Одним из первых в новейшее время вызвал на поединок Дракона, по крайней мере в кинематографе, - Тенгиз Абуладзе. Тогда нам этот поступок казался пределом героизма. Впрочем, Дракон уже терял силы, и Абуладзе спокойно умер в своей постели в 1994 году, через 10 лет после "Покаяния". Затем многие, и я в том числе, (сценарий фильма "Псы", замечательная работа реж. Светозарова 1988 года) примкнули к армии потомков Ланцелота. В том же году Евг. Шварц, Гр. Горин и Марк Захаров напрямую атаковали Дракона. Дракона сталинизма и фашизма, ненависти, жестокости, лжи и рабства. И всем нам в те годы казалось, что еще небольшое усилие и страшное это чудовище будет повержено. Мы даже не хотели думать, что такие храбрые, потому что нам дозволено храбрыми быть, а Дракон всего лишь решил вздремнуть на минутку - вот мы и принялись размахивать мечами. Самые мудрые из нас, тот же Гр. Горин или Юрий Нагибин, прекрасно знали, что победить Дракона в России может Только Дракон, а в 1993 году всем стало понятно, что рано или поздно чудовище перестанет притворяться спящим. Драконами мы стать не могли - воспитание не позволяло. Так что дело это на российском пространстве и не могло закончится победой.
И вот Дракон проснулся. Почти во всей красе, о трех головах и огнедышащий, но еще слегка. И по этой причине нашлись и сегодня потомки Ланцелота. Тоже бросают вызов и пробуют вытащить из ножен меч. Народ, в общем-то, хлипкий. Куда им до Шварца, Абуладзе или Горина, но свято место не должно пустовать. И это правильно, хотя бы потому, что Дракон должен знать, что он обычный зверо-ящер, а не повелитель мира отныне и навсегда. И не сожрать ему самую прекрасную девушку города и жить не во дворце, а в вонючей пещере. Поединок должен быть, только бы не нашелся рыцарь, сумевший Дракона победить, став Драконом.
«Народ, недовольный настоящим, тешится иллюзиями своей былой или грядущей славы».
(Эдвард Гиббон «История упадка и разрушения Великой Римской империи»)
«Россия – это загадка, обернутая тайной и помещенная внутри головоломки», – провозгласил обожавший парадоксальные изречения Уинстон Черчилль. Ему вторят и многие другие западные люди, опускающие руки перед великой загадкой русской души. Ну, на то они и наивные иностранцы, какой с них спрос? Однако и русские мыслители недалеко от них ушли; все как один сокрушаются по поводу загадочности русской души. Да, самодовольно соглашаются россияне, мы очень загадочные, и чрезвычайно гордятся своей уникальностью, не уставая повторять знаменитые строки Федора Ивановича Тютчева о том, что «умом Россию не понять». А, собственно говоря, почему? Не пора ли последовать крылатой матерной рекомендации «умом Россию понимать»?
Ключ к загадке русской души я обнаружил в эссе знаменитого английского философа российского происхождения сэра Исайи Берлина под названием TheBentTwig:OntheRiseofNationalism («Отогнутая ветка: о росте национализма»). Метафора ветки, которая бьет тем сильнее, чем дальше ее отгибают, была позаимствована автором эссе у великого немецкого поэта и драматурга Фридриха Шиллера.
К началу XIX столетия Германию захлестнула волна национализма, истоки которого восходили к теории выдающегося поэта и философа Иоганна Готфрида Гердера (1744-1803). Гердер считал, что одной из основных потребностей человека, столь же стихийной и инстинктивной, как потребность в еде, продлении рода и общении, является стремление принадлежать к какой-то социальной общности. Иллюстрируя свою мысль на множестве исторических и психологических примеров, немецкий философ утверждал, что каждое человеческое сообщество обладает своей уникальной формой и характером. Его члены рождаются в русле определенной традиции, которая направляет их психическое и физическое развитие в неменьшей степени, чем идеи.
Жизнь и деятельность каждого отдельного сообщества и в конечном итоге макросообщества – нации – повинуется определенным историческим закономерностям. Коллективный гений немецкого народа, особенности его быта и общественного существования, нашедшие выражение в его специфических мифах и легендах, балладах и исторических хрониках, отразились в стиле лютеровской Библии, в ремеслах и народных поделках, в образах и категориях мысли. Немецкая архитектура или музыка специфичны для Германии в такой же мере, как немецкая кухня и одежда, учил Гердер.
Из этого он сделал вывод, что устои и традиции, формы жизни, искусство и идеи самоценны именно в силу своей специфики, как нечто присущее только местной, региональной, национальной жизни, а отнюдь не как выражение универсальных принципов, не привязанных к определенному времени и месту, одинаково приложимых ко всем индивидуумам и обществам, как считали французские просветители.
Для того, чтобы по-настоящему понять и прочувствовать Библию, необходимо силой воображения проникнуть в психологию иудейских пастухов первобытной эры; для того, чтобы во всей полноте познать смысл скандинавских саг, нужно поставить себя на место северных варваров, отчаянно сражающихся со свирепыми стихиями. Все ценное – уникально и неповторимо. Вот почему ссылка и остракизм – такое действенное и тяжкое наказание, вот почему ностальгия сопряжена с такими мучительными переживаниями.
Гердер и его школа исповедовали принцип мирного сосуществования разных культур и форм бытия. Однако в результате острой негативной реакции немецкого народа на французские революционные влияния и наполеоновские завоевательные походы культурная и духовная автономия, которую отстаивал Гердер, приняла форму агрессивного националистического самоутверждения.
Но почему национализм дал столь яркую вспышку именно в Германии (вернее, в германских землях, ибо единое германское государство появилось лишь во второй половине XIX века усилиями Бисмарка)? Исайя Берлин связывает этот факт с тем, что три сотни немецких княжеств и курфюрств, в массе своей карликовых, веками существовали на задворках Европы, эпоха Возрождения обошла их стороной.
Конец XVI столетия ознаменовался небывалым взлетом творческой активности во Франции, Англии, Испании, Нидерландах. Да и в Италии, где столетием ранее Ренессанс достиг невиданного расцвета, его импульс отнюдь не исчерпался. А тем временем германские города и княжества, в том числе и Священная Римская Империя, были погружены в спячку. В них царил дух глубокого провинциализма, творческое начало выражалось разве что в архитектуре и протестантской теологии. Еще больше углубила эту культурную пропасть чудовищная бойня Тридцатилетней войны, в результате которой было выбито две трети населения германских земель.
Сэр Исайя пишет: «Испытывать презрение или надменное снисхождение со стороны горделивых соседей представляет собой одно из самых тяжелых психологических переживаний, выпадающих на долю индивидуумов или народов. Обычной реакцией в таких случаях является патологическое преувеличение своих реальных или мнимых добродетелей вкупе с ненавистью и враждебностью к гордым, счастливым, удачливым». Именно такие чувства обуревали немцев по отношению к Западу, и в особенности к Франции, в XVIII веке.
В те времена Франция была безусловным политическим, культурным и военным гегемоном западного мира. Немцы тяжело переживали свой униженный и убогий статус, особенно жители родины Гердера – консервативной (не сказать косной), религиозной, экономически отсталой Восточной Пруссии, к тому же третируемые высокомерными французскими советниками, которыми наводнил свое правительство прусский король-франкофил Фридрих Великий.
