РЕКОМЕНДУЮ. ЛЕЧИТ ОТ ТОСКИ

https://www.youtube.com/watch?v=HYrPnnfWRtE
Выделить ссылку и "перейти по адресу..."

Очень рекомендую. Лечит тоску, тревогу и всякую боль душевную. Я вот получил сведение о погроме в Москве. Так стало горько и страшно за судьбы людей, которые всё ещё там и мне дороги... Но нельзя, нельзя долго сидеть у ловушки зла. Вот и вспомнил эту длинноногую Сашу и Жака Бреля. Послушал и... отпустило.

МИЛЛИАРДЕРЫ ИЗ ТРУЩОБ

theme

Миллиардеры из трущоб

28.04.2016

Эти два иранских еврея были вывезены из трущоб Мумбаи и силами лондонской еврейской общины выучены и взращены в Туманном Альбионе. Как оказалось, совсем не зря – братья Дэвид и Саймон Рубены быстро прошли путь от производства ковров до металлургии, сделок с недвижимостью и судоходства. На этой неделе они были признаны самыми богатыми жителями Великобритании с состоянием в почти 20 миллиардов долларов.

Они не распространяются о своей личной жизни и не впадают в ностальгические воспоминания под градом вопросов от журналистов. Попытки многих изданий взять интервью у Дэвида и Саймона Рубенов стабильно безуспешны, в том числе попытки журнала Forbes, за попадание на страницы которого многие сами выкладывают баснословные суммы. Вот почему Forbes остается пока лишь приводить статистику ежегодного роста состояния братьев, возглавивших несколько дней назад список самых богатых людей Великобритании.

Несмотря на некую замкнутость или, если угодно, стеснительность в выступлениях для прессы, британские газеты чуть ли не еженедельно выходят с их именами в заголовках, обсуждая очередные приобретенные активы, пополняющие бизнес-империю. А чуть более полувека назад, когда никому не известные Дэвид и Саймон прибыли в Туманный Альбион, у них и на пропитание-то денег не всегда хватало. «У них не было абсолютно ничего, – живописал в одном из интервью британской газете Evening Standard сын Дэвида Джейми. – Мне об этом рассказывала мама. Она даже оплачивала обеды на свиданиях, когда они только познакомились с отцом, ведь у него не было ни фунта».

Родившиеся в индийском Мумбаи (Дэвид в 41-м, а Саймон в 44-м годах) в семье иранских евреев братья до подросткового возраста воспитывались матерью, которая в начале 50-х и направила их в Лондон. Освоиться на новом месте и привыкнуть к жизни, значительно отличавшейся от прежней цивилизации, на первых порах помогла еврейская община, предоставившая жилье и определившая братьев в школу. Успешно окончив школу, Дэвид поступил в колледж и по вечерам подрабатывал в компании, занимающейся продажей металлов. Саймон же решил ограничиться школьным образованием, после завершения которого, найдя нужные суммы, выкупил практически заброшенную и нерентабельную фабрику ковров.

Сумев реанимировать производство, через несколько лет он добился существенной прибыли, позволившей ему выгодно приобрести несколько магазинов и помещений в Оксфорде и Лондоне. К этому моменту Дэвид, уже окончивший колледж и набивший руку не на одной успешной сделке с металлами, предложил брату организовать совместный бизнес в этом направлении. Созданная ими в 1977 году Trans World Metals постепенно наладила отношения с советскими металлургическими компаниями, перепродавая купленный металл на Лондонской и Нью-Йоркской биржах. Через несколько лет активы компании исчислялись уже десятками миллионов долларов.

С распадом же Союза на взаимовыгодных условиях с только начинавшими тогда свой путь в список Forbes постсоветскими бизнесменами братья создали Trans World Group. Инвестиции в российскую экономику того времени многими на Западе расценивались как подобие азартной игры, где предугадать результат было невозможно. А за сопровождавшие любое тамошнее начинание криминальные войны постсоветскую территорию и вовсе окрестили «Диким Востоком», куда мало кто рвался испытывать судьбу. Но братья решились, и за несколько лет совместное предприятие получило контроль над большей частью российской цветной и значительной частью черной металлургии. Компания заключила соглашения о переработке давальческого сырья с заводами, которые платили за поставляемое ими сырье готовым продуктом – алюминием, который и продавался братьями.

Дэвид Рубен, вспоминая, говорил, что тогда «бизнес в России делался не так, как на Западе, с контрактами и прочим. В России сотни миллионов долларов перечислялись под честное слово… Мы добились успеха там, где всякие Alcoa и прочие крупные компании побоялись рискнуть. На Западе возврат по торговым операциям составлял в лучшем случае 1%, или 5 долларов за тонну металла. А здесь я увидел возможность зарабатывать 200 долларов за тонну. Можно назвать это жадностью. Она-то и заставила нас рисковать».

Конец 90-х для TWG был пиком расцвета. Но вскоре политическое лобби начало терять свои позиции, на российских партнеров по бизнесу усиливалось давление со стороны государственных органов, да и конфликты, связанные с недоверием друг к другу, между партнерами стали происходить все чаще. На этом фоне Рубены приняли решение свернуть бизнес в России, избавившись к началу 2000-х годов от большинства активов.

Полученные от их продажи средства они начали активно вкладывать в британскую недвижимость. Сегодня совместная компания братьев Reuben Brothers наряду с владением крупнейшими и престижнейшими объектами недвижимости, аэропортами и вертодромами, так любимыми британцами ипподромами и полями для гольфа участвует в строительстве социального жилья, инвестирует в IT-компании, горнодобывающую промышленность, осваивает судоходный бизнес. И это далеко не полный перечень активов Рубенов, большинство из которых ликвидны ввиду их трепетного отношения к долговым обязательствам. Братья и известные филантропы, спонсирующие проекты в области образования и здравоохранения по всему миру.

В политической жизни страны Дэвид и Саймон Рубены активного участия сами не принимают, но вот их дети настроены на политическую карьеру. А в британских изданиях нет-нет да промелькнет информация о превышении установленной суммы пожертвований братьями в адрес консервативной партии Великобритании, которую они активно поддерживают. Дело в том, что установленный лимит составляет 50000 фунтов, в то время как подконтрольные ими компании в общей сумме перечисляют сотни тысяч. Но каждая делает это от своего имени, не превышая предел пожертвований. Так что желание детей занять свое место на политической арене Великобритании, скорее всего, вопрос уже решеный.

Тем не менее Лиза, дочь Саймона, вспоминала, что ее жизнь ничем не отличалась от жизни остальных детей. Не было дорогих и роскошных подарков на день рожденья. Одновременно с посещением дорогих бутиков семья посещала и обычные рынки, на которых совершалась большая часть покупок. И сегодня, покупая одежду элитных марок, она заходит в не менее любимый ею магазин Banana Republic (с весьма демократичными ценами). По ее же словам, отец с дядей привили и им с кузеном чувство семейного единства как одной из основных ценностей. «Они, как сиамские близнецы, – говорит она. – Когда один начинает говорить, второй может закончить его предложение. У них уникальные отношения, в которых нет таких понятий, как “его” или “мое”». В этом и заключается их успех. В то время как многие убеждены, что семья и бизнес несовместимы, а худшего бизнес-партнера, чем родственник, и быть не может, Рубены подтверждают обратное, став самыми успешными предпринимателями Соединенного Королевства.

Алексей Викторов

ТРИЗНА ПО РОССИИ

Юрий Колкер

ТРИЗНА ПО РОССИИ

Достоевский, показавший бесовскую природу социализма; Толстой, звавший к братству во Христе, — неужто и они, певцы сердобольной, всемирно-отзывчивой русской души, а с ними и другие русские писатели великого для РоссииXIX века (единственного пока великого), косвенно виноваты в большевизме, войне, Гулаге?

