АЛЬЦГЕЙМЕР ПОКА НЕ СО МНОЙ

-       Этот тест считается одним из лучших в ряду тестов на Альцгеймер.     - Этот тест считается одним из лучших в ряду тестов на Альцгеймер. Не торопитесь, найдите закономерность и тогда на второй- третий раз вы просто глазами проглотите текст. Таково свойство здорового мозга. Итак, дерзайте! 94НН03 С006Щ3НN3 П0К4ЗЫ8437, К4КN3 У9N8N73ЛЬНЫ3 83ЩN М0Ж37 93Л47Ь Н4Ш Р4ЗУМ! 8П3Ч47ЛЯЮЩN3 83ЩN! СН4Ч4Л4 Э70 6ЫЛ0 7РУ9Н0, Н0 С3ЙЧ4С Н4 Э70Й С7Р0К3 84Ш Р4ЗУМ ЧN7437 Э70 4870М47NЧ3СКN, Н3 З49УМЫ84ЯСЬ 06 Э70М. Г0Р9NСЬ. ЛNШЬ 0ПР393Л3ННЫ3 ЛЮ9N М0ГУ7 ПР0ЧN747Ь Э70.Прочли легко? - признаков Альцгеймера нет

Прочел, потому и ставлю. Если бы не прочел, сказал бы, что это ерунда - и забыл. 

БЕЛЫМ ПО ЧЕРНОМУ

Написан этот репортаж в год 2-ой интифады, будь она проклята, с тем и теми, кто ее затеял

 Случаются бессонные ночи. Я вообще небольшой любитель поспать. Всегда был таким, а потому знаю много рецептов, как все-таки угомониться под одеялом.

 Самый верный способ – прогулка. Вот и в недавнюю ночь вышел из дома, свернул за угол нашей улицы – и вдруг вижу, как двое мужиков деловито и спокойно закрашивают надпись на разделительной стене.

 У одного в руках ведро с белой краской, другой ловко и быстро орудует валиком. Рядом с ними потертый фургон стоит. Выходит, один из мужичков – шофер, другой – маляр.

 А закрашивают они не похабь разную, не признание в любви, а совсем другой образец народного творчества. Кто-то черным по серому бетону вывел крупно: АРАФАТ – ФАШИСТ И УБИЙЦА.

 Очень я удивился в первый момент, не смог пройти мимо ребят с краской и валиком. Слышу, они по-русски переговариваются лениво и сонно. Значит, задача контакта упрощается.

-         Привет, - говорю. – Служивые. За что это вас так, ночью заставили трудиться?

-         А ты кто такой?

-         Прохожий, - говорю. – Вот не спится.

Усатый мужик усмехается.

-         Машканту нечем платить?

-         Нет, - говорю. – Мое семейство квартиру арендует.

-         Тяжело, - вздыхает второй мужик – гладко бритый. (Я их так и буду называть: одного – Усатым, другого – Бритым). На самом деле выглядели мои случайные попутчики совсем не так, но я им клятвенно обещал не называть подлинные имена и приметы. Работу терять никому не хочется, а я им, прощаясь, признался, что в газеты пописываю.

 Так вот, поговорили мы немного о нашем, нерадостным быте, потом я – хитрец – спросил, будто между прочим.

-         Ребята, так вы против того, что здесь написано. Арафат, выходит, не фашист и убийца?

-         Да ты чего? – уставился на меня Усатый. – Кто же еще?

-         А зачем надпись закрашиваете?

-         Так приказали, – говорит Бритый. – Наше дело маленькое. Для них – это непорядок. Вот и малюем.

-         Для кого непорядок?

-         Для мэрии, - подняв ведро с краской, объясняет Бритый. – Нам наш начальник приказал, ему – его, а тому я уж не знаю кто… Наше дело маленькое.

 И двинулись оба киевлянина, как потом выяснилось, к машине.

-         Мужики, возьмите меня с собой, - прошу я. – Прокачусь, может, сон нагуляю.

-         Не положено, - хмурится Усатый.

-         Да пусть едет, - разрешает Бритый. Он сидит за баранкой, а потому и последнее слово  за ним.

 Два места  в фургоне рядом с шофером, так что я втиснулся. Едем. Усатый сразу же вытаскивает что-то, вроде карты, рассматривает, напялив очки в тяжелой оправе.

-         Что это у тебя? – спрашиваю.

-         Адреса объектов, - важно объясняет Усатый. – Ты думал: мы ночью вслепую этого Арафата искать будем?

-         И сколько там у тебя точек?

-         Четырнадцать. Семь уже отделали. Половина осталась.

Не меньше часа ездил я с этими ребятами. Вопросы задавал редко. Зато узнал много интересного. Усатый рассказал, что по русскому телевидению выступал какой-то академик из института Сербского. Он вывел разные физические и психические типы террористов и сказал, что главарей вылечить нельзя, а нужно их уничтожать.

 А Бритый поделился  своим недавним ужасом. Ехал он с работы, а тут с грохотом лопнула покрышка колеса автобуса.

-         Верите, - рассказывал он. – Такое тут началось! Все к дверям рванули. Одну старушку чуть не затоптали, а девица рядом со мной в обморок хлопнулась. Довели, гады, народ. Хлипкая стала публика.

 Так, в разговорах, мы и выполняли приказ мэрии по закраске нежелательной надписи. Говорю «мы», потому что  грешен – несколько раз поднес ведро с краской.

 Два раза обошлись без валика – одним скребком специальным: содрали напечатанные плакаты, на которых бин-Ладен был изображен рядом с раисом.

 Взмолился: « Ребята, вы хоть половину оставьте, с людоедом из Афгана!»

-         Не положено, - сказал Бритый. – А потом, мы не ювелиры, грубо работаем.

У одной стены в подземном туннеле проклятие Арафату находилось так высоко, что пришлось из кузова достать стремянку. Еле управились. Хлипкой оказалась стремянка. Так я ее держал, пока бритый киевлянин работал валиком… В общем, объехал я с этими ребятами все оставшиеся семь точек, навели порядок.

-         Мужики, - спросил я под конец. – Как думаете, на территориях тоже сейчас закрашивают надпись «Убей еврея!»

-         Да ты чего? – уставился на меня Усатый.

Бритый, судя по всему, был лучше политически подкован.

-         У них все экстремисты, - объяснил он. - А у нас только некоторые.

-          Выходит, вы борцы с экстремизмом? – подвел я черту.

-         Выходит, так, - усмехнулся Усатый. - Попадись мне этот Арафат, я бы его своими собственными руками… закрасил.

-         Вот именно, - кивнул Бритый.

Высадили они меня далеко от дома. Сон пришлось нагуливать еще минут сорок. Шел я и думал о том, что до смерти перепугал Арафата его двойник – буйный психопат Усама бин-Ладен и кровавым своим безумием сделал то, что было не по силам нашим спецслужбам, армии и политикам. Пришлось раису вновь затаиться, унять на время своих молодцов.

 Вот мы и готовы забыть сразу все, простить, уйти в новый, старый, мир иллюзий и даже начать вновь и униженно лезть с объятиями к престарелому негодяю. Только бы не шумел больше, не убивал наших детей.

 Я думал о робком, миролюбивом нашем начальстве, и о простых людях, безропотно выполняющих их приказы. О том, что на мерзкую эту работу отправили их ночью, тайно, чтобы не позориться, не вызывать насмешки других людей, а то, не дай Бог, и сопротивление «экстремистов».

 Проснется утром город – и все чисто, полный порядок, и не увидят наши важные гости нехорошие слова о таком борце за мир и свободу своего народа, как Ясер Арафат.

 Невеселым оказался мой путь домой, но тут увидел на почтовом ящике все ту же надпись: « Арафат – фашист и убийца!»

 Не стерли, значит, не отметили ее на карте дневные, шустрые разведчики для ночных рабочих. Да и зачем отмечать? Надпись мелкая - для прохожих. Начальство и гости, на скорости, да из машин, не разглядят.

АЛЫЕ ПАРУСА МОРДЕХАЯ ЛАПИДА

                                     Последнее фото Лапида.

 Лапид – еврей из Риги – писал стихи на иврите. Мне трудно оценить их. Передо мной авторизованный перевод. Есть в переводе этом строчки удивительной силы: « Он родился в какой-то скользкой ране. В небоскребе еврейской боли».

 Это он о себе пишет – Мордехай Лапид - крупный, высокий человек, отец 13 детей. Он стоял на перекрестке у Кирьят Арба и держал за руку сына. Мимо медленно проезжала легковая машина, оттуда раздалась очередь. Мордехай Лапид и его сын погибли.