Поначалу Франция вызывала у немцев восхищение, они пытались во всем подражать французским образцам, но фаза низкопоклонства перед западными соседями длилась недолго. Ощущение своей относительной отсталости, приниженности в сравнении с французами, демонстративно упивавшимися своим национальным и культурным превосходством, породило в германских землях чувство коллективного унижения, которое быстро переросло в негодование и враждебность – симптомы уязвленной гордости. Их реакцию выразил Шиллер в метафоре, которую Исайя Берлин ввел в название своего эссе. В полном согласии с законом физики, провозглашающим, что сила действия равна силе противодействия, отогнутая ветка хлестнула назад .
Немцы наотрез отказались признать свою неполноценность и принялись деятельно искать - и находить - в себе качества, по которым они неизмеримо превосходили французских супостатов. У нас-де, у немцев, собственная гордость, у нас, у немцев, особенная стать. Нам присущи такие замечательные качества, как глубокая духовность, христианское смирение, неустанное стремление к истине, к простым, благородным и высоким ценностям. Что рядом с нами презренные, поверхностные материалисты, одержимым мечтами о земном благополучии, бессердечные и нравственно пустые французы?
Пусть себе эти тщеславные безбожники похваляются своим эфемерным величием, своим благополучием, пусть пускают миру пыль в глаза и предаются велеречивой болтовне в парижских салонах и бальных залах версальских дворцов. Какой прок от философов-атеистов или от гладких аббатов в шелковых сутанах, больше смахивающих на придворных щеголей, чем на служителей Бога? Разве они понимают истинную природу человека, его внутреннюю жизнь, его глубинные порывы, потребности его души? Им не дано воспарять на крыльях духа, они обречены вечно ползать во тьме и прахе.
Подобные настроения, достигшие особой остроты в годы национального сопротивления наполеоновской агрессии, стали прототипом реакции многих отсталых, эксплуатируемых, униженных наций, которые, остро страдая от сознания своей неполноценности, тешат себя воспоминаниями о реальных или воображаемых подвигах своих праотцев, мыслями о триумфах своей культуры или о завидных чертах своего национального характера.
«Те, кто не могут похвалиться значительными политическими, военными или экономическими достижениями, кто не в состоянии похвастаться великолепием своего искусства или величием своей философской мысли, – пишет Исайя Берлин, – ищут утешения и черпают силы в сознании богатства своей внутренней жизни и высокой духовности, не тронутой разлагающим влиянием власти и светской искушенности». Потому-то столь велика ценность подлинного или мнимого богатого исторического прошлого в глазах народов, придавленных сознанием своей неполноценности. Славное прошлое, в их представлении, сулит им еще более прекрасное будущее.
Но даже если прошлое настолько убого, что при всем желании похвалиться нечем, – тоже не беда. Пусть сегодня мы бедный, примитивный, может быть, даже варварский народ, но сама наша отсталость – свидетельство нашей юности, крепкого психического здоровья, нерастраченных жизненных сил. Пусть прошлое наше ничтожно, зато нам принадлежит будущее, в котором не будет места для дряхлеющих, изможденных, до основания прогнивших, выморочных наций, сколько бы они ни хвалились своим сегодняшним превосходством.
Национализм и его крайняя разновидность – шовинизм – представляет собой патологическую форму защитной реакции народов, страдающих от сознания своей неполноценности. Этой болезни особенно подвержены угнетенные нации и дискриминируемые меньшинства, для которых национализм служит символом «разгибания спины», мести за оскорбленное человеческое достоинство, завоевания отнятой у них свободы (хотя на самом деле они, возможно, никогда и не были свободными).
Вот вам и разгадка тайны. Подставьте в предыдущем тексте «русских» вместо «немцев» – и вы получите всю полноту до боли знакомой картины. Истоки и корни русского национализма – особая тема, выходящая за пределы данной статьи. Но в том, что он демонстрирует главные родовые признаки этого психического недуга «униженных и оскорбленных» народов, не может быть сомнений.
Тут все – и низкопоклонство перед Западом на фоне якобы пренебрежительного отношения к «чуждым» западным ценностям («зелен виноград», диагностирует сэр Исайя аналогичные настроений среди немцев), тут и квасной патриотизм в виде шелковых косовороток и усыпанных бриллиантами кокошников, тут и бесконечная похвальба своей «статью» и «духовностью», тут и провозглашение Москвы «Третьим Римом, а четвертому не бывати» и разглагольствования о третьем пути («Да, скифы мы!»), тут и презрение к «безбожным» иностранцам и преклонение перед «святым народом» (особенно явственно продемонстрировавшим свою святость при поджогах и погромах помещичьих усадеб), тут и затянувшееся на столетия «вставание с колен» и несокрушимая вера в историческую миссию России.
Но в чем же уникальность русской души? Национализм дал вспышки практически в тех же самых проявлениях в Германии, в Польше после ее разделов, в Чехии, когда в середине XIX века началось носившее резко антинемецкий характер движение за национальное возрождение, и даже в чванливой, высокомерной Франции, казалось бы, наделенной стойким иммунитетом к переживаниям подобного рода. Стоило французам проиграть войну немцам, закончившуюся позорным разгромом под Седаном и пленением императора Наполеона III, как в стране немедленно вспыхнул и запылал ярким пламенем огонь национализма со всеми его атрибутами, что ярко продемонстрировали движение буланжистов и дело Дрейфуса.
Все перечисленные симптомы – всего лишь проявления уязвленной национальной гордости, ущемленного национального самолюбия, т.е. вполне тривиального комплекса неполноценности, от которого не застрахован ни один народ – были бы соответствующие обстоятельства. «Национализм, – пишет Исайя Берлин, – это воспаленное состояние национального самосознания, обычно возникающее вследствие попрания национального достоинства, вследствие коллективного унижения, пережитого или переживаемого народом». Якобы уникальная «загадочная русская душа» отнюдь не солирует на сцене истории, а выходит к огням рампы в толпе других национальных душ, ничуть не более и не менее загадочных.
Христианская Европа заканчивается. Что потом? Борис Гулько
Если жить очень долго – а мы живём долго, то начинаешь замечать повторение похожих
процессов в истории: зарождение, расцвет и угасание рядом с нами народов и
цивилизаций.
Мы застали закат Аккада, лучшую пору и уход «лунной», как
называет её Полонский, - цивилизации Вавилона. Мы наблюдали появление
загадочных халдеев – астрологов и магов.
Мы оформились как народ в Египте. Отказавшись от идеалов
и верований – по Полонскому – «солнечной египетской цивилизации», мы ушли в
пустыню, где заключили Синайский договор с Создателем.
Следующими нашими современниками и духовными соперниками
стали античные цивилизации греков и римлян. К началу нашей эры сносились и эти
цивилизации.
Как восточные народы – ассирийцы, халдеи, армяне,
египтяне, эфиопы, так и европейцы примкнули к разным ветвям еврейской секты
христиан. В первые века нашей эры христиане вытеснили античные цивилизации.
Ветви христианской цивилизации имеют долгую и
разнообразную историю. Европейская ветвь, давшая замечательные плоды в
искусстве, в науке, в литературе, стремительно завершается после Холокоста, при
нашем поколении. Создатель христианства и «апостол язычников» Павел разъяснял в
Послании римлянам относительно евреев: «Бог не отверг свой народ, который
избрал от начала…ты (римляне)
отсечен от дикой по природе маслины и не по природе привился к хорошей маслине»
(11). Европейские народы попытались в Холокост выкорчевать «хорошую маслину» –
евреев, после чего их христианство – «привитая ветвь дикой маслины», стремительно,
в течение двух-трёх десятилетий, засохла.
