Москва и Вашингтон уперлись в Асада

Если бы режима нынешнего сирийского президента не было, исламисты должны были бы его создать. Благодаря спорам России и США о политическом будущем Башара Асада и иранской ядерной программе "Исламское государство" (ИГ) продолжает успешно наступать на Ближнем Востоке.

Глава МИД РФ Сергей Лавров без комментариев покинул очередные переговоры по ядерной проблеме Ирана, а ранее высказался за союз сирийского президента Асада с оппозицией ради борьбы с ИГ. Однако президент США Барак Обама уверен в обратном — исламистов сможет победить только коалиционное правительство, в котором Асада не будет.

Россия и США, несмотря на появление в мире новой, гораздо более серьезной угрозы, продолжают крепко стоять на старых позициях, не допуская возможности для компромисса, который мог бы привести к созданию действительно сильной коалиции против "Исламского государства" и даже уничтожению его базы в Сирии и Ираке. Геополитика последних лет все больше напоминает известный детский стишок, заканчивающийся строкой: "В этой речке утром рано утонули два барана".

Казалось бы, и США, и Россия на словах называют ИГ главной угрозой и мировой, и своей собственной безопасности. И "Исламское государство" это успешно подтверждает. Оно проводит тройной теракт в Тунисе, Франции и Кувейте. Создает "зарубежные провинции" путем присоединения боевиков из террористической группировки "Боко Харам" в Нигерии, сомалийских бандитов, атакующих соседнюю Кению, северокавказских боевиков или, скажем, филиппинских исламистов. Проводит публичные зверские казни пленных.

Тем не менее, когда дело доходит не до тайных операций спецслужб (там, может быть, и есть какая-то координация, чего мы не знаем), а до публичных обсуждений, выясняется, что создать единый фронт против "Исламского государства" не представляется возможным. Причина — в старых спорах.

Как год назад эксперты на заседании Московского политклуба "Росбалта" в один голос говорили о том, что Россия не может присоединиться к антиисламистской коалиции, потому что ей руководят США и Саудовская Аравия, так и сегодня Москва отказывается вступать в этот "клуб" по тем же причинам. Как в Сирии Россия в течение нескольких лет не могла договориться с Западом о единой политике, так и продолжаются там неудачи, причем и режима президента Башара Асада, и поддерживаемых США и их союзниками светских оппозиционеров. И все это на фоне наступления "Исламского государства" по всем фронтам.

Каждый по-прежнему держится за своих традиционных союзников. Сергей Лавров пафосно заявляет, что Россия (как и в 2013 году — ничего не изменилось) призывает светскую оппозицию в Сирии объединить свои усилия с президентом ради победы над исламистами. Отказываться от Асада Россия не хочет даже ради победы над "Исламским государством".

США же готовы обсуждать все, кроме сохранения режима Асада, который они много лет пытались демонтировать для ослабления влияния в регионе Ирана и той же России.

Сейчас Вашингтон, Тегеран и Москва вроде бы имеют общий интерес: уничтожение ИГ, чтобы помешать распространению по всему миру радикального ислама. Тем не менее, Барак Обама, выступая в Пентагоне, как бы в ответ на призыв Сергея Лаврова также "уперто" заявляет: "В Сирии единственным способом борьбы с ИГ является создание всеобщего нового правительства без Асада, которое служило бы всем сирийцам".

Чтобы всем было понятно, что это не фигура речи, а твердый принцип, он уточняет, что "обсуждал это с руководством стран Персидского залива в Кэмп-Дэвиде (загородная президентская резиденция) и во время недавнего разговора по телефону с президентом России Владимиром Путиным", и ясно дал понять всем собеседникам (особенно, видимо, Владимиру Путину), "что США продолжат работать над таким переходом власти". Никаких других вариантов Соединенные Штаты не предполагают.

Есть ли тут пространство для компромисса? Очевидно, что оно все еще не появилось. Запад явно считает, что раз Москва хочет упорствовать, а проблем с ней хватает и без общей борьбы с "Исламским государством" (достаточно Украины), то пусть себе стоит в сторонке. Россия же полагает, что свои рубежи от ИГ, в том числе на Северном Кавказе, где с июня 2015 года действует так называемый "наместник" вилаята (провинции) из числа местных полевых командиров, она сможет защитить сама. А раз Западу не так уж и нужна ее помощь в Ираке и Сирии — то пусть без нее и обходится. Вот "обломает рога" об ИГ, тогда можно будет эту помощь на что-нибудь (например, на признание Крыма или хотя бы решение о его неопределенном статусе) и обменять.

