на основании честного военного анализа — они привязаны к политическим связям и сторонникам левой идеологии, которые в свое время продвигали их по служебной лестнице.

Последние двадцать лет Израиль действовал по рецептам левых. Нашими постоя-нными спутниками стали теракты и ракеты из Газы. Именно такая проверка прак-тикой доказала, что левые — это фанатики, для которых идеология мира важнее, чем жизнь государства Израиль, а правые — реалисты, которые хотят сохранить Страну. Также и идея левых о том, что якобы “если Израиль создаст палестин-ское государство,то отношение в мире к нам улучшится” — опять-таки полный блеф. Реальность такова:когда мы в 1967 году захватили земли Страны, весь мир восторгался нами, а последние 20 лет, чем больше мы отдаем, тем хуже к нам относятся.

И также полностью призрачны надежды на "завершение конфликта в случае отхода к границам до 1967 г." Если дать палестинцам государство, то в этом государ-стве к власти обязательно придет очередной ХАМАС, и договоры о мире, которые это государство подпишет при отделении, будут похоронены на следующий же день. Получив границы до 1967 г., они потребуют земли, которые им положены по решению ООН 1947 года. Ведь по-настоящему признаны ООН именно эти границы раздела Палестины, по которым палестинскими (т.е. оккупированными нами) территориями являются не только Иудея и Самария, но и Яффо, Ашдод, Ашкелон, Нагария, вся западная Галилея, Лод, Рамле и Западный Иерусалим, а не только Восточный. Все эти земли мы захватили в 1948 году и аннексировали, но официально ООН никогда не принимал документа о признании этой аннексии. Пока что(пока мы не отступаем) это всеми сегодня признается де-факто, но де-юре никаким документом не подтверждено.

Поэтому арабы, получив то, что мы заняли в 1967 году, Иудею и Самарию,

потребуют то, что мы заняли в 1948 г. И, разумеется, левые во всем мире это

поддержат, так же, как и сегодня. Арабские требования опять будут приняты “на ура” —ведь эти требования принимают вовсе не потому, что они справедливые, а потому что они антиизраильские.

Oтдача территорий ухудшит международное положение и в смысле нашей

безопасности, и в смысле нашей легитимности.

И самая главная вещь, о которой забывают наши миротворцы: палестинцы сегодня

способны на самоубийство — и даже коллективное самоубийство — ради уничтожения Израиля. Во время ядерного равновесия между Америкой и Советским Союзом, по крайней мере, можно было быть уверенным,что Советский Союз не захочет собственного уничтожения и просто так ядерную войну не начнет. С палестинцами в этом не только нельзя быть уверенным, а наоборот — можно быть уверенным в обратном. Идеология шахады, “самоубийства во имя высших целей”, полностью проникла в палестинское общество благодаря системе школ и СМИ, которые мы сами идиотским образом предоставили им по договору Осло. Даже если не все палестинцы готовы к самоубийству, найдется немало тех, кто готов взорвать “грязную бомбу”,несмотря на то, что будyт заражены их собственные территории. Им наплевать на то,что их собственный народ умрет от лучевой болезни. Идеология индивидуального самоубийства ради уничтожения евреев легко перерастет в идеологию общенационального самоубийства — ведь в случае коллективного самоубийства миллиона палестинцев атомной бомбой арабский мир и ислам это не убьет, а поэтому будет прославлено ими как великая жертва.

Поэтому создание палестинского государства — это самоубийство для Израиля. Мы ни в коем случае не должны этого допустить.

Автор: Пинхас Полонский

Исследователь учения р. Кука и активный участник процессов модернизации иудаизма,преподаватель Университета Ариэль (в прошлом - преподаватель Бар Илана и один из основателей Маханаим), автор книг.

ХИТРАЯ НАГЛОСТЬ ХАМАС

 Глава ХАМАСа Халед Машаль сообщил, что у палестинской проблемы нет решения, за исключением возобновления "духа самопожертвования во имя Аллаха". Машаль выступал в эмирате Катар на мероприятии, посвященном памяти палестинцев, убитых в ходе совершения террористических атак против Израиля. Машаль подчеркнул важность соответствующего образования молодого поколения палестинских смертников и необходимость внедрения в их сознание "спервого месяца рождения" ценности превращения в шахида. Машаль сказал: "Палестинский отец должен в момент рождения ребенка сказать: мой сын – жертва ради Палестины".

  

"Сайт Walla News 9 марта сообщил, что ХАМАС через посредников предложил Израилю заключить соглашение о прекращении огня сроком на пять лет при условии снятия блокады с сектора Газы".