Глубокий кризис современной Европы, выражающийся, прежде
всего, в демографическом коллапсе, имеет ясного исторического предшественника –
угасавшую римскую цивилизацию. Один из идеологов её, Цицерон, в конце прошлой
эры определял Римское государство как «сообщество, ассоциированное признанием
общих законов и общностью интересов». Блаженный Августин, ключевая фигура для
идеологии христианского Запада, в противопоставлении «Града земного» и «Града
небесного» утверждал, что только «общих интересов» Цицерона для выживания
гражданского общества недостаточно. Должна быть ещё «общая любовь» – общие
идеалы, религия.
Социолог Давид Голдман предлагает называть взгляды
Августина на устройство общества теологической политикой – «теополитикой». Объяснить крушение бывшей
христианской Европы, её нынешнее самоубийство, без привлечения «теополитики»
невозможно.
Голдман пишет: «Это вопрос арифметики, что социальная
жизнь в большинстве развитых стран рухнет в течение двух поколений. Два из трёх
итальянцев и три из четырёх японцев к 2050 году будут беспомощными стариками.
При нынешнем уровне рождаемости количество немцев к концу 22 века упадёт на
98%». Он объясняет: «Демографы определяют религию как решающий фактор,
различающий уровень рождаемости в разных странах. Когда уходит вера,
рождаемость уходит с ней… Дюжины новых исследований подтверждают связь между
верой и рождаемостью». Голдман формулирует свой закон: «Мелкие цивилизации
исчезают из-за множества причин; но великие цивилизации умирают только тогда,
когда они не хотят дольше жить». И потеря религиозности, очевидно, ведёт к
такой потере жизненности.
Политика канцлера Меркель, приведшая недавно в Германию
сотни тысяч молодых мусульманских мужчин, является, очевидно, вынужденной: для
исторического продолжения её страны нужны люди. Должны открываться новые
бизнесы, производства, заполняться аудитории учебных заведений. В её стране людей
для этих целей рождается недостаточно, резервы существуют только за
границей.
Происходящее ныне перемещение в Европу мусульман с
Ближнего Востока, из Азии и Африки принято обзывать вторжением и чуть ли не
оккупацией. Проведя аналогию с угасавшей Римской империей нужно признать, что
просто происходит умирание одной цивилизации и замена её рождающейся другой.
После новогодних праздников 2016 года газеты шумели о
приставаниях на гуляниях в Кёльне молодых мусульман к немкам. Как отреагировали
на это немецкие женщины? Они организовали сообщество по сексуальной помощи
эмигрантам. Недавно появились сообщения о лагере задержанных нелегальных
эмигрантов в Англии. Туда, за колючую проволоку, стали проникать англичанки.
Правозащитники забеспокоились, что женщины совращали даже малолетних мусульман,
всего-то 13-ти лет от роду.
Недавно я провёл неделю во Франкфурте-на-Майне. На
улицах, в парках заметны блондинистые крепкие немецкие женщины, гуляющие со
смуглыми брюнетами. Европе предстоит образование новых этносов.
Но так как с Ближнего Востока прибывают в основном
мужчины, не предвидится ли в Европе нехватка женщин? Этой проблемы нет,
поскольку современное общество, после увядания христианства, вернулось к морали
и к этике эллинизма. Голдман объясняет: «Греческая религия обещает не превозмочь
смерть, но только бежать на время от неё – в руки постоянной юности… Греческие
мужчины нашли, что поискам бессмертия лучше всего служит связь с юной версией
их самих. Пожилой любовник поклонялся своему собственному отражению в форме
своего юного возлюбленного». Так, проклинаемый евреями римский император Адриан
обожествил обожравшегося им прелестного Антиноя, нашедшего убежище от докучливой
любви Адриана в водах Нила, и строил посвящавшиеся Антиною храмы.
Голдман продолжает: «Там, где религия евреев переводила
сексуальный импульс людей в брак и деторождение, религия греков связывала военную
защиту полиса с возвращением любовников к юности через эротику. Отделение
сексуальности от создания детей в греческой культуре помогает объяснить ужасный
демографический упадок, перенесённый Грецией в 5-м и 4-м веках до н.э.».
Аристотель в середине 4-го века до н.э. писал в своей «Политике» о Спарте:
«Некогда государство было способно содержать кавалерию в 1500 всадников и 30000
пеших воинов, ныне же число всех жителей Спарты опустилось ниже 1000…». Современное либеральное общество с
повсеместным признанием гомосексуальных браков и социальным возвеличиванием
однополого секса на уровень разнополого, и даже более престижного, является
возвращением к античному образцу.
Нынешнее
умирание Западной цивилизации пробуждает у многих горькие чувства, аналогичные
гореванию по поводу поглощения Рима варварами. У Блока:
Несдвинемся,
когда свирепый гунн
Вкарманах
трупов будет шарить,
Жечь города,
ивцерковь гнать
табун,
Имясо белых
братьев жарить!..
Со стороны
гуннов это было некрасиво. А бои гладиаторов были красивы? А травля христиан на
арене Колизея дикими зверьми? А разрушение нашего Храма? Я не христианин, но
тоже считаю чудовищным распятие римлянами плотника из Назарета. В те времена, в
пору еврейских волнений в Иудее, десятки тысяч таких распятий омрачали
библейские пейзажи.
Конечно,
древний Рим родил великих скульпторов, поэтов, философов. Но, смешавшись с
варварами и частично цивилизовав тех, Италия возродилась в эпоху Ренессанса.
Микеланджело, Леонардо, Галилей были в равной степени потомками и древних
римлян, и варваров.
Как будет
выглядеть Европа после того, как мусульмане станут в ней доминировать? После
неурядиц и войн образуются новые народы. И произведённые, скажем, из арабов и
испанок будут сильно отличаться от смеси турок с немками. Ислам под влиянием
европейских традиций, наверное, помягчает, реформируется. Возникнет неведомый
ныне мир новых народов и идеологий, новые цивилизации.
Евреям предстоит
жить в этом мире. Уже сейчас у Израиля устанавливаются приемлемые отношения с
Египтом, с Турцией, с Иорданией. Постепенно всё
более-менее образуется и с будущими народами Европы.
Конечно, до
наступления нового Ренессанса протечёт немало времени. От окончания Западной
Римской империи до эпохи Ренессанса прошло тысячелетие. Ныне, во времена
интернета, аналогичный процесс должен произойти быстрее.
Но чтобы этот
процесс пошёл, чтобы грядущая Новая Европа преодолела наступающую дикость,
которую несут ей волны дикарей, переселяющихся в её прелестные города, чтобы
состоялся новый Ренессанс, потребуется катализатор. На США надежды мало –
процесс одичания ожидает и их. Причём в Америке всё происходит быстрее, чем в
старушке-Европе. Уже 8 лет здесь правит мусульманин со взглядами человека
третьего мира. И американцы его принимают – больше половины одобряют
деятельность Обамы.
Останется один
народ, которому предстоит цивилизовать новые этносы будущей Европы. И в
благодарность за это будет евреям, наверное, как и с прошлыми цивилизациями,
неприязнь и ненависть.