В результате все выжидают. Ну а "Исламское государство" продолжает успешное наступление. Где-то силой оружия, где-то покупкой уже существующих террористических организаций, а где-то и силой убеждения, через своих вербовщиков, пропагандистов и сторонников. И надеется, что "геополитические бараны", вроде правящих элит России или США, сами сделают за него половину работы, поддерживая локальные противостояния вроде борьбы Ирана с Саудовской Аравией, или режима Башара Асада с сирийской светской оппозицией.

Иван Преображенский

РОСБАЛТ

Подробнее:http://www.rosbalt.ru/main/2015/07/07/1416423.html

КАК САХАРОВА ГНАЛИ ИЗ АКАДЕМИКОВ

 Из книги Виктора  Шендеровича «Изюм из булки».

 «Сахарова из Академии наук  исключали. Позориться никому не  хотелось, но — надо... Под страхом кадровых репрессий кворум собрали, куратора из ЦК прислали, и процесс пошел, хотя довольно вяло... Ну очень не хотелось позориться!
 И вот какой-то членкор, косясь на закаменевшего лицом куратора, робко заметил, что, мол, оно, конечно... и Сахаров поступил с советским народом нехорошо... но вот
незадача: академик — звание пожизненное, и еще не бывало, чтобы академиков
 исключали... нет прецедента...
 На этих словах оживился нобелевский лауреат академик Капица.
 — Как нет? — звонко возразил он.
 — Есть прецедент! И куратор из ЦК КПСС облегченно вздохнул, а Капица закончил:
 — В 33-м году из прусской Академии наук Альберта Эйнштейна исключили!
 Наступила страшная тишина, и Сахаров советским академиком остался, а еще один голос в защиту Андрея Дмитриевича в те дни из уст «атомного» академика Александрова
 прозвучал.
 Какой-то партийный начальник в академических кулуарах заметил про Сахарова:
 — Как может он членом Академии быть? Он же давно не работает!
 Александров ответил: — Знаете, у меня есть член, он тоже давно не работает, но я
 держу его при себе за былые заслуги!».
 Осуждению Сахарова, между прочим, надлежало быть всенародным, и вместо утренней репетиции во МХАТе открытое партсобрание назначили.
 Стоя в трибуне, парторг Ангелина Степанова маралась о решения партии и правительства — коллектив  кочумал, пережидая неизбежное.
 Кто посовестливее, отводил глаза, кто поподлее, лицом подыгрывал, а группа мхатовских «стариков»,  расположившись в задних рядах своей жизнью  жила, включавшей в себя утреннюю  фляжку коньяка. Оттуда  оживленный   гур-гур доносился, очень обидный  для парторга, потому что  мараться  приятно со всеми заодно, а делать
 это в одиночку обидно.
 И Степанова не выдержала.
 — Товарищи! — прервала она  собственные ритуальные  проклятия в адрес  академика. — Что вы там сзади  отсиживаетесь? Михаил  Михайлович, — ядовито обратилась она   персонально к Яншину. — Может  быть, вы хотите   выступить, сказать что-нибудь?
  Яншин вздохнул и сказал:   — Хочу.   Встал и пошел к трибунке.
  — Минута времени вам! — почуяв  недоброе, предупредила Ангелина  Степанова.
 — Хорошо, — согласился Яншин.
  Он вышел, поистине мхатовскую  паузу взял, оглядел печально  собрание,  остановил взгляд на парторге и  воскликнул:
  — А ты, Ангелина, как была б... так  и осталась. И поглядев на часы, сообщил:
  — Еще 40 секунд осталось».

МОИ ЛЮБИМЫЕ "ЕВРЕЙСКИЕ" СТИХИ

Художник Вениамин Клецель ПСАЛОМ 137 Юлий Ким Там, возле рек Вавилонских, Как мы сидели и плакали. К нам приходили смеяться: "Что вы сидите и плачете? Что не поете, не пляшете?" Ерушалаим, сердце мое - Что я спою вдали от тебя? Что я увижу вдали от тебя Глазами, полными слез? Там, возле рек Вавилонских, Нет нам покоя и радости. Там, под плакучею ивой, Арфы свои изломали мы, Струны свои изодрали мы - Ерушалаим, сердце мое - Что я спою вдали от тебя? Что я увижу вдали от тебя Глазами, полными слез? Там, возле рек Вавилонских, Жив я единственной памятью. Пусть задохнусь и ослепну, Если забуду когда-нибудь Камни, объятые пламенем, Белые камни твои, Ерушалаим, сердце мое!..

