Железная леди Израиля
Бенджамин Балинт. Перевод с английского Юлии Полещук 14 мая 2024
Дебора Эстер Липштадт
«Голда Меир: матриарх Израиля»
(Golda Meir: Israel’s Matriarch),
Yale University Press, 288 стр.
У Голды Меир, по ее же признанию, был «комплекс погрома». В 1946 году Голда, как все ее называли, свидетельствовала перед Англо-американским комитетом по вопросу о Палестине И выступление начала с того, что прочла стихотворение Хаима Нахмана Бялика «Сказание о погроме» — одно из самых страшных стихотворений, когда-либо написанных на иврите; оно посвящено кишиневскому погрому 1903 года, во время которого сорок девять евреев были замучены и забиты до смерти, десятки женщин подверглись насилию:
…Встань, и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях и заборах
Остылый мозг и кровь комками; то — они.
Пройди к развалинам, к зияющим проломам,
К стенам и очагам, разбитым словно громом:
Вскрывая черноту нагого кирпича,
Глубоко врылся лом крушительным тараном,
И те пробоины подобны черным ранам,
Которым нет целенья и врача.
К тому времени, когда Голда — в ту пору глава Гистадрута, израильского профсоюза трудящихся — процитировала это стихотворение, воспоминания о погромах внушали ей стыд за то, что и она сама, и ишув оказались бессильны спасти евреев от устроенной нацистами резни.
Голда часто рассказывала о первом своем воспоминании: отец во время погрома забивает дверь досками. «Если и существует объяснение тому, что моя жизнь приняла именно такое направление, — говорила Голда, — то, пожалуй, оно заключается в желании и решимости спасти еврейских детей от такого зрелища, такого опыта». Одним из тех, кому она рассказывала об этом воспоминании, был Папа Римский Павел VI. В январе 1973 года, возвращаясь из Парижа, со съезда Социалистического интернационала, Голда Меир заехала в Рим и стала первой из премьер-министров Израиля, кому дал аудиенцию Папа Римский. Под впечатлением от символичности момента Голда сказала своим подчиненным: «Слушайте, что происходит? Я, дочь плотника Мойше Мабовича, встречусь с Папой католиков?» Помощник ее ответил: «Плотники здесь в почете» . Впрочем, беседа в Апостольском дворце Ватикана прошла из рук вон плохо — или, по крайней мере, совсем не так, как ожидал Павел VI: «Его Святейшество признался, что ему трудно понять, отчего еврейский народ, которому подобало бы проявлять милосердие, ведет себя столь жестоко в своей же стране. А я терпеть не могу, когда с нами так разговаривают». Голда ответила: «А знаете, Ваше Святейшество, каким было самое первое мое воспоминание? Как мы в Киеве ждем погрома. Когда мы проявляли милосердие, когда у нас не было своей страны, когда мы были слабы, нас гнали в газовые камеры».
В своей увлекательной новой книге Дебора Эстер Липштадт, выдающийся историк, ныне — полномочный представитель Госдепартамента США по проблемам антисемитизма, бойко описывает то, что сама же и называет «жизнью, отмеченной великими, практически беспрецедентными достижениями». Липштадт убедительно показывает, что эту жизнь также пронизывала вина за то, что не удалось спасти евреев от Холокоста, и упрямое нежелание, как в 1946 году сама Голда ответила на вопрос, смириться «с этой беспомощностью, отсутствием безопасности, зависимостью от других».
Голда Мабович родилась в Киеве в 1898 году, впоследствии жила в Пинске, родном городе матери, изведала бедность и голод; когда Голде было 8 лет, ее отец в поисках работы перебрался в Милуоки и перевез за собой семью.
Не довольствуясь положением «салонной сионистки», в 1921 году Голда уехала в Палестину вместе с мужем, Моррисом Мейерсоном, тоже эмигрантом (они познакомились совсем юными) и вступила в кибуц Мерхавия в Изреельской долине. Впоследствии Голда переехала в Иерусалим, и ее выбрали исполнительным секретарем женского совета Гистадрута. В 1930 году она описала чувства «работающей матери» как «вечную внутреннюю раздвоенность, стремление двигаться в противоположные стороны, ощущение невыполненного долга — сегодня перед семьей, завтра перед работой». Липштадт упоминает — впрочем, вскользь — и о том, что брак Голды не задался, и о ее романах, в том числе и с будущим президентом Израиля Ицхаком Бен-Цви, и с Залманом Шазаром, и с будущим главой Гистадрута Давидом Ремезом. Липштадт изображает Морриса и детей Голды жертвами ее неизменной преданности политической карьере. «Голде не следовало выходить замуж, — вспоминала ее старинная подруга Регина Медзини. — И уж точно не следовало рожать детей».