Молекулярный биолог, научный журналист, популяризатор науки, основатель популяризаторского агентства "Чайник Рассела" Ирина Якутенко рассказала Марии Бачениной об организации процесса номинирования кандидатов на Нобелевскую премию, их выбора, а также объяснила, за что и почему были даны три главных премии этого года — по физиологии и медицине, физике и химии.
М. БАЧЕНИНА: Сегодня уже подходит к концу Нобелевская неделя, в ходе которой были распределены самые почётные научные награды, названы лауреаты в области медицины и физиологии, физики и химии. Допустим, 3-го был объявлен нобелевский лауреат — награждён за достижения в области физиологии — это японец Ёсинори Осуми, затем поговорим и о химиках, и о физиках. Да и вообще, вы знаете, я читаю-читаю, иногда думаю, надо ещё раз перечитать, а потом всё заново! А потом думаю: "У меня же есть "Передача данных", куда нужно пригласить человека, который всё это на пальцах объяснит, и всем сразу станет понятно". Ирина, здравствуйте, добро пожаловать!
И. ЯКУТЕНКО: Здравствуйте!
М.Б.: Я сначала какие-то общие вопросы задам. Вчера с вами общались по телефону, вы на какой-то конференции были. Что это за мероприятие? Какие-то вечеринки, посвящённые Нобелевской премии? У них вообще есть неформальная сторона вопроса или все там в галстуках и по струнке ходят?
И.Я.: Я задумалась, где же я была вчера и поняла, что это я слушала пресс-конференцию в прямом эфире.
М.Б.: То есть вы сами налили себе бокальчик и подумали: "А не пойти ли мне на вечеринку?"
И.Я.: После премии по физике — да, хотелось налить бокальчик, чтобы разобраться.
М.Б.: Без ста грамм никак не разберёшься?
И.Я.: Сложновато. Со ста граммами как-то лучше.
М.Б.: Хорошо. Интрига подвешена. Говорим сегодня о Нобелевской премии, потому что уже большая часть самых важных номинантов, лауреатов объявлена. Премии, правда, будут в декабре вручаться (я имею в виду деньги-дребеденьги и всяческие концерты, вечерние платья и прочие приёмы). Так вот, в этом году премия чем отличается? Мне в глаза бросилось, что больше номинантов, на сотню, чем в прошлом году. Это можно считать "вау" или это так?
И.Я.: Нет, как раз наоборот. В этом году за физиологию и медицину награждён только один человек, это первый раз с 2011 года, обычно…
М.Б.: Валом валят?
И.Я.: Делят на троих, соответственно, денег меньше, кризис. В этом году ещё и сумма меньше.
М.Б.: Насколько уменьшили? Вы помните в цифрах?
И.Я.: По-моему, 8 миллионов шведских крон, а было 10, если мне память не изменяет.
М.Б.: Это значит, уже меньше миллиона долларов?
И.Я.: Меньше, да. 950 тысяч по нынешнему курсу. То есть хорошо, что он один.
М.Б.: Как-то даже и стимула нет. Хотя если переводить доллары в японские йены, может быть, там вообще другой курс. Хорошо, а ещё что вам запомнилось?
И.Я.: Главное отличие этой премии не в количестве номинантов, а в номинациях. Это вызвало очень бурные дискуссии вокруг премии, потому что в этом году вручили не за какие-то вау-открытия, что ты понимаешь: "Вау!" Например, бозон Хиггса — ну всё, круто, открыли! Или нейтрино. Всё, настоящие частицы, теперь мы знаем, что с ними всё хорошо. А здесь вручили за такую классику, причём местами малопонятную классику. Как, например, по физике или по биологии. Классику, которая давным-давно в учебниках — в школе учат, в университете учат. Все уже думали, что все давно умерли, кто имеет к этому отношение. А тут выясняется, что он жив и даже премию получает.
М.Б.: Так, вы сейчас про физику. Я планировала с японца начать.
И.Я.: Давайте с японца начнём.
М.Б.: Хорошо, на этой премии меньше денег, нет никаких "вау", каких-то таких штук. И тройку лидеров что замыкает? Или нечего больше?
И.Я.: С одной стороны, вручают за классику, а с другой стороны, минимум две премии вручены, что называется, in advance, то есть не за достижения, как Нобель завещал, полезные такие, которые уже наше сельское хозяйство и промышленность подняли, а которые лишь предполагается, что поднимут.
М.Б.: Ирина, сейчас вообще ничего не поняла. Объясните, пожалуйста, это как можно понять? Предполагается, что я стану звездой мирового значения, мне вручают премию.
И.Я.: Да.
М.Б.: Простите меня, а как я буду оправдывать? А это за что вручили?
И.Я.: Но это не первый раз. Там и Евросоюзу премию вручали, и Бараку Обаме, поэтому Нобелевский комитет любит такое делать. Не знаю, может быть, это как инструмент влияния — что мы сейчас их наградим, и все ринутся это исследовать, денег там станет больше, и принесёт нам это невероятные плоды через N лет.
М.Б.: Можно сказать, что Нобелевская премия стала окончательно политизирована?
И.Я.: В случае науки сложно сказать.
М.Б.: Нет, не науки. В случае премии мира, в случае литературы, потому что литература — это мощнейший пропагандистский инструмент. И в области чего ещё может быть? И достаточно мира и литературы. Экономики!
И.Я.: По экономике, кстати, хорошие, интересные бывают премии, очень тоже научные. Я не буду тут вылезать за пределы своей компетенции, но мне кажется, что она всегда была политизирована.
М.Б.: Всегда, да? То есть не нужно говорить о ней как о (простите меня за такое сравнение) "Евровидении"? В какой-то же момент стали все за сердце хвататься: "Политизировано! Ужасно! Отвратительно! Всё перепутали, как голосуют". Но вы знаете, о чём я говорю.
И.Я.: В случае Евросоюза, скорее, с КВН можно сравнивать.
М.Б.: О, это мы давно сравниваем. У нас тут есть свои специалисты. Когда ещё в марте их объявили, вернее, начали просачиваться про Трампа, про Сноудена…
И.Я.: Что, Трампу Нобелевскую премию? Не пугайте меня!
М.Б.: Серьёзно, такие статьи выходили, причём на серьёзных ресурсах выходили. От 3 марта, как сейчас помню, статья, что просочились слухи (это всё держится в строжайшем секрете), что Трамп будет номинирован. А я тут думаю: "Да бог с ним, с Трампом, бог с ним, со Сноуденом". А кто выдвигает? Вы можете обрисовать схему выдвижения? Там скромно или нескромно? Вот у нас, например, радиопремия есть, на которую тоже все плюнули, чихать хотят, потому что она давно политизирована. И там нельзя себя выдвинуть, хотя бы эта скромная галочка осталась — "будь скромным". А здесь как?
И.Я.: Здесь, в отличие от Сноудена и прочих премий, которые просачиваются от политических назначений, им удаётся держать секрет. Я не знаю, как им это удаётся, при том что довольно большое количество народа принимает участие в этом процессе, но за всю историю я не помню, чтобы просочилось и за день до номинации стал известен сюжет, как в фильмах бывает: спойлер выкатили и так далее. Нет, это всё умудряются держать в секрете, через 50 лет раскрывают архивы.
М.Б.: Кто был номинант помимо этого лауреата?