Илья Эренбург Евреи,с вами жить не в силах, Чуждаясь, ненавидя вас, В скитаньях долгих и унылых Я прихожу к вам всякий раз. Во мне рождает изумленье И ваша стойкость, и терпенье. И необычная судьба, Судьба скитальца и раба. Отравлен я еврейской кровью, И где-то в сумрачной глуши Моей блуждающей души Я к вам таю любовь сыновью, И в час уныний, в час скорбей Я чувствую, что я еврей! *** Еврейского характера загадочность не гений совместила со злодейством, а жертвенно хрустальную порядочность с таким же неуемным прохиндейством И.М.Губерман. *** Я б унесся туда, где добро и любовь Прекратили раздоры людей, Из-за низких страстей проливающих кровь, Где бы стал моим братом еврей. *** Уезжают русские евреи,  покидают отчий небосвод,  потому-то душу, видно, греет  апокалиптический исход.  Уезжают, расстаются с нами,  с той землей, где их любовь и пот.  Были узы, а теперь узлами,  словно склад, забит аэропорт.  Уезжают.. Не пустить могли ли?  Дождь над Переделкиным дрожит.  А на указателе "К могиле  Пастернака" выведено: "Жид"...  Римма Казакова   Послание  к евреям. Дмитрий Быков    В душном трамвае - тряска и жар,                                                как в танке, -  В давке, после полудня, вблизи Таганки,  В гвалте таком, что сознание затмевалось,  Ехала пара, которая  целовалась.  Были они горбоносы, бледны, костлявы,  Как искони  бывают Мотлы и Хавы,  Вечно гонимы, бездомны, нищи, всемирны -  Семя  семитское, проклятое семижды.  В разных концах трамвая шипели  хором:  "Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корень!  Ишь ведь две  спирохеты - смотреть противно.  Мало их давят - сосутся  демонстративно!"  Что вы хотите в нашем Гиперборее?  Крепче  целуйтесь, милые! Мы - евреи!  Сколько нас давят - а все не достигли  цели.  Как ни сживали со света, а мы все целы.  Как ни топтали, как  ни тянули жилы,  Что ни творили с нами - а мы всё живы.  Свечи горят  в семисвечном нашем шандале!  Нашему Бродскому Нобелевскую  дали!  Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской,  О мой народ  богоизбранный - вечный лакмус!  Празднуй, сметая в ладонь последние  крохи.  Мы - индикаторы свинства любой эпохи.  Как наши скрипки  плачут                             в тоске предсмертной!  Каждая гадина нас выбирает жертвой  Газа,  погрома ли, проволоки колючей -  Ибо мы всех беззащитней - и всех живучей!  Участь избранника - травля, как ни печально.  Нам же она  предназначена изначально:  В этой стране, где телами друг друга  греем,  Быть человеком - значит уже евреем.  А уж кому не дано -  хоть  кричи,                                              хоть сдохни, -  Тот поступает с досады в черные сотни:  Видишь,   рычит, рыгает, с ломиком ходит -  Хочется быть евреем, а не  выходит.  Знаю, мое обращение против правил,  Ибо известно, что я не   апостол Павел,  Но, не дождавшись совета, - право поэта, -  Я - таки   да! - себе позволяю это,  Ибо во дни сокрушенья и поношенья  Нам не  дано ни надежды, ни утешенья.  Вот моя Родина - Медной горы  хозяйка.  Банда, баланда, ****ь, балалайка, лайка.  То-то до гроба   помню твою закалку,  То-то люблю тебя, как собака палку!  Крепче  целуйтесь, ребята! Хава нагила!  Наша кругом Отчизна. Наша  могила.  Дышишь, пока целуешь уста и руки  Саре своей, Эсфири,  Юдифи, Руфи.  Вот он, мой символ веры, двигавшей горы,  Тоненький   стебель последней моей опоры,  Мой стебелек прозрачный,  черноволосый,  Девушка милая, ангел мой  горбоносый.  *** Под крики толпы угрожающей, Хрипящей и стонущей вслед, Последний еврей уезжающий Погасит на станции свет. Потоки проклятий и ругани Худою рукою стряхнёт. И медленно профиль испуганный За тёмным окном проплывёт. Как будто из недр человечества Глядит на минувшее он… И катится мимо отечества Последний зелёный вагон. Весь мир, наши судьбы тасующий, Гудит средь лесов и морей. Еврей, о России тоскующий На совести горькой моей. *** Над площадью базарною Вечерний дым разлит. Мелодией азартною Весь город с толку сбит. Еврей скрипит на скрипочке О собственной судьбе, И я тянусь на цыпочки И плачу о себе… Какое милосердие Являет каждый звук, А каково усердие Лица, души и рук, Как плавно, по-хорошему Из тьмы исходит свет, Да вот беда, от прошлого Никак спасенья нет. Б.