Виноваты. Тем виноваты, что малых сих соблазнили. Не стоило поэтизировать чернь, льстить ей. Они мечтали о русской душе — и вызвали к жизни чудовище.
Что они увидели в своих самозабвенных мечтах? Чем покорили мир?
Русская душа, выведенная в литературе XIXвека, — это, в сущности, общехристианская misericordia, пропущенная через призму архаичного — и потому насыщенного поэзией — русского языка. Милосердие и сострадание — вот ее сущность. Обращенность сердечная к бедным и несчастным, любовь к страждущим и обремененным, милость к падшим (грешным, виноватым; не павшим), духовная жажда, разбуженная совесть. Евангельская любовь, чопорному и педантичному Западу будто бы не дающаяся, — вот мечта великой русской литературы прошлого. Мечтали так талантливо, что и сами поверили, и холодный, насквозь формальный, юридическим крючкотворством занятый Запад всколыхнули. Выходило, что правильное понимание христианства (и вообще человечности, любви к ближнему) только русским отпущено, и его носитель — задавленный, забитый, угнетенный русский народ, который нужно только отогреть да чаем отпоить — и он мир спасет. До Бунина так никто и не очнулся от этих грез. Атеисты и верующие, народники и сановники, славянофилы и западники глаза друг другу выцарапывали по пустякам, но в главном были согласны: мужик-христофор, «солдатик» Платон Каратаев, есть последняя правда; сейчас он слезет с печи, научится грамоте — и преобразит мир. Для него старались, себя не жалея. Сеяли разумное, доброе, вечное.
Ну, христофор и очнулся. Сказал спасибо сердечное.
Первым делом он расправился с мечтателями. Оказалось, что мечтатели были другим народом. Не в культурном только отношении другим, а этнически другим. Потому что в жизни этнически-единого, целостного народа не бывает (за всю историю человечества не бывало) такого разрыва в культурной преемственности, какой без видимых усилий возник в 1917 году в России. Христианство — как ветром сдуло. Будто и не крестили Русь. Миллионы, которые вчера несли свет Христов загнивающему Западу, в мгновение ока из богомольцев стали комсомольцами. (Тут бы и вспомнить, что эти богомольцы, в своей массе, троицу понимали как Христа, Богоматерь и Николу-угодника. Да куда там! Опоздал Бунин.)
Мужик-христофор протер глаза, научился грамоте, сбросил вериги христианства — и тут краем уха прослышал, что он, мужик, воспет сгинувшим малым народом мечтателей, воспет как богоносец. Это понравилось. Марксизм-то учил, что отдельно-взятой аграрной стране полагается быть на задворках нового мира, а не спасать этот мир. Произошел дивный сплав московского языческого самодовольства с импортной единственно-правильной западной идеологией. Родился большевизм. Москва стала столицей всего прогрессивного человечества.
Сбылось, иначе говоря, пророчество французского историка Жюля Мишле (Michelet, 1798-1874), писавшего: «Россия — это ложь. Апофеоз лжи и видимости. Сегодня она говорит нам: "Я — христианство", завтра скажет: "Я — социализм"…». Задумаемся: когда это написано! Европа еще не прочла Толстого и Достоевского. Мишле не дожил до книги Эжена де Вогюэ (1848-1910) Русский роман (1886), с которого началась в Европе повальная любовь к русской классике и к России.
В какой мере прав Мишле? Может, и впрямь русская душа — выдумка и ложь? Может, не было ее, не было «религии страдания», жертвенности и самоотречения, упоительной душевной красоты, богоискательства?
Не выдумка и не ложь. Всё было. Была русская душа, та самая, дивная, действительно почти евангельская, ближе стоявшая к исконному христианству нищих духом, чем душа жесткой, строгой, законолюбивой Европы. Была да сплыла. На месте ее звериный оскал обнаружился.
Она, эта русская душа, перед которой на колени упасть хочется, была живой реальностью «малого народа» совестливой русской верхушки, тех самых эксплуататоров, которым (по Толстому) в молодости стыдно было выезжать иначе как четверкой цугом, а к старости стыдно стало видеть, как служанка за ними горшок выносит. Народа с другой духовностью — и (поневоле приходится допустить) с другим этносом. Не может, повторим, один и тот же народ в одночасье переключиться с Христа на Маркса, с мизерикордии — на Гулаг.
Малый народ создал великую литературу, на минуту стал совестью Европы (и был ею осознан в этом качестве), а после 1917-го сгинул: оказался частично вырезан в ходе гражданской войны, частично вытолкан за рубеж, где растворился в других народах. Его место заступил народ большой, продравший глаза мужик-христофор, булгаковский Шариков. При взгляде со стороны этнически он был тем же самым народом. Но жестокий опыт, поставленный историей, заставляет думать, что это не так. России Пушкина — не стало.
На Западе лишь немногие заметили подмену. Культурная инерция сильна. Затемняло картину и «единственно-правильное учение», пока оно было живо. Иным чудилось, что большевизм с его всемирностью — естественное продолжение той самой русской души, ведь он, большевизм, тоже облагодетельствовать мир обещал (что проглотить собирался, того не видели). Одна страстная проповедь сменила другую, а жар (казалось) был прежний. Вот многие и продолжали смотреть на Россию (уже советскую) с надеждой. Продолжали умиляться и удивляться. Так взрослый смотрит на подающего надежды подростка. Во мне, думает он, всё уже застыло, а в этом юноше — сколько заложено! Взрослый — человек в футляре, он закон уважает, закон же исходит из того, что человек — порочен. Закон обуздывает страсти, в том числе и высокие. Здоровое общество — сумма компромиссов. Прохладные, что и говорить, воспитались в Европе народы; вошли в возраст, остались без жара душевного и задушевности, без пыла сострадательного. Если и были у них духовные светочи, то давно. В темные века средневековья. И то сказать: к чему светочи там, где светло? «Свет во тьме светит».
А в России — новость: народ-богоносец расправил плечи и сбросил с себя марксизм. С той же неправдоподобной легкостью, что и христианство. Промарксиствовал 70 лет — и сбросил. Даже не усмехнувшись, не то что не покаявшись. Десятки миллионов жертв, неслыханная в истории гекатомба — и как с гуся вода! Будто и не было.
Откуда эта божественная легкость? Всё оттуда: от язычества. Требовалось и требуется этому народу, собственно говоря, только одно: вера в свое превосходство над всеми прочими народами. В дикости, в языческом детстве каждого народа эта вера укоренена и незыблема. Проходит она только по мере взросления. Не доросший до цивилизации народ знает всеми фибрами своей большой, жаркой души, что он — лучший. Во всех смыслах лучший, в первую же очередь — самый задушевный и добрый. Это знание — из тех, которые и формулировать не нужно. Это как уверять, что вода — мокрая, а кровь — красная. Это самоочевидно. Но когда первый шаг в сторону цивилизации сделан, когда забрезжила мысль, самоочевидное перестает быть таковым, нуждается в подкреплении. Тут Шариковым как нельзя кстати подвернулись классово-чуждые Толстой и Достоевский. Эти христианские гиганты, по иронии судьбы, способствовали русскому языческому мифотворчеству. Гулага не было бы без старинной, из московского православия выросшей веры, что Россия несет свет миру; без веры в то, что русские спасут и осчастливят человечество. Не было бы советской власти, которую (посмотрим правде в глаза) из всех подсоветских народов только русские воспринимали как свою. Не было бы, пожалуй, и второй мировой войны, и победы в нынешнем ее понимании.
Приступаем к самой тяжелой части разговора.
Победа во второй мировой войне — последнее, что на сегодня осталось от языческого российского мифа. Только победа еще питает в сегодняшних великороссах веру в то, что они — лучшие в мире. Ничто другое на это больше не указывает. Христианство в массах оказалось липовым, ханжеским, внешним; марксизм — таким же непрочным, наносным и чужеродным, как христианство. Правота Мишле подтвердилась с излишней, можно сказать, наглядностью. Вышло, что Бог в России может быть только русским богом. Этот бог, этот языческий идол — необходим народу-подростку, и тут все средства хороши. На худой конец (за неимением лучшего) — сгодятся война и победа. Именно на худой конец. Победа над Наполеоном не стала символом веры царской России. Страна, при всех ее бедах и уродствах, была при царе самодостаточна, в милитаристских подпорках не нуждалась. А ведь Наполеона победили, не Гитлера!
Вторую мировую войну только в России называют великой. В других странах великой называют первую, а в этой величья не видят: тут на первом плане — зверства, превысившие пределы человеческого воображения. Освенцим и Катынь; сметенный с лица земли Дрезден; воздушная война против мирных жителей, — такого никогда прежде не бывало. (В Лондоне, который никто в России прифронтовым городом не считает, от бомбежек погибло сорок тысяч жителей.) Сбылось еще одно пророчество — Николая Бердяева: о том, что будущее, наряду с небывалым добром, чревато и небывалым злом.
Но зверства в Европе (в первую очередь, конечно, зверства нацистов, лишь во вторую — Красной армии) были у всех перед глазами. А вот зверствам и массовым убийствам в сталинских лагерях Европа не верила до Солженицына (даже Василия Гроссмана не услышала). Разве газовые камеры не имеют себе полного аналога в Гулаге? За Уралом только педантизма немецкого не хватало, а пытки применялись даже более изуверские, и размах был русский, народу погибло больше. И еще спросим: разве нацизм — не историческая реакция на большевизм? Ложь породила ложь, жестокость — жестокость. Остервенение, охватившее народы во второй мировой войне, в значительной степени восходит к победе большевиков в 1917 году.
Восьмого (не 9-го) мая во всем мире вспоминают о второй мировой войне и победе над нацизмом. Вспоминают без помпы, с раздумьями и горечью. Устраивают встречи ветеранов, воевавших по разные стороны фронта. Да-да, британские ветераны, соберитесь с духом, встречаются и на телеэкране обсуждают прошлое — с немецкими, сражавшимися под свастикой. И те, и другие согласны: изжито и побеждено страшное зло — но побеждено большой, чудовищной кровью, ценой громадных человеческих и культурных потерь, ценой жестокости, которой по необходимости (и без необходимости) ответили на жестокость. Помнят, что война не только героизмом была отмечена, но и самым страшным за всю историю помрачением человеческого разума.
В России 9 мая — день всенародного язычества, повального фетишизма, если не прямо помешательства. Всё честное и благородное, что следует в этот день вспомнить и помянуть, извращено и опошлено. Всё мажут одним цветом. Бестактность, безвкусица, помпа подменяют мысль. Говорят только о своем величии и героизме. Сияют довольством. Вся страна пляшет вокруг истукана; все убеждены, что «русские победили немцев» и тем спасли мир. Тут в пору спросить: кто празднует? В советское время — можно было считать, что большевики празднуют. Про них мы знаем: они были людоеды. А сейчас кто? Народ-богоносец, прославленная кротостью русская душа, всемирно-отзывчивая к добру, всепрощающая и сострадательная? Ничего этого не видно. Бряцают оружием совершено как большевики это делали. Празднуют «победу над врагом», празднуют большую кровь, — вместо того, чтобы вспомнить, что все люди — братья, да покаяться. Или, может, каяться не в чем?
Любое упоминание об ужасах, которые советские солдаты творили в ходе наступления в Европе, встречается как богохульство, святотатство, клевета. Зверствовали, твердит в России молва, только немцы, но зато уж — все поголовно. Самое большее, соглашаются, что советские зверствовали по отношению к себе самим. Согласны признать, что были заградотряды; что крови солдатской не щадили; что в Гулаг прямиком из немецкого плена последовали — с именем предателей — миллионы защитников родины. Но шила в мешке не утаишь. Воины-освободители грабили, насиловали и убивали мирных жителей в странах Европы. Есть свидетельства просто жуткие, от которых кровь леденеет. Да, война — это жестокость. Может, и нельзя без жестокости. Человек слаб. Но ведь было! Как забыть об этом? Честно ли забывать?