 Это случилось через год после соглашения в Осло, когда в Израиле старались не замечать смерть евреев от рук террористов. Лапида похоронили поспешно и тихо. Только родные стояли у его могилы. Слава Богу, род свой он успел преумножить.

 Говорят, что Мордехай Лапид был мудр и кроток. Его друг, Борух Словин, вспоминает: « Марик не советовал гневаться на таких людей, как Йоси Сарид или Шуламит Алони. Он говорил: «Эти люди все-таки евреи и живут в Эрец – Исраэль». Он готов был простить каждого, кто прибыл в Израиль или родился в Еврейском государстве».

 Путь Лапида в Израиль, как и у большинства советских евреев той поры, был подвигом, личным вызовом власти, борьбой. Сионисты шестидесятых придумали себе идеальный образ Страны Обетованной. И народ, обитающий там, казался им народом великанов и мудрецов.

 Действительность Израиля, чиновного и социалистического, заставила многих из них совершить еще один подвиг: не отказаться от своих идеалов, не струсить, не обратиться в бегство. Тем самым, сионистское движение евреев из Российской империи прошло два фильтра, два барьера. Сначала в СССР их пытали, загоняли в лагеря и психушки, потом в самом Израиле старались убедить, что сионизм умер, и разными методами загоняли «буйных русских» в предписанное русло соглашательства и компромисса.

 Мордехая Лапида не удалось сломать. До последнего своего часа он верил в алые паруса сионизма. Силы, энергии, таланта этого человека хватило, чтобы осилить железную машину КГД. Он выстоял и в Израиле. Здесь, на земле предков, он жил так, как планировал жить в Риге. Он не отступил от себя самого ни на миллиметр.

 Сомкнитесь здоровые кости,

 Очнитесь крепкие нервы,

 Сплетайтесь тросами жилы,

 Твердейте стальные мышцы

 Под затянувшейся кожей.

 Это писал человек, вышедший из «небоскреба еврейской боли». Таким он воспринимал галут.

 «Марик был необычной личностью, - говорит Барух Словин, - но чтобы понять этого человека нужно понять его время и место, из которого он вышел. Рига, конца сороковых годов была полна еврейского духа и глубоких переживаний за государство Израиль. Из ссылки я вернулся в наш город в 1956 году, и ожидал увидеть столицу Латвии такой, какой я ее оставил, или, вернее всего, представлял в своем юношеском воображении.   

 Но увидел я совсем другой город. Началась оттепель. Все были довольны, упала с лиц чадра страха. Евреи Риги жили, как правило, неплохо: в хороших квартирах и получали приличные зарплаты.

 Израиль был по-прежнему близок каждому еврейскому сердцу, но близость эта перестала быть, в большинстве случаев, стремлением соединить свою судьбу с судьбой Еврейского государства. Я не мог понять, что произошло с моими земляками.

 Я метался по Риге в поисках тех, кто мыслил, как я, и не находил таких людей. Свидетельствую, что в этот момент в Риге работали активно только три сиониста: Мими Гарбер, Иосиф Янкелевич и Марк Блюм, ставший в Израиле Мордехаем Лапидом.

 Была, правда, еще одна группа активистов, но легальных. Они создавали хоры, поющие на идише, театральные коллективы, но все это с дозволения властей. На грани ареста работали только эти три, упомянутых мною, человека.

  Есть легенда, что Рига отличалась от других городов СССР устойчивостью сионистских традиций. Думаю, это не совсем верно. Марк Блюм приехал в Латвию из Харькова, Мими Гарбер из Берлина, Иосиф Янкелевич из Молдовы. Все эти трое не были рижанами.

 Что делал Марк Блюм? Он и здесь был терпим и спокоен. Марк понимал, что еврейская молодежь Риги ведет сытую, благополучную жизнь: учиться в лучших институтах, хорошо работает, активно и красиво, по тем временам, конечно, отдыхает, но он говорил: « Ты посмотри, евреи все равно держатся вместе. В Риге, в Москве, в Киеве – они рядом. Может быть, нет в них ничего еврейского, ничего сионистского, но они рядом.  И, пока это происходит, не все потеряно».

  Марик Блюм был высоким, красивым парнем, и за ним ребята ходили толпами. Все их называли в Риге «детьми Блюма». Почти все «дети» Марка сейчас живут в Израиле. Могу назвать некоторых: Рафи Пизов, Или Валк, Йоси Шнайдер, Кнохи, Мими Гарбер, Иосиф Янкилевич… Он вел этих людей за собой с середине пятидесятых до выезда в Израиль. По сути дела, он воспитал этих ребят.

 Марк без устали передвигался по Риге, и везде он находил своих «детей». При виде Блюма они ударяли кулаком в грудь и вытягивали руку с возгласом «Тель хай!» Все они считали себя бейтаровцами».

 Кстати,  Эли Валк, один из «детей» Лапида, иного мнения о терпимости Блюма. Он говорит так: « Этот замечательный человек был совершенно бескомпромиссен не только по отношению к советской власти, но и евреям, отступавшим, по его мнению, от идеалов сионизма и заповедей Владимира Жаботинского».

 Вполне возможно, что правы и Эли Валк и Барух Словин, рассказавший об удивительной терпимости Лапида. Человек глубоко религиозный – он шел по пути духовного совершенства. Он ни на йоту не изменил своей идее, но в Израиле научился принимать и понимать людей такими, какими они родились на свет и выросли.

 Эли Люксембург говорит, что Мордехай Лапид - его «кровавая рана». Эли  не раз собирался написать о нем, но не мог – «слишком больно». Он читал на иврите книгу прозы Лапида. Люксембург считает, что книга эта до сих пор не напечатана, но, если она когда-нибудь появится на свет, работу эту встретят в штыки и светские читатели и религиозные люди, настолько она оригинальна по мысли и смела.

 Передо мной исповедальная поэзия Лапида. Думаю, и в прозе своей он был наверняка исповедален. Отсюда можно сделать вывод, что в глубине души Марк Блюм не изменился, и  «духовная» бескомпромиссность не покидала этого человека ни на миг.

 «Светлым человеком и патриархом, - называет Мордехая Лапида Эли Люксембург. Патриархом он стал в Израиле.  Барух Словин помнит юного Марка Блюма.

 «Еврейские могилы жертв нацизма – Румболе, - рассказывает Словин. – Мне тогда не казалось важным напоминать о них, но Марик считал, что это первоочередная наша обязанность. Его ребята нарисовали громадные щиты со звездой Давида и подняли  щиты над могилами. Милиция и КГБ валила эти щиты, но ночью «дети Блюма» снова водружали их на место. Словом, шла долгая и тяжелая война.

 Мы постоянно занимались самиздатом, тиражировали литературу по иудаике. Проблема здесь была не в изготовлении, а в распространении. Евреи в Союзе брали наш самиздат неохотно. 

 Впрочем, Марк Блюм не торопился. Он всегда был спокоен и доброжелателен. Все акции готовил осторожно и основательно. Мне всегда казалось, что даже на трения между евреями, нужно реагировать более горячо, но Марк только улыбался в ответ на мои гневные тирады».

 Слушаю Словина, но не могу забыть стихов Блюма:

 Руки связали сразу,

 Границей сковали ноги,

 Души растлили проказой,

 И бросили у дороги.

  Какая уж тут спокойная доброжелательность? Сплошной крик. Да и арестовали Лапида в обстоятельствах чрезвычайных.

-         В конце 67 года приехала в Ригу певица из Израиля – Геула Гил. Тогда и случилась большая драка между милицией и «детьми» Блюма, когда они играли в футбол фуражками милиционеров. Но прежде был скандал в зале. Агенты КГБ и милиционеры забирали у людей цветы, и не подпускали их к сцене. А потом, на улице и была эта драка. Ну, они и арестовали Марика, судили, дали ему три года лагерей.

 Пробую пошутить: «Это, наверно, за терпимость и доброжелательность».        

 « За лидерство, - говорит Словин. – А потом следили за ним давно. Те события стали только предлогом.

 Кстати, Марик и здесь, в Израиле, был предельно терпим, что нельзя сказать о его врагах в виллах Совьена и в апартаментах северного Тель-Авива. А  дети Блюма рождались в палатках поселений, без горячей воды и, порой, даже без электрического света. Он принес с собой свой Израиль, он верил в него и хотел жить в нем, попреки всему».