И.Я.: Да, кто был номинант. Это, конечно, очень интересно. Увлечённые люди изучают и выясняют: "Этого номинировали, а он умер! А мог бы получить премию!" Какие-то грустные истории бывают, но всё в секрете. Есть люди, которые иногда себя или других нескромно называют "кандидат в нобелеаты", но это такая грубая лесть.
М.Б.: А почему через 50 лет? Какой смысл? Да все забудут, кто такой был.
И.Я.: Наверное, чтобы конфликта интересов не было, а то раскрывали бы через год, так и до смертоубийства могло бы дойти, я думаю, в некоторых случаях.
М.Б.: Вы говорите, не просачивается. Тем не менее новость за вчера, что председатель комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина и коллектив "Новой газеты" номинированы на Нобелевскую премию мира — 2016. Вот вам, пожалуйста.
И.Я.: Нет, с премиями мира более-менее известно, кто кандидаты, кто номинанты. Я говорю, тут я уже не сильна.
М.Б.: Там другая система и схема? С учёными всё жёстко, всё тайно?
И.Я.: Не берусь судить про премию мира, но да, с учёными всё жёстко, там сложный процесс выдвижения, он занимает примерно 1,5 года. Они решают, кому выдавать, долго совещаются. Сначала собирают мнения экспертов, потом решают. И иногда есть ощущение, что в последний момент принимается решение. По-моему, в прошлом году они переносили несколько раз начало трансляции, потому что было ощущение, что они там, не знаю, монетку бросают или в карты играют.
М.Б.: А кто эти люди, кто всё-таки выбирает? Они известны? Я имею в виду, этот Нобелевский комитет — это кто?
И.Я.: Да, состав можно посмотреть, кто номинирует, но до последнего, что этот выдвинул того, а этот проголосовал за того, нет. Опять, это всё будет раскрыто позже.
М.Б.: Всё очень строго.
И.Я.: Опять это конфликт интересов. Научный мир — он вроде бы большой, но больших людей не так много.
М.Б.: А вообще, учёные — ревнивые люди?
И.Я.: Я думаю, да!
М.Б.: Завистливые?
И.Я.: Как и все другие люди.
М.Б.: Я думала, только два композитора, Моцарт и Сальери, отравили друг друга и разошлись с миром.
И.Я.: А как? Мотивация. Когда всё хорошо, сложно себя заставить что-то сделать. Надо, чтобы подстёгивало, конкуренция.
М.Б.: Вообще, да. Деньги — это отличный стимул. Давайте тогда переходить к японцу. Итак, специалист по клеточной биологии из Японии стал Нобелевским лауреатом в области физиологии и медицины. Ёсинори Осуми. Дедушка скольких лет, я, кстати, не знаю.
И.Я.: 71 ему, по-моему. Но он хорошо выглядит. Видите, какой довольный? Потому что один получил.
М.Б.: Да! Так, за что он? За открытие механизма аутофагии. Ну, рассказывайте. Только не посылайте меня к чёрту.
И.Я.: Нет, здесь всё просто в отличие от других номинаций. Я повторюсь, это классика, это проходят все биологи где-то на первом курсе, к пятому уже, наверное, забывают накрепко. Что такое аутофагия? Как все, кто мог, уже сравнили, это "самоедство". Это когда клетка берёт свои запчасти и их переваривает. В общем, здесь ничего удивительного нет, можно сравнить это с квартирой. Мы купили квартиру —сначала в ней ничего нет, мы решаем покупать диван, стол, ещё какие-то предметы, холодильник.
Потом нам что-то ещё нужно, а места уже нет. Шкаф открываешь, а там некуда новую вещь засунуть. Чтобы новую вещь купить, надо сначала старую выбросить. Вот и клетка по такому же принципу.
М.Б.: Она внутри себя съедает?
И.Я.: Да, она съедает, она решает, что эти платья уже устарели, отработали и нам нужно их переработать.
М.Б.: Но ядро она не трогает?
И.Я.: В некоторых случаях она трогает ядро, это уже называется клеточная гибель.
М.Б.: Самоубийство.
И.Я.: Да, самоубийство, когда что-то в ней не так: либо она вознамерилась раковой стать, либо в ней завелись какие-нибудь паразиты. Там включаются механизмы убийства. И в норме клетки сами себя убивают прежде, чем безобразие какое-нибудь начнётся в организме вроде раковой опухоли.
М.Б.: Хорошо, если всё это было известно на начальных курсах какого-нибудь медуниверситета, то за что дали японцу?
И.Я.: За это и дали, он это довольно давно открыл.
М.Б.: Прошли годы…
И.Я.: Да. Вообще нобелевские премии дают не назавтра. Максимальный срок ожидания был 50 лет, тоже за физиологию и медицину, кстати. Бабуля, то есть прекрасный учёный, когда она уже стала бабушкой, ждала полвека свою премию. В общем, это тоже всё было открыто довольно давно. Более того, этим никто не занимался, эта тема никого не интересовала, когда Ёсинори Осуми этим решил заняться.
М.Б.: Штукой, которая называется аутофагия. Это процесс утилизации и переработки ненужных частей клетки, разного накопившегося в ней мусора. Термин, давший название процессу, образован из двух греческих слов, которые вместе переводятся как "самоедство". Я, оказывается, страдаю вечерами аутофагией.
И.Я.: Да все мы страдаем, конечно, в целом во благо. Мы к психологу ходим, а для клетки это спасение. Если этого не делать, то всякие неприятности накапливаются.
М.Б.: Благодаря японцу мы узнали о том, что клетки поедают сами себя, и этот мусор выводится из нашего организма, да? Когда мы болеем или как?
И.Я.: В том-то и дело, что совсем не выводится. Термин придумал не он, а его предшественник, Кристиан де Дюв, бельгиец. Он тоже получил Нобелевку за то, что нашёл эти аутофагосомы, лизосомы (это тоже такие пузырёчки внутри клетки) и прочие штуки (на самом деле лизосом и пероксисом. — Прим. ред.). И за это изучение структуры клетки ему тоже дали Нобелевку. Но все посмотрели на это и сказали: "Ну и ладно, какой-то там мусор в этих пузырёчках". А Осуми заинтересовался, стал всё это дело изучать и первым понял, что там что-то интересное происходит, потому что там обнаруживались целые здоровенные куски клеток. Не какой-то совсем мусор, обломки, осколки, а прямо куски клеточных других органелл. То есть, я не знаю, шкаф торчит, ножки стола.
И.Я.: В этих пузырьках, аутофагосомах и лизосомах, торчат эти штуки. И он заинтересовался и подумал: наверное, клетка зачем-то это делает. Долго думал, как это можно было изучить, и придумал очень хитрую систему с дрожжами. Дрожжи — они почти как люди для биолога. Я имею в виду, что это очень хорошо изученная модельная система, на которой часто разные процессы смотрят, потому что на человеке всё изучать неудобно: человек живёт, зараза, 50 лет, убивать его неудобно — кричит, сопротивляется.
М.Б.: Клонироваться не желает негодяй. Хулиганьё, а не люди!