 Пять лет Израиль будет кормить, поить, холить и лелеять бандитов, а взамен они не будут швырять в Еврейское государство мины и ракеты. Диктат сильного: вот отожремся, вооружимся - и покажем вам кузькину мать, просто потому, что все эти пять лет будем учить детей ненависти к Израилю, а молодежь тренировать в военных лагерях. Время террористы терять не будут. В этом нет сомнения. Мало того, израильтянам предлагается финансировать своих будущих убийц.

 Но ХАМАС не так прост. Это предложение он направляет не Израилю, где процент безумных политиков не так, ПОКА, велик, а Западу и США. "Вот мы какие миротворцы. Мы согласны на мир с нашим лютым врагом и просим только снять удавку с шеи. У нас дети умирают с голоду из-за блокады Израиля. Мы просим отменить хоть на время геноцид нашего мужественного народа". Эта лживая лапша охотно виснет на либеральных ушах. Интернационал юдофобов, от Осло до Мадрида, тут же начнёт давить на Еврейское государство, а заодно усиленно подкармливать людоедов из Газы. Вот на это ХАМАС и рассчитывает. Ну, еще, конечно, на придурков-миротворцев в самом Израиле, которые, глядишь, могут прийти к власти после очередных выборов.

Бойкот его выступления, как вся кампания против Нетаньяху, запущенная президентом Обамой и поддержанная рядом демократов в Конгрессе, показали, как они мелки и ничтожны — в сравнении с премьер-министром маленького Израиля Биньямином Нетаньяху.

Письмо сенатору

Семен Резник

От автора

Как всем хорошо известно, 3 марта этого года в Конгрессе США выступил с речью премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху. Тема выступления — опасность для Израиля и для мира ядерного вооружения Ирана. Нетаньяху был приглашен Спикером палаты представителей Джоном Бёнером, считающегося первым лицом в Конгрессе, то есть высшем органе законодательной власти США. Так как Бёнер не согласовал это приглашение с Белым Домом, то его обвинили в нарушении «дипломатического протокола». Было сделано все, чтобы сорвать выступление Нетаньяху в Конгрессе. Против Бёнера и Нетаньяху была поднята волна возмущения в прессе. Президент Барак Обама заявил, что не явится в Конгресс на выступление Нетаньяху, вице-президент Байден срочно умчался в Уругвай, госсекретарь Керри — в Женеву. Ряд сенаторов-демократов и конгрессменов-демократов, заявили, что будут бойкотировать выступление Нетаньяху. Другие демократы, сказали, что «бойкотировать» не будут, а просто не придут. Третьи осудили «нарушение протокола», но присутствовать не отказались.

Просматривая два опубликованных списка конгрессменов-демократов — тех, кто заявил, что придут и не придут на выступление Нетаньяху, — я не обнаружил ни в одном из них имени конгрессмена от моего избирательного округа Джеральда Коннолли, а также сенаторов от штата Виржиния Марка Уоррена и Тима Кейна (все трое — демократы). Я обратился к каждому из них с коротким письмом, прося сообщить мне, как их избирателю, намерены ли они присутствовать, или нет. При этом я изложил свою позицию. Сводилась она к тому, что если, по их мнению, действительно был нарушен какой-то протокол, то претензии должны быть предъявлены спикеру Бёнеру, а никак не лидеру другого, суверенного государства, откликнувшегося на приглашение Конгресса. Устроить ему обструкцию — значит нанести тяжелое оскорбление не только ему лично, но народу Израиля и евреям других стран.

Первым отозвался Джеральд Коннолли. В его пространном письме излагалась история американо-израильских отношений, говорилось об отступлении от протокола (departure from the protocol), но ни слова не было о том, о чем я спрашивал. Похожим было письмо сенатора Уоррена. Только сенатор Кейн, сообщил, что присутствовать на выступлении Нетаньяху не будет.

В коротких письмах к конгрессмену Коннолли и сенатору Уоррену я повторил свой вопрос. Сенатору Тиму Кейну я ответил более обстоятельно. Привожу это письмо в русском переводе.

С.Р.

* * *

Уважаемый сенатор Кейн!

Благодарю Вас за ответ на мое письмо относительно Вашего участия в заседании Конгресса 3 марта, посвященном выступлению премьер-министра Нетаньяху.

Ваш ответ резко контрастирует с ответами, полученными мною от Ваших коллег, сенатора Уоррена и члена палаты представителей Коннолли. Оба ответили на мое письмо длинными трактатами по истории американо-израильских отношений, но не ответили на мой простой вопрос: будут ли они присутствовать на выступлении Нетаньяху или нет? Так что я особо благодарен Вам за прямой и честный ответ.

