Многое я бы дал, чтобы автором этой замечательной статьи был Иванов, а не Эпштейн, но ничего не поделаешь - с незапамятных времен именно потомки Иакова точно знают, по какому пути следует идти народу православному. Боюсь, что и после бегства последнего, еврея из России возникший на его месте Сидоров при проверке окажется Коганом по матери.
ПРЕОДОЛЕТЬ МИРОЗЛОБИЕ РОССИИ
05-12-2014
02:07:00
Автор: Михаил Эпштейн
2014 год в
предсказании Достоевского
Вся сегодняшняя
геополитика, публицистика, законотворчество — лопающийся пузырь последнего
вздоха отходящего исторического организма
Этот год
может стать переломным в истории России
Политология души
Похоже, что 2014
году суждено стать переломным в истории России. Постсоветская эпоха, начавшаяся в 1991-м,
подошла к концу, а для новой еще нет названия, и непонятно,
применимы ли к ней какие-либо социально-политические термины.
Самая
большая по территории и сверхвооруженная, но лишенная союзников и ясной
идеологии страна дерзнула бросить вызов всему миру и «выломиться» из системы
международного права. Вызов чисто эмоциональный и экзистенциальный. Против
всех, вопреки всему…
Конечно, тому есть
и прагматические причины: коррупция, бандитизм, преступления, страх
разоблачений, война все спишет… Но одним этим нельзя объяснить энтузиазм страны
в решимости гордо и одиноко противостоять всем заведенным порядкам цивилизации.
Радует сама возможность отбросить все правила, «навязанные Западом», и пожить
наконец по собственной воле, как «суверены». Никакой закон нам не писан: ни
ООН, ни международная система договоров, ни нами же ранее взятые обязательства.
Мы сами хозяева своей тайги. Политологи бьются в попытках объяснить эту резкую,
иррациональную смену курса. Хорошо
бы перечитать Достоевского, в «Записках из подполья» уже все предсказано:
«Ведь я,
например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего
будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или,
лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и
скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного
разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы
отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!»
Вот и началась она, эпоха «глупой
воли»,
эпоха вызова всему ради одной-единственной, «наивыгодной» выгоды: пожить наконец
по своему капризу, пусть самому дурацкому и ни с чем несообразному. И чем
вреднее для себя, тем пронзительнее сладость вызова. Это все экзистенция
играет, горячит кровь и мутит разум. Тут нужно смотреть не в
социально-политический, а в философский и психологический словарь. Что такое
экзистенция? Это голое существование, не подкрепленное никаким законом,
обоснованием, сущностью, — вопреки всему. Это полная противоположность
декартову рационализму: «Мыслю, следовательно, существую». По-нашему — ровно наоборот:
«Существую, следовательно, бросаю вызов разуму». И даже резче: «Сумасшествую,
значит, существую».
«Свое собственное,
вольное и свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя
фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, —
вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни
под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно
разлетаются к черту».
Вот отчего трудно
подыскать рациональные объяснения новейшему выверту российской истории, всем
этим «вдруг» и «вопреки». Нужна экзистенциальная
политология, для которой
нет научной базы, — да и возможна ли она?
Откуда эта злоба, доходящая до белого
каления и направленная на весь мир, на все то, что не «наше»?
Мирозлобие
Прежде всего не
следует путать мирозлобие и мизантропию. Мизантроп
(человеконенавистник) — нелюдим, избегает общества, не слишком высокого
мнения о людях, в том числе о самом себе; это недоброе, но пассивное,
страдальческое отношение к миру, осознание его пороков и слабостей.
Мирозлобие — это, напротив, эмоционально
агрессивное отношение к миру, злорадство по поводу его бед и несчастий.
Мирозлобец испытывает обиду и желание отмщения, и подпольный человек
Достоевского — один из первых и ярчайших представителей этого типа.