И.Я.: Одни проблемы с ними, совершенно недоговороспособные. Дрожжи молча себе размножаются, быстро пиво делают, хлеб нам помогают делать. В общем, хорошие ребята. И заодно они эукариоты, то есть у них в клетках тоже есть ядра, как у нас. И поэтому очень часто какие-то новые идеи, теории, лекарства и всё прочее проверяют сначала на дрожжах, чтобы посмотреть, это релевантно или нет. Конечно, потом это надо проверять на других моделях, более приближенных к человеку: мышки, червячки, — потом уж и на людях. Но сначала всё на дрожжах. И он разработал такую хитрую систему, которая позволяла ему буквально глазами в микроскоп видеть эти самые лизосомы, распухшие от клеточного материала. У него цель была, он такой фанатик. Всем было наплевать на это на всё, а он решил: "Надо мне выяснить, что за гены регулируют эту штуку!"
М.Б.: А он вообще понимал, зачем ему это надо?
И.Я.: А все учёные занимаются этим, потому что им надо.
М.Б.: Я в очередной раз просто хочу это услышать, что учёные не понимают, зачем они делают то или это, а потом получают Нобелевские премии. Отличная работа, чуваки.
И.Я.: Всё дело в серотонине, в эндорфинах и в дофамине. Они от этого удовольствие получают. Один человек удовольствие получает, когда денежки пересчитывает где-нибудь, другой — когда на коньках катается, а этот смотрит в микроскоп на свои дрожжи и получает от этого невероятное удовольствие.
М.Б.: Нашёл ген?
И.Я.: И не один ген нашёл, а целых 15 генов — благодаря этой своей хитрой системе, по которой он прямо в микроскоп смотрел и видел эти разбухшие лизосомы, потому что он добавлял ингибитор. То есть клетка стул в себя запихнёт, стол, шкаф, а переработать не может, потому что он добавил вещества, которые не перерабатываются. А он по одному гены выключал и смотрел, что ежели эти штуки не образуются, значит, этот ген ответственен за это. И так он 15 штучек и подобрал. Японцы — люди терпеливые. На это довольно много времени ему потребовалось.
М.Б.: А как иначе? Иначе харакири. Это шутка была.
И.Я.: Нет, они часто так делают. Японец, который получил Нобелевку несколько лет назад, примерно так же нашёл гены, чтобы делать разновидность стволовых клеток. Только там они перебирали несколько десятков тысяч изначально генов! Так что этот ещё ничего, бездельник — всего 15.
М.Б.: Хорошо, нашёл эти гены, целых 15. И что это ему дало?
И.Я.: Удовлетворение от жизни!
М.Б.: Принято. Я думала, может быть, в конце концов что-то из этого вышло.
И.Я.: Нет, там есть практический смысл некий у этой работы. Он продолжает этим заниматься до сих пор. Выяснилось, что у людей всё работает приблизительно так же и гены приблизительно такие же. И выяснилось, что если эта штука нарушается, то много разных проблем возникает. Например, зачем нужна "уборка" клетки, поедание внутреннего мусора и обновление? У клетки ресурсов не очень много.
М.Б.: Вы просто с языка снимаете. Я думала, она мусор куда-нибудь, может быть, с мочой или с чем-то выводит.
И.Я.: Что-то, конечно, выделяется, но очень многое клетка снова использует. Условно, если мы продолжим аналогию со шкафом: мне платье это не нравится, надоело, я его беру, но я его не выбрасываю на свалку, а я его раскладываю на нитки и из этих ниток шью себе новое платье. Или сапоги делаю.
М.Б.: Ох уж эти клетки!
И.Я.: Да, или ещё что-нибудь. Это очень востребовано, например, в эмбриогенезе. Когда развивается из яйцеклеточки целый большой организм, то клетке сначала надо одно делать, потом другое надо делать, потому что процессы все быстро развиваются, всего девять месяцев. И там аутофагия идёт полным ходом, она очень востребована. Клетка одну функцию делала, не знаю, например, контролировала рост будущей конечности, а потом ей надо в этом месте что-то другое отрастить. И она быстро переключается. Те органеллы, которые нужны были для того, чтобы был рост, быстренько уничтожаем, синтезируем новые и опять работаем. Это такое безотходное производство, как переработка бумаги: у нас сначала был пакет молока, потом бумага, потом игрушки, ещё что-нибудь.
М.Б.: Супер. Но если он открыл эти 15 генов, которые ответственны за этот труд клетки безотходный, получается, если эти гены как-то мутировали, там какие-то плохие мутации произошли, то у человека эта штука вообще поломана в организме? Я к чему это веду: если в организме человека нарушен процесс аутофагии, то он сразу прямо умирает или какими-то определёнными вещами страдает несколько лет?
И.Я.: Если он нарушен изначально, скорее всего, он сразу умирает или, по крайней мере, рождается с какими-то отклонениями, потому что, как я говорила, эмбриогенез плохо формируется изначально. У него что-то нарушено. И в целом это важно, это один из базовых процессов, которые у нас протекают, и поэтому его повреждение — это очень плохо. Плюс аутофагия сейчас. Не то чтобы прямо всплеск интереса. Всплеск, безусловно, есть после того, как он нашёл эти гены. Если посмотреть на график статей — всем было всё равно на это, а потом такой вал статей, в десятки раз больше! Людям стало это интересно.
М.Б.: Да, всегда это пробуждает некий интерес.
И.Я.: Да, и тут нельзя не сказать. После этой Нобелевки во всех газетах появились заметки в духе: "Нобелевский лауреат доказал, что поститься полезно".
М.Б.: А это что? Я тоже встречала.
И.Я.: Я хочу это прокомментировать. На самом деле, в этом есть некое зерно истины. Заключается оно в том, что когда у нас ресурсов и так много, то клетка не напрягается и не перерабатывает. "Зачем мне перерабатывать что-то старое, делать новое, если у меня и так полно ресурсов", — говорит клетка и ничего не делает. И аутофагия медленно идёт. Это плохо, потому что в клетке накапливается разная грязь, разный мусор, поломки, и в конце концов клетки выходят из строя, потому что там всё забито. Знаете, такая бабушкина квартира, где тут комод, тут ковёр, три кровати. То же самое происходит, и клетка не может так жить и делает харакири.
И.Я.: Не занимается уборкой. А ежели ешь мало и кушать клетке очень хочется, то с комодом она расстаётся в первую очередь.
М.Б.: Можно назвать, что это обмен веществ разгоняется? Или это вообще разные вещи?
И.Я.: Нет, это не совсем обмен веществ. Не то чтобы он разгоняется — клетки начинают более экономно и по-умному расходовать ресурсы и, условно говоря, чистить себя от вредного мусора.
М.Б.: Сейчас как все начнут поститься.
И.Я.: А это вообще неплохо. Россия, как ни странно, на четвёртом месте по ожирению в мире, поэтому будет неплохо, если начнут поститься.
(Здесь важно отметить, что никакой прямой связи между частичным голоданием (например, исключением из рациона мяса) или неполным голоданием (ограничением калорийности ежедневного рациона ниже уровня энергозатрат), чем, по сути, и является с физиологической точки зрения пост, и процессом внутриклеточной аутофагии у человека нет. Пост затрагивает весь организм в целом, и нехватка питательных веществ компенсируется в первую очередь за счёт жировых запасов, которые длительное время могут полностью покрывать все энергетические потребности. До того момента, как отдельным клеткам потребуется включить механизм аутофагии из-за "голодного" стресса, пройдёт немало времени.