Забывают и другое: что большая страна победила не такую уж большую (и весьма молодую; Германии к 1941-му как раз 70 лет стукнуло). Несколько очень больших стран (Британия, в ту пору еще мировая империя; США, СССР) навалились на одну. Обычный аргумент — что, мол, «на Россию вся Европа шла», гроша ломаного не стоит. Кто воевал против Красной армии? Румыны? Итальянцы? Этих в начале войны даже греки били, ни сном ни духом воевать не собиравшиеся. При высадке британцев в Сицилию разом сдалось сто тысяч итальянцев, а немцев — полегло 30 тысяч, столько же и британцы потеряли. Из прочих на стороне противника воевали только венгры, но — на конной тяге, а что такое конная тяга против брони, показала польская кампания. Поляки, между прочим, к войне готовились и сражались — до сталинского удара в спину — по-настоящему, то есть много лучше Красной армии
Забывают и о героизме немцев, — да-да, о военном героизме народа-агрессора, зараженного бесчеловечным нацизмом, но не из одних нацистов состоявшего. Сражались и простые немцы, вчерашние школьники, мобилизованные в принудительном порядке. Сражались так, как в XX веке никто не сражался. Отступали только при громадном перевесе в силах, при последней усталости. На своей территории в 1945 году творили чудеса храбрости. Назовем вещи своими именами: германский (если угодно: нацистский, времен нацизма) солдат — не по мужеству, а по сумме боевых качеств, — равных себе не знал. Эта простая истина никогда не была произнесена в России, присутствует всюду как фигура умолчания — и чести умалчивающим не делает. Германия не своими размерами внушала ужас, не многочисленностью армии, а своей доблестью.
Тут всплывает еще одно. Попробуйте заикнуться, что «русские» никогда не победили бы «немцев», если бы не американцы и британцы, — вам в России головы не сносить. Второй фронт, твердят в России, открылся «безобразно поздно», под занавес. Твердят, имея в виду высадку союзников в Нормандии 6 июля 1944 года, страшную по своим потерям. Но второй фронт — это фронт восточный, советский. Западный, первый — ни на минуту никуда не девался даже после капитуляции Франции. Ламанш и захваченные нацистами Нормандские острова в проливе были фронтом с самого начала войны, с весны 1940-го. Моря и океаны — тоже: до залива ла-Платы в Южной Америке, где британцы потопили беспримерный по техническим качествам и доблести экипажа немецкий крейсер Граф Шпее (декабрь 1939); до атолла Мидвэй в Тихом океане, где американцы, против всякого вероятия, справились с японской армадой (июнь 1942).
СССР еще сторону Гитлера держал, когда Франция и Британия, а затем одна Британия сражалась с нацизмом. Над Ламаншем и югом Англии, в воздушной битве за Британию, можно сказать, под Лондоном, нацисты были впервыеостановлены в ходе этой войны (а не под Ленинградом, как об этом твердят советские источники). Остановили их (то есть победили) — британцы, и не числом или техникой, а при полном равенстве сил. Это был поворотный момент всей войны. До этого всюду блицкриг торжествовал. Мог восторжествовать и в СССР. Ошибка думать, что быстро побежденные Франция и Польша не сражались; первая потеряла в боях 100 000 солдат (это за полтора-то месяца); вторая — тут цифры разные называют, зато известны немецкие потери: 45000 немцев погибло в боях с поляками. Почему немцы брали верх так быстро? Да просто к войне против панцирных бригад никто не был готов. Все проморгали стратегическую находку немцев. Британию спас пролив; Советский Союз — «необъятные просторы родины», железнодорожные колеи нестандартной ширины, а больше всего — непостижимое «стояние» немцев в августе 1941. Целый месяц не могли договориться, в каком направлении наступать — при практически сломленном сопротивлении, при выигранной войне. Дальше — генерал мороз подоспел с подкреплением.
В Африке британцы воевали с державами оси с 1940-го, американцы — с 1942-го. В 1942 году британцы удержали африканские Фермопилы — эль-Аламейн: не пустили нацистов к Суэцкому каналу и нефти. Не только не пустили, а победили — правда, при большом (почти трехкратном) перевесе в силах. Египет, эль-Аламейн, Африка — это был третий фронт, послевторого, советского. Итальянский фронт (четвертый) открылся в 1943-м; на Дальнем Востоке бои шли с 1941-го (этому фронту и номера присваивать не будем). Битва за Атлантику, надводная и подводная, начинается в 1940 году и идет не только в Северном, Балтийском и Средиземном морях: в Атлантике (от Дувра до Монтевидео), на Суэцком канале, в водах Индийского и Тихого океанов (сравнительно с британскими и американскими — морские операции СССР кажутся каплей в море). Догадываются ли в России, какие потери несли британские конвои, шедшие в Мурманск и Архангельск, и какую роль в войне сыграли поставки по ленд-лизу? На борт кораблей вступали смертники; погибал чуть не каждый второй, и люди знали, на что идут. Победа в морской битве за Атлантику обозначилась лишь к 1943-му. Она далась страшной ценой, страшным напряжением сил союзников. (Их, союзников, очень даже есть в чем упрекнуть, особенно если о евреях вспомнить и о других преданных и выданных, например, о казаках; но мы ведь не об этом сейчас говорим.)
Нет, учат в России: значили в победе над нацизмом только Сталин да Жуков, да «русский солдат» (не советский!). Миллионы людей обнаруживают стойкий иммунитет к правде, к мысли, к фактам. Не хотят думать, не способны вести корректный спор. Не готовы даже выслушать другую сторону. Готовы только торжествовать и бахвалиться. Не о миллионах жертв думают (общее число погибших в этой войне исчисляется в шестьдесят миллионов, из которых 27 — советские), не о вине (которую и вообще-то всегда приходится делить между сторонами; а тут — и почти поровну делить, по Молотову-Риббентропу), не о примирении, а только о том, какие они доблестные. Где «милость к падшим» (к плохим, к павшим со стороны противника)? Где всемирная отзывчивость русской души? Христос, помнится, и врага велел возлюбить — этого не ждем, но хоть сострадание-то должно проявиться. Отчего россияне только на себе сосредоточены, только собою любуются?
Пусть, однако, «русские победили немцев». Пусть. Забудем на минуту, что воевали еще украинцы и армяне, татары и евреи (по числу героев Советского Союза на душу населения евреи — вторые; были бы первыми, если бы в середине 1943 года специальным циркуляром не было запрещено давать им это звание). Пусть американцы и британцы, а с ними и все национальные меньшинства в советской армии (половина этой армии) сыграли второстепенную роль в победе, пусть вообще никакой роли не сыграли; всё — одни русские. Даже и в этом случае праздновать в Москве следовало бы с оглядкой. Защищали ведь не Россию, которой даже на карте не было. Защищали в первую очередь большевизм, изуродовавший Россию, стерший это имя с географической карты (Российская Федерация — не то же, что Россия; а в имени «СССР» Россия вообще не фигурирует). Защищали идеалы, оказавшиеся фальшивыми, бесчеловечными. Шли в бой с именем Сталина, который убил больше русских, чем нацисты (грузин, украинцев, татар — тоже). Победили — и спасли Гулаг для новых миллионов жертв сталинизма. Отстояли в войне преимущественное право на убийство за Сталиным, не за Гитлером. Отстояли одну ложь против другой.
На минуту закроем глаза на большую кровь. Забудем, что восточный фронт (второй, советский) стал сдвигаться к западу, лишь когда советский перевес в силах и технике стал подавляющим (по некоторым сведениям — десятикратным). Примем чудовищную логику квасных патриотов: что ради «славы русского оружия» никакой своей крови не жалко. Пусть слава — тут. (Что она не только «русская», тоже забудем.) Выиграла ли Россия от такой победы? Едва ли.
Победа изуродовала русскую душу, не только карту континента. После войны миллионы русских советских людей, отравленных ложью, упивались мыслью о том, что СССР поработил («освободил») народы центральной Европы и грозит Западу атомной бомбой. Гордились этим! Великодержавие оказалось для них дороже свободы, чести и совести.
Победа закрепила сталинизм, продлила на несколько десятилетий стагнацию России — политическую, экономическую, культурную, нравственную (последней, как показывает ежегодная праздничная помпа 9-го мая, и сейчас конца не видно); привела к обнищанию народ России. Победа (в той форме, в какой она была подана советской пропагандой и запала в души миллионов) парализовала творческую волю народа-победителя, почившего на сомнительных лаврах.
Спросят: что ж, лучше было бы поражение? Страшно вымолвить, а приходится: да, лучше. Произносим это, внутренне содрогаясь, в полном сознании того, что фантазия получается жуткая, что нас камнями закидают (и что история не знает сослагательного наклонения), но также в сознании, что эта фантазия — необходима и целительна.
Вообразим на минуту: всё кончено к сентябрю, к октябрю 1941 года. Советская власть рухнула. Сталин из Москвы бежал (и тотчас всем стало ясно, кто он такой). Гулага нет. Есть оккупация — унизительная, отвратительная, но временная, как во Франции, да и не вся страна оккупирована. «Независимость и величие России», совершенно как «независимость и величие Франции», о которых из Лондона твердил де Голль, подразумеваются — и через несколько лет, после победы союзников, восстанавливаются. Заметьте: России, не СССР. Социалистическая химера, не подкрепленная победоносным оружием, забыта; еще жив Милюков, жив Керенский («сердце народное», по словам Куприна), живы миллионы людей, знавших Россию настоящую; еще можно ее вернуть к жизни. Поскольку кровопролитие кончилось быстро, то — вообразите на минуту! — ­26 из 27 миллионов убитых в этой войне на стороне СССР — уцелели. (Евреев не обсуждаем, мы ведь о благе всей России фантазируем. Горький опыт говорит, что еврейской крови при любом раскладе прольется больше.) Утопия продержалась у власти всего 24 года, а не 73. Опустошительный коммунистический миф рассеялся навсегда. Помрачение прошло.
Случись так, сейчас Россия была бы богатой, процветающей, культурной страной, осудившей свое позорное прошлое, отрезвленной военной неудачей. Страной демократической, а не охлократической, как сегодня. Ее население (при независимых Украине, Грузии и Татарии) было бы не 140, а 400 миллионов. Нормальной была бы страной, сдерживающей свои амбиции и — благоденствующей. Такой же, как побежденная Германия, только богаче. Потому что нацизм, зло откровенное, был обречен изначально, победить в мировом масштабе не мог, — в резком контрасте со злом прикровенным, с коммунизмом, имеющим всю видимость добра. Буйное помешательство лечится, тихое — неизлечимо. Западные демократии, нерешительные, колеблемые любым ветром, становятся непреклонными, когда дело доходит до последней крайности. Не всегда, может быть, но перед лицом таких помрачений, как нацизм и большевизм, — всегда.
Для русских — лучше было бы принять победу из рук американцев и британцев, как это случилось с французами. Тогда и победительный, милитаристский российский миф не в такой мере отравлял бы сейчас умы и души. Процветает же Франция. Довольствуется мифом о том, что сама себя освободила. А если бы считала, что она освободила мир, была бы сейчас Албанией.
Но СССР победил. Внес главный вклад в победу над режимом, в пользу которого человек, не выживший из ума, слова не скажет. Склоним головы перед победителями, прошедшими через нечеловеческие ужасы. Помянем павших (с той и с другой стороны). И — признаем, что в ходе этой страшной войны Советский Союз попутно еще одну страну победил: Россию. Покончил с нею. Праздник 9-го мая свидетельствует: между Россией до 1917-го и Россией теперешней нет ничего общего. Праздник этот — в его сегодняшней форме — позорит память всечеловеческой России Достоевского и Толстого. Он, в сущности, — языческая тризна, поминки по совестливой всечеловеческой христианской России. Не русский — насквозь советский праздник. Советская пасха.
Смотришь сейчас на безвкусную пошлую помпу — и невольно думаешь: сегодняшние россияне имеют не больше прав на Войну и мир или Преступление и наказание, чем сегодняшние греки — на Парфенон, сегодняшние египтяне — на пирамиды. России великой русской литературы XIX века — просто нет в природе.
30 апреля 2005,
Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 18 апреля 2008
НОВАЯ ГАЗЕТА (Петербург) №7, 10 мая 2005.