Послушав
телеведущего, который грозит превратить Америку в радиоактивную пыль, и
геополитика, который призывает российскую армию оккупировать Европу и
установить над ней власть русского царя, можно прийти к выводу, что
есть
в мире нечто более опасное, чем даже фашизм или коммунизм. Эта идеология
относится к фашизму, примерно как ядерное оружие к обычному. Речь идет о панфобии — тотальной
ненависти: не к иным классам, нациям или расам, а к миру как таковому.
Это жажда
абсолютной гегемонии над миром и стремление диктовать ему свою волю — или
уничтожить его. Это
безумная, иррациональная идея всевластия одной банды, приставившей к виску
всего человечества ядерное дуло.
Константин Леонтьев
в свое время изрек: «Россия родит Антихриста». Раньше думалось, что ему
привиделся коммунизм и эта опасность уже позади. Но возможно, коммунизм был
только прологом к той отчаянной панфобии, которая, по словам одного из ее
лидеров, планирует «эсхатологический захват планетарной власти. Хитрый и жестокий
захват». В катехизисе Евразийского союза молодежи записано: «Мы имперостроители
новейшего типа и не согласны на меньшее, чем власть над миром. Поскольку мы — господа земли, мы дети и внуки
господ земли. Нам поклонялись народы и страны»… Выбор прост: если человечество
не согласится стать кастовым и «евразийским», то лучше ему сгореть в ядерном
огне. Раньше казалось, что это книжные,
романтические бредни. Между тем главный теоретик евразийства, профессор
Академии Генштаба, уже давно наставляет в этом духе своих «студентов». Так что
ядерное оружие и воспаленная мысль безумца могут соединиться и впрямь
превратить мир в радиоактивную пыль.
Связь экзистенции и
злобы глубоко прослежена у Достоевского. Вот как начинаются «Записки из
подполья»: «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек.
Нет-с, я не хочу лечиться со злости. Вот этого, наверно, не изволите понимать…
Я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому
больше. Но все-таки если я не лечусь, так это со злости».
Подпольный человек
не хочет лечиться, потому что любое осмысленное, рациональное, созидательное
действие вызывает в нем отвращение, приступ ярости и обиды. Если речь идет о
больном общественном организме, то он отвергает всякое лечение, потому что злоба
его направлена и на само здоровье. Бороться за возвращение к жизни, за здоровую
экономику, здоровое государство, умный парламент, свободные выборы — это
признать свое поражение. Уж если я умираю, значит, сама смерть права. «Свету
ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб
мне чай всегда пить». Подпольный человек прекрасно понимает, что и сам он,
со своим чайником и чашкой, провалится вслед за миром, — и все-таки предпочтет
чаепитие мироспасению.
Деньги в огонь
В нынешнем году был
короткий промежуток между праздничным закрытием Олимпиады (23 февраля) и
объявлением референдума по Крыму (27 февраля). Всего за четыре дня сместилась ось российской
истории. Об этом вдруг заговорили мои студенты в курсе по
Достоевскому. «Удивительно! — сказал Марк. — Столько денег вложено в Олимпиаду.
Столько лет готовились показать себя миру. Всего добились. И вдруг — одним
махом спустить весь моральный и политический капитал, на который могли бы жить
еще долгие годы. Всех напугать, оттолкнуть от себя».
Мне почудилось, что
из этих мыслей можно извлечь педагогическую пользу. Я спросил: «Вам это
ничего не напоминает у Достоевского?»
Марк быстро
сообразил: «Настасья Филипповна! Бросает сто тысяч рублей в огонь. Ради чего?
Это гордость у нее такая. Ничего ей не жалко. Кураж превыше всего».
Тут вступила и
студентка Анна: «Это как Грушенька. Так хороша, так наряжена — залюбуешься! А
она говорит, что в один миг все сбросит, нищенкой будет по улицам бродить. Это
истерика, как и у Настасьи?»
Я задумался.