Очевидное позитивное влияние частичного голодания не доказано даже для крыс. Ограничение калорий (постоянное) у грызунов привело лишь к тому, что под старость у них аутофагия немножко интенсифицировалась в тканях сердца (но, к примеру, осталась неизменной в печени). А у тех, кто ел от пуза, процессы аутофагии не стали с возрастом идти менее интенсивно! Отдельная польза "поста" показана только для аутофагии в нейронах у мух.
Более того, голодание вовсе не является основной причиной запуска аутофагии, а лишь одной из как минимум пяти, куда главным образом входят: "чистка" клетки от отработавших своё органоидов или из-за их повреждений, наличие денатурированных белков (с распавшейся трёхмерной структурой) внутри клетки, токсический стресс (отравление), окислительный стресс (повреждение клеток свободными радикалами).
И самое главное, аутофагия вовсе не всегда полезный и безобидный процесс. В ряде случаев она ведёт к полному разрушению клеток и замене их соединительной тканью, что, например, может привести к проблемам с сердцем. — Прим. ред.).
М.Б.: А на первом, я надеюсь, Америка?
И.Я.: Нет, не Америка.
М.Б.: А кто на первом месте?
И.Я.: На первом месте, если мне не изменяет память, какие-то тихоокеанские страны. Нужно проверить статистику.
М.Б.: Дай бог им тоже здоровья.
И.Я.: Короче, это процесс важный и нужный, и он очень активизируется, если мы мало едим. И это хорошо, потому что считается, что ежели у нас клетки обновлением не занимаются, то они быстро дохнут, начинаются всякие процессы типа воспалений, мы стареем и умираем. А если клетки бодрые, всегда в таком стрессе, голодные, активные, злые, то живём дольше и мы здоровее. Поэтому ешьте меньше, запускайте себе аутофагию.
М.Б.: Кстати, я тут нашла информацию, что Ёсинори Осуми 1945-го года рождения и премия 8 миллионов шведских крон. Это чуть больше 950 тысяч долларов. Получит вместе с другими 10 декабря. Давайте переходить к следующему концертному номеру нашей программы. Наверное, всё-таки перейдём мы к физике, да?
И.Я.: Давайте сразу, чтобы нескучно было слушателям.
М.Б.: Хардкор.
И.Я.: Хардкор по физике.
М.Б.: Итак, объявляю. Нобелевской премии по физике за 2016 год удостоятся Дэвид Таулес, Дункан Халдан и Джон Костерлиц за (внимание!) теоретические открытия топологических фазовых переходов и топологических фаз материи. Дайте пистолет в студию, я застрелюсь.
И.Я.: Честно говоря, когда все научные журналисты услышали, реакция была примерно такая же: "Что он сейчас сказал?" И при чём тут бублики, которыми махали?
М.Б.: А что, махали бубликами?
И.Я.: Да, на объявлении этой премии махали бубликами, и неспроста, потому что если вы слышите слово "топология" или "топологический", знайте — сейчас вам откуда-нибудь бублик достанут и будут перед лицом махать. И сейчас разберёмся, почему.
М.Б.: А где проходит это объявление номинантов?
И.Я.: В Стокгольме.
М.Б.: Тоже всё официально? И там все собираются, приглашаются все эти номинанты? Или как? Им звонят и говорят: "Эй, бро…"
И.Я.: Нет, их, конечно, не приглашают, им сообщают. Не всегда удаётся дозвониться до объявления. Мало ли, у него ночь на другом полушарии. Обычно они все удивляются. На всех премиях кому-то они дозванивались. Люди такие радостные.
М.Б.: Выводили по скайпу?
И.Я.: Нет, по телефону. Журналисты им задают вопросы. С физикой было забавно: если по биологии много задавали, по химии что-то спрашивали, то с физикой было так: "Ну что, задавайте вопросы", — сказал объявлявший о премии. И тишина в зале. Но уже было время у всех разобраться, поэтому давайте сразу перейдём к сути вопроса, за что же им такое дали.
Дали им за то, что они предложили некий математический аппарат, который позволяет описывать класс очень интересных явлений, про которые вообще не знали, что они есть. Потом открыли и никак не могли понять, что же там такое происходит. И вот эти ребята, эти трое лауреатов, работали иногда совместно, иногда по отдельности. Они предложили универсальный подход, который позволяет описывать эти явления. Что же это за такие интересные явления.
Явления эти действительно очень интересные, в обычной жизни мы с ними не встречаемся. Они происходят на всяких двумерных поверхностях, то есть, условно, очень тонких плёнках. Очень-очень тонких, таких, что они двумерные. У них нет высоты, да? Длина, ширина есть, высоты нет, очень тоненькие плёночки. И что происходит с этими плёнками, что происходит в веществе, которое проявляет свойство сверхтекучести, сверхпроводимости? Очень классные всякие штуки.
Что же там происходит и почему там всё отличается? У людей на самом деле то же самое. Один человек ведёт себя совсем не так, как толпа людей. Понятно, что один человек идёт в одну сторону, делает одно, а толпа совершенно бешеная, сумасшедшая и по другим принципам себя ведёт. Или как птичья стая. Если вы видели, как они летают иногда: летят-летят, потом вдруг в одну сторону повернули, в другую сторону повернули.
М.Б.: Да, особенно такие мелкие шустрые птички! Стрижи, например.
И.Я.: Да, совершенно удивительное зрелище, если кто видел. Обычные птички так не летают. Я не уверена, что они могут так разворачиваться, пока не посмотрела на птичью стаю. Здесь происходит то же самое. Атомы поодиночке ведут себя одним образом, а если их взять много сразу, а ещё как следует охладить — это всё происходит в тонких всяких плёночках.
М.Б.: Слушайте, а что тут такого нобелевского? Ну взяли плёночку, ну нанесли туда сверхтекучее, сверхпроводимое вещество, подбросили пару атомов, и повело оно себя по-другому. Что тут сложного-то?
И.Я.: Не совсем. Всё было немножко наоборот. Никто тоже не думал про Нобелевку. Они смотрели-смотрели за веществом. И не только они, там был основоположник Вадим Березинский — это был наш советский физик.
М.Б.: Я не удивляюсь почему-то.
И.Я.: Да, он был одним из первых, кто описал эти необычные штуки, которые там происходят, и он обратил внимание, точнее теоретически описал, что в этом веществе, особенно если его охладить, потому что если не охладить, то там тепловые движения всё маскируют и мы этих чудесных свойств не видим.
Так вот, а если вещество как следует охладить, то там появляются разные штуки. И он предположил, что там происходит. Если температура низкая, но не супернизкая. Если представить, что атомы, вещества, которые мы охладили, как миниатюрные магнитики, то там образуются маленькие буранчики, вихри. Такие флуктуации, как бы нарушения структуры. И при низких температурах эти буранчики как бы связаны друг с другом. Если мы начинаем повышать температуру, то там начинает увеличиваться количество буранчиков, они друг от друга отделяются, начинают вести себя независимо.
М.Б.: Это тоже пока ещё ни к чему не привело.
И.Я.: Сейчас поговорим.
М.Б.: У нас просто время диктует свои условия.
И.Я.: Скажем так, чуть меньше не привело, чем с премией по химии. Что-то там есть по чуть-чуть, но да, пока ещё мало. В общем, он всё это наблюдал, другие лауреаты тоже изучали эти фазовые переходы, и поняли, что какая-то сложная, непонятная штука, мы никак не можем объяснить, почему так происходит. И тут появляются бублики. Как раз самое время. Лауреаты нынешней Нобелевской премии догадались, что тут надо применять математические аппараты и те законы, которые действуют в разделе математики под названием "топология".