В мае 1948 года Меир — одна из двух женщин — подписала Декларацию независимости Израиля; вскоре ее отправили в качестве первого израильского посла в Советский Союз. На Рош ха-Шана 1948 года тысячи прихожан Московской хоральной синагоги устроили Голде горячий прием. «Если бы вместо меня в Москву отправили ручку от метлы и сказали, что она представляет государство Израиль, ее встретили бы столь же восторженно», — со свойственной ей самоиронией сказала Голда. (Много лет спустя Голда подала иск на 3 миллиона долларов к журналу Commentary из-за статьи, в которой утверждалось, что, когда Голда была послом Израиля в СССР, Сталин якобы обманом вынудил ее составить список советских евреев, желавших сражаться за независимость Израиля. В итоге журнал опубликовал опровержение, и Голда отозвала иск).
По возвращении из СССР Голда стала первым в истории Израиля министром труда и социальной защиты и занимала эту должность с 1949 по 1956 год; сама она называла эту пору «семь хороших лет». Она выстроила десятки тысяч домов для новых иммигрантов, создала систему социального страхования, ввела в том числе страховки по болезни, нетрудоспособности, уходу за ребенком: эти выплаты существуют по сей день. «К тому времени, когда Голда покинула пост министра, — пишет Липштадт, — было построено 130 000 единиц жилья, трудоустроено 400 000 человек, еще 80 000 освоили новое ремесло». В качестве второго в истории Израиля министра иностранных дел (1956-1966) при премьер-министрах Давиде Бен-Гурионе и Леви Эшколе она работала по 18 часов в сутки, от имени Израиля инициировала помощь развивающимся африканским странам.
Бен-Гурион восхищался умением Голды «словом пронять до глубины души и сердца». Конечно, она бывала резка. В мае 1948 года, незадолго до объявления независимости Израиля, она ездила в Амман, переодевшись арабкой, чтобы в последний раз попытаться уговорить короля Абдаллу не принимать участие в грядущей войне. Король попросил ее не спешить объявлять о создании государства. «Мы ждали две тысячи лет, — ответила Голда. — Разве же это спешка?» Тридцать лет спустя государственный секретарь Генри Киссинджер жаловался на ее «бескомпромиссность».
В те годы, когда Голда занимала должность премьер-министра (1969-1974) — первая и пока что единственная женщина на самом высоком государственном посту — популярность поддерживала ее имидж «многострадальной, но абсолютно непоколебимой матери, готовой на всё ради своего народа», пишет Липштадт. В этой роли нагляднее проявилось и ее остроумие. Рассуждая о политической разобщенности своего государства, Голда сказала американскому президенту Ричарду Никсону: «Вы президент ста пятидесяти миллионов американцев; я премьер-министр шести миллионов премьер-министров». В другой раз ей случилось услышать, что министр иностранных дел Абба Эвен, получивший образование в Кембридже, насмехается над ее американским акцентом в иврите, и хвастается, что знает десять языков. «Как и метрдотель гостиницы «Царь Давид», — откликнулась Голда. Когда студент Принстона спросил ее, как бы она отреагировала на предложение Ясира Арафата признать еврейское государство, Голда ответила идишской пословицей: «Если бы у моей бабушки были колеса, она была бы телегой».
Но и Голде случалось теряться с ответом. В 1970 году, в свой первый визит в Израиль Джимми Картер, тогда губернатор Джорджии, встретился с премьер-министром. Она спросила, что Картер думает об Израиле. «Я ответил, что давно вынес уроки из Священного Писания, — вспоминал Картер, — и что обычно история складывается на один манер: стоит вождям Израиля отвернуться от Бога, и Он сразу же карает Израиль. Я спросил, не смущает ли ее светский характер ее правительства партии труда». Казалось бы, идеальная ситуация для остроумного ответа Голды — она и не скрывала, что нерелигиозна. Но Голда растерялась: ее уязвило удивление Картера, что ее страна отличается от древней Иудеи.
К 1970 году в опросе журнала Esquire Голду Меир включили в список «100 самых важных людей в мире». В те же годы в опросах Института Гэллапа ее не раз включали в списки самых почитаемых женщин в мире. В Израиле ее рейтинг составлял 80%.
Всё рухнуло 6 октября 1973 года, когда Сирия и Египет напали на Израиль. О войне Судного дня Голда отзывалась как о «кошмаре… который всегда будет со мной». Липштадт называет эти события «бесславным концом легендарной карьеры».
Голда игнорировала многочисленные предупреждения и верила в уверения своих советников; результат оказался плачевный. Генерал-майор Хаим Герцог, в ту пору глава израильской военной разведки (впоследствии — президент Израиля и отец нынешнего его президента), признавал, что во время войны Голда сохраняла «невероятное самообладание». Когда Моше Даян в панике умолял ее согласиться на досрочное перемирие с Египтом, она ответила: «Это будет не перемирие, а капитуляция». Голда признавалась, что, хоть и боролась с лимфомой, во время войны Судного дня черпала силы «в ощущении, что выбора нет, и в мистической уверенности в том, что мы победим». Однако Герцог обвинял премьер-министра в «упрямом нежелании замечать» угрозы и предостережения в недели и месяцы, предшествовавшие неожиданному нападению.