Большинство экспертов сходится во мнении, что, приобретя Крым, Россия теряет несравненно
большее. Теряет Украину. Теряет инвестиции, доверие, экономическую
стабильность. Теряет
свое место в мировом сообществе. Потенциально теряет и себя, создавая
прецедент, по которому от нее будут отпадать территории, жаждущие суверенитета.
Ради чего такой невыгодный обмен?
А
может быть, дело вовсе не в приобретении Крыма, а в грандиозности своеволия,
которое измеряется грандиозностью потери?
Для чего Настасья
Филипповна бросает в огонь целое состояние? Для чего отказывается от всего
своего великосветского круга, от князя Мышкина с его возвышенной любовью и
полутора миллионами? Неужели ради дикого Рогожина? Не нужен ей Рогожин — ей
нужно себя показать, отринуть все условности, переступить все границы. Не
приобрести нужно, а потерять — широчайшим жестом швырнуть в лицо миру все
достигнутое, включая олимпийскую славу, гори она синим пламенем… Нет,
экономистам и политологам здесь не разобраться, здесь нужен Достоевский.
Истребление
середины
В отечественной истории уже был такой
экзистенциальный вызов, брошенный всему миру и законам цивилизации. Но тогда эта фантазия,
раздраженная «даже до сумасшествия», облекалась в формы псевдорациональные и
наукообразные: материалистический базис,
борьба классов, социалистическая революция, диктатура пролетариата…
Потребовались десятилетия, чтобы обнаружилась фантасмагоричность всего этого проекта, за которым стояла всего лишь
упрямая воля к власти: жить не как все, отбросить к черту диктатуру
здравого смысла и экономическую целесообразность и поставить на их место
диктатуру своеволия. Но галлюцинация этих законов «исторического и
диалектического материализма» была столь правдоподобна, что сумела увлечь едва
ли не половину человечества на путь построения «научного коммунизма». Тогда еще
верилось в идеалы интернационализма, братства, свободы, равенства — и
приносились им великие жертвы. Но становилось все яснее, что движут этим великим историческим переломом
не идеалы, а злоба и ненависть одних, страх и малодушие других. Чуткий
свидетель эпохи Михаил Пришвин писал в своем Дневнике 1930 г.:
«24
января. Иной совестливый человек ныне содрогается от мысли, которая
навязывается ему теперь повседневно: что самое невероятное преступление, ложь,
обманы самые наглые, систематическое насилие над личностью человека — все это
может не только оставаться безнаказанным, но даже быть неплохим рычагом
истории, будущего».
Ненависть как рычаг
истории… Причем, по наблюдению Пришвина, самую лютую ненависть вызывают именно
те, кто с рациональной точки зрения наиболее полезен для развития общества.
«6 февраля. Кулаки. Долго
не понимал значения ожесточенной травли «кулаков» и ненависти к ним в то время,
когда государственная власть, можно сказать, испепелила все их достояние.
Теперь только ясно понял причину злости: все они даровитые люди и единственные
организаторы прежнего производства, которыми до сих пор, через 12 лет, мы живем
в значительной степени».
Поставим
на место кулаков «креативный класс» — и получим точную картину той
иррациональной ненависти, которая разжигается пропагандой против нынешних
«середняков». Не любят в России середины.
Богатых и сильных
поневоле уважают, с бедных и слабых что взять… Извечная ненависть
поляризованного общества к любому центризму.
Но есть и
колоссальное различие. Тогда эта магма всенародной злобы канализировалсь по
специально проложенным для нее идеологическим руслам. Имитировалось научное мировоззрение, «передовые идеалы» — и злоба
разжигалась во имя высших целей освобождения трудового человечества и создания
царства изобилия. Сейчас по большому счету уже и не нужны никакие мотивации —
достаточно чистых эмоций. Злоба очищается от всяких рациональных примесей и
направляется на самый близкий, братский народ. Это, действительно, радикальный
эксперимент по возгонке злобы: она приобретает новый вкус — сладострастия, упоения самим состоянием
ненависти.