Ш.Окуджава  Евгений Евтушенко Бабий яр Над Бабьим Яром памятников нет. Крутой обрыв, как грубое надгробье. Мне страшно.             Мне сегодня столько лет, как самому еврейскому народу. Мне кажется сейчас —             я иудей. Вот я бреду по древнему Египту. А вот я, на кресте распятый, гибну, и до сих пор на мне — следы гвоздей. Мне кажется, что Дрейфус —             это я. Мещанство —             мой доносчик и судья. Я за решеткой.             Я попал в кольцо. Затравленный,             оплеванный,                        оболганный. И дамочки с брюссельскими оборками, визжа, зонтами тычут мне в лицо. Мне кажется —             я мальчик в Белостоке. Кровь льется, растекаясь по полам. Бесчинствуют вожди трактирной стойки и пахнут водкой с луком пополам. Я, сапогом отброшенный, бессилен. Напрасно я погромщиков молю. Под гогот:             «Бей жидов, спасай Россию!» — насилует лабазник мать мою. О, русский мой народ! —             Я знаю —                        ты По сущности интернационален. Но часто те, чьи руки нечисты, твоим чистейшим именем бряцали. Я знаю доброту твоей земли. Как подло,             что, и жилочкой не дрогнув, антисемиты пышно нарекли себя "Союзом русского народа"! Мне кажется —             я — это Анна Франк, прозрачная,             как веточка в апреле. И я люблю.             И мне не надо фраз. Мне надо,             чтоб друг в друга мы смотрели. Как мало можно видеть,             обонять! Нельзя нам листьев             и нельзя нам неба. Но можно очень много —             это нежно друг друга в темной комнате обнять. Сюда идут?             Не бойся — это гулы самой весны —             она сюда идет. Иди ко мне.             Дай мне скорее губы. Ломают дверь?             Нет — это ледоход... Над Бабьим Яром шелест диких трав. Деревья смотрят грозно,             по-судейски. Все молча здесь кричит,             и, шапку сняв, я чувствую,             как медленно седею. И сам я,             как сплошной беззвучный крик, над тысячами тысяч погребенных. Я —             каждый здесь расстрелянный старик. Я —             каждый здесь расстрелянный ребенок. Ничто во мне             про это не забудет! «Интернационал»             пусть прогремит, когда навеки похоронен будет последний на земле антисемит. Еврейской крови нет в крови моей. Но ненавистен злобой заскорузлой я всем антисемитам,             как еврей, и потому —             я настоящий русский! 1961 Борис Слуцкий Как убивали мою бабку Как убивали мою бабку?  Мою бабку убивали так:  Утром к зданию горбанка Подошел танк.  Сто пятьдесят евреев города  Легкие  От годовалого голода, Бледные от предсмертной тоски,  Пришли туда, неся узелки.  Юные немцы и полицаи  Бодро теснили старух, стариков  И повели, котелками бряцая,  За город повели, далеко. А бабка, маленькая,  словно атом,  Семидесятилетняя бабка моя,  Крыла немцев, ругала матом,  Кричала немцам о том, где я. Она кричала:  - Мой внук  на фронте,  Вы только посмейте,  Только троньте! Слышите,  наша пальба слышна!  Бабка плакала и кричала,  И шла.  Опять начинала сначала  Кричать.  Из каждого окна  Шумели Ивановны и Андреевны, Плакали Сидоровны и Петровны:  - Держись, Полина Матвеевна!  Кричи на них! Иди ровно!  Они шумели:  - Ой, що робыть  З отым нимцем, нашим ворогом! Поэтому бабку решили убить,  Пока еще проходили городом.  Пуля взметнула волоса.  Выпала седенькая коса.  И бабка наземь упала.  