Это что такое? Это когда мы берём плоскость, не знаю, кусок глины, вещества и начинаем его деформировать: тянем, сжимаем, перекручиваем, но не рвём. Всё, что происходит, когда мы тянем, перекручиваем и так далее, — это всё топология описывает. Поэтому они очень часто любят бублики показывать. Они говорят, что с точки зрения топологии булочка обычная, "Московская", "Свердловская" — в общем, маленькая обычная булочка и стакан — это одно и то же. Кто с пластилином в детстве играл, тот знает. Мы можем её сложить, вывернуть — получится стакан. А вот если бы тут чашка стояла — вот это уже никак нельзя сделать без того, чтобы не ткнуть материю и не разорвать.
М.Б.: Я уже подошла к тому, что я перестаю что-либо понимать и хочу уже химию.
И.Я.: Тут, к сожалению, придётся вернуться в топологию. В общем, топология объясняет, как ведёт себя пространство, объекты, если над ними так измываться. И выясняется, что они совершенно по-разному себя ведут. Стакан и чашка, например, принципиально разные, потому что в чашке дырка есть. А очки совсем по-другому. Если я линзы выбью себе, то у меня будет две дырки, то есть это ещё одно, третье состояние.
М.Б.: О господи!
И.Я.: А если брецель… Знаете, в Германии есть такие булки с тремя дырками — это третий вариант.
М.Б.: Третий вариант чего?
И.Я.: Третий вариант состояния объекта, который подчиняется другим законам. Чашка — у неё одна дырка, её мы описываем одним способом. Но перекручивая чашку, мы никак не можем получить из неё очки, потому что нужна ещё одна дырка.
При чём тут бублики, которыми они там трясут, — и мы сейчас тоже трясём этими бубликами — и вещество? А оказалось, что эти переходы — те самые фазовые переходы. Когда у нас была пара вихрей, а потом они вдруг раз — и стало много вихрей и свойства вещества изменились. Это так называемый фазовый переход. Как если бы была вода в кастрюле, а потом она раз — и закипела, совсем по-другому себя ведёт!
М.Б.: Правильно, другая фаза.
И.Я.: Это фазовый переход. И тут то же самое. Произошёл фазовый переход, и как он происходит, его свойства описываются этими законами, которыми мы описываем эти бублики, чашки, очки и брецели.
М.Б.: Было когда-нибудь что-то менее понятное в нобелевских историях?
И.Я.: Я даже не припомню. Это, пожалуй, вещь сильно умозрительная. Слушателей тоже, наверное, уже половина отключилась, потому что перестали понимать.
Ещё раз я скажу, что же они сделали. Вещество, которое расплющено и стало плоским. Они придумали, как описать фазовые переходы, которые происходят при этом. Они никак по-другому не описывались, то есть эффект видим — описать не можем. А тут они сказали: "О, бублик!" И с помощью бублика описали. И теперь можно это предсказывать и создавать новые материалы, используя эти фазовые переходы, потому что мы наконец поняли, как они происходят.
М.Б.: Правильно считают, что человек, который голосует за них или решает, что им, этим трём физикам, достанется Нобелевская премия, более какой-то гениальный, чем они? Чтобы это понять.
И.Я.: Повторюсь, они опрашивают людей — экспертов в отрасли, а эксперты предлагают свои кандидатуры.
М.Б.: Это коллективное какое-то решение?
И.Я.: Да, это некий коллективный разум. Раз эксперты предположили, собственно, что имеется в виду? Что эта отрасль бурно развивается, что свойства вещества в таком состоянии, в очень плоском состоянии или сверхтекучем (тоже можно так описывать), они нам теоретически понадобятся для создания новых материалов.
М.Б.: А теперь идём на рекорд. Мы успеем за четыре минуты рассказать о молекулярных машинах?
И.Я.: Да, я думаю, мы успеем. Там ещё меньше практического применения, чем в физике.
М.Б.: Давайте объявим сначала. Жан-Пьер Соваж, сэр Джеймс Фрейзер Стоддарт и Бернард Феринга с формулировкой: "За проектирование и синтез молекулярных машин". Удобный метод разработали для синтеза особого класса соединений катенанов.
И.Я.: Не только, катенанов в том числе. Ещё одна особенность этой премии — в этом году химию дали за химию. Обычно уже много лет дают за биологию. Тут это химия, причём такая хардкорная химия — в смысле очень сложная, органический синтез, чтобы создать эти молекулы. В чём суть. Машину мы представляем. Бензин залили, ключ повернули, взрывчик, мотор, колёса крутятся, машина едет, то есть энергия переходит в некую работу или в другой вид энергии. И давно задумывались, не создать ли такие маленькие машинки, чтобы они работали — на микроуровне в организме что-нибудь делали, куда-нибудь там ездили, какие-нибудь грузики перевозили и так далее.
М.Б.: Как это выглядит?
И.Я.: На самом деле там уже сделали машинку типа с колёсиками.
М.Б.: Это молекула какая-то?
И.Я.: Да. Условно некие молекулы или надмолекулярный комплекс, который как машина: там есть некий механизм, который перерабатывает энергию для того, чтобы совершать работу. То есть не просто болтается туда-сюда — броуновское движение в клетке, — а что-то делает. У нас есть на самом деле молекулярные машины, внутри нас они всё делают — это ферменты. Но они работают совсем по другим принципам, чем такие машины. Потому что надо понимать, что внутри движение тепловое. Представьте, что вы едете на телеге по ухабистой дороге и вас трясёт. В микромире на самом деле так же всё трясётся, всё сложно, ничего не поймаешь, машину трудно сделать.
М.Б.: А они-то знают, для чего это создано?
И.Я.: Они не делали это для чего-то. Они делали это, потому что им это нравилось. В чём суть их открытия. Они насинтезировали огромное количество разных надмолекулярных комплексов, которые устроены так же, как наши макромолекулярные машины, то есть связаны между собой механическими связями. Что значит механическая связь? Условно, два колечка, те самые катенаны, два кольца, как Гименей, рисуют брачные кольца. И ты думаешь: "Как? Отдай, отдай обратно!" А он не отдаёт. Тут тоже самое. Например, катенаны — это два кольца. Они механически завязаны между собой. А в биологии обычно такого мало. Все ферменты устроены по-другому. Они так там хитро подогнаны. Там такая тонкая структура, что такого нет. А они сделали машинки механические, условно: ты тянешь за конец каната, и у тебя тянется.
М.Б.: А для чего? Пока ни для чего.
И.Я.: Изначально предположили, ещё Фейнман предполагал, что молекулярные машины могут быть, что это будут микронанороботы, которые будут выполнять разную работу. С этим пока большие проблемы. Условно, мы немножко продвинулись. Лауреаты, которые вчера получили премию, сумели насинтезировать очень сложным образом (там сложный, зубодробительный, филигранный, буквально химический синтез) эти штуки, которые механически друг на друга завязаны. Либо это колечки, либо это гантелька, на которую надето колечко, либо это моторчик, который крутится в одном направлении, что важно. Не просто в разные стороны, а в одном.
М.Б.: Я вынуждена вас прервать.
И.Я.: Да, всё.
М.Б.: Будем ждать, когда это начнут применять и когда это заработает. Спасибо!
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