От совка к бобку
В известном
рассказе Достоевского загулявший в подпитии герой бродит по кладбищу и слышит
разговоры мертвецов. Сознание покидает их не сразу, а постепенно, в течение
нескольких недель или месяцев, отведенных им для осмысления своей жизни, для
раскаяния. Но для них это счастливый миг полного раскрепощения от всех уз
морали.
«Черт возьми,
ведь значит же что-нибудь могила! Мы все будем вслух рассказывать наши истории
и уже ничего не стыдиться… Всё это там вверху было связано гнилыми веревками.
Долой веревки, и проживем эти два месяца в самой бесстыдной правде! Заголимся и
обнажимся!
— Обнажимся,
обнажимся! — закричали во все голоса».
Над кладбищем
поднимаются густые испарения смрада — не телесного, потому что процесс гниения
перешел уже на сами души. И вот посреди «праздника мертвецов» и раздается
странное, невнятное по смыслу слово «бобок».
«Не то чтобы
голоса, а так как будто кто подле: «Бобок, бобок, бобок!» Какой такой бобок?»
Точный смысл этого
слова остается непонятным на протяжении всего рассказа, хотя он так и
называется — «Бобок». Это даже не слово, а «словцо», какое-то бормотание,
междометие — звук умирающей, но еще теплящейся души.
«Есть,
например, здесь один такой, который почти совсем разложился, но раз недель в
шесть он всё еще вдруг пробормочет одно словцо, конечно, бессмысленное, про
какой-то бобок: «Бобок, бобок»…»
Вот это слово
«бобок» и может послужить обозначением наступившей эпохи и восполнить пробел в
социально-политической терминологии. Вся та публицистика, геополитика,
законотворчество, которые обрушиваются на страну, вызывая приступы энтузиазма,
— это, по сути, тот же «бобок». Лопающийся пузырь последнего вздоха отходящего
исторического организма.
«Бобок» — стиль
времени, как декаданс конца XIX века или авангард 1910–1920-х гг. Это
слово-клич, звук последнего бесстыдства, когда уже все дозволено, потому что
смерть все спишет. О фонетике и семантике этого загадочного слова можно
написать целый трактат. У Хлебникова похожее звучание связано с очертанием губ:
«Бобэоби пелись губы». У повторных сочетаний «б» с открытыми гласными «а» и «о»
— значение угрозы, насилия, смерти, пустоты. Здесь отзывается злой Бабай,
которым пугают детей, и глагол «бабахать». У Мандельштама звучит столь же
неопределимый, но выразительный глагол: «Кто свистит, кто мяучит, кто
хнычет,/Он один лишь бабачит и тычет» («Мы живем, под собою не чуя
страны…»). У И. Бродского есть загадочное стихотворение «Похороны Бобо»,
истолкованное самим автором: «Бобо — это абсолютное ничто».
Достоевский
гордился тем, что ввел в русский язык глагол «стушеваться», т.е. незаметно
исчезнуть. Но «бобок» — сегодня более важное для России слово, это знак громкого исчезновения,
раскатистый предсмертный выдох.
Страна замерла, все
внутри нее продолжается лишь по инерции, а глубинно она предельно напряжена и
ожесточена на рубежах. «…Страна со всех сторон окружена неприятелем» (Д.
Медведев). Это непревзойденный в истории рекорд: всего за несколько месяцев
самой большой на свете стране удалось окружить себя врагом — такова проекция тотальной
ненависти. То, что производится сегодня в знак солидарности со
«злобой года», — и есть тот самый бобок. Бобок-пропаганда, бобок-публицистика,
бобок-литература, бобок-метафизика… У бобка много профессиональных обличий и
манер. Политик-бобок хочет отобрать у соседнего народа принадлежащую ему землю
как «оккупированную» и тем самым отправить миллионы людей на небо, вслед за
первой «Небесной сотней». Профессор-бобок выражается еще прямее, чеканит формулу:
«Убивать, убивать и убивать. Больше разговоров никаких не должно быть. Как
профессор я так считаю».