УБИВАТЬ ПОКА ЗАПРЕТИЛИ

Хулиганы с георгиевскими ленточками облили Улицкую зеленкой

28.04.2016

14:14

• В России

+++

Россия

СТАТЬИ ПО ТЕМЕ

Алексея Навального закидали яйцами

0 42

Инцидент произошел при нападении на участников детского школьного конкурса «Человек в истории»

Писательницу Людмилу Улицкую облили зеленкой на церемонии награждения участников конкурса, организованного центром «Мемориал».

«Около Дома кино… бесчинствуют увешанные георгиевскими ленточками хулиганы. Улицкой залили лицо зеленкой. Учительницам кричат: «Не училки, а подстилки». Мою помощницу Наташу обозвали «либеральной шлюхой». Милиция бездействует», — написала о ситуации в соцсети член президентского совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека Ирина Ясина.

Сотрудник фонда «Мемориал» Сергей Бондаренко рассказал «Медузе», что участвующих в конкурсе детей и гостей мероприятия закидали яйцами и облили зеленкой. Кроме того, отмечается, что во время мероприятия к Дому кино подошли около 20 человек в советской военной форме, на них действительно были георгиевские ленты.

В «Твиттере» «Мемориала» также появилась запись о том, что собравшиеся представители патриотических организаций встречали при входе участником школьного конкурса воплями «национал-предатели».

Как сообщил «Медиазоне» сотрудник «Мемориала» Семен Шешенин, нападавшими были активисты НОД. По его словам, они собрались у Дома кино с георгиевскими ленточками, флагами и плакатами, на которых было написано «Не дадим переписать историю».

Теги: 

• конкурс
• акция протеста
• Дом кино
• писательница Улицкая
• ЧП
• Улицкую облили зеленкой

МОСКВА. ЧЕРНАЯ СОТНЯ ДЕЙСТВУЕТ

В Москве задержан хулиган, обливший зеленкой писательницу Людмилу Улицкую

время публикации: 18:26 последнее обновление: 18:53 Столичным правоохранительным органам удалось задержать мужчину, участвовавшего внападении на участников и зрителей школьного конкурса "Человек в истории. Россия - ХХ век", организованного правозащитным обществом "Мемориал". На хулигана, облившего краской в том числе и писательницу Людмилу Улицкую, был составлен административный протокол за мелкое хулиганство, передает агентство"Интерфакс". "Сегодня у здания Дома кино был задержан гражданин, который пытался облить зеленкой группу граждан. Мужчина был доставлен в отдел полиции", - рассказали журналистам в пресс-службе ГУ МВД по Москве. Собеседник агентства также отметил, что на задержанного составлен административный протокол по статье 20.1 КоАП РФ ("Мелкое хулиганство"). Исполнительный директор международного общества "Мемориал" Елена Жемкова, в свою очередь, пояснила журналистам, что всего в нападении участвовало порядка 25 человек. "По их словам, это был одиночный пикет. При этом стояло несколько человек с плакатами, а также большая "группа поддержки" в псевдовоенной форме", - заявила она. По словам Жемковой, входивших в здание Дома кино участников и зрителей конкурса, в том числе пожилых, оскорбляли, называли фашистами и предателями. "Нескольких человек облили зеленкой и нашатырным спиртом, закидали яйцами. Руководителю норвежского конкурса попали зеленкой в глаз и испортили костюм", - добавила она. Ранее инцидент в соцсетях уже описала журналист и общественный деятель Ирина Ясина. "Около Дома кино, где сегодня подводят итоги конкурса "Человек в истории" "Мемориала", бесчинствуют увешанные георгиевскими ленточками хулиганы. Улицкой залили лицо зеленкой. Учительницам кричат "не училки, а подстилки". Мою помощницу Наташу обозвали либеральной шлюхой. Милиция бездействует", - написала она. Сотрудник "Мемориала" Семен Шешенин рассказал журналистам, что в нападении участвовали активисты НОД. Они забросали зеленкой детей и журналистов. По его словам, на церемонию награждения приехали около 50 школьников. Зеленка попала на нескольких подростков, датских журналистов и Людмилу Улицкую, которая входит в жюри конкурса.

"КАДИШ" ОТ ЛЮБИМЦА СТАЛИНА

Fwd: "Кадиш" от любимца Сталина.

Fwd: "Кадиш" от любимца Сталина.

Fwd: "Кадиш" от любимца Сталина.