 В конце шестидесятых годов, по инициативе А. Громыко, родилась идея, согласно которой необходимо было «выпустить пар»: разрешить  репатриацию в Израиль нескольким сотням евреев, как правило, активистам сионистского движения. Марк Блюм попал в их число. Активных пропагандистов репатриации отправили в Израиль с вызовами, срок которых давно истек, срочно отправили, не давая, практически, времени на сборы.

«Кремль просчитался, - говорит Словин. – Власти СССР думали, что, выпустив горстку евреев из страны, они снизят давление в «котле». На самом деле эта победа Марка Блюма и его друзей привела к настоящему взрыву этого котла, подъему сионистского движения во многих городах коммунистической империи».

 Впрочем, Израиль только у «трапа» самолета встретил новоприбывших, как победителей.

 Борух Словин говорит, что он не давал интервью газетам 30 лет, и только сегодня решается рассказать о давней реакции официального Израиля на новых граждан страны из России.

 Слушаем Словина: « Вполне естественно, что новоприбывшие примкнули к правым, и тогда правящая партия испугалась. Иаков Янай, один из лидеров «Аводы», заявил: « Если будет продолжаться «русская» алия в таком темпе, эти люди лишат нас власти. И тогда началось. Помню статью в одной из газет, в которой объявлялось, что каждый четвертый из «русских» – агент КГБ, а среди активистов этот процент еще выше. Прочтите эти давние газеты на иврите, в них даже Яков Казаков и Борис Шперлинг открыто обвинялись в том, что они шпионы Москвы.

 Кстати, когда началась последняя, большая алия, эти люди стали бояться не потери политической власти, а утраты барышей. Тогда все новоприбывшие мгновенно превратились в мафию.

 Помню газета «Давар» в 1969 году первая заявила, что евреям из России нельзя давать гражданство вместе с правом идти на выборы. Вот в какую атмосферу попал Марик Блюм, и все-таки, несмотря ни на что, он стал Мордехаем  Лапидом».

 Конец есть у дорог любых,

 Вот мы у финиша  устали.

 Мы видим, как из зерн благих,

 Ростки ослабли и завяли.

 Но все это поэзия. На самом деле Мордехай Лапид  не сдался, не отступил. До последнего своего часа он сражался за  свой Израиль, Израиль высокой мечты, под алыми парусами сионизма.

 Я лишь прикоснулся к рассказу об этом человеке, и понял, что настоящая повесть о нем еще впереди. Многие знают и любят в Израиле Марика Блюма – Мордехая Лапида. Отзовитесь, люди! Мне бы хотелось написать об этом человеке не краткие и поверхностные заметки, а очерк, более достойный его светлого имени.

УСТАВШИЙ БЫТЬ ЕВРЕЕМ

Письмо читателя Давида ГРОССА из АШДОДА

 Это обращение я получил давно, на свой домашний адрес. Одно это заставило отнестись к тексту письма с повышенным вниманием. Автор – мой «принципиальный идейный противник и сторонник политики Эхуда Барака» - так он пишет. Но, на этот раз, в письме «идейного противника» нет откровенной ругани, подтасовок и фальши. Текст составлен умным, добрым и, главное, совершенно, как мне кажется, искренним человеком. 

 Я не согласен ни с одним словом в его письме, но признаю за Давидом Гроссом право на прямую, и обращенную ко многим, речь. Я оставил письмо это в «первозданном» виде, ограничившись легкой редактурой и исправлением немногочисленных ошибок. В ответном, коротком письме отметили только одно: "Уважаемый Давид! Разговор на тему, вами затронутую, идет уже веков 35, не меньше. И вот почему: как известно, мы, евреи, народ избранный, а потому мало зависим от нас самих. Пока Ему нужны на Земле евреи, мы будем существовать. Вот когда ОН решит, что хватит, эксперимент закончен, тогда и уйдем".

 

 Уважаемый Аркадий Красильщиков!

 Мы с вами, судя по всему, одногодки и земляки. С интересом читаю ваши публикации, хотя , как правило, не согласен с ними. Особенно с публицистикой политической. Мне кажется, что за пафосом и излишней эмоциональностью последней скрываются обычные иллюзии и глубоко ошибочное представление о состоянии дел в современном мире. /

 Начну с простого утверждения. Мне нравится мой, еврейский народ. Мне всегда нравилось быть евреем, но я убежден, что свою миссию на земле наш народ выполнил полностью. /

 Поясню. У меня четверо детей и трое внуков. При всей своей любви к Израилю и к евреям, я больше всего люблю своих родных. Я хочу счастья им, а не вообще человечеству или еврейскому народу в частности. Проще говоря, я не хочу нового Холокоста. И когда представлю себе хоть на мгновение, что мои дети и внуки становятся жертвой жестокого насилия, то сразу забываю все идеалы «национального лагеря». Мало того, эти идеалы «правых» начинают мне мешать, перекрываю мне «кислород». Я не могу поверить в искренность наших патриотов, помнящих о своем народе, но забывающих о том, кто рядом с ними.

   Мои внуки... Я сейчас выскажу мысль еретическую, но постарайтесь меня понять. Мне все равно, кем они будут, на ком женятся и так далее. Мало того, я бы охотно забыл об их еврействе, лишь бы жизнь моих потомков складывалась без того ужаса, который преследует нас тысячелетия.

 Я не могу считать себя религиозным человеком, но знаю о категорическом запрете мучительства. И это исповедует нация мучеников?! «Не убий» – изобретение вечных жертв?! Ситуация, признайтесь, чудовищная./

  Позвольте продемонстрировать некоторую гордыню. Да, мы принесли человечеству идеалы свободы, добра и справедливости. Да, мы дали миру Закон, но в благодарность получили лишь ужас одиночества и вечное ожидание погрома. Хватит, убежден я. Пусть живут сами: без нового Моше и Иешу, без Колумба, без Маркса, Фрейда или Эйштейна. Пусть мир попробует существовать без нас. И в этом, я уверен, и будет высшая справедливость. /

 Мы отбыли свой номер. Мы дали другим народам все, что могли дать. В ответ получили кровавый навет и Катастрофу. Хватит экспериментировать! Из великого опыта с народом Божьим ничего не получилось. Добрые дела не остаются, как известно, безнаказанными. /

 Вы скажете, что это уже было, и попытка полной или частичной ассимиляции ни к чему не привела. Фашизм не поверил нашему превращению. Но мы, как всегда, и в этом шли впереди своего времени. Тот мир, наполненный расовыми предрассудками, шовинизмом, не мог принять и этот наш подарок. Сегодня мы живем в другом мире, способном преодолеть атавистические инстинкты./

 Но мы, в ответ на Холокост, попытались вернуть себе не только свое лицо, но и государственность. Мы цепляемся за свои корни, не понимая, что они уже давно не могут нам дать живительный сок жизни. Мы построили государство, в пустой надежде, что не станет оно гигантской ловушкой для простаков. / 

 Наше новое противостояние с арабами – это путь к новому кошмару. Наша попытка защитить себя государством – всего лишь новый опыт самообороны обреченного на истребление местечка. /

 И «правая» и «левая» пропаганда лукавит, не называя вещи своими именами. «Левые» не видят иного выхода, кроме ассимиляции и вассальной зависимости Израиля. «Правые» живут иллюзиями, мифом и ради утопии. /

 Будем откровенны: добро в нас и добро, которое несем мы людям – никому не нужно. Мало того, чем больше добро это становится явным, тем круче и непримиримей ненависть к нам. /

 Мы должны исчезнуть. Я не хочу покупать жизнь нации ценой мук и гибели своих детей и внуков. Наши «левые», как правило, молчат об этом. Им кажется, что подобная эгоистическая позиция будет неверно истолкована. Но доброе дело нельзя защитить ложью. Я вижу и понимаю, что политика таких людей, как Эхуд Барак, политика под руководством США ведет к исчезновению нашего государства и полной ассимиляции. Пусть так. Я не вижу в этом никакой трагедии. Я вижу в этом лишь один шанс – выжить. А кем сохранить жизнь – евреем, китайцем или вообще непонятно кем – меня это, извините, не волнует. /

 Убежден, что этот процесс станет всеобщим в современном, цивилизованном мире.  Транспорт и средства массовой информации становятся все изощренней. Уже сегодня мы видим, как складывается новый народ ЧЕЛОВЕКОВ, например, в США. Это будет мир без насилия и расовой злобы. Это будет интернационал, но не глупый и невозможный  интернационал пролетариев, а интернационал рас. /

 Таково, как мне кажется, повеление времени. И наш Израиль, если выживет, сохранится, как интернациональное государство, заселенное арабами, евреями, африканцами, русскими, филиппинцами. … Все эти народы начнут смешиваться, создавая новую человеческую общность. /