Путь, пройденный за
четверть века, можно очертить так: от совка — к бобку. Разница
немаловажна.
Совок
был существом наглым и хамоватым, но и лопоухим, лоховатым. Его уши еще были
полны отголосками добрых увещеваний и посулов равенства, братства и великого
будущего.
Некие исторические,
философские, моральные абстракции отдавались в его подсознании и придавали ему
толику добродушия и расслабленности даже в острой борьбе за жизненные интересы.
Он не был готов так безоговорочно «отжимать» у чужих и «сливать» своих. Он был
более спокойным и уравновешенным и вплоть до 2014 года считал, что у жизни еще может быть
второе начало.
Бобок лишен этих
иллюзий и исторической перспективы. У него осталось только одно право, о
котором в «Бесах» Петр Верховенский говорит Ставрогину: «В сущности, наше
учение есть отрицание чести, и
откровенным правом на бесчестие всего легче русского человека за собою увлечь
можно». Ставрогин отвечает: «Право на бесчестие — да это все к нам
прибегут, ни одного там не останется». И бобок этим правом пользуется
самозабвенно.
Незабываема
сцена парада пленных в Донецке. Истошный мужской крик из толпы: «На колени
поставьте! На колени!» За понурыми пленными проезжают поливальные машины. Репортер приходит
в восторг: «Показательно! Браво! Браво! За ними даже дорогу моют, чтобы эта
грязь не оставалась на нашей земле». Страна поднимается с колен, только если кого-то ставит
на колени.
Совок в простоте
душевной полагал, что вселенная должна по-матерински его любить и опекать, восхищаться
даже его хамством как выражением ребячливой резвости и непосредственности. Бобок — разочарованный совок, который
вдруг осознал свое сиротство. Вселенная никогда не даст ему той любви, на
которую он имеет право.
Бобок
— агрессивно-депрессивный совок, который ничего хорошего не ждет от мира. А
потому готов первым нанести сокрушительный удар — и, разлагаясь в могиле,
грозит «бобокалипсисом»…
Конечно, в эпоху
бобка далеко не все бобки. Если применить термины фонетики не только к языку,
но и к обществу, то оно делится на три разряда: гласные и звонкие и глухие
согласные. Звонкие согласные всегда и во всем согласны с властью, громче всех
кричат «ура» и побуждают к этому остальных. Они подают свой голос в поддержку
всего, что уже господствует и с чем они, безусловно, от души согласны. Это
«агрессивно-послушное большинство» (Ю. Афанасьев, 1989). «Глухие
согласные» — те, которые поддерживают власть своим молчанием, равнодушием,
терпением. Это депрессивно-послушное
большинство.
Наконец, есть
гласные. И в языке, и в обществе их всегда меньше, чем согласных. В них
свободное дыхание мысли и слова не наталкивается на внутренние зажимы и
преграды. В эпоху совка их называли диссидентами, олицетворением которых были
А. Сахаров. А. Солженицын, А. Синявский… Эти ССС — и сотни солидарных с
ними людей — придали иное звучание тому, что именовалось «СССР». Это люди мягкой
души и непреклонного духа. Сегодня их называют «пятой колонной», но
они меньше всего склонны выстраиваться в колонну. Они — писатели, музыканты,
художники, журналисты, историки, политики, волонтеры — и к тому же граждане.
Вряд ли их можно назвать «инакомыслящими», поскольку они не противостоят
какой-то системе мысли, идеологии, идеократии. Они противостоят безмыслию, поэтому их можно просто считать мыслящими.
И действуют они очень по-российски, бросая абсурдный вызов эпохе абсурда: в
одиночку — против огромного большинства. Трудно поверить, что они победят.
Но давно сказано первым христианским экзистенциалистом Тертуллианом: «Верую,
потому что абсурдно».