Так она и пропала. *** Во мне бурлит смешение кровей… Признаюсь, по отцу я чисто русский. По матери, простите, я – еврей. А быть жидом в стране родимой грустно. Разорван в клочья бедный организм. В какой борьбе живет моя природа! Во мне слились в объятьях "сионизм” навек с "Союзом русского народа”. То хочется мне что-то разгромить, то я боюсь, как бы не быть мне битым. Внутри меня семит с антисемитом, Которых я не в силах помирить. Э.Ф.Рязанов *** Ветхозаветные пустыни, Где жизнь и смерть – на волоске. Еще кочуют бедуины. Израиль строит на песке. Он строит, строит без оглядки. Но вот прошли невдалеке - Как хрупки девушки-солдатки! Израиль строит на песке. Грозят хамсин или арабы, Зажав гранату в кулаке. О чем, поклонники Каабы? Израиль строит на песке. Крик муэдзина, глас раввина Сливаются на ветерке. Какая пестрая картина! Израиль строит на песке. Где проходили караваны, Вздымая прах из-под копыт, Взлетают пальмы, как фонтаны, И рукотворный лес шумит. На дело рук людей взгляни-ка, Интернационал стола: Услада Севера – клубника, Япончатая мушмала. Что могут рассказать века мне На человечьем языке? Что мир не выстроил на камне - Израиль строит на песке. …Арабский рынок, шум базарный, Непредсказуемый Восток. Но, за доверье благодарный, Не рассыпается песок Ф.А.Искандер *** Мой друг уехал зимой в Израиль. Сижу, как будто в карман насрали, Осиротили, украли друга, А за окошком рыдает вьюга. А за окошком летают пули, Фонарь как финку в сугроб воткнули И сердце просто на части рвется - Мой друг уехал и не вернется. Да я и сам бы туда поехал, Не за деньгами, а ради смеху. Я б ради смеху купил ермолку, Надел ермолку, да фиг ли толку? Не подчиненный и не начальник Сижу на кухне, простой, как чайник. Жизнь отравили мою, как Припять. Мой друг уехал и не с кем выпить. Жена притихла, как в час погрома, Я одиноко брожу по дому И тараканов под зад пинаю, Хожу и тихонько напеваю: "Он уехал, он уехал, а слезы льются из очей”. Нас обманули, нас разлучили И слезы горькие, словно чили, Мне разъедают лицо до кости. Ах, не езжайте к еврею в гости. Они напустят кругом туману, Потом обнимут, потом обманут. На историческом побережье Вас обласкают, потом обрежут. Мой друг уехал, а я остался, Хотя уехать и я пытался, Но мне сказали: "Молчи в ладошку И жуй на кухне свою картошку”. Сижу на кухне, жую картошку И, как придурок, молчу в ладошку. И эта песня, в каком-то смысле Уже не песня, а просто мысли. На сердце горечь, в душе обида, Совсем пропало мое либидо, Пропал мой юмор и мои феньки, Пропали спички, и даже деньги. Возможно, лет, этак, через двадцать, Он возвратится, что может статься, И у могилы моей глубокой С волненьем скажет такие строки: "Что мне сказать в такой печальный час, чего ни говори, все будет мало. Такой светильник разума угас, Такое сердце биться перестало”. Мой друг уехал зимой в Израиль. Сижу, как будто в карман насрали, И сердце просто на части рвется - Мой друг уехал и не вернется. М.Н.Кочетков  *** Я жизнь свою завил в кольцо, Хоть голову клади на рельсы. Я так любил одно лицо Национальности еврейской. Но всё прошло в конце концов. В конце концов я тоже гордый. Я это самое лицо, В лицо назвал жидовской мордой. ***  Поцелуи, объятья- Боли не побороть. До свидания, братья. Да хранит вас Господь. До свиданья, евреи, До свиданья, друзья. Ах, насколько беднее Остаюсь без вас я. До свиданья, родные Я вас очень любил. До свиданья, Россия,  Та, в которой я жил. Сколько окон потухло, Но остались, увы, Опустевшие кухни Одичавшей Москвы. Вроде Бабьего Яра, Вроде Крымского рва, Душу мне разорвало Шереметьево-два. Что нас ждёт, я не знаю В православной тоске. Я молюсь за Израиль На своём языке. Сохрани ты их дело И врагам не предай, Богородица Дева И святой Николай. Да не дрогнет ограда, Да ни газ, ни чума, Ни иракские СКАДы Их не тронут дома. Защити эту землю Превращённую в сад, Адонай элохейну, Элохейну эхад. В. Емелин