 Я думаю, произойдет это у нас, в Израиле, даже быстрей, чем в Америке, потому что характер нашей религии позволяет надеяться на ее терпимость. Иудаизм никогда путем насилия не решал светские вопросы. Думаю, и не будет их решать в будущем. Конечно, еще долго сохранится зерно нашего народа: мудрецы Торы, но люди эти займут привычную нишу: людей веры и гуманитарной науки, а не политики. /

 Вот почему я не вижу зла и опасности в отдаче арабам части Иерусалима, в возвращении им территорий. Я также думаю, что с возникновением палестинского государства, взаимный процесс ассимиляции только ускорится. Вот почему я приветствую приезд эмигрантов любой национальности в нашу страну . /

 Буду откровенен, я убежден, что будущее человечества, если оно  состоится, будет без рас, наций и народов. В лицах наших потомков мы найдем следы многих этносов. Цвет кожи и волос, разрез глаз, строение черепа и прочая ерунда больше не будут существенной особенностью человеческих сообществ./

 А ценное в каждом народе останется. Мне скажут, что мы, евреи, носители послания, исполнители Божьей воли. Но, повторюсь, какой страшной ценой мы оплачиваем эту возможность волочь на себе  нечеловеческую ношу? /
 Религиозные люди утешают таких, как я, просто. Они говорят, что за муки, хорошим людям уготовано вечное блаженство души в потустороннем мире. Но я простой человек и мне кажется верхом цинизма это утешение. Почему покой души добрые люди должны покупать страданием в земной жизни. Я хочу видеть счастье моих детей и внуков здесь и сейчас, а не в вечности, о которой я ничего не знаю, да и знать не могу. /

  У меня вообще свой взгляд на Катастрофу. Я думаю, это был знак нам, евреям: и с ч е з н и т е! Мир устал от вас. Вы больше не нужны этому миру. Все, что вы могли ему дать, у вас взяли. Даже монотеизм, нашего Бога, приняли по эстафете. Мне скажут, что ислам и христианство не похожи на иудаизм. И, тем не менее, эстафета очевидна. Да, получился облегченный вариант с данью язычеству, но как было иначе заставить сотни миллионов людей поверить в единого Бога? /

  Мы сделали это. « Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить». /

 Клинтон, Барак, раис этот… В них ли проблема? Они фигуранты на сцене истории, где действуют марионетки, а за ниточки дергает политических кукол Время. Так вот я убежден, что за Бараком и нашими «левыми», правда этого времени, а «правые» - всего лишь необходимый фон процесса неизбежных перемен./

 Да, за «правыми» героика, патетика, романтика. Красота и гордость в соблюдении устоев, корней и прочего. (Скажу честно, мне многие из них симпатичны, в то время, как многие «левые» вызывают устойчивое отвращение). Но все они не чувствуют «приказов Времени», они держаться  за обветшалые принципы, и убеждены, что в 21 веке можно жить по законам многотысячелетней давности. /

 Знаю, мне начнут возражать, что мы – народ вечный. Всех пережили и всех переживем. 40 веков существуем по воле Божьей. И это наивно. Цивилизация краснокожих египтян существовала не меньше 7 тысячелетий, а исчезла, растворилась вся, без остатка. А что мы знаем о шумерах, о цивилизации атлантов и прочем? /

 Исчезнем и мы. Не зря промучились все эти века. Мы работали на постижение мира, на освоение Вселенной. Мы честно пронесли свою ношу в бесконечной битве   со злом. Хватит! Я хочу счастья своим детям и внукам, а не народу – вечному мученику. Я не хочу, чтобы они принадлежали этому народу - страдальцу. Я хочу, чтобы они жили в счастливой стране без вечного страха перед насилием и несправедливостью. /

  Перечитал это письмо Вам, но не возражаю, если оно будет напечатано – только полностью, а не в отрывках. Свою фамилию не скрываю. Адрес и телефон даю, но в случае обнародования письма предпочел бы подписать его псевдонимом. Я равнодушен к нападкам на меня. Но не считаю возможным подвергнуть опасности своих родных. /

                                                 Творческих успехов, Давид Мучник.

                                                  

И ВСЕ-ТАКИ, ЗАЧЕМ?

 Заметки эти были опубликованы года за два до смерти Солженицына. Перечитал их и подумал: как все-таки хорошо, что на юдофобском фронте уже нет в России таких авторитетных фигур, как автор "Архипелага ГУЛАГ". И как жалко, что писатель  не дожил до сегодняшних дней, когда бы окончательно стало ясным все мракобесие этого человека.

 Две мысли часто тревожат малодушное еврейское сердце:

 « Если уж такой великий человек считает, что мы народ плохой – значит в этом что-то есть, значит не зря нас ненавидят, не зря…» Дальше и договаривать неохота.

 Мысль вторая: « Ну, не может такой мудрец и талант быть юдофобом. Тут что-то не так».

 Все так. По остроумнейшему определению Фаины Раневской, «талант, как прыщ  может вскочить на любой заднице». Отсюда смело можно сделать вывод об относительной природе величия любого человека.

 Да и  не наше это еврейское дело лепить идолов из кого бы то ни было.

 Концовка статьи М. Копелиовича «Антисемит ли Солженицын?» характерна: « Борцы с юдофобией: евреи и неевреи – поступают весьма опрометчиво и недальновидно, причисляя к сомну антисемитов великого, русского писателя и мыслителя Александра Исаевича Солженицына».

 Почему только «опрометчиво и недальновидно»? Почему бы не признать честно – н е в ы г о д н о. Неважно кем были Достоевский, Вагнер или Генри Форд. Нам, евреям, просто невыгодно считать этих людей антисемитами. И не будем их считать таковыми, вопреки фактам. Выгода должна быть на первом месте. Все остальное не имеет значения.

 Удивительная по  своей простецкой искренности позиция.

 Попробуем разобраться, в чем же «опрометчивость и недальновидность» этих самых «борцов»? Именно так, с некоторой, опять же характерной презрительностью, обозначил последних автор статьи.

 В своей статье о книге Александра Исаевича я не имел права касаться личности этого писателя. Я  не был с ним знаком. Не сталкивался ни при каких обстоятельствах: экстремальных или обычных.

 Но мне всегда казалось, что ярлыком «великого писателя и мыслителя» может отметить человека только время. Лишь суд потомков здесь правомочен.

Нобелевская премия? Но ее получал и Арафат, а вот Льву Николаевичу Толстому, к примеру, премия эта так и не досталась.

 Завидую М. Копелиовичу, сумевшему одолеть все романы Солженицына. Знаю многих достойных людей, кому этот тяжкий труд оказался не по силам. Знаю многих «борцов с юдофобией» и не борцов с ней, кто невысоко ценит человеческие качества этого литератора.

  Замечательному писателю, чистейшему и честнейшему человеку, - Варламу Шаламову пришлось хорошо знать Александра Исаевича лично. Думаю, этот настоящий зэка, великий страдалец и счастливый талант имел полное право в своих «Воспоминаниях» написать вот что: « Деятельность Солженицына – это деятельность дельца, направленная на узко личные успехи со всеми провокационными аксессуарами подобной деятельности».

 Те, кто не знал характер Шаламова, могли бы заподозрить этого человека в зависти. Он не добился такой славы и денег, как Солженицын, но вот свидетельство большого поэта, на сей раз тоже лауреата Нобелевской премии. Цитирую по книге  Соломона   Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»:

 «ВОЛКОВ. Меня, признаюсь, удивило предложение Солженицына переименовать Ленинград в Свято – Петроград….

 БРОДСКИЙ. Да ну, про этого господина и говорить неохота».

  Можно отнести изложенное выше к обычным литературным разборкам, но вот отрывок из статьи «Вызов Солженицына» видного американского историка Артура Шлезингера: « Солженицын выступает как посланец Божий… и не сомневается, что сам постиг истину…. « К несчастью, задолго до этого сказал Паскаль, - то, кто в своих действиях претендует на роль ангела, действует, как скотина».

 Могу привести еще множество свидетельств людей, не согласных с оценкой Копелиовичем личности и способностей А.С. Солженицына.

 Но не в этом дело. Мне бы было невыразимо скучно заниматься и анализом творчества этого писателя и текстом комплиментарных статей в его адрес. Обычная славистика, сдобренная положенной порцией легкого упрека, - всегда скучна.

 Да и нуждается ли в нашей оценке его трудов и характера  знаменитый писатель Солженицын? Думаю, что нет. Ему и так неплохо живется. В защите нуждаются евреи, о которых написал свою очередную книгу Александр Исаевич.