Автор: Михаил Эпштейн
Сергій ДацюкФілософ
ПРЕОДОЛЕТЬ МИРОЗЛОБИЕ РОССИИ
02 січня 2015,
11:13
Из статьи
Михаила Эпштейна "От совка к бобку" (2014 год в
предсказании Достоевского) на Фейсбуке разгорелась дискуссия о духовной сущности
"русского мира", которая усматривается автором в нерациональном
своеволии и мирозлобии. Ольга
Михайлова попыталась показать основания такой ситуации в статье "Русский мир как Цивилизация воли".
Я высказался о мыслительных установках сегодняшней России и о том, куда они
могут ее привести в статье "Забыть Юрия Гагарина".
Олег
Бахтияров критически отнесся к статье Эпштейна, а также статьям Ольги и моей в
своем посте на Фейсбуке "Какангелие от Эпштейна". Суть его
критики в том, что ни империя, ни своеволие России злом не являются, потому что Россия возможна лишь как
империя, и воля может быть свободной, лишь когда действует самостоятельно,
то есть отстаивает имперскость России и ее своеволие как единственный возможный для нее способ бытия.
Проблемы мирозлобия, свободы воли и сосредоточения воли мне показались
недостаточно продуманным в этой дискуссии, поэтому я решил продолжить эту
дискуссию. Здесь в кратком тексте я попытаюсь показать причины мирозлобия
России. Кроме того, я готовлю более обширный текст о
типах воли и способах ее сосредоточения.
Ольга Михайлова в своей статье онтологизировала отношения воли и мира в
различении Анатолия Чистякова: "Первая позиция – йогическая, она
предполагает тотальное отрицание: мира нет, меня как воли нет. Вторая –
мистическая, созерцательная по отношению к миру: мир есть, а меня, как воли,
нет. Третья – магическая, волевая: мира нет, а я, как воля, есть. Четвертая –
человеческая, в которой есть и мир, и воля человека".
Как легко заметить, вторая и третья позиции неравновесные. Неравновесие второй
позиции предполагает потенциальность появления воли в мире, которая должна
уравновесить этот мир. Однако наиболее неравновесна позиция третья –
магическая. Эта позиция неизбежно порождает переживание собственной
сверхзначимости, то есть сверхчеловеческого высокомерия по отношению к миру и
по отношению ко всякой другой воле. Позиция немецкого или русского фашизма
магическая – она исходит из сверхзначимости собственной воли, по отношению к
которой остальные субъекты – недочеловеки.
Ольга Михайлова справедливо назвала "русский мир" цивилизацией воли.
Однако этот "русский мир" возникает внутри избыточной, грубой и
безжалостной воли. Слабость
"русского мира" сегодня в том, что он разучился использовать мягкую
силу – силу искусства, науки, философии, силу цивилизационных идей и мотиваций.
То, что творит сегодня Россия, онтологически основано на магической позиции –
воля есть, мира нет. Произвол магической позиции исходит из того, что
предполагаемый дольний земной мир является тварным, неидеальным, греховным.
Такой мир – чистое зло. Маг же считает, что добро происходит из его собственной
воли. Маг предпочитает интерпретировать свои действия не в этическом, а в
эстетическом содержании. Собственно поэтому зло, обращенное магом на мир
земной, есть зло самого мира, возвращаемое ему обратно. Поскольку злой мир
противоречивый, то воля мага может и должна его победить. Так присвоенное зло
миру волей мага и порождает мирозлобие.
В этом смысле мирозлобие – сложный комплекс отношений: подозрение мира во зле,
присвоение ему из подозрительности злого характера, переживание зла мира как
злонамеренности по отношению к себе, гнев от переживания злонамеренности к
себе, воздаяние за зло мира обратного зла внутри якобы свободной от мира воли,
которая якобы игнорирует мир и якобы игнорирует его зло, увязание в злой воле –
эмоционально и рационально, этически и эстетически. Воля, воздающая миру за его
злонамеренность, символически как бы уничтожает мир – сначала в своем
воображении, затем в произносимых публично намерениях и угрозах, а затем и
непосредственным действием. Так мирозлобие срастается с магической позицией,
где есть лишь своеволие мага, а мир уже разрушен, мира нет.