"Кадиш" от любимца Сталина. Как исполнитель еврейской литургической музыки сделал карьеру в СССР. Михаил Александрович! Траурное богослужение памяти жертв нацистского террора. Московская хоральная синагога, 14 марта 1945 года. В этом году исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося певца и кантора Михаила Александровича. Об удивительной судьбе этого исполнителя ответственный редактор «НГР» Андрей МЕЛЬНИКОВ беседует с журналистом и писателем Леонидом МАХЛИСОМ, автором недавно вышедшей монографии «Шесть карьер МихаилаАлександровича. Жизнь тенора». – Леонид Семенович, как удалось музыканту, жившему до 1940 года в разных странах Запада, да еще служителю культа в сталинском СССР сделать карьеру? – Если честно, то я сам недоумеваю по этому поводу не меньше вашего. Больше того, когда я об этом думаю, в голову лезет есенинское: «Кого позвать мне? С кем мне поделиться/ Той грустной радостью, что я остался жив?» Как мы с вами понимаем, гарантий неприкосновенности в сталинском государстве не было даже у Господа Бога. Но поиск ответа на этот вопрос – полезное занятие.  Правда, я не стал бы опираться исключительно на рациональные объяснения. Поведение сталинских соколов при всей тотальности террора было достаточно непоследовательным. Здесь, скорее всего, сказалось сочетание факторов, в том числе и объективные причины. Став перед самой войной советским гражданином, Александрович начал свое знакомство с новым слушателем на фронтах – на Кавказе, в осажденном Ленинграде и на кораблях Балтийского флота. Около 600 выступлений только за первые полтора года войны. Всенародная известность и признание пришли примерно к 1947 году. Начиная с этого времени, Александрович проводит до семи месяцев в году в гастрольных поездках по всей стране. Глаза не мозолит. Его буквально за уши тащат в Большой театр, уговаривают возглавить вокальный факультет Московской консерватории. Но его это не только не интересует, но побуждает активно сопротивляться. Полное безразличие к должностям и к общественной деятельности выводит его из зоны риска. Он общается только с народом, без посредников, так сказать, и народ платит ему безоговорочным признанием – его пластинки расходятся миллионными тиражами, а билетами на его концерты месткомы премируют передовиков производства. В то же время его неслыханная популярность пока не вызывает нервозности у Минкульта и МГБ. Правда, МГБ к Александровичу уже присматривается. Бывший главный администратор МХАТа Игорь Нежный рассказывал, как на допросах следователи выбивали из него показания на Александровича, который, дескать, в неаполитанских песнях кодирует секретные данные для сидящих в зале резидентов иностранных разведок. Возникали и другие поползновения такого рода, но Бог миловал. – В своей книге вы пишете, что Александрович начал «взрослую» карьеру в 18 лет в качестве самого молодого в истории оберкантора в синагогах Манчестера и Каунаса. И это не помешало ему стать лауреатом Сталинской премии. Почему? – В советских энциклопедиях этот факт, естественно, замалчивался. Как я уже сказал, власть вела себя непоследовательно. Возьмите хотя бы изумительного русского певца Максима Михайлова, протодиакона с двумяСталинскими премиями. Да и Иван Козловский пел в Елоховской церкви. Козловский гордился тем, что в застойные годы ему удалось выступить в Большом зале консерватории с «духовным пением», включая «Всенощную» Рахманинова. Ну и, конечно, сказалась всепобеждающая личная харизма Александровича и экстатическое воздействие на слушателя его голоса и дарования, перед которым пасовали даже тираны. Председатель Комитета по делам искусств Поликарп Лебедев просто преклонялся перед Александровичем. Это он в приказном порядке включил его в труппу ГАБТа и чуть не задушил его в своих жарких партийных объятиях. – Как случилось, что музыкант стал исполнять обязанности кантора в московской синагоге? – 14 марта 1945 года советское руководство великодушно позволило провести в Москве траурное богослужение памяти еще не подсчитанных жертв нацистского террора. Александровича пригласили для пения «Кадиша» и поминальной молитвы. Молебен прошел при скоплении 20-тысячной толпы. В зал синагоги впускали только отобранную публику. Посты конной милиции начинались уже на площади Дзержинского (ныне Лубянка). К службе в Московской хоральной синагоге не приступали, пока не съехались весь дипкорпус и иностранные журналисты, – должен же, наконец, мир убедиться, что у нас неукоснительно соблюдается свобода совести. В зале писатели, артистическая элита Москвы, солисты Большого театра Рейзен и Козловский. На почетном месте – не на антресолях, где подобает сидеть женщинам, а внизу, поближе к свитку Торы – в траурной одежде Полина Жемчужина, жена Молотова. Неслыханная честь. Правда, после ее ареста, через три года, ей припомнят «недостойное поведение… которое зашло так далеко, что она не только участвовала в похоронах Михоэлса… но и присутствовала на траурном богослужении в синагоге». Через год певец согласился провести праздничные богослужения на еврейский Новый год и Судный день. А два дня спустя он получил повестку с предписанием явиться в военкомат на Неглинной улице, где его «приветствовали» сразу четыре строгих генерала госбезопасности. После четырехчасовой промывки мозгов генералы озадачили певца вопросом на засыпку: с кем Александрович «согласовывал свое выступление в синагоге»? Певец наивно сослался на прошлогоднее «выступление», когда ему, дескать, не только не задавали подобных вопросов, а, напротив, официально предложили совершить молебен. «Так это в прошлом, – резонно возразил генерал, – тогда проводилось правительственное мероприятие. А в будущем мы подобной самодеятельности не потерпим». Годом позже, накануне больших еврейских праздников, Александрович получил письмо из Комитета по делам искусств, где в превентивном порядке указывалось, что заслуженному артисту РСФСР негоже петь в синагоге. Спектакли для иностранцев закончились. А вместе с ними и участие Александровича в религиозных службах. – Исполнял ли Александрович после 1947 года репертуар религиозного содержания и еврейские народные песни в эстрадных концертных программах? – Сегодня уже непросто объяснить людям, что значит нелепая фраза «запрещенная музыка». Но ведь это было. И не только с евреями, хотя еврейским жанрам было труднее всех из-за гонений на «распятые» языки – идиш («проводник националистических тенденций») и иврит («обслуживающий сионистские и клерикальные круги»). Сегодня любому школьнику понятно, что запретить певцу прикасаться к своим культурным корням – то же, что запретить врачу пользоваться латынью. Но еще труднее описать, какими средствами еврейские исполнители, стремившиеся любой ценой обмануть цензуру и донести до слушателя лучшее, вернуть к жизни незаслуженно забытое, достигали своей цели. Формального запрета на еврейский светский репертуар на идише не было. Были ограничения. Из 20 номеров концертной программы разрешалось (как бы украдкой) спеть в конце пару еврейских традиционных песен. Но ведь часть публики приходила на концерт только ради этих двух песен. Одна из форм давления выглядела так: директор какой-нибудь филармонии, обнаружив в программе еврейскую песню, звонил артисту по телефону и говорил: «Миша, ты же не хочешь, чтобы я потерял работу? Ты не хочешь, чтобы меня выкинули из партии? У меня семья. Не мог бы ты обойтись без еврейских песен?» Михаил Давидович рассказывал мне, как однажды он, нарушив обещание, данное директору Киевской филармонии, по требованию зала все-таки дал слушателям вкусить запретный плод. Больше его в этот город не приглашали. С синагогальной же музыкой все обстояло сложней и безнадежней. Александрович даже дома не позволял себе напевать «хазанут», чтобы соседи не услышали. Но пробиваться к душам слушателей некоторым исполнителям удавалось. Происходило это на уровне обертонов и неконтролируемого подтекста. Вы не поверите, но в еврейской музыкальной шкатулке найдутся даже песни-каламбуры, песни-обманки, которые при изящной интерпретации достигают цели. Широко известна шуточная песня с рефреном, взятым якобы из украинской народной песни, – «Катерина-молодица, поди сюда». При более внимательном прочтении оказывается, что эта строчка – лишь случайное созвучие с украинской фразой, она состоит из слов на иврите и идише, напоминающих о Боге. Мастерской интерпретацией этой песни-шифровки прославилась Нехама Лифшиц. Свои приемы были и у Александровича. Вот пример. Есть старинная еврейская песня, пришедшая из XVIII века, «Дуделэ». Текст песни – частично на иврите, частично на идише – художественно оформленная, нераспознаваемая игра слов. Неподготовленному слушателю может показаться, что это просто любовная песня, где лирический герой обращается во втором лице к интимному другу. Сбивает с толку и невинное донельзя название песни – «Дуделэ» – дудочка, эдакая шапка-невидимка, кое-как нахлобученная на первую строку. Ибо, в каком еще языке, кроме еврейского, можно образовать