В апреле 1973 года президент Египта Анвар Садат открыто заявил о намерении напасть на Израиль. На личных встречах с Меир в мае и в конце сентября, за десять дней до войны, король Иордании Хуссейн предупредил ее, что на Израиль готовится скоординированная атака. Но начальник генерального штаба ЦАХАЛа Давид Элазар по прозвищу «Дадо» заверил Голду, что египетские войска всего лишь проводят учения вдоль Суэцкого канала (зловещее предзнаменование другой роковой ошибки — осенью 2023 года израильская армия тоже полагала, что ХАМАС просто-напросто тренируется близ границы с Газой). Другие, в том числе бывшие начальники генштаба ЦАХАЛА Даян, Рабин и Бар-Лев, решили, что арабские армии всего лишь бряцают оружием, недооценили боеспособность арабов; такая беспечность привела к тому, что Израиль оказался не готов к войне.
Эта беспечность оказалась столь же пагубной, сколь заразительной. В конце сентября 1973 партия труда выпустила предвыборные плакаты с Голдой и лозунгом: «Покой царит на берегах Суэца». В том же месяце генерал-майор (на тот момент в отставке) Ариэль Шарон заявил: «С точки зрения безопасности в последние годы жизнь в Израиле очень спокойная». Как впоследствии говорил Киссинджер, до самого дня нападения Меир считала «военную силу Израиля несокрушимой». В первые же двадцать четыре часа боевых действий нападавшие прорвали оборону границ, сотни израильских солдат погибли, 162 попали в плен к египтянам, почти 50 — к сирийцам. К концу войны погибло около 2600 израильтян, тысячи были ранены: жертв было больше, чем за всю Шестидневную войну и Войну на истощение (1967-1970гг.) вместе взятые.
Сама Голда считала эту войну, по замечанию Липштадт, «откровенным провалом», непоправимо запятнавшим ее выдающуюся репутацию. «Она была не просто премьер-министром, — сказал журналист Амос Элон, — она была чем-то вроде талисмана безопасности». 1 апреля 1974 года так называемая «комиссия Аграната», проводившая расследование по итогам войны Судного дня, опубликовала предварительные выводы о вопиющих просчетах израильской разведки, приведших к военному поражению. Комиссия во главе с председателем верховного суда Шимоном Агранатом сняла ответственность с политиков и возложила ее целиком на ЦАХАЛ. «В решающие дни перед самым началом войны Голда Меир действовала правильно», — говорилось в отчете, потрясшем израильское общество. Тысячи демонстрантов и убитых горем родителей требовали отставки премьер-министра и министра обороны, Даяна. 10 апреля на съезде партии труда Голда Меир, бледная и измученная, объявила, что уходит в отставку.
Голда умерла в 1978 году, в возрасте восьмидесяти лет, в тот самый день, когда премьер-министр Менахем Бегин, чья блистательная победа на выборах годом ранее положила конец гегемонии партии труда, вылетел в Осло, чтобы вместе с Садатом получить Нобелевскую премию мира. До конца своих дней Голда боялась, что ее собственные поиски мира окажутся тщетными. «Мы не хотим войны даже когда побеждаем», — говорила она. В соответствии с волей Голды на похоронах — могила ее находится на горе Герцля в Иерусалиме — не произносили торжественных речей. Вместо этого зачитали отрывки из ее произведений и речей, в том числе и этот: «Мир — наша самая насущная забота и самое горячее желание».
По словам Вирджинии Вульф, биограф «должен давать нам обстоятельства творческие, обстоятельства плодотворные, обстоятельства, которые дают жизнь и наводят на мысли». Плодотворные обстоятельства для Липштадт — кредо ее героини: евреям необходимо верить в себя. «Евреев вообще не любят, — говорила Голда, — а слабых евреев любят и того меньше».
Липштадт не первая подметила, что эта черта связана с чуткостью Голды. Сэр Исайя Берлин, отчасти в шутку, описывал Голду так:
«Отважная, стойкая, подозрительная, руки в боки, словно хочет сказать: «Знаем мы этих гоев, уж чего-чего они нам ни делали и не замышляют сделать. Мы никому не верим, лучше уж пасть в бою, чем снова позволить себя одурачить».
Философа Ханну Арендт, родившуюся в Германии, тоже ошеломила непоколебимая вера Голды в еврейский народ; Меир высказала ее за ужином в Иерусалиме — правда, Арендт сочла убеждение Голды разновидностью «сионистского язычества». Липштадт, напротив, описывает эту непоколебимую веру как ключ к представлению Меир о самой себе и к тому, что «без малого пятьдесят лет… определяло то, как американские евреи видели и понимали Израиль».
В обширной коллекции книг о Голде — и ранние панегирические описания ее головокружительного успеха (одно сочинила ее близкая подруга Мари Сыркин в 1955 году, другое — Пегги Манн в 1971-м); пара более критических расследований, опубликованных в 1980-е (Ральфа Мартина и Роберта Слэйтера); задушевные воспоминания ее сына, Менахема Меира, и Мерона Медзини (сына Регины Медзини и бывшего пресс-секретаря Голды). Недавно к ним добавились труды Элинор Бёркетт, Франсин Клэгсбрун и Пнины Лахав. На сегодняшний день книга Липштадт — наиболее проницательный рассказ о жизни Голды, о том, как она выковала свои убеждения в горниле коллективной и личной памяти.
Оригинальная публикация: Israel’s Iron Lady