Если человек убежден в презумпции воли, то есть предрасположен к магической
позиции, то демонстрация магической по своему обаятельной и энергичной воли
может сломить, очаровать или увлечь его собственную волю. Так вовнутрь
мирозлобия могут попадать люди, которые заворожены этой энергетикой единого
волевого порыва. То есть магический произвол ищет и вербует в свою веру не
только глупую волю масс, но и эстетически заангажированных интеллектуалов и
людей искусства. Мирозлобие имеет свою эстетику, и эта эстетика кажется
привлекательной, когда человек не дистанцируется от злой воли.
Россияне сегодня впустили в себя зло – в виде ненависти к украинцам как
фашистам, нацистам, бандеровцам, то есть нелюдям. Некоторые из них даже
осознают, что впустили в себя это зло, но они считают его оправданным в
качестве ответа на то, что они видят и слышат по телевидению.
Именно российское телевидение сегодня производит,
стимулирует и защищает этически и эстетически магическую позицию мирозлобного
своеволия. Побывавшие в Украине люди не склонны доверять российскому
телевидению. Но проблема в том, что между Украиной и Россией теперь разрыв,
немногие россияне могут составить собственное впечатление непосредственно, что
используется российской властью и российским телевидением для создания
"виртуально злобной Украины".
Мирозлобие России не является естественным. Люди любой страны в своей сути
добры. Мирозлобие России – индуцированное, искусственное, созданное специально.
Людьми в их мирозлобии легче управлять. Народ в его мирозлобии легче погубить.
Мирозлобие не может быть свободной волей, поскольку эта воля не свободна от зла.
Мирозлобная воля несвободна от воздаяния, от реванша. В своей сути мирозлобие
есть универсальный ресентимент, то есть ресентимент, доведенный до своего
всеобщего содержания – до страха перед целым миром, до панфобии.
Мирозлобие России
исходит из уверенного волевого произвола, что воля России передавит слабую волю
остального мира, погрязшего во грехе потребительства, лени и разврата. Причем,
собственного греха потребительства, лени и разврата магическая воля России
замечать не желает.
Вполне возможно воля России могла бы победить волю остального мира, дождавшись,
как российская власть и надеялась, обострения мирового кризиса. Так бы и было,
если бы не случилась Украинская Революция и последовавшая за ней война России с
Украиной, приведшие к сосредоточению воли украинского общества, а за ней и воли
всего мира против сосредоточенной воли России.
Нас пока спасает лишь то, что мир на стороне Украины, и у мира в целом добрая
воля. Да, у мира есть воля, и это осмысленная воля людей, населяющих этот мир.
Мир волит слабо, но он волит осмысленно и длительно.
Причина
мирозлобия России не столько в множественных
травмах России в XXI веке, сколько в
неспособности российских интеллектуалов осознать эти травмы массового сознания
внутри доброй воли. Сегодня Россия оказалась в цивилизационно-историческом
тупике: травмы массового
сознания не позволяют ей возобновить позитивное развитие, а отсутствие
позитивного развития порождает новые травмы и актуализирует старые.
Я вижу лишь один выход для России как для цивилизации – самопожертвование части
российских интеллектуалов, которые сверхусилиями смогли бы остановить
мирозлобие, переключить сознание россиян на позитивное восприятие мира.
Похожее дело делаем я и мои коллеги – переключить сознание украинцев с
эгоистического украинского национализма и русофобии на позитивное восприятие
целого мира и обновленной России.
...............
Как устроена воля вообще и как эта воля может сосредотачиваться сама по себе и
по отношению к целому миру – вот какие вопросы нас будут интересовать. Об этом
попытаемся в скором будущем разобраться в более обширном тексте –
"Сосредоточение воли: Украина и Россия".
© 2000-2014
"Українська правда"