 Точнее, даже не в защите, а в равнодушие. Да будет благословен тот миг, когда нас перестанут замечать, судачить о нас, низвергать или возносить.

 Один мой знакомый говорил так: « В России не антисемит только тот, кто не может отличить еврея  от чукчи». Другой знакомый, уже в Израиле, твердо убежден, что мы, потомки Авраама, обращаем внимание на антисемитские выходки из-за гордыни. Вот, мол, какие мы замечательные, исключительные, все о нас только и думают. Вот и сам Солженицын целых 1000 страниц накатал. Ну, как об этом не посудачить.

 С первым утверждением почти согласен. Второе – весьма сомнительно. Видимо, не только мы, гордые евреи, обратили внимание на «Про и контра» Достоевского, на «Протоколы сионских мудрецов», на книги Розанова и Шульгина, на «Майн кампф» Гитлера. Видимо, кого-то, кроме нас все эти сочинения заинтересовали и стали руководством к действию.

 Копелиович берет под защиту «великого писателя и мыслителя», руководствуясь расхожим приемом. Часто слышу: « Всех можно тронуть, а нас нельзя? А вот моя  свекровь Сарра Абрамовна – сволочь, а Каганович с Мехлисом? Чем мы лучше других?»

 Не лучше. Только так сложилось наша трагическая судьба, что вслед за словом в адрес скверного еврея всегда заводится дело против всего еврейского народа. Ни одна юдофобская книга в мире не была продиктована «научными» соображениями. Практика показывает, что соображения эти, как правило, носили только погромный характер.

 Еврей Копелиович книгу Солженицына о евреях юдофобской не считает. Зато красно-коричневая пресса сразу разобралась атом, какой русские «патриоты» получили подарок от «великого писателя».

 Кому мы должны верить? Я верю тому, для кого подобные книги всегда были учебным пособием, «цитатником», как отметил один российский критик – «патриот». 

 Не намерен спорить: имеет ли право русский писатель старательно перечислять имена евреев – злодеев, пусть он и не лжет при этом? Я твердо знаю, зачем он это делает.

 Кроме всего прочего, этически, морально недопустим сам натужный и кропотливый разбор в книге Солженицына вины еврейского и русского народа.( По большей части, конечно, еврейского перед русским). Даже суд в Нюрнберге не посмел обвинить в преступлениях против человечности немцев, как нацию.

 Сама постановка этого вопроса – есть следствие коренной юдофобии и убежденности в праве на самосуд.  Не Солженицыну судить евреев. Как нет в мире еврея, имеющего права суда над русским народом.

 Мало того, кроме обстоятельного труда Адольфа де Кюстина «Николаевская Россия» я не читал ни одного серьезного сочинения, которое можно бы было назвать русофобским. ( Если не считать одноименного пасквиля Шафаревича, написанного с противоположной цель). Тоже касается и английского, и французского, и немецкого, и китайского народов, и так далее.

 Так отчего же нам, евреям, такая честь? Что, больше нечем заняться «великим мыслителям» кроме разборок с небольшим, почти покинувшим Россию, народом?

 Повторюсь, мечтаю только об одном: о тишине в ответ на имя еврея. Нам не нужны защитники и обвинители, судьи и адвокаты. Будь проклят этот навязчивый, указующий перст из Вены, Парижа, Дурбана или Москвы.

 Пишите книги, стройте дома, сажайте деревья, рожайте детей. Не думайте о нас больше. За все заплачено сторицей и русским народом и еврейским. Но нет! Бесконечные «заботы» о евреях, муки над «еврейским вопросом»  становятся точкой безумия не только отдельных «мыслителей», но и целых народов.

 Это безумие, как правильно отмечал Юрий Нагибин, в первую очередь подтачивает силы самого источника  неестественной «заботы». Своей последней книгой Солженицын, сам того не желая, сочинил подтверждение прискорбного диагноза своему, собственному народу.

 Увы, о равнодушие мира евреи могут только мечтать. Все продолжается с подозрительной, упрямой навязчивостью, и пока «идет процесс» мы, народ, над которым все еще висит меч Холокоста, обязаны называть вещи своими именами.

 И горько, что даже в Израиле находятся евреи, не способные отличить очередной, вульгарный призыв к топору от невинного щебетанья канарейки.

"ПОЛЕЗНЫЕ ИДИОТЫ" ТЕРРОРА

http://www.translarium.info/2015/02/painting-terrorist-supporters-as-human.html#more

ДОЛГ МОИСЕЮ заметы памяти

 

 Они любили частые застолья. Любили сидеть рядом, тесно, у собранных по соседям, столам и стульям. Подобные сборища давали ощущение защищенности и силы в те годы полной беззащитности и слабости. 

 Арик не очень любил семейные торжества. Особенно огорчали его постоянные стычки между отцом и дядей Моисеем.

 Отец, к тому, памятному времени, уже не был офицером, а стал работать на катушечной фабрике обычным врачом здравпункта. Дядя же, всегда числился начальством: не очень крупным, но достаточно заметным. 

 Он не был человеком корысти, всегда считал себя честным ленинцем, но лишние деньги у Моисея всегда имелись, а к деньгам еще и связи, и разные возможности по устройству человеческих судеб. 

 Вот почему он был бесспорным лидером клана, а это не могло нравиться отцу Арика. Он считал себя человеком возвышенным, способным на полет души, потому что еще в детстве отличался отличными музыкальными способностями. В глубине души он презирал всю эту ограниченную толпу мещан, но иногда исполнял перед ними ноктюрны Шопена и сонаты Бетховена.

 Обычно концерт был продолжением стычек Моисея и отца Арика за письменным столом. Стычки эти начинались по любому, пустяшному поводу, но иногда заканчивались шумной, горячей ссорой. 

 Обычная тема: Сталин и Троцкий. Моисей боготворил вождя народов, а отец Арика считал, что этот « проклятый усач» погубил великую революцию и навлек на народы Советской империи неисчислимые бедствия. Оба спорщика нервничали, кричали, иногда даже размахивали кулаками. 

 Женщины клана пробовали примирить спорщиков. Иногда им это удавалось, но чаще всего все их старания ни к чему не приводили. 

 В глубине души Арик был убежден, что отец и дядя Моисей заблуждаются, и оба их героя никуда не годятся. Но отец - это отец, и Арик невольно был на его стороне в этих бессмысленных и, вошедших в прискорбную традицию, вспышках. /

 Дядя Моисей устроил Арика на свой завод токарем. Это было нелегко после восьмилетки: полагалось заканчивать ПТУ, но в училище Арику не хотелось. Затем, через три года, дядя помог племяннику поступить во ВТУЗ при заводе, но все эти опыты обычного, пролетарского пролога жизни не понравились Арику. 

 Отцовская тяга к искусству сбила его с пути истинного. Невольные и мучительные свои блуждания  он отнес на счет Моисея, и невзлюбил дядю еще сильней. 

 Полный разрыв наступил не сразу, только в год «Пражской весны». Арик сказал дяде, что советские танки раздавали свободу народа в Праге. Дядя назвал его жалким обывателем и мещанином. Племенник не сдержался и ответил дяде с несвойственной и внезапной для них обоих грубостью. 

 Моисей не сдержался и ударил Арика по щеке. Ударил не очень сильно, но от обиды племянник даже заплакал. 

-         Все! – закричал он. – Больше знать тебя не хочу! 

Арик обо всем рассказал маме и очень ее расстроил. Мама любила этого родного брата, пожалуй, больше остальных братьев и сестер./

-         Мы стольким обязаны Моисею, - сказала она. – Мы все. Знаешь, даже папину музыку мы купили на его деньги. Пианино стоило так дорого. /

-         Но вы отдали долг, - напомнил Арик. /

-         Отдали, - кивнула мама. – Года три отдавали. Но разве дело в деньгах?… Знаешь, если бы не Моисей, ты бы, наверно, не родился совсем. /

-         Раньше я думал, что здесь мой отец постарался, - буркнул Арик. /

-         Не говори гадостей, - сказала мама. – Ты послушай, я никогда не рассказывала тебе об этом. В блокаду пришлось умирать дважды. Первый раз от холода и голода в первую зиму войны. Отец твой был на фронте, а дядю должны были отправить в Мурманск с экипажем по воздуху. Он тогда налаживал производство на Ижорском заводе. Они там под огнем работали. Дяде дали день отпуска. Он взял на работе печурку-буржуйку, поставил ее на санки и тащил ее много километров к нашему дому на Кирочной.