Сказав все это, я так же должен сказать, насколько я разочарован тем, что Вы бойкотировали выступление Нетаньяху. Я еще более разочарован тем, как Вы оправдываете Ваше неучастие в этом важнейшем событии современной истории. Ваше допущение, что это событие было запланировано до — не после — израильских выборов, чтобы помочь Нетаньяху заполучить дополнительные голоса, абсолютно беспочвенно. У премьер-министра Израиля нет никакой нужды обращаться к своим избирателям из Вашингтона, на английском языке, который далеко не все избиратели понимают, тогда как в его распоряжении трибуна Кнессета, другие высокие трибуны Израиля, не говоря об израильских СМИ. Между прочим, я никогда не слышал, чтобы выступление американского лидера в Израиле или в любой другой стране было отменено или бойкотировалось из-за предстоящих выборов в США.

Г-н Нетаньяху приехал сюда, чтобы выступить перед нами, и, в первую очередь, перед нашими избранными представителями. Из-за этого он прервал свою избирательную кампанию в весьма критический момент, за две недели до выборов, потому что выживание и безопасность страны для него куда более важно, нежели предполагаемые и крайне сомнительные электоральные выгоды. Он действовал не так, как Президент Обама в похожих обстоятельствах. Вы должны помнить, что он обещал стать наиболее прозрачным Президентом в истории США, и он же секретно, как разперед президентскими выборами, обещал Владимиру Путину стать более гибким по отношению к нему после его (Обамы) переизбрания. Известен результат этой гибкости: аннексия Крыма и 6 тысяч убитых в Восточной Украине — со многими тысячами убитых впереди. Украина, как Вы знаете, отказалась от своих ядерных арсеналов и значительной части обыкновенного вооружения, получив взамен гарантии независимости и территориальной целостности со стороны США и России. Беззащитная Украина подверглась нападению со стороны России, она просит помочь ей обычным вооружением для обороны, но мы гибко забыли о наших гарантиях. Теперь администрация демонстрирует такую же «гибкость» в переговорах с Ираном, рвущимся к атомным боеголовкам. Не кажется ли Вам, что международный мир был бы в большей безопасности, если бы ядерными арсеналами обладала Украина, а не Иран?

В Мюнхене в 1938 году, когда решалась судьба Чехословакии, представители этой страны не были допущены к переговорам. Результат хорошо известен. Как напомнил г-н Нетаньяху в речи, которую Вы демонстративно проигнорировали, 6 миллионов евреев уничтоженных нацистами, были только небольшой частью общего числа жертв II Мировой Войны, коих насчитывалось 60 миллионов.

Сейчас Президент Обама, Госсекретарь Керри и лидеры других больших стран ведут переговоры с Аятоллами о судьбе Израиля, но Израиль к ним не допущен. Разве один этот факт недостаточен, чтобы понять озабоченность Нетаньяху относительно этих переговоров? Не его ли первейший долг — предостеречь американский Конгресс, Белый Дом, ООН и весь мир? Не это ли он постоянно делает в течение многих лет — независимо от расписания выборов в Израиле, США или где-то еще?

Помня о том, что Вам предстоит, как сенатору, решать вопрос о ратификации или отклонения предстоящего договора с Ираном; беря в соображение, что судьба Израиля и, возможно, будущее нашей страны и всего мира, может зависеть оттого, как Вы проголосуете, я не могу понять, как Вы могли проигнорировать выступление в Конгрессе премьер-министра Израиля по такому судьбоносному вопросу.

Бойкот его выступления, как вся кампания против Нетаньяху, запущенная президентом Обамой и поддержанная рядом демократов в Конгрессе, показали, как они мелки и ничтожны — в сравнении с премьер-министром маленького Израиля Биньямином Нетаньяху, крупным государственным деятелем, каким он предстал перед американским народом и перед всем миром.

Как гражданин США и житель штата Виржиния, я сгораю со стыда за моего избранного президента, и за Вас — моего избранного Сенатора. Вас избрали для того, чтобы защищать нас от врагов, а не устраивать обструкцию друзьям.

Нет Мюнхенским соглашениям с нашими врагами за счет наших друзей. Нет установкам по обогащению ядерного топлива в Иране. Как демонтировать эти установки — пусть решают сами Аятоллы. Они их демонтируют мирно, если поймут всю серьезность наших намерений. От нас требуется только одно — убедить их и весь мир, что время «гибкости» прошло. Это будет непросто после стольких «гибких» лет. Но еще не поздно. Президент Рональд Рейган показал, как это делается, — надо вспомнить его уроки. Это будет хорошим уроком и для Аятоллы Путина.

С уважением,

Семен Резник,

писатель, историк, журналист.