ласкательную форму от местоимения «ты» («ду» – «дуделэ»)? Только при более внимательном отношении к тексту и музыке становится ясно, что речь идет не о дудочке, а о пантеистическом прославлении Бога, экстатическом воплощении любви и веры во Всевластителя, который присутствует во всем, везде и всегда. Иногда «помогали» сами композиторы, на которых идеологи не решались поднять руку. Так, Михаил Александрович много раз вводил в программу своих столичных концертов «Кадиш» – весьма неудобное с точки зренияцензуры произведение французского композитора Мориса Равеля, очарованного еврейским мелосом. «Кадиш» – самая известная и самая важная молитва еврейской литургии. После Александровича исполнить вокальную версию произведения в те времена осмелились только Зара Долуханова и Нехама Лифшиц. Александрович находил и другие средства передачи глубокого религиозного чувства, средства, которые были доступны только ему. – Известно ли что-нибудь об отношении Сталина к Александровичу? Встречались ли лично музыкант и вождь СССР? – Личных контактов не было. В некоторых публикациях рассказывают небылицы о том, что Александрович был чуть ли не придворным певцом. Не верьте. Сталин несколько раз присутствовал на концертах Александровича. Михаил Давидович мне рассказывал, что из-за мер безопасности эти концерты больше напоминали облавы на Хитровке, чем культурное мероприятие. Однажды я спросил Александровича, что он при этом испытывал. Он ответил: «Черную зависть к… киноартистам. В те моменты я бы не отказался от услуг каскадера». Но Сталин к нему благоволил. Это однозначно. – Почему Александрович имел больше разногласий с советской властью во время оттепели 60-х годов, чем во время сталинской кампании против космополитизма? – Сталин любил слушать Александровича, любил слушать и балалаечника-виртуоза Павла Нечепоренко. Оба получили премию, несмотря на сопротивление его сатрапов, которые насаждали жанровую дискриминацию «неэлитарных» видов искусств, но против хозяина пойти не смели. В известном смысле «оттепельная» власть была прагматичнее сталинской. Фурцевой не давали спокойно спать заработки артистов высшей категории, к которой относился и Александрович. Известен случай, который стал апокрифом. Фурцева созвала совещание, на которое пригласила ведущих исполнителей. «Что же это получается, товарищи, – возмущалась она. – Я, министр культуры, получаю 700 рублей, а товарищ Александрович зарабатывает аж до двух тысяч». Тут вскочил Смирнов-Сокольский «В том-то все дело, Екатерина Алексеевна, вы получаете, а он зарабатывает». Борьба с популярностью Александровича началась в 1961 году, когда вышел приказ, ограничивающий его выступления 10 концертами в месяц, несмотря на протесты местных филармоний, которые и при 15 концертах не моглиудовлетворить спрос слушателей. Во второй половине 1960-х имя Александровича исчезает из центральных газет и журналов. 29 июля 1968 года новым приказом министерство сократило концерты еще на 50% – до 5 выступлений в месяц. Таким образом, к концу 1960-х, лишившись самых мощных средств популяризации, Александрович оказался полностью отрезанным от своего слушателя. Интерес к нему в стране стал падать. В 1970 году Минкульт сообщил о готовящейся переаттестации Александровича. От расправы Александровича спас Иван Козловский весьма мужественным поступком. Но концерты практически прекратились. 7 октября 1970 года в Риге (по обвинению в «измене родине») была арестована 23-летняя племянница певца. В один прекрасный день, придя домой, Александрович объявил семье: «Кажется, мы снова должны бежать». Но даже после эмиграции Александровича власть не успокоилась. Она отвела душу на его наследии. В государственных архивах были физически уничтожены матрицы практически всех его записей. – Какой вклад Александрович внес в канторское искусство? – Александрович поднял на новую высоту достижения своего великого предшественника, венского кантора XIX века Соломона Зульцера, искавшего компромисс между еврейской музыкальной традицией и требованием времени. По сути, он предложил новый стиль на основе высочайших эстетических критериев и синтеза канторского наследия с художественными формами и исполнительской техникой европейской музыки. Я думаю, что ответ на этот вопрос еще впереди, и дадут его люди, которые лучше меня оснащены познаниями в области этого уникального жанра. Но единодушное признание канторского искусства Александровича со стороны американских коллег не заставило себя ждать. В 1972 году в нью-йоркском отеле «Гроссингерс» проходил 26-й ежегодный конвент Американской канторской ассамблеи. Делегатам представили «русского кантора». Петь перед аудиторией, состоящей из 500 профессиональных канторов, Александровичу еще не приходилось. Один из присутствовавших в зале журналистов напишет: «Александрович – это певец для певцов, и если в этом мнении сошлись канторы всех консервативных синагог Америки, то мне просто нечего добавить – ведь люди, собравшиеся на конвент, были далеко не дилетанты и в музыке, и в еврейских традициях». А после его выступления в Буэнос-Айресе в 1981 году рецензент аргентинской газеты, впечатленный нетривиальной судьбой и мастерством певца, десятилетиями прятавшего от чужих недобрых глаз доставшуюся ему святыню – талант кантора, вернувшись домой после концерта, напишет: «Эта редкая певчая птица… вырвавшись из стальной клетки, поднялась в небеса… и так высоко увлекла за собойслушателей, что над таким концертом следовало бы произнести благословение». О его вкладе в канторское искусство писали в Америке много. Но как самый большой комплимент Александрович воспринимал сравнение с мастерами старой школы. Лично для меня в его канторском искусстве (как, впрочем, и в других жанрах) самым поразительным была сила непосредственного воздействия на слушателя. Любого, безотносительно к этнической или религиозной принадлежности. В 90-е годы Александрович нередко выступал с литургическими программами в католических и евангелических храмах Германии. Те, кому посчастливилось присутствовать на этих концертах, могли убедиться, что эмоциональный эффект был не ниже исполнения на «аутентичной» аудитории. Те же слезы, то же экстатическое цепенение, тот же выброс душевной энергии, те же самозабвенные овации стоя. Это заставляет лишний раз усомниться в распространенном отношении к «еврейской» музыке как к музыке, написанной евреями для евреев. Известен, например, такой случай. Это произошло в конце 30-х, когда Александрович служил кантором в Каунасе. Послушать его молитвы и концерты в синагогу приходили солисты Литовской оперы. Однажды после субботнего богослужения певица-католичка подошла к кантору со словами: «Господин Александрович, сегодня впервые в жизни я изменила моему Богу. В те минуты, когда я слушала ваши молитвы, я верила, что ваш Бог лучше нашего». Рассказывая об этом в одном интервью, Александрович добавит: «Такая оценка моего искусства несравненно выше и важнее для меня, чем все звания и Сталинские премии, вместе взятые». – Было ли востребовано канторское искусство Александровича в Израиле, США и Европе после отъезда из СССР? – Даже будучи признанным одним из величайших канторов ХХ века, Александрович безусловно внутренне тяготел к концертной деятельности со смешанным репертуаром. В Израиле Александрович быстро понял, что при всей нынешней творческой свободе в концертных программах он не должен злоупотреблять этим жанром. Эстетическая функция хазанута в еврейском государстве – иная, нежели «на реках вавилонских». И для светского большинства, и для религиозного меньшинства хазанут – часть синагогальной службы и принадлежит не концертным залам, а дому молитвы. Но маленький Израиль был слишком тесен для камерного певца даже такого класса. В американском же шоу-бизнесе камерный вокал быстро вытеснялся более современными формами. Загнать молодежь на концерт камерной музыки уже было не под силу даже самым ловким менеджерам. А концерты со смешанным репертуаром все еще живо посещались. Особенно привлекала литургическая музыка. Александровичупредоставляли лучшие залы, зрители аплодировали, критики не скупились на суперлативы. В первый период в Нью-Йорке (1974–1975) он много пел литургическую музыку, вел праздничные богослужения, но упорно воздерживался от полного погружения в хазанут и отклонял предложения о постоянных постах в синагогах. До тех пор, пока судьба не свела его с флоридским раввином и конгрегацией, которые отдавали себе отчет, какую золотую рыбку прибило к их берегу. Ему впервые в жизни создали такие условия для творчества, что эта синагога стала, по сути, его личным Карнеги-холлом. А раввин Ричард Марголис после заключениядоговора опубликовал приветственную статью, в которой охарактеризовал это событие как traditiononthemove. Я перевел бы эти слова как эволюционный сдвиг в традиции. Свой прощальный концерт 83-летний артист дал 26 мая 1997 года на «родной» сцене – в Большом зале консерватории. И это был концерт еще недавно запрещенной литургической музыки.