 Ночью, близким взрывом бомбы выбило все стекла в  комнате. Я заткнула кое-как дыры подушкой и ватным одеялом. Помню, что эта работа совсем лишила меня сил. Легла на кровать, завернулась в ворох тряпья и подумала, что до утра не выдержу, умру. 

 Тут пришел Моисей. Он разбудил меня, силой заставил подняться. Потом он перетащил все наши вещи в квартиру с целыми стеклами. Окна той квартиры выходили во двор-колодец. Он установил печку и провез трубу в форточку, заделанную фанерой. Он растопил «буржуйку» остатками, большого платяного шкафа и приготовил в котелке кашу из гречневого концентрата с мясом…. Знаешь, я с тех пор убеждена, что нет лучшего лекарства от всех несчастий, чем вкусная еда…. После той каши я и вернулась к жизни. Утром отправилась на работу в Куйбышевскую больницу. С трудом, но дошла …. Знаешь, Арик, в тот день он спас не только меня, но и тебя, хоть ты родился, когда весь этот ужас закончился.             

РАЗРЫВ По документам сборника «Советско – Израильские отношения».

               И эти надежды нее сбылись

 Посланник СССР в Израиле был верным сталинцем, врагом евреев и Израиля. Его работа, в основном, состояла в сборе агентурных данных, подтверждающих враждебные намерения правительства Израиля и в знакомстве, через переводчика, с газетами на иврите. Даже намек на антисоветскую позицию протоколировался и посылался наверх, по начальству. Вот образец такой депеши, добытой агентурным путем. Телеграмма Ершова в МИД СССР от 16 декабря 1951 г. :/

 « Нам стало достоверно известно, что согласно телеграмме Шаретта беседа его с Ачесоном 19 ноября в Париже касалась следующих вопросов. Шаретт заявил:/

 …. Израиль еще не может выступить, как открытый враг СССР … Таким образом, воздержание Израиля от открытой враждебной позиции в отношении СССР вытекает из наших национальных интересов». /

 А эта информация получена из открытых источников. Телеграмма Ершова в МИД от 21 марта 1952 г.:/

 « Бен-Гурион сделал новое антисоветское заявление. Он выразил надежду, что «среди евреев, которые приедут в будущем, будут также и евреи Советского Союза» и далее заявил: « Мы обратились к СССР по этому вопросу, но не получили никакого ответа. У нас нет точной информации о положении евреев в СССР, так как даже миссия в Москве должна получать информацию только из газет. Ясно, однако, - еврейское меньшинство в Советском Союзе не пользуется даже теми правами, которые представляются другим меньшинствам, и евреи не могут жить как евреи. Нам известно об исчезновении еврейских писателей, у которых было стремление к еврейскому воспитанию в России, но власти там борются против всякого еврейского образования». /

 Количественный сбор компромата должен был невольно привезти к взрыву. С первого часа «дружба» СССР с Израилем была союзом по недоразумению, случайной, так сказать, связью. Это прекрасно понимали обе стороны. Однако, целых пять лет дипломатические отношения были реальностью. Кремль в глубине души надеялся приручить социалистов- сионистов и получить земельные наделы в Иерусалиме, Назарете, Бейт –Лехеме. Израиль постоянно думал о 2 миллионах евреев СССР, и надеялся на возможность их репатриации. Когда же стало ясным, что цели обеих государств недостижимы, и сама невольная «дружба» потеряла всякий смысл. /

 А. Громыко пишет Сталину 23 февраля 1952 г. /

 «Учитывая, что правительство Израиля уже неоднократно в различных формах ставило вопрос о выезде евреев из СССР в Израиль, МИД СССР считает целесообразным поручить посланнику СССР в Израиле т. Ершову дать ответ по существу этого вопроса министру иностранных дел Израиля Шаретту. В этом ответе т. Ершов должен указать, что содержавшаяся в заявлении правительства Израиля от 8 декабря 1951 г. постановка этого вопроса является по существу вмешательством во внутренние дела СССР…»/

 Все, умница Громыко решил поставить точку. Ни одного еврея Израилю. Самим нужны рабы для строительства пирамид./

 Однако, есть в сборнике документ удивительный, перечень евреев, выпущенных по персональному распоряжению генералиссимуса из СССР. Всего 2 (две) семьи и пара одиночек Этим простым и, как правило, необразованным и пожилым людям из провинции необыкновенно повезло. Не могу побороть соблазн. Я должен назвать их фамилии и имена: /

 Бухгалетер Абрам Исаакович и Хая Липовна. /

 Фаликс Зельман Нусинович и Эстер Ароновна. /

 Каушанская Злота Моисееевна. /

 Горенштейн Хаим-Лейб Гершкович. /

 Вот и все. Вся алия начала пятидесятых. /

 За четырех репатриантов СССР просил тысячи квадратных метров Святой земли. Израиль счел такую цену завышенной. /

 Ершов докладывает в МИД СССР.  29 апреля 1952 г.: /

 «  … Шаретт сказал, что правительство Израиля приняло решение по вопросу о советском имуществе …. Ознакомившись с текстом ноты, я заявил Шаретту, что ее содержание противоречит заверениям, которые были даны… Я добавил, что позиция Израиля по вопросам о передаче имущества является странной и непоследовательной». /

 Ходы в эндшпиле сделаны. До разрыва отношений оставалось меньше четырех месяцев. Но каких месяцев! /

 Тон донесений Ершова ставится угрожающим: /

 « Следует ожидать в дальнейшем усиления реакции и превращения Израиля в полицейское государство…. Планам американских поджигателей войны и их израильских пособников, планам превращения Израиля в военный плацдарм для нападения на СССР оказывают все возрастающее сопротивление движение сторонников мира и друзей Советского Союза в Израиле»./

  Впрочем, и по инерции, партия продолжалась. Письмо из МИДА Израиля посланнику Ш. Эльяшиву от 12 августа 1952 г. : /

 « Нам больше не следует откладывать демарш в Москве по поводу репатриации из советского блока. Сейчас этот процесс практически остановлен. Из Польши выпускают по дюжине человек в месяц …. Чехия полностью закрыта. Венгрия игнорировала соглашение о 3000 человек … Наш моральный долг – попытаться поднять этот вопрос в Москве на максимально высоком уровне. Чем бы это ни кончилось. Молчать больше нельзя». /

 Ох, другую дорогу готовил евреям своей империи Сталин. Совсем другую. /

 Неожиданно всплывает фигура ярого юдофоба - М.А. Суслова, в те годы секретаря ВКП(б). Он уже тогда занимался культурой. Суслову пишет А.Денисов, председатель правления ВОКС: /

 « Сомневаюсь в целесообразности приглашения в СССР делегации из Израиля, а также посылки в Израиль делегации деятелей советской культуры … Правление просит ваших указаний». /

 Ясно, что Суслов спорить с Денисовым не стал, несмотря на то, что речь шла о коммунистах из Израильской лиги дружественных связей с СССР. /

 Но чудо! Любил Сталин шутить и чудить. С юмором был старик. Коммунистов израильских  в Москву не пустили, а спортсменам, простым волейболистам, позволили пересечь границу империи. /

 Вот был праздник. Первую игру израильтяне выиграли с сухим счетом, вторую – проиграли. /

 Атташе миссии М. Кехат пишет в МИД Израиля 18 сентября 1952 г.: /

 « Наше ощущение – ребята выдержали испытание, да и мы выполнили приятный долг гостеприимства. Этот праздник – несколько недель в компании молодых израильтян – впервые посетили работников нашей миссии в Москве. После этих дней нас вновь охватят одиночество и нервное напряжение, ставшие здесь нашими постоянными спутниками». /

 Думаю, что в те годы и месяцы почти все евреи СССР испытывали те же чувства. Вот она национальная солидарность. /

 Тон телеграмм из миссии СССР в Израиле и вовсе становится зловещим. 19 октября 1952 г.: « За последнее время израильское правительство резко изменило свое отношение к СССР. Это выражается в открытых враждебных СССР выступлениях  премьер-министра Бен-Гуриона, министра иностранных дел Шаретта, в инспирированных  выступлениях печати против СССР, клеветнических, полных вымысла книгах и статьях против главы нашей партии, советского правительства, а также против руководителей партии …. По нашему мнению, в связи с этим возникает вопрос: целесообразно ли приездом нашего посланника в Израиль подчеркивать наличие не существующих в действительности нормальных взаимоотношений между СССР и Израилем».