БИЗНЕС ЕСТЬ БИЗНЕС

На уроке в американской школе учитель спрашивает учеников: "Кто был самым великим человеком в истории человечества?"
Встает один мальчик и говорит: "Это, безусловно, был Джордж Вашингтон, сэр".
Учитель отвечает: "Да, Дики, нет сомнений, Джордж Вашингтон, был выдающимся человеком, и все же это не он"

Встает другой, на этот раз черный мальчик: "Это был Мартин Лютер Кинг, сэр!"
Учитель опять не удовлетворен: "Да, Майкл, это правда, Мартин Лютер Кинг был великим человеком, и все же это не он"
Дети поочередно встают и предлагают свои варианты самого великого человека, но учитель все время не удовлетворен.
Тогда он достает из бумажника купюру в $100 и говорит: "Кто правильно назовет имя самого великого человека за всю историю человечества, тот получит эту награду!"

 
Тогда встает еврейский мальчик и говорит: "Это - Иисус Христос, сэр!"
Учитель озадачен. Он говорит: "Правильно, мальчик" - и отдает ему купюру - Но скажи, пожалуйста, почему ты человек иудейского вероисповедания назвал Иисуса Христа?"
Мальчик, пряча купюру в портмоне, отвечает: "Вообще-то, сэр, лично я считаю самым великим человеком Моисея...., но бизнес есть бизнес!”