РЕЦИДИВИСТ ИОСИФ БЕГУН Рассказ трижды судимого человека

 « Бегун Иосиф Зиселевич, 1932 года рождения, кандидат технических наук, ранее работал начальником лаборатории на предприятии А-1937, проживает в Москве, улица Мельникова, 14, кв.14. Отказано в выезде в Израиль в мае 1971 года по режимным соображениям – участвовал в разработке противосамолетных, радиотехнических средств, осведомлен о системах находящихся на вооружении в войсках ПВО».

                                            Начальник управления КГД Бобков.

 БЕГУН. Знаменитым диссидентом меня сделало КГБ. Это, отнюдь, не моя личная заслуга. Я просто был в числе активистов еврейского движения. Нас было много: десятки, сотни. Мы преподавали иврит, распространяли литературу на иврите. Это была наша основная задача. Но меня почему-то выбрали какой-то жертвой, и арестовывали трижды на протяжение 10 лет. Я уж не говорю о временных, превентивных арестах на 10-15 суток. Их было множество.  Этот результат можно вполне занести в книгу Гиннеса. 

 Почему так получилось? В какой-то момент я, уже взрослый человек, на последнем курсе института, почувствовал интерес к своему собственному еврейству.

 Прежде, ребенком, молодым человеком, я не чуждался своего еврейства. Мое имя – Иосиф – не давало шанса спрятаться. Жидом меня обзывали с раннего детства. Горевал, помню совсем маленьким мучил мать вопросами: почему я еврей, зачем нужны евреи?

 Я долго носил свое еврейство, как горб, как нежелательный природный недостаток. Но со временем я решил  избавиться от этого горба. И начал с иврита. В огромной Москве не было ни одного издания, способного мне помочь, но издавался журнал « Советише геймланд» на идише и у меня возникла  мысль заняться этим, дозволенным, казалось, языком, но я не нашел учебников, разговорников на идише. Ничего не было, даже в библиотеках.

 И вдруг я познакомился с человеком, который предложил мне учить иврит. Было это в начале шестидесятых год. Этот старый человек знал иврит и хотел кому-то оставить свое знание.

 Я стал к нему ходить. Мы оба жили в коммунальных квартирах и встречались как заговорщики. Мы боялись соседей, старались, чтобы уроки наши проходили незаметно. Со временем мы стали читать Тонах на иврите. Это было великолепно!

 У меня всегда были отличные отношения с русскими людьми. Я всегда очень любил русскую природу. Я по натуре путешественник, и объездил всю Россию: от Байкала до Закарпатья, от Мурманска до Армении… Только вот в Магаданском крае не был, но со временем попал и туда, правда по этапу.

 

 «СЕКРЕТНО, в ЦК КПСС. О попытке проведения еврейскими экстремистами антиобщественной акции.

 24 декабря с.г. группа еврейских экстремистов…. Предприняла попытку осуществить у здания Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина в городе Москве провокационную антиобщественную акцию – так называемую демонстрацию протеста в связи с годовщиной  суда по делу еврейских националистов в г. Ленинграде, пытавшихся угнать самолет с целью бегства за границу.

 Принятыми Комитетом госбезопасности мерами 14 наиболее активных националистов ( ЛУНЦ, ЩАРАНСКИЙ, КОШЕВОЙ, КОШАРОВСКИЙ, ПРЕСТИН, БЕГУН и другие) к месту проведения демонстрации допущены не были…. Сообщается в порядке информации.

             Председатель комитета Госбезопасности АНДРОПОВ».

 БЕГУН: К 1967 году я стал тайным сионистом-одиночкой, потому что никого не знал, кроме этого старика, моего учителя, Льва Григорьевича Гурвича. Потом я узнал, что этот человек был очень уважаемым членом еврейской общины города, был сыном раввина, учился в йешиве, но потом стал обыкновенным, советским бухгалтером. Обычная судьба.

 Так вот, после Шестидневной войны, на самом подъеме патриотических чувств, случай привел меня в компанию настоящих сионистов: Давида Хавкина, Виктора Польского, Владимира Престина, Дину Бродецую, Меира Гельфанда, Феликса Кричевского.

  Хочу повторить, что по своей природе я был человеком русской культуры. Но «школа антисемитизма» сформировала во мне своего рода двойственность. С одной стороны мне нравилось то, в чем и с кем я жил, но только, когда я вошел в круг сионистов, я почувствовал себя дома и со своими людьми, своими по духу. И я был для них свой.

 Все мои новые друзья уже подали документы на выезд. Мне еще предстояло уволиться с работы из секретного института. Я сделал это, и с 1971 года начался мой долгий путь «отказа».

 Я стал жить еврейской жизнью в нееврейском, даже антиеврейском, мире. С одной стороны это было очень интересно, с другой стороны, я понял, как это важно и для других. Мы распространяли литературу, выпускали журналы… Вокруг нас крутились агенты КГБ. Это была совершенно новая жизнь: интересная, опасная, но необыкновенно привлекательная. Был азарт… Я бы даже сказал, азарт охотника. Но на охоте всякое бывает: охотник сам часто становится жертвой, как в моем случае.

 После нашумевшего симпозиума по еврейской культуре в 1976 году КГБ резко взвинтило темп преследования. В начале 1977 началась волна арестов: взяли Щаранского, членов Хельсинской группы. В это время прошел совершенно незаметно мой арест. Обвинили меня в тунеядстве.

 Много лет перед этим я работал, делал хорошую карьеру, занимался наукой, но потом пришлось заниматься «черной» работой. Я тоже трудился пожарным, кочегаром… Впрочем, кем я только не работал, но в тоже время я и сам преподавал иврит и вел компанию с требованием легализации иврита.

 В какой-то момент я решил активизировать борьбу за наш язык. Я написал заявление в милицию, изложил в нем все свои регалии, отметил, что в связи с подачей заявления на выезд в Израиль, с основной моей работы был уволен, но в то же время я хочу быть законопослушным человеком, и прошу разрешить мне вернуться к основному роду занятий, либо позволить преподавать иностранный язык ( иврит).

 У меня к этому времени уже было несколько приводов в милицию с предупреждениями о недопустимости вести паразитический образ жизни.

 Но меня почти два года не трогали. Я ходил «гоголем». Все мои друзья-приятели где-то числились, только я не имел отметки в трудовой книжке.

 Я же, по наивности, думал так: « Если меня арестуют, как преподавателя иврита, органы сразу себя разоблачат, как враги языка другого народа».

 Тем не менее, меня взяли, как тунеядца. Ничего не помогло, суд меня приговорил к двум годам ссылки, но к этому времени я уже пол года просидел в Матросской тишине – хорошее название для тюрьмы.

 «В ЦК КПСС об окончании следствия по уголовному делу на Бегуна.

 Комитетом государственной безопасности в ноябре 1982 года привлечен к уголовной ответственности по ст. 70 УК РСФСР ( антисоветская агитация и пропаганда) Бегун Иосиф Зиселевич, 1932 года рождения, еврей, беспартийный, с высшим образованием, ранее дважды судимый ( в 1977 году по статье 209/1 – за злостное уклонение от выполнения решения о трудоустройстве и прекращении паразитического существования и в 1978 году по ст. 198 УК РСФСР – за нарушение паспортных правил….

                                Председатель  Комитета В. ЧЕБРИКОВ».

 БЕГУН.  Посадили меня в поезд вместе с уголовниками и совершил я знаменитый этапный переезд от Москвы до далекого прииска в Магаданской области, под город Сосуман, в самый дальний конец края.

 Но в связи с долгим тюремным сидением и бесконечной дорогой мой срок кончался. В ссылке он оставалось пробыть пять месяцев, но каких!

 Привезли меня 5 сентября, и в этот день уже шел снег. Прииск находился в двухстах километрах от Верхоянска, и морозы у нас доходили до 60 градусов. Дышать было трудно. Приходилось закрывать чем-то рот, чтобы не обжечь воздухом легкие….

 Ладно, проработал я на морозце до конца срока и отправился в Москву. Но начальник милиции, потупил глаза и сообщил, что в прописке мне отказано. Я стал шуметь, что здесь у меня семья, дети и я не совершил никакого опасного преступления.

 Но оказалось, что вышло распоряжение – в Москве диссидентов не прописывать. Пришлось прописаться на 101 километре, в городе Александров, но я ведь не мог не посещать свою семью. И я посещал, делая это тайно, поздно вечером, чтобы не привлекать внимание, поднимался на 12 этаж пешком и так далее.

 Но потом выяснилось, что за каждым моим шагом следили. Вышел как-то утром из дома, а меня уже ждут – и предупреждение за нарушение паспортных правил.

 Закон был и здесь прост: два предупреждения, а после третьего – тюрьма. Даже тогда иностранцам, например, объяснить подобное никак нельзя было. Я говорил, что меня посадили за то, что сидел в первый раз.

 Меня снова поместили в Матросскую тишину, но мое имя уже стало известным в мире: человека преследуют за преподавание иврита. Шум, впрочем, не помог: мне дали три года ссылки вместо года тюрьмы и отправили на то же «курорт», где я уже побывал. Снова я проехал по тому же маршруту. Потом я подсчитал, что останавливался чуть ли не во всех тюрьмах России: Свердловск, Омск, Красноярск, Иркутск, Новосибирск, Хабаровск, Магадан… – 11 тюрем. Это целая история.

 Наконец, прибыл на знакомый прииск. Золотишко копать уголовников не пускали. Трудился на заводишке по ремонту техники электромонтером.

 У меня сложились неплохие отношения с разными людьми на этом прииске, даже с руководителями. Один из них осмелился взять меня на экскурсию, под землю, в шахту, где добывалось золото. Видел я, как это золотишко добывали свободные люди.

 Воровали, впрочем, золото страшно. Многих встречал, кто сидел за это воровство. К слову, хищением и сбытом золота на прииске занимались, в основном, чеченцы. Все у них было «схвачено». Были у них специальные люди «перевозчики». Перевозили золото только самолетами, а в городах у чеченцев была своя система реализации драгоценного металла.

 Ладно, отбыл я эти два года и вернулся в Москву. О прописке и мечтать не мог, отправился снова в Александров, начал работать по ателье по ремонту телевизоров, но сидеть больше тихо не мог.

 В начале восьмидесятых снова стали круто закручивать гайки. Причины ясны: Афганская война, события в Польше… Тут Брежнев помер, к власти пришел Андропов. Режим агонизировал, но в агонии стали громить всех диссидентов.

 Многие перестали преподавать иврит, но я ничем другим не хотел заниматься, и продолжал распространять и размножать еврейскую литературу, много писал, даже в ссылке, и отправлял материалы за рубеж.

 Тогда же задумал издать сборник «Наше наследие» и в нем рассказать о значение Торы и основных наших ценностей, о роли нашей классической литературы и еврейской цивилизации.

 Меня вызывали в прокуратуру, требовали прекратить издание «антисоветских материалов». В Москву я продолжал ездить открыто, понимая, что если меня и арестует опять, то на этот раз не за нарушение паспортного режима.

 Я видел, что «пасут» меня серьезно и был готов ко всему. И вот в октябре 1982 года они пришли на мою «тайную» квартиру – склад в Москве, сделали колоссальный обыск, забрали пятьсот наименований книги по еврейской тематике, а через две недели арестовали и меня.

                                                                                  «Секретно

                                     В ЦК КПСС

  …. Бегун в силу своего враждебного отношения к социалистическому строю встал на путь активной, антисоветской деятельности. Под прикрытием распространения учебных пособий по древнееврейскому языку иврит, «приобщения» евреев к «национальной культуре» Бегун нелегально изготовлял антисоветскую литературу и другие материалы, содержащие клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй…

 Одновременно в целях организации так называемой «борьбы за права еврейского народа» Бегун сколачивал вокруг себя подпольные группы из числа негативно настроенных лиц еврейской национальности, подстрекал их к инспирации и участию в националистических и антисоветских акциях и проявлениях…

                     Председатель КГБ  В.Чебриков.»

 БЕГУН. Арестовали меня в Ленинграде и привезли в «серый дом» на Литейном. Взяли меня 6 ноября. Ночью первые допросы, предъявили санкцию на арест, и статью очень серьезную – 70, очень серьезную «агитация и пропаганда с целью подрыва советской власти». Не думал, что на это потяну.

 Поместили меня в камеру, после допросов, часа в 4 ночи. Утром разбудила меня бравурная музыка: барабаны, трубы… Еле догадался, что сегодня «красный день календаря» и идут по улице колонны к Дворцовой площади.

 В тот же день, несмотря на праздник, прикатила бригада из Москвы, и увезли в отдельном купе во Владимир, в знаменитый Владимирский централ.

 Но первые показания о моей «преступной деятельности» я дал в местном монастыре, где, кстати, похоронен Александр Невский, и где прежде помещался областной Комитет Государственной Безопасности.

 Почти полтора года я провел в одиночке Централа. Местные «монахи» из монастыря пытались слепить по приказу из Москвы громкое дело о сионистском заговоре.

 Наконец, суд. Получился он очень интересным, наверно потому, что времена начинались сложные, но тут сбили корейский самолет, и начался новый виток холодной войны.

 Меня судили практически в тюрьме, в клубе милиции, доступа туда не было. Оцепили все подходы к этому клубу. Три дня я отказывался участвовать в суде, не вставал, не позировал перед кинокамерой, не отвечал на вопросы.

 Их это не волновало. Мне зачитали обвинительное заключение и приговор – и точка.

   « ПРИГОВОР именем Российской Советской Социалистической Республики

    14 октября 1983 года….

     …. Руководствуясь установками зарубежных сионистских центров…

     изготовлял, хранил и распространял …

     …действуя в угоду реакционным кругам капиталистических стран…

     … стремясь скомпрометировать демократическую сущность  Советской власти…

… Утверждая, что в СССР в течение всей его истории его развития проводилась целенаправленная политика «нагнетания страхов» на евреев, « подавления» еврейской национальной культуры…

 Бегуна Иосифа Зиселевича признать виновным …. И назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет с  отбыванием в исправительно-трудовой колонии строгого режима с последующей ссылкой сроком на пять лет….

 Вещественные доказательства по делу две пишущие машинки марки «Москва» № 487185 и «Унис» № 16 – 53440004, как орудия преступления конфисковать в доход государства….

                    Копия верна. Зам. Председателя областного суда Н.Н. Колосов».

 БЕГУН.  Отправили меня в знаменитые Пермские лагеря. К тому времени общественное мнение на Западе «раскрутило» мое имя, а потому решили заткнуть мне рот тюрьмой и карцером. Меня за «нарушение лагерного порядка» отправили на три года в знаменитый Чистопольский централ, где в это время содержались одни политические. В тюрьме этой после длительной голодовки умер Анатолий Марченко.

 Мне теперь кажется, что власти сознательно хотели провести меня через все тюрьмы, все круги ада, чтобы запомнил, запечатлел в своей памяти. Может быть, мне за это стоит их даже поблагодарить сегодня.

 Привезли меня в централ в марте 1985 года, а освободили в феврале 1987, в самой начальной стадии перестройки.

 Освободили тогда самых «громких» политиков. Остальные отказники продолжали сидеть. Горбачев хотел ограничиться минимумом, но не вышло – в сентябре того же года пришлось выпустить и остальных. Тогда вышли на свободу Ида Нудель, Степак, Браиловский, Брыскин…

 Ко мне домой пришел милиционер и приказал явиться в ОВИР за разрешением на выезд. Мне даются две недели на сборы. Я сказал, что ждал разрешения 17 лет, а теперь пусть товарищи подождут меня.  Есть по закону 6 месяцев на сборы. Я их и намерен использовать… Эти пол года я вел настоящую, но последнюю войну с КГБ.

 Но я не спешил не потому, что хотел им досадить, просто в это время жизнь в России стала очень интересной, начала интенсивно развиваться еврейская жизнь. Мы открыли впервые публичную Еврейскую библиотеку. Правда, помещения нам не дали, пришлось сделать это в частной квартире. Но победа! Народ туда стал валить валом. Затем мы начали подготовку к открытию Еврейского музея. Многие и тогда продолжали бояться, говорили, что все это временно, а потом снова «закрутят гайки», а мне было бояться нечего: я только что вышел из тюрьмы, мое имя было хорошо известно, и я понимал, что мне и дано больше, хотя бы потому, что любое мое сообщение сразу воспроизводили на Западе.

 КГБ продолжало меня выдавливать из России разными способами. Статья даже появилась в «Известиях», что «известный И.Бегун был осужден, за противоправную деятельность, но получил разрешение на выезд в Израиль. Тем не менее, он продолжает жить в СССР по приказу своих заграничных хозяев, чтобы продолжать вредить советскому строю». Организовали и передачу по    телевидению после первой, молодежной демонстрации евреев. Генрих Боровик меня клеймил, как антисоветчика и организатора всяких, националистических безобразий. Пугали круто, но я продержался все 6 месяцев. И прилетел в Израиль только в январе 1988 года.