Ему обязаны органом

Страна победившего социализма органной музыкой интересовалась мало, пока на сцену не вышел он, сын политкаторжан и ученик знаменитого Гедике. Но он не только играл, он жил органом: искал старые инструменты и реставрировал их, помогал создавать новые, добивался строительства органных залов и, конечно же, учил. В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Леонида Ройзмана, сыгравшего ключевую роль в развитии органного искусства в СССР. Вообще-то, Леонид Ройзман виртуозно владел не только органом. Он окончил Московскую консерваторию и аспирантуру по двум специальностям: орган у Александра Гедике и фортепиано у Александра Гольденвейзера. Однако именно органное искусство он будет развивать всю свою жизнь, став преемником знаменитого профессора Гедике в консерватории. Организовав в 1958 году Постоянную комиссию по органостроению, Ройзман начал активно закупать новые немецкие и чешские органы, реставрировать старые. Параллельно делал все, чтобы увеличить число органных залов в стране. И это ему удалось: до него было два таких зала, после него – уже 60. Национальные органные школы во многих бывших советских республиках были созданы уже силами его учеников. Профессор много концертировал за рубежом, участвовал в работе жюри международных органных конкурсов. Заслуженный деятель искусств РСФСР, доктор искусствоведения, он был членом международной редакционной коллегии Нового собрания сочинений Иоганна Баха, которое выходит в Германии. Наконец, после 30 лет сбора материала он издал фундаментальный труд «Орган в истории русской музыкальной культуры». Как мальчик из небогатой еврейской семьи смог пройти такой головокружительный и непростой путь в стране Советов? Пролить свет на это могут, пожалуй, немногочисленные родственники Ройзмана по материнской линии. Двоюродная племянница органиста, Надежда Айзенкоп, несколько раз встречалась с ним в Москве и Кисловодске. Вот что она вспоминает. «Сын убеждённых революционеров, Леонид Ройзман появился на свет в Киеве 4 января 1916 года. Его мать, учительница Екатерина Гроцкая, была боевой женщиной. Она вышла замуж за преподавателя математики Исаака Ройзмана, который был социал-демократом и участвовал в революционной борьбе с самого начала. Среди его ближайших соратников был и Иосиф Сталин. Гроцкая тоже участвовала в этом движении, способствовала распространению светлых идеалов. Они были политкаторжанами – так это называлось. Они сами себя так называли. Её муж был маленького роста и щупленький, соратники звали его Исачок. Это имя говорит и об отношении к нему. Видимо, он был добрым и честным человеком. Бедный Исаак Ройзман сидел много и часто. И как только главный соратник в очередной раз, уже в советские времена, его сажал, жена тут же объявляла голодовку, начинала обивать пороги, писала письма. И, таким образом, через какое-то время его отпускали. После чего сажали снова. Бесконечные голодовки, естественно, не могут пройти бесследно даже для самого сильного человека. И у них обоих здоровье было подорвано. Сначала революционной, а потом, к сожалению, уже другой борьбой. Моя мама, Софья Танкелевич-Айзенкоп, двоюродная сестра Леонида Ройзмана, часто бывала у них в гостях в Москве, она с 1943 года училась в Московской сельхозакадемии и жила в общежитии. А годы были голодные. И они мою маму подкармливали. Она мне много рассказывала про свою юность. У Леонида Ройзмана было четверо дядьёв и тёть по линии матери, и они все дружно жили в Одессе. Все пятеро детей получили высшее образование, хотя их родители были необразованными. Чтобы выучить детей, они себе во всём отказывали. Мать, Софья, бабушка Леонида, была белошвейкой. Отец, Михаил, дед Леонида Ройзмана, был бригадиром извозчиков в Одессе. У него был свой экипаж, он очень любил лошадей. Он известен тем, что придумал панамку для лошади с прорезями для ушей для жаркой одесской погоды. А юный Леонид Ройзман был с детства склонен к музыке, родители определили у него способности. И он стал подолгу заниматься на фортепиано. Потом он попал уже в руки к опытным преподавателям, закончил Академическое музыкальное училище при Московской консерватории, а затем и саму консерваторию. Один из дядьёв Ройзмана, Николай Гроцкий, помогал ему деньгами. Семья его жила в Одессе. Ройзману удалось выучиться, в основном, благодаря дяде Коле. После смерти отца Леонид жил уже вдвоём с матерью, и они с трудом сводили концы с концами. Он всё время учился. Она получала какие-то гроши. Пенсии тогда были вообще копеечные, ещё меньше, чем сейчас. Николай же был врачом в Одессе, для послевоенного времени он был состоятельным человеком. Поскольку у него не было своих детей и они жили вдвоём с женой, существовали они неплохо. У них была большая, прекрасно обставленная квартира, и они ни в чём себе не отказывали. Из всех родственников Гроцкий помогал именно Леониду, потому что одного его считал талантливым. Купить кооперативную квартиру в Каретном ряду Ройзману помог именно дядя. Николай скончался в начале пятидесятых. Леониду повезло и с преподавателями в консерватории – он учился у выдающихся музыкантов. При этом он был достаточно строгим человеком. И в то же время остроумным, любил развлечься, повеселиться. Однажды мы встретились с ним и его женой, Ларисой Мохель, в Кисловодске. Мне было тогда лет десять. Они отдыхали в санатории, и мы часто с ними гуляли. А потом я уже сама приезжала к ним в Москву. Леонид взял меня на концерт Эмиля Гилельса в Большом зале консерватории. Это был пианист мирового уровня. Я сидела в ложе, и оттуда было очень хорошо видно сцену. Меня поразили руки Гилельса – я привыкла, что у музыкантов тонкие длинные пальцы. У Гилельса были короткие руки с толстыми пальцами, но он так быстро с ними управлялся, что это была просто фантастика. Невозможно было даже предположить, что такими руками можно играть на фортепиано. У Леонида не было в характере никакой заносчивости. Жили они с женой скромно, квартирка у них была маленькая. В одной комнате стояли сдвинутыми один к другому два рояля, каждый занимался на своём. С женой они жили практически в одной оставшейся комнате. Жена его преподавала в Гнесинском училище, она была ученицей самого Ройзмана, поэтому намного его моложе. Детей у них не было. Естественно, у профессора были в консерватории не только преданные ученики, но и недоброжелатели, как бывает во всех творческих организациях. Были бесконечные склоки, от которых он довольно сильно страдал. Особенно, когда подходило время распределения выпускников. Тогда он говорил, что его самая большая мечта – как можно быстрее убраться из Москвы, чтобы не видеть, не слышать и не иметь к этому никакого отношения. Шла ожесточённая борьба, кого в какой город распределят. Излюбленным местом летнего отдыха четы Ройзман была Прибалтика, туда они и уезжали. В основном, они отдыхали на эстонском курорте Пярну. Там у Леонида были друзья. Он ездил на гастроли довольно часто, объездил всю Европу. В свободное время любил фотографировать, сам проявлял плёнку и печатал снимки, ему это было интересно. Он снимал пейзажи, города, где бывал, знакомых и родственников. По стране он тоже путешествовал много, так как занимался установкой органов, сотрудничал с немцами. Ройзман был невероятно активен. Но с сердцем у него были большие проблемы. Он перенёс инфаркт и постоянно наблюдался у врача. Это было вызвано энергичной деятельностью и бесконечной борьбой. Когда он писал книгу “Орган в истории русской музыкальной культуры”, он чрезвычайно серьёзно над ней работал. Все первоисточники читал сам, сам переводил – у него было много словарей. Он свободно владел немецким, читал литературу на английском и французском. Все сведения он собирал без чьей-либо помощи. Работа была довольно напряжённой. Вообще, он был трудолюбивым человеком, не вёл светский образ жизни. Когда родственники советовали ему уменьшить нагрузку, поберечь себя, он всегда отвечал: “Деревья умирают стоя”. Это был его девиз, он всегда целиком отдавался любимому делу». Леонид Ройзман скончался в Москве 26 марта 1989 года. Материал подготовил Дмитрий Васин Источник: http://www.jewish